Этнополитические процессы на Северном Кавказе на современном этапе

Ещё одним фактором, серьёзно осложнившим обстановку на Северном Кавказе стало начало реализации положений реформы местного самоуправления. Муниципальная реформа на Северном Кавказе, по сути, масштабное земельное размежевание в регионе, где нет укорененных процедур публичной политики и экономики, но где доминируют массовые представления об этнической собственности на землю и недопустимости пересмотра «этно-имущественных» вопросов. В частности, указывается что, реформа местного самоуправления стала поводом для беспокойства в ряде республик Северного Кавказа, в частности, в Кабардино-Балкарии.

Помимо этого, в параграфе рассматривается ситуация в Северной Осетии-Алании и делается вывод о том, что особую опасность представляет обострение осетино-ингушских и осетино-чеченских взаимоотношений. После событий в Беслане, около тысячи осетин уже пытались организовать погромы ингушей. Но силами правопорядка они были остановлены. Если подобные явления усилятся и будут жертвы, то новый межнациональный конфликт еще более обострит и без того сложную ситуацию на Северном Кавказе.

С геополитической точки зрения одним из самых опасных сценариев здесь является то, что недоверие осетин к центральным властям может трансформироваться в недоверие к русским вообще. Между тем, осетинский фактор представляет исключительную важность для позиций Москвы на собственном Северном Кавказе. Осетины - единственный из автохтонов на Северном Кавказе, исповедующий православное христианство. Они практически первыми добровольно вошли в состав России и не участвовали в Кавказской войне горцев с Российской империей в 19 веке. Сейчас осетины остаются самым надежным союзником и оплотом России на Северном Кавказе. Поэтому, от развития событий в Южной Осетии во многом будет зависеть политическое будущее Северного Кавказа. Без поддержки осетин Москва может существенно ослабить свои позиции на Северном Кавказе. А, учитывая то, что Южный Кавказ отчаянно пытается интегрироваться в евроатлантические структуры, то и народы Северного Кавказа при отсутствии духовно-культурной близости под воздействием изменяющейся геополитической ситуации способны в будущем поменять свою политическую ориентацию.

Во втором параграфе «Регионостроительство как один из факторов специфики этнополитических процессов на Северном Кавказе» анализируются основные теоретические подходы к изучению региональной специфики этнополитических процессов в регионах и, в частности, в Северо-Кавказском макрорегионе, а также процесс регионостроительства как один из факторов, формирующих этнополитическую ситуацию в регионе.

В параграфе отмечается, что в ходе исторического развития Российской Империи на ее огромном и многообразном пространстве сложились большие территориальные общности (регионы), заметно выделяющиеся своей индивидуальностью. Регион мог иметь, как правило, свое особое административное устройство, существенные отличия в социально-экономическом и политическом облике. Важным представляется то, что население, проживающее в данном регионе, осознает себя принадлежащим к особой территориальной общности, имеющей свою хозяйственную и социокультурную специфику, регионально идентифицирующих себя, противопоставляя жителям других регионов. Такая региональная самоидентификация носит, как правило, надэтнический характер и определяется не национальной, а территориальной принадлежностью, сообщающей в собственных глазах и глазах окружающих особенные социально значимые психологические и даже антропологические черты.

Российский федерализм, основы которого формировались в 1990-х годах, испытывает сильное воздействие политической и экономической конъюнктуры, и отношения центральных и региональных властей приобретают циклическую форму (централизации - децентрализации). Регионализация в России сопровождалась обострением противоречий между центральной и местной властью. Ситуация осложнялась тем, что региональные властные структуры оказались более способными, как, кстати, и центральная власть, к воспроизводству старых традиций командно-административной системы, чем к инновационным методам и формам государственного управления.

