Легитимность политической власти

Размещено на http://www.allbest.ru/

Исходя из нынешних смысловых контекстов термина “легитимность”, можно согласиться с теми исследователями, которые рассматривают в качестве исходной, зародышевой формы публичной легитимации авторитет и наделение им, а также доверие. Однако исходная семантика понятия "авторитет" недостаточна для прояснения специфики смыслоконцепта "легитимность". В отечественной политологической и социологической литературе укоренилось представление, что целостную научную концептуализацию понятия “легитимность” впервые осуществил М.Вебер. Утверждается, в частности, что до Вебера понятия "легитимность" и "легальность" содержательно отождествлялись и рассматривались в качестве синонимичных производных от латинского lex (legis) - закон, трактуемого в смысле писаного права. Подобную практику использования понятия, казалось бы, подтверждают заимствованные из западноевропейских источников статьи на русском языке в специализированных словарях. С.М.Липсет, отталкиваясь от веберовской традиции, определяет легитимность как качество системы, ее способность поддерживать веру населения и социальных групп в то, что существующие политические институты наиболее соответствуют данному обществу, и связывает ее с ценностной динамикой развития социальных институтов [Lipset 1981: 64]. П.Бурдьё полагает, что реальный смысл легитимности очерчен теологическим понятием fides implicita (скрытая верность - лат.). Это - "негласное доверие, молчаливая самоотдача, когда выбирают свое мнение через выбор своего официального выразителя". В основе доверия граждан современных западных демократий к власти лежит, по сути, их наивная вера в равенство перед политикой, которая предполагает покорную сдачу позиций и обеспечивает неограниченный кредит для партий и чиновников [Бурдьё 1993: 114]. Ч.Миллс, как уже отмечалось, пишет о "символах господства", разделяя точку зрения Бурдьё о монополизации и навязывании этих символов официальными властями обществу [Миллс 1998: 49]. По Парсонсу, основа легитимации - ценностные приверженности, относительно независимые от соображений выгоды [Парсонс 1997: 28].

Политическая власть, полагаясь только на насилие, не может рассчитывать на длительное существование и эффективную деятельность. Необходимо добровольное согласие подвластных, скрепленное уважением к законности. Такой предпосылкой добровольного согласия является, как пишет П. Шаран, «твердая уверенность народа в том, что представители власти с полным основанием занимают свои посты, что они вырабатывают и претворяют в жизнь свои решения путем законных процедур и что эти решения не выходят за рамки общепризнанных, законных государственных интересов, не посягая на то, что справедливо считается частным и личным» (2). В основе деятельности такой политической власти лежат принципы легитимности и легальности, которые иногда не различаются в научной и особенно публицистической литературе.

«Легитимность» (от французского legitimisme и латинского legitimus - законный) как политико-правовой принцип был выдвинут французским дипломатом Ш. Талейраном на Венском конгрессе в начале ХIХ в., на котором страны-победительницы (Россия, Австрия, Пруссия и Англия) обсуждали вопрос о границах побежденной наполеоновской Франции.

В 1814 г. была реставрирована монархия Бурбонов, свергнутых во время французской революции в 1792 г., которых монархические круги рассматривали в качестве законных (легитимных) правителей Франции. Чтобы защитить территориальные интересы Франции, состоявшие в сохранении границ, которые были до свержения монархии, и не допустить аннексию французской территории в пользу Пруссии, Ш. Талейран дал более широкую интерпретацию принципа «легитимности». Согласно его трактовке, нельзя распоряжаться территорией государства до тех пор, пока законный ее обладатель формально от нее не отказался, и потому владения, отнятые у «законного» государя, должны быть ему возвращены.

Ш. Талейран призывал европейских монархов навсегда отказаться от мысли о возможности приобретения прав на территорию их завоеванием. Потребностью Европы, утверждал он, является восстановление священного принципа легитимности, из которого проистекают порядок и устойчивость. При этом Ш. Талейран не рассматривал легитимность исключительно в качестве атрибута монархической власти, полагая, что она, возможна при любой форме правления. «Будет ли она монархической или республиканской, наследственной или выборной, аристократической или демократической, самое ее существование, форма и способ действия укреплены и освящены долгой чередой лет, предписанием веков» (3). Таким образом, у Ш. Талейрана легитимность - это законность и способность государства распоряжаться своей территорией, защищая интересы своих подданных или граждан.

Однако затем термин «легитимность» стал использоваться в ином смысле. Во Франции после Июльской революции 1830 г., в результате которой на престол вступил Луи Филипп Орлеанский, приверженцы династии Бурбонов считали его узурпатором власти. Для них единственно законной (легитимной) была власть этой династии. В ХIХ в. легитимистами стали называть всякого сторонника свергнутого монархического режима. Тем самым после Французской революции, когда встал вопрос о том, кто является полноправным преемником монархии и была ли сама монархия законной властью, термин «легитимность» приобрел углубленное расширенное толкование, Речь шла уже о понимании авторитета и цели данного политического режима.

