Последствия применения интервенционных технологий

Размещено на http://www.allbest.ru

Последствия применения интервенционных технологий

РЕФЕРАТ

1. Введение. Терминология

 В психологической литературе при обсуждении вопросов гармонизации психического развития и психологического статуса личности понятия психотерапия, коррекция и интервенция используются едва ли не как синонимы / Г. В. Бурменская, Е.И.Захарова, О.А.Карабанова и др., 2002/. Однако правомерность взаимной подмены указанных понятий далеко не бесспорна.

Термин психотерапия, получил широкое распространение в конце XIX века в связи с успехами техник гипноза, оказывающих лечебное воздействие на соматику организма. Генетически он, таким образом, определяется в иерархии областей медицины. Термины коррекция и интервенция появились позже и были связаны с дефектологией - образовательной сферой, а также с детской психологией развития - общественной системой обучения/воспитания соответственно.

Сегодня эти термины не столь дифференцированы. Каждый из них можно толковать в медицинском, философском и социологическом аспекте. Тем не менее, коррекция и интервенция чаще трактуются именно в социально-философском аспекте. Это связано с тем, что психотерапия ориентируется на медицинскую модель человека, в то время как коррекция и интервенция -- на ту или иную модель развития и поведения человека в обществе соответственно.

В зарубежной психологии часто понятия «коррекция» выступает аналогом понятия «интервенция». В наиболее широком смысле они оба понимаются как систематическое вмешательство в процесс развития личности с целью влияния на нее /Шостром Э., 2002/. За кадром такого определения, очевидно, остается спецификация понятия «влияние». Действительно, если под «влиянием» понимать систематическое лечение либо оказание срочной помощи методами психологического воздействия, то гуманитарный контекст обеих техник становится очевиден /Усова Е.Б., 2010; ВВЕДЕНИЕ В КРИЗИСНУЮ ПСИХОЛОГИЮ, Минск 2002; Никольская Г.М., Грановская Р.М., 2006/. Однако, влияние может рассматриваться и как средство манипулирования сознанием для использования объекта влияния при достижении неких корыстных интересов одного человека или группы лиц (см. например / Чалдини Р., 2001/). В таком случае, наоборот, очевидным становится антигуманный контекст используемой техники влияния.

Ключевым моментом, определяющим отличие двух этих стратегий влияния, очевидно, является степень сознательной вовлеченности объекта влияния (клиента) в процесс воздействия на него. Если такая вовлеченность присутствует, и реализуется через терапевтическую связь клиента с психотерапевтом, то можно говорить о технике влияния, как о лечебном или корректирующем процессе. Заметим, что в случае коррекции девиантного поведения у детей данная связь также присутствует, хоть и в неявной форме. Она реализуется через явное проявление соответствующих программ коррекции для родителей и для общества в целом. Например, программа «Head Start», реализация которой была начата в 60-е гг. прошлого века. в США до сих пор является открытой и доступной для ознакомления широкой общественности.

Наоборот, психологическое влияние, оказываемое на отдельных лиц или на отдельные социальные группы с корыстными или корпоративными интересами, далекими от профилактики, лечения или коррекции нормального развития личности, осуществляются скрытно. Так, чтобы объект влияния не догадывался о манипулировании его сознанием. При этом сами техники влияния, как правило, основаны на моделях поведения разработанных в социальной психологии, детской психологии и т.д.

Представляется, что для подобного рода воздействий на человеческую психику более уместен термин «Интервенция», т.к. он подчеркивает антигуманный характер влияния. При этом, совершенно неважно используется ли техника интервенции специалистом в психологии либо специалистом в маркетинге, либо полит-технологом. Важно, что «интервенция» осуществляется инкогнито, и не предполагает положительной обратной связи с клиентом.

Ниже мы будем понимать под интервенционными психологическими техниками или технологиями, именно такие воздействия. А предметом нашего исследования будут последствия подобных воздействий, как на отдельную личность, так и на социальную группу и общество в целом.

