"Абсурдные" электоральные акторы: происхождение, стратегии, роль в политическом поле

Размещено на http://www.allbest.ru/

"Абсурдные" электоральные акторы: происхождение, стратегии, роль в политическом поле

Коротеева Полина Петровна

Оглавление

абсурд политический электоральный

• Введение
• Глава 1. Абсурд как форма неконвенционального политического действия
• Глава 2. «Абсурдные» электоральные акторы: историческая перспектива
• Глава 3. Страновая специфика «абсурдных» электоральных акторов
• Глава 4. Успешные кейсы «абсурдных» электоральных акторов: стратегии успеха
• Заключение
• Список литературы
• Список источников
• Приложение 1. «Абсурдные» партии
• Приложение 2. «Абсурдные» кандидаты

Введение

Электоральные предпочтения граждан - тема, обладающая высокой значимостью не только с научной, но и с практической точки зрения, поскольку на момент написания данной работы выборы на том или ином уровне проводятся практически во всех государствах мира, несмотря на то, что ряд из них представляет собой лишь объективную формальность ввиду авторитарного политического режима и, как следствие, отсутствия у избирателей возможности осуществлять свой выбор в свободных условиях, а также ввиду отсутствия у них каких-либо электоральных альтернатив.

В большинстве же случаев, однако, исследования электоральных предпочтений позволяют как охарактеризовать общественные настроения в конкретный временной промежуток и выявить влияющие на них факторы, так и определить, основываясь на проведённом анализе, какого рода действия могут быть осуществлены в дальнейшем теми или иными политическими акторами для достижения поставленных ими электоральных и/или политических целей. Разграничение целей здесь проводится в связи с тем, что ряд политических акторов может принимать участие в выборах не с целью получить большинство голосов или по крайней мере преодолеть заградительный барьер, если речь идёт о парламентских выборах, а для того, чтобы поспособствовать своей узнаваемости и дальнейшей политической или иной карьере или, к примеру, по определённой договорённости содействовать другому кандидату или другой партии, сыграв роль «спойлера» или технического кандидата.

Факторы, которые способны оказывать влияние на электоральные предпочтения избирателей и на которые, в связи с этим, должны ориентироваться участвующие в выборах политические акторы, изменяются с течением времени, а также в зависимости от того, в политической сфере какого общества они функционируют. Так, Бернар Манен в работе под названием «Принципы представительного правления», говоря о трансформации органов представительства в западных обществах и образов электоральных акторов, выделяет три основных этапа «эволюции», или «идеальных типа» последних. Манен Б. Принципы представительного правления / Пер. с англ. Е.Н.Рощина; науч. ред. О.В.Хархордин. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. С. 251. Первый этап, чья хронология относится к XVIII - первой половине XIX вв., он называет «парламентаризмом»; его характеризует, прежде всего, прямой контакт избирателя с представителем его интересов, личное знакомство и основанное на нём доверие. Там же. С. 252. С расширением избирательного права, включением в него всё большего количества индивидов и распространением ориентированных на широкую социальную группу партий, начинается второй этап, который Б.Манен называет «партийной демократией» и относит к приблизительно концу XIX - началу XX вв. Для данного этапа характерна апелляция электоральных акторов уже не к основанному на прямом контакте с избирателями доверию, а к партийной идеологии, направленной на выражение интересов группы, к которой, в свою очередь, принадлежат избиратели. Последние, таким образом, голосуют «за партию, а не за отдельного человека»: Там же. С. 258. решающую роль играет не личный образ кандидата, а его партийная идентификация.

Третий же этап - «аудиторная демократия», чьё начало относится автором к 1970-м годам и который продолжается до сих пор, - связан с возвращением ко в какой-то мере более персонализированному, «уникальному» образу электорального актора. В связи с размытием партийной идентификации, отчасти по причине появления catch-all партий, стремящихся аккумулировать максимально широкую поддержку, отчасти ввиду распространения новых, постиндустриальных проблем и вызовов, не вкладывающихся в прежние социальные расколы, формировавшие партийную структуру в предыдущем этапе, происходит акцентуация внимания на образе конкретного кандидата. Благодаря массовому телевидению, а впоследствии и интернету, становится возможным транслирование сконструированного имиджа электорального актора для избирателя, становящегося «аудиторией» кандидатов - «медийных фигур». Манен Б. Принципы представительного правления. С. 271-273.

Все три рассмотренных идеальных типа диктуют электоральным акторам различные стратегии ведения агитационной кампании: так, для «парламентаризма» наиболее эффективным способом получения поддержки представляется непосредственное налаживание отношений с потенциальным электоратом, для «партийной демократии» - апелляция к идентификации с той социальной группой, на которую опирается партия, и к идентификации с самой партией, а для «аудиторной демократии» - создание собственного «бренда», определённого образа, связанного зачастую с конкретной и актуальной проблемой и предлагающего её уникальное решение. Необходимо отметить, однако, что в реальности все три типа не встречаются в чистом виде несмотря на то, что каждый из них занимает доминирующую позицию в один из описанных выше хронологических периодов. Вместе с тем, предложенная Б.Маненом типология может выступать весомым аргументом в пользу наличия исторической вариативности значимых для электоральных ориентаций факторов.

Территориальный аспект также может обладать существенным влиянием на распределение электоральных предпочтений и адаптацию к ним электоральных акторов ввиду социальной, культурной, этнической, исторической, экономической и политической специфики не только различных стран, но и регионов внутри них, в связи с чем каждое общество характеризуется уникальным набором вызовов, требующих ответа, и столь же уникальным набором получающих популярную поддержку решений, предлагаемых электоральными акторами.

