Терроризм в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальном уровнях (идеологические и организационные аспекты)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

ТЕРРОРИЗМ В АСИММЕТРИЧНОМ КОНФЛИКТЕ НА ЛОКАЛЬНО-РЕГИОНАЛЬНОМ И ГЛОБАЛЬНОМ УРОВНЯХ (ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ И ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ)

Специальность 23.00.04. - Политические проблемы международных отношений, глобального и регионального развития

Степанова Екатерина Андреевна

Москва - 2010

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. На рубеже XX-XXI вв. и в начале XXI в. одна из самых тревожных тенденций в области мировой политики и международной безопасности связана с ростом систематического использования негосударственными вооруженными группировками террористических методов. Это происходит на фоне размывания грани между внутриполитическим и международным терроризмом, которое проявляется в транснационализации террористической активности на локально-региональном уровне и возникновении новых опасных форм терроризма на глобальном уровне. Теракты 11 сентября 2001 г. в США особенно ярко продемонстрировали, что в эпоху глобализации и развития информационных технологий и средств коммуникации все большее значение приобретает даже не столько реальный масштаб насилия, сколько возможность с его помощью создать эффект дестабилизации, многократно превышающий прямой ущерб от вооруженного инцидента, и таким образом асимметрично влиять на конкретную политическую ситуацию или мировую политику и международную безопасность.

В условиях XXI?в. асимметричная природа терроризма - преднамеренного насилия или угрозы насилия против гражданских мишеней как средства давления на превосходящего по силе и статусу противника - лишь усиливается. На локально-региональном уровне это способствует росту террористической активности, особенно в контексте вооруженных конфликтов, а на глобальном уровне делает терроризм основной тактикой асимметричного противостояния мировой системе. Эскалация террористической активности соответствует и глобальной динамике организованного вооруженного насилия, для которой характерно сохранение высокого уровня целенаправленного насилия против гражданского населения, несмотря на снижение масштаба и интенсивности прямых военных действий между комбатантами.

На фоне относительного ослабления влияния левых и леворадикальных идеологий в 1990-е - 2000-е гг., в том числе вследствие краха советского блока и распада биполярной системы, на первый план в качестве идеологий вооруженных акторов, применяющих террористические методы, вышли идеологии радикально-националистического и религиозно-экстремистского типов. Этот же период отмечен ускоренным распространением сетевых организационных форм, прежде всего, среди негосударственных игроков, особенно транснационального толка. В этом контексте есть основания полагать, что усиление асимметричного потенциала терроризма связано не только с глобализацией, развитием средств информации и связи и другими внешними условиями, но и с особенностями и эволюцией экстремистских идеологий и организационных систем самих террористических акторов.

Недооценка асимметричной специфики терроризма и противодействие терроризму средствами, приспособленными для решения других задач, не приносят желаемого эффекта и даже могут быть контрпродуктивными. Так, после начала в 2001 г. объявленной США международной «войны с терроризмом» сравнительные показатели террористической активности сильнее всего ухудшились в тех регионах и странах, которые стали основной мишенью этой кампании (Ирак и Афганистан). Необходимость повысить эффективность противодействия терроризму требует лучшего понимания тех специфических асимметричных преимуществ, которые террористическим игрокам на локально-региональном и глобальном уровнях дают их экстремистские идеологии и организационные системы.

Степень разработанности проблемы. Несмотря на то, что в зарубежной академической литературе проблемы терроризма активно разрабатываются с конца 1960-х гг., большинство концептуально-теоретических разработок в этой области, включая базовые вопросы определения, разновидностей, целей, причин и акторов терроризма, сохраняют остро дискуссионный характер. Наиболее ценные теоретико-концептуальные разработки касаются признания политической природы и целей терроризма, его ярко выраженного контекстного характера и коммуникативной функции. Hoffman?B. Inside Terrorism. - N.Y.: Columbia University Press, 2006; Political Terrorism: A New Guide to Actors, Authors, Concepts, Data Bases, Theories, and Literature / Ed. by A. Schmid and A. Jongman. - New Brunswick: Transaction, 2005; Terrorism in Context / Ed. by M.?Crenshaw. - University Park: Pennsylvania State University Press, 1995. Растет внимание и к тем факторам, которые способствуют переходу вооруженных игроков к терроризму и классифицируются, например, как структурные, сопутствующие и мотивационные или как объяснения на индивидуальном, групповом, государственном и международном уровнях. Root Causes of Terrorism: Myths, Reality and Ways Forward / Ed. by T. Bjorgo. - Abingdon: Routledge, 2005. Однако факторы, связанные с характеристиками самих террористических акторов, в том числе особенности их идеологических и организационных систем, пока освещены недостаточно. Так называемый международный терроризм либо предстает в литературе и официальных документах как некое «абсолютное зло», не зависящее от конкретного политического контекста, либо, за редкими исключениями, Engene J. Five decades of terrorism in Europe: the TWEED dataset // Journal of Peace Research. 2007. V. 44. № 1. P.?109-121; EU Terrorism Situation and Trend Report. - The Hague: Europol, 2007-2010. продолжает механически противопоставляться внутриполитическому терроризму, хотя для начала XXI в. характерна, скорее, разная степень транснационализации терроризма на локально-региональном и глобальном уровнях.

