Понятие «управление» в кибернетическом контексте

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

Понятие «управление» в кибернетическом контексте

Крушанов А.А., Институт философии РАН

Аннотация

Кибернетическое понимание управления так и не стало предметом систематического и развернутого философско-методологического анализа. Подобную лакуну и пытается заполнить данный материал, посвященный целенаправленному рассмотрению существа представлений о процессах управлении, которые нарабатывались и развивались кибернетикой как обобщающей наукой об управлении. При этом тип обобщения, свойственный именно кибернетике и ряду других родственных ей наук, обозначен, как «Универсальность» подобного научного знания.

Ключевые слова: Кибернетика, управление, цель, информация, информационная причинность, Универсальные закономерности, Универсальные исследования

Основная часть

Рождение кибернетики как науки об Универсальном содержании процессов управления

Старшему поколению исследователей хорошо известно, что провозглашение в середине XX века новой науки - «кибернетики» вызвало огромный энтузиазм и веру в ее необыкновенно обширные возможности. Но прошло время, и теперь молодой генерации коллег, лично не знакомых с душевным подъемом ранне-кибернетического периода, думаю, трудно себе представить, что вообще-то речь идет о важной вехе в развитии всего научного познания.

Как в свое время об этом взволнованно говорилось: кибернетика «явилась поистине фундаментальным «прорывом» человека в еще не изученную область явлений действительности. Это - область процессов управления и информационных процессов». Данный радикальный разворот научного познания и сопутствующие технические перемены восторженно сопоставлялись с важнейшими историческими прецедентами: «Появление кибернетики произвело настоящий переворот в науке и технике, вообще коренной перелом в научных представлениях, особенно относящихся к очень важным процессам существования и действия технических (искусственных) и биологических (живых) управляющих систем. Этот переворот без преувеличения можно приравнять к промышленной революции конца XVIII в., произведенной изобретением паровой машины».

Отсюда и констатация 1974 года: «Нет, пожалуй, ни одной отрасли знания, о которой было бы так много сказано и написано за последние четверть века, как о кибернетике».

Так было. Но сегодня о кибернетике вспоминают редко, да и то скорее в связи с решением каких-то прикладных задач. Универсальный и провоцирующий размышления эвристический потенциал парадигмы «ранней, романтической поры кибернетики, «периода бури и натиска»» фактически оказался подзабытым и потерянным в силу естественно и закономерно развившейся специализации и дифференциации кибернетического знания: «в начале 70-х годов развитие затормозилось, целостный поток разветвился на множество частных и, наконец, «потерялся в деталях»: число научных направлений росло, каждое из них продолжало развиваться, а общих закономерностей почти не выявлялось и не систематизировалось Другими словами, кибернетика бурно развивалась за счет своих компонент, а Кибернетика - почти нет».

Например, в связи с обострением со временем социальной и технической значимости проблемы обработки больших массивов информации из первоначального комплекса кибернетических идей особенно активно «заиграла» информационная и стала настолько доминирующей, что даже вызвала к жизни специальное новое название для развернувшейся большой работы. Так появилась «информатика», о которой, даже былые энтузиасты кибернетики стали говорить, что «это кибернетика на современном этапе развития».

К сожалению, произошедшая с кибернетикой метаморфоза буквально погребла первоначальное полномасштабное кибернетическое видение мира. В итоге ее исходный эвристический потенциал так и не был развит достаточно систематическим образом. Хотя в свое время «кибернетический бум» вызвал довольно масштабную сопутствующую работу по осмыслению сути происходящего. Однако для успеха требовалось должное вызревание нового круга тем и аккумуляция необходимого опыта, что требовало времени. Ныне можно констатировать, что новый опыт поднакопился, а накал страстей, связанных с дискуссиями по поводу понимания тех или иных опорных представлений кибернетики, остался в прошлом. Все это, на мой взгляд, позволяет взглянуть на феномен кибернетики более взвешенно и открыто, чем прежде, но, конечно же, с учетом ранее наработанного опыта.

Соответственно, стоит начать с того, что ранняя кибернетика оказалась очень самобытной и важной в силу последовательного внимания прежде всего к процессам управления, основанным на передаче и переработке информации, что уже определяло специфику новой науки в сравнении с множеством традиционных дисциплин. Как отмечалось в этой связи: «...кибернетика, несомненно, обладает своим особым предметом исследования, она рассматривает прежде всего одну очень важную, однако все-таки одну, сторону функционирования систем - регулятивную, являясь наукой об управлении. Это-то и заставляет выделить кибернетику как особое направление».

Параллельно пришлось специальным образом уточнить, и даже математизировать бытовавшее прежде понятие информации. Как писалось в этой связи в период победного шествия кибернетики (1956 г.): «Понимание универсального характера «обмена информацией», хотя и несколько неясное и эмпирическое, существует уже очень давно, но лишь в последнее время математическая теория, получившая название «общей теории связи», прояснила существо дела, и многие стали считать эту теорию панацеей от всех бед».

Собственно, именно этот акцент кибернетического подхода и получил отражение в полном названии основополагающей книги «отца кибернетики» Н. Винера («Кибернетика или управление и связь в животном и машине»). Но на практике этот элемент содержания кибернетики порой выступает неявным образом, подразумевается. И тогда, например, просто говорится, что «все процессы, изучаемые кибернетикой, характеризует прежде всего решение в них задачи управления». Это вполне объяснимо, если учесть, что тематика связи естественным образом, органично входит в саму проблематику управления.

