Течение "общинного социализма" в неформальном движении 1986-1988 гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Течение “общинного социализма” в неформальном движении 1986-1988 гг.

А.В. Шубин Шубин А.В. -

История неформальных политических движений времен Перестройки в СССР интересна во многих отношениях. Ядра первых легальных независимых организаций представляли собой микрогруппы людей, в большинстве своем не обладающих высоким социальным статусом. У этих людей не было опыта политической деятельности и открытого доступа к политической и идеологической информации. Тем не менее, они сумели оказать заметное влияние на ход политических и социальных процессов начального периода Перестройки. Но даже если бы это воздействие было гораздо слабее, сам факт развертывания политического неформального движения во второй половине 80-х гг. свидетельствовал о качественных сдвигах в социальной структуре страны, о формировании гражданского общества. Мы остановимся на одном из идейных течений в неформальном движении, известном как “общинных социализм”.

Нет ничего удивительного в том, что в период Перестройки 1985-1991 гг. в нашей стране возродились народнические идеи “общинного социализма”, столь распространенные во второй половине XIX - начале XX веков. Перестройка привела к восстановлению всего политического спектра начала века, да еще и в расширенном, усложненном варианте. Так что любое идеологическое чудачество получало поддержку хотя бы небольшой группы людей. Важно другое -- неонародничество, “общинный социализм”, восприняв и развивая также синдикалистскую традицию, превратился в одно из ведущих общественных течений левого спектра демократического движения. Его сторонники сыграли заметную роль в драматических событиях, которые привели к крушению коммунистической монополии на власть. Несмотря на то, что единые организационные формы этого движения после Перестройки распались, сторонники “общинного социализма” (синдикализма) продолжают поддерживать неформальные связи между собой и активно участвовать в социально-политической жизни страны. Все это заставляет обращаться к истории этого движения как его участников и нейтральных исследователей, так и его противников, продолжающих на поле истории свою борьбу против “общинных социалистов”.

Если говорить о современном “общинном социализме” как об относительно оригинальной идеологии (то есть системе взглядов, отличных как от классических идей предшественников, так и от относительно близких позиций будущих союзников), то возникновение основ концепции относится ко второй половине 1985 г. - первой половине 1986 г. Произошло это в г. Москве в относительно узком кругу студентов Московского Государственного педагогического института им. Ленина (МГПИ). Первоначальные идеи разрабатывались тремя студентами -- А. Исаевым, А. Шубиным и В. Гурболиковым в контакте с небольшой подпольной группой Оргкомитет Всесоюзной революционной марксисткой партии (ОК ВРМП).

Если рассматривать возникновение “общинного социализма” в качестве возрождения анархической традиции, то следует добавить, что московские идеологи не обладают приоритетом ни в распространении взглядов М.А. Бакунина, на которые во многом опирались (из будущих участников крупнейшей неонароднической организации Конфедерация анархо-синдикалистов (КАС) эта честь принадлежит иркутскому анархисту И. Подшивалову и его товарищам, издававшим еще в 1980 г. журнал “Свеча”), ни в создании анархистских организаций.

Однако если учесть, что “общинный социализм” или “федерализм”, практически не меняя своих основных идеологических постулатов, принял анархистскую самоидентификацию только в 1989 г., то его нельзя рассматривать как чисто анархистский феномен, и время его возникновения -- все же 1985-1986 гг.

Возникновение “общинного социализма” на историческом факультете МГПИ не случайно. Факультет был одним из оазисов вольномыслия, каковых было уже немало в первой половине 80-х гг. Высокое качество гуманитарного образования сочеталось здесь с демократизмом -- МГПИ был гораздо менее элитарным вузом, чем МГУ, студенты были ориентированы на “подвижническую” профессию школьного учителя. Эта среда была сродни разночинской и отчасти народнической по господствовавшим ценностям и психологическим стереотипам. Конечно, обстановка в МГПИ не была диссидентской, здесь существовал полный набор структур авторитарного контроля за умами, характерный для доперестроечного СССР. Но в то же время в самый разгар адроповского времени на истфаке велись публичные дискуссии об “азиатском способе производства”, ставившие под сомнение официальную историософскую схему, шла борьба между западниками и славянофилами, иногда выливавшаяся в открытые конфликты даже в профессорской среде.

К 1986 г. идеологи небольшой теоретической группы, проявлявшей интерес к народническим идеям (особенно -- к бакунизму), прошли эволюцию от неортодоксального марксизма-ленинизма к раннему марксизму. При этом идеи Маркса, опубликованные после 1847 г., подвергались не только анализу, но и критике. Продуктивными в этом кругу считались разве что ранние “Экономико-философские рукописи”. Участники группы осознавали, что сам факт их бесед может привести к преследованиям со стороны КГБ. Иногда это приводило к трагикомичным эпизодам, об одном из которых вспоминает А. Исаев: “Володя пригласил нас сам к себе домой после моего доклада о баптистах, потом приглашал несколько раз. В конце концов мы даже заподозрили, а не является ли он агентом КГБ, и потребовали, чтобы он дал честное слово, что таковым не является. Он категорически отказался, чем вызвал новые подозрения. Но потом мы решили, что Володя -- не “гебист”. КГБшники, по нашему мнению, дают слово, не моргнув глазом”. “Я тогда посчитал, что давать такое слово -- ниже моего достоинства” -- добавляет В.Гурболиков.

В ноябре 1985 - июле 1986 гг. приятели находились в состоянии ежедневных многочасовых споров, результатом которых стали: во-первых, своеобразная теория существующего общества, основанная на критике коммунистической практики, индустриального “отчуждения”, класса бюрократии, а во-вторых, конструктивная модель общества -- “федерализма” или “общинного социализма”. Ключевыми принципами этой идеологии были территориально и производственное самоуправление, коллективная собственность на средства производства, синдикализм и делегирование (федерализм) как система организации власти и регулирования рынка.

