"Patria" и "Respublica" во французской политической публицистике XIV в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Patria» и «respublica» во французской ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ XIV В.

Мария Пономарева

Аннотация

В истории понятий латинское respublica является одним из самых спорных и сложных для изучения и перевода. Несмотря на его основополагающее значение для политического мышления и политической философии Античности и Средних веков, большинство этапов его развития остаются малоизученными как в силу относительной новизны истории понятий как дисциплины, так и в силу сложившейся историографической традиции, приравнивающей respublica к понятию государства. Настоящая статья посвящена понятию respublica во французском политическом мышлении XIV в., когда формирование политического словаря постепенно уходит из-под контроля Церкви и университетов, и светские интеллектуальные центры, такие как, например, королевский двор, становятся доминирующими центрами производства знания. Таким образом, и основные политические понятия того времени особым образом сочетают в себе прежние богословские и характерные для новой эпохи светские значения. Исследование основано на истории редакций прокоролевского публицистического трактата «Спор между священником и рыцарем», посвященного взаимоотношениям светской и духовной властей. Сопоставление значений respublica в различных редакциях трактата, латинских и французской, в контексте значений других ключевых понятий политического мышления, таких как народ (populus) и общее благо (bonum commune), позволяет проследить эволюцию понимания respublica от принципа политической жизни до материального объекта, т. е. его объективацию в рамках галликанистского политического проекта на основании позднесредневекового аристотелизма.

Ключевые слова: Франция, Средние века, политическое мышление, политическая терминология, галликанизм, светская власть, церковная власть.

Annotation

политический respublica власть мышление

Mariya Ponomareva

BA in Philosophy; MA Student in Medieval Studies at the National Research University Higher School of Economics, Moscow

“Patria” and “Respublica” in French Political Publicism of the Forteenth Century

In the Conceptual History Latin the concept of respublica is one of the most complex and disputable issues of research and translation. In spite of its fundamental significance for political thinking and political philosophy of Antiquity and Middle Ages, the evolution of the meaning of respublica stays underinvestigated for the most of its stages. The present paper is devoted to the Latin respublica in French political thinking of 14th century. Political vocabulary of this time was beginning to be controlled by laic courtly intellectuals instead of clerics and universities. In that way, both spiritual and laic aspects, Aristotelian philosophy and Ciceronian rhetorics constitute the context for all the dominant political concepts of the time, and so it is for the Latin respublica. The research is based on the political pamphlet A Dispute between a Priest and a Knight, its reception and French translation at Charles v's court. The mutual comparison of respublica's semantical function in different versions of the treatise in the context of other key political notions like people (populus) or common good (bonum commune) allows us to trace the evolution of its interpretation from the principle of political life to a material object. Thus, the concept of Latin respublica is being objectified and earthed within the framework of gallicanist project on the base of late medieval Aristotelianism.

Keywords: France, Middle Ages, Political Thinking, Political Vocabulary, Gallicanism, Republicanism, Secular Power, Clerical Authority.

Основная часть

Настоящая статья посвящена истории изменений смысла латинского понятия respublica, которые оно претерпевает во французском политическом мышлении в XIV в. Это время -- эпоха формирования новых концептуальных рамок мышления о политике и нового политического словаря, который впоследствии ляжет в основание нововременных способов говорения о светской власти (Bertrand, 2005; Guilhaumou, 2008).

Эти изменения обязаны своим появлением как политическим обстоятельствам, таким как противостояние королевской власти и папства в начале XIV в. (Wood, 1971), королевской власти и французского клира (Denton, 2007), королевской власти и знати (Favier, 1978), королевской власти и третьего сословия (Cazelles, 2006), так и изменениям в распространении знания, таким как становление королевского двора как интеллектуального центра и переводам классических текстов на разговорный язык (Delisle, 1967; Kopp, 2016). Исследование основано на истории редакций «Спора между священником и рыцарем» -- источнике из числа так называемых «публицистических» пропагандистских прокоролевских трактатов, которые отражают более широкие представления о политическом, нежели канонические тексты или авторские философские и богословские произведения: в публицистике больше риторики, нежели схоластики.

Главный вопрос, поднятый в этой статье, относится к области истории понятий, и потому обращение к семантике латинского respublica не случайно. Res publica / respublica является одним из ключевых понятий латиноязычной интеллектуальной традиции, начиная с Цицерона и блаженного Августина--как общее дело (Kempshall, 2001), продолжая переводом Вильгельма из Мербеке «Политики» Аристотеля и Фомой Аквинским--как сообщество людей (Марей, 2016: 169-170). Ввиду того, что нововременное европейское государство как понятие (status, state, йtat) (Скиннер, 2002) и как социально-политический феномен (Strayer, 1970: 107-111) окончательно формируется гораздо позже, вопрос о значении respublica в позднем Средневековье является вопросом о самом основании политического мышления того времени, и применение к этому типу мышления более поздних понятий, таких как государство, является недопустимым анахронизмом как в случае теоретического анализа, так и в случае изучения и переводов источников. Таким образом, в случае перевода позднесредневековое respublica невозможно передать ни как государство из-за возникающего анахронизма, ни как республика, поскольку в современном русском языке это слово обозначает определенную форму правления (Ожегов и Шведова, 2006: 677б), и respublica остается передавать сообразно контексту. В связи с этим в переводах, приведенных в данной работе, respublica предварительно передается как империя, когда в контексте речь идет об императорской власти, и как королевство --когда о королевской.