2. Механизмы уступчивости и орудия психологической интервенции

Механизмы уступчивости (т.е. побуждение одного человека или социальной группы подчиниться неявному психологическому воздействию) можно понять, если учесть склонность людей к автоматическому, основанному на стереотипах, реагированию. Эта склонность присуща человеку на подсознательном уровне, поскольку является одной из составляющих его инстинкта выживания. Более того, как показывают исследования этологов, они свойственны и многим видам животных в естественном окружении /Fox, 1974/. Стереотипное реагирование описывается здесь в рамках фиксированных моделей (паттернов) поведения. Оно выражается в форме автоматической последовательности действий направленных на выживание, сохранение потомства, обеспечение безопасности и т.п. Как у людей, так и у животных данные модели поведения, как правило, приводятся в действие каким-то одним элементом информации. Эта единственная специфическая черта играет роль спускового крючка, она часто оказывается очень ценной в условиях дефицита времени, поскольку позволяет индивиду принимать правильное решение без тщательного и полного анализа всех остальных элементов информации в конкретной ситуации.

Очевидно, что развитие стереотипного реагирования у животных, является результатом эволюционного отбора. У человека же оно является рудиментарным свойством, и определяется скорее образом жизни, уровнем сознания и, как следствие, способностью к самоанализу и к самоидентификации. Как ни парадоксально, но современный человек, погруженный в мир высокоскоростных информационных технологий, все чаще и чаще в своем поведении полагается именно на стереотипное реагирование. В самом деле, современные технологические достижения привели к настоящему информационному взрыву. В результате у человека появилось гораздо больше вариантов выбора реагирования практически во всех областях деятельности, объем знаний значительно увеличился. Мы должны как-то приспосабливаться к этой лавине перемен и альтернатив. В таких условиях особое значение приобретает умение быстро принимать правильные решения. Хотя все мы отдаем предпочтение хорошо обдуманным решениям, разнообразие форм и быстрый темп современной жизни часто не позволяют нам тщательно анализировать все относящиеся к делу «за» и «против». Так современный человек приходит к паттернам стереотипного поведения, характерным для животных, а социальная группа приходит к стереотипам стадного поведения животных.

В своей книге «Психология влияния» Роберт Чалдини выделяет семь наиболее популярных (выделенных в чистом виде) механизмов уступчивости.

механизм сокращения последовательности

механизм следования обязательствам

механизм дефицита.

механизм взаимного обмена

механизм благорасположения

механизм влияния авторитета

механизм социального доказательства

Профессионалы интервенционных технологий используют эти механизмы в любых комбинациях в качестве орудий, а точнее наживок, психологического влияния.

Ниже мы охарактеризуем каждый из упомянутых механизмов кратко (подробнее смотри /Чалдини, 2001/), располагая их в последовательности все большего воздействия на психику в случае, когда они выступают орудием психологической интервенции.

2.1 Механизм сокращения последовательности

Этот механизм предполагает устойчивую цепь причинно-следственных связей при достижении человеком желаемой цели. Например, если он хочет выбрать себе на рынке качественный товар, то логика его стратегии выбора как правило такова: «качественный товар требует высоких затрат квалифицированного труда - это оборачивается высокой себестоимостью - в результате его цена не может быть низкой». Если сформулировать эту цепь рассуждений совсем коротко (т.е. сократить последовательность звеньев в цепи рассуждений) - получим: «хорошо - дорого». Так формируется стереотип выбора товара. Важно, что спусковым крючком для запуска соответствующей программы принятия решения служит не вся информация, но лишь ее элемент. В нашем случае - из всех качеств, по которым можно судить о товаре решающим (пусковым) является цена.

Психологи показали, что стереотипное поведение у людей превалирует, поскольку во многих случаях оно наиболее целесообразно /Gigerenzer & Goldstein, 1996/. Для того чтобы вести себя в современном мире с его темпом жизни адекватно, нам нужны кратчайшие пути. Поэтому ожидать от человека осознания и анализа всех аспектов каждой ситуации, с которой он сталкивается наивно. Это в равной мере относится и к коммуникации с незнакомыми людьми. У современного человека нет ни времени, ни энергии на то, чтобы вникать и анализировать!

Склонность к упрощенному мышлению, основанному на механизме сокращении последовательности, как правило, оказывается весьма полезной. Одновременно она чревата серьезными ошибками. Если же «спусковым крючком» этого механизма воспользуется профессионал достижения уступчивости от клиента - то скорее цели достигнет именно он.