Бакунинская система делегирования (федерализма) долгое время была одним из важнейших “ноу хау” “общинников”, которая отличала их от других движений. Делегирование предусматривало формирование вышестоящих органов из делегатов нижестоящих с правом отзыва и императивным мандатом. Этот своего рода постоянно действующий референдум был призван "растащить" корпоративный интерес бюрократии на интересы нижестоящих организаций и в то же время скоординировать их. Чтобы каждый орган был достаточно компактен и работоспособен, система предполагалась ступенчатой. Несколько позднее выяснилось, что подобным образом были устроены советы первых лет революции (хотя им не хватало предложенной Бакуниным стройности, что по мнению “общинных социалистов” стало важнейшим фактором перерождения советской демократии).

Осознав себя в качестве рыночных социалистов, подпольщики начали изучать все, что можно было достать о Э.Корделе и О.Шике. Но основное внимание уделялось наследию народников и прежде всего М.Бакунина. Это, впрочем, не означает, что все идеи, почерпнутые из литературы, принимались будущими “общинниками”. Даже Бакунин, в наибольшей степени повлиявший на их взгляды в этот период, воспринимался критически и выборочно. Его революционная тактика и поэтизация революционного взрыва в значительной степени были признаны устаревшими. Что неудивительно, поскольку одновременно шло изучение практики Российской революции. Философские поиски шли с учетом наследия Бакунина, но не в рамках его выводов. В то же время Бакунин завораживал яркостью образов и лозунгов, непривычным свободомыслием, поэтикой свободы.

Авторы “идеи” чувствовали себя “робинзонами” в бескрайнем океане СССР. Они контактировали лишь с одной подпольной группой, не зная о существовании других. Уже весной 1986 г. “федералисты” начали подпольную пропаганду среди студентов. Одновременно они использовали трибуну учебных занятий для осторожной агитации за свои принципы.

Летом “федералисты” впервые приняли участие в публичной кампании -- защите палат купца Щербакова и других зданий Лефортово от разрушения в ходе строительства третьего транспортного кольца. Жители блокировали строительные работы, устроили в палатах музей, созывали сходы, апеллировали к властям разного уровня. “Подпольщики” работали на “субботнике” лефортовцев, участвовали в составлении документов, в частности -- составили и отправили обращение к Б. Ельцину: “Нам кажется, что было бы целесообразно временно приостановить строительство автострады и внести серьезные уточнения к проекту, которые позволили бы сохранить памятники архитектуры и экологически необходимую для района зеленую зону Лефортовского парка”. Позднее Ельцин приехал к палатам Щербакова, обещал помочь. Строительство было заморожено. Впоследствии активисты кампании создали группу “Слобода”, которая стала союзником “общинников”.

В сентябре 1986 г. группа организовала кратковременную стачку во время студенческих сельскохозяйственных работ. Эта акция увенчалась полным успехом, поскольку либерально настроенный институтский куратор согласился с требованиями “федералистов”. Эти события принесли группе некоторую известность и расширили ее состав. Первый опыт вдохновил “федералистов” на более активные действия в институте по возвращении “с картошки”. От “заводил” ждали дальнейших действий, и сидеть в подполье они уже не могли, даже если бы и хотели. Да и сами они “застоялись”, рвались в бой.

Первая политическая кампания неонародников началась с создания на историческом факультете дискуссионного клуба “Социализм и демократия” и выхода межфакультетской стенной газеты, которая каждый раз выходила под новым названием: "Айсберг", "Ледокол" и т.д. Большой резонанс вызвал памфлет “Обыкновенный рашизм”, направленный против консервативного педагога К. Раша. В статье воинствующий консерватизм Раша сравнивался с нацизмом, взгляды характеризуются как реакционные и казарменные: “Вот он, идеал школы, какой там школы -- всего общества -- лучезарные казармы, стройные колонны и ряды, беспрекословное подчинение старшим”. “Нам сообщили, что Раш собирается отвечать на наш выпад в партийной прессе. Я помню, нам это очень польстило”, -- вспоминает В. Гурболиков.

Дискуссии клуба были объявлены “театрализованными” -- принимая “роли”, оппозиционеры могли говорить то, что думают с минимальным риском быть изгнанными из института. Сенсацию вызвала дискуссия по проблемам социализма, во время которой А.Исаев произнес речь от имени анархиста. Это было первое публичное цитирование бакунинской критики марксизма в современной России. По воспоминаниям А. Исаева, “когда я произнес эту речь, я напугался сам. Где-то посередине у меня просто мурашки начали бегать по спине, и было твердое ощущение, что по завершении выступления встанет кто-нибудь из администрации и скажет: “Ну все, достаточно, я думаю, что надо закрывать мероприятие и принимать оргмеры”. Когда потом пошло обсуждение, у меня отлегло от сердца -- народ сочувствовал”. Разумеется, организаторы дискуссии “для порядка” были вызваны в деканат, где факультетское руководство критиковало их за “перегибы”. Но в целом сопротивление “подрывной” агитации было слабое. Удалось даже опубликовать статью в поддержку клуба в институтской многотиражке.