Недостаточная изученность терроризма как асимметричного насилия отчасти связана с тем, что, например, литература в рамках классической теории «асимметричного конфликта» (Э.?Мак, Т.?Пол, Р.?Томпсон, И. Аррегин_Тофт, Дж. Рекорд) долгое время была сосредоточена на войнах между государствами (а терроризм не является тактикой государственных игроков) и на крупных антиколониальных войнах, которые в основном завершились к концу 1970-х гг. Даже И. Аррегин-Тофт, которому принадлежит наиболее полная теория «асимметричного конфликта», не включил в изучаемую им выборку конфликты с участием в качестве одной из сторон негосударственных вооруженных акторов, не связанных с антиколониальной борьбой, Arreguin-Toft?I. How the Weak Win Wars: A Theory of Asymmetric Conflict. - N.Y.; Cambridge: Сambridge University Press, 2005. хотя уже в 1990-е - 2000-е гг. асимметричное противостояние с участием таких акторов вышло на первый план. Традиционная трактовка асимметрии как резкого несоответствия в военно-силовом потенциале противоборствующих сторон также далеко не полно отражает суть абсолютно преобладающего в начале XXI?в. типа асимметричного противостояния - между государством (группой государств) и негосударственными игроками на уровне от локального до глобального. Если учесть, что именно в таких контекстах могут применяться террористические методы, потребность в дальнейшей разработке теорий асимметричного насилия и их более активного применения к изучению терроризма становится очевидной.

Остро дискуссионной проблемой остается и вопрос о характере и степени влияния радикальных идеологий вооруженных игроков на их террористическую деятельность. Если в изучении влияния идеологического экстремизма, в комплексе с другими факторами, на процесс радикализации негосударственных акторов и их перехода к вооруженному насилию и удалось добиться определенного прогресса, то в том, когда и почему это насилие принимает именно форму терроризма, пока мало ясности. Хотя всплеск внимания к радикальному национализму как идеологии вооруженного насилия в 1990-е гг. был сосредоточен на этнополитических конфликтах, редкие попытки концептуализации перехода этносепаратистских движений именно к террористическим методам в основном сводили его объяснение к степени этнической поляризации и ожесточенности противостояния. Byman D. The logic of ethnic terrorism // Studies in Conflict and Terrorism. 1998. № 2. P. 149-170. При этом роль радикального национализма несепаратистского толка в 1990-егг. и особенно 2000-е гг. и его связь с религиозным экстремизмом в идеологии движений сопротивления иностранному вооруженному вмешательству в интернационализированных конфликтах во многом оставались в тени.

Рост внимания к изучению связи религиозного экстремизма исламистского толка с вооруженным насилием в целом соответствует ведущей роли идеологии этого типа в начале XXI в. на уровне транснациональных террористических сетей. Несмотря на широкий круг работ, посвященных глубинным социально-политическим, культурным и экономическим процессам в мусульманском мире, в трактовке проблем, связанных с исламистским терроризмом в конце XX - начале XXI в., распространены две крайности. Одна состоит в абсолютизации проблемы вооруженного экстремизма исламистского толка, в представлениях о его лавинообразном росте и о радикальном исламизме как о наиболее распространенной идеологии террористических акторов. Juergensmeyer M. Terror in the Mind of God: The Global Rise of Religious Violence. - Berkeley: University of California Press, 2000; Kepel G. Jihad: The Trail of Political Islam. - L.: I.B. Tauris, 2004. Противоположная крайность, которой не чужды и некоторые ученые-исламоведы, состоит в списании феномена исламистского терроризма лишь на «эксцессы» экстремистов-маргиналов. Burgat F. Face to Face with Political Islam. - L.: I.B.Taurus, 1997; Esposito J. Unholy War: Terror in the Name of Islam. - Oxford: Oxford University Press, 2002. Однако этот феномен, особенно в его транснациональных формах, не следует недооценивать - хотя бы потому, что именно с помощью террористических методов вооруженным экстремистам удается играть роль не столько «маргинального», сколько «подавляющего меньшинства», привлекая непропорционально широкое внимание к своей программе и целям, в том числе по сравнению с более умеренными исламистскими течениями. Еще одним пробелом в литературе является то, что радикальный национализм и религиозный экстремизм как идеологии вооруженного насилия, включая терроризм, в основном продолжают рассматриваться отдельно, а смешанным идеологическим формам уделено недостаточное внимание.

Лишь недавно политологи стали уделять больше внимания организационным, особенно сетевым, моделям акторов, использующих террористические методы. Arquilla J., Ronfeldt D. Networks and Netwars: The Future of Terror, Crime, and Militancy. - Santa Monica (Calif.): RAND, 2001; Sageman M. Understanding Terror Networks. - Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2004. В этой сфере все еще распространен ряд упрощенных интерпретаций, например, резкое разграничение между иерархическими моделями «старого» терроризма периода до 11 сентября 2001 г. и «новым» транснациональным сетевым терроризмом. Чрезмерный упор на сетевые характеристики в структурах террористических акторов не позволяет сосредоточиться на таких их важных организационных особенностях, как гибридный характер их структур и наличие признаков, не свойственных ни сетям, ни иерархиям. Мало исследовано и влияние идеологий таких акторов на их организационные формы.