Да и название новой науки было создано как производное от греческого эквивалента слова «кормчий», т.е. «направляющий» («управляющий» в современной редакции), что с самого начала ориентирует на понимание кибернетики, как науки именно об управлении. При этом саму кибернетику стали порой определять, например1т, как науку об управлении сложными динамическими системами. В таких случаях подразумевалось, что динамические системы - «это системы, способные к развитию, к изменению своего состояния. Сложные динамические системы образуются множеством более простых или элементарных систем или элементов, взаимосвязанных и взаимодействующих».

Думаю, однако, что упоминание в определении кибернетики «сложных динамических систем», все же не содержит специфически кибернетического содержания, т.к., судя по соседствующему замечанию автора определения, оно скорее было призвано подчеркнуть, что кибернетику необходимо применять лишь к сложным классам задач управления. Иначе говоря, в своем существе кибернетика формировалась как наука именно об управлении.

Разумеется, «известно, что понятие управления - одно из древнейших. Но до сороковых годов нашего века (XX в. - А.К.) оно почти не встречалось без определений и дополнений: «управление конем, «государственное управление» и т.п. Кибернетика привлекла внимание к феномену управления как таковому, к понятию «управление» без прилагательных».

Однако «визитной карточкой» ранней кибернетики выступила ее обращенность не только к проблематике управления. Важной особенностью новой науки стало выявление того, что существуют важные закономерности, сходно проявляющиеся в объектах различной субстратной природы: «Его (Винера - А.К.) большой заслугой является не только решение многих конкретных математических и логических задач, но и то, что он усмотрел общность, существующую во всех процессах управления, происходящих как в технике, так и в живых организмах и в обществе. Это и привело Винера к предложению о создании новой науки, которую он назвал кибернетикой». Ранняя кибернетика, таким образом, формировалась не только как наука об управлении, но и как необычный зодчий, наводящий мосты между островами специального знания, что прежде считалось нормальным лишь для философии. Такого рода нетрадиционные закономерности и свойства, равным образом проявляющиеся в объектах различной субстратной природы, в моих работах выделены, как «Универсальные» (с большой буквы). Причем, как показывает опыт родственных кибернетике дисциплин - синергетики, системных исследований и др., такого рода закономерности и свойства проявляются на равных и в социальных, и в биологических, и даже в неорганических системах. Свежий пример: закономерности самоорганизации. Необходимость же введения данных новых обозначений заключается в том, что для описания ситуации в обсуждаемой области научного поиска до сих пор не сложилось внятного и однозначного языка.

Прорыв в эту новую познавательную нишу произошел все же вместе с рождением кибернетики.

Официальное рождение столь необычной науки датируется вполне точно 1948 г. и связывается с выходом в свет англоязычного издания книги Н.Винера “Кибернетика”. Новая наука рождалась в условиях жесткой и очень узкой научной и инженерной специализации, порождающей трудности восприятия столь новых идей. О том, какого рода прорыв при этом приходилось совершать, свидетельствуют, например, слова самого «отца кибернетики» Н. Винера, относящиеся к 1948 г.: «...в настоящее время лишь немногие ученые могут назвать себя математиками, или физиками, или биологами, не прибавляя к этому дальнейшего ограничения. Ученый становится теперь топологом, или акустиком, или специалистом по жесткокрылым. Он набит жаргоном своей специальной дисциплины и знает всю литературу по ней и все ее подразделы. Но всякий вопрос, сколько-нибудь выходящий за эти узкие пределы, такой ученый чаще всего будет рассматривать как нечто, относящееся к коллеге, который работает через три комнаты дальше по коридору. Более того, всякий интерес со своей стороны к подобному вопросу он будет считать совершенно непозволительным нарушением чужой тайны».

Однако к моменту созревания кибернетики стали очень распространенными комплексные виды деятельности, обусловившие совместную работу специалистов самой разной профессиональной принадлежности. Производство требовало все более интенсивного внедрения уже не отдельных агрегатов и машин, но их сложных системных сочетаний. В результате активизировалась работа комплексных коллективов. Эта новая ситуация в конце концов и позволила вовлеченным в совместную комплексную работу специалистам увидеть, что в разных областях знания и познавательной деятельности присутствуют неожиданные, но важные и продуктивные сходства и подобия.

Раньше всего в поле зрения исследователей оказалось сходство именно в процессах управления, на которые прежде не обращалось должного внимания. Так, еще в XIX веке на все смотрели сквозь “энергетические очки”: «В XIX в. автоматы, построенные человеком, и другие, естественные автоматы - животные и растения в представлении материалистов - изучаются в совершенно другом разрезе. Руководящие принципы этого века - сохранение и вырождение энергии. Живой организм - это прежде всего тепловой двигатель, сжигающий глюкозу, или гликоген, или крахмал, жиры и белки, которые превращаются в двуокись углерода, воду и мочевину. Внимание сосредоточено на метаболическом балансе, и если обращали внимание на низкие рабочие температуры мышц животного в противоположность высоким рабочим температурам теплового двигателя с таким же коэффициентом полезного действия, то от этого факта отмахивались и объясняли его тем, что в машине - тепловая энергия. Все основные понятия приводились в связь с энергией, и основным из них было понятие потенциала. Изучение механизма тела представляло собой ветвь энергетики. Такова до настоящего времени господствующая точка зрения классически мыслящих, консервативных физиологов».

Принципиальная недостаточность подобного подхода к человеку выяснилась в экстремальных условиях XX века. В годы Второй мировой войны ученым пришлось заняться проблемой автоматизации управления зенитным огнем и созданием для этого специальных технических средств. В результате пришлось изучить действия человека- наводчика и осознать, что лишь прежнего энергетического подхода к человеку при этом совершенно недостаточно. Образ человека-двигателя пришлось существенно обогатить за счет «своеобразной управленческой надстройки».

Таким образом, ранней кибернетике были присущи две разноплановые опорные идеи:

Идея выделения обобщенных процессов управления и феномена информации в качестве новых предметов научного познания (управленчески-информационный аспект кибернетики).