Организаторы дискуссионного клуба ждали только повода, чтобы ввязаться в какую-нибудь политическую кампанию. Таковой стала дискуссия по поводу новой редакции устава ВЛКСМ. “Федералисты” предложили свой проект устава и вопреки сопротивлению партийной организации провели в декабре - марте конференции по его обсуждению на нескольких факультетах МГПИ. “Ребята были хорошими полемистами, -- вспоминает А. Лубков, в то время -- секретарь институтского комитета ВЛКСМ. -- У них была определенная логика, эмоции. Подкупало то, что это действительно рядовые комсомольцы, не связанные с так называемой комсомольской номенклатурой”. Бюрократизации и пассиву ВЛКСМ историки противопоставляли принцип делегирования и неформальные общественные организации. Для них комсомольская дискуссия была хорошим поводом изложить собственную модель общественного устройства и объединить вокруг нее как можно больше студентов. Предложения историков гласили: “Неформальные комсомольские группы и организации по направлениям работы существуют и занимаются конкретной деятельностью. Это живое дело, на наш взгляд, приносит во сто крат больше пользы, чем все инструкции и распоряжения “сверху”. Объединения по направлениям деятельности должны были заменить территориально-производственные организации ВЛКСМ, а делегированная система выдвиженцев этих групп -- комсомольский аппарат. Если убрать слово “комсомольский”, то предложения историков были политической программой. В 1986 г. открытое выдвижение политических программ еще пресекалось властями. Несколько позднее на одном из заседаний дискуссионного клуба “федералисты” опубликовали принципы делегирования применительно к формированию органов власти вообще: “ДЕЛЕГИРОВАНИЕ -- избирательная система, основанная на комплектовании вышестоящих организаций из представителей нижестоящих с правом отзыва делегата пославшей его организацией в любое время.

Принципы делегирования:

Компактность органов должна позволять реально решать вопросы их составом.

Подчинение делегата избравшей его группе и их регулярная связь.

Делегаты лично известны избирающей их группе по совместной деятельности.

Замена делегата осуществляется простым большинством голосов на собрании избравшей его группы.

Руководящие органы создают рабочие группы для помощи освобожденным работникам и для контроля за ними, а также на основании конкурсной системы подбирают оперативного руководителя, осуществляющего текущую координацию в рамках, установленных руководящими органами”.

В ходе “комсомольской” кампании ядро “подпольщиков” обросло широкой командой. Помимо людей, понимавших вспомогательный характер "официально" провозглашенных инициативной группой целей, были и те, кто искренне верил -- Карфаген комсомольского аппарата может быть разрушен, а ВЛКСМ способен стать свободным и эффективным молодежным сообществом. Кампания за реформу ВЛКСМ позволила группе отработать тактику кампаний, которая применялась затем до 1990 г. и состояла из нескольких этапов: “разработка проекта, подготовка костяка инициативной группы, активная агитация в сочетании с обращением к властям, сплочение сил, присоединившихся к движению на этом этапе, этап “конструктивной работы” (пользуясь термином Ганди)”.

В середине 1987 г. политический горизонт неонародников стремительно расширялся. В середине марта 1987 г. “федералисты” установили контакт с Клубом социальных инициатив (Г. Пельман, Б. Кагарлицкий, М. Малютин, В. Корсетов и др.) -- зонтичной общественной организацией, которая работала над выявлением различных социально-политических групп и установлением связей между ними. По существу КСИ был катализатором выхода элементов гражданского общества из подпольного и полуподпольного состояния. Взаимодействие с КСИ позволило “федералистам” установить связи с Заочным социально-политическим клубом, Клубом социально-активных людей, клубом “Перестройка” и другими общественными организациями, возникавшими в это время. “Старшие товарищи” из КСИ предоставили “федералистам” доступ к диссидентской информации и литературе, уточнившей их взгляды. Тогда же историки получили доступ к фондам спецхранов и ознакомились с важнейшими трудами теоретиков народничества, анархизма и Партии эсеров. Этот приток информации позволил завершить формирование собственной идеологии, которая после этого меняла не столько содержание, сколько названия.

Выход в политизированную среду, завершение комсомольской дискуссии, осознание себя в качестве самостоятельного идейного течения -- все это ставило на повестку дня создание собственной общественной организации. 8 мая 1987 г. группа студентов первоначальной численностью около 20 человек провозгласила создание историко-политического клуба “Община”. После длительных споров в августе 1987 г. была принята Декларация “Общины”, кратко формулировавшая основные положения “общинного социализма”:

"Цель и средство исторического прогресса -- освобождение человеческой личности. Общества и государства, союзы и группы имеют право на существование только в том случае, если они играют роль ступени на пути человека к духовному и материальному освобождению. Все, что препятствует или перестало служить этому, реакционно и должно быть уничтожено". Все социальные ценности теперь поверялись безусловным правом личности на свободу самовыражения, которая может быть ограничена лишь такой же свободой других. Народнический персонализм стал доминировать над социальностью, но не отменил ее:

"Быть свободным -- значит жить среди свободных и равных людей, быть свободным не только от эксплуатации, но и от обязанности эксплуатировать, применять насилие по отношению к другим людям, подчинять не только других, но и себя дисциплине этого насилия. Поэтому свобода личности может мыслиться лишь как солидарность свободных людей".

Декларация оспаривала права на социализм у марксистско-ленинской идеологии и приверженность свободе сторонников западной модели общества. “Общинники” демонстрировали свою приверженность народничеству в его антиавторитарном варианте: "Нет и не может быть освобождения человеческой личности вне социализма, поставившего себе целью ликвидацию классов и отмирание государства. Эту социальную и нравственную цель прекрасно выразил выдающийся русский революционер П.Лавров: "Боевой клич рабочего социализма заключен в двух формулах: прекращение эксплуатации человека человеком, прекращение управления человека человеком!".

"Ни буржуазная демократия, ни казарменный коммунизм не обеспечат свободного развития личности.

Еще М.А. Бакунин говорил: "Свобода без социализма -- это привилегия и несправедливость, социализм без свободы -- это рабство и скотство. Развивая эту мысль, декларация обрушивается на планы и тоталитарной, и буржуазной "модернизации". Свои основные надежды “общинники” связывали с ростом массового движения снизу: "Одной из форм народной поддержки перестройки стало самодеятельное движение общественных и общественно-политических клубов, действующих в социально-политических, эколого-культурных и других сферах. В этом движении мы видим один из путей общественного самоуправления, вытеснения им административно-бюрократических структур". Несмотря на то, что в 1987 г. надежды на массовое народное движение большинству наблюдателей казались утопичными, именно с ним будут связаны успехи и неудачи не только “общинного социализма”, но и всей Перестройки.