В настоящее время можно выделить две основных точки зрения на природу легитимности политической власти. Одни исследователи полагают, что власть признается легитимной, если она соответствует основополагающим целям государства и общепринятым властным структурам. Другие считают, что «в современном политическом устройстве понятие легитимности распространяется в основном на процесс реализации политики - того, что называется структурой интересов... Понимание легитимности гораздо больше связано со структурой интересов.., нежели со структурой власти... Группы рассматривают политическую систему как законную или незаконную в соответствии с тем, насколько ее ценности соответствуют их ценностям... Легитимность можно определить как степень естественного и несомненного признания населением системы, к которой оно принадлежит. Система может быть легитимной, если граждане чувствуют, что государство оправдывает их надежды, например, в социально-экономическом отношении» (4).

Применительно к политической легитимности известный английский политолог Дэвид Битэм (David Beetham) разработал «нормативную структуру политической легитимности»:

1. власть соответствует принятым или установленным в обществе правилам;

2. эти правила оправданы путём ссылки на веру, которую разделяют управляемые и управляющие;

3. имеются доказательства согласия на существующие отношения власти.

Следовательно, если эффективность политической власти, т.е. степень соответствия результатов ее деятельности ожиданиям общества, носит преимущественно инструментальный характер, то легитимность - оценочный. Легитимность политической власти, подчеркивает Ж.-Л.Шабо, это смысл существования, подтверждение ее правомочности, ее решающее обоснование, это адекватность реальных или предполагаемых качеств управителей (а также тех, кто намеревается ими стать) подразумеваемому или ясно выраженному согласию управляемых. При этом понятие «качества»управителей он использует в широком смысле, включая и качества , внутренне присущие личности, и внешние качества, которые покрывают потенциальные способности, связанные с решением задачи обеспечения существования страны.

К «внутренним качествам» Ж.-Л. Шабо относит:

1. Нравственное поведение, т.е. соответствие жизни и действий личности публично исповедуемым и пропагандируемым идеям, что требует также связанности с идеологической легитимностью. Данная логика может распространяться на соответствие естественному физическому и моральному порядку, представляющемуся в свете оптимальной структуры согласия. В определениях классической политической философии такое поведение характеризует «справедливого», правильного человека.

2. Компетенцию, вводящую в дело в основном те факторы, которые обозначены понятием технократической легитимности, т.е. владение политическим «ремеслом».

3. Харизму (греческий корень которого означает «милость») как соединение онтологического и демократического типов легитимности; отсюда следует, что тот или иной политический деятель пользуется более-менее долговременным благоволением особого рода со стороны управляемых. Эта особенная поддержка может колебаться в пределах между максималистским пониманием онтологии, отсылающим к идее соответствия харизматического лидера предначертаниям божественного провидения (исторический мессианизм, к примеру), и минималистским пониманием простого исторического совпадения между личностью (а также тем, что она воплощает идеологически) и ожиданиями управляемых (например, простое расположение к лидеру).

К «внешним качествам» он относит:

1. Способность обеспечить жизнь управляемых. В первую очередь речь идет о выживании какой-либо конкретной человеческой группы как с точки зрения обеспечения ее пищей, так и коллективного ее существования в качестве автономной группы. Это также означает способность обеспечить внутренний порядок и гражданский мир в стране, а в более поздние времена - наилучшее существование, благоденствие.

2. Способность представить и идентифицировать коллективную волю. Данное качество частично покрывает понятие харизматической власти, в каком-то роде это варьирующееся смешение ритуалов и символов, присущих власти, и свойств личности тех, кто их воплощает. Такая способность включает в игру всю совокупность форм легитимности, что позволяет постичь ее характер, одновременно и реальный, и неуловимый (5).

При изучении кризиса политической власти или, наоборот, стабильности политических институтов очень важно представлять себе степень легитимности этой власти. Легитимность достаточно трудно измерить, хотя существуют определенные показатели, которые могут быть использованы в зависимости от степени их надежности. Среди таких исследователи называют: уровень принуждения, необходимый для проведения политики в обществе; наличие попыток свержения правительства или лидера; сила проявления, уровень и формы гражданского неповиновения. Интенсивность или степень проявления легитимности можно определять также по результатам выборов, внезапным проявлением поддержки или, напротив, активизации оппозиции существующему правительству. Отсутствие принуждения при осуществлении государственной политики и программ тоже указывает на степень легитимности правления. При этом легитимность не следует отождествлять с популярностью (6).

Необходимо различать понятия легитимности и легальности политической власти. Это проще сделать, если говорить о легитимности как специальном обосновании нужности и законности данной власти и легальности как чисто юридическом ее обосновании (7). В таком смысле толкует указанные понятия и Ж. Френд: «Власть придает легитимность, правительство гарантирует легальность» (8). Легитимность состоит, по его определению, в длительном и как бы единодушном согласии принять правление и власть того или иного класса, иерархии и т.п. Легитимность не навязывается, она возникает из однородности политических установок, нравов, традиций, экономической системы, общего духа данного типа общности.

Тем самым, если легитимность - это явление политическое, то легальность - юридическое, поскольку по процедуре она, по крайней мере, устанавливается и гарантируется государственной властью. «Вместе с тем легальность, - отмечает И.И. Кравченко, - не означает законность и не определение норм, соглашений и формальностей в интересах общества и даже не гарантию государственной монополии, а законное насилие. Для граждан легальность состоит в повиновении законам и их исполнении. Кроме того, легальность, в отличие от легитимности (которая может быть, например, харизматической), рациональна. Эту рациональность или ее кажимость она сообщает и командованию и повиновению, которые сами по себе отнюдь не очевидно рациональны» (9). Поэтому легализация власти есть ее рациональное обоснование, а легитимация - самооправдание.