В отечественной литературе наибольший успех пока достигнут в изучении исторических форм терроризма, особенно социально-революционного и иного левого толка. Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.). - М.: РОССПЭН, 2000; Витюк В.В., Эфиров С.А. «Левый» терроризм на Западе: история и cовременность. - М.: Наука, 1987. В то же время теоретические вопросы, связанные с терроризмом, его асимметричной природой и ролью в асимметричном противостоянии, разработаны недостаточно (первый исторический анализ теории асимметричного конфликта на русском языке относится к 2009 г.). Дериглазова Л.В. Опыт исторического анализа феномена асимметричного конфликта в международных отношениях (вторая половина XX - начало XXI в.). Автореферат на соиск. уч. ст. д.и.н. - Томск, 2009. Прикладные разработки в основном ограничены анализом правовых и криминологических аспектов противодействия терроризму, а также предотвращения применения в терактах неконвенциональных материалов. Терроризм: правовые аспекты борьбы / Отв. ред. И.Л. Трунов. - М.: Эксмо, 2005; Арбатов А.Г., Пикаев А.А., Дворкин В.З. Ядерный терроризм: политические, правовые, стратегические и технические аспекты // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 11. C. 3-16. Некоторые вопросы, связанные с более глубокими политическими, социально-экономическими, идеологическими и психологическими аспектами вооруженного экстремизма, освещаются в работах отечественных обществоведов Социальные и психологические проблемы борьбы с международным терроризмом / Под ред. В.Н. Кудрявцева. - М.: Наука, 2002; Тишков В.А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. - М.: Наука, 2003. C.?306-400. и представителей российской востоковедческой и исламоведческой школ. Малашенко?А.В. Исламская альтернатива и исламистский проект. - М.: Изд-во «Весь мир», 2006; Naumkin V. Militant Islam in Central Asia: The Case of the Islamic Movement of Uzbekistan. - Berkeley: Institute of Slavic, East European and Eurasian Studies, University of California, 2003. За некоторыми исключениями, Наумкин В.В. Исламский радикализм в зеркале новых концепций и подходов. - М.: Едиториал УРСС, 2005; Мирский Г.И. Исламизм, транснациональный терроризм и ближневосточные конфликты. - М.: Изд-во ГУ-ВШЭ, 2008. эти исследования сосредоточены на изучении процессов на постсоветском пространстве. Организационные структуры террористических акторов в отечественной литературе изучались мало. В ней также слабо используются массивы научных баз данных по терроризму и другим формам вооруженного насилия.

Диссертация призвана восполнить пробел в изучении терроризма как тактики вооруженного противостояния на локально-региональном и глобальном уровнях путем исследования его асимметричной природы и сочетания идеологических и организационных систем террористических акторов как одной из основ исследуемой асимметрии. Сохраняющаяся неопределенность с понятием терроризма, неадекватность его традиционных типологий и теорий асимметричного насилия условиям конца XX - начала XXI в. требуют решения и этих теоретико-методологических проблем. Приоритетное внимание к общемировому, или глобальному, контексту и к локально-региональным контекстам за пределами постсоветского пространства призвано восполнить сохраняющийся недостаток соответствующих исследований в российской литературе 1990-х - 2000-х гг.

Основным объектом исследования являются вооруженные негосударственные акторы, использующие террористические методы в асимметричном вооруженном противостоянии на локально-региональном и глобальном уровнях.

Предмет исследования составляют идеологические установки и организационные системы террористических акторов, прежде всего, религиозно-экстремистского, радикально-националистического и смешанного типов и связь между их идеологиями и структурами.

Основные цели исследования - определить влияние экстремистских идеологий и организационных форм вооруженных негосударственных акторов на применение ими террористических методов в асимметричных конфликтах на локально-региональном и глобальном уровнях и изучить возможности нейтрализации или трансформации экстремистских идеологий и организационных форм таких акторов с целью ослабления их асимметричных преимуществ. В соответствие с этими целями в работе поставлены следующие исследовательские задачи.

1. Выявить основные особенности терроризма по сравнению с другими формами вооруженного насилия и сформулировать научно обоснованное определение терроризма. Оценить адекватность традиционных типологий терроризма, включая его жесткое подразделение на «международный» и «внутриполитический», в условиях конца XX - начала XXI в. и предложить варианты их дополнения или пересмотра.

2. Выйти за рамки традиционной интерпретации асимметричного насилия как резкого несоответствия военных потенциалов противоборствующих сторон и одностороннего превосходства более сильной в военном отношении стороны. Предложить такую концепцию асимметрии, которая была бы более адекватна основному типу современного асимметричного вооруженного противостояния - конфликтам между государством или сообществом государств и вооруженными негосударственными игроками на локально-региональном или глобальном уровне.

3. На основе анализа соответствующей статистики выявить основные тенденции в эволюции терроризма, в том числе радикально-националистического, религиозного и смешанного типов, в конце XX - начале XXI в.

4. Объяснить, почему терроризм, уступающий по смертоносности ряду других форм этнополитического насилия (этническим чисткам, геноциду), распространен как тактика вооруженной борьбы в одних этнополитических конфликтах, но мало применяется или вообще не используется в других конфликтах этого типа (например, на Балканах в 1990-е гг. или в Центральной Африке). Изучить специфику идеологии движений «национального сопротивления» несепаратистского типа, направленных, в первую очередь, на противостояние иностранному вооруженному вмешательству, в том числе в рамках интернационализированных конфликтов в контексте «войны с терроризмом» во главе с США.

5. Определить и сопоставить религиозный императив в идеологии вооруженных группировок, прежде всего, исламистского толка, с ее квазирелигиозными характеристиками и функциями. Выявить особенности террористических группировок, для идеологии которых характерен отчетливый религиозный императив, по сравнению с террористическими организациями иной идеологической ориентации. Рассмотреть эволюцию идеологии «глобального джихада» и определить те особенности, которые позволили этой наиболее транснационализированной версии исламистского экстремизма к началу XXI в. стать ведущей идеологией сетевых игроков, оспаривающих глобальный статус-кво с применением террористических методов.

6. Определить, в чем и в каких условиях в идеологических системах террористических акторов религиозный экстремизм совместим с элементами националистической идеологии, а в чем противоречит им и насколько это может быть использовано в стратегии идеологического противодействия терроризму на локально-региональном уровне.

7.?Выявить направления основных изменений и элементы преемственности в развитии организационных форм террористических группировок традиционных типов. Определить организационно-структурные особенности современных транснациональных террористических сетей. Выявить организационные параллели и контрасты между терроризмом как тактикой в локально-региональных конфликтах и супертерроризмом на глобальном уровне.

8. Оценить влияние доминирующих в конце XX - начале XXI в. идеологий вооруженных негосударственных игроков, использующих террористические методы, на их организационные формы и определить, насколько идеология и структура таких групп усиливают друг друга.