В августе 1987 г. “Община” приняла активное участие в подготовке и проведении конференции политических неформальных организаций (Информационная встреча-диалог “Общественные инициативы в Перестройке”). Конференция стала местом создания Федерации социалистических общественных клубов (ФСОК) -- первой всесоюзной политической структуры, которая провозгласила необходимость переустройства общества на основе принципов демократического социализма. Ее декларация стала компромиссом между идеями “общинников” и левых марксистов (прежде всего Б. Кагарлицкого). В Декларации ФСОК множество текстуальных совпадений с декларацией “Общины”, но первая более умерена и не ссылается на народнических авторитетов. Идеологи ФСОК пророчески утверждали: “Вопрос победы перестройки является вопросом жизни и смерти социализма в СССР”.

ФСОК стала первой в стране всесоюзной политической организацией, существовавшей легально. Первоначально в нее вошли “Община”, КСИ (реально участвовала только группа Кагарлицкого “Социалистическая инициатива”), Московская группа ВСПК, московская и ленинградская “Перестройки” (реально участвовала только небольшая группа московских “перестройщиков”), “Лесной народ” (близкая общинникам педагогическая группа, лидеры которых вскоре присоединились в “общинным социалистам”), “Альянс” (молодежная секция ФСОК, созданная “Общиной”), несколько интернациональных бригад (молодежных групп, специализирующихся на интернациональной работе), педагогическая группа Юные коммунары-интернационалисты, клубы “Альтернатива” из Архангельска и “Планета” из Оренбурга и еще несколько клубов, позднее фактически не участвовавших в работе ФСОК. В конце 1987 - начале 1988 гг. ФСОК вобрал в себя десятки организаций.

Одновременно расширялись направления социальной работы “Общины”. В августе “общинники” создали молодежную группу “Альянс”, вместе с которой развернули сеть школьных дискуссионных клубов. Осенью 1987 г. “общинники” приняли участие в организации производственного самоуправления на московском предприятии АТЭ-1. Совместно с участником КСИ В. Корсетовым была создана группа “Самоуправление”, которая провела исследование социальной структуры предприятия, выдвинула ряд предложений администрации по организации труда и участия работников в принятии решений.

“Община” стала выпускать одноименный самиздатский журнал, в первом номере которого помимо документов движения были опубликована подборка цитат М.Бакунина, направленная против марксизма и государственного социализма.

Втягивание в разные направления социальной и общественной активности привело к усилению противоречий между умеренным, “конструктивным” и более радикальным, “активистским” течениями в клубе. Это напряжение вылилось в открытый конфликт при первом же “испытании на прочность”. Поступательное развитие неформальных организаций Москвы было прервано кризисом в партийном руководстве, известном как “дело Ельцина”. Информацию о выступлении Ельцина на пленуме ЦК КПСС 21 октября неформалы получили уже через несколько дней, до того, как об этом было объявлено всей стране. В “Общине” началась бурная дискуссия о возможности и необходимости включаться в этот конфликт. Умеренное крыло “Общины” настаивало на том, что поддержка опального партийного руководителя нецелесообразно по двум причинам: во-первых, неизвестна его программа, во-вторых, вызов большинству ЦК со стороны маломощных неформальных групп ничего не именит и только разрушит уже освоенные направления работы. Радикальное крыло считало, что необходимо как можно активнее участвовать в политической жизни страны, поддерживать раскольников в руководстве КПСС с тем, чтобы формирующееся гражданское движение смогло действовать в союзе с партийными оппозиционерами.

Споры в “Общине” были частью более широкого кризиса в политическом поле столицы. Часть лидеров КСИ во главе с Б. Кагарлицким и А. Исаевым настаивали на поддержке Б. Ельцина, часть (В. Корсетов, А. Шубин и др.) считали, что это недопустимо. Сторонники выступления попытались добиться разрешения на легальный митинг, но неудачно. “Община” обсуждала возможность самостоятельного несанкционированного властями выступления. Результатом споров было компромиссное решение -- проводится пикет и сбор подписей. Изменились и лозунги движения. 3 ноября инициаторы выступления собирали подписи студентов под письмом, в котором говорилось: “Только такие честные и бескомпромиссные люди, как тов. Ельцин, являются опорой перестройки, выразителями интересов трудового народа, подлинными, а не мнимыми борцами за выполнение решений XXVII съезда КПСС”. Под давлением противников “популизма” апология Ельцина исчезла из листовок “Общины” и обращения, под которым собирал подписи пикет. Теперь речь шла не о защите Ельцина, а о защите гласности: “Мы вынуждены узнавать о конфликте в руководстве нашего города и страны из передач западного радио. Когда прекратится этот “информационный апартеид”?” В итоге споров умеренных и радикалов “общинники” встали над схваткой партийных клик, что в итоге оказалось более радикальной и принципиальной позицией, чем исходные мотивы “фракций”.

Пикет, собиравший подписи в поддержку гласности в деле Ельцина у метро “улица 1905 г.” (“общинник” В. Гурболков и лидер ленинградской группы “Спасение” В. Ковалев, с этого момента тесно сотрудничавший с “Общиной”), собрал вокруг себя несколько сот интересующихся людей и был задержан нарядом милиции во главе с председателем Краснопресненского райисполкома. Подавление вылазки неформалов сопровождалось комичным эпизодом, когда высокопоставленный чиновник стал рвать портрет Ельцина, а окружающие кричать: “Он рвет портрет кандидата в члены Политбюро!” Похоже, власти опасались дальнейшей эскалации конфликта и отпустили задержанных без последствий.

“Ельцинский кризис” поставил “Общину” на грань раскола, вызвал взаимные обвинения в “экстремизме” и “трусости”. Однако после публичного покаяния Б. Ельцина лидеры клуба постепенно вернулись к совместной работе, группа “Самоуправление” в полном составе вошла в “Общину”, а лидеры “умеренных” -- в редакцию журнала “Община”. Власти сделали вид, что не заметили проельцинского выступления неформалов и не пресекли социальные, культурные и педагогические проекты “общинников”. “Ельцинская кампания” принесла “общинникам” новые контакты, которые позволили расширить географию движения -- прежде всего это касалось ленинградской группы “Спасение”.