Идея существования новых специфических закономерностей (выделенных мной, как «Универсальные»), т.е. открытие того, что существуют важные закономерности, проявляющиеся равным образом в самых разных объектах вне зависимости от их физической природы, - иначе говоря, независимо от того, к какому структурному уровню реальности относятся системы - носители процессов управления (Универсальный аспект кибернетики).

Причем, “Винер не просто заметил внешнее сходство между животными и машинами. Если бы это было так, он не сделал бы ничего по-настоящему нового, так как линия преемственности такого рода аналогий прослеживается далеко назад через тех, кто уподоблял психику телефонной станции, до Ламетри ... и, конечно, далее до Декарта ... Винер показал, что как животные, так и машины могут быть включены в новый и более обширный класс вещей (выделено мной - А.К.)”. В этой связи было с удивлением констатировано, что кибернетика “вообще не относится ни к одной из существующих конкретных наук, изучающих строго определенные формы движения материи”. При этом кибернетика выступила первопроходцем исследований Универсального типа.

Очень важно, что в ходе развития кибернетики было зафиксировано, что «кибернетический подход к управлению основывается на выявлении следующих трех моментов: информационного содержания управления, принципа обратной связи, целенаправленности или телеономичности управления».

Следует подчеркнуть, что при этом в кибернетике прежде всего рассматривается развитый, полный образ управления, в котором присутствуют и рельефно представлены все важные компоненты управленческих процессов. И в первую очередь подразумевается, что управляющие воздействия происходят между двумя четко выделенными и взаимосвязанными объектами, обозначаемыми чаще всего следующими способами:

Имеется “ кибернетическая система”, включающая в себя “управляющую” и “управляемую”” подсистемы. Например, правительство - это управляющая подсистема страны; экономика - это управляемая подсистема страны.

«Кибернетическая система» состоит из «управляемого объекта» и из дополняющей его “управляющей системы.”” («системыуправления»).

В любом случае в качестве управляемого объекта, обычно выступает некая значимая для системы активность, обладающая в сравнении с управляющими воздействиями относительно значительной мощностью. Точнее, не сама активность, но компоненты системы, оказывающие непосредственное воздействие на проявление подобной активности. Скажем, для управления полетом самолета, поддерживаемого двигателями, в распоряжении пилота имеются специальные средства воздействия как на режим работы двигателей так и на воздушный поток.

Направленное воздействие со стороны системы управления на поведение управляемого объекта собственно и рассматривается в кибернетике в качестве управления.

Следует уточнить, что в реальной управленческой практике реализуется так же и иная форма управления. Например, стоит помнить о случаях формирования «распределенных»2 управляющих воздействий (обходящихся без выделенной общей управляющей системы), что характерно, скажем, для популяций организмов, для экосистем, для свободного рынка. Однако анализ таких процессов свидетельствует, что сущность процессов управления и в подобных случаях остается в принципе той же, что и при наличии единой системы управления.

Необходимо заметить, что Универсальный образ управления отечественными философами и методологами уже отчасти рассматривался, но в совсем иных условиях и в весьма краткой форме. Отдельной развернутой систематической работы подобного рода так и не появилось. Кроме того, сегодня есть возможность наполнить выделенные кибернетикой признаки управления более определенным и уточненным содержанием.

Рассмотрим же суть основных признаков кибернетического образа управления.

О «целенаправленности» в Универсальном образе управления

В своем исходном смысле «целенаправленность» управления означает, что для кибернетической системы существует некоторое особое, приоритетное («целевое»») состояние, в которое она стремится перейти, используя специальные воздействия своей управляющей подсистемы на соответствующую управляемую подсистему. Сама задача управления возникает из-за того, что кибернетическая система находится не в целевом, но в некотором несовпадающем с ним «фактическом» состоянии. Отличие («отклонение»»') фактического состояния от целевого при этом выступает для системы управления непосредственной причиной, определяющей, как необходимость управляющего воздействия, так и его характер.

Собственно, кибернетика исходит из того, что надобность в управлении появляется только там и только тогда, где и когда в системе определены и разведены два различных состояния: то, в котором она находится, и то, к которому стремится. Это особое состояние, на достижение которого ориентирована активная реакция системы управления (а соответственно и всей кибернетической системы) и выступает «целью» управления.

Достижение целевого состояния должно происходить, несмотря на обычное в подобного рода случаях действие каких-то мешающих факторов - «возмущений». Иначе говоря, цель - это будущее, которого приходится добиваться, т.е. это будущее, для достижения которого системе приходится специальным образом ориентировать и затрачивать свою активность (формируя особое корректирующее воздействие). Соответственно, в первом приближении можно зафиксировать, что для кибернетики (!) «цель» - это состояние, в которое настойчиво стремится перейти система, направляя и расходуя на это свою энергию.

В этой связи уместно заметить также, что об управлении можно говорить лишь в тех случаях, когда движение к цели не происходит предопределенным образом, не требующим вмешательства. Так, падение камня не целенаправленно, поскольку сегодня нет оснований полагать, что камень как-то организует это движение неким специальным образом. Аналогичным образом, если ветер или течение уверенно несут лодку к желанному для пассажиров берегу, то вмешиваться в происходящее, т.е. корректировать движение лодки, в принципе нет необходимости. Подобное «доведение» движения лодки имеет смысл лишь при горячем желании хоть как-то ускорить или подправить этот процесс, поскольку в принципе управление - это вынужденное активное вмешательство в происходящее, причем, как уже отмечено, связанное с затратой на это определенных ресурсов.