Понятие легитимности имеет три измерения:

1) народная легитимность, или признание обществом правомочности правящей элиты; она может основываться на традициях, идеологии, конституции, выборах;

2) «внешняя» легитимность, или признание режима и его правящих групп со стороны других государств, международных организаций и влиятельных кругов, формирующих общественное мнение;

3) «легитимность для себя», т. е. правители сами выдвигают некий комплекс соображений, которыми оправдывают свою власть и действия по ее удержанию.

Применительно к политической легитимности известный английский политолог Дэвид Битэм (David Beetham) разработал «нормативную структуру политической легитимности»:

1. власть соответствует принятым или установленным в обществе правилам;

2. эти правила оправданы путём ссылки на веру, которую разделяют управляемые и управляющие;

3. имеются доказательства согласия на существующие отношения власти.

ЛЕГИТИМНОСТЬ -- законность режима, политических деятелей и лидеров, отражающая качества, вытекающее не из формальных законов и декретов, а из социального согласия и принятия их в качестве законных, т. е. соответствующих ценностным нормам со стороны самих граждан. Легитимность -- это длительное согласие большинства принять правление данного класса, иерархии, власти в качестве законного и имеет множество интерпретаций.

Легитимация - это способ или процесс, посредством которого власть получает оправдание.

Легальность - политико-правовой режим или принцип реального действия права в государстве, при котором государственные органы, должностные лица и граждане строго соблюдают правовые нормы и, в первую очередь, законы.

Власть: отношение или элемент системы? (Реляционистские и системные концепции власти в немарксистской политологии); Алюшин А.Л., Порус В.Н. Власть и «политический реализм» (поведенческие концепции власти в политической науке США).

До Вебера понятия "легитимность" и "легальность" содержательно отождествлялись и рассматривались в качестве синонимичных производных от латинского lex (legis) - закон, трактуемого в смысле писаного права.

Подход ВЕБЕРА обусловливал легитимность политической власти несколькими основаниями: традициями (традиционная легитимность - т.е. основывается на обыденной вере в святость традиций и вере в легитимность авторитета, основанного на этих традициях ), личной преданностью лидеру (харизматическая легитимность), рациональным принципом, устанавливающим правовой порядок политического режима (рациональная легитимность- т.е. основывается на вере в легальность установленного порядка и законность осуществления господства на основе этой легальности).

Традиционная легитимность основывается на вере в священный характер норм, управляющих коллективной жизнью с незапамятных времен. Эти освященные обычаем нормы выступают как основа отношений управления и послушания. Они указывают, кто имеет право на власть, а кто обязан подчиняться ей. Эта легитимность опирается на совокупность обычаев, сила действия которых признана с незапамятных времен, и на укорененную в человеке привычку придерживаться таких обычаев. В данном смысле легитимность могла бы быть проанализирована как верность традиции. Традиционные нормы рассматриваются как нерушимые, и неподчинение им ведет к применению установленных обществом санкций. Легальная легитимность основывается на признании добровольно установленных юридических норм, направленных на регулирование отношений управления и подчинения. Она проистекает из соответствия политической власти уже не традиции или актам исключительного исторического персонажа, но рациональному принципу, с помощью которого установлен правовой порядок действующего политического режима. Наиболее развитой формой этого типа власти является конституционное государство, в котором беспристрастные нормы четко обозначают правила его функционирования. С другой стороны, эти нормы открыты изменениям, для чего имеются установленные законом процедуры. Третьим типом легитимности является харизма. Этот тип легитимности характеризуется всецело личной преданностью субъектов (подданных) делу какого-либо человека и их доверием только к его особе в силу того, что она выделяется необычайными качествами, героизмом или иными образцовыми свойствами, которые “делают” лидера. “Харизмой” следует называть качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, особыми силами и свойствами, не доступными другим людям.” Харизматическая власть основывается на личности лидера, которому приписываются исключительные черты. Массы испытывают преклонение перед лидером, которого они считают ясновидящем вождем. Между лидером и массами устанавливаются интенсивные эмоциональные связи. Власть харизматического лидера порывает с привычками обыденной жизни. Со своей стороны, лидер полагает, что он выполняет “историческую миссию” и поэтому требует безусловных поддержки и послушания. Лидер должен постоянно доказывать массам свою исключительность, совершая необыкновенные подвиги

Американский политолог Д. Истон выделил идеологическую легитимность, которая опирается на убежденность индивидов в правильность тех идеологических ценностей, которые провозглашены властью (это наиболее эффективный тип легитимности); структурную легитимность, вытекающую из доверия населения к структурам и нормам режима (к законам, органам власти), персональную легитимность имеющую своим источником веру граждан в компетентность лидера, его способность должным образом использовать власть и др.

Муштук О.З. выделяет и другие виды легитимности, такие как:

· Онтологическая (Существует, когда политическая власть не «диссонирует» по отношению к универсальным принципам человеческого и социального быта, а органически вписывается в них.)