В январе 1988 г. после длительных переговоров с ВЛКСМ была проведена конференция ФСОК. Официально к участию в пленарном заседании были допущены только участники московской организации ФСОК, но нелегально прошло заседание новообразованной московской организации с клубами из других городов. После этого началась подготовка к полномасштабной конференции Федерации, планировавшейся весной.

Одновременно “общинники” продолжали поиск идеологической ниши, которая соответствовала бы разработанной ими системе взглядов. Принадлежность “Общины” к социализму не вызывала сомнений, но этот социализм был резко оппозиционен “социализму”, возникшему в СССР. Необходимо было найти самоидентификацию, которая ясно отличала бы “общинников” от марксистско-ленинской теории и практики. “Общинники” также искали традицию, которая могла бы подкрепить их идеи более длительной предысторией, дополнительными источниками и аргументами. Обсуждались самоназвания “эсеры”, “неонародники”, “социалисты-федералисты”. Большой интерес по-прежнему вызывала традиция анархистской мысли. В это время “общинники” познакомились с первым человеком, который открыто называл себя анархистом -- И. Подшиваловым из Иркутска. Одновременно стало известно, что в Пскове существует целая анархическая организация “Коммуна-1”. Тогда возник проект объединения анархистов и людей, которые исследуют анархизм, в единое общество. Это позволило бы развивать анархистскую составляющую идей “Общины”, привлекать в такое общество академических ученых (наиболее тесные контакты сложились у “общинников” с Н.М. Пирумовой и В.С. Антоновым) и сохраняя за собой свободу идейного “маневра” в более широких лево-социалистических рамках. Сыграли роль и политические соображения -- желание передвинуться с крайне левого фланга ФСОК в центр путем вовлечения в организацию более левого течения -- анархистов. Появление анархизма на политической арене позволяло резко расширить границы реального плюрализма. Так возник проект Всесоюзного общества любителей анархизма в неформальном движении (ВОЛАНД). “Воланд” стал одной из сотен инициатив, возникавших в неформальном движении и исчезавших без всякого продолжения. Это был типичный метод работы неформалов, прощупывавших с помощью таких виртуальных проектов готовность как членов своих организаций, так и общества воспринять ту или иную инициативу. Если идея получала отклик “в массах”, она превращалась в реальное направление социальной или политической работы.

В начале апреля “общинники” съездили в Псков, но вместо анархической организации обнаружили там рок-субкультуру, имевшую мало общего с анархической идеей, хотя некоторые рокеры и называли себя анархистами. Лидеры “Коммуны-1” отсутствовали в городе, но ее представители разъяснили, что эта организация -- коммуна хиппи. Рок-музыканты Пскова, включая “анархистов”, с интересом выслушали доклад “общинников” о Бакунине и Махно. Эта информация была для них новой. “Общинники” воочую убедились, что карикатурный образ анархиста как малокультурного человека, демонстрирующего это бескультурье в одежде и языке, может быть привлекательно для молодежной “тусовки”. Невнимание к этому первому опыту общения с “контркультурным” анархизмом будет иметь важные последствия в истории “общинного социализма”. После анархо-синдикалистской самоидентификации движения массы “контркультурной” молодежи придут в организацию и вступят в конфликт с “общинными социалистами”. Но в апреле 1988 г. “Община” отказалась от проекта “Воланд”.

В первой половине 1988 г. “общинники” были заняты “собиранием” связей с другими клубами страны, выпуском журнала, социологической работой на заводе АТЭ-1, информационным обменом с рабочими активистами, сбором экологической информации, педагогической работой в школьных дискуссионных клубах.

Социальные инициативы были неотделимы от политических. Дискуссионные выступления в школах способствовали политизации школьников. В апреле прошла организованная школьной секцией ФСОК конференция школьных клубов, которая приняла обращение к учителям с требованием школьного самоуправления. Распространение информации о социальной истории страны в журнале “Община”, лекциях и диспутах вело к разрушению идеологических мифов, на которых базировалась система легитимности КПСС. Так, в феврале 1988 г. в “Общину” пришел ветеран рабочего выступления в Новочеркасске П. Сиуда. Собранные им материалы о расстреле рабочей демонстрации в 1962 г. стали немедленно распространяться “общинниками” сначала в устных выступлениях, а затем через журнал. П. Сиуда вступил в “Общину” и способствовал росту ее влияния среди рабочих активистов.

Любое направление “малых дел” увязывалось “общинниками” с необходимостью изменения общества. В этот период удалось установить десятки разнообразных контактов с участниками социально-политических неформальных групп по всему СССР. Многие группы, с которыми удавалось установить практические связи, постепенно вовлекались “общинниками” во ФСОК. На 1 мая был назначен съезд (слет) Федерации. Поскольку в Москве для форума такой организации нельзя было найти помещения, слет прошел под Москвой в лесу. Главная задача слета заключалась в том, чтобы принять политическую программу и таким образом окончательно превратить ФСОК в реальную политическую организацию. В то же время ни “общинники”, ни их союзники не считали необходимым вставать в резкую оппозицию к КПСС. Их стратегия заключалась в давлении на КПСС, рассчитанном на поддержку лево-социалистических сил в партии. Поэтому программные документы ФСОК получили название “Обращение к XIX партконференции” и “Возможные предложения перестройки в СССР”. Однако “общинники” не скрывали, что “в виде обращения и предложений к XIX партконференции была принята радикально-социалистическая платформа перестройки”.

“Общинникам” было важно совместить свои социалистические принципы и возможности создания широкого демократического блока. С этих позиций они рассматривали и программу ФСОК: “твердо заявив свою социалистическую платформу в сфере экономики и политики, мы выдвигаем на первый план требования общедемократического характера: реальное обеспечение свободы слова и печати, свободы собраний”.