В параграфе отмечается, что исходя из истории регионального развития в Российском государстве можно отметить, что и во времена Империи, и при Советской власти, и в современной России обнаруживается определенная тенденция к конструированию регионов исходя, во многом, не из сложившихся естественных хозяйственных и культурных связей, но из политических соображений. Перекройка регионов затронула, в первую очередь, нестабильные окраины Российского государства, присоединение которых потребовало массированного применения военной силы. При Империи это были Польша и Кавказ, при СССР на первое место вышел Кавказ, вернее, Северный Кавказ, где после Кавказской войны так и не успели сложиться прочные региональные хозяйственные и культурные связи.

Подчёркивается, что политическое конструирование регионов заключается не только и не столько в перекройке региональных границ, сколько в создании и поддержании этнического баланса с целью элиминировать возможные претензии наиболее крупных этнических групп на региональной лидерство. Подобные претензии чаще всего вели к сепаратизму, поэтому в крупных государственных образованиях имперского типа с древних времён практиковалось искусственное смешение населения, когда тысячи, сотни тысяч людей переводились на поселение в чуждые для них области, а их земли занимали пришельцы с других окраин империи.

В параграфе делается вывод о том, что имперская, а затем и советская администрация пыталась создать конструкцию региона, которая позволяла бы решить несколько задач. Во-первых, обеспечить политическое доминирование Российского государства, во-вторых, создать систему этнических противовесов нестабильным элементам (при Империи - горцам, при Советах - казакам), в-третьих, обеспечить хотя бы минимальную хозяйственную устойчивость и прочность внутренних и внешних (с остальной часть общероссийского народнохозяйственного комплекса) экономических связей, в-четвёртых, не допустить возникновение значительных политических, идеологических и экономических центров, неподконтрольных администрации и способных ставить и достигать собственные политические цели.

В третьем параграфе «Религиозный фактор в этнических процессах на Северном Кавказе» анализируется степень влияния религиозного фактора в современном социуме и его значимость в рамках этнополитических процессов в Северо-Кавказском макрорегионе.

В исследовании отмечается, то на текущем этапе религия проходит через ряд радикальных изменений: первое из которых относится к тому, что развитие процесса секуляризации оказало изрядное влияние на традиционные религии и, по всей видимости, будет продолжать это делать, начиная с христианства в его различных формах, но эти изменения не ускорили упадок религии как институционального или публичного фактора и, тем более, упадка веры как приватного феномена.

Одним из феноменов современного религиозного сознания является приватизация религии и появление значительного числа т.н. «непричастных верующих», т.е. людей, которые позиционируют себя как имеющих религиозные убеждения, но не примыкающих формально ни к одной конфессии или деноминации. Через всю огромную агрегацию «непричастных верующих» циркулируют общие базовые религиозные темы, в соответствии с типичной моделью дерегуляции. Также отмечается, что, что исследования последнего времени показывают, что обращение к религии становится скорее актом социокультурной идентификации, чем результатом духовных исканий, по крайней мере, этот вывод вполне применим к религиозной ситуации в Российской Федерации.

Целью современных форм религиозного разнообразия (выраженного через религиозные институты и группы) является провозглашённая демократическим государством нейтрализация конфликтов ценностей. Оно прямо или косвенно обвиняется в постепенной индивидуализации выбора веры и последующей «релятивизации веры», установок, распространяющихся в открытых обществах Европы. Вот почему религиозный плюрализм, гарантированный демократическим государством, интерпретируется равно как угроза коллективной идентичности, которая была бы лучше представлена предполагаемым 'общим наследием' этико-религиозных ценностей в котором та или иная религия имеет своё основание (пример - христианская Европа), так и как искажение истины на горизонтах значимости и понимания для индивидов и общностей. На самом деле, современность понизила уровень веры и низвела её с позиций, при которых она имела отношение к сообществам, на позиции, где она имеет отношение только к персональному выбору граждан. В этом новом сценарии основным движителем веры, которая стала индивидуализированной и выведенной из-под контроля церковных властей, является не загробная жизнь, но самоидентификация здесь, на земле: другими словами, призвана служить земной жизни. А это означает, что религия сама по себе теперь зависит от метафизики субъективности, простой озабоченности конструированием своей личности в мире.