Французский политический словарь XIV в. изучен сравнительно мало и частично рассматривается в связи с несколькими основными контекстами. В первую очередь, в связи с возрождением европейской политической науки при дворе Карла V, особенно -- переводом Николая Орема «Политики» Аристотеля (Babbit, 1985; Bertrand, 2005; Brucker, 2001; Oresme & Menut, 1970; Хачатурян, 2008: 139-155). Кроме того, лингвистически он изучается в рамках языкознания и translation studies: XIV в. --время формирования среднефранцузского языка (Guilhaumou, 2008; Lusignan, 2004). Отчасти проблему политического словаря XIV в. затрагивают исследования по социальной истории, например, вопрос о терминах, относящихся к сословным отношениям (Matore, 1985; Хачатурян, 2008: 132-138). Однако проблема семантики латинского respublica или la chose publique (так respublica передавалась на разговорный язык авторами XIV в.) сама по себе не попадает в поле зрения исследователей. Немного проясняют ситуацию исследования средневековых языков власти, которые затрагивают проблему семантики respublica и ее отношений с другими политическими понятиями, в первую очередь-- отечеством, patria (Kantorowicz, 1951; Post, 1953; Канторович, Бойцов и Серегина, 2015: 215-230). Идейное содержание и язык конкретно «Спора между священником и рыцарем» и его более поздних редакций (в составе «Сна садовника») изучены еще меньше: некоторые соображения приводит издательница «Спора.», Норма Эриксон (Disputatio); политической идее «Спора.» посвящена статья Томаса Ренны, который прочитывает его как обоснование чрезвычайной природы королевской власти (Renna, 1973). Чаще «Спор.» фигурирует в исследованиях, посвященных в целом политической публицистике рубежа xiii-xiv вв. и вообще проблеме отношений светской и духовной власти, но в таких исследованиях он скорее описывается, чем анализируется (Canning, 2011; Dyson, 1999; Sholz, 1903).

В среде французской политической публицистики XIV в. трактат «Спор между священником и рыцарем» (Disputatio inter clericum et militem) ярче других использует понятие respublica (Пономарева, 2016). Впоследствии «Спор.» стал первой частью обширного компилированного трактата «Сон садовника» (Somnium viridarii, 1376 г.), претерпев определенную редактуру. Еще через некоторое время после составления «Сна садовника» «Спор между священником и рыцарем» получил третью редакцию: «Сон садовника» был переведен на французский язык и дополнительно обработан (Songe du vergier, 1378 г.). Таким образом, во французской среде трактат «Спор между священником и рыцарем» существует в трех редакциях, отражающих политические представления начала XIV в. и последней четверти XIV в. в латинском варианте, а также последней четверти XIV в. во французском варианте.

Первая редакция «Спора...» относится к рубежу xiii-xiv вв., к времени острого конфликта между французским королем Филиппом IV Красивым (1285-1314) и папой римским Бонифацием viii (1294-1303), приведшего в результате к первому созыву Генеральных Штатов (1302 г.) и Авиньонскому пленению пап (1309-1378). На основании стеммы трактат датируется довольно широкими рамками: 1296-1303 гг. (Renna, 1973: 675). Авторство трактата также остается белым пятном в его истории: Норма Эриксон, составившая критическое издание трактата, считает, что автор «Спора между священником и рыцарем» был королевским чиновником невысокого ранга, и создание трактата было его личной инициативой (Disputatio. 288b).

Несмотря на то, что в основном «Спор.» был известен в составе сборника «Сон садовника», он продолжал существовать и как самостоятельный текст. Так, одна из рукописей трактата принадлежала епископу г. Кондом Бернару Аламандскому (1342-1401), который в 1398-1399 гг. оставил на ней комментарий в духе галликанистской реакции на Великую Схизму (Disputatio. 289a; Labarthe, 2007: 193-216). Кроме того, трактат оказался востребован в Англии: английский переводчик Джон Тревиза (1342-1402), капеллан лорда Томаса Беркли, члена Парламента (1380-1390), переводит «Спор.» около 1387 г., чтобы включить его в качестве предисловия к другому своему произведению--переводу «По- лихроникона» хрониста Ранульфа Хигдена (1280-1364), который был его покровителем. В XVI в. трактат был напечатан в Англии Томасом Бертлетом (+1555), королевским публикатором при дворе Генриха VIII в 1531 г. в новом собственном английском переводе (Warner, 1998: 36-38). Первая редакция «Спора.» сохранилась в восьми рукописях в Париже, Кембридже, Лондоне и Ватикане, по большей части являющихся собраниями прокоролевской публицистики или риторических образцов; известно также несколько ранних немецких, французских и английских изданий. Анализ рукописной и печатной традиции приводит Норма Эриксон (Disputatio. 290-293).

«Спор между священником и рыцарем» представляет собой небольшой трактат, написанный в форме сценического диалога между двумя условными персонажами и посвященный проблеме отношений светской власти и духовной. В жанре «Спора.» совмещены несколько литературных традиций. Для рубежа XIII--XIV вв. disputatio -- это в первую очередь форма учебного упражнения или же показательного выступления, которая наряду с другими учебными формами существовала в том числе как литературный жанр (Weijers, 1995; Ле Гофф, Руткевич, 2003: 84-88). Однако у жанровой специфики обнаруживается «второе дно». Средневековая французская литература в целом изобилует текстами в форме спора, в том числе поэтическими, для которых характерны условные персонажи-спорщики как персонификации тех или иных сил (Bloch, 1977: 160-170). В частности, к xii-xiii вв. относится корпус голиардических текстов, восходящих к античной эклоге и посвященных сравнению любовных качеств священников и рыцарей (Faral, 1912: 473-517). Таким образом, «Спор.» представляет собой игру с двумя различными литературными традициями: официальной и низовой. Это позволяет автору одновременно ориентироваться на широкого читателя и представить в тексте серьезное политическое заявление.