9. Предложить пути противодействия на идеологическом уровне экстремистской идеологии вооруженных группировок религиозно-националистического толка на локально-региональном уровне, наиболее активно применявших террористические методы в конце XX - начале XXI в., и транснациональному движению «глобального джихада», с которым связан новый тип терроризма - супертерроризм.

10. Выявить пути нейтрализации основных асимметричных организационно-структурных преимуществ террористических игроков, прежде всего, сетевого и смешанного типа.

Хронологические рамки. Основное внимание уделено периоду после окончания «холодной войны» (1990-е гг. - 2000-е гг.) и в особенности периоду 1998-2007 гг., который наиболее полно освещен в статистике по терроризму и на который пришелся очередной пик террористической активности (два предыдущих пика терроризма пришлись на последние десятилетия XIX в. - начало XX в. и 1970-е гг. - начало 1980-х гг.).

Пространственно-географические рамки. В диссертации применение террористических методов анализируется в контекстах двух типов - глобальном и локально-региональном. Глобальный контекст необходим для исследования супертерроризма как тактики вооруженного противостояния нового типа - между транснациональным радикально-исламистским движением, которое ставит универсалистские цели, и рядом ведущих государств мира, международных институтов и мировой системой в целом. Террористические проявления этого противостояния могут иметь место в любом регионе, в том числе вне зон локально-региональных конфликтов, и изучаются в основном на примере микроячеек транснационального движения «глобального джихада» в западных странах. Хотя основные исследуемые в диссертации локально-региональные контексты - это вооруженные конфликты на Ближнем и Среднем Востоке, отдельные аспекты изучаемых проблем рассматриваются и в других контекстах, например, в регионе Юго-Восточной Азии или на российском Северном Кавказе.

На защиту выносятся следующие положения диссертации.

1. Терроризм представляет собой преднамеренное использование насилия или угрозу его применения со стороны негосударственных игроков против гражданских лиц и других некомбатантов ради достижения политических целей путем давления на общество и государство (группу государств, международную организацию, международное сообщество). В начале XXI в. механическое разграничение между «внутриполитическим» и «международным» терроризмом теряет смысл, учитывая, что и те террористические группировки, цели которых не выходят за рамки внутригосударственного контекста, все активнее транснационализируют многие аспекты своей деятельности. В этих условиях критическое значение приобретает уровень и масштаб основных целей и повестки дня террористического актора - локально-региональный или глобальный.

2. Преобладающая в конце 1990-х - 2000-х гг. форма асимметричного противостояния - вооруженный конфликт между государством (группой государств) и негосударственным игроком (от локальной группировки до транснациональной сети) - не сводится лишь к противоборству сторон, различающихся по своему совокупному военному, экономическому и технологическому потенциалу. В таком противостоянии на стороне негосударственных игроков, более слабых по силовому потенциалу и, в отличие от государств, не обладающих формальным политико-правовым статусом - идеологическая и организационно-структурная асимметрия.

3. Экстремистская идеология вооруженного негосударственного игрока обладает высоким мобилизационным потенциалом в условиях асимметричной конфронтации. Этот потенциал приобретает повышенное значение при использовании группировкой террористических методов - т. е. не прямых военных действий против основного вооруженного противника, а попыток надавить на него путем политической и общественной дестабилизации и резонанса в результате демонстративных ударов по гражданскому населению и объектам.

4. В конце XX - начале XXI в. экстремистские идеологии все активнее играют и роль связующего начала для преобладающих среди негосударственных вооруженных игроков сетевых организационных моделей. При этом для группировок радикально-исламистского толка характерна особенно тесная взаимосвязь между идеологией и структурой. Чем сильнее системы организации террористических акторов отличаются от организационных моделей их основных противников - тем сложнее государствам и сообществам государств противостоять таким вооруженным игрокам в асимметричной конфронтации.

5. Экстремистские идеологии и организационные системы вооруженных негосударственных игроков, применяющих террористические методы, служат их основными стратегическими ресурсами в асимметричном противостоянии государствам, группам государств, международным организациям и мировой системе. Эти ресурсы позволяют даже небольшим группам, не имеющим значительной поддержки со стороны населения, вести асимметричную борьбу с применением террористических методов в течение длительного времени.

6. Эффективное противодействие терроризму в контексте асимметричного конфликта не должно сводиться к реагированию на теракты и стандартным профилактическим и превентивным мерам (защите населения и объектов, отслеживанию активности террористических организаций, привлечению террористов к ответственности), с одной стороны, и вниманию к глубинным истокам социально-политического насилия (например, мерам по преодолению социальной и культурной маргинализации отдельных регионов или общин), с другой стороны. При всей важности этих мер, даже, например, урегулирование основных противоречий, приведших к вооруженному конфликту, в контексте которого применяется терроризм, еще не гарантирует автоматического прекращения террористической активности. До тех пор, пока вооруженная группировка сохраняет свои основные асимметричные преимущества - сочетание высокого мобилизационного потенциала экстремистских идеологий в отдельных сегментах общества (обществ) с организационной моделью, асимметричной системе организации ее основного противника, такая группировка имеет возможность продолжать если не военную, то террористическую активность. Эффективное противодействие терроризму как тактике асимметричного вооруженного противостояния на локально-региональном и глобальном уровнях требует комплексных государственных и международных мер по нейтрализации экстремистских идеологий и организационных преимуществ террористических акторов

Теоретико-методологическая база исследования. Теоретико-методологический плюрализм современной общественно-научной мысли позволяет исследователю выйти за рамки той или иной метатеории, но не освобождает его от необходимости прояснить свое понимание онтологии и эпистемологии (того, что есть социальная реальность и как ее изучать). Исследование широкого круга вопросов (от специфики терроризма как сознательного конструирования дестабилизационного политического эффекта, идеологических аспектов и противодействия идеологическим основам терроризма до вполне «объективных», материальных параметров террористических организаций и статистики терактов) логично вписать в контекст не только дискуссий 1990-х-2000_х гг. между (нео)позитивистами и конструктивистами, но и попыток выйти за рамки этих подходов на уровень новых метатеорий.