· Технократическая(исходит из требования компетентности власть предержащих: политика- дело столь сложное и многогранное, что заниматься ею должны исключительно профессионалы

Поскольку при системном подходе политическая власть рассматривается как надындивидуальная реальность и атрибут политической системы, т.е. ее «безличное» свойство, то, естественно, всем этим вопросам не уделяется должного внимания, ибо их анализ предполагает использование реляционистских концепций власти. Однако с мнением (которого, кстати, придерживался и один из авторов данной работы) о том, что при системном подходе проблема легитимности вообще элиминируется, потому что вне сферы научных интересов оказываются такие вопросы, как соответствие действий властвующей элиты ожиданиям социальных групп и индивидов, их культуре, интересам, трудно согласиться (7). Дело в том, что при системном подходе изменяется представление о природе легитимности политической власти, так как оно базируется не на выявлении отношения объектов власти к ее субъекту, а на выяснении степени соответствия ее определенному идеалу с функиональной или идеологической точки зрения.

Надо отметить, что абсолютизация того или иного подхода изучению политической власти вообще приводит исследователей ко взаимоисключающим суждениям. Если одни из них полагают, что только в рамках реляционистских концепций можно изучать легитимность, то другие, наоборот, подчеркивают беспомощность этих концепций при ее описании (8). Так, Ф. Буррико в «Критическом социологическом словаре»отмечает, что микросоциологический анализ власти как свойства социальных интеракций «оставляет в тени происхождение формулы легитимности» (9).

Из системных концепций политической власти вытекает, что ее способность к авторитарному распределению ценностей (реализации социальных интересов) в контексте социальной интеграции и принятию решений по достижению общих целей (управление обществом) является условием нормального функционирования и развития системы. Утрата такой способности сопровождается перманентным политическим кризисом. Поэтому проблема легитимности политической власти в рамках системного подхода сводится к вопросу о том, выполняет ли эта власть свои основные функции как средство управления, а степень ее легитимности определяется способностью власти контролировать ситуацию в стране и регламентировать социальные взаимодействия в соответствии с определенным социальным идеалом, доминирующим в данном обществе.

В рамках системного подхода можно выделить две концепции политической власти: «авторитарную» и «дисперсную». Первая акцентирует внимание на принудительном характере власти и необходимости применения ею негативных санкций, вторая отождествляет власть прежде всего с влиянием и потенциальным принуждением. Главная функция «дисперсной» власти - осуществление коммуникации внутри системы и регулирование социальных конфликтов. Основу такой власти составляет монополия на принятие общих решений, которая гарантируется возможностью применения негативных санкций, используемых однако крайне редко, лишь в тех ситуациях, когда другие средства управления оказываются недостаточными (10).

В »дисперсной» концепции власти отмечаются в первую очередь такие черты власти, которые обеспечивают возможность коммуникаций между управляющими и управляемыми. Поэтому сама власть интерпретируется как символическое средство социального общения при наличии определенных правил «политической игры», структурирующих «социальное поле действия», в котором и происходит борьба индивидов с политическими институтами за частную «власть».

В зависимости от той или иной концепции политической власти по-разному будет интерпретироваться и природа ее легитимности. В рамках «авторитарной» концепции легитимность политической власти будет определяться двумя факторами: способностью власти поддерживать стабильность и порядок в обществе в целом (онтологическая легитимность) или соответствием ее конкретному политическому идеалу (идеологическая легитимность). Основой легитимизации власти в этом случае будут выступать социальные интересы.

Легитимность политической власти с точки зрения «дисперсной»концепции устанавливается отношением актора политического взаимодействия к конкретной ситуации, сложившейся в обществе. Для понимания природы легитимизации политической власти здесь можно использовать теорию «триединой структуры социального действия», разработанную Т. Парсонсом (актор - ситуация - отношение актора к ситуации). Степень легитимности политической власти будет определяться в данном случае не соответствием ее какому-либо идеалу, а способностью эффективно, т.е. в соответствии с ожиданиями актора, решать актуальные проблемы социальных ситуаций.

Реляционистская концепция интерпретирует власть как отношение, позволяющееодному их субъекту изменять поведение другого. В этой концепции акцентируется внимание на асимметричности властных отношений, однако рассматриваются они прежде всего как взаимодействие субъектов политической интеракции. Такое представление о властных отношениях предполагает описание, объяснение и понимание не только деятельности субъекта власти, но и ее объекта, что в свою очередь делает актуальным изучение феномена легитимности политической власти.

В современной литературе выделяют три варианта реляционистской концепции власти: теории «сопротивления», «обмена ресурсами»и «раздела зон влияния» (1). В соответствии с названными вариантами возможны различные интерпретации проблемы легитимности политической власти.

Фундамент концепции «сопротивления» составляет веберовская идея о том, что власть по существу является волевым отношением, выражающимся в применении принуждения и насилия. Однако современные сторонники данной концепции трактуют основания политической власти значительно шире, чем М.Вебер, и поэтому легитимность у них приобретает несколько иной смысл. У современных реляционистов к таким основаниям относятся: вознаграждение или принуждение со стороны субъекта власти; признание объектом власти законного права ее субъекта предписывать ему определенное социальное поведение; идентификация объекта власти с ее субъектом; знание, которым обладает субъект власти (2).

Легитимность власти, базирующаяся на вознаграждении, возрастает в соответствии с полученным или ожидаемым вознаграждением. Формы и виды этого вознаграждения могут быть различными: повышение материального благосостояния, изменение качества жизни, предоставление социальных льгот, обеспечение социальной безопасности и т.д., рассчитанные притом как на краткосрочную, так и среднесрочную, а иногда и более отдаленную перспективу.