Вторая редакция «Спора между священником и рыцарем» представляет собой часть крупного латинского трактата «Сон садовника», составленного Эвраром де Тремогоном (f 1386) по специальному распоряжению французского короля Карла V Мудрого (1364-1380) в 1376 г. (Trйmaugon, 1982b: xx). В отношении Эврара де Тремогона понятие авторства следует применять осторожно: «Сон садовника» был скомпилирован из различных текстов и фрагментов текстов xiii-xiv вв., некоторые из которых до сих пор остаются неопознанными; де Тремог- он, таким образом, предстает составителем, редактором и переводчиком этой компиляции на разговорный язык, но не автором в полном смысле слова. Эврар де Тремогон был преподавателем права в Парижском университете и состоял на королевской службе с 16 мая 1374 г. как придворный рекетмейстер и член королевского совета (Miethke, 2014: 275-292). «Сон садовника» посвящен широчайшему спектру вопросов, связанных с ролью королевской власти и отношений светской власти и духовной: его создание можно связать в целом с культурной деятельностью Карла V по легитимации королевской власти. Латинский текст «Сна садовника» был не столь широко распространен, как его позднейший французский перевод, однако известен ряд рукописей и изданий, в том числе за пределами Франции: так, последнее издание латинского текста трактата было предпринято в 1612-1614 гг. швейцарским юристом и историком Мельхиором Голдастом (1576-1635) (Monarchia Sancti

Romani imperii, 1612: 58-229), чьей версией и продолжали пользоваться вплоть до появления критического издания (Trйmaugon, 1993-1995). «Сон садовника» составлен как диалог между условными священником и рыцарем, где каждая реплика является отдельной главой; также есть пролог и эпилог. Всего в латинском тексте «Сна садовника» 361 глава, из которых первые 35 глав занимает «Спор между священником и рыцарем», а остальные также представляют собой компиляцию из других источников (Trйmaugon, 1982b: xix-xxi, lxix-lxx). Не слишком большая степень переработки Эвраром де Тремогоном исходных текстов, вошедших в «Сон садовника», а также слабая степень распространенности латинского текста позволяют в целом считать эту редакцию «Спора...» промежуточным звеном между аутентичным текстом и третьей редакцией, которую тот получил во французском переводе «Сна садовника».

Французский перевод «Сна садовника» был осуществлен Эвраром де Тремогоном по распоряжению короля к 1378 г. Решение о переводе латинского текста «Сна садовника» на французский язык лежит в русле общей культурной политики короля Карла V Мудрого, и об этом свидетельствует не только пометка короля на манускрипте французского «Сна садовника» и социальное положение составителя (Autrand, 1994; Miethke, 2014; Quillet, 1984): при дворе Карла V создавались комментированные переводы многих латинских текстов на французском, от «Политики» Аристотеля до Священного Писания (Delisle, 1967: 82-119). Во французском переводе «Сна садовника» исходные тексты подверглись серьезной редактуре. Кроме того, изменилась структура: французский перевод разделен на две книги, к первой относятся пролог и 186 глав, ко второй -- еще 282 главы и эпилог. Как уже было сказано, французский перевод был распространен значительно шире, чем латинский: сохранившиеся рукописи охватывают период XV-XVI вв. и происходят из Франции, Германии, Австрии, Италии и Англии, а печатная традиция продолжается вплоть до середины xviii в. (Trйmaugon, 1982b: xl-xlii). Происхождение рукописей и характер изданий говорит о том, что трактат первоначально использовался людьми, связанными с королевской службой, а позднее уже оказался в фокусе внимания историков и правоведов.

Жанровая специфика «Сна садовника» имеет несколько источников. Форма сна восходит к космологической вставке в конце шестой книги «Государства» Платона--«Сну Эра» (Платон, Егунов, 1994: 413-420). В свою очередь, когда Цицерон пишет «О государстве» и, как известно, ориентируется на Платона в литературной и идейной форме, он, соответственно, включает в шестую книгу аналогичный космологический отрывок--«Сон Сципиона» (Цицерон, Горенштейн, 1966: 81-87). В отличие от основного текста «О государстве», «Сон Сципиона» был хорошо известен в Средние века благодаря комментарию Макробия (Macrobius, 2001-2003; Peden, 1985), упомянутому в «Сне садовника» (Trйmaugon, 1982b: 3). Также необходимо иметь в виду, что сам по себе жанр видений в средневековой европейской литературе сложился под влиянием «Монологов» блаженного Августина и «Утешения философией» Боэция, что предопределило наличие в такого рода произведениях внутреннего диалога и аллегорических фигур (Lynch, 1988: 51-60). Составитель «Сна садовника» избрал жанр видения в том числе благодаря своему собственному образованию: Эврар де Тремогон был выпускником Болонского университета, где учился у доктора римского и канонического права Жана де Леньяно (1320-1383), автора трактата «Сон» (Somnium, 1372 г.), аллегорического спора между персонификациями церковного и римского права перед престолом папы Григория XI (1370-1378) (Donovan & Keen, 1981; Legnano, 2004; Smoller, 2007). Помимо аналогичной фабулы, текстовые заимствования из «Сна» Жана де Леньяно легко находятся в составе «Сна садовника» (Trйmaugon, 1982b: xlvi-xlvii). Обращение Жана де Леньяно к жанру видения обусловлено общим увлечением естественной теологией среди болонских юристов середины XIV в., в рамках которой видение--естественное и достоверное свидетельство устройства мира (Donovan & Keen, 1981; Smoller, 2007; Lynch, 1988: 15-16; Boudet, 2014). В результате жанровую заявку «Сна садовника» следует считывать скорее как заявку на создание энциклопедического описания устройства власти во Французском королевстве, которое при должном считывании жанровой специфики «Сна садовника» должно пониматься как космологическая целостность.

«Спор между священником и рыцарем», сложенный по следам острейшего светско-церковного конфликта, попадает сначала в совершенно иные исторические, политические и жанровые условия, а затем и вовсе переводится на французский язык. В результате один трактат раскладывается на три различных текста, сходства, различия и отношения между которыми и демонстрируют динамику политического мышления. Для того, чтобы составить историю переосмысления понятия respublica во французском XIV веке, необходимо последовательно рассмотреть смысл, положение и роль respublica в аутентичном тексте «Спора между священником и рыцарем», затем -- во второй редакции, в латинском «Сне садовника», затем -- в третьей редакции, во французском «Сне садовника», привлекая по мере необходимости все термины и выражения, которые употребляются вместе с термином respublica и которые, таким образом, могут служить важными зацепками в ходе воссоздания истории его смысла.