К позитивистам-рационалистам в политологии и теории международных отношений относятся как неореалисты - последователи К. Уолта, к которым близки многие российские ученые, работающих в этой области (А.Д. Богатуров, С.В. Кортунов, Н.А. Косолапов и др.), так и рационалистское направление либерального институционализма (Р. Кеохейн, Л. Мартин, Б. Уайнгаст и др.). Они рассматривают «агента» как индивидуального или коллективного рационального актора, действия которого направлены на максимально эффективную реализацию предписанных ему внешними условиями (структурой) приоритетов. Согласно конструктивистам (А. Вендт, П. Катценштайн, Т. Бирстекер, Ф. Краточвил, У. Лапид, П.А. Цыганков и др.), агенты сами конструируют реальность через взаимодействие, основанное на их представлениях о себе и окружающем мире, но при этом являются и объектами этого взаимодействия, влияющего на формирование их идентичностей и преференций и поведения. Рационалисты отводят идеологии, культуре, религии, идентичности преимущественно инструментальную роль в реализации «объективных» интересов и пытаются объяснить реальность путем выявления ее общих «объективных» закономерностей в рамках номотетического подхода, особенно активно опирающегося на количественные методы. Конструктивисты же, в теории провозглашая равнозначность идейно-духовного и материального начал, на практике в основном стремятся понять нематериальное, отдавая приоритет идеям, представлениям, процессам формирования индивидуального и общественного сознания. Среди конструктивистов доминирует интерпретивный подход, сфокусированный на изучении «восприятий» и конструирования смыслов, которые акторы придают своим действиям, в процессе их взаимодействия. В целом и позитивисты-рационалисты, и конструктивисты вносят наибольший вклад в изучение той стороны социальной реальности, на которой в основном сосредоточен каждый из этих подходов.

Хотя разработка частной теории терроризма сама по себе не требует выхода на уровень новых метатеорий, методологическим предпочтениям диссертанта созвучен ряд идей, высказанных в ходе разработки метатеорий, выходящих за рамки и позитивизма, и конструктивизма. Это, например, понимание, сторонниками общественно-научного течения критического реализма (Р. Бхаскаром, К. Ллойдом, М. Арчером, Х. Патомяки) социального феномена как результата взаимодействия акторов через их «идеи» и «представления», но под влиянием объективно существующих социальных структур.

В целом, онтологическая позиция автора состоит в признании равнозначности и диалектического взаимодействия и взаимовлияния агента и структуры, идейно-духовного и материального начал, а эпистемологическая - в признании как сильных, так и слабых сторон номотетического и интерпретивного подходов. В работе практикуется интеграция результатов, полученных в результате использования конкретных методов трех типов: а) традиционных методов качественного (идеографического и логического) анализа: типологических обобщений, элементов сравнительно-политологического подхода, мини-case studies; б) количественных методов, например, для получения общего представления о глобальных и региональных тенденциях в динамике терроризма на основе анализа статистики и в) элементов интерпретивного метода (в частности, в анализе идеологического дискурса транснационального движения, проповедующего «глобальный джихад»).

Политические цели, характер и последствия терроризма, его неразрывная связь с политическим, в том числе международно-политическим, контекстом, роль государств, их объединений или мировой системы в целом как конечных объектов воздействия и главных противников террористов в асимметричном вооруженном противостоянии диктуют основной упор в диссертации на политическую науку. Изучение фактора террористического насилия в глобальном и локально-региональных контекстах, негосударственных вооруженных акторов на разных уровнях мировой политики, включая транснациональные террористические сети, размывания грани между терроризмом «международного» и «внутриполитического» типа, а также особое внимание к роли религиозно-экстремистской идеологии в противостоянии мировой системе в начале XXI?в. и усилиям по противодействию транснациональному терроризму требуют анализа политических проблем и процессов на транснациональном (международном) уровне. При этом многообразие форм, причин, истоков, последствий терроризма и антитеррористических стратегий в конкретных политических контекстах и конфликтах, эволюция и специфика изучаемых экстремистских идеологий, имеющих не только политическое, но и культурно-психологическое содержание, и ряд аспектов организационных систем террористических акторов предполагают выборочное использование отдельных теоретико-методологических и конкретно-проблемных разработок в области истории, социологии, социальной психологии, этнологии, религиоведения, правоведения и т. д.

Основу источниковой базы работы составили материалы по изучению идеологий и организационных систем вооруженных игроков, применяющих террористические методы на локально-региональном и глобальном уровнях. Они включают работы идеологов и вдохновителей асимметричного вооруженного противостояния второй половины XX в. (от леворадикального теоретика «городской герильи» К. Маригеллы до правоэкстремистского теоретика «безлидерного сопротивления» Л. Бима) и идеологов современного транснационального вооруженного исламизма (С. Кутба, А. Аззама, А. аз-Завахири, Ю. аль_Карадауи, А.Я. аль-Либи), а также документы организаций, использующих террористические методы (уставы, воззвания, пропагандистские материалы и т.д.). Вторым комплексом источников является статистика основных мировых баз данных по терроризму, прежде всего, Мемориального института по предотвращению терроризма (США), а также по конфликтам и другим формам вооруженного насилия Уппсальского университета (Швеция), Университета Мэриленда (США) и т.д. Третьим комплексом источников являются материалы в области противодействия терроризму: официальные документы государственных и международных структур, включая антитеррористические конвенции, законы и доктрины, контрповстанческие стратегии, ситуационные обзоры и оценки рисков.