Кстати сказать, данный пример вполне наглядно демонстрирует не тождественность «цели собственно кибернетической системы» (достичь берега) и цели осуществляемого в ней управления (если таковое имеет место) - «цели (задачи) управления». Задачей управления при этом оказывается обеспечение надежного достижения берега даже при наличии мешающих обстоятельств. Если же движение в направлении желанного берега вполне предопределено, то в такой ситуации цель у системы в целом имеется, но цели управления нет, поскольку плавание лодки вполне успешно протекает и без корректирующих движение действий. Управление выступает, таким образом, вспомогательным средством достижения системой своей цели, движение к которой обеспечивается прежде всего соответствующим «рабочим процессом» системы. В приведенном примере, кстати, роль подобного рабочего процесса выполняют попутные ветер и течение. В ином случае, вполне очевидно, пришлось бы прибегнуть к работе веслами или к эксплуатации двигателя.

Поскольку тот факт, что управление всегда осуществляется неким рабочим процессом, в рамках кибернетической парадигмы обычно явно не фиксируется, на этом стоит акцентировать внимание специально.

Анализ свидетельствует, что достижение целей кибернетической системы, обеспечивается выполнением ею специальной «рабочей» деятельности. Например, в обществе для достижения материальных целей (удовлетворения материальных потребностей) ведется «производственная деятельность». Отдельный человек в свою очередь в идеале добивается всего своим «трудом», а хищник может пообедать, лишь изрядно побегав, т.е. после активной эксплуатации своей мышечной системы. Как заметил в подобной связи Александр Богданов: «Работа организатора есть управление и контроль над исполнителем; работа исполнителя - физическое воздействие на объекты труда. В машинном производстве деятельность рабочего есть управление и контроль над «железным рабом» - машиною - путем физического воздействия на нее».

Именно для того, чтобы подобная главная, поддерживающая систему деятельность осуществлялась как надо (и чтобы она вообще осуществлялась), эти рабочие процессы и дополняются системами управления, призванными помогать выполнению рабочих операций. Очевидно, что и рабочая, и управленческая деятельность ориентированы на общий конечный результат - на благополучие системы в целом. Видимо поэтому существование самостоятельной целенаправленности у рабочих процессов, с одной стороны, и своей целенаправленности у процессов управления в той же системе, с другой, обычно не замечается и не фиксируется явным образом.

На практике же анализ управления выделяет и разводит два следующих основных случая направленности управляющих воздействий:

Управление стремится удержать, сохранить, «стабилизировать» некоторое «заданное»» (т.е. целевое) состояние объекта. И это несмотря на обычное в таких случаях мешающее действие каких-то факторов - «возмущений»». Данный режим управления обычно называют режимом «регулирования».

Если в подобном случае перед управляющей системой стоит задача удерживать лишь важнейшие параметры состояния в допустимых пределах, то в такой ситуации принято также говорить о задаче поддержания гомеостаза12, т.е. подвижного равновесия. Например, при разнообразных изменениях погоды организм человека в целом стремиться к поддержанию одной и той же температуры тела (хотя она и может как-то колебаться вокруг некоторого среднего, «нормального», значения).

В более общем случае управление призвано поддерживать какие-то предзаданные изменения. Скажем, полет самолета по избранному маршруту требует многих специальных управляющих воздействий, без которых самолет просто не сможет ни взлететь, ни приземлиться, ни попасть в пункт назначения. При этом полету не будут содействовать и возмущающее действие ветра, и попадания в «воздушные ямы», и другие летные обстоятельства. Только наличие управляющих воздействий делает задачу попадания самолета в пункт назначения все же совсем не безнадежным делом.

В этом же варианте управления решается и такая сложная задача, как обеспечение развития кибернетической системы.

Анализ показывает, что подобная исходная простота сложившегося в кибернетике описания целенаправленности управления скрывает целый ряд серьезных трудностей, с которыми столкнулись и сталкиваются попытки более углубленного прояснения данного феномена, а также и сама практика кибернетических исследований.

Например, упоминание ЦЕЛЕнаправленности в определении понятия управления сразу придает ему антропоморфный оттенок, и оно, по существу, оказывается не работающим за рамками анализа целеполагающей деятельности человека, т.к. довольно жесткая сложившаяся традиция предполагает использование понятия «цель» и производных от него понятий только при описании и изучении человеческой деятельности. Свидетельство этого, - например, слова такого серьезного исследователя, как Е.А.Мамчур, которая специально подчеркивает: «Цель - это то, что ставится сознательно».

Это и понятно, ведь учитывается, что «обычно цель определяется как идеальное предвосхищение того результата, на достижение которого направлено действие. Следовательно, постановка цели - прерогатива сознательных существ, создающих в своей голове идеальные образы. ... В сущности именно благодаря такой неразрывности сознания и целеполагания понятие управления приобрело антропоморфный характер: только «человеческое» управление воспринимается как управление «в полном смысле слова»».

Правда, необходимо уточнить, что появление кибернетики все же привело к определенному расшатыванию обсуждаемой традиции: «По мере расширения сферы исследований, направленных на изучение процессов управления, возникла необходимость более широкого взгляда на категорию «цель». Определения понятия цели были очищены от антропоморфных наслоений и разумно объективированы, распространены на те сферы несознательного функционирования, где существует направленность к достижению определенного эффекта».

Однако этот важный процесс, к сожалению, лишь обозначился, но не достиг зрелого состояния, т.е. не был увенчан рождением и закреплением новой внятной традиции оперирования как собственно понятием «цель», так и производными от него понятиями («целенаправленность», «целесообразность» и др.). Во всяком случае, именно об этом свидетельствует, например, такое свежее и авторитетное издание, как «Новая философская энциклопедия», в которой цель определяется как «идеальный или реальный предмет сознательного или бессознательного стремления субъекта; финальный результат, на который преднамеренно направлен процесс».