Власть, опирается на негативные санкции (насилие), получает оправдание, т.е. легитимность, только в социальной среде авторитарной ментальности, основу которой составляет «тотальная» культура, ставящая интересы государства выше партикулярных интересов и признающая в качестве идеала государства сильную и неконтролируемую власть, отождествляя при этом силу с насилием.

Власть, исходящая из признания ее объектом законного права предписывать ему определенный тип поведения со стороны субъекта власти, прежде всего государства, приобретает легитимность в соответствии с пониманием соотношения права и закона. Можно выделить три типа правосознания, в рамках которых и происходит легитимизация этой власти.

Первый тип - этатистский - основан на традиционном представлении о праве, согласно которому право есть не что иное, как продукт воли государства, предписание государственной власти. Тем самым законодательная власть, будучи источником права, ставится как бы над правом, а закон, как высший источник права, становится первичным по отношению к самому праву. Такой тип правосознания признает любой закон, изданный государством (даже если он не соответствует наличной системе права) в качестве безусловного для исполнения предписания.

Второй тип - правовой - признает законотворческую деятельность только в рамках существующей правовой системы и потому различает правовые законы и неправовые. Легитимной признается только власть, действующая на основе правовых законов.

Третий тип - гражданский - исходит из того, что нормы права выше закона, из которых сам закон черпает обязательную силу. Однако нормы такого положительного права помимо закона и обычая могут формироваться также путем общественного провозглашения. «Для создания положительного права этим путем требуется: 1) чтобы известная норма была провозглашена в качестве общеобязательной лицом или лицами, имеющими в глазах общества известный авторитет; 2) чтобы провозглашенная форма соответствовала назревшему в обществе и стремящемуся к внешнему выражению правосознанию и поэтому была бы санкционирована признанием если не всех членов данного общежития, то подавляющего большинства тех из них, которые в той или иной форме выразили свое отношение к ней» (3).

Итак, правовым является также государство, где господствует право и сфера деятельности самого государства ограничена правом, в первую очередь Конституцией, выступающей своего рода договором между суверенным народом и властью, где правовые нормы носят всеобщий, принудительный и формально-определенный характер.

Всеобщность правовой нормы выражается в том, что ее требования распространяются на всех людей. Поэтому право возможно там, где признается формальное равенство людей, что подразумевает их свободу и независимость друг от друга. Только свободные люди могут быть субъектами права: там, где нет свободы, не может быть и права. В тех обществах, где существует хотя бы частичная несвобода, право - привилегия немногих. Как бы ни был узок круг субъектов того или иного правового отношения, регулирующая его правовая норма носит абстрактно всеобщий характер (равный для всех) и тем самым в сфере своего действия отвергает произвол и привилегию по какому-либо индивидуальному или частному основанию. С этой абстрактной всеобщностью права связана и присущая ему справедливость, которая выражает такое правовое начало, как принцип формального равенства.

Принудительность правовой нормы заключается в том, что ее несоблюдение ведет к санкциям, влекущим для правонарушителя неблагоприятные последствия: уголовно-правовые, административно-правовые, дисциплинарно-правовые, имущественные и др.

Формальная определенность правовой нормы выражается прежде всего в точности и общедоступности формулирования принципа правового равенства в виде конкретизированного закона и санкций за его нарушение.

Таким образом, степень легитимности политической власти в контексте развитого правового сознания будет определяться ее соответствием принципам и нормам правового государства. Легитимной будет считаться та власть, которая осуществляет правовую регуляцию деятельности индивидов и их объединений на основе презумпции правомерности незапрещенного: разрешено все, что не запрещено законом, а правовую деятельность ее органов базирует на принципе: запрещено все, что не разрешено законом.

Тип легитимности, основанный на признании законного права персонифицированной политической власти предписывать ее объекту то или иное социальное поведение, опирается на интернализованные ценности культуры, на принятие существующих социальных отношений и политического режима. Вместе с тем такой тип легитимности предполагает и наличие конкретных правовых и нравственных границ, за пределы которых не должен выходить субъект власти.

Легитимность политической власти, основанная на идентификации объекта власти с ее субъектом, предполагает, во-первых, присутствие в ментальности населения или определенной социальной группы представления о том, что данная политическая власть непосредственно выражает их интересы, а во-вторых, наличие в политической культуре установки на активное участие в политическом процессе. Как правило, такая власть наделяется социальными эпитетами - »народная», «пролетарская», «рабоче-крестьянская» и т.д. И чем более преодолено самоотчуждение объекта власти от самой власти, тем сильнее ее легитимность.

Поскольку установка на активное участие в политической жизни не может быть социально тотальной даже в период наибольшей политизации населения, то политическая власть для поддержания своей легитимности подобного рода должна постоянно демонстрировать, в первую очередь, свое «единение с народом», используя при этом различные ритуализированные формы социальной интеракции, а также открытость, не столько в смысле доступности, сколько с точки зрения предоставления возможности объекту власти стать ее субъектом.

М. Малдер, автор теории «редукции иерархических дистанций», изучая психологические механизмы власти, приходит к выводу, что отсутствие стремления или возможности приобщения к политической элите компенсируется у объектов власти удовлетворением кажущегося сближения с ее субъектами на основе этих ритуализированных форм общения, а иногда простым воображением, что дистанция, их разделяющая, меньше, чем она есть на самом деле. Такая возможность ложного удовлетворения через психологический механизм замещения создает у объектов власти положительное отношение к ее субъектам, легитимизируя к тому же саму политическую власть. И чем меньше эта дистанция, кажущаяся или действительная, тем сильнее легитимность в контексте массового сознания «безмолвствующего»большинства.