Так, к примеру, хотя и Соединённые Штаты, и западноевропейские государства (в частности, Великобританию) можно отнести к развитым демократиям, принадлежащим к родственному социокультурному пласту, их партийные системы отнюдь не идентичны. Джанда К. Сравнение политических партий: исследования и теория // Современная сравнительная политология. Хрестоматия. М.: Московский общественный научный фонд, 1997. С. 84-143. Причиной тому служат как различия в институциональных аспектах и «правилах игры» электоральной и политической системы в целом, так и более глубокие национальные экономические и социальные особенности, которые сохраняются несмотря на тенденцию глобализации к унификации подобного рода практик. Одновременно было замечено сильное сходство структурной организации партий, функционирующих в одном государстве. Harmel R., Janda K. Parties and their environments: limits to reform? Longman Publishing Group, 1982. 176 p.

Несмотря на столь широкую вариативность электоральных акторов, большинство из них обладает одним объединяющим признаком: позиционированием себя как политической силы, потенциально способной решить те или иные волнующие общество проблемы способом, представленным как наиболее эффективный. Вне зависимости от того, к сторонникам какой части идеологического спектра апеллирует актор, какой структуры - массовой, элитной - придерживается партия, какую экономическую и социальную политику она намеревается создавать и продвигать, Gunther R., Diamond L. Species of political parties: a new typology // Party politics. 2003. Vol. 9. №2. Pp. 167-199. одна из ключевых задач участника электорального процесса, заинтересованного в приобретении голосов, - убедить максимально возможное количество избирателей в том, что его позиция по существующим проблемам является наиболее выгодной с точки зрения их (избирателей) интересов.

Даже в том случае, если кандидат исполняет, скорее, техническую роль или роль «спойлера» для более крупного игрока, основа в виде программных тезисов подобного характера будет присутствовать, создавая видимость рационального в своей заинтересованности в прогрессивном (в значении «трансформирующем какого-либо рода сферы общественной жизни в сторону, преподносимую конкретным актором и понимаемую его электоратом как лучшую») развитии общества единство политического поля.

Причина такого рода «единства» заключается в том, что политика изначально воспринимается во всех обществах как сфера, требующая максимально рациональных, эффективных, разумных стратегий поведения и решений, - другими словами, политика - это «серьёзно». Понятие «серьёзности» как социологическая категория было предложено Эдвардом Шилзом в его работе «Center and periphery: essays in macrosociology». Говоря о «серьёзности» в контексте ритуальных практик традиционных обществ, он подразумевает в первую очередь такие общественно-значимые вопросы, от которых напрямую зависят человеческие жизнь, смерть и существование общества в целом. Shils E. Center and periphery: essays in macrosociology. The University of Chicago Press, 1975. P. xxxvii Учитывая максимально высокие ставки, отношение и требования избирателей к политическим акторам также становятся соответствующими, что последние вынуждены учитывать для возможности приобретения поддержки на выборах.

Существуют, однако, политические акторы, представленные как партиями, так и индивидуальными кандидатами, не вписывающиеся в изложенные выше рамки - даже с учётом того, что политическая наука стремится к расширению ставших привычными концептов и приведению их в большее соответствие с происходящими в реальности изменениями, обращая внимание на влияние постматериальных ценностей и, позднее, развития интернет-коммуникаций и интернет-сообществ, что, в свою очередь, позволяет говорить о «партиях-движениях», партиях, созданных вокруг единственной проблемы, партиях как средствах самовыражения избирателей и успешно себя позиционирующих кандидатах, не обладающих соответствующим политическим бэкграундом и образованием. Chadwick A., Stromer-Galley J. Digital Media, Power, and Democracy in Parties and Election Campaigns: Party Decline or Party Renewal? // The International Journal of Press/Politics. 2016. Vol. 1. №.11. Pp. 283-293. Особенность же электоральных акторов, о которых пойдёт речь в данной работе, заключается в том, что они, участвуя в «серьёзной» политике, не соответствуют и не стремятся соответствовать предъявляемым неформальным требованиям видимости рациональности: их программы и агитационная кампания состоят из тезисов, чья объективная, физическая нереализуемость и общая бессмысленность однозначно считывается избирателями как таковая и могла бы быть воспринята как шутка или рекламный ход, призванный привлечь внимание аудитории путём остроумного выделения на общем фоне, если бы не тот факт, что тезисы подобного рода являются единственными, представляемыми такими акторами, и иных, более конвенциональных, «рациональных» предложений они не выдвигают.

Ряд исследователей в сфере политической науки уже обращали внимание на феномены, характеризующиеся «несерьёзным» отношением к политической реальности, но, тем не менее, включённых в неё. Одним из примеров может служить ежегодная российская акция-шествие под названием «монстрация», проходящая в нескольких городах с 2004 года. Матюсова А.И. История возникновения российских монстраций // Русская политология. 2017. №2 (3). С. 87-90. Главной особенностью монстраций являются лозунги участников, которые можно условно разделить на три группы. Первая из них - аполитичные лозунги, не несущие в себе каких-либо дополнительных коннотаций, зачастую демонстрирующие отсутствие смысла как такового, - например, лозунг «Всем привет!» на акции 2019 года в Новосибирске. Монстрация-2019: городу нужны мы, а не эта тряпка / Тайга.инфо, 2019. URL: https://tayga.info/146304 (дата обращения: 11.01.2020) Ко второй группе можно отнести лозунги, аполитичные по форме, но обладающие для участников акции и знакомых с релевантной политической повесткой определённым политическим смыслом в связи с намеренной лингвистической игрой или символами, отсылающими к упомянутой повестке. Ярким примером является лозунг с новосибирской монстрации «Мы за суверенный биотуалет!», Там же. который может быть прочитан как бессмыслица незнакомыми с принятым в том же году и вызвавшим широкий общественный резонанс законом о «суверенном интернете», Принят закон о «суверенном интернете» / Официальный сайт Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, 2019. URL: http://duma.gov.ru/news/44551/ (дата обращения: 11.01.2020) поскольку данный лозунг ввиду очевидной рифмы отсылает именно к нему. Третья группа же представляет собой лозунги, которые традиционно ассоциируются с политическими требованиями или несут в себе политические коннотации: например, лозунг «Будь смелым - живи в России». Кардинская С.В. «Монстрация»: конструирование художественного гипертекста (анализ материалов СМИ 2010-2016 гг.) // Современные СМИ в контексте информационных технологий. Сборник научных трудов 3-й Всероссийской научно-практической конференции. СПб., 2017. С. 140.