Серьезную помощь в работе над диссертацией оказала научная литература по нескольким направлениям. Это, прежде всего, исследования терроризма как специфической формы социально-политического насилия, в том числе на транснациональном уровне (работы В. Лакера, М. Криншо, Б. Хоффмана, Т. Бъорго, А. Шмида, Дж. Хоргана, А. Мерари и др.), а также труды общетеоретического характера, изучающие причины и условия социально-политического насилия (К. Дойч, Т. Гёр, П. Штомпка, Н.П. Гледич и др.). В исследовании противодействия терроризму, где, наряду с политологами, заметную роль играют криминологи и правоведы, включая специалистов по международному праву, ценным подспорьем были труды Б. Ганора, Р. Инглиша, Р. Крелинштейна, В.В. Петрищева и др.

Учитывая, что та часть литературы по асимметричному насилию, которая посвящена асимметричным конфликтам между государствами, неприменима к изучению терроризма как тактики негосударственных акторов, в том числе транснациональных сетей, особый интерес представляют два направления в литературе конца 1990-х - 2000-х гг. Это, во-первых, работы военных аналитиков в области контрповстанческой стратегии, в том числе в интернационализированных контекстах (например, дискуссии вокруг «доктрины Петрэуса» второй половины 2000_х гг.). Во-вторых, это труды академических, в основном европейских, экспертов по асимметричным и транснациональным аспектам гражданских войн (Ч. Кинга, П. Вальдмана). Различные формы вооруженного насилия в локально-региональных конфликтах 1990-х - 2000-х гг. и процессы их интернационализации и транснационализации активно изучаются также в рамках «теории новых войн» (М. Калдор, М. Даффилд, К. Холсти, Д. Сноу). Дискуссии вокруг этой теории стали примером конструктивного взаимодействия сторонников различных методологических подходов. Скорректировав или опровергнув ряд конкретных тезисов теоретиков «новых войн» на основе анализа статистики соответствующих баз данных, неопозитивисты-номотетики (С. Каливас, Б. Ласина, уппсальская школа во главе с П. Валленстином) одновременно косвенно подтвердили одну из базовых конструктивистских идей. Проведенный ими анализ показал, что в 1990-е - 2000-е гг. наиболее значительные изменения претерпели не столько параметры и характер различных форм вооруженного насилия в мире (которые демонстрируют разнонаправленные тенденции), сколько их восприятие на уровне государств, международных институтов и негосударственных акторов мировой политики и представления о масштабе, интенсивности и характере соответствующих угроз.

Из теоретической литературы по проблемам идеологии влияние на авторское понимание идеологии как сочетания системы взглядов и дискурса, ориентированного на социально-политическую практику, и как политизированной формы социальной репрезентации группы и основы ее активности оказали элементы неомарксистской (Э. Блох, Л. Альтюссер) и умеренно-конструктивистской (Т. Ван Дайк) интерпретаций. Из литературы по различным типам идеологии, наибольший интерес для диссертанта представляли исследования идеологического экстремизма националистического и религиозного типов. В изучении национализма вплоть до 1990-х гг. доминировали различные позитивистские подходы традиционалистского (примордиализм К. Гирца, П. Ван ден Берге, У. Коннора) и модернистского толка (историко-модернизационная теория Э. Геллнера), хотя в трудах ряда крупнейших специалистов в этой области прослеживается попытка синтеза элементов традиционализма и модернизма (Э. Смит) или модернизма и конструктивизма (Э. Хобсбаум). В конце XX в. все более заметную роль в этой сфере стал играть конструктивизм (Б. Андерсон, Р. Брубекер, Д. Хоровиц, в отечественной науке - В.А. Тишков, А.И. Миллер и др.). Вплоть до 2000-х гг. в западной и отечественной литературе вопросам связи религиозного экстремизма с вооруженным насилием отводилась вторичная роль по отношению к этнополитической проблематике. Ситуация начала существенно меняться лишь с обострением в конце 1990_х гг. проблемы транснационального вооруженного экстремизма исламистского толка и ростом интереса к его изучению. При этом наиболее авторитетные востоковеды и исламоведы (например, Ф. Бургам, Дж. Эспозито, В.В. Наумкин, А.В. Малашенко и др.) убеждены, что связь религиозного экстремизма с вооруженным насилием и, в частности, терроризмом не может быть сведена к манипулятивно-инструментальной.

В исследовании организационных структур террористических акторов использовалась литература в области так называемых организационных исследований, опирающихся на классическую организационную теорию М. Вебера. В настоящее время в центре теоретических дискуссий в этой области, в том числе применительно к структурам вооруженных негосударственных игроков, находится распространение сетевых форм организации. Наибольший интерес представляют те работы в рамках теории «организационных сетей», которые рассматривают сети в сочетании с другими организационными формами (Д. Ронфельдт, Р. Майнц). В изучении механизмов формирования микроячеек транснациональных террористических сетей используются работы теоретиков «социальных сетей» (М. Кастельс, М. Сэджман).

Научная новизна исследования.

1. В работе выдвинуто и детально обосновано академическое определение терроризма.

2. Предложена оригинальная типология современного терроризма, основанная на а) уровне и масштабе конечных целей террористического актора - локально-региональном или глобальном и б) наличии и степени взаимосвязи его террористической активности с вооруженным конфликтом. Переосмыслено понятие супертерроризма, основным критерием определения которого предложено считать неограниченный, глобальный характер конечных целей террористического актора, а не уровень используемых им технических средств.

3. Впервые выдвинута двусторонняя трактовка асимметричного противостояния между государством (группой государств) и негосударственной группировкой или транснациональной сетью как одновременно силовой, статусной, идеологической и организационно-структурной асимметрии.