Для тех же индивидов, которым жажда власти приносит удовлетворение сама по себе и которые страстно стремятся к более высокому статусу в политической иерархии, легитимность власти тем сильнее, чем меньше они встречают сопротивление с ее стороны в реализации данного стремления (4). В таком случае для отдельных индивидов политическая власть превращается в референтную престижную группу, членом которой они мечтали бы стать. Учитывая это, а также стремясь укрепить легитимность и качественно улучшить персонифицированный состав власти, политический режим, разрабатывая систему организационных, идеологических, квалификационных, а иногда и нравственных фильтров, через которые пропускаются претенденты, открывает им возможность приобщения к политической элите.

Легитимность политической власти, базирующаяся на знании, которыми обладает ее субъект, зависит от того, какие знания ценятся в данной социальной среде, а также от способности самой власти постоянно доказывать, что «настоящая власть - это власть знаний, тогда как все другие ее аспекты по меньшей мере опасны, неэффективны или призрачны»(5). В связи с этим можно выделить несколько типов знания: на уровне здравого смысла, научные, идеологические и утопические.

Легитимность политической власти, основанная на здравом смысле, носит онтологический характер. Степень такой легитимности зависит прежде всего от того, насколько политическая власть соответствует объективному порядку, вписанному в человеческую действительность. На практике человеческий разум стремится к оптимальному структурированию социального бытия. Однако при реализации своей свободы и воли человеческий ум, испытывающий определенные трудности при распознании такого оптимального объективного порядка, рискует ошибиться, а следовательно политические акторы могут сделать на основе здравого смысла и противоестественный и далеко не оптимальный выбор. Поэтому онтологическая легитимность, исходящая из соответствия политической власти универсальным принципам человеческого и социального бытия, выработанным на уровне здравого смысла, представляет собой как бы желание придать этой власти характер сущностной структуры, обусловленной природой человека и его жизнью в обществе.

Политическая власть, стремящаяся быть легитимной относительно этих универсальных принципов и фундаментальных ценностей человеческого и социального бытия, выработанных на уровне здравого смысла в определенной социокультурной среде, должна быть не сакраментальной или сильной, а мудрой. Отличие мудрой власти от сильной заключается в том, что сильная власть способна найти выход из любой самой трудной ситуации, мудрая же власть в такую ситуацию не попадает.

Легитимность политической власти, базирующейся на научных знаниях, в организационном отношении зависит прежде всего от эффективности сотрудничества ученых и политиков и соблюдения принципа «ученые - знают, политики - могут». Непременным условием такого сотрудничества, от которого зависит легитимность политической власти, является плюрализм конкурирующих научных концепций, объясняющих сложившуюся в обществе ситуацию, прогнозирующих ее изменение и предлагающих альтернативные варианты решения существующих проблем. Всякий научный монополизм превращает саму науку в служанку политики, а политическую власть - в заложницу одномерного видения социальных процессов и возможных ошибочных или неэффективных социально-политических проектов. Политическая власть должна иметь возможность выбора, отдавая приоритет тем научным основаниям своей политики, которые, во-первых, наиболее эффективны, во-вторых, согласуются со стратегическими целями, в_третьих, предполагают минимальные социальные издержки и тем самым исключают негативную реакцию населения или его значительных групп на эту политику.

Легитимность политической власти, ориентирущейся на идеологическую или утопическую компоненты сознания, зависит в первую очередь от специфики ментальности населения, его конкретных идеологических и утопических устремлений. Если придерживаться концепции К. Мангейма, то идеология и утопия - это разновидности трансцендентного знания, выполняющие различные функции по отношению к наличному бытию. Интерпретируя идеологию через понятие нереальных представлений об общественном устройстве, ученый подчеркивает апологетическую ее функцию по отношению к нему. Рассматривая утопию как возможное предвосхищение бытия, он акцентирует внимание на критической функции утопии по отношению к данной реальности. Политическая власть в итоге может легитимизировать себя как относительно апологетических настроений, так и субъективных представлений о желаемом социальном порядке. Идеологическая легитимность, понимаемая как соответствие истине, может принять гностический оборот, влекущий за собой монопольное объяснение и тоталитарное осуществление власти. Основанная на апологетическом представлении населения или определенной его части о действительности эта власть сама себе выдает политическую индульгенцию об «отпущении» как прошлых, так и будущих социальных грехов.

Имея общую с идеологией трансцендентную основу, утопическое сознание может трансформироваться, утратив критические функции, в апологетическое. Классическая теория утопии, созданная К. Мангеймом, может служить достаточно эффективным методологическим инструментарием при изучении современных политических утопий и их трансформаций в политические идеологии.