Некоторые исследователи, тем не менее, отмечают аполитичный характер монстраций, говоря об их роли как в первую очередь способа творческого самовыражения и даже разновидности арт-терапии, что подчёркивается и самими участниками, говорящими о большом значении возможности свободно выразить собственное мнение через абсурдные лозунги и о чувстве единения с другими людьми. Там же. С. 137; Зайцева А. Спектакулярные формы протеста в современной России: между искусством и социальной терапией // Неприкосновенный запас. 2010. №4(72). URL: http://www.intelros.ru/readroom/nz/nz-72/7306-spektakulyarnye-formy-protesta-v-sovremennoj-rossii-mezhdu-iskusstvom-i-socialnoj-terapiej.html (дата обращения: 11.01.2020); Flikke G. “Monstrations for Mocracy”: Framing Absurdity and Irony in Russia's Youth Mobilization // Demokratizatsiya. 2017. Vol. 25. №. 3. Pp. 305-334. Однако причиной подобной явной аполитичности, выражающейся в отсутствии, к примеру, прямых указаний на политических акторов или политическое устройство, могут быть институциональные ограничения: для упрощения проведения акции и предотвращения каких-либо препятствий со стороны органов власти организаторы не заявляют монстрации как политические мероприятия. Глушенкова О.А., Сонич И.В. «Монстрация» как семиозис политического симулякра демонстрации: феномен возвращения к реальному // Сибирский филологический форум. 2018. Т.3. №3. С.117. Большинство же рассмотренных выше категорий лозунгов тем или иным образом несут в себе скрытые смыслы, которые могут быть поняты как политические несмотря на их кажущуюся абсурдность.

Другим примером исследованных «неконвенциональных» политических феноменов могут служить разного рода протестные акции, в которых оппозиционные требования выражались через юмористические лозунги и шутки. В 1990-х гг. на территории России проходили так называемые «хэппенинги» - политические мероприятия, которые также отличались пародийной направленностью лозунгов, но в то же время выполняли «функцию необходимого для начала формирования гражданского общества объединяющего граждан протеста и средства выражения социально-политических требований». Левчик Д.А. Политический «хеппенинг» // Социологические исследования. 1996. №. 8. С. 51-56. Цит. по: Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике» / Курсовая работа. М.: 2019. Рукопись. С. 6. К акциям подобного рода можно отнести и протесты клоунов на Уолл-стрит, скандировавших «Корпорации - это тоже люди!» (“Corporations are people too!”), и волнения в Турции в 2013 году, во время которых протестующие высмеивали не только действующего президента и органы власти, но и самих себя по причине отсутствия какой-либо чёткой оппозиционной повестки и однозначных требований. Haugerud A. Humor and Occupy Wall Street / Hot Spots, Cultural Anthropology website, 2013. URL: https://culanth.org/fieldsights/80-humor-and-occupy-wall-street (дата обращения: 12.01.2020); Dagtaє M.S. 'Down With Some Things!' The Politics of Humour and Humour as Politics in Turkey's Gezi Protests // Etnofoor. 2016. Vol. 28. №. 1, Humour. Pр. 11-34. Другим вариантом проявления иррационального могут служить социальные протесты, в которых иррациональный аспект проявляется через кажущееся бессмысленным, насилие: погромы витрин магазинов без совершения краж, повреждение случайных машин и общественных памятников и т.д. Grossman E. France's Yellow Vests - Symptom of a Chronic Disease // POLITICAL INSIGHT. 2019. Pp.30-34.

Основной акцент в подобных исследованиях, однако, делается на неконвенциональных стратегиях оппозиционной, протестной деятельности (в случае насильственных стратегий иное пространство в условиях государства и не может быть использовано), которая изначально позиционирует себя как неконформистская, несоответствующая существующей системе и, более того, направленная на прямую борьбу с ней или хотя бы выражающая косвенное неудовлетворение ей через противопоставление и высмеивание. Те же политические феномены, которые, несмотря на описанное выше противоречие, тем не менее включены в политическую систему, либо не выделяются как отдельная категория, требующая более тщательного исследования и учитывания её специфики, Левчик Д.А. Политический «хеппенинг». С. 52. либо вовсе остаются обделены вниманием.

В связи с этим в своей курсовой работе прошлого года на тему «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике» я предложила собственную концептуализацию для одного из видов подобного феномена, а именно - партий. Так, «абсурдные» партии - это «политические партии, чья программа и деятельность воспринимаются обществом как абсурдные, намеренно иррациональные, противоречащие существующему мнению о политических акторах и их деятельности и не несущие в себе никакого иного контента». Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 5. Под «абсурдными» электоральными акторами в настоящей работе, таким образом, будут пониматься партии и кандидаты, соответствующие указанному выше определению.

Ключевым условием для определения того или иного актора как «абсурдного» является, однако, не только наличие абсурдных программных тезисов и высказываний, но и, во-первых, отсутствие каких-либо конвенциональных, «рациональных» тезисов, соответствующих привычной риторике электоральных акторов, и во-вторых - их последовательность, однозначное намерение имплементировать собственные абсурдные предложения в реальность - в той мере, насколько это физически возможно. Там же. Категория «абсурдности» же была взята из трудов Альбера Камю, в частности - его эссе «Миф о Сизифе», в котором он определяет абсурд как «“противоречие”, возникающее при взаимодействии или, точнее, “столкновении” иррационального, не поддающегося логическому осмыслению мира и человеческого разума, стремящегося его упорядочить». Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. Политиздат. 1990. С. 24-100. Цит. по: Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 5.