Аргументативная система «Спора между священником и рыцарем», в рамках которой и задействовано понятие respublica, помещается в широкий контекст политико-теологической мысли Средних веков. Однако в случае «Спора между священником и рыцарем» возможно скорее обозначить общие интеллектуальные и культурные контексты, на которые ориентировался автор, нежели его конкретные идейные источники. Политико-теологический контекст в данном случае означает, что отношения светской и духовной власти проблематизируются относительно одного из центральных христианских понятий -- понятия спасения души (salus animae). Спасение возможно только в Церкви (ср. Cyprianus. Epistola 75 ad Jubaianum: PL. T. 3, 1123a; Sesboьй, 2004), которая может иметь только одну главу (Extravagantes. I.VIII. cap. 1; Канторович, Бойцов и Серегина, 2015: 182--193). Обоснование верховенства королевской власти в «Споре между священником и рыцарем», между тем, производится благодаря небольшому смещению значения понятия спасения: вместо спасения души, возможного благодаря единой Римской церкви, автор больше говорит о спасении (salus), защите (defensio), необходимости (necessitas), пользе (utilitas) Французского королевства, ограничивая сотериологический модус светскими рамками и за счет этого придавая последним абсолютное значение (там же: 218).

Политическая заявка «Спора между священником и рыцарем» существует также в контексте средневековой университетской рецепции Аристотеля, а использование автором понятия respublica не может быть оторвано от цицероно-августиновской традиции рассуждения о respublica. Аристотелианская традиция определяет не только детали логической структуры «Спора между священником и рыцарем», но и делает возможным рассуждение о политическом устройстве в целом, а не только о роли правителя, что свежо и актуально для конца XIII в. (Viroli, 2005: 30-47). В свою очередь, классическое рассуждение Цицерона о respublica и его определение народа (Cicero, 2013: 54) были широко известны и стали частью канонической доктрины и общим местом в передаче и с критикой Августина и Исидора Севильского (Kempshall, 2001). Для «Спора между священником и рыцарем» это значит, что использование понятия respublica само по себе не нарочито, а должно восприниматься с учетом аристотелианского контекста и конкретных семантических условий.

В «Споре между священником и рыцарем» термин respublica используется десять раз--не очень часто и не очень редкоДля сравнения, один его контекстный синоним, regnum (королевство), используется девятнадцать раз, другой, imperium (империя), -- десять раз (включая цитаты).. Термин используется исключительно протагонистом-рыцарем. В среднем в трактате respublica означает некоторый катализатор движения общего интереса, который состоит в спасении бессмертной души, материальном благосостоянии и физической защите (salus, defensio, nйcessitas): благополучие respublica означает благополучие королевства или благополучие империи, и всегда--благополучие народа. Параллелизм в употреблении respublica, regnum и imperium позволяет автору раскрыть известную максиму «король есть император в своем королевстве» (Tierney, 1962; Малинин, 2008: 229), вкупе с формулой власти императора, заимствованной из Дигест,-- quod placuit principi, habet vigorem legis (DI. 1.4.1, pr),-- в разных масштабах; этот аргумент относится в том числе к самому протагонисту-рыцарю: «Как я взимаю определенную ренту с определенных земель, так и император может обложить податью мир ради защиты империи (respublica) по своему желанию, когда будет необходимо»Sicut ego super certos agros habeo certum censum, sic imperator super orbem terrarum pro defensione reipublice, cum opportunum fuerit, pro arbitrio voluntatis potest levare tributum (Disputatio. 299b).. Также параллельное использование respublica и regnum в рамках проблематики защиты и спасения подразумевает общее участие, т. е. в первую очередь -- уплату податей, необходимых для финансирования той самой защиты: «Ведь и многие города, привилегиями и обычаем освобожденные от обложений, терпеливо платили и платят поныне, что угодно правителям, ради защиты королевства сообща или лично»Nam et multe civitates privilegiis et consuetudine ab exaccionibus libere pacienter solverunt et solvunt hodie quod placuit principi pro defensione regni vel communitatibus vel persona (Disputatio. 300a).. Акцент на тезисе об общем участии усиливается, когда автор противопоставляет личный интерес (salus proprium) благу королевства/империи/ respublica:

Указываю, что вы должны знать: что бы ни делали правители королевства (reipublice), они стараются для пользы королевства (reipublice), и, имея это правило перед глазами, руководствуются им в том, что предпочитают благосостояние королевства (reipublice) своему собственному, что есть наибольшее украшение правителя, как видно на примере Давида (2 Цар. 7)⁴.

Тем не менее, синонимия respublica, королевства и империи неполна, поскольку из них единственно respublica может быть деятелем, обладать субъектными чертами. Буквально это обнаруживается в синтаксисе -- среди своих синонимов исключительно respublica может играть роль подлежащего в предложении:

Так, по здравому размышлению получается, что империя (respublica) обороняется за счет империи (reipublice), и какая бы часть ни возрадовалась бы этой защите, наиболее справедливо, чтобы она разделила бы с другими эту ношу. Следовательно, раз владения несут публичные расходы (onus publicum) на не менее справедливом основании, чем переходят для взимания годовой ренты к кому бы то ни было, то они всегда будут нести это бремя, когда в том возникнет необходимость для империи (reipublice), поскольку, как и другие, всегда нуждаются в защите⁵.

Нельзя сказать, чтобы употребление respublica автором «Спора между священником и рыцарем» было концептуализировано: он не дает ни определений, ни соответствующих ссылок, как и не дает определений и комментария к тому, что такое «народ»; однако использование термина respublica все же представляется показательным для его политического видения.

Редактуру, которую претерпел текст «Спора между священником и рыцарем», будучи включенным Эвраром де Тремогоном в «Сон садовника», можно объяснить разницей жанров и политическими условиями, в которых находился составитель. В первую очередь, как уже было сказано, жанр «Сна садовника» подразумевает заявку на фундаментальное описание предмета, и Эврар де Тремогон часто расширяет аутентичный текст: в «Спор...» он включает вставки из античных авторов, писавших о военном деле, -- Секста Юлия Фронтина (30-103) и Флавия Вегеция Рената (+45°), -- а также из писем Пьера де Блуа (1135-1203), дипломата и поэта, ученика Иоанна Солсберийского (1115-1180) и учителя Вильгельма II Доброго (1153-1189). Вместе с тем Эврар де Тремогон значительно расширяет аппарат ссылок (Trйmaugon, 1982b: xlvi). Кроме того, смещается проблематика: редактура Эврара де Тремогона придает «Спору между священником и рыцарем» дидактический оттенок с характерными пассажами о «золотом веке» рыцарства в элегическом тоне, направленными уже не только против клириков, но и против разного рода этического разложения, что в целом характерно для придворной литературы позднего Средневековья (Bumke, 1991: 3°7-3°9).