Одной из таких политических утопий, получившей широкое распространение в коммунистических странах, было учение о диктатуре пролетариата как «политическом орудии»построения социалистического общества. Проект диктатуры пролетариата как идеального политического устройства в переходный от капитализма к социализму период основывался на иллюзорном представлении о возможности преодоления противоречий между государством и обществом путем создания такой формы правления, как Советы, и об историческом совпадении интересов пролетариата и общества в целом. На практике Советы стали ширмой партократии, а диктатура пролетариата превратилась в диктатуру нового класса - партийно-государственной номенклатуры, а затем в диктатуру вождя. Тем самым идея диктатуры пролетариата оказалась политической утопией, обернувшейся фикцией, которая долгие годы использовалась в качестве одного из основных идеологических постулатов коммунистического движения. Учение о диктатуре пролетариата, став политической идеологией, не только оправдывало политические режимы в странах, строивших социализм, но и объявляло их политический строй наиболее совершенным и подлинно демократическим.

В современном политическом процессе появляются такие утопические начала, которые связаны со стремлением рассматривать политические институты западной демократии как идеальные образцы политического устройства и усматривать в них панацею от всех социальных болезней нашего общества. Но до тех пор, пока не будет получен ответ на вопрос о духовных интенциях западной демократии, а также о том, приживутся ли ее институты на российской почве, будет сохраняться опасность утопической политической деятельности и такого ее принципа, как «насилие ради прогресса», реализация которого приведет к тому, что вместо демократии придет новый тоталитаризм.

Легитимность политической власти, базирующейся на знании, требует постоянной демонстрации особенных знаний и опыта как основы умения властвования. Это умение определяется, с одной стороны, способами доступа к власти, а с другой - содержанием процесса ее осуществления, т.е. технологией управления. Поэтому такую легитимность можно назвать технократической (6). Легитимизация такой власти предполагает конкретные требования к компетенции ее персонифицированных субъектов. Если на стадии доступа к власти необходимо - умение владеть словом и правом, то на уровне технологии управления ораторского искусства и правовых знаний уже не достаточно, требуется как можно больше компетенции в том, что называется «публичным менеджментом». В обществе с развитыми средствами информации важное значение приобретают актерские качества субъектов власти, соответствующие нормам аудиовизуального общения, которые характерны для данного социокультурного пространства.

Легитимность политической власти, основанная на представлении об элитности «публичного менеджмента», усиливается эзотеричностью своего характера, стремлением компетентного истэблишмента (т.е. узкого круга высокопоставленных чиновников, оперирующих за пределами общественного контроля) культивировать вкус к тайне и веру в свое превосходство.

Виды легитимности политической власти, рассмотренные в рамках теории «сопротивления», имеют разные классификационные основания. В одних случаях они внеиндивидуальны, а в других - личностны. Однако эти виды позволяют, с одной стороны, выявить специфику легитимности как феномена интеракции, а с другой - сделать вывод о том, что для поддержания своей легитимации политическая власть должна использовать не какие-то одни средства, а весь арсенал социальных, экономических, политических и идеологических воздействий, включая и средства психологической манипуляции массовым сознанием.

Методологическая функция выделения таких видов заключается в том, что они позволяют описать и объяснить реальные процессы легитимизации политической власти. В частности, в период кризисов политическая власть в зависимости от политического режима ориентируется либо на насилие, резко сокращая социальное пространство своей легитимизации, либо на знание, выдаваемое за истину, которой обладает данная власть. Как правило, это знание утопическое, соответствующее субъективным представлениям о желаемом социальном порядке. Отличительной чертой современного кризиса российского общества также является обилие утопических построений в политике и утопических настроений в политическом сознании.

Другой вариант реляционистской концепции власти - теория «обмена ресурсами» - эффективно работает при описании властных отношений на уровне межличностных и межгрупповых интеракций. Хотя в определенных ситуациях ее можно использовать и для объяснения легитимности политической власти. Речь идет в первую очередь о тех странах, где государство выступает в качестве основного собственника материальных и информационных ресурсов. Неравномерное распределение этих ресурсов в обществе приводит к тому, что политическая власть уступает часть их тем, кто в них нуждается в обмен на желаемое социальное поведение. Такая зависимость отдельных индивидов или населения в целом от политической власти позволяет последней трансформировать излишки своих материальных и информационных ресурсов в легитимность этой власти. Подобная легитимность основывается прежде всего на патернализме политической власти и зачастую принимает форму социального пиетета, поскольку, обладая этими «инфра-ресурсами», данная власть может запустить в действие и «ресурсы инструментальные», т.е. те средства, которые она может использовать для поощрения, наказания или убеждения (7).

А. Этциони выделял три категории ресурсов: утилитарные, принудительные и нормативные (8). Используя эту классификацию, можно выделить несколько способов легитимации политической власти в рамках теории «обмена ресурсов». С помощью утилитарных и принудительных ресурсов политическая власть воздействует на управляемых опосредованно, через изменение ситуации, в которой они находятся. С помощью нормативных ресурсов субъект власти непосредственно влияет на восприятие объектом своего положения.

В обмен на утилитарные ресурсы (главным образом материальные вознаграждения), которыми располагает власть ее объекты соглашаются подчиняться ее воле и организовать свое поведение в нужном для субъекта власти направлении. Политическая власть тем самым создает ситуацию ожидания вознаграждения за «примерное»поведение и, соответственно, перманентные иждивенческие настроения у управляемых, что и служит основой легитимизации ими политической власти.