4. Особенности идеологических и организационных систем негосударственных вооруженных акторов рассматриваются в качестве основных предпосылок их перехода к террористическим методам. Эти предпосылки связаны с особенностями самого актера («агента») и более специфичны именно для терроризма как одной из тактик вооруженного противостояния, чем фундаментальные причины социально-политического насилия в целом.

5. Роль радикально-националистической составляющей в идеологии организаций, применяющих террористические методы на локально-региональном уровне, проанализирована в контексте не только этносепаратистских конфликтов, но и противостояния, связанного, в первую очередь, с сопротивлением иностранному вооруженному вмешательству. Предложено специфическое объяснение перехода этносепаратистских движений именно к террористическим методам, связанное с резким несоответствием завышенных представлений о достижимости их конечных целей, диктуемых соответствующей идеологией, и крайне ограниченными шансами на реализацию этих целей. Выявлены особенности идеологий «национального сопротивления» в интернационализированных конфликтах начала XXI в. в мусульманских странах, главной из которых является интеграция идеологического радикализма религиозного и националистического толка.

6. Сравнительный анализ статистики по террористической активности группировок различных мотивационно-идеологических типов подтверждает, что наиболее радикальная и транснационализированная версия исламского экстремизма стала ведущей идеологией терроризма на глобальном уровне. В то же время на локально-региональном уровне, по крайней мере, не менее распространенными и влиятельными среди вооруженных негосударственных игроков являются идеологии радикально-националистического толка и распространены смешанные идеологические формы.

7. Предложенное объяснение роли религиозно-идеологического экстремизма в мобилизации и обосновании терроризма на локально-региональном и глобальном уровнях не ограничивается критикой чисто инструменталистского подхода и основано на сочетании квазирелигиозных характеристик и функций идеологии этого типа с ее специфическим дискурсом и религиозным морально-этическим императивом.

8. Идеологические и организационные аспекты терроризма в асимметричном конфликте рассматриваются как по отдельности, так и в комплексе. В опровержение резкого противопоставления традиционных типов терроризма современному сетевому супертерроризму, доказано распространение сетевых элементов в организационных системах террористических игроков разных типов на уровнях от локального до глобального. Проведен сравнительный анализ основных типов террористических акторов смешанного националистического/ исламистского толка. Подтверждена ведущая роль идеологии как организующего принципа и связующей основы автономных ячеек сетевых террористических игроков, а для обозначения их организационного типа введено понятие функционально-идеологической сети.

9. Дано объяснение нетипичной для стандартных сетевых структур повышенной степени координации действий, которую демонстрируют множественные автономные ячейки транснационального движения «глобального джихада», вдохновленного аль-Каидой. Рассмотрены специфические характеристики этого движения, не свойственные ни сетевым, ни иерархическим организационным формам.

10. Выявлена специфика антитерроризма по сравнению с другими задачами в области безопасности и предложены пути нейтрализации идеологических и организационных аспектов наиболее распространенных и опасных форм терроризма на локально-региональном и глобальном уровнях.

11. Ввод в отечественный научный оборот значительного объема статистики и критический анализ связанных с ней методологических проблем позволили провести анализ глобальных тенденций в развитии терроризма и сопоставить их с тенденциями в динамике конфликтов и других форм вооруженного насилия.

Практическая значимость. Материалы и выводы диссертации могут использоваться во внешней политике России, прежде всего, в тех регионах мира, которые в начале XXI в. лидировали по уровню террористической активности (на Ближнем и Среднем Востоке, в том числе в контексте интернационализированных конфликтов в Ираке и Афганистане). Диссертация также помогает лучше вписать отечественный опыт противодействия терроризму в общемировой контекст, а ее материалы могут быть использованы как в рамках дальнейшей разработки российской антитеррористической стратегии, так и для выработки специальными службами более конкретных рекомендаций в этой сфере. Наконец, ряд выводов (например, относительно необходимости корректировки программ предотвращения радикализации мусульманских диаспор) имеют значение и для международных организаций и зарубежных государств, в частности, европейских. На основе материалов диссертации подготовлены аналитические справки и прогнозы для правительства и администрации президента РФ. Публикации по теме диссертации используются в качестве материалов учебных курсов в российских и зарубежных вузах - Московском, Санкт-Петербургском и Томском государственных университетах, Государственном университете - Высшей школе экономики, Университете Нотр-Дам, Колумбийском университете и Монтерейском институте (США), Европейском университете проблем мира (Австрия), Университете Сан-Андрес (Аргентина).

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации апробированы в рамках международных научно-исследовательских проектов, в том числе под эгидой Университета ООН и Стокгольмского института проблем мира и обсуждались на российских и международных семинарах и конференциях: «Коренные причины терроризма» (Норвежская академия наук, Осло, 2003г.), «Международный терроризм и конфликты» (Санкт-Петербургский университет, 2004 г.), «Исламистский терроризм: тенденции и угрозы» (Университет Ортега_и_Гассет, Мадрид, 2004 г.), «Национальные и коллективные ответы на новые угрозы и вызовы в Центральной Азии» (Центр стратегических и политических исследований при Институте Востоковедения РАН, Москва, 2005г.), «Борьба с терроризмом и защита прав человека» (Германское общество внешней политики, Берлин, 2006г.), «Европейские подходы к борьбе с терроризмом» (Зальцбург, 2006г.); «Ислам и арабский национализм» (Александрия, Египет, 2007г.), на ежегодной конференции Центра изучения терроризма Университета Сент-Эндрюс (Лондон, 2008г.), а также на антитеррористических саммитах в Мадриде (2005г.) и Нью-Йорке (2010г.). Диссертация обсуждена на расширенном заседании Отдела международно-политических проблем ИМЭМО РАН 23 июня 2010 г. и рекомендована к защите с учетом замечаний.

По теме диссертации опубликовано более 100 научных работ общим объемом более 160 печатных листов, в том числе шесть индивидуальных авторских монографий на русском, английском и испанском языках объемом более 80 п. л., две коллективные монографии на русском и английском языках (в соредакторстве и соавторстве) и двенадцать статей в ведущих рецензируемых журналах из перечня ВАК Минобрнауки России, включая три публикации в журналах из перечня Social Sciences Citation Index. Монографии по теме диссертации и связанным с ней вопросам стимулировали дискуссии в российских («Мировая экономика и международные отношения», «Азия и Африка сегодня», «Латинская Америка») и зарубежных научных журналах (“Democracy and Security”, “Global Crime”, “The Middle East Journal”, “Survival”). Публикации по теме диссертации послужили основой для включения диссертанта в 2007 г. в состав редколлегии ведущего мирового научного журнала по проблемам терроризма “Terrorism and Political Violence” .

2. Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность изучения идеологических и организационных аспектов терроризма в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальном уровнях, оценивается степень разработанности темы, определяются объект, предмет, цели и задачи исследования, проводится обзор его теоретико-методологической базы, источников и литературы, раскрывается научная новизна и практическая значимость работы.

В первой главе - «Терроризм как тактика асимметричного конфликта» - терроризм определяется как преднамеренное использование насилия или угроза его применения со стороны негосударственных игроков против гражданских лиц и других некомбатантов ради достижения политических целей путем давления на государство и общество (или группу государств, международную организацию и даже мировое сообщество). В основе этого определения - политические цели (в отличие от материальных целей криминального насилия), гражданское население и объекты как oсновные мишени терактов (в отличие, например, от партизанских ударов по регулярным государственным или международным военным формированиям и силам безопасности) и асимметричная природа терроризма. Она состоит в том, что главная задача теракта выходит за рамки его непосредственных жертв и прямого ущерба. Теракт служит катализатором более широкого общественно-политического резонанса, который необходим террористам для дестабилизации и давления на их основного - статусного и более сильного - противника. Стремление террористов преодолеть заведомую асимметрию в области силы и статуса, создать иллюзию «сопоставимости» влияния и ресурсов с их «системным» оппонентом, используя общественно-медийный эффект от ударов по гражданским целям, объясняет, почему терроризм является специфической тактикой именно негосударственных игроков и почему его следует отличать, например, от государственного террора.

В конце XX - начале XXI в., когда даже локальные вооруженные группировки транснационализировали те или иные аспекты своей деятельности, критическое значение имеет не жесткое разграничение между внутриполитическим и международным терроризмом, а уровень и масштаб целей группировки: локально-региональный или глобальный. Вопреки традиционному четкому разграничению между социально-политическим, националистическим и религиозным терроризмом, в 2000_е гг. значительная часть террористической активности в мире пришлась на организации смешанного, особенно религиозно-националистического толка. Исходя из уровня и масштаба политико-идеологических целей террористических организаций и того, действуют ли они в контексте более широкого вооруженного противостояния, можно выделить три типа терроризма в изучаемый период: 1) терроризм как тактику в локально-региональных конфликтах; 2) супертерроризм как тактику акторов, преследующих глобальные, неограниченные цели в противостоянии международной системе (например, ячеек транснационального движения, вдохновленного аль-Каидой); 3) терроризм леворадикального, правоэкстремистского, экологического и иного толка, не связанный с вооруженными конфликтами и переживавший относительный спад на рубеже XX-XXI вв.

Традиционное понимание асимметрии в вооруженном противостоянии лишь как качественного военно-силового превосходства одной из сторон не объясняет, почему такие конфликты могут длиться десятилетиями, не приводя к решающему исходу. «Силовая асимметрия» также далеко не полно отражает абсолютно преобладавший в начале XXI в. тип асимметричного противостояния - между государством и негосударственными акторами (95% конфликтов за десятилетие с 1998 г. и 100% конфликтов в 2004-2009 гг.) В таком противостоянии основные ресурсы государства включают не только силовой потенциал, но и международный политико-правовой статус, а негосударственные игроки имеют свои сравнительные преимущества.

Выявление фундаментальных условий и причин терроризма как одной из тактик вооруженного асимметричного конфликта неизбежно сводится к анализу тех глубинных противоречий, которые оспариваются противоборствующими сторонами (контроль над государственной властью, территорией и т. д.). Однако причины конфликта в целом еще не обязательно объясняют, почему в нем используются - или не используются - именно террористические методы. Даже асимметричная конфронтация не гарантирует автоматического применения в ней террористических методов, а если они и применяются, то не обязательно всеми негосударственными акторами. Необходимо выявить более специфические предпосылки, которые делают терроризм сознательным тактическим выбором негосударственных игроков в асимметричном противостоянии на локально-региональном или глобальном уровнях. Если конкретные внешние условия, в которых применяется терроризм, могут сильно варьироваться, подчеркивая его предельно контекстный характер, то внутренние характеристики самих террористических акторов, как правило, отвечают двум базовым условиям. Сознательное уничтожение гражданских лиц или угроза применения насилия против них как средство давления на более сильного оппонента требует от террористов повышенной степени решимости и воли, которую обеспечивает более жесткий идеологический детерминизм, чем у группировок, не применяющих террористические методы. Но одной решимости мало - она должна быть подкреплена соответствующими организационно-структурными возможностями (которые не сводятся к чисто техническим или финансовым). Это, прежде всего, такая система внутренней организации группы, которая дает ей весомые асимметричные преимущества в сравнении с главным противником террористов - государством или сообществом государств. Сочетание жесткого идеологического детерминизма с особенностями организационной структуры максимизируют для вооруженного актора сравнительные преимущества террористической тактики в конкретных локально-региональных контекстах и на глобальном уровне.