На слет ФСОК 1-2 мая 1988 г. прибыло 118 делегатов из 39 организаций общей численностью (по данным делегатов) свыше тысячи человек. Конкурировали две идеологические тенденции: “общинный социализм” и левый марксизм Б. Кагарлицкого. В документах ФСОК “общинный социализм” заметно преобладает. Федерация заявила, что добивается передачи предприятий “в полное распоряжение общинам (коммунам) -- коллективам самоуправляющихся предприятий”, создания полномочных территориальных община (коммун) и “возрождения народовластия в форме Советов”, строящихся по принципу делегирования. Развернутый вариант предложений подробно излагает применение принципа делегирования, федерализма и общинного самоуправления в политике и экономике. Б. Кагарлицкому удалось убедить “общинников” А. Исаева, А. Шубина, В. Гурболикова и А. Ковалева, работавшими над проектом этой программы, что делегирование необходимо в общенациональном масштабе дополнить парламентом -- в духе идей Р. Люксембург. “Общинники” приняли это предложение, но в остальном последовательно проводили свои “выстраданные” идеи. В программе нашлось место и радикально сформулированным общедемократическим требованиям, включая отмену паспортного режима, принудительного труда и репрессивных статей УК.

После двухдневной дискуссии проект документов был принят большинством делегатов клубов ФСОК. Этот документ имел впоследствии долгую историю. На его основе создавались политические программы Альянса социалистов-федералистов, Конфедерации анархо-синдикалистов и Российской партии Зеленых.

Создание всесоюзной организации ставило “в повестку дня” переход к политическим действиям. И такая возможность вскоре представилась, а во многом была создана самими неформалами.

Волну возмущения в среде демократической общественности вызвали махинации во время выборов на XIX партконференцию (КПСС все еще воспринималась как руководящая структура общества) и сообщения о "зажиме" расследований коррупции. Ослабевала вера в то, что "прогрессивные силы" в КПСС смогут сами добиться перемен к лучшему. Неформалы решили воспользоваться этим настроением и “помочь” реформистам в КПСС, а заодно выйти “к народу” со своими идеями. В условиях строгой цензуры для этого подходили только уличные действия. Но в 1987 г. в Москве и ряде других городов были введены “временные правила”, по существу запрещавшие несанкционированные властями митинги. Попытки собрать манифестации, предпринимавшиеся либеральными группами после этого, пресекались милицией. Исключение составили пикеты общества “Мемориал”, работа которых была тематически ограничена. Оппозиционеры не имели возможности донести свое мнение до “посторонних”, движение оказалось замкнуто в собственной среде и не влияло на ход событий в стране.

Весной активизировалось экологическое движение. В марте прошел митинг защитников Битцевского парка. “Общинники” оперативно установили контакт с “зелеными” и стали распространять их информацию. 12 мая они приняли участие в скоротечном митинге экологической общественности перед Моссоветом, который привел к встрече с председателем исполкома Моссовета В. Сайкиным. Участвовавшие в митинге и встрече “общинники” при поддержке “зеленых” развернули полемику с “отцами города” по поводу “временных правил”, которые не дают экологам и другим гражданам демонстрировать свое мнение, за что лидер “Общины” А. Исаев получил от президиума почетное обвинение в демагогии. После этого группы ФСОК (преимущественно “общинные социалисты”) провели еще несколько совместных уличных акций с “зелеными”.

Весной 1988 г. неформалы пришли к выводу о необходимости инициировать массовые демократические политические манифестации, в которые будут вовлечены не только сами неформалы, но и люди, прежде не принадлежащие к оппозиции. Копившееся в обществе недовольство торможением реформ могло по мысли лидеров движения быть канализировано в эту кампанию и оказать воздействие на политический курс.

С инициативой проведения массовой политической демонстрации в центре столицы выступили две группы -- “Община” и “Гражданское достоинство” (либералы). Главным было требование свободы демонстраций, но демонстранты критиковали также порядок и результаты выборов на XIX партконференцию.

Первая массовая демократическая демонстрация 80-х гг. была подготовлена тщательно. Заранее был изучен маршрут. Участники скрытно собрались в трех местах, и в условленный час вышли на площадь перед Большим театром, где их ждали иностранные корреспонденты и сотрудники “органов”. Видимо, здесь демонстрантов и собирались блокировать. Но после короткого митинга колонна примерно в 200 человек исчезла в переулке и в обход милиции вышла на Тверскую улицу. Видимо, власти еще не были готовы идти на разгон манифестации на главной улице Москвы. На Пушкинской площади состоялся большой по тому времени митинг -- полчаса и около тысячи людей. Митинг стал началом серии еженедельных выступлений, продолжавшихся до 18 июня и известных как “Гайд-парк”. Темы выступлений были самыми разнообразными -- от текущей политической ситуации и программ реформ до событий в Новочеркасске в 1962 г. На этих митингах выступали представители большинства столичных неформальных организаций, а среди слушателей были многие известные в будущем политики, включая В. Жириновского, С. Юшенкова, С. Станкевича. Настроение собравшихся хорошо характеризует выступление А.Золотаревой: “Господа, мне восемнадцать лет, но за все семьдесят лет я никогда такого не видела... Давайте споем “Интернационал”!”

Подготовка к демонстрации вызвала открытый конфликт во ФСОК -- “Социалистическая инициатива” Б. Кагарлицкого и активисты “Демократической перестройки” выступили против уличной демонстрации, за что были резко раскритикованы в “Общине”. После того, как все закончилось благополучно, эти группы стали участвовать в “уличной демократии”. Однако размежевание имело продолжение.