Немаловажным представляется чёткое разграничение электоральных акторов, которые действительно отвечают описанным выше критериям и потому могут быть названы «абсурдными», и электоральных акторов, которые таковыми могут представляться лишь на первый взгляд, о чём также было упомянуто ранее. В качестве примера для последней категории можно привести многочисленные «Партии любителей пива», существовавшие сразу в нескольких восточноевропейских государствах. Так, несмотря на кажущуюся «несерьёзность», проявляющуюся в считывающимся как шуточное названии и ряде намеренно абсурдных тезисов («введение культуры потребления пива вместо водки»), «Партии любителей пива» включали в свою повестку также гораздо более конвенциональные тезисы по вопросам социальной и экономической политики: в одном из интервью лидер российской «Партии любителей пива» Константин Калачёв замечает, что «программа партии была весьма серьёзной», акцентировала внимание на войне с Чечнёй и непозволительности усиления силовых органов. Шумаков В. «Мы предложили Ельцину перейти с водки на пиво» / Lenta.ru, 2018. URL: https://lenta.ru/articles/2018/06/17/beerpolitics/ (дата обращения: 09.01.2020) Подобные аспекты, таким образом, не позволяют отнести такого рода электоральных акторов к категории «абсурдных».

Учитывая всё вышесказанное, проблема настоящего исследования заключается в том, что, хотя «абсурдные» электоральные акторы вступают в противоречие по своей сути с существующими социальными конвенциями относительно электорального процесса и политической системы в целом, они, тем не менее, выступают их активными акторами и функционируют внутри их логики, ведя активные агитационные кампании и позиционируя себя как равноправные участники электорального процесса наравне с другими, более «конвенциональными» игроками. Предметом исследования, таким образом, будут выступать «абсурдные» электоральные акторы - политические партии и индивидуальные кандидаты (как принадлежащие той или иной «абсурдной» партии, так и беспартийные), отвечающие описанным выше критериям.

Предыдущая работа по схожей теме была посвящена исключительно современным «абсурдным» партиям, которые действовали на территории государств Европы в течение 1990-2019 гг. Основным результатом исследования стало определение роли упомянутых «абсурдных» партий в электоральном процессе, которая заключалась в трёх аспектах: 1) «абсурдные» партии как «челленджеры», бросающие вызов как лидеру - наиболее крупной и успешной партийной силе, зачастую являющейся партией власти, - так и политической системе в целом; 2) «абсурдные» партии как популисты, опирающиеся в своей риторике на противопоставление себя (и народа) и конвенциональной, «серьёзной», но «коррумпированной» политической элиты, чему способствует отсутствие соответствующего образования и политического опыта у лидеров и членов подобных партий; и, наконец, 3) «абсурдные» партии как «бунтари» Bowker M. Albert Camus and the Political Philosophy of the Absurd / University of Maryland, 2008. P. 243 - противостоящие системе до такой степени, что, когда они достигают власти, они встают перед выбором: сохранить власть и утратить свою «абсурдную» специфику, либо отдать власть, сохранив «абсурдность», и именно последнее они и выбирают. Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 40-41.

Ввиду необходимости исследовать феномен «абсурдных» электоральных акторов во всей его полноте по причине недостаточной изученности данного феномена, а также для того, чтобы на более широкой выборке проверить результаты предыдущего исследования, настоящая работа будет рассматривать предмет в большем количестве его территориальных проявлений и временных трансформаций, чтобы проследить, каким образом различные политические режимы, социальные, культурные и экономические условия, а также институциональные ограничения влияют на успешность или неуспешность деятельности «абсурдных» электоральных акторов. В связи с этим партии в данной работе будут пониматься как «организации, преследующие цель замещения правительственных должностей своими признанными представителями» Джанда К. Сравнение политических партий: исследования и теория. С. 90, что является более широким подходом к определению политической партии и может помочь избежать ряда ограничений, учитывая временную и территориальную специфику исследования, в связи с которой ряд партий или кандидатов могли занять должности не выборным путём.

Исследовательский вопрос, исходя из этого, будет звучать следующим образом: какие факторы влияют на достижение «абсурдными» электоральными акторами электорального успеха? Целью же исследования будет являться выявление факторов, благодаря которым «абсурдные» электоральные акторы оказываются способны получать бьльшую электоральную поддержку на выборах различных уровней, и факторы, тому препятствующие.

В качестве задач исследования были выделены следующие шаги:

1) определить, основываясь на существующих исследованиях, какое место занимают абсурд и неконвенциональные (в рассмотренном выше понимании этого слова) феномены в политике. Анализ будет основываться на сопоставлении различных аспектов, выделяемых в исследованиях уже упоминавшихся протестных движений и акций, а также в исследованиях, посвящённых «несерьёзным» тактикам и стратегиям. Данный этап будет способствовать более чёткому пониманию существующего и предшествующего положения «абсурдных» электоральных акторов благодаря частичной возможности сопоставить их с упомянутыми феноменами (что, однако, необходимо делать с осторожностью, учитывая разность их положения по отношению к политической системе, от которой зависит и тот факт, что, если протестные движения могут выступать с негативной, исключительно высмеивающей повесткой, то «абсурдные» электоральные акторы строят собственную позитивную повестку, к примеру, выдвигая абсурдные программные тезисы. Высмеивание же у них может встречаться лишь в ходе агитационной кампании, о чём будет сказано подробнее в следующей главе);

