Модель 4а объясняет около 19% вариации зависимой переменной. Высокую степень значимости имеет переменная, отражающая рост ВРП. Причем направление связи ожидаемо обратное: большее количество средств позволяет обеспечить лучшую систему здравоохранения, организовать профилактику болезней, следовательно, заболеваемость необходимо снижается.

Казалось бы, примерно схожий механизм будет действовать и в случае наполнения бюджета региона безвозмездными поступлениями. Однако в отношении данной переменной ситуация прямо противоположная. Группы регионов средней и в большей степени с очень высокой степенью финансовой зависимости от центра демонстрируют статистически значимое отличие от группы регионов с очень низкой долей трансфертов в структуре доходов. Причем в субъектах, в средней степени зависимых от центра, прогнозируемая заболеваемость выше на 53 человека на тысячу населения, а в регионах, зависимых в высокой степени, - на 90 человек, в сравнении с теми субъектами, где доля безвозмездных поступления составляет до 15% в структуре доходов (см. Рисунок 1).

Рисунок 1 Связь динамики заболеваемости с финансовой зависимостью от центра

Эта связь может быть объяснена схожим образом, как и в случае с изменениями в сфере образования: прежде всего, отсутствием политических и экономических стимулов для региональных властей к активному содействию позитивным изменениям.

Несколько иные результаты дает использование изменения коэффициента общей смертности в роли зависимой переменной. Показатель также имеет нормальное распределение, поэтому нами строились линейные модели.

В изначальной модели, включающей все независимые переменные, можно наблюдать некоторую статистическую значимость переменных динамики ВРП.

В случае, если в качестве исходной модели выбрать модель, использующую различие между итоговым и начальным значениями рейтинга, путем пошагового перебора независимых переменных мы получим лучшую модель (с наименьшим значением информационного критерия Акаике) с независимыми переменными динамики ВРП и степени политической лояльности центру (Таблица 8).

Если же отталкиваться от модели, в которой переменная политического режима представленная средним значением за период, то мы придем к модели, обладающей еще меньшим значением информационного критерия (лучшей), в которую входят ковариаты динамики валового регионального продукта и, собственно, среднего показателя рейтинга Карнеги-Центра

Обе модели отражают связь динамики коэффициента общей смертности с ростом ВРП. Прогнозируемое количественное изменение коэффициента смертности с ростом ВРП на 1 тысячу руб. на душу населения невелико - порядка 0.0003 пунктов. Однако отмеченная зависимость в высокой степени статистически значима: при росте подушевого ВРП несколько возрастает коэффициент общей смертности. С одной стороны, этот феномен свидетельствует о вероятных недостатках российской системы здравоохранения: ситуации, когда экономическое развитие не приводит к улучшению качества жизни граждан. С другой стороны, такая закономерность может отражать повышение антропогенных факторов увеличения смертности в более быстро развивающихся регионах: криминальная среда, ухудшение экологии, техногенные риски.

Модель 5а отражает связь динамики смертности со степенью политической лояльности региона партии власти - средней за период доли голосов в пользу Единой России. Так наблюдается в некоторой степени статистически значимое отличие регионов в высокой и очень высокой степени лояльных центру в сравнении с регионами, не обеспечивающими высокие показатели голосов за партию власти. Так в регионах с высокой и очень высокой политической лояльностью прогнозируемые коэффициенты смертности будут выше на 0.86 и 0.93 пунктов соответственно, чем в регионах, в низкой степени лояльных центру. (Более наглядно закономерность проиллюстрирована на Рисунке 2). Такая модель объясняет около 15% вариации зависимой переменной.

Рисунок 2 Связь роста смертности с лояльностью центру

Рисунок 3 Связь демократичности режима с динамикой смертности

Положительная по знаку связь роста смертности со степенью политической лояльности региона в целом соответствует нашим теоретическим ожиданиям. Эта зависимость может быть проинтерпретирована опять-таки как отсутствие политических стимулов к преобразованиям. В ситуации, когда деятельность региональных элит оценивается прежде всего по их способности обеспечить электоральную поддержку федеральным властям, все другие критерии отходят на второй план. В том числе и успешность активности властей субъекта в проведении социально-экономических преобразований. Если же воспринимать долю голосов, отданных за Единую Россию, как лишь в малой степени искаженное отображение реального волеизъявления избирателей, то можно сделать вывод об определенной степени патерналистского отношения к государству со стороны граждан в менее благополучных регионах. Так в регионах, где росла смертность, граждане больше голосовали за партию власти, вероятно, ожидания разрешения существующей властью имеющихся проблем.