Только 18 июня милиция предприняла попытку разогнать “Гайд-парк”. Несмотря на задержания, люди не разошлись. Хотя регулярные митинги после этого на время прекратились, процесс принял необратимый характер. Один из “общинников” П. Рябов так характеризовал значение этих событий: “хочется указать на опасность развития кризиса в непредсказуемом направлении -- когда людей прижмет окончательно, и они будут лишены возможности выходить на демонстрации по закону, они начнут погромы властей безо всяких законов... Гайд-парк не роскошь, а необходимый полигон и школа для роста демократических тенденций в обществе”.

Демонстрация 28 мая стала одним из первых событий митинговой волны, охватившей СССР летом 1988 г. Волна массовых манифестаций с политическими требованиями положила начало ненасильственной демократической революции, в конечном итоге завершившейся падением коммунистического режима.

Одновременно с укреплением ФСОК и митинговой кампанией были предприняты началась консолидация оппозиционных движений различных направлений в широкое народно-демократическое движение. Был принят согласованный "Общественный наказ" общественных движений социалистического и либерального направлений к XIX партконференции, в котором говорилось: "Преобразовать партию из организации, управляющей "от имени народа" при помощи переродившейся касты "партократов" в действительно политическую организацию; для этого она должна быть полностью лишена властных функций, передаваемых в Советы и органы государственного управления, что должно найти отражение в законе о партии. Статья 6 конституции должна быть соответствующим образом изменена... Вся полнота власти должна быть передана Советам... Рассматривать становление подлинного самоуправления на производстве в качестве главной стратегической задачи реформы в духе демократического социализма".

Совещание неформальных организаций заявило о создании организационного комитета Московского Народного фронта (МНФ) -- широкого движения сторонников перестройки. Однако в этот период единое движение демократической общественности не возникло -- оргкомитет раскололся. Противоречия в оргкомитете МНФ нарастали по двум линиям. С одной стороны, между сторонниками узко-социалистического и общедемократического характера МНФ (вторые придерживались как либеральной, так и социалистической ориентации). С другой стороны -- защитники широкой автономии клубов и приверженцы общеобязательности решений оргкомитета для всех групп входящих в МНФ.

“Община” выступала за общедемократический характер МНФ и против общеобязательности решений оргкомитета. Дело в том, что оргкомитет формировался стихийно. Любая, даже микроскопическая группа тут же получала место. Представители таких “сверхновых” групп претендовали на руководство всем движением, что вызывало протесты со стороны “ветеранов”, тем более, что за ними стояли структуры, доказавшие свою жизнеспособность (“Мемориал”, “Община, “Гражданское достоинство” и др.). Новые группы состояли преимущественно из марксистов и обеспечили большинство сторонникам Б. Кагарлицкого. 21 июня группы “большинства” проголосовали за социалистический характер МНФ. 23-25 июня обострились разногласия по поводу тактики дальнейшей митинговой кампании, которые привели к ее свертыванию. Обе стороны обвиняли в неудачах друг друга, но оргкомитет все еще сохранялся. Повод для его раскола оказался более принципиальным.

История раскола Оргкомитета МНФ противоречиво описывается в литературе. Исследователь общественного движения В. Прибыловский считает поводом для раскола организационные разногласия -- узурпацию группой сторонников “большинства” права выступать в качестве “Координационного совета Народного фронта” 2 июля. На следующий день из оргкомитета вышли “Община”, “Гражданское достоинство” и еще 4 группы (в том числе 2 социалистические). Оргкомитет покинули также “Мемориал” и “Демократическая перестройка”.

Версию о том, что поводом к выходу “Общины” из оргкомитета стали организационные разногласия, оспорил радикально-коммунистический автор А. Тарасов: “ИПК “Община” в июле 1988 г. вышла из Московского Народного Фронта (МНФ) под тем формальным предлогом, что программа МНФ “излишне социалистична”... Такое толкование событий необходимо А. Тарасову, чтобы подтвердить более общую идею: “леворадикалы в тот период выступали как “группа поддержки” слева антиправительственного буржуазно-демократического движения...” При всей спорности мысли о “буржуазности” демократического движения того периода, ее обоснование не требует искажения позиции “общинников”, которые вышли из оргкомитета не из-за “социалистичности” его программы, а из-за организационных разногласий. Автор данной статьи писал об этом по свежим следам событий. Может быть, он был не прав? Позицию А. Тарасова поддержал один из участников летней эпопеи 1988 г., либерал А.Верховский. Однако сохранилась запись пункта разногласий, по которому проводилось голосование 3 июля, приведшее к расколу: “Оргком НФ не является власт(ным) орг(ано)м и предст(авителе)м НФ”. Этот пункт имел дополнение “Выступать только с идеей, а не от имени НФ”. Имелась в виду идея создания Народного фронта в будущем, в то время как деятели “большинства” выступали в качестве руководителей как бы уже возникшего МНФ, что воспринималось “меньшинством” как самозванство. “За” проголосовали “Гражданское достоинство”, “Община”, КСИ, “Перестройка-88”, “Альянс”, МО ВСПК, “Альтернатива” и ЮКИ (две последние группы после раскола остались в оргкомитете). “Против” голосовали 10 групп, из которых до начала митинговой кампании были известны только “Социалистическая инициатива”, Бригада им. Че Гевары и “Дипломатия граждан”. Ошибка А. Верховского понятна: для либеральных групп вопрос о признании социализма был важнее, чем организационные разногласия. Регулярных записей А. Верховский не вел и за десять лет забыл о сути дела.

Вопрос о расколе оргкомитета МНФ принципиально важен для понимания как идеологии и мотивов поведения “общинных социалистов”, так и формирования современной российской политической культуры вообще. Если не считать “репетиции”, связанной с “Ельцинским кризисом”, события весны-лета 1988 г. -- это первый опыт публичной политики, которая моделировала парламентскую культуру и создавала традиции самоорганизации гражданского общества. В этих событиях приняли активное участие будущие известные политики В. Игрунов, С. Станкевич, О. Румянцев и др.