В параграфе делается вывод о том, что религиозный ренессанс постсоветского периода породил ряд новых явлений на Юге России: появление религиозного фундаментализма и экстремизма, участие религиозных деятелей в политических и электоральных процессах, использование конфессионального фактора в целях политической мобилизации, наконец, широкое использование исламской риторики чеченскими сепаратистами, что привлекло (по крайней мере, частично) к восприятию чеченского кризиса в массовом сознании в категориях межконфессионального конфликта. Роль политизированной религиозности в северокавказском регионе усилилась к концу 1990-х гг., на фоне снижения роли политизированной этничности. Серьёзной проблемой для стабильности современного российского общества в целом и региона в частности могут стать внутриконфессиональные противоречия, существующие как в православии, так и в исламе. Религиозный фактор может стать одним из важнейших инструментов этнополитической и любой другой политической мобилизации на Юге России, что требует своевременного учёта новых вызовов. Исследования последнего времени показывают, что обращение к религии становится скорее актом социокультурной идентификации, чем результатом духовных исканий современного россиянина. В таком случае конфессиональный фактор, не выступая в качестве потенциального источника конфликтов сам по себе, может сыграть заметную роль в формировании базы конфликтов идентичностей.

Как отмечается в исследовании, религиозный фактор всегда имел большое значение в отношениях между Россией и народами Северного Кавказа. Основные всплески активности религиозной пропаганды среди населения Чечни и Дагестана происходили в преддверии, или во время ведения русскими войсками широкомасштабных боевых действий против горских отрядов, оказывавших вооружённое сопротивление колонизаторской политике Российской Империи. Особую роль здесь играли суфийские ордена - тарикаты, среди которых следует выделить два основных - Накшбандийа и Кадирийа.

В параграфе делается вывод, что если в XIX-начале ХХ века религиозные элементы использовались для создания целостной идеологии сопротивления политически разобщённых северокавказских народов экспансии Российской Империи, причём, с учётом местных традиций исповедания ислама, то в 1990-е годы и в начале XXI века можно говорить, скорее, о попытке эксплуатации радикальными религиозными террористическими группами, в первую очередь, связанными с международной террористической сетью «Аль-Каида», традиций, в том числе, и религиозных, национально-освободительной борьбы горцев Северного Кавказа для достижения своих целей, в первую очередь, создания на территории региона теократического государственного образования, базирующегося на идеологии перманентной войны с «неверными» и салафитской концепции исламского вероучения.

Третья глава «Анализ конкретных этнополитических процессов на Северном Кавказе» посвящена рассмотрению case-study нескольких паттернов локальных этнополитических процессов в субъектах Российской Федерации, входящих в Южный Федеральный округ, исследованию этносепаратистских процессов в Чечне, а также сравнительному анализу паттернов локального этноэкономического конфликта на территории Северо-Кавказского макрорегина.

В первом параграфе «Паттерны анализа локальных этнополитических процессов в республиках Северного Кавказа» предлагается анализ современных этнополитических процессов в двух республиках российского Северного Кавказа - Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии.

С момента выделения КЧР из состава Ставропольского края в республике стала складываться этноклановая структура власти, тогда между представителями адыгских и карачаевских кланов, близких к руководству КЧР возглавляемой Хубиевым В.И., были поделены посты, во властных структурах позволившие представителям данных кланов провести приватизацию хозяйственных объектов республики в своих интересах.

Наибольшего расцвета построенная Хубиевым национально-клановая вертикаль власти достигла в 1995-1997 годах. В ходе первых выборов президента КЧР клановые объединения стали активным участником выборной компании и законным путем вошли во власть. Итогом этих выборов стал приход к власти нового лица - генерала армии В.М.Семенова. Скандальный ход выборной компании вызвал острые противоречия, которые чуть было не привели республику к вооруженному конфликту.

В результате победы Семенова В.М. было смещено все прежнее руководство и создана новая вертикаль власти, но уже из представителей тех карачаевских кланов, которых не допускало к власти прежнее руководство КЧР. Однако, отстраненная от власти «старая» карачаевская элита вступила в политическую борьбу с Семеновым В.М., и в ходе выборной компании 2003 года вновь вернула себе власть.