И тем не менее, уже нельзя не считаться с тем, что с рождением кибернетики у исследователей появилось ощущение, что в ее рамках развивается и используется некоторое новое, обобщенное понимание целенаправленности, что требует специального выделения и терминологического закрепления. В связи с этим появились пробные попытки автономизировать и зафиксировать феномен такой кибернетической целенаправленности каким-то специальным образом. Это новое умонастроение проявилось, например, в том, что в соответствующих публикациях стали возникать оговорки, скажем, о «цели в общем смысле», о «цели в широком смысле», «функциональном инварианте», о «понятии цели, обобщенном в кибернетике» и т.п.

Никакой общепринятой практики на этот счет в годы повышенного интереса к кибернетике, увы, так и не сложилось. И все же в итоге в современном научном познании термин «цель» стал фигурировать в двух смыслах - в антропоморфном и в кибернетическом. Т.е. стихийно возникла ситуация разночтения.

Как представляется, стартовавший в XX веке процесс кибернетического объективирования представлений о целенаправленности, необходимо довести до внятного завершения. Думаю, при этом было бы точнее и продуктивнее двигаться совсем не так, как это виделось и закладывалось первыми исследователями и «зодчими» кибернетической парадигмы.

На мой взгляд, было бы правильнее и продуктивнее не создавать какой-то неологизм для обобщенного понимания цели, но зафиксировать с помощью привычного термина «цель» именно широкий, кибернетический (по сути, родовой) смысл обсуждаемого феномена. Тогда для всех остальных - более специальных случаев, можно было бы использовать этот же термин с соответствующим доопределением. В этом варианте было бы вполне естественно говорить и о целях, например, автоматических регуляторов, и о «социальных», «идеальных» целях, и о любых иных. Это было бы сродни тому, что существует родовая «кибернетика» (наука об универсальных закономерностях управления), которую дополняют и конкретизируют для своих предметных областей «биологическая кибернетика», «техническая кибернетика», «социальная кибернетика».

В пользу подобного подхода к рассматриваемой проблеме можно привести даже несколько аргументов, условно выделив их, как прецедентный, прагматический и стратегический.

Прецедентный аргумент:

история научного познания свидетельствует о достаточно распространенной практике широкого объективирования важных понятий и терминов, изначально рожденных в ходе становления и развития социально-гуманитарного познания.

Как отмечалось в этой связи, «в том факте, что многие научные понятия (такие, как работа, порядок, закон и т.п.), характеризующие широкий класс процессов, по своему происхождению антропоморфны, нет ничего неестественного.

Ведь человек, как материальная система, не может быть оторван от других систем; человек не чужд природе, он находится в материальном единстве с нею, поэтому многие черты, впервые увиденные человеком в своей деятельности, оказываются справедливыми и в отношении всей природы.

Антропоморфизм присущ понятиям многих наук. Правда, вследствие длительного употребления этих понятий (таких, как закон, сила и т.п.) их объективная природа достаточно полно выявлена».

Прагматический аргумент:

как убеждает практика научного познания формирование обобщенного языка оказывается очень продуктивным. Так, если обратиться к опыту становления самой кибернетики, то стоит напомнить весьма характерные и значимые слова одного из первопроходцев в этой новой области исследовательской деятельности, У.Р.Эшби: «... кибернетика предлагает единую терминологию и единый комплекс понятий для представления систем самых различных типов. До недавнего времени любая попытка сопоставить, например, многочисленные факты о следящих системах с данными о мозжечке излишне усложнялись тем обстоятельством, что свойства следящих систем описывались в терминах, напоминающих об автопилотах, или радиоприемниках, или гидравлических тормозах, тогда как свойства мозжечка описывались в терминах, напоминающих об анатомическом театре и кровати больного; но эти стороны вещей не имеют никакого отношения к аналогиям между следящей системой и мозжечковыми рефлексами. Кибернетика предлагает единый комплекс понятий, который благодаря своему точному соответствию с каждой отраслью науки может привести все отрасли науки в тесное соответствие друг с другом».

В этой же связи стоит напомнить об уже приведенных ранее (во Введении) словах Винера о том, что такое соотнесение прежде автономных массивов знания позволяет увидеть, что некоторые виды исследований проводились (или проводятся), дублируя друг друга, а в некоторых случаях менее развитые области науки отставали в том числе и потому, что по незнанию не использовали «подсказки» и наработки из других, более развитых областей научного творчества.

Стратегический аргумент:

известно, что новые концепции и подходы обретают «права гражданства», т.е. подхватываются научным сообществом, в том случае, когда задают некоторую понятную и обнадеживающую перспективу дальнейшей работы. Ясная универсализация понятия цели, на мой взгляд, как раз и создает подобную новую возможность, что будет отчасти прослежено и в данном разделе.

Нельзя не признать, что первоначальное толкование «цели в широком смысле» было крайне простым и слишком общим. Кибернетическую цель рассматривали как, например, «просто некоторое конечное состояние, к которому стремится система в силу своей структурной организации».

Проблема такого вроде бы очень прозрачного подхода состоит однако в том, что в ходе научного познания обнаружилось существование очень разных видов «устремлений» к некоторому конечному состоянию. Наиболее последовательно и авторитетно это обстоятельство было описано известным американским биологом- эволюционистом Э.Майром, обратившим внимание на то, что популярное слово «телеологический» (характеризующее учения, рассматривающие процессы, как направленные к некоторой цели), на практике охватывает и фиксирует несколько разных смыслов.

По его оценке, получившей поддержку и дальнейшее развитие в ряде серьезных современных отечественных публикаций, целесообразно и оправдано развести следующие важные случаи процессов, имеющих направленность (устремленность) к какому-то конечному состоянию:

Телеоматические процессы - иначе говоря, процессы, происходящие автоматически (пассивно) под влиянием некоторых внешних факторов. Характерным примером подобного устремления к некоторому конечному состоянию можно считать падение камня на землю.