2) рассмотреть «абсурдных» электоральных акторов в историческом разрезе со второй половины XX века до 2017 г., т.е. проследить эволюцию их развития и определить, через какую трансформацию они прошли (если о таковых можно будет говорить по итогам анализа). Вторая половина XX века выбрана в качестве отправного пункта в связи с тем, что именно с этого времени ряд исследователей начинает говорить о переходе к постмодерну ввиду крушения «великих нарративов», если брать за основу точку зрения Жан-Франсуа Лиотара, Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н. А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии, Спб.: Алетейя, 1998. 160 с. что создало возможность для появления абсурда (подробнее данный момент также будет раскрыт в следующей главе). Кроме того, как было упомянуто ранее, со второй половины XX века появляется феномен «аудиторной демократии», что позволяет партиям и кандидатам приобретать поддержку избирателей за счёт собственного имиджа и позиции по конкретным проблемам, а не в связи с ориентацией на определённую социальную группу. 2017 год же берётся как финальная точка для данной задачи, поскольку трёхлетняя временная дистанция (учитывая год написания данной работы) является достаточной для отнесения наблюдаемого феномена в разряд относительно актуальных и, следовательно, деятельность функционирующих в данный период партий и кандидатов будет более подходить для следующей задачи. В качестве источников данных будут использоваться официальные электоральные данные различных государств, в которых будут обнаружены подобные акторы, их агитационные материалы и программы, а также материалы СМИ, более подробно раскрывающие мотивацию и агитационную деятельность данных акторов, в том числе через интервью с ними;

3) рассмотреть современных (участвовавшие в выборах различных уровней в течение последних трёх лет и действующие на момент написания работы) «абсурдных» электоральных акторов в территориальном разрезе - провести сравнение между партиями и кандидатами разных стран и политических систем, выявить их сходства и различия. Источники данных будут аналогичны источникам из п.2;

4) проанализировать наиболее успешные кейсы «абсурдных» электоральных акторов из числа обнаруженных в ходе выполнения п.2 и п.3, выявить сходства и различия во «внешних» (политический режим, экономические, социальные, культурные условия, уровень протестной активности и общественные настроения) и «внутренних» (структура партии и внутрипартийная организация, предвыборная агитация и деятельность в течение электорального цикла) аспектах существования «абсурдных» партий и кандидатов. Под «успешностью» в данном случае понимается получение партией или кандидатом мест или должности в том или ином органе власти, а также - ведение активной предвыборной кампании и агитационной деятельности в течение всего электорального цикла, что, в свою очередь, будет анализироваться через территориальную распространённость отделений, ведение социальных сетей и официальных сайтов, распространение агитации и появление в публичном поле, взаимодействие с другими кандидатами и т.д.

Методом анализа данных, таким образом, будет являться кейс-стади, под которым понимается исследование конкретных кейсов - в данном случае, наиболее «выдающихся», успешных примеров «абсурдных» электоральных акторов. Кейс-стади представляется наиболее подходящим методом для данного исследования, поскольку он «наиболее ценен на стадии построения теории», Eckstein H. Chapter 6. Case study and theory in political science // Case Study Method: Key Issues, Key Texts / Ed. by Gomm R., Hammersley M., Foster P. SAGE, 2000. P. 119. т.е. в случаях, когда исследуется относительно новый, недостаточно изученный феномен, каковым и являются, как говорилось выше, «абсурдные» электоральные акторы.

Основываясь на материале прошлой курсовой работы, а именно - на том факте, что единственная из всех рассмотренных «абсурдных» партий только возникшая в период крайней экономической и политической нестабильности исландская «Лучшая партия» (“Besti flokkurinn”) смогла выиграть крупные выборы и получить большинство в парламенте, Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 37-38. стало возможным формулирование следующей гипотезы: экономическая нестабильность и высокая степень неудовлетворённости населения действующими политическими акторами являются одними из ключевых факторов, способствующих электоральному успеху «абсурдных» электоральных акторов.

Глава 1. Абсурд как форма неконвенционального политического действия

Связь абсурда как такового и современной политики описывается, преимущественно, в исследованиях русскоязычных авторов, многие из которых отводят абсурду инструментальную роль, рассматривая его как с точки зрения «реципиента» - граждан, так и с точки зрения «коммуникатора» - лиц, принимающих политические решения.

Так, к первой группе можно отнести работу Александра Калмыкова, который под абсурдом понимает «впечатление бессмысленности, возникающее у граждан при столкновении с тем или иным действием власти». Калмыков А.А. Логика абсурда в современной политике // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. 2014. №1 (123). С.37-45. Цит. по: Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 13. Бессмысленность в данном случае вызывается отсутствием понимания целей, на которые направлены упомянутые действия политических акторов; неграмотные или ошибочные решения к подобной категории не относятся. Следует заметить, однако, что непонимание целей гражданами не означает, что таковых целей вовсе нет или что они иррациональны: основной акцент А.Калмыков делает на несовершенстве коммуникации между политическими акторами и гражданами, которое не позволяет последним узнать, на что направлены кажущиеся абсурдными из-за своей видимой бесцельности действия. Там же.

Аналогичное замечание делает Андрей Беспалов, определяя абсурд в политике как «бессвязность, разрыв в коммуникации». Беспалов А.И. Абсурд в политике и способы её рационализации // Вопросы философии. 2014. №1. С. 160. Цит. по: Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 13. Вместе с тем, однако, он выделяет три способа рационализации абсурдной политики: насилие, которое может быть оправдано лишь с точки зрения «раба» (того, по отношению к кому отправляется власть; в данном случае автор опирается на концепции Фридриха Ницше), поскольку отправляющий власть «господин» не видит осуществляемого насилия; занятие позиции «господина», то есть получить непосредственный доступ к рациональности, став её источником; и, наконец, Просвещение, Беспалов А.И. Абсурд в политике и способы её рационализации. С. 162-164. под которым подразумевается равномерное «распределение власти между всеми сторонами, претендующими на вступление в политические отношения». Там же. С. 164 Дихотомия «господина» и «раба» и абсурдность власти, таким образом, исчезают, поскольку каждый получает возможность встать и на ту, и на другую позицию и рационализировать политику.