Однако в пользу первого варианта интерпретации, отмечающего недостаток политических стимулов в политически лояльных регионах косвенно свидетельствует закономерность, отразившаяся в модели 5б. Именно к росту политических стимулов к проведению общественно полезных преобразований приводит рост демократичности режима. Прозрачность, полицентричность, сменяемость региональных властей, обеспечение прав и свобод граждан, независимости СМИ и общественного участия являются институциональными ограничителями стратегий, избираемых региональными элитами. В ситуации большей подотчености обществу политиками и чиновникам становится сложнее следовать исключительно личным интересам, направленным на увеличение и сохранение влияния, достижения определенных постов и финансовых благ, снижении издержек, связанных с любой дополнительной активностью.

3.4 Выводы

В завершение главы перечислим те связи динамики изменений в рассматриваемых нами сферах с политическими факторами, которые нам удалось выявить в ходе статистического кросс-регионального анализа.

Во-первых, в ходе анализа изменения размера неэффективных расходов на функционирование органов исполнительной власти между 2008 и 2012 годами нам не удалось обнаружить политических факторов, обеспечивающих динамику по данном направлению. Найденная положительная связь роста неэффективных расходов с увеличением степени демократичности режима носит, как отмечалось, скорее экономический характер.

Во-вторых, рассматривая вопрос о причинах роста/уменьшения количества выпускников ВУЗов за анализируемый период мы пришли к выводу о наличии обратной связи со степенью финансовой зависимости региона от федерального центра. Эту закономерность мы интерпретировали как отсутствие экономических (в силу неадекватной модели региональной политики) и политических (в силу характера отношений с центром по принципу трансферты в обмен на лояльность) стимулов для региональных властей к реальному развитию системы образования субъекта. Связь переменной роста/снижения количества выпускников с динамикой удельного количества чиновников, на наш взгляд, отражает скорее экономический сюжет об изменении спроса и предложения на рабочую силу определенной квалификации, чем отражает наш первоначальный тезис о сопротивлении бюрократии любым изменениям.

В-третьих, ряд политических факторов региональной вариации выявился при анализе динамики в сфере здравоохранения. Так прямая зависимость роста заболеваемости с увеличением фискальной зависимости от центра вновь свидетельствует о политических и экономических недостатках реализуемой модели региональной политики. Постановка во главу угла способности региональных элит обеспечить необходимые электоральные результаты ведет к снижению успешности властей субъекта в обеспечении улучшения уровня жизни в регионе. Об этом говорит выявленная взаимосвязь роста смертности с увеличением средней за период долей голосов избирателей субъекта, отданных за «Единую Россию». Наконец, наличие обратной связи большей демократичности региона с ростом смертности подтверждает значимость политических характеристик региона в качестве институциональных барьеров, способных направить деятельность властей на поддержание социально-экономического развития региона.

Наконец, практически во всех моделях значимой с различными направлениями связи оказывалась переменная динамики валового регионального продукта. В ходе описания процедур статистической обработки данных мы предлагали различные варианты той или иной интерпретации влияния изменений в подушевом ВРП. Однако, такого рода зависимости скорее являются предметом экономической и ряда других дисциплин, поэтому повторно останавливаться на этом вопросе мы не будем.

Заключение

Итак, на основе проведенного анализа мы подтвердили часть своих гипотез, основанных на теоретических посылках неоинституционализма рационального выбора. Так в качестве факторов динамики социально-экономических изменений оказались значимы переменные демократичности режима, финансовой зависимости от центра и степени политической лояльности центру. Другие гипотезы (о значимости потенциальной силы бюрократии и административного присутствия федерального центра в регионе) не подтвердились.

Выявленные связи, на наш взгляд иллюстрируют следующие особенности регионального измерения социально-экономических преобразований в современной России.

Во-первых, как отмечалось и в работах других исследователей, приоритетом региональной политики федерального центра являются не идеологические представления о пользе той или иной распределительной модели, но рациональное стремление обеспечения электоральной поддержки. Отношения центра с регионами во многом строятся по оси трансферты в обмен на политическую лояльность. Отсюда и отрицательное влияние переменных, отражающих степень политической лояльности субъектов федерации центру, их финансовой зависимости. То есть в ситуации наличия трансфертов, у региональных элит отсутствуют экономические стимулы к проведению преобразований. А наличие трансфертом, благоприятное отношение центра, в свою очередь обеспечиваются в первую очередь неэффективностью региональных властей в социально-экономической деятельности, но способностью обеспечить необходимые электоральные результаты. Следовательно, отсутствуют и политические стимулы к общественно полезным преобразованиям, потенциально способные исходить из центра.