Телеономические процессы - по мысли Майра, к таковым следует относить процессы, направляемые некоторой программой, которая и предопределяет конечное состояние происходящего изменения. Характерный пример Майра - онтогенетическое развитие организма, происходящее в соответствии с тем, что заложено в ДНК.

Правда, активное изучение в последние годы процессов самоорганизации свидетельствует о том, что в категорию телеономических процессов естественно включить также и процессы самоорганизации. Подобные процессы, как выяснено, без специальных программ тоже стремятся к некоторым определенным будущим конечным состояниям, которые называют «аттракторами». При этом самоорганизующаяся система ведет себя «так, как если бы» стремилась достичь определенной «цели» (например, создать бурлящие шестиугольные «ячейки Бенара» в подогреваемом масле). Так что для авторитетных исследователей, разрабатывающих и проясняющих содержание синергетической парадигмы, стало даже вполне естественно констатировать, что «понятие «аттрактор близко к понятию «цель».

Телеологические процессы - т.е. процессы, связанные с сознательными процедурами целеполагания и целеосуществления. Это наиболее устоявшееся и распространенное понимание «настоящей» целевой устремленности к некоторому конечному состоянию. В этой связи специально подчеркивается, что «телеологический способ объяснения состоит в указании на цель, которая в свою очередь, предполагает существование сознания, формулирующего эту цель», так что «телеологическое объяснение в буквальном смысле слова может применяться лишь тогда, когда речь идет о человеческой деятельности».

Следует добавить, что к множеству телеономических процессов Майр фактически (и, на мой взгляд, справедливо) относит и кибернетические процессы, хотя и делает это неявным образом, почему-то не артикулируя данное понимание прямо. Но косвенно об этом свидетельствует, например, его опора на собственно кибернетическое понимание программы и на кибернетическую трактовку ее реализации с помощью обратных связей. Для Майра, программа - это «закодированная или заложенная информация, которая направляет процесс (или поведение), в сторону цели». Причем подобная программа содержит не только образ (проект) цели, но и инструкции о том, как использовать эту целевую информацию. Естественность подобного расширения класса телеономических процессов проявляется и в том, что при обсуждении содержания кибернетической парадигмы процессы управления уже характеризуютсяименно как телеономические.

К сожалению, описанное подразделение процессов у Майра оставляет серьезную неясность. Как отмечается в сходной связи, «процесс свободного падения тела под воздействием силы тяжести на телеологическом языке будет выглядеть примерно так: «тело стремится к земле как к своему естественному месту». Обновив свой язык за счет кибернетической терминологии, телеолог скажет: «в тело заложена программа движения к земле, в нем имеется «образ» земли; тело сличает «образ» с различными объектами и как только оно опознает землю - остановится». Иначе говоря, получается, что без каких-то дополнительных уточнений даже падение камня в принципе может трактоваться и как телеоматическое, и как телеономическое. Как же тогда точнее выделить собственно кибернетические (т.е. признанно целенаправленные) процессы?

Вообще говоря, в этой связи сразу стоило бы заметить, что упомянутому телеологу, тяготеющему к кибернетическим образам в описании падения камня, для убедительности и конструктивности своей точки зрения все же было бы необходимо показать, что формирование движения камня действительно происходит столь сложным образом. В ином же случае это будет искусственным запутыванием и даже искажением значительно менее комплексного явления. Хотя внешне, поведенчески, картина получается вполне сходной со специально целенаправленной.

И все же думается, подобная трудность - это полезный и важный повод для того, чтобы полнее учесть поднакопившийся кибернетический опыт развития представлений о целенаправленности, который к настоящему времени оказался недооцененным и даже отчасти потерянным. Прежде всего, на мой взгляд, это выражено в фактическом забвении очень интригующего кибернетического вывода о том, что своеобразной «визитной карточкой» управляющих воздействий выступает их «негэнтропийность», т.е. способность кибернетических систем благодаря управлению не разрушаться и даже прогрессивно развиваться, несмотря на постоянное присутствие противодействий и деструктивных влияний. Напомню в этой связи, что феномен «негэнтропийности» первоначально был зафиксирован Э. Шредингером с помощью словосочетания «отрицательная энтропия» в книге «Что такое жизнь с точки зрения физики?» (1945 г.). Позже Л. Бриллюэн ввел для него сокращенную версию обозначения - термин «негэнтропия».

Этот вывод исследователей и разработчиков кибернетической парадигмы в годы кибернетического бума звучал вполне отчетливо и постоянно. Так, отмечалось, что регулирование - это «своеобразная борьба организованности, исходящей от регулятора, против дезорганизующего влияния случая, приводящего системы к наиболее вероятным, т.е. неупорядоченным состояниям», что «управляющее воздействие имеет своей целью снизить или по крайней мере затормозить рост энтропии (меры хаотичности) данной системы», что «в общем случае и в конечном счете управление представляет собой негэнтропийный процесс, сопряженный с повышением организованности системы и увеличением объема накопленной и циркулирующей в ней информации», т.е. управление является «антиэнтропийным средством защиты этой системы».

И, как общее признанное резюме к замечаниям о негэнтропийности управления: «процесс управления и есть антипод процессам дезорганизации», а единство процессов управления состоит в том, что «все они характеризуются точной количественной мерой - уменьшением энтропии», так что справедливо даже говорить, что управление - это «негэнтропийная сила».