С иной точки зрения подходит к вопросу абсурда в политике Сергей Поцелуев. В своей статье он рассматривает абсурд как «антистратегию» - то есть стратегию непринятия решений (концепция, введённая Питером Бахрахом и Мортоном Баратцем, согласно которой способность влиять на то, какие вопросы не включаются в повестку дня и по которым не принимаются решения, рассматривается в качестве фактора идентификации актора, обладающего властью). Поцелуев С.П. Политический нонсенс-менеджмент: сумма антистратегий // Философия права. 2014. №1 (62). С. 69-72. Цит. по: Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 15; Bachrach P., Baratz M. Decisions and Non-decisions: An Analytical Framework // American Political Review. 1963. Vol. 57. № 3. Pp. 632-642; Цит. по: Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 15. Согласно С.Поцелуеву, абсурдные высказывания являются частью так называемого «нонсенс-менеджмента», направленного на достижение рациональных целей при нарушенной коммуникации между гражданами и политическими акторами благодаря намеренным усилиям последних, поскольку в противном случае знание об их действительных целях вызвало бы в обществе широкую негативную реакцию. Вместе с тем, однако, автор замечает, что абсурд как часть «нонсенс-менеджмента» не является абсурдом в строгом смысле, то есть в понимании А.Камю, потому что в первом случае он всё же привязан к существующей реальности, пусть и лишь с точки зрения «коммуникаторов», будучи использованным с рациональной целью. Поцелуев С.П. Политический нонсенс-менеджмент: сумма антистратегий; Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 15

Несколько отличное представление о том, как соотносятся между собой абсурд и нонсенс, у Вадима Лапатина: их главное различие он видит, прежде всего, в их восприятии «реципиентом». Так, если для нонсенса характерна некоторая доля «неуловимости», «ускользания» от аудитории, то абсурд, напротив, во всех случаях осознаётся как таковой - как не имеющий под собой рационального обоснования и не направленный на какую бы то ни было имеющую здравый (в его конвенциональном понимании) смысл цель. Лапатин В.А. Модернизация России: абсурд и нонсенс в современной политике // STUDIA CULTURAE. 2014. №20. С. 139; Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 17

Говоря же об англоязычной традиции, следует выделить работу Майкла Боукера, основывающего свой концептуальный аппарат на трудах А.Камю и развивая его идеи относительно абсурда в современном мире в целом и в политике в частности. К примеру, он отмечает ключевую роль постмодерна как особого исторического периода в появлении абсурда. Как упоминалось во введении, эпоха постмодерна характеризуется крушением «великих нарративов» - о том же пишет и М.Боукер, описывая «климат постмодерна» как мир с разрушенными прежними ценностями при отсутствии каких-либо новых, в котором одновременно присутствует большое количество внутренних противоречий, усиливающихся благодаря всепроникающему процессу глобализации, усложняющей связи различных сфер жизни обществ. Bowker M. Albert Camus and the Political Philosophy of the Absurd. Pp. 8-13; Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 18 Учитывая, что общества не только зачастую обладают антагонистичными по отношению друг к другу представлению о должном функционировании упомянутых сфер, но и то, что они также могут быть раздираемы аналогичными противоречиями и изнутри, можно предположить, что подобный «хаос» является наиболее благодатной почвой для зарождения абсурда как равноправной политической стратегии.

Абсурд, вместе с тем, способен не только порождаться постмодерном, но и содействовать его «гармонизации». Новые ценностные ориентации, пишет М.Боукер, могут быть выработаны лишь в том случае, если происходит столкновение с «Другим» - с тем, что явно и открыто противоречит существующей у индивида картине мира и, на первый взгляд, вносит дисгармонию и диссонанс. Однако затем именно благодаря столь сильно выраженному контрасту между собственным «Я» и «Другим» происходит определение собственного «Я», и на основе сравнения становится возможным выработать необходимые ценностные, в том числе политические, преференции и принципы. Bowker M. Albert Camus and the Political Philosophy of the Absurd. P. 242; Коротеева П. «“Абсурдные” партии: новая тенденция в европейской электоральной политике». С. 19

Говоря о политическом абсурде, необходимо обратить внимание на его родство с юмором: их общая «несерьёзность» позволяет допустить, что аспекты взаимодействия последнего с политической сферой в контексте движений, претендующих на определённое изменение политической и социальной реальности, могут также наблюдаться и в случаях, затрагивающих «абсурдных» электоральных акторов. Как уже упоминалось ранее, большинство исследователей отмечают, что связь юмора и политики проявляется, преимущественно, в контексте деятельности оппозиционных сил. Рассматривая юмор и смех в качестве инструментов социальных протестов, Марджолин Харт выделяет их ключевую роль в формировании чувства всеобщего единства среди протестующих, что повышает их сплочённость и шансы на успешное совершение коллективных действий. Кроме того, юмор способствует снижению психологической нагрузки на протестующих, которые те могут ощущать, к примеру, при авторитарном режиме, создающим высокую вероятность применения к ним негативных санкций за оппозиционную активность. Hart M. Humour and Social Protest: An Introduction // International Review of Social History. 2007. Vol. 52, SUPPLEMENT 15: Humour and Social Protest. Pp. 1-20. Важным является и фактор неожиданности и непредсказуемости, «разоружающий» того, против кого направлен протест, поскольку, отвечая на шутку применением насилия, государство тем самым признаёт «серьёзность» несерьёзного, «возвышая» протестующих до уровня действительной угрозы. Наконец, юмор, благодаря гибкости используемых фреймов, способен доносить до широкой аудитории сообщение о неудовлетворённости тем или иным решением политических акторов или общественным устройством в целом. Одновременно с этим у шутящих есть возможность защититься, апеллируя к собственной «несерьёзности» (что, впрочем, не всегда являлось эффективной стратегией при тоталитарных режимах). Ibid. P. 19.

Тем не менее, М.Харт пишет и о существенных недостатках юмора как инструмента протестных движений. Несмотря на значительный вклад в сплочённость группы, юмор может также и разделять её по причине исключённости ряда её членов из особых контекстов или ввиду различий в понимании того, что является смешным, в связи с чем данный инструмент представляется крайне сложным для эффективного использования, так как для этого в рассматриваемом обществе изначально должна присутствовать сильная коллективная идентичность. Ibid. Также юмор обладает высокой зависимостью от структуры политических возможностей: к примеру, если государство активно применяет насильственные меры против протестного движения, то гораздо более простой и действенной стратегией мобилизации сторонников в таком случае может оказаться комбинация гнева и страха. Hart M. Humour and Social Protest: An Introduction. P. 2.

Одной из ключевых работ, на которую опирается как М.Харт, так и многие другие исследователи, рассматривающие юмор в контексте политических протестов в государствах, различающихся как по политическим режимам, так и по социальным, экономическим показателям и культурным традициям и нормам, Klumbyte N. Of power and laughter: Carnivalesque politics and moral citizenship in Lithuania // American Ethnologist. 2014. №41. Pp. 473-490; Bruner M.L. Carnivalesque Protest and the Humorless State // Text and Performance Quarterly. 2005. Vol.25. №.2. Pp.136-155; Badarneh M. Carnivalesque politics: A Bakhtinian case study of contemporary Arab political humor // Humor - International Journal of Humor Research. 2011. №24(3). Pp. 305-327. является труд Михаила Бахтина, посвящённый произведениям Франсуа Рабле и европейской культуре смеха в эпохи Средневековья и Возрождения. Карнавальные празднества намеренно пародировали официальные государственные и церковные ритуалы, создавая, таким образом, «второй мир», в котором отсутствовала строгая иерархичность отношений и все участвующие были равны между собой постольку, поскольку каждый обладал правом смеяться над каждым и над самим собой. Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Эксмо, 2015. С. 4-6. При этом «второй мир» карнавала был не менее реален, чем официальный «первый»: на время празднества он, напротив, и представлял реальную жизнь участников, что подчёркивалось отсутствием чётких разграничений между зрителями и актёрами, сценой и «зрительным залом». Там же. С. 5.

Карнавальный смех, кроме «всенародности» (смех как общее, а не частное выражение эмоций индивида) и универсальности, включающей субъекта смеха в его объект, которым выступает сам мир, также характеризуется и амбивалентностью - он одновременно и позитивен, и негативен, «и ликует, и высмеивает». Карнавальный смех, таким образом, не позволяет субъекту возвыситься над объектом смеха, подчёркивая несовершенство первого (в котором тот, впрочем, отдаёт себе отчёт). Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. С. 7.

Благодаря подобным аспектам карнавал представлял собой уникальное пространство для выражения недовольства социальным и политическим устройством: элита, как правило, не выражала какого-либо беспокойства и не стремилась применять санкции к высмеивающим власть, поскольку карнавал был крайне ограничен во времени и протестные настроения редко выходили за его пределы, а подавление протестующих требовало также ресурсных затрат. Hart M. Humour and Social Protest: An Introduction. P. 4. Критика власти, выраженная на карнавале в форме шутки, приобретала гораздо больший шанс быть услышанной и воспринятой как раз в связи с тем, что она не воспринималась властью как достаточно большая угроза. Подобный «иммунитет» также распространялся и на придворных шутов, и на сатирическую литературу и театральные представления, а впоследствии - на комиков и юмористические телепередачи. Ibid. P. 5.

Карнавализированный протест, выходящий за пределы неформальных рамок, как уже отмечалось ранее, зависят от структуры политических возможностей. Майкл Брунер среди значимых факторов, влияющих на успешность и саму вероятность возникновения подобных протестов, называет устойчивую систему сдержек и противовесов и баланс сил в политической системе в целом. Кроме того, важную роль играет открытость правящих акторов к критике, то есть возможность легального существования оппозиции. При таких условиях юмористические протесты имеют шансы даже приобрести определённое влияние на органы государственной власти и войти в них, однако в последнем случае на смену карнавалу вернётся «серьёзность». Bruner M.L. Carnivalesque Protest and the Humorless State. Pp. 137-143.

Хотя юмор как инструмент социальных протестов - это явление, присущее и Средним векам, тем не менее, до относительно недавнего времени он был присущ исключительно акторам, действующим вне существующей политической системы, вне государственных структур и институтов. В связи с этим особый интерес для данного исследования представляют работы, посвящённые подобным феноменам, даже в том случае, если их нельзя назвать «абсурдными» электоральными акторами.

Так, рассматривая карнавальную политику на примере кампании литовской «Партии национального возрождения» (NRP) 2008 года, Неринга Клумбите подчёркивает амбивалентность карнавала, проявляющуюся в сочетании реакционной и аффирмативной риторик партии. Klumbyte N. Of power and laughter: Carnivalesque politics and moral citizenship in Lithuania. P. 474. Несмотря на то, что программа NRP представляла собой «традиционные» для популизма и не-абсурдные тезисы, в ходе агитационной кампании члены партии представали в образах вампиров, тюремных заключённых и зомби, что, являясь не последовательной стратегией партии, а лишь маркетинговым ходом для привлечения разочарованного электората, Ibid. Pp. 476-478. тем не менее может дать некоторые представления о возможных факторах, способствующих успеху неконвенциональных электоральных акторов в целом и абсурдных - в том числе.