Во-вторых, значимое позитивного влияния степени демократичности регионального политического режима на динамику смертности (ее уменьшение) говорит в пользу того, что определенные институциональные черты могут генерировать необходимые политические стимулы. Так, потенциальная возможность общественного наблюдения и участия в политическом процессе способствует ограничению стратегий региональных элит, в отсутствии такого рода барьеров направленных бы на реализацию преимущественно собственных интересов.

Наконец, тот факт, что значимость политических факторов был различной в зависимости от рассматриваемой сферы говорит о том, что степень влияния институциональных ограничений разнится в зависимости от важности политического курса для той или иной елевой группы. Так, административная реформа, поначалу будучи одной из приоритетных для центра постепенно выходит из фокуса федеральных элит. В общественную повестку дня этот сюжет политической жизни страны полноценно так и не вошел. Следовательно, отсутствуют заинтересованные в преобразованиях административной системы группы, что делает незначимыми потенциально возможные политические факторы. Обратная ситуация наблюдается в сфере здравоохранения. Так как этот сюжет исключительно важен для общества, то и значимым оказывается степень демократичности режима, в том числе отражающая потенциал общественности к участию и контролю за политическим процессом.

Итак, мы показали, что региональная дифференциация в темпах и направлении социально-экономического развития может быть объяснена в том числе чертами политических систем регионов. Причем мы предположили также механизмы, способствующие значимости или незначительности влияния таких факторов. Если говорить о потенциально возможных направлениях последующих исследований, то несомненно было бы полезно включить и другие социально-экономические сферы, предполагающие региональный уровень вариации. Кроме того, интересно было бы проследить схожие сюжеты в других странах, в том числе, чтобы понять, насколько значимость и состав политических факторов, действующих на региональном уровне, зависит от общегосударственного политического режима.

Список литературы

I. Законы и иные правовые акты.

1.1 Внутригосударственные правовые акты:

1. Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации (КДР). Проект. Министерство экономического развития РФ. Август, 2008. 165 с.

2. Концепция по проведению административной реформы в 2006-2010 годах. Одобрена распоряжением Правительства Российской Федерации от 25 окт. 2005 г. №1789-р // СЗ РФ. -. 2005.- №4. -, Ст. 4720; 2008. - №7, - Ст. 633; №14, ст. 1413.

3. Об итогах первого этапа проведения эксперимента по введению единого государственного экзамена и задачах второго этапа эксперимента. Приказ Минобразования РФ от 02.11.2001 N 3537

II. Специальная литература

2.1. Книги:

1. Попович Л. и др. Российская Федерация: обзор системы здравоохранения// Системы здравоохранения: время перемен. 2011, том 13, №7.

2. Пшеворский А. Демократия и рынок: Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М.: РОССПЭН, 1999

3. Стародубцев А. Платить нельзя проигрывать: региональная политика и федерализм в современной России. СПб: Издат. Европейского Унив., 2014. 195 с.

4. Трагакес Э., Лессоф С. Россия// Системы здравоохранения: время перемен. 2003, том 5, №10.

5. Хабриева Т. Я. Административная реформа в субъектах Российской федерации: научно-практическое пособие. - М.: Контракт, 2008

6. Brewer G., Peter deLeon. The Foundations of Policy Analysis, Pacific Grove:Brooks/Cole. 1983.

7. Diamond L., Plattner M. (eds.) Economic reform and democracy. / The John Hopkins University press, 2005. 252 p.

8. Green D., Shapiro I. Pathologies of rational choice theory: A critique of applications in political science. Yale University Press, 1996. 256 p.

9. Huntington S. Political order in changing societies. New Haven and London, 1965. 263 p.

10. Inglehart R., Welzel C. Modernization, Cultural Change, and Democracy: The Human Development Sequence. Cambridge University Press, 2005. 333p.

11. Kingdon J. W. Agendas, Alternatives, and Public Policies. Longman, 2003. 2nd ed. 253 p.

12. Kцnig T., Tsebelis G., Debus M. (Eds.). Reform Processes and Policy Change: Veto Players and Decision-Making in Modern Democracies. Springer New York Dordrecht Heidelberg London, 2010.

13. Riker W. Federalism: Origin, Operation, Significance". Boston: Little, Brown, 1964. 169 p.

14. Riker W. The theory of political coalitions. New Haven and London, 1962. 300 p.

15. Sabatier P., Jenkins-Smith H. Policy Change and Learning: An Advocacy Coalition Approach. Avalon Publishing, 1993. 290 p.