Принудительные ресурсы сами по себе способствуют лишь усилению политического господства, но не легитимности политической власти, так как субъект власти прибегает к подобным ресурсам в тех случаях, когда хочет ограничить свободу управляемых. Наличие угрозы негативных санкций со стороны политической власти за нежелательное поведение заставляет управляемых становиться на путь или активного сопротивления политическому режиму, или пассивного послушания. Но и в этом случае не происходит легитимизации власти, ибо послушание из-за угрозы наказания не свидетельствует о положительном к ней отношении. Впрочем, политическая власть располагает одним принудительным ресурсом, на основе которого возможно возникновение феномена ее легитимности. Это - право как одна из форм общественного сознания и социальной регуляции, выраженная в социальных нормах.

С помощью нормативных ресурсов политическая власть, непосредственно воздействуя на управляемых, стремится изменить у них систему социальных предпочтений и ценностных ориентиров с целью, с одной стороны, привести их в такое состояние, когда они перестают осознавать свое зависимое положение и ощущать себя только объектом власти и принуждения, а с другой стороны, вызвать у управляемых чувство одобрения действий политической власти. В результате, изменяя (как правило, скрытым образом) социальные и ценностные ориентации населения, политическая власть заставляет его принимать «менеджеральные» требования относительно собственного поведения и тем самым препятствует возникновению таких ситуаций, которые бы расценивались населением или его значительными группами как противоречащие их интересам.

Историческая традиция России, в которой государство всегда обладало значительными материальными и духовными ресурсами или располагало мощными средствами контроля над ними, позволяет использовать данный - патерналистский - тип легитимности политической власти в качестве методологического инструментария для изучения властных отношений на современном этапе. К примеру, одной из причин кризиса легитимности нынешней политической власти в России является падение уровня социальной защищенности и социальной безопасности населения со стороны государства.

Типы легитимности политической власти, рассмотренные в рамках реляционистских теорий «сопротивления» и «обмена ресурсами», акцентированы на асимметричном характере властных отношений, и тем самым в них как бы элиминируется интеракционистский аспект. Поэтому типы легитимности описаны, по сути, лишь относительно интегральной власти, т.е. «такой, в которой принятие решений и инициатива к действию централизованы и монополизированы только одной стороной» (9).

В современных государствах политическая власть все более носит интеркурсивный характер: т. е. в обществе существуют независимые политические центры, которые реально противостоят интегральной власти и ограничивают ее. Для описания процесса легитимизации интеркурсивной власти можно использовать теорию «раздела зон влияния» (10). Она акцентирует внимание на всей совокупности социально-политических взаимодействий, подчеркивая при этом, что роли субъекта власти и ее объекта могут меняться между участниками интеракций по мере трансформации сферы их влияния. Поэтому в рамках теории «раздела зон влияния» следует говорить о легитимности плюрализма властей и прежде всего политической оппозиции. Существуют различные способы сопротивления интегральной власти, в рамках которых и происходит легитимизация данной оппозиции. Она может, во-первых, бороться за трансформацию интегральной власти в интеркурсивную, во-вторых, ограничивать интегральную власть с точки зрения ее экстенсивности (число субъектов власти), всеобщности (число сфер влияния) и интенсивности (поле возможного воздействия внутри отдельных сфер влияния), в_третьих, заменить ее своей интегральной властью.

Легитимизация интеркурсивной власти может происходить главным образом на основе идентификации отдельных граждан или социальных групп с политической оппозицией, которая рассматривается ими в первую очередь как референтная власть. Такая легитимность может базироваться как на основе общности социальных интересов и чувства политического единства, так и на авторитете или харизматичности лидера политической оппозиции. Другим основанием легитимности различных центов политической власти могут быть знания, как научного, так и идеологического и утопического характера.

Очень часто в фундаменте подобной легитимности лежит политическая мифология. Политический миф - это эмоционально окрашенное чувственное представление о политической действительности, вымышленный образ, замещающий в сознании данную действительность. Мифы создаются коллективным воображением либо навязываются массовому политическому сознанию извне. В мифологизированном сознании политические лозунги выдаются за политическую действительность. Поэтому если политическая идеология или утопия выступают «кабинетной» интеллектуальной моделью идеала общественного устройства, то политический миф рождается самой жизнью, осуществляя функцию организации политического опыта масс. Являясь атрибутом массового сознания, политический миф одновременно придает легитимности оппозиционной власти онтологический и метафорический характер, поскольку формирует определенное мироощущение, а также психологические установки, обладающие стойкостью политического предрассудка.

Таким образом, выявленные типы легитимизации политической власти в рамках тех или иных теорий ее реляционистской концепции имеют одно основание: они описываются с помощью рациональной модели социального взаимодействия, в рамках которой выделяются различные его мотивации - рационально-целевая, рационально-ценностная, иррационально-традиционная, эмоционально-харизматическая, аффективно-психологическая и др.

Данные типы легитимности политической власти не могут быть использованы в качестве универсального методологического средства для описания, объяснения и понимания всего многообразия феноменов политической легитимности. Их можно использовать в инструментальном плане только в русле реляционистского подхода к изучению самой политической власти.

Лубский А.В. Легитимность политической власти: культурологический подходМ. Вебер считал, что легитимность политической власти может быть свободным актом ясного сознания, т. е. носить рефлексирующий характер. Различные виды такой легитимности достаточно хорошо описываются в рамках реляционистских концепций, авторы которых рассматривают в основном один тип социального действия, заимствованный из классификации М. Вебера, а именно рациональный, оставляя часто в стороне не менее важные иррациональные аспекты легитимизации.