Выборы президента КЧР 2003 года носили уже внутриэтнический характер противоборства между «старой» карачаевской элитой возглавляемой М.А-А. Батдыевым и «новой» карачаевской элитой сформированной первым президентом КЧР В.М. Семеновым Кроме того, М.А-А.Батдыев использовал в своих интересах политический капитал адыгских кланов, которые в силу своей малочисленности не имели шансов стать во главе республики. Именно 4000 голосов избирателей Хабезского района КЧР (черкесов по национальности) решили судьбу выборной компании в пользу М.А-А. Батдыева

Одним из кризисов власти М.А-А. Батдыева стали события 23 июня 2005 года когда жители абазинского аула Кубина провели акцию протеста в парламенте КЧР, фактически осуществив насильственный захват зданий республиканской легислатуры. Недовольство абазинского населения аула Кубина вызвало то, что Народное собрание Карачаево-Черкесской Республики, устанавливая границу между Кубиной и соседним городом Усть-Джегутой (население которого в большинстве своем составляют карачаевцы), передала городу значительную часть аульской земли, на которой расположен тепличный комбинат «Южный», приносящий в местный бюджет около 8 миллионов рублей в год. Учитывая менталитет народов Кавказа и их особое отношение к своей земле, подобные действия расцениваются посягательство на сакральные основы бытия. Требования абазин нашли поддержку в парламенте республики, который принял решение о создании новой административной единицы в составе КЧР - Абазинского района.

Фактически, в последние годы республика находилась в состоянии перманентной социальной напряжённости, стимулировавшейся борьбой между этнокланами. Исходя из анализа сложившейся ситуации, более или менее эффективным главой республики на текущем этапе, к которому до определённой степени лояльны были бы все этнические группы и этноклановые группировки, мог бы быть политик из-за пределов республики, разбирающийся, однако, в специфике республиканского хозяйства, а также имеющий адекватные представления об этноклановой структуре общества КЧР, религиозной и этнополитической ситуации в регионе.

Смена опоры на иной этнический клан в лучшем случае законсервирует на небольшой срок текущие проблемы республики; неизбежный в этом случае новый передел собственности, не исключено, может сопровождаться вооружённым мятежом в республике.

Ситуация в Кабардино-Балкарии также характеризовалась заметной социальной напряжённостью. В ходе многолетнего правления президента В.Кокова была произведена попытка сформировать систему сдержек и противовесов на уровне как кланов, так и этнических групп, однако, созданная структура фактически законсервировала ситуацию в республике и стала объективным тормозом для модернизации общества и хозяйства. В этих условиях федеральный центр принял решение о назначении президентом республики известного предпринимателя А.Канокова. Прежняя элита вполне осознала, что справиться одними административными методами и саботажем с такой мощной и решительной фигурой как Каноков им вряд ли удастся. Ей оставалось несколько вариантов действий - приспособиться под нового руководителя, потеряв при том значительное количество возможностей влиять на ситуацию, перераспределение собственности и материальных ресурсов; уйти из активной политической жизни и довольствоваться «заводиком», если таковой успели приобрести; и попытаться «сломать» нового руководителя, разрушающего привычные правила игры и лишающего заметную часть элиты стабильного дохода.

Немалую роль в развитии ситуации играет позиция полпредства Президента РФ в ЮФО. Во многом именно тогдашний полпред Д.Козак был инициатором почётной отставки для В. Кокова и назначения на пост главы республики оторванного от местных этноклановых клубков А. Канокова. Идея модернизации региона, проходящая красной нитью через большинство стратегических разработок полпредства, подверглась очень жёсткому давлению со стороны этноклановых элит и местных исламских радикалов, объективно ставших союзниками в этой ситуации. В этой связи следует отметить, что успех/неудача модернизационного проекта в Кабардино-Балкарии (а это, по сути, единственный регион ЮФО, где Козаку удалось кооптировать на высший пост вписывающегося в его стратегию человека) будут иметь решающее влияние на всю архитектуру дальнейшей политики федерального центра на Северном Кавказе. Не исключено, что в случае провала модернизационного проекта Д. Козака центр предпочтёт вернуться к испытанной схеме взаимодействия с местными элитами (финансовая поддержка в обмен на лояльность и внешнее спокойствие, прерывающееся единичными терактами), что будет означать продолжение дрейфа региона к серьёзным социальным потрясениям и обострению военно-политической ситуации на Кавказе в целом.

Во втором параграфе «Сравнительный анализ паттернов локального этноэкономического конфликта в Ставропольском крае и Карачаево-Черкесской республике» представлен сравнительный case-study двух случаев локальных этнических конфликтов на экономической основе в соседних регионах ЮФО - Карачаево-Черкесии и Ставропольском крае.

Последовавший за коллапсом советских политических и административных структур фактический распада единого народно-хозяйственного комплекса страны оказал глубокое влияние не только на социально-экономическую сферу, но и на межнациональные отношения. Изменение институциональных основ, экономический кризис, стагнация производства, массовые миграции трудоспособного населения в значительной степени содействовали углублению экономической и социальной стратификации общества, усилению роли этнопрофессионализма, а также резкому снижению уровня материального обеспечения подавляющего большинства населения России. В немалой степени такая ситуация катализировала межэтнические противоречия, в особенности, в полиэтничных регионах, принявших на свою территорию большое количество мигрантов из бывших советских республик, что, в свою очередь, увеличило нагрузку на социальную сферу и коренным образом подействовало на рынок труда.

В анализируемых конфликтах макропричинами являются ухудшение общего климата межэтнических отношений в регионе, две чеченских войны, очевидная неспособность федерального центра в течение десятилетия определиться с приоритетами национальной политики в регионе и внятно донести их до жителей Северного Кавказа.

К макропричинам следует отнести утрату населением доверия к государственным структурам и правоохранительным органам, паллиативные решения которых в постконфликтных ситуациях вызывают недоумение и недовольство всех сторон конфликта. Наиболее более очевиден кризис в отношениях между населением и властными структурами в КЧР. Политическая власть в республике стала значимым ресурсом в межгрупповом взаимодействии, причём, учитывая клановый характер социально-экономических отношений, она становится самым основным ресурсом, позволяющим обеспечивать высокую статусность и безопасность тому этническому сообществу, которое им располагает. В этом плане требования абазин об отставке президента Батдыева вкупе с вопросом о создании Абазинского муниципального района были восприняты часть карачаевского сообщества как посягательство на их этноэкономические интересы.

В Карачаево-Черкесии также следует выделить упорную борьбу этнических элит за обладание властным ресурсом и сопряжённые с этим вопросы статусности. Примечательно, что правящая карачаевская элита, вынужденная идти на определённые уступки ради получения политической поддержки абазин, институционально закрепляла их особый статус, что, в целом, позволяло абазинскому движение укрепить институциональную основу своих требований.

В параграфе также выделяются «мезопричины», т.е. причины «среднего уровня», под которыми понимаются местные условия деятельности субъектов-носителей конфликта (имеется в виду ногайская, русская и даргинская общины Степновского и других восточных районов края, этнические элиты и сообщества Карачаево-Черкесии). Многие из этих факторов не имеют этнической природы, однако их распределение, сочетание и действие в разных частях территорий весьма различны. Прежде всего, это неравномерное ухудшение экономической ситуации в восточных районах края и в сельских районах КЧР, резкое социальное расслоение и формирование этносоциальной стратификации, в которой ногайцы (и абазины), несмотря на свой статус автохтонов территории, оказались далеко не на самых высоких позициях. Это привело к нарастанию ощущения депривации у значительной части ногайского и абазинского населения и требованиям изменения структуры экономических и социальных возможностей в местах традиционного проживания ногайцев Ставрополья и абазин КЧР.

В параграфе делается вывод о том, что, несмотря на всю глубину противоречий, данные конфликты в принципе разрешимы, причём основным агентом, способным создать условия для его разрешения и предотвращения его перехода в категорию конфликтов ценностей, является региональная государственная власть и органы местного самоуправления при возможном посредничестве федерального центра как единственного источника институциональных новаций.

Третий параграф «Паттерн северокавказского сепаратизма: Чечня» посвящен анализу конкретного случая конфликта на основе требований сецессии, имевшего место в Северо-Кавказском макрорегионе.

Идеология чеченского сепаратистского движения строилась в основном на нескольких постулатах. Во-первых, историческая компонента. Её содержание составляли утверждения о том, что история российско-чеченских отношений фактически является мартирологом чеченского народа. В идеологическом спектре чеченского конфликта обнаруживается ещё одна важнейшая компонента, сыгравшая немалую роль в этнической мобилизации чеченцев на борьбу против России. Имеется в виду религиозный фактор, который, будучи составной частью этнической идентичности чеченцев, играл не менее важную роль в обосновании необходимости и неизбежности выхода Чечни из состава Российской Федерации.

В начале первой чеченской военной кампании лидер сепаратистов Д. Дудаев сделал ставку на повышение роли исламского фактора в противостоянии Чечни и Российской Федерации, стремясь таким образом привлечь помощь и поддержку со стороны государств исламского мира. Война против центра была объявлена джихадом, чеченским боевикам создавался имидж «воинов ислама», а сама борьба переводилась из плоскости национально-освободительного движения, которое провозглашалось на начальном этапе, в сферу межконфессиональных противоречий, якобы имевших глубинный сакральный подтекст. Добившись поддержки ряда исламских государств и международных исламских организаций, руководство сепаратистов постепенно втянулось в сферу деятельности фундаменталистских сил, становясь частью глобальной исламистской стратегии.

Что касается экономической подоплёки конфликта, то здесь стоит отметить, что моноструктурный характер обусловил ряд специфических моментов, в первую очередь массовая безработица. К 1991 году не менее 40 процентов трудоспособного населения - в основном сельских жителей - отправлялись на заработки в другие части России и СССР. Исходя из этого, ко времени эскалации конфликта значительное количество трудоспособных чеченцев не имело постоянных рабочих мест в республике, что во многом обусловило массовость сепаратистского движения, лидеры которого обозначили в качестве одного из основных лозунгов передел собственности в пользу тех, кто встанет под их знамёна.

В заключение параграфа делается вывод, что современные сепаратистские движения в России, и в особенности на Северном Кавказе, несут в себе огромный деструктивный потенциал, причём не только в силу своей сущности, но и по той причине, что они вынуждают государство к активным ответным действиям, что зачастую приводит к военным конфликтам внутри государства, страданиям мирных граждан, нарушению внутренних социальных и межэтнических связей. Кроме этого, одним из наиболее опасных моментов в развитии сепаратистских движений в этнофедеральных системах становится в последнее время угроза вмешательства извне с целью урегулирования конфликта с учётом интересов третьих государств.

В Заключении диссертации подводятся итоги исследования, намечаются перспективные направления дальнейшей работы по данной проблеме.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

Монографии

1. Санглибаев А.А. Этнополитические процессы и конфликты на Северном Кавказе: региональные и групповые аспекты. - Черкесск: Изд-во КЧИГИ, 2007. - 189 с.

2. Санглибаев А.А. Этнополитические процессы и конфликты на Северном Кавказе. - Черкесск: Изд-во КЧИГИ, 2008. - 278 с.

Статьи, опубликованные в периодических научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ

3. Санглибаев А.А. Конкурентность современных региональных политических режимов в России: институциональные основания // Известия высших учебных заведений. - 2005. - №8. (33). - С. 7-16.

4. Санглибаев А.А. Современная этнополитическая ситуация на Северном Кавказе // Обозреватель - ОВSЕRVEP. - 2007. - №11. - С. 43-54.

5. Санглибаев А.А. Этноклановость на постсоветском пространстве // Полис. - 2007. - №6. - С. 52-63.

6. Санглибаев А.А. Религиозная идентичность и религиозный конфликт: некоторые аспекты изучения проблемы // Социально-гуманитарные знания. - 2007. - № 11. - С. 256 -265.

7. Санглибаев А.А. Сравнительный анализ паттернов локального этноэкономического конфликта в Ставропольском крае и Карачаево-Черкесской Республике // Вестник ЮНЦ РАН. - 2008. - №2. - С. 99-108.

8. Санглибаев А.А. Этническое предпринимательство как конфликтогенный фактор // Вестник Санкт-Петербургского университета. - 2008. - № 6. - С. 181-187.

9. Санглибаев А.А.. Государственно-кофессиональные отношения в современном мире (некоторые проблемы глобального и регионального характера) // Власть. - 2008. - №8. - С. -61-65.

Статьи и брошюры

10. Санглибаев А.А. Этнонациональные проблемы Северо-Кавказской геополитики. - Черкесск: Изд-во КЧИГИ, 2002. - 30 с.

11. Санглибаев А.А. Этносоциальные процессы на юге России. - Черкесск: Изд-во КЧИГИ, 2006. - 40 с.

12. Санглибаев А.А. Политический процесс на Северном Кавказе: основные тенденции и этапы развития // Материалы региональной научно-теоретической конференции. - Ростов-на-Дону: Изд-во «Пегас», 2000. - С. 102-111.

13. Санглибаев А.А.. Специфики политического процесса на Северном Кавказе. // Материалы региональной научно-теоретической конференции. - Ростов-на-Дону: Изд-во «Пегас», 2000. - С.112-129.

14. Санглибаев А.А. Малочисленные народы в контексте политического процесса на Северном Кавказе // Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2000 - С. 186-188.

15. Санглибаев А.А. Межнациональные отношения и выборы в КЧР: Сборник центра прикладных социологических исследований: социокультурный анализ. - Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2005. - С.76-81.

16. Санглибаев А.А. Факторы, влияющие на этническую миграцию в Северо-Кавказском регионе // Серия социально-политических исследований: Сборник научных трудов. - 2007. - №17. - С. 247-250.

17. Санглибаев А.А. Этническое предпринимательство, как конфликтогенный фактор: к постановке проблемы // Серия социально-политических исследований: Сборник научных трудов. - 2007. - №17. - С.251-262.

18. Санглибаев А.А. Вопросы миграционной политики в Северо-Кавказском регионе // Региональные пути решения социально-экономических и научно-технических проблем региона: Материалы региональной научно-практической конференции. - Черкесск: Изд-во КЧГТА, 2007. - С.83-88.

19. Санглибаев А.А. Социально-этнические проблемы Северного Кавказа в геополитическом осмыслении (1860-1922г.г.) // Региональные пути решения социально-экономических и научно-технических проблем региона: Материалы региональной научно-практической конференции. - Черкесск: Изд-во КЧГТА, 2007. - С.88-91.

20. Санглибаев А.А. Динамика национального государственного строительства в Северо-Кавказском регионе // Образование. Наука. Творчество. - 2007. - №5. - С. 64-67.

21. Санглибаев А.А. Национально-специфические особенности менталитета народов Северного Кавказа // Образование. Наука. Творчество. - 2007. - №5. - С.89-93.

22. Санглибаев А.А. Этническая миграция в Северо-Кавказском регионе с 1991 по настоящее время // Вестник КЧГУ. - 2007. - №22. - С. 77-92.

23. Санглибаев А.А.. Этнонациональная государственность на Северном Кавказе в советский период // Вестник КЧГУ. - 2007. - №22. - С. 102-106.

24. Санглибаев А.А. Политический процесс в Северо-Кавказском регионе: вопросы этнонациональной стратификации // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. - 2008. - № 1. - С.80-84.

25. Санглибаев А.А. Религиозные воззрения народов Северного Кавказского региона и его влияние на геополитику // Вестник КЧГУ. - 2008. - № 24. - С. 110-115.

26. Санглибаев А.А. Экзогенный характер миграционного процесса в регионах северного Кавказа // Вестник КЧГУ. - 2008. - № 24. - С. 96-102.

Размещено на Allbest.ru