2.2 Механизм следования обязательствам

Этот механизм во многом имеет те же корни, что и механизм сокращения последовательности в цепи рассуждений. В обоих случаях, человек сознательно или бессознательно игнорирует контекст обстоятельств своего поведения (ситуации) в угоду экономии времени и сил. Но, если в первом случае анализ подменяется стереотипным (стандартным) решением, то во втором - стереотипной считается ситуация и для нее используется предыдущее решение.

Психологи давно обнаружили, что большинство людей стремятся быть последовательными в своих словах, мыслях и делах. Это обусловлено следующим: во-первых, последовательность в поведении высоко оценивается обществом; во-вторых, последовательное поведение способствует решению самых разных задач в повседневной жизни; в-третьих, ориентация на последовательность создает возможности для формирования ценных стереотипов в сложных условиях современного существования. Последовательно придерживаясь ранее принятых решений, человек может не обрабатывать всю имеющую отношение к делу информацию в стандартных ситуациях; вместо этого он должен просто вспомнить ранее принятое решение и отреагировать в соответствии с ним.

Особенно большое значение имеет начальное обязательство. Взяв на себя обязательство, то есть, заняв определенную позицию, люди не склонны ее менять в будущем. Более того, пересмотр позиции в соответствии с изменившимися обстоятельствами часто считается аморальным. Наиболее жесткими являются публичные обязательства.

Важной особенностью следованию своим обязательствам является то, что они должны быть внутренне мотивированными (не навязанными извне) и на их выполнения должны затрачиваться определенные физические и моральные усилия. В результате порождается стереотип «следованию ранее принятым обязательствам» не взирая на перемену обстоятельств.

Ничего опасного в такой последовательной жизненной позиции нет. Более того, она, как правило, выигрывает, в конечном счете, по сравнению с конформизмом и беспринципностью. Однако она создает мощный рычаг интервенции, оказываясь на службе у «профессионалов психологического влияния», фабрикующих у своих приверженцев нужные им поступки и «правильное мировоззрение». В самом деле, получив согласие от человека на то или иное действие, можно искусственно вызвать повторное согласие в совершенно иных условиях и обстоятельствах, если ссылаться на принцип последовательности. Трюк состоит в подмене естественной гибкости реагирования человека на изменение вводных его столько же естественной приверженностью базовым этическим принципам.

Заметим, что этот механизм интервенции срабатывает особенно эффективно в сочетании с механизмами социального доказательства, благорасположения и влияния авторитета (см. ниже, раздел 2.7).

2.3 Механизм дефицита

Данный механизм основан на боязни утраты чего либо сознательно или бессознательно желанного. Люди в большей степени ценят то, что менее доступно либо может скоро исчезнуть. Этот принцип часто применяется с целью извлечения выгоды в таких методиках достижения уступчивости, как тактика ограничения количества или тактика установления крайнего срока, с помощью которых «профессионалы психической интервенции» стараются убедить нас, что доступ к тому, что они предлагают, строго ограничен. («Берите, а то кончается!»)

Принцип дефицита оказывает на людей сильное влияние по двум причинам:

Во-первых, поскольку вещи, которые трудно приобрести, обычно бывают более ценными. Отсюда, оценка степени доступности предмета косвенно указывает на его качества.

Во-вторых, когда вещи становятся менее доступными, мы утрачиваем часть своей свободы. Согласно теории психологического реактивного сопротивления, мы реагируем на ограничение свободы усилением желания иметь ее (наряду с товарами и услугами, с ней связанными) в полном объеме.

Принцип дефицита влияет не только на оценку предметов и переживаний, но и на оценку информации. Исследования показывают, что ограничение доступа к информации заставляет людей особенно сильно стремиться к получению этого доступа в полном объеме, а также заставляет их относиться более благосклонно к данной информации. («Запретный плод всегда сладок»). Поэтому ограниченная информация создает иллюзию большей убедительности. В случае наличия цензуры этот эффект имеет место даже тогда, когда информация не получена вообще. Когда желанная информация, наконец, оказывается доступной, то она представляется более ценной.

Соответственно, орудия интервенции, основанные на этом механизме, включают создание искусственного дефицита и ажиотажа вокруг возможности полного исчезновения дефицитного предмета либо информации.