Во второй редакции «Спора между священником и рыцарем» -- первых 35 главах латинского варианта «Сна садовника» -- respublica встречается девять раз, из которых семь раз фразы из аутентичного текста «Спора между священником и рыцарем» воспроизводятся дословно, один раз -- с изменением контекста, и еще одно употребление является новеллой: новшеством, привнесенным, судя по всему, Эвраром де Тремогоном. Еще два случая аутентичного употребления вырезаны из латинского текста «Сна садовника». В случае того употребления, которое является новшеством, у respublica появляется новый контекстный синоним -- patria; сама вставка представляет элегический дискурс, а именно является отрывком из письма Пьера де Блуа (ср. Blesensis Petrus. Epistola XCIV: PL. T. 207, 293-294), незначительно видоизмененным:

Некогда рыцари связывали себя узами клятвы служить на благо республики, не покидать поле боя, предпочитать общую пользу собственной жизни, признать себя сыновьями Церкви, и испытать меч ради чести священства, защиты бедняков, кары злодеев и освобождения родины, теперь же все наоборот⁶.

Несмотря на то, что patria как синоним respublica в данном случае не принадлежит авторской вставке, а взята из стороннего источника, это в любом случае меняет специфику словоупотребления respublica. Тем более что составитель «Сна садовника» идет вслед за этим изменением и использует patria как синоним respublica в другом фрагменте, причем в этом случае употребление patria сопровождается фокусом на королевской власти.

Спор между священником и рыцарем (Disputatio inter clericum et militem)

Как я взимаю определенную ренту с определенных земель, так и император может обложить податью мир ради защиты империи (reipublice) по своему желанию, когда будет необходимоSicut ego super certos agros habeo certum censum, sic imperator super orbem terrarum pro defensione reipublice, cum opportunum fuerit, pro arbitrio voluntatis potest levare tributum (Disputatio. 299b)..

Сон садовника

(SOMNIUM VIRIDARII)

Как я взимаю определенную ренту с определенных земель, так и король Франции может в своем королевстве взимать подать ради защиты родины или же королевства (reipublice)Sicut ego super certos agros habeo certum annuum censum, sic Rex Franciae in regno suo pro defensione patriae seu reipublicae, cum oportunum fuerit, pro arbitrio voluntatis potest levare tributum (Somnium. XXXII, 24)..

Таким образом, в общий политико-теологический контекст спасения и благополучия в латинском тексте «Сна садовника» встраивается ряд respublica, utilitas publicum, liberatio patriae, reipublice defensio, и главным новшеством по сравнению с «Спором между священником и рыцарем» здесь оказывается именно слово patria.

Разумеется, понятие patria возникает в этом контексте совершенно не случайно: их взаимное с respublica влияние в данном случае основано как на их изначальной связи в рамках римского права, так и на развитии понятия patria на протяжении истории развития средневекового политического мышления (Kantorowicz, 1951; Post, 1953; Канторович, Бойцов и Серегина, 2015: 215-230). Можно сказать, что respublica в том значении, в котором она используется в «Споре между священником и рыцарем», пересекается с семантической парадигмой patria, в которой последняя балансирует, начиная с античного времени, и это позволяет Эврару де Тремогону использовать его как новый синоним для respublica. Этот баланс обеспечен двойственным значением patria в античной политической мысли и римском праве: противопоставлением patria communis (общей родины) и patria sua/propria (DI. 48.22.7,15; 50.1.33). Соответственно, в Средние века это противопоставление сохраняется, и сравнительно неплохо изучено: patria communis приобретает трансцендентное религиозное значение patria caelestia, небесной родины и царствия Божьего, а patria propria продолжает свое существование в значении «местечка», «земли» (Du Cange; Niermeyer. 773). Однако детали средневековой истории понятия patria позволяют Эврару де Тремогону приравнять его к понятию respublica. В первую очередь, формулировка, маркирующая тот самый политико-теологический контекст спасения и благополучия, изначально использовалась именно применительно к patria во французском политическом языке«...ad defensionem natalis patrie pro qua reverenda patrum antiquitas pugnare precepit, eius curam liberorum preferens caritati» (Канторович, Бойцов и Серегина, 2015: 218).. Кроме того, patria в «Сне садовника» относится к patria caelestia точно так же, как и respublica в «Споре между священником и рыцарем» относится к понятию Respublia Christiana. Patria начинает использоваться применительно к Французскому королевству в качестве patria communis еще с XII в.; ее значение становится сугубо светским. В свою очередь, respublica в «Споре между священником и рыцарем» -- это такое же локализованное, примененное исключительно к Французскому королевству понятие Respublica Christiana, которое на протяжении Средневековья имело, благодаря Августину и Исидору Севильскому, исключительно богословское значение: дело всего христианского народа, Respublica Christiana (Passerin d'Entrиves, 1934: 33). Несмотря на то, что само по себе употребление patria параллельно respublica размывает значение последнего как целевой причины, говорить о серьезной и намеренной трансформации концепта не приходится: всего два употребления нового синонима на весь текст, одна купюра; тем не менее, сделанный через два года французский перевод не позволяет сделать такой вывод, поскольку он гораздо более вольно трактует первоначальный текст «Спора между священником и рыцарем».