“Общинники” считали необходимым создание общедемократического фронта против КПСС при одновременном укреплении организации, выступающей за антиавторитарный социализм (ФСОК). При этом идейно они были равноудалены как от либералов, так и от марксистов, выступая как против капитализма, так и против тоталитаризма.

Важное значение для большинства лидеров того времени имел исторический опыт. “Общинники” оценивали ситуацию с учетом судьбы “попутчиков” большевиков, который объединяли с партией Ленина лозунги, но не базовые идейные и организационные принципы. Организационный централизм, основанный на захватном праве, претил “общинникам” даже тогда, когда он оправдывался социалистическим лозунгами. Это развело их с группой Б. Кагарлицкого, но не сблизило и с либералами. Сохранив добрые личные отношения с “Гражданским достоинством”, “общинники” не стали создавать с ними совместную организацию и сосредоточились на социалистическом спектре. Последним крупным совместным проектом с либералами стал выпуск первой массовой независимой газеты “Независимый вестник”, вышедшей в декабре 1988 г. беспрецедентным для того времени тиражом в 5 тысяч экземпляров. Опробовав на нем переход от самиздата к свободной прессе, “общинники” стали выпускать многотысячные тиражи собственного журнала.

Выход на социально-политическую арену неформальных антиавторитарных групп в 1988 г. имел важные последствия. Их принципиальное ненасилие все шире внедрялось в общественное сознание. Именно неформалы сумели ввести в российскую практику методы ненасильственной массовой политической борьбы (митинги, демонстрации, массовый самиздат и др.) и затем обучили ей официальных "либералов". Тысячи людей приходили на эти митинги, несмотря на опасность преследований, чтобы услышать свободное слово, чтобы продемонстрировать властям "силу народа". Массовый самиздат начал разрушать наиболее фундаментальные мифы, на которых держался режим и его реформы. Чтобы не потерять инициативу, "большая пресса" вынуждена была обращаться к темам, выдвигаемым самиздатом, что ускорило антикоммунистический сдвиг в массовом сознании. Неформалы быстро стали хранителями политического спектра во всей его яркости. Б. Кагарлицкий с полным основанием мог заявить: “Мне кажется, что налицо уже не только плюрализм мнений, но и реальный политический плюрализм. Мы наблюдаем правовое становление спектра неформальных объединений, образования новых течений”. И дело было даже не столько в правовом становлении (внешней легализации), сколько во внутреннем осознании неформалами важности независимого (от власти и от общественного мнения) идейного творчества. Эта ценность признавалась, но “перед лицом врага” не могла в полной мере реализоваться диссидентами. Что касается демократического движения, то в его недрах вступил в силу диктат “общественного мнения”, принятых “своими” обязательных идеологических стереотипов.

Движение быстро распространялось вширь. Большинство клубов ФСОК либо под влиянием пропаганды “общинников”, либо в результате самостоятельного идейного развития пришло к идеям самоуправленческого рыночного социализма и федерализма, практически идентичных программе “общинных социалистов”. Иногда к таким выводам приходили даже люди, считавшие себя марксистами-ленинцами. Некоторые активисты тяготели к умеренным вариантам анархистской идеологии. Наряду с “Общиной” на первый план во ФСОК вышли немосковские группы: “Спасение” (Ленинград), Социалистический клуб (Иркутск), “Шанс” (Харьков) и др. В каждом из таких клубов было несколько активистов, считавших себя анархистами, что в то время воспринималось в движении как признак особой оппозиционности и идейной смелости. При этом анархисты-политики выступали не за немедленное упразднение государства, а за его преобразование в духе “общинного социализма”.

21 августа 1988 г. неонароднические группы создали федералистскую фракцию ФСОК, фактически - самостоятельную организацию с “политизированным” названием Альянс социалистов-федералистов (АСФ).

Декларация федералистов оценивала ситуацию в стране с позиций уже сложившихся идей “общинного социализма”. Эта оценка резко отличалась от либерально-западнической: “За социалистической фразеологией проступает стремление влиятельных слоев в партии и государстве перевести нашу экономику на рельсы западного варианта капитализма. На деле это оборачивается чудовищной смесью азиатских, нецивилизованных форм эксплуатации и управленческого диктата, основанного на экономической и политической монополии, на беспрекословном подчинении трудящихся реально не избираемым “менеджерам”. В наших условиях это может означать только сохранение старых проблем и возникновение новых, превращение страны в еще одну экологическую свалку развитых стран, дальнейшее углубление социальных неравенств…” Эта оценка оказалась актуальной для всего “периода реформ”, который не закончился и поныне. Не случайно, движение уже не пересматривало свою декларацию несмотря на все дальнейшие преобразования. Это касается и конструктивной части декларации: “социализм - это не беспредельный рост власти государства… Социализм - это последовательно проведенное народовластие, самоуправление во всех сферах общества, максимально широкая политическая свобода”. Общий принцип разворачивался в программу социалистических реформ, основанную на более ранних документах “общинников” и дополненную экологической частью. Сдвиг к экологическому мышлению позднее приведет к широкому проникновению идей “общинного социализма” в экологическое движение.

После возникновения федералистской фракции деятельность ФСОК фактически прекратилась - федералисты работали в АСФ, а марксисты - в МНФ. С распадом ФСОК “федералисты” создали уже совсем самостоятельную организацию - Союз независимых социалистов. Л. Наумов так оценивал смысл происходящего: “в этих клубах одновременно и самостоятельно (что само по себе симптоматично) возникло стремление к созданию самостоятельного политического союза, общие принципы которого: самоуправление и федерализм…, требование беспартийного общества… Мне кажется, это является, в известном смысле, логическим следствием развития ФСОК - на его основе сформировалось радикальное политическое ядро, которое нуждается в полной идеологической и политической независимости и самостоятельности.

Если рассматривать демократизацию как процесс духовного раскрепощения общества (а я уверен, что это доминанта истинной демократизации), то мы (самодеятельное движение) стоим перед задачей преодоления еще одного табу: монополии политического руководства партии и монополии одной идеологии…