2.4 Механизм взаимного обмена

В соответствии с этим механизмом человек старается определенным образом отплатить за то, что ему предоставил другой человек. Возлагая на «получателя добра» обязательство совершить ответный акт в будущем, пользователь данного механизма с высокой вероятностью возвращает себе утраченное в виде ответной услуги. Повторяясь несколько раз эта комбинация «я - тебе, ты - мне» делает возможным развитие различных видов длительных взаимоотношений, взаимодействий и обменов, которые являются благотворными для общества. Следовательно, все члены общества с детства «натренированы» следовать этому правилу. Те же, кто игнорирует данное правило, ощущают явное неодобрение со стороны общества.

Так появляется стереотип взаимовыгодного обмена, основанный на чувстве «справедливости» свойственном человеку от рождения. Он часто вынуждает людей делать то, что им не свойственно, и фактически, следовать интересам тех, кто искусно фабрикует «бескорыстный обмен любезностями». На эксплуатации этого стереотипа построено множество «доходных» тактик переговоров, зомбирования и вербовки сторонников.

2.5 Механизм благорасположения

Люди предпочитают соглашаться с теми индивидами, которые им знакомы и симпатичны. Зная об этом феномене влияния, «профессионалы интервенционных техник» обычно стараются выглядеть как можно более привлекательными /см. Корнеги, 1937/.

Важным фактором доверия является физическая привлекательность. Хотя об этом известно с давних пор, результаты проведенных исследований наводят на мысль о том, что роль физической привлекательности в установлении социальных контактов гораздо значительнее, чем предполагалось. Более того, физическая привлекательность способствует завышению оценки других человеческих качеств, таких как талантливость, доброта, ум. Поэтому привлекательные люди кажутся более убедительными при прочих равных условиях. Соответственно, им требуется затрачивать меньше сил и времени для того, чтобы повлиять на других людей и получать желаемый результат.

Вторым фактором, влияющим на наше отношение к человеку и на степень нашей уступчивости, является его сходство с нами. Нам нравятся люди, похожие на нас, и мы более охотно (часто неосознанно) соглашаемся с требованиями именно таких людей. Еще легче мы доверяемся тем, с кем уже встречались прежде, и с ком у нас нет отрицательных ассоциаций. Вообще наличие положительных ассоциаций облегчает проведение психологической интервенции. Не даром рекламодатели, политтехнологи, торговцы стремятся связать в сознании людей себя или свою продукцию с какими-либо положительными моментами.

Наконец, замечено, что наше благорасположение вызывают льстецы, расточающие нам похвалы. Выслушивание комплиментов, в том числе говорящихся из корыстных соображений, может повлечь за собой неприятные последствия, так как притупляют наши способности к анализу и трезвой оценке ситуации.

2.6 Механизм влияния авторитета

Повиновение авторитетам представляется рациональным способом принятия решения. Действительно, людям часто бывает удобно повиноваться приказам неформальных лидеров, поскольку те обычно имеют большой запас знаний, мудрости и силы. По этим причинам почтение по отношению к авторитетам может возникать неосознанно. Тенденция подчиняться авторитетам подкреплена также многовековой практикой внушения членам общества мысли о том, что подобное повиновение является правильным и гарантирует их личную безопасность.

Проблема, как всегда в случае с подчинением влиянию, может возникнуть, в случае если на смену осознанности приходит автоматизм. В отношении к данному механизму люди склонны автоматически реагировать не столько на влияние авторитета, сколько на его символы. Основными символами авторитета является внешняя атрибутика: титулы, одежда, марка автомобиля и т.п.. Как показали исследования, к индивидам, обладающим тем или иным символом авторитета (но не имеющим при этом никаких истинных преимуществ), окружающие относятся с большим почтением («судят по одежке»). Более того, практически все индивиды, которые уважительно относятся к символам авторитета, недооценивают степень влияния этих символов на их поведение.

Соответствующие орудия интервенции основаны, как правило, на фетишизации символики, которая ассоциируется у людей с высоким авторитетом; на искусственном раздувании заслуг и мифов, вокруг лица, выбранного на роль авторитета.

2.7 Механизм социального доказательства

Согласно этому механизму, человек или социальная группа определяет свою правоту, исключительно сверяясь с поведением (мнением) других людей. Часто он формулируется стереотипной фразой «Я/мы - как все»

Такой подход обеспечивает людей полезными рациональными методами определения линии поведения, но, одновременно, делает их игрушками в руках «психологических спекулянтов». Типичный пример подобной спекуляции - вставка смеха в нужных местах за кадром теле-шоу. Подобное навязывание веселья, очевидно, служит суррогатом настоящего юмора, способного рассмешить зрителя и без указаний сверху, где именно ему смеяться. Однако, постоянство с которым этот бесхитростный эффект подражания используется в масс-медийных технологиях доказывает, что человека можно легко одурачить посредством необъективного или фальшивого свидетельства. Социально-психологические эксперименты Аша, опубликованные в 1951 году /Asch, 1951/, ярко продемонстрировали власть конформизма в группах.

Механизм социального доказательства эффективно работает, когда мы не уверены в себе, когда ситуация представляется нам неясной или двусмысленной. Когда правит бал неопределенность, мы склонны оглядываться на других и признавать их действия правильными /Tesser, Campbell & Mickler, 1983/. При этом важно, чтобы «другие» были по возможности такими же как мы (см. выше, «Механизм благорасположения»). Подобное обезличивание общества в сочетании со всеобщей спешкой, характерной для крупных городов, способствует проявлению феномена социальной апатии. Постепенно, но неуклонно «безразличие к соседу и его бедам перерастает в условный рефлекс жителей мегаполисов» /Rosenthal, 1964/.

Итак, согласно принципу социального доказательства, люди, для того чтобы решить, чему верить и как действовать в данной ситуации, ориентируются на то, чему верят и что делают в аналогичной ситуации другие люди. Склонность к подражанию особенно характерна для детей, но проявляется и у взрослых. Она основана на представлении о том, что в толпе находиться безопаснее, чем в одиночестве. Подобный стадный менталитет, автоматически перенесенный на ситуации, требующие от человека включения осознанности и анализа, часто оказывается губительным.

Эксплуатация этого свойства в интервенционных психотехниках активно применяется при манипулировании сознанием как одного человека, так и однородных социальных групп. Цели такой манипуляции распределены в широком спектре «обработки клиентов» от покупки нужного товара, до вовлечения в культовые организации сомнительного толка. Принцип работы соответствующего орудия влияния остается неизменным: объекту влияния сообщают, что многие люди (чем больше, тем лучше) соглашаются или согласились с предлагаемым ему вариантом действий.

3. Последствия психологической интервенции

уступчивость интервенционный психологический благорасположение

Последствия использования методов психологической интервенции на отдельную личность, социальную группу или общество в целом трудно преувеличить. На личностном уровне они варьируют в широком диапазоне от мимолетного чувства досады у жертвы мошенничества до глубокой депрессии, нередко завершающейся суицидом. На уровне общества эти последствия варьируют от полной социальной апатии до социальных взрывов.

Сила и глубина негативного воздействия на психику орудий вмешательства зависит от выбранных механизмов, их комбинаций, длительности интервенции и социально-психологического контекста. Ключевым моментом в анализе последствий психологической интервенции на личность или социальную группу служит факт осознания себя жертвой. Если жертва манипулирования так и не осознает интервенции, то оставаясь куклой на ниточках, она продолжает действовать в интересах своего кукловода, и при этом может даже чувствовать себя вполне комфортно в иллюзии полной гармонии себя с миром. Если же обман становится явным и жертва осознает свое положение, то неизбежно возникает шок прозрения, который сменяется той или иной формой кризиса доверия. Для социальной группы или общества в целом трудно предполагать феномен массового прозрения или наоборот поголовного одурачивания. Соответственно и последствия массового применения орудий психологической интервенции проявляются скорее в виде тенденций деградации, чем в виде явных патологий коллективного психологического климата. Ниже мы рассмотрим психологической интервенции отдельно для личности и для социальной группы.

3.1 Проблемы само-идентификации и кризис доверия в случае воздействия на отдельную личность

Самым общим последствием применения интервенционных технологий к отдельной личности является проявление человеком собственной несостоятельности в отношениях с реальностью.

В случае, когда жертва манипулирования не осознает проводимого над ним психологического насилия, это проявляется в неадекватности его поведения. Причем, если речь идет о разовой и коротко-срочной интервенции, то нанесенный жертве ущерб редко бывает невосполнимым. К примеру, если вас одурