Институциональное строительство и неформальные институты в современной российской политике

Справедливости ради отметим, что Государственная Дума внесла ряд поправок в электоральные законы, стремясь залатать законодательные «дыры», связанные с возможностями подкупа избирателей, но не слишком в этом преуспела. Во-первых, взамен одних «дыр» обнаруживались другие. Во-вторых, механизмы обеспечения прозрачности политического финансирования носили откровенно популистский характер и были неэффективны (так, кандидаты на думских выборах 1999 года были обязаны представлять декларации о своих доходах и имуществе, не имевшие никакого отношения к финансовому положению и их самих, и их партий). В-третьих, контроль за соблюдением данных норм был возложен на избирательные комиссии, которые не обладали достаточными ресурсами для его обеспечения. Поэтому в лучшем случае минимизация издержек контроля сводилась к тому, что на все злоупотребления закрывались глаза, в худшем - формальные институты электорального законодательства могли использоваться избирательными комиссиями и судами как грозное средство политически мотивированного селективного наказания нелояльных партий и кандидатов. Поскольку нормы политического финансирования явно или неявно законы нарушали многие, то от произвола не был застрахован почти никто (кроме «партий власти»). В-четвертых, наконец, поправки не затрагивали суть сложившегося механизма: речь шла лишь о надводной части «айсберга» политического финансирования (Gel'man, 1998).

Наиболее значительные институциональные изменения в этой сфере были предприняты по исчерпании периода неопределенности. Принятый в 2001 году по инициативе президента России федеральный закон о политических партиях предполагает норму о том, что представленные в Государственной Думе партии финансируются государством пропорционально полученной ими доле голосов на выборах (характерно, что либералы в Думе выступали против принятия этой нормы). В свою очередь, государство (посредством Счетной палаты) получило возможности контроля за использованием партиями бюджетных средств, что может служить не столько средством обеспечения прозрачности политического финансирования, сколько дополнительным средством селективного наказания. При этом регулирование избирательных фондов не претерпело существенных изменений, хотя поправки в избирательные законы существенно ограничили возможности предвыборной благотворительности. Логично предположить, что статус-кво в данной сфере сохранится в ближайшие годы.

9. Конфликты и санкции

политический неформальный институт право

Санкции за нарушение норм избирательного законодательства относятся к трем стадиям избирательного процесса: (1) регистрация кандидатов и партийных списков; (2) ведение предвыборной агитации; (3) признание итогов выборов. Соответственно, возможности отказа в регистрации, отмены решения о регистрации и признание выборов недействительными могут стать исходами конфликтов в избирательном процессе. Российская электоральная реформа и в этом отношении демонстрировала преобладание неформальных институтов над формальными. Тот факт, что по инициативе либералов последнее слово в рассмотрении избирательных споров принадлежало не избирательным комиссиям (назначавшимся органами власти и во многом от них зависимым), а судам, не был определяющим. Отметим, впрочем, что Верховный Суд, например, отменял необоснованные решения Центральной избирательной комиссии об отказе в регистрации списков кандидатов «Яблока» и «Державы» (на выборах 1995 года). Проблема состояла в ином: критерии рассмотрения электоральных споров избирательными комиссиями и судами были размытыми, а перечень оснований для санкций не являлся исчерпывающим.

В данном случае сочетание «дыр» и умолчаний демонстрировало в большей мере влияние интересов, нежели идеологий. В особенности это касалось оснований для признания итогов выборов недействительными: «в случае, если допущенные… нарушения не позволяют с достоверностью установить результаты волеизъявления избирателей» (Закон «Об основных гарантиях…» 1994 года, статья 32). Когда во время обсуждения проекта данного закона в 1994 году автор этих строк предложил записать исчерпывающий перечень подобного рода нарушений, дабы исключить произвольную трактовку норм, в ответ один из депутатов разъяснил необходимость именно такой нормы возможностью отмены итогов президентских выборов в случае, если на них победит Зюганов или Жириновский. На практике эта угроза реализована не была; тем не менее, повод для отмены результатов практически любых выборов найти несложно. Так, после того, как в 1998 году на выборах мэра Нижнего Новгорода победил аутсайдер-популист с уголовным прошлым А.Климентьев, их итоги признали недействительными, поскольку победитель выборов обещал избирателям в ходе кампании повышение пенсий и зарплат, что было квалифицировано как подкуп избирателей (Гельман, Рыженков, Бри, 2000: 172). Отметим, что по этим же основаниям можно было признать недействительными и итоги президентских выборов 1996 года.

Попытки залатать «дыры» Дума предпринимала и в этой сфере, но они имели ограниченный эффект с точки зрения верховенства права. Так, если в Законе «Об основных гарантиях…» 1994 года отмена регистрации кандидатов и списков партий допускалась лишь в случае антиконституционных призывов в ходе агитации, то принятые в 1997 году поправки предусматривали более широкий перечень запретов, в том числе нарушения кандидатами правил политического финансирования. Более четкие основания были предусмотрены и для отказа в регистрации кандидатов и списков кандидатов, а ряд наиболее опасных в плане злоупотреблений норм подвергся пересмотру. В частности, сбор подписей избирателей при выдвижении кандидатов позволял отказать в регистрации едва ли не любому участнику выборов по формальным основаниям; взамен его было введено внесение избирательного залога, не оставлявшее места для произвола при регистрации. Об изменении ситуации говорит количественный анализ споров вокруг регистрации кандидатов в Центризбиркоме и в судах в ходе парламентских выборов 1999 года, не выявивший в их решениях значимой политической мотивации (Popova, 2002). Однако на деле ряд норм либо можно было легко обойти, либо они служили дополнительным стимулом для селективного наказания кандидатов за реальные или мнимые нарушения законов. Печально известны в этом плане примеры выборов в ряде российских регионов (см., например, о Татарстане: Михайлов, Бажанов, Фарукшин, 2000). Кроме того, перечень нарушений закона, попадавших под санкции, включал в себя и сомнительные позиции - недостоверные сведения о доходах и имуществе кандидатов, и выход из состава партийного списка одного из трех ведущих кандидатов (позднее эта норма была отменена Конституционным Судом). Угроза применения санкций со стороны избирательных комиссий и судов в этой связи также служила частью «меню манипуляций».

Завершение цикла институциональных изменений в 2001-2002 годах ясно обозначило пределы электоральных реформ и в этой сфере. С одной стороны, сомнительные основания для санкций были исключены, а сроки их вынесения - пересмотрены (в частности, введен запрет на отмену регистрации кандидатов и партийных списков за пять дней до дня голосования). С другой стороны, закон о политических партиях дает государству (в лице Министерства юстиции) широкие основания для контроля над партиями, включая возможности отмены их регистрации не только в ходе кампании, а в любой момент. Представитель президентской администрации уже потребовал от коллегии Минюста расчистить электоральное поле от конкурентов «партии власти» (КоммерсантЪ, 30 января 2003). В то же время, основания для признания итогов выборов недействительными также не подверглись серьезным изменениям: отменять собственную страховку на случай поражения на выборах не заинтересован никто. А поэтому вопрос о возможности смены власти в результате выборов в России после десяти лет электоральных реформ по-прежнему остается открытым.

Динамика институтов избирательного процесса на всех трех аренах политики институционального строительства свидетельствует в пользу описанной выше модели. Как видно, выбор институтов на начальной стадии реформ, обусловленный сочетанием идеологий и интересов акторов, во многом предопределил их дальнейшую эволюцию. В то время как «дыры» в законах частично могли быть устранены (не всегда успешно), их принципиальные лакуны и умолчания стали средой, в которой преобладали неформальные институты. Поскольку последние оказывались полезными для сохранения статус-кво, постольку они могли укореняться или даже закрепляться в формальных нормах, либо (в противном случае) отбрасываться за ненадобностью и заменяться другими неформальными институтами. При этом, сохраняли значение и политические возможности, хотя их влияние на ход институционального строительства было опосредованным. Если «наследие прошлого» в известной мере формировало идеологию акторов, игравшую немалую роль при выработке курса реформ, то низкая автономия государства проявляла себя на стадии реализации норм (в частности, при селективном их применении). Политические возможности создали ограничения при выборе и внедрении институтов избирательного процесса, но конкретные варианты реформ все же зависят от действий акторов. Сегодня, похоже, с исчерпанием неопределенности исчерпаны и их интересы в дальнейших институциональных изменениях в данной сфере. Но каковы перспективы достигнутого сегодня в российской политике равновесия формальных и неформальных институтов (с преобладанием последних)?

10. Вместо заключения: «диктатура закона» - всерьез и надолго?

Анализируя преобладание неформальных институтов как эффект институционального строительства, следует отметить, что по мере развития институтов роль действий акторов, их идеологии, интересов и информации, скорее всего, снижается по сравнению с долгосрочными эффектами структурных факторов. Но вместе с тем, эти аспекты не следует недооценивать. Значимый инициативный выбор институтов демонстрирует сопротивление дальнейшим изменениям. Эти нормы становятся неотъемлемыми, поскольку цена изменения статус-кво возрастает с течением времени. В пользу этого говорит и поддержка едва ли не всеми российскими акторами в начале 2000-х годов политики «диктатуры закона» - восстановления административного потенциала государства при преобладании неформальных институтов (Gel'man, 2000). Поскольку институциональные изменения «генерируются изменениями либо дистрибутивных последствий этих институтов, либо относительной властью акторов», (Knight J., 1992: 145), то сохранение этой политики зависит от того, насколько успешно она позволит сохранить распределение власти акторов и имеющихся у них ресурсов.

В сравнительной перспективе отмечены различные политические эффекты влияния неформальных институтов на политические режимы. С одной стороны, анализ институционального строительства в Японии эпохи Мэйдзи, который провели М.Рамсейер и Ф.Розенблат, свидетельствует, что созданные японскими «олигархами» неформальные институты, направленные на максимизацию политической ренты, не смогли ни предотвратить конфликт элит, ни обеспечить эффективность в сфере распределения ресурсов. Это привело к краху японского политического режима (Ramseyer, Rosenbluth, 1995). С другой стороны, опыт Мексики свидетельствует, что если неформальные институты оказываются способны обеспечить преемственность элит и эффективное распределение ресурсов благодаря успешному созданию доминирующей партии (Knight A., 1992), то их преобладание может оказаться «заморожено» на долгие десятилетия, но лишь до тех пор, пока сохраняются прежние структурные условия (Eisenstadt, 2002).

Пока трудно сказать, в какой мере нынешние неформальные институты могут сформировать основы устойчивости политического режима в России или создать условия для его кризиса, если не краха. Не исключено, что завершение цикла институциональных изменений 1990-х - начала 2000-х годов может стать началом новых реформ, направленных на подрыв неформальных институтов. Однако если вывести за скобки (пока не столь значительное) воздействие международной среды на внутриполитическое развитие страны, то не вполне ясны источники возможного поворота к преобладанию формальных институтов в сегодняшней России. Ни соотношение сил политических акторов, ни их идеологии и интересы, ни тенденции восстановления административного потенциала российского государства на фоне его низкой автономии не способствуют такому повороту. Поэтому «неформальная институционализация», скорее всего, имеет шанс оставаться не временным «дефектом» постсоветских демократий (в смысле отклонения от «правильного» пути развития), а долгосрочной и принципиальной чертой российского политического режима.

Литература

Афанасьев М. (2000). Клиентелизм и российская государственность. 2-е издание. М.: МОНФ.

Ахиезер А. (1997). Россия: критика исторического опыта. Новосибирск: Сибирский хронограф.

Банс В. (1993). Элементы неопределенности в переходный период. Полис, N1, с.44-51.

Бычкова О. (2002). Усиление роли государства в период рыночных реформ (на примере российского сектора телекоммуникаций). Автореферат кандидатской диссертации. М.: ГУ-ВШЭ.

Вебер М. (1990). Политика как призвание и профессия, в кн.: Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, с.644-706.

Волков В. (2002). Силовое предпринимательство. СПб; М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Летний Сад.

Гельман В. (2001а). Постсоветские политические трансформации: наброски к теории. Полис, N1, с.15-29.

Гельман В. (2001b). Столкновение с айсбергом: формирование концептов в изучении российской политики. Полис, N6, с.6-17.

Гельман В., Голосов Г., Мелешкина Е. (ред.) (2000). Первый электоральный цикл в России, 1993-1996. М.: Весь мир.

Гельман В., Голосов Г., Мелешкина Е. (ред.) (2002). Второй электоральный цикл в России, 1999-2000. М.: Весь мир.

Гельман В., Рыженков С., Бри М. (ред.) (2000). Россия регионов: трансформация политических режимов. М.: Весь мир.

Гельман В., Рыженков С., Белокурова Е., Борисова Н. (2002). Автономия или контроль? Реформа местной власти в городах России, 1991-2001. СПб; М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Летний Сад.

Голосов Г. (1997). Пределы институциональной инженерии: «смешанные несвязанные» избирательные системы в новых демократиях. Полис, N3, с.102-113.

Засурский И. (2001). Реконструкция России. Масс-медиа и политика в 90-е годы. М.: МГУ.

Зубаревич Н. (2002). Пришел, увидел, победил? (Крупный бизнес и региональная власть). Pro et Contra, т.7, N1, с.107-120.

Зудин А. (2001). Неокорпоративизм в России? (Государство и бизнес при Владимире Путине). Pro et Contra, т.6, N4, с.171-198.

Лихтенштейн А. (2002). «Партии власти»: электоральные стратегии российских элит, в кн.: В.Гельман, Г.Голосов, Е.Мелешкина (ред.). Второй электоральный цикл в России, 1999-2000. М.: Весь мир, с.85-106.

Макфол М., Петров Н., Рябов А. (ред.) (2000). Россия в избирательном цикле 1999-2000 годов. М.: Гендальф.

Мельвиль А. (1999). Демократические транзиты: теоретико-методологические и прикладные аспекты. М.: МОНФ.

Меркель В., Круассан А. (2002). Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях. Полис, N1, с.6-17; N2, с.20-30.

Митрохин С. (1992). Как отзовутся удары топора. Новое неравенство как социальный динамит. Век ХХ и мир, N5, с.21-28.

Михайлов В., Бажанов В., Фарукшин М. (ред.) (2000). Особая зона: выборы в Татарстане. Ульяновск: Казанское отделение Международной правозащитной ассамблеи.

Найшуль В. (1991). Высшая и последняя стадия социализма, в кн.: Т.Ноткина (ред.). Постижение. М.: Прогресс, с.31-62.

Норт Д. (1997). Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: фонд экономической книги «Начала».

Овчинников Б. (2001). Парламентские выборы-1999: статистические аномалии, в кн.: Н.Петров (ред.). Регионы России в 1999 году. М.: Гендальф, С.225-237.

Орешкин Д. (2001). География электоральной культуры и цельность России. Полис, N1, с.73-93.

Панеях Э. (2003). Неформальные институты и использование формальных правил: закон действующий vs. закон применяемый, Политическая наука, N1 (в печати).

Перегудов С. (2003). Корпорации, общество, государство: эволюция отношений. М.: Наука.

Пивоваров Ю., Фурсов А. (1999). Русская система и реформы. Pro et Contra, т.4, N3, с.176-197.

Пшеворский А. (1999). Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М.: РОССПЭН.

Радаев В. (1998). Экономическая социология. М.: Аспект-пресс.

Радаев В. (2001). Деформализация правил и уход от налогов в российской хозяйственной деятельности. Вопросы экономики, N6, с.60-79.

Холмс С. (1997). Чему Россия учит нас теперь? Как слабость государства угрожает свободе. Pro et Contra, т.2, N4, с.125-140.

Almond G., Flanagan S., Mundt R. (eds.) (1973). Crisis, Choice, and Change: Historical Studies of Political Development. Boston: Little, Brown.

Bova R. (1999). Democratization and the Crisis of the Russian State, in: G.Smith (ed.). State-Building in Russia: The Yeltsin Legacy and the Challenge of the Future. Armonk, NY: M.E.Sharpe, p.17-40.

Cashu I., Orenstein M. (2001). The Pensioners' Court Campaign: Making Law Matter in Russia. East European Constitutional Review, vol.10, N4

(http://www.law.nyu.edu/eecr/vol10num4/special/cashuorenstein.html)

Coleman J. (1994) A Rational Choice Perspective on Economic Sociology, in: N.Smelser, R.Swedberg. (eds.). The Handbook of Economic Sociology. Princeton, NJ: Princeton University Press, p.166-180.

Collier D., Levitsky S. (1997). “Democracy with Adjectives”: Conceptual Innovations in Comparative Research. World Politics, vol.49, N3, p.430-451.

Dobry M. (2000). Introduction: When Transitology Meet Simultaneous Transitions, in: M.Dobry (ed.). Democratic and Capitalist Transitions in Eastern Europe: Lessons for the Social Sciences. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, p.1-15.

Eisenstadt T. (2002). Straddling Formality: The Shift from Informal to Formal Contestation of Electoral Fraud in Democratizing Mexico. Paper presented at the conference “Informal Institutions and Politics in the Developing World”, Harvard University, 5-6 April.

Elklit J., Svennson P. (1997). What Makes Elections Free and Fair? Journal of Democracy, vol.8, N3, p.32-46.

Fish M.S. (2000). The Executive Deception: Superpresidentialism and the Degradation of Russian Politics, in: V.Sperling (ed.). Building the Russian State: Institutional Crisis and the Quest for Democratic Governance. Boulder, CO: Westview, p.177-192.

Frye T. (2002). The Two Faces of Russian Courts: Evidence from a Survey of Company Managers. East European Constitutional Review, vol.11, N1/2, p.125-129.

Gel'man V. (1998). The Iceberg of Russian Political Finance, in: P.Burnell, A.Ware (eds.). Funding Democratization. Manchester: Manchester University Press, p.158-179.

Gel'man V. (2000). The Dictatorship of Law in Russia: Neither Dictatorship nor Rule of Law, PONARS Policy Memos, N146 (http://www.csis.org/rusera/ponars/policymemos/pm_0146.pdf)

Gibson J. (2002). The Value of Law in Russia's Legal Culture: Does Legal Nihilism Predominate? Paper delivered at the conference “Democracy in Russia”, Uppsala University, Sweden, 12-13 April.

Hellman J. (1998). Winner Takes All: The Politics of Partial Reform in Postcommunist Transition. World Politics, vol.50, N2, p.203-234.

Hendley K. (1997). Legal Development in Post-Soviet Russia. Post-Soviet Affairs, vol.13, N3, p.228-251.

Hendley K. (2001). Rewriting the Rules of the Game in Russia: The Neglected Issue of the Demand for Law, in: A.Brown (ed.). Contemporary Russian Politics: A Reader. Oxford: Oxford University Press, p.131-138.

Hinich M.J., Munger M.C. (1994). Ideology and the Theory of Political Choice. Ann Arbor, MI: University of Michigan Press.

Hyde M. (2001). Putin's Federal Reforms and their Implications for Presidential Power in Russia. Europe-Asia Studies, vol.53, N5, p.719-742.

Hughes J. (1994). The `Americanization' of Russian Politics: Russia's First Television Election, December 1993. The Journal of Communist Studies and Transition Politics, vol.10, N2, p.125-150.

Huntington S. (1996). The Clash of Civilizations and Remaking of the World Order. New York: Simon and Schuster.

Huskey E. (1999). Presidential Power in Russia. Armonk, NY: M.E.Sharpe.

Huskey E. (2001). Political Leadership and the Center-Periphery Struggle: Putin's Administrative Reforms, in: A.Brown, L.Shevtsova (eds.). Gorbachev, Yeltsin and Putin: Political Leadership in Russia's Transition. Washington, DC: Carnegie Endowment for International Peace, p.113-141.

Johnson J. (2001). Path-Contingency in Post-Communist Transformations. Comparative Politics, vol.33, N3, p.253-274.

Jowitt K. (1992). New World Disorder: The Leninist Extinction. Berkeley, CA: University of California Press.

Karl T. (1990). Dilemmas of Democratization in Latin America. Comparative Politics, vol.23, N1, p.1-21.

Knight A. (1992). Mexico's «Elite Settlement»: Conjuncture and Consequences, in: J.Higley, R.Gunther (eds.). Elites and Democratic Consolidation in Latin America and Southern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, p.113-145.

Knight J. (1992). Institutions and Social Conflict. Cambridge: Cambridge University Press.

Lauth H.-J. (2000). Informal Institutions and Democracy. Democratization, vol.7, N4, p.21-50.

Ledeneva A. (1998). Russia's Economy of Favours: Blat, Networking, and Informal Exchanges. Cambridge: Cambridge University Press.

Lewis P. (1998). Party Funding in Post-Communist East-Central Europe, in: P.Burnell, A.Ware (eds.). Funding Democratization. Manchester: Manchester University Press, p.137-157.

Linz J.J. (1978). The Breakdown of Democratic Regimes: Crisis, Breakdown & Reequilibration. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press.

Linz J.J. (1994). Presidential or Parliamentary Democracy: Does it Make a Difference, in: J.Linz, A.Valenzuela (eds.). The Failure of Presidential Democracy. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, p.3-87.

Linz J.J., Stepan A. (1996). Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-Communist Europe. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press.

Mahoney J., Snyder R. (1999). Rethinking Agency and Structure in the Study of Regime Change. Studies in Comparative International Development, vol.34, N3, p.3-32.

McFaul M. (2001). Russia's Unfinished Revolution: Political Change from Gorbachev to Putin. Ithaca, NY: Cornell University Press.

Mendez J.E., O'Donnell G., Pinheiro P.S. (eds.) (1999). The (Un) Rule of Law and the Underpriviledged in Latin America. Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press.

Moser R. (2001). Unexpected Outcomes: Electoral Systems, Political Parties, and Representation in Russia. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press.

Mozaffar S., Schedler A. (2002). The Comparative Study of Electoral Governance - An Introduction. International Political Science Review, vol.23, N1, p.5-27.

North D. (1981). Structure and Change in Economic History. New York: W.W.Norton.

Oates S. (2000). The Dirty Road to Duma: The 1999 Russian Duma Elections. Problems of Post-Communism, vol.47, N3, p.3-14.

O'Donnell G. (1996). Illusions about Consolidation. Journal of Democracy, vol.7, N2, p.34-51.

O'Donnell G. (1999). Polyarchies and the (Un) Rule of Law in Latin America: A Partial Conclusion, in: J.E.Mendez, G.O'Donnell, P.S.Pinheiro (eds.) The (Un) Rule of Law and the Underpriviledged in Latin America. Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press, p.303-337.

Pejovich S. (1999). The Effects of the Interaction of Formal and Informal Institutions on Social Stability and Economic Development. Markets and Morality, vol.2, N2

(http://www.acton.org/publicat/m_and_m/1999_fall/pejovich.html)

Popova M. (2002). Are the Courts and the Central Electoral Commission Politically Biased in Electoral Dispute Cases? Paper presented at Post-Communist Politics and Economics Workshop, Harvard University, 15 October (www.fas.harvard.edu/~postcomm/papers/2002-03/popova.pdf)

Ramseyer J.M., Rosenbluth F.M. (1995). The Politics of Oligarchy: Institutional Choice in Imperial Japan. Cambridge: Cambridge University Press.

Riggs F. (1988). The Survival of Presidentialism in America: Para-Constitutional Practices. International Political Science Review, vol.9, N4, p.247-278.

Roselle Helvey L. (1998). Television and the Campaign, in: T.Colton, J.Hough (eds.). Growing Pains: Russian Democracy and the Election of 1993. Washignton, DC: Brookings Institution Press, p.211-235.

Rutland P. (ed.) (2001). Business and the State in Contemporary Russia. Boulder, CO: Westview.

Schedler A. (2002). The Nested Game of Democratization by Elections. International Political Science Review, vol.23, N1, p.103-122.

Scott J. (1985). Weapons of the Weak: Everyday Forms of Peasant Resistance. New Haven: Yale University Press.

Simon H. (1957). Models of Man. New York: Wiley.

Skillen D. (1995). Media Coverage in the Elections, in: P.Lentini (ed.). Elections and Political Order in Russia: The Implications of the 1993 Elections to the Federal Assembly. Budapest: Central European University Press, p.97-123.

Skocpol T. (1985). Bringing the State Back in: Strategies of Analysis in Current Research, in: P.Evans, D.Rueschemeyer, T.Skocpol (eds.). Bringing the State Back in. Cambridge: Cambridge University Press, p.3-37.

Smith S., Remington T. (2001). The Politics of Institutional Choice: The Formation of the Russian State Duma. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Solnick S. (1998). Stealing the State: Control and Collapse in Soviet Institutions. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Stark D. (1996). Recombinant Property in East European Capitalism. American Journal of Sociology, vol.101, N4, p.993-1027.

Steinmo S., Thelen K. (1992). Historical Institutionalism in Comparative Politics, in: S.Steinmo, K.Thelen, F.Longstreth (eds.). Structuring Politics: Historical Institutionalism in a Comparative Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, p.1-32.

Stoner-Weiss K. (1999). Central Weakness and Provincial Autonomy: Observations on the Devolution Process in Russia, Post-Soviet Affairs, vol.15, N1, p.87-106.

Treisman D. (1998). Dollars and Democratization: The Role and Power of Money in Russia's Transitional Elections. Comparative Politics, vol.31, N1, p.1-21.

Urban M. (1994). December 1993 as a Replication of Late-Soviet Electoral Practices. Post-Soviet Affairs, vol.10, N2, p.127-158.

Weingast B. (1997). The Political Foundations of Democracy and the Rule of Law. American Political Science Review, vol.91, N2, p.245-263.

Woodruff D. (1999). Money Unmade: Barter and the Fate of Russian Capitalism. Ithaca, NY: Cornell University Press.

Схема 1. Формирование неформальных институтов в процессе институционального строительства

(выделением обозначены структурные факторы, затенением - процедурные факторы)

Размещено на Allbest.ru