Третья, французская редакция «Спора между священником и рыцарем», ставшая частью французского текста «Сна садовника», заказана и санкционирована персонально королем Карлом V. В связи с этим необходимо отметить, что формулы, маркирующие роль понятия спасения, принимают жесткие, фиксированные, повторяющиеся формы: deffendre et garder, garder d'oppression et deffendre, garantir et deffendre, garantir et sauver. Это неслучайно: в эпоху Карла V и также его наследника они используются в языке королевских ордонансов (Secousse, 1734: 46, 187, 262, 539, 562). Понятие земного спасения и благополучия концептуализируется Николаем Оремом, когда он пишет комментарий на «Политику» Аристотеля (Babbit, 1985: 94), и является основным контекстом той редактуры, которую применяет Эврар де Тремогон к французскому «Сну садовника».

Латинское res'publica передается во французском переводе «Сна садовника» однозначно как la chose publique/puplique. Это калька с латыни, которая использовалась французскими авторами и переводчиками XIV-XV вв. (Littrй. 1654). La chose publique появилось во французском языке, судя по всему, в середине XIV в., когда Пьер Бершер, бенедиктинский монах, перевел на французский язык «Историю Рима от основания города» Тита Ливия по распоряжению французского короля Иоанна Доброго (1350-1364) (Podgurski, 1954: 510-512; Oestereich, 1907). Именно la chose publique используется при дворе Карла V Мудрого, например, Раулем де Прелем при переводе «Града Божьего»¹⁰ и Николаем Оремом при переводе Аристотеля¹¹. La chose publique встречается в третьей редакции «Спора между священником и рыцарем» в два раза чаще, чем respublica--в аутентичном тексте (двадцать раз против десяти), и только шесть случаев его употребления обязаны переводу латинского текста на французский; остальные четырнадцать являются авторскими вставками либо передают другие выражения из латинского текста. Серьезным новшеством французского перевода является также то, что у la chose publique появляется целый ряд новых контекстных синонимов и пар. Во-первых, усиливается синонимия respublica и patria, соответственно -- la chose publique и le pays/paпs/paяs; во-вторых, парой к la chose publique становятся le peuple, частично передающее латинское populus, и, наконец, в-третьих, новшество французского текста-- le bien commun, привнесенное в «Спор между священником и рыцарем» Эвраром де Тремогоном, вероятно, из французских переводов Аристотеля (Sиre, 2010). Таким образом, даже в тех случаях, когда выражение la chose publique передает латинское respublica, говорить о буквальной трансляции понятия не приходится из-за серьезного изменения контекста.

В отличие от латинского patria, идейную наполненность которому долгое время придавала скорее ассоциация с patria caelestia, значение французского le pays--сугубо материальное и светское (Littrй. 1021-1022; DMF). Среди придворных интеллектуалов Карла V Эврар де Тремогон не был первопроходцем перевода: например, Рауль де Прель переводит августиновское patria aeterna как le pays perdurable (St. Augustin. Ms. 22913. F. 253V); также patria переводит как le pays Пьер Бершер (Tite-Live. Ms. 777. F. 8r). На фоне античной литературы главным прообразом patria / le pays должна быть римская patria communis, однако «Car ne les hommes, se la citй n'eust estй ainsi garnie de meurs, ne les meurs, se les hommes n'i feussent parvenus, il n'eussent peu fonder ou par si long temps tenir la chose publique si justement et si largement seignourissant» (Augustin, Presley, 2013: 486). «Et semblablement appartiennent а magnificence toutes grans choses qui sont faites pour la chose publique» (Oresme & Menut, 1940; цит. по Littrй. 612-614). переводчики используют совершенно локальный и приземленный термин le pays, соответственно, сообщая последнему более возвышенное и даже политическое значение.

Так, в третьей редакции «Спора между священником и рыцарем» le pays используется всего четыре раза; дважды оно передает patria из латинского текста «Сна садовника», один раз замещает иное выражение и еще один раз относится к авторской вставке, отсутствовавшей в предыдущих редакциях. Из характерных особенностей использования le pays во французском тексте следует отметить его появление в связке с официальными формулировками, маркирующими контекст спасения и благополучия, а также парное использование с понятиями la chose publique и le peuple. Так, например, в случае, когда le pays передает patria из отрывка, происходящего из писем Пьера де Блуа, Эврар де Тремогон вставляет формулировку garder et deffendre:

Сон садовника

(SOMNIUM VIRIDARII)

Некогда рыцари обязывали себя узами клятвы служить на благо королевства (reipublice), не покидать поле боя, предпочитать общую пользу собственной жизни, признать себя сыновьями Церкви, и принять меч ради части священства, защиты бедняков, кары злодеев, и освобождения родины, теперь же все наоборот¹².

Сон садовника (Songe du vergier)

Добрые рыцари выступали с клятвами защищать и охранять королевство (la chose publique), и никогда не покидать поля боя, ценить пользу королевства (la chose publique) выше, чем свою собственную жизнь, и они называли себя сынами Святой Церкви, и приняли меч ради веры и ради того, чтобы быть солью земли, охранять Святую Церковь, нищих, вдов и воспитанников, и всю страну ограждать от притеснений и защищать¹³.

Весьма характерным оказывается также употребление le pays в качестве контекстного синонима в паре c la chose publique; оба термина в данном случае не передают ни patria, ни respublica, но ecclesia и bona. Эта фраза, происходящая из аутентичного текста «Спора между священником и рыцарем», очевидно, преследовала конкретные полемические цели: будучи ориентирована на клириков, она обосновывала королевский налог на земли французской Церкви:

Спор между священником и рыцарем (Disputatio inter clericum et militem)

Просто в своей злобе вы противитесь любому поощрению царей. Разве не досадно вам, что ваши племянники и прочие родственники время от времени бесчестно растрачивают церковные богатства? Вам совсем нестерпимо и досадно, что царь кротко просит у вас и милостиво принимает -- за ваше спасение, за защиту Церкви и ваших богатствSemper in malum vestrum contra stimulum regum calcitratis. Estne hoc vobis molestum quod de bonis ecclesie secum tollunt nepotuli vestri et consanguinei alieque persone interdum minus honeste? Sed vobis omnino est intolerabile et molestum quod rex mansuete petit a vobis et pro gracia accipit pro vestra salute et pro defensione ecclesie et bonorum vestrorum (Disputatio. 300b)..