В качестве такого рода факторов Н.Клумбите называет «моральное гражданство», или «моральное участие в политике» - стремление избирателей к лучшей жизни, которая может быть, на их взгляд, достигнута при наполнении политики присущими гражданам моральными ценностями, и отчаяние, возникающее на фоне экономического кризиса и ощущения высокого уровня коррупции в стране. Klumbyte N. Of power and laughter: Carnivalesque politics and moral citizenship in Lithuania. P.476. Учтя подобный общественный запрос, создающий благоприятную почву для популистской риторики и резко отличающихся от привычных политических кампаний форматов агитации, «Партия национального возрождения» смогла набрать 15% на парламентских выборах, став второй по количеству мест. Ibid. P. 474.

Суммируя всё вышесказанное, можно выделить несколько основных характеристик абсурда и неконвенциональных феноменов в политике. Так, абсурду свойственна определённая заметность, ввиду чего появляется возможность предположить, что «абсурдные» электоральные акторы будут с большой долей вероятности идентифицированы потенциальными избирателями как таковые. Интересным представляется сравнение отечественных исследований абсурда в политике и англоязычных работ, посвящённые юмору и «карнавальности» как основной политической стратегии: если для первых абсурд является инструментом действующей власти, направленным на нарушение коммуникации с гражданами для сокрытия и, впоследствии, успешного достижения собственных целей, то вторые рассматривают неконвенциональные тактики как присущие исключительно протестным, внесистемным движениям.

Юмору, в свою очередь, присущи способность к объединению групп людей (что, впрочем, неоднозначно, как говорилось выше), передача сообщения о критике политических акторов и/или системы в целом с сохранением «путей к отступлению», что делает такие сообщения менее опасными с точки зрения последующих санкций при авторитарном режиме и снятие социального напряжения. Юмор, однако, не всесилен, и для успеха подобной стратегии необходимо наличие определённых политических возможностей.

«Карнавальный» аспект позволяет добавить к данному списку стремление к уничтожению социальной иерархии (что в политическом контексте может выражаться в популистской риторике, при которой происходит идентификация субъекта с «народом»), сочетание негативной (направленной против оппонентов) и позитивной (предлагающей качественные преобразования) повесток, а также «несерьёзное» отношение к самому себе, иначе говоря - способность к самокритике.

Абсурд и юмор, в том числе карнавальные формы последнего, безусловно, следует разграничивать хотя бы потому, что последний предполагает понимание «реципиента», что сообщение является шуткой; абсурд же, будучи явлением постмодерна, вызывает противоречие между «хаотичной» реальностью и разумом индивида именно потому, что он предельно серьёзен и последователен в своей «несерьёзности», чем и отличаются «абсурдные» электоральные акторы. Тем не менее, между двумя категориями можно выделить ещё одно сходство: способность разрешения конфликта постмодерна, появляющегося при крушении прежних ценностей и проявляющегося в виде отчаяния в период острого социального, экономического и политического кризиса, которое, в свою очередь, может быть заполнено новыми моральными ценностями. Именно в надежде на их появление граждане могут отдавать свои симпатии неконвенциональным, максимально отличающимся от тех, кто их разочаровал, карнавальным, наконец, абсурдным акторам.

Глава 2. «Абсурдные» электоральные акторы: историческая перспектива

Генеральная совокупность «абсурдных» электоральных акторов по результатам анализа материалов электоральных комиссий, официальных ресурсов партий и кандидатов, а также материалов СМИ составила 24 кейса (см. Приложения 1 и 2), 5 из которых (с некоторыми оговорками, о которых более подробно будет рассказано в 3 главе) принадлежат к индивидуальным кандидатам, а 19 - к партиям. Однако прежде чем переходить к непосредственному описанию базы данных, следует обозначить более подробно, нежели это было сделано ранее, какие акторы, несмотря на их кажущуюся принадлежность к объекту данного исследования, таковыми, исходя из критериев «абсурдных» электоральных акторов, не являются.

Во-первых, были исключены все официально не зарегистрированные в качестве партий сатирические организации и группы, которые участвовали лишь в протестных акциях. Некоторые из подобных организаций, тем не менее, позиционировали себя как партии и призывали голосовать за себя на тех или иных выборах. Среди наиболее ярких примеров можно назвать «Фронт немецких яблок» (“Front Deutscher Дpfel”) из Германии, пародирующий радикально правые нацистские партии, и американскую «Партию Канады» (“The Canada Party”), представляющую Канаду как государство на пост президента США. Front Deutscher Дpfel. URL: http://apfelfront.de/ (дата обращения: 09.04.2020); The Canada Party. URL: https://www.americabutbetter.com/ (дата обращения: 09.04.2020) К этой же категории относится и самая ранняя из обнаруженных организаций - «Партия умеренного прогресса в рамках закона» (“Strana Mнrnйho Pokroku v Mezнch Zбkona”), которая вела пародийную агитационную кампанию на парламентских выборах Австро-Венгрии в 1911 году, предлагая вновь ввести рабство и инквизицию, а алкоголизм сделать обязательным. Несмотря на активную кампанию лидера партии писателя Ярослава Гашека и призывы голосовать за неё на выборах, «Партия умеренного прогресса в рамках закона», как и предыдущие примеры, не была зарегистрирована официально и в действительности не участвовала в выборах, в связи с чем не может быть полноправно отнесена к «абсурдным» электоральным акторам. Hora P. "Lidi, nedejte se, drћнm vбm palce!" / Obrys Kmen, 2008. URL: http://www.obrys-kmen.cz/archivok/?rok=2008&cis=23&cl=02 (дата обращения: 09.04.2020)