Правда, анализ показывает, что подобное доопределение целенаправленности управления, в свою очередь скрывает два вполне самостоятельных негэнтропийных элемента - эффекта. Во-первых, управляющая система направляет свои воздействия на рабочий процесс, чтобы оградить его от перехода в хаос из-за влияния разного рода возмущений. Это первый негэнтропийный эффект. Во-вторых, благодаря получающейся таким образом успешной рабочей деятельности обеспечивается сохранение и развитие всей системы в целом (второй негэнтропийный эффект управления). Иначе говоря, процессы управления фактически ориентируются на достижение двух отмеченных целей, органично связанных между собой и однонаправленных.

Причем, таким образом, получается, что целенаправленные (в родовом, кибернетическом смысле) процессы - это в любом случае процессы, устремленные не вообще к какому-то конечному состоянию, но связанные с созданием для кибернетической системы негэнтропийного эффекта, заключающегося в придании ей устойчивой устремленности к сохранению и развитию, в сопротивлении размывающим энтропийным тенденциям и мешающим внешним воздействиям (возмущениям).

Это совсем не тривиальный подход к раскрытию общей природы целенаправленности, возможности которого все еще остаются мало изученными, интригующими и, на мой взгляд, очень перспективными.

Правда, в этой связи стоит внятно развести два важных, но, как кажется, очень разных случая проявления негэнтропийности:

Кибернетическая негэнтропийность - т.е. активно порождаемая самой системой и связанная с ее укреплением, сохранением и развитием.

Синергетическая негэнтропийность - специфичная для процессов самоорганизации, изучаемых синергетикой. Фактически, не имеющая функционального предназначения и чаще всего порождаемая внешним энергетическим воздействием.

Как известно, внешне процессы самоорганизации демонстрируют своеобразную антиэнтропийную направленность, поскольку благодаря специфике подобных процессов в однородных средах возникают вполне определенные упорядоченности (вроде кипящих шестигранных ячеек Бенара в подогреваемом масле или автоколебаний Белоусова-Жаботинского в химическом растворе).

В то же время негэнтропийный эффект, возникающий в ситуациях, объясняемых синергетикой, пассивен. Об этом свидетельствует уже тот факт, что обычно данный эффект порождается лишь активным внешним воздействием (ячейки Бенара, например, способны появиться и существовать лишь благодаря достаточно мощному внешнему притоку тепла). Правда, например, реакция Белоусова-Жаботинского протекает за счет внутренних энергетических резервов. Но никакой активной функциональной роли в отношении выживаемости всей системы эта реакция не играет (что в то же время очень характерно как раз для кибернетических систем). Причем в отношении негэнтропийности управляющих воздействий в свое время делалось значимое уточнение: это должен быть не случайный разовый эффект, но суммарный результат, получаемый благодаря управляющим воздействиям, постоянно подталкивающим кибернетическую систему именно к подобному итогу.

Допускаю, что в связи с конкретизацией целенаправленности через ее увязывание с негэнтропийностью может возникнуть недоумение: а как же быть, например, с арьегардом отступающих войск, который, приказом командования, обрекается на фактическую гибель? Как представляется, возражения и сомнения подобного рода снимаются при условии учета того факта, что «в реальной деятельности возникает иерархия целей и средств, причем то, что на одном уровне выступает как цель, на другом является средством». То есть в реальной практике управления обычно имеет место сложная структура детерминации происходящих процессов. Так что поведение отдельной кибернетической системы трудно или даже невозможно правильно понять и оценить без учета ее включенности в более крупную родственную систему, которой она подчинена, и в рамках которой выполняет лишь отдельную специальную функцию (выступая таким образом для этой более крупной включающей системы как раз средством достижения необходимого общего результата деятельности). Стоит уточнить, что «функцию в системном ее понимании можно определить как такое отношение части к целому, при котором само существование или какой-либо вид проявления части обеспечивает существование или какую -либо форму проявления целого». А в целом «функцией элементов системы может быть не только сохранение организации, но и ее развитие».

В этом смысле становится вполне понятной ситуация с арьегардом отступающих войск и вообще с военными потерями. В условиях внешнего нападения общество (своего рода «интегральная кибернетическая система», подчиняющая активность всех объединяемых ею компонентов общей задаче выживания и развития системы в целом) вынуждено жертвовать жизнью и здоровьем части своих граждан, чтобы уберечь и сохранить возможность восстановить себя и свой потенциал развития вновь после отражения агрессии.

Поскольку зачастую негэнтропийная устремленность кибернетических процессов выступает в практике управления в довольно завуалированном, скрытом виде, представляется разумным и полезным подразделить встречающиеся реальные цели на два типа:

Промежуточная цель - целевое состояние, в которое должно сдвинуть систему управляющее воздействие в конкретной управленческой ситуации. Например, управление автомобилем связано прежде всего и непосредственно не с размышлениями экзистенциального характера, но с выработкой в голове вполне конкретных действий, которые должны быть переданы рулю и другим органам управления машиной. В этой связи нельзя не отметить, что в практике управления чаще всего решаются и рассматриваются именно подобные, промежуточные, т.е. весьма конкретные и многообразные, в известном смысле «короткие» задачи, «затемняющие» общую негэнтропийную направленность управления. В конкретных случаях решается вполне конкретная задача: в какое состояние (целевое) следует перевести управляемый объект процесс), чтобы благодаря этому была достигнута цель всей кибернетической системы в конкретной ситуации.

Интегральная цель - целевое состояние, ради которого устанавливаются и преследуются все непосредственные цели, - фактически состояние, проявляющееся лишь в долгосрочной перспективе, т.е. «в конечном счете». Как уже отмечалось, судя по опыту развития и изучения кибернетической парадигмы, интегральной целью выступает создание как раз общего негэнтропийного эффекта.

Негэнтропийность управления в полной мере и явным образом реализуется и наблюдается именно в подобном интегральном случае (т.е. по большому счету лишь в деятельности интегральной системы и в конечном счете). Но, подчеркну еще раз, эта картина зачастую маскируется тем, что целевой аспект действий обычно фиксируется и учитывается лишь на промежуточном уровне. На это же фактически работает и общественное разделение труда.

Кстати сказать, именно в интегральной, т.е. по сути стратегической перспективе становится заметной негэнтропийная однонаправленность, как целей управляющих воздействий, так и общей целевой устремленности системы, реализуемой с помощью как управления, так и корректируемых управлением рабочих процессов. Скажем, именно «благодаря труду общество ... антиэнтропийно, способно совершать во все возрастающих объемах внешнюю работу».

Реальная практика решения управленческих задач подсказывает еще одну важную сторону феномена негэнтропийности управляющих воздействий. Как хорошо известно, поставленные цели на практике достигаются далеко не всегда, поэтому негэнтропийность управления не может рассматриваться как неизменно, «автоматически» достигаемый и обеспечиваемый эффект, что означало бы, кстати говоря, что человек действует совершенно рабски, не свободно. Судя по проявлению негэнтропийности управления главным образом «в конечном счете», подобную настойчивую, но не предопределяющую особенность деятельности кибернетических систем точнее рассматривать (пользуясь подходящим образом) как должное, т.е. как то, чего естественно в силу природных особенностей специально достигать, но что не проявляется как жесткая детерминация деятельности. Должное склоняет, но не предопределяет деятельность, что и характерно для практики управления.

Об этом, увы, в полной мере свидетельствуют случаи вредного, а то и просто разрушительного, например, суицидального поведения, вполне определенно ориентированного отнюдь не на негэнтропийность. Но это случаи девиантные, не характеризующие сущностную природу рассматриваемого явления и потому совсем не опровергающие кибернетического вывода о негэнтропийности управления, но лишь дополнительно напоминающие о том, что речь идет не об автоматическом, предопределенном процессе. Кстати, побочная негэнтропийность невольно создается и в подобного рода случаях, т.к. без правильного управления самоубийцей своим телом или орудием убийства, суицида может и не произойти. Разумеется, данный побочный эффект не является вкладом в общее негэнтропийное изменение всей системы, что реализуется в случаях нормального функционирования кибернетических систем. Однако подобного рода случаи напоминают о том, что в жизни встречаются как «нормальные» управленческие цели (с негэнтропийным интегральным устремлением), так и «Девиантные» цели (не соответствующие направлению нормальных устремлений).

Кстати сказать, при размышлении над негэнтропийностью управления просматриваются любопытные «стыковки» с целым рядом известных и важных тем. Например, в самом подобном стремлении, как уже отмечалось, естественно видеть универсальный аналог «должного». В сдвиге к интегральной цели - аналог «блага». А сама проблематика целенаправленности таким образом весьма определенно, и скорее всего совсем не случайно, соотносится с тем, что когда-то составляло содержание ныне подзабытой «этики космической телеологии».

При обсуждении же собственно проблемы кибернетического понимания целенаправленности, конечно же, нельзя не пройти и мимо того факта, что наряду с подчеркиванием негэнтропийности управления часто упоминается еще один важный вариант понимания управленческого целеполагания. Речь идет о том, что сказанное о целенаправленности управления необходимо соотнести также и с довольно популярным убеждением, что «наиболее важная особенность кибернетического управления заключается в единстве управления и оптимизации. Непосредственно кибернетические процессы связаны именно с оптимизацией».

Спору нет, таким образом подчеркивается важная особенность кибернетического образа управления. Однако подобная «целевая» устремленность управляющих воздействий никак не противоречит ее негэнтропийной трактовке, т.к. по сути дела упоминание об оптимизации заостряет внимание на том, что один и тот же целевой эффект может достигаться с помощью большего или меньшего расходования соответствующих ресурсов. Так что для кибернетических систем возникает актуальная задача (в известном смысле следующего ранга и шага) не просто достичь (достигать) интегральной цели, но и сделать (делать) это с наименьшими для себя потерями.

Соответственно, подводя итог обсуждению проблемы целенаправленности управляющих воздействий, причем «целенаправленности», рассматриваемой в родовом, кибернетическом смысле, я бы суммировал:

Как представляется, кибернетическое, родовое, понимание целенаправленности весьма содержательно и демонстрирует интересные и перспективные аспекты и возможности для дальнейшей проработки исследователями. Соответственно, на мой взгляд, есть основания для того, чтобы термином «цель» обозначать именно кибернетическое, родовое значение этого феномена. Напомню, что кратко это понимание можно представить так: «цель» - это состояние, в которое настойчиво стремится перейти система, направляя и расходуя на это свою энергию.

При этом с учетом всего сказанного выше можно сделать и более развернутый вывод:

для кибернетики цель управления - это состояние, в которое настойчиво стремится перейти система, направляя и расходуя на это свою энергию, в результате чего должно обеспечиваться сохранение или даже рост имеющейся упорядоченности (негэнтропийности), т.е. сохранение или развитие системы, осуществляющей управление.

Более того, Получается, что кибернетические системы в конечном счете направляются природным (космическим) эволюционным процессом и фактически действуют ради него. В силу чего существует подобная детерминация и связь - это отдельный очень интересный и важный вопрос, но будущих исследований. Однако похоже, что в данном случае проявляется какая-то пока не очень ясная новая грань природы. Кстати сказать, отмеченное увязывание направленности процессов управления с направленностью эволюционных процессов свидетельствует, что эволюционные процессы, видимо, направляются и реализуются как должное! Очень неожиданное и крайне интересное видение, которое кажется очень перспективным, но требует специального и особого анализа за пределами разбираемой темы.