Сон садовника (Songe du vergier)

Воистину, что еще хуже, вы всегда противитесь поощрению правителей. Вы не жалеете, что богатства Святой Церкви ваши дети, племянники и родители, и какие-то другие бесчестные личности присматривают себе и присваивают, а жалеете и сокрушаетесь по поводу того, что король, ваш наивысший синьор в светской власти, считает спасением и защитой страны и всего королевства (la chose publique)Certes, de mal en pis, touzjours contra l'aguillon dez princes vous regibez. Vous ne plaignйs pas lez biens de Saint Eglise que voz enfans, voz nepveus et voz parens, et aucune foiz aultres persones deshonestes, enportent et ravisent, mez vous plaignйs et gemisiйs ce que le Roy, vostre souverain seigneur en temporalitй, prent pour le salut et la deffensse du paяs et de toute la chose publique (Songe. xxiv)..

Как видно из сравнения, в окончательной редакции составитель заменил изначальный сатирически-обвинительный тон на более универсальный, дидактический, относящийся уже к самой по себе королевской власти во Франции. Главным ключом для такой трансформации оказываются выражения, маркирующие защиту и благополучие, защиту Церкви и имущества (defensio ecclesiae et bonorum), которые выводятся на универсальный уровень и становятся спасением и защитой всего королевства (le salut et la deffensse du paяs et de toute la chose publique). В результате даже в истории одного этого отрывка в миниатюре отражается вся литературная работа Эврара де Тремогона, который превращает политический памфлет в часть программного текста французской королевской власти и, в частности, придает материальному и приземленному французскому понятию le pays официальное политическое значение.

В средневековой политической мысли, вслед за Цицероном, Августином и Исидором Севильским, понятие народа занимает одну из ключевых позиций: то, какой смысл конкретный автор вкладывает в понятие «народ», всегда очень важно для его политических взглядов в целом. Политическая мысль схоластики характеризуется снижением роли этого понятия и его постепенной объективацией: Фома Аквинский лишает понятие народа политической субъектности и характеризует его сугубо как объект власти (Марей, 2016). Тем не менее, нельзя сказать, что высокая университетская мысль Аквината немедленно влияет на распространенные способы говорения: спустя сотню лет Рауль де Прель составляет комментарий на свой перевод «О граде божьем» Августина и в равной степени использует определения как Августина, так и Цицерона, игнорируя точку зрения Фомы (St. Augustin: Ms. 22913. F. 320г, 326V). В целом, говорить о намеренном концептуальном переосмыслении понятия «народ» при дворе короля Карла V не приходится, и необходимо отслеживать конкретные словоупотребления.

Французское слово le peuple к XIV в. уже обладает широким спектром значений и, в отличие от латинского populus, не отсылает к богословскому контексту: le peuple может обозначать как объединение верующих, populus Christianus, так и просто множество людей (Littrй. 1092). Широта значения французского le peuple позволяет сфокусироваться именно на тех употреблениях, которые эксплицитно связаны с другими ключевыми политическими понятиями (deffendre et garder, pays, la chose publique, le bien commun), т.е. только тогда, когда le peuple стоит в соответствующем политически нагруженном контексте, и опустить прочие употребления. Кроме того, именно потому, что данная работа посвящена динамике политического мышления, следует выделить из прочих употреблений le peuple те, которые характерны исключительно для французского текста и носят иной характер в предшествующих редакциях «Спора между священником и рыцарем»: так, чтобы соответствующие фрагменты можно было сравнить.

В первую очередь случаи использования le peuple во французском тексте «Сна садовника», которые отобраны согласно вышеизложенной логике, отражают принадлежность понятия народа к общему контексту спасения, где le peuple выступает одном перечне с le pays и la chose publique. В данном случае le peuple может как обладать значением «верующие», так и обозначать совокупность людей, объединенных общей территорией (le pays) и одним законом, преследующим благо, -- законом короля:

Так, первый из приведенных примеров показывает, как Эврар де Тремогон первоначально берет из аутентичного текста «Спора между священником и рыцарем» метафору духовного храма (templum spirituale)-- человека, противопоставленного храму каменному (templum lapi- dum) -- церковным богатствам, и во французском тексте изменяет смысл этого противопоставления, ставя на место «духовного храма» понятия la chose publique и le peuple chrйtien. История этого переосмысления имеет серьезную богословскую и политико-теологическую подоплеку. Метафора, которую использует автор «Спора между священником и рыцарем», очевидно, отсылает к богословскому понятию обители Бога (domus Dei), восходящему к целому ряду текстов Ветхого и Нового заветов и применяемому как к каменному храму, так и к телесности Христа, и к Церкви как собранию верующих, и к небесной обители спасенных, и к каждой душе и сердцу каждого конкретного христианина (Gaillard, 1957: 1551-1567). Важной особенностью понятия domus Dei также является то, что оно значительно отразилось в литургике, в чине освящения храма (ibid.: 1563-1564), и было знакомо даже тому читателю, который не принадлежал к университетской культуре, но хорошо ориентировался в литургических текстах. Так, на широте сложности и, главное, узнаваемости этого понятия для своей потенциальной аудитории (священства) автор «Спора между священником и рыцарем» строит свой остроумный каламбур, который в итоге имеет сугубо экклезиастический смысл. Тот факт, что Эврар де Тремогон отказывается от метафоры духовного храма в пользу более однослойного выражения le peuple crestien (верующие) и дополняет его la chose publique -- французским аналогом respublica, может свидетельствовать как о том, что он адаптирует текст под светского читателя, так и о том, что он, намеренно или случайно, переходит от экклезиастического пафоса к политическому и даже гражданскому.

Второй пример показывает иную тенденцию, характерную для того, как Эврар де Тремогон переосмысляет политическую лексику аутентичного «Спора между священником и рыцарем», заменяя ее, впрочем, на лежащую приблизительно в том же русле. В данном случае редактура, которую претерпевает аутентичный фрагмент, осуществляется за счет двух факторов правового, а не богословского характера. Так, Эврар де Тремогон заменяет условного императора из аутентичного текста «Спора между священником и рыцарем» на французского короля как потому, что адаптирует текст для своего читателя (служителей французской короны), так и потому, что, вероятно, опирается на популярную юридическую максиму «король Франции -- император в своем королевстве» (rex Franciae princeps est in regno suo) (Малинин, 2008: 229), восходящую к декреталии Иннокентия Ill Per Venerabilem 1202 г., где она имела другой вид и относилась к совершенно конкретной, фактической, а не юридической проблеме (Riviиre, 1924: 580-581). Однако в результате этой редактуры в тексте Эврара де Тремогона возникает политическая конкретика, которую он продолжает во французском тексте, придавая французским le pays и le peuple значения, соответственно, «земли, подвластной французскому королю» и «народа, подвластного французскому королю» (вместо универсального le peuple как «верующие»). Так Эврар де Тремогон продолжает логику Respublica Christiana в чисто галликанистском стиле. В результате французское le peuple в том смысле, который ему придает составитель «Сна садовника», подразумевает как наличие la chose publique, так и наличие общей земли (le pays) и подчинение единому закону -- закону французского короля. С учетом богословского и культурного контекста это являет собой вульгарный баланс между десубъективированным populus Фомы Аквинского и актуализированным во французских переводах Рауля де Преля пониманием populus у Августина и Цицерона.

Своего рода венцом политического словаря, представленного Эвраром де Тремогоном во французской редакции «Сна садовника», является понятие le bien/salut commun. Это выражение -- новшество французского текста «Спора между священником и рыцарем»: оно совершенно отсутствует в двух предыдущих редакциях. Тем не менее, у le bien/salut commun «Сна садовника» есть целый ряд идейных и культурных источников, как общих, так и более конкретных. Французское le bien commun --калька с латинского bonum commune (общее благо), понятия, центрального для «Этики» и «Политики» Аристотеля, и, соответственно, широко известного и комментируемого в средневековой схоластике (Kempshall, 1999; Sиre, 2010). Для дальнейшей истории этого понятия во французском политическом языке важно то, что уже Альберт Великий обращает внимание его двоякость, выделяя в нем моральное благо (bonum commune) и материальное благополучие (communis utilitas) (Albertus Magnus, 1891: 8). Для Фомы Аквинского bonum commune обладает одновременно частным и универсальным, материальным и духовным, политическим и этическим смыслом в духе Аристотеля, однако именно для дальнейшей политической проблематизации этого понятия важно то, что Фома представляет политические bonum commune и communis utilitas как частные случаи универсальной иерархии, заданной единственной целевой причиной -- божественной благодатью (CG. ш.17.6). В политическом смысле это, разумеется, значит, что соответствие принципу общего блага и общей пользы является главным отличием хорошего способа правления от плохого, а монархии -- от тирании, соответственно Аристотелю (Thomas Aquinas, 1974: 20; Crofts, 1973). Однако в Парижском университете актуализация и приложение понятия общего блага и общей пользы к конкретному политическому кейсу происходит именно тогда, когда король Филипп IV Красивый только начинает вводить королевское налогообложение и экстренные, не согласованные с Римом, субсидии для клира--незадолго до появления первой редакции «Спора между священником и рыцарем». Так, в диспутах quodlibet магистров Парижского университета уже начиная с 1280-х гг. проблема королевского налогообложения становится достаточно популярной: Парижский университет напрямую зависит от Рима, и проблема верховенства светской либо церковной власти становится для университета насущной (Scordia, 2010: 293-309, 304-306). Авторитетными источниками, со ссылками на которые ведется разработка обоснований и опровержений королевского налогообложения, являются Цицерон, задавший главную лексическую рамку обсуждения налогов, Священное Писание и «Сентенции» Петра Ломбардского, но в основном преобладают правовые источники (Scordia, 2007: 19-50, 45-46). Магистры Парижского университета используют bonum commune наряду с понятиями utilitas publica, utilitas communis, necessitas reipublice, salus communis и salus reipublice в отношении проблемы налогов для обозначения конечной цели политической власти, которая должна объединять всех жителей королевства, в том числе священство, единой материальной и духовной логикой. Значение bonum commune в их текстах двояко: оно может обозначать как хорошее состояние мостов и дорог, так и всеобщую защиту, и спасение в сотериологическом смысле (Scordia, 2010: 299-303). В целом получается, что они определенным образом сочетают томистское понимание bonum commune с правовым. Однако тем временем bonum commune проникает и в действующий политический язык, во французский, в немного ином виде -- le profit commun. В этой формулировке понятие общего блага можно найти в политическом языке французского дворянства и священства, а именно в послании Лиги герцогства Бургундии французскому королю Филиппу IV Красивому, где утверждается, что несправедливый королевский налог равно угрожает как чести французского короля, так и защите общей пользы (dйfence du profit commun) (ibid.: 308). Однако именно во французском языке понятие общего блага (le bien/profit/salut commun) окончательно утвердилось только еще через полвека -- благодаря Николаю Орему, его французским переводам и комментариям Аристотеля, в которых он опирается как на схоластическую аристоте- лианскую традицию, в том числе -- на Вальтера Берли (1275-1344), так и на поборников независимости светской власти: Иоанна Парижского и Марсилия Падуанского (Oresme & Menut, 1970: 26). Орем использует в качестве синонимов выражения profit commun, bien commun, salut commun и salut publique, обозначающие благо политической общности, которое определяет хорошее правлениеQuerir le commun proffit est juste chose [...] politique ne regarde pas le proffit present ou particulier, mais ce qui est conferent et proffitable pour toute la vie et pour tous (Oresme & Menut, 1940: 4; цит по: Sиre, 2010)., как в материальном смысле, так и в сотериологическом. В схожем смысле это понятие используется другими придворными авторами короля Карла V (Филипп де Мезьер, «Сон старого пилигрима»; Кристина Пизанская, «Книга о деяниях и добрых нравах мудрого короля Карла V», «Книга мира»), благодаря которым bien commun прочно закрепляется в политической лексике сочинений дидактического жанра -- зерцал (Krynen, 1981).