Образы прошлого в структуре политической культуры России

§ 1 «Роль политического опыта в процессах трансляции власти в России» посвящен изучению проблемы «продолженности» власти в социальном времени. Опираясь на теоретические положения А.В.Дахина, диссертант рассматривает властную преемственность в качестве условия поддержания стабильности элит и динамического равновесия всей политической системы.

Прибегнув к сравнительно-ретроспективному анализу переломных эпох в русской истории, когда подрывалась легитимность и нарушалась естественная преемственность власти, диссертант выделяет и анализирует принципы, определяющие «порядок» ее трансляции. В работе обосновывается тезис: власти редко удавалось выработать устойчивые, долговременные, институционализированные механизмы воспроизводства; краткосрочные конструкции, складывовавшиеся стихийно, постоянно перестраивались. Однако в трансляционном хаосе выявляется определенная последовательность. Еще самодержавие, наиболее совершенная форма русской власти, в критические для себя моменты прибегало к сложным моделям воспроизводства, в которых доминировали кратократический (власти от власти), аристократический (преемственность на основе «сговора элит») и демократический (выборный, «земско-соборный»^{Под «земским» имеется в виду пространственное (территориальное), а не социальное (гражданское) начало.} ) принципы, общая логика взаимодействия которых сохранялась во времени.

Сочетание всех этих принципов в трансляционных процессах (по типу взаимоотрицания и диффузирования одновременно) в разные эпохи придавало верховной власти условный характер, порождало в ней самозванческий комплекс. Анализируя практики монархического наследования, диссертант указывает: установить порядок после Смуты начала XVII в. и дворцовых смут XVIII в. удалось в конце XVIII в. институционализацией кратократической преемственности. Однако появление в начале ХХ в. новых трансляционных механизмов опять вызвало кризис наследования, явившийся одной из причин падения самодержавия.

Вся история советской системы, как показано в диссертации, может быть сведена к поиску «правильной» трансляции верховной власти. Конструкции ее воспроизводства были сложны и неустойчивы; каждое новое правление выглядело, скорее, отрицанием, чем продолжением предыдущего. В то же время трансляционные механизмы в своих глубинных основаниях демонстрировали черты преемственности с ранним советским и даже дореволюционным опытом; власть оставалась (не в формальном, а в «содержательном» смысле) по происхождению наследственно-избирательной, а по составу - ограниченно-самодержавной. В диссертации подчеркивается особая роль в процессах властного воспроизводства кратократического принципа - партийно-вождистской и идеологической преемственности, строившейся на сложном сочетании (псевдо)династического и (псевдо)сакрального. Попытки придать трансляции и легитимации власти более открытый и современный вид (за счет расширения возможностей внутрипартийного воспроизводства и актуализации демократического принципа) терпели неудачу.

В 1990-е годы сформировалась новая сложная и неустойчивая модель властного воспроизводства. Хотя постсоветская власть установилась в ответ на современные вызовы и, кажется, в полной мере им соответствует (в формально-нормативном, институциональном отношении), она базируется на «старых» (традиционных) принципах. Хотя системообразующее значение имеет для нее демократический принцип, значительную роль в процессах властного воспроизводства играют элитные «сговоры»: очевидная «партийность» власти персонификатора и «аристократический олигархизм» вызвали в 90-е гг. массовое недовольство. И, наконец, властная самореализация по-прежнему требует преодоления ограниченности (зависимости от каких-либо социальных сил) и установления «самодержавия» на новый лад. Это достигается (в том числе) конструированием псевдодинастической преемственности: в поисках исторических корней власть наладила символические связи с монархией, актуализировала сакральное начало, придающее ей характер богоустановленной, традиционной. Затем способствовала «возвращению» советского прошлого, продемонстрировав, что для нее (как и раньше) не существует категории «прошлое-невозвращенец»; она способна эксплуатировать любые наследие, воспоминания. Тем самым была замкнута цепочка ее наследственной легитимации: от царей - через генеральных секретарей - к президентам. Кроме того, продолжена политическая традиция монархии и Советской власти - выступать от имени «всей земли», оправдывая всякое большое правительственное дело народными интересами, и использовать народную поддержку для нейтрализации «олигархической» опасности.

Как и раньше, персонификатор выступает в качестве социального координатора и модератора (арбитра), напрямую не связанного с узко «клановыми», партийными интересами и пекущегося об интересах «общенародных». Он гарантирует не только устойчивость власти, но и стабильность политической системы в целом. Социальное большинство поддерживает самодержавную, «сакрально-магическую» трансформацию демократической власти. Это демонстрирует трансляционная процедура, где «явочная» передача - от неспособного править «государя» «наследнику», подтвержденная неформальными договоренностями («сговорами») элитных групп, предшествовала «активному избранию». В рамках политического порядка, скрепленного «выборно-преемническим самодержавием», общество играет «служебную» роль, оставаясь функцией, своего рода «политической случайностью».

По-прежнему важное место в трансляционных процессах занимает «внешняя» апелляция: западные политические (а также информационные, PR-, бизнес и др.) технологии, отчасти легитимирующие власть, придают ей новую определенность, современные формы, но не меняют ее по существу. Напротив, дают ей возможность выжить и самореализоваться в иных условиях.

Проведенный анализ позволил диссертанту сделать следующие выводы: в процессах воспроизводства русской власти мало значимы институциональные механизмы; властная трансляция происходит через внешнее отрицание традиции («сбросы» социокультурной памяти) и воспроизводство специфических трансляционных конструкций, отличающихся преемственностью на глубинном уровне. Результатом этого являются постоянные кризисы наследования, которые преодолеваются «включением» преимущественно рефлекторной (социобиологической) памяти, имеющей защитно-компенсаторную природу. Этим обусловлена чрезвычайна хрупкость всей системы, где власть имеет системообразующее значение; кризис преемственности может обернуться крахом политического порядка.

В § 2 «Потенциал «памяти» и социально-политические практики власти» диссертант выявляет, как в актуальных политических практиках (особенно в моменте перерыва преемственности и кризиса легитимности) используется исторический опыт власти. В диссертации обосновывается, что специфика властной памяти особенно точно и концентрировано отражена в истории партии власти. Это политическое явление приобрело значение одной из «цитат», формирующих «текст» современной политики. Этим объясняется столь пристальное внимание к нему исследователей (особое влияние на позицию диссертанта оказали работы О.Ю.Мелешкиной, А.И.Соловьева, Ю.С.Пивоварова, А.Рябова, С.Н.Хенкина, К.Холодковского и др.). В диссертации обосновывается следующее положение: системообразующий элемент этого феномена - власть; его природа - не партийная, а властная. Подобные «привластные» структуры необходимы для самореализации власти в обществе; потребность в них актуализируется в те эпохи, когда властный ресурс оскудевает, и власть вынуждена допустить на историческую сцену других (пусть более слабых и даже не вполне состоявшихся) игроков.

В сентябре 1905 года, в момент зарождения российской многопартийности, ближайший (тогда) сподвижник Николая II - Д.Ф.Трепов сформулировал идею создания «твердо сплоченной консервативной партии порядка», посредством которой власть могла бы контролировать публичные политические процессы (выборы, думскую деятельность). Подобные предложения появлялись и в другие кризисные для самодержавия моменты: в начале 1860-х гг. оно исходило от Н.А.Милютина, в конце 1916 года - от право-консервативного кружка Римского-Корсакова. Во всех случаях «правительственную» («центра») партию предлагалось использовать как новую властно-политическую технологию в борьбе против оппозиции - при нейтрализации независимых от власти, а потому и опасных ей политических сил, социальных тенденций.

Показательно, что авторы партпроектов, ничего не зная о других предложениях, воспроизводили специфическую логику: предлагали власти использовать конституционно-представительные механизмы для упрочения собственного влияния и сохранения (хотя бы и в несколько усеченном виде) политической монополии. То есть понимали власть как явление субстанциальное, «изобретая» специфические инструменты и функции для ее приспособления к новым условиям существования. Такая логика, на которой и строится русский социально-властный порядок, прямо противоположна западной, так как нацелена на подмену социальной самоорганизации и самоуправления («снизу») властной организацией («сверху»). Она просматривается и в ряде эмигрантских проектов, где «правительствующая» партия считалась единственным способом структурирования «постбольшевистского» правящего слоя, а также выражения народной «бессознательной» воли.

В начале XX века проект партии власти провалился, но был реализован почти столетие спустя. В нем сплавились дореволюционная идея и советский политический опыт, в котором отчетливее всего проявилась властная логика, требовавшая монополизации социального пространства, редуцирования разнообразных социальных интересов к одному («общенародному») и присвоения себе права на его выражение. Российская партия власти - инструмент властной адаптации к новым социальным условиям. С помощью партии власть дает организацию политическому классу, а также подавляет возможности общественной самоорганизации, которая только и могла бы вызвать к жизни нормальные (с классической западной точки зрения) публичную политику, парламентаризм, партсистему.

Диссертант считает партию власти не узко партийной, но широкой многоцелевой задачей, предполагающей создание нового «социально-властного» организма и имеющей несколько измерений. Прежде всего, это способ упорядочивания нового политического пространства (по принципу подчинения публично-политического начала властно-бюрократическому), «деприватизации» медийной среды, навязывания определенных политических смыслов «массовому зрителю». Кроме того, это попытка создания привластной группы (или одной из «посредствующих властей»), с помощью которой власть будет управлять обществом. Она может принимать разные формы: так, сейчас очевидны попытки ее преобразования в партийную систему власти, что больше соответствует нынешнему состоянию социума. В работе доказывается, что через свою партию власть пытается реализовать идею «общественного договора», достичь базового социального консенсуса. Только не по поводу общества и личности, а по поводу и с позиций власти.

В заключении главы делаются следующие выводы: создание партии власти не было связано с обращением к актуальной политической традиции, использованием сохраненного и критически «проработанного» опыта. Напротив, это одна из забытых политических идей, смутный образ (из) прошлого, о котором современная власть не знает и, видимо, не хочет вспоминать. При этом, реализуя собственный проект, воспроизводит в основных чертах «находки» предшественников. Так проявляется специфика отношения русской власти к своему наследию: политические идеи и практики, отработав свое, отбрасываются, забываются, а затем, по мере надобности, изобретаются вновь. Воспроизводя традиционную логику политической преемственности в России, ориентирующую не на развитие через критическую саморефлексию, а на выживание, самосохранение, власть обрекает себя на хаотические, судорожные действия (по типу «вызов»-«реакция»), во многом повторяющие прежние, уже предпринимавшиеся в сходных условиях. Это демонстрируют как практики властной трансляции и легитимации, рассмотренные в ретроспективной проекции, так и история партии власти. В конечном счете, традиционный тип наследования (среди прочего) препятствует обновлению природы власти, преобразованию ее отношений с обществом.

В Заключении формулируются основные выводы диссертационного исследования.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях

Монографии и сборники:

1. Политическая культура России: Образы прошлого и современность. - М.: Наука, 2006. - 22,0 п.л.

2. Ранний постсоветизм в политико-историческом контексте. - М.: ИНИОН РАН, 2006. - 16,25 п.л.

3. Как Россия справилась с демократией. - М.: РОССПЭН, 2006. - 6,0 п.л.

Статьи:

6. Русский ХХ век: между Смутой и Порядком (от революции до сталинского порядка) // Полития. - М., 2006. - № 5. - 3,0 п.л.

7. Политическая культура современной России: облики новой русской власти и социальные расколы // Полис. - М., 2006. - № 1. - 1,3 п.л.

8. «Святая старица» русской власти // Россия и современный мир. - 2005. - № 1. - 1,0 п.л.

9. Партия Власти в русской публичной политике // Политическая наука. - М., 2005. - № 1. - 1,5 п.л.

10. Освоение прошлого как научно-информационная задача // Теория и практика общественно-научной информации. - М., 2005. - Вып. 19. - 2,0 п.л.

11. Образ великой княгини Елизаветы Федоровны в современном информационно-символическом пространстве // Россия и современный мир. - 2005. - № 2. - 0,8 п.л.

12. Между Смутой и Порядком: Россия без публичной политики // Политическая наука. - М., 2005. - № 1. - 3,0 п.л.

13. Женские образы русской политики (великая княгиня Елизавета Федоровна) // Политическая наука. - М., 2005. - № 4. - 1,8 п.л.

14. Партия Власти: Исторический опыт и современность // Синтез цивилизации и культуры. - М., 2004. - Вып. 2. - 1,0 п.л.

15. Партия власти // Полис. - М., 2004. - № 2. - 0,8 п.л.

16. Образы русской власти // Полития. - М., 2004. - № 3. - 1,8 п.л.

17. Как в царской России создавали партию власти // Политический журнал. - М., 2004. - № 25. - 0,4 п.л.

18. Беспартийная Власть и ее партийная организация // Политическая наука в современной России: Время поиска и контуры эволюции: Ежегодник РАПН. - М., 2004. - 1,2 п.л.

19. «Холостых залпов не давать» // Родина. - М., 2003. - № 10. - 0,6 п.л.

20. Коммуникативные измерения глобальных процессов // Синтез цивилизации и культуры. - М., 2003. - Вып.1. - 1,0 п.л.

21. Задача государства - «создание твердо сплоченной консервативной партии порядка» // Россия и современный мир. - М., 2003. - № 3. - 1,2 п.л.

22. «Вы единственный из моих слуг, на которого я могу совершенно положиться» // Исторический архив. - М., 2003. - № 4. - 1,0 п.л.

23. Принципы и основание профессионализации PR в политической коммуникации. // «Новая» Россия: политическое знание и политологическое образование. - М., 2000. - 0,3 п.л.

24. Публикаторская деятельность и проблемы формирования информационного исторического пространства // Россия в Новое время: Историческая традиция и проблемы самоидентификации. - М., 1996. - 0,2 п.л.

Публикации в СМИ:

1. Партию власти задумали при императоре. // Известия. - М., 07.07.2003. - 0,2 п.л.

2. Верхи и низы: новая консолидация // Независимая газета. - М., 15.12.2006. - С.11. - 0,5 п.л.

3. Верхи и низы: постсоветские метаморфозы // Независимая газета. - М., 12.01.2007. - С.11. - 0,5 п.л.

Размещено на Allbest.ru