16. Tsebelis G. Veto players: how political institutions work. Princeton, 2002. 344 p.

2.2 Статьи и главы из монографий:

1. Бри М., Гельман В., Рыженков С. (ред.). Россия регионов. М., 2000. С. 12-20.

2. Гельман В., Стародубцев А. Возможности и ограничения авторитарной модернизации: российские реформы 2000-х годов//Российская полития. 2014. №4. С. 6-30.

3. Гельман В. Я. Тупик авторитарной модернизации//Pro et Contra. 2009. Vol.13. № 5-6. С.51-61.

Гельман В. Я. Из огня да в полымя: российская политика после СССР. СПб, 2013 С. 256 с.

4. Кулакова Т. А. Административная реформа в республике Карелия в 2009 году //Демократия и управление. 2009. № 2. С. 16-19.

5. Курочкин А. В. Влияние региональных политико-административных режимов на динамику административной реформы // Демократия и управление. 2009. № 2. С. 20-28.

6. Оффе К. Дилемма одновременности: демократизация и рыночная экономика в Восточной Европе // Повороты истории: Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей / Ред.-сост.: П. Штыков, С. Шваниц; науч. ред. В. Гельман. М.; СПб.: Летний сад, 2003. Т. 2. С. 6--22.

7. Павроз А. В. Административная реформа в республике Карелия: анализ программных положений и предварительных результатов // Демократия и управление. 2008. № 2. С. 17-29.

8. Петров Н. Титков А. Рейтинг демократичности регионов Московского центра Карнеги: 10 лет в строю./М., 2015. С. 25-28.

9. Синявская О. В. История пенсионной реформы в России// История новой России. Очерки, интервью. В 3 томах. Т. 3/Под общ. ред. П. С. Филиппова. СПб, 2011. С. 142-202.

10. Сунгуров А., Тиняков Д. Административная реформа и ее проекты в современной России: были ли коалиции поддержки // Общественные науки и современность. 2016. №2. С. 39-51;

11. Таагепера Р., Шугарт М. С. Описание избирательных систем // Полис. 1997. № 3. С. 114-137.

Туровский Р. Ф. Региональные политические режимы в России: к методологии анализа // Полис.- 2009.- №2.С.77-95.

12. Чубарова Т. Перспективы реформы здравоохранения в России: необходимость новых подходов.// Проблемы прогнозирования. 2004, №5. С. 75-86.

13. Шишко П. М. Механизмы и факторы торможения административной реформы на региональном уровне // Демократия и управление. 2008. № 2. С. 7-10.

14. Dekalchuk A. A. Choosing between Bureaucracy and the Reformers: The Russian Pension Reform of 2001 as a Compromise Squared, in: Authoritarian Modernization in Russia: Ideas, Institutions, and Policies. Routledge, Taylor & Francis Group, 2016. Ch. 10.

15. Diamond L. The spirit of democracy: how to make democracies work. Center for international private enterprise, Washington, 2008. 10 p.

16. Downs A. An economic theory of political action in a democracy// The journal of political economy. 1957. Vol.65. №2. P.135-150.

17. Hall, Peter, Taylor, Rosemary. “Political science and three new institutionalisms.” Political studies 44.5 (1996): 936-937. Printed.

18. Inkina, Svetlana. “Civil service reform in transition. A case study of Russia.”Review of European and Russian Affairs 8.1 (2013): 1-16. Printed.

19. Jones B. Bounded rationality //Annual review of political science. 1999. Vol. 2. №. 1. P. 297-321.

20. Lipset S. Political Man: The Social Bases of Politics. Garden City, N. Y, 1960. P. 27--63.

21. Morton R. Incomplete Information and Ideological Explanations of Platform Divergence //American Political Science Review. 1993. Vol. 87. №. 02. P. 382-

22. Nordhaus W. The political business cycle// Review of economic studies. 1975. Vol.42. №2. Pp.169-190.

23. Przeworski A. Democracy and Economic Development. 2004. In Edward D. Mansfield and Richard Sisson (eds.), The Evolution of Political Knowledge. Columbus: Ohio State University Press, 2004. P.300-325.

24. Tsebelis G. Decision making in political systems: veto players in presidentialism, parliamentarism, multicameralism, and multipartyism// British Journal of Political Science. 1995. Vol.25. №3. P. 289?325.

Размещено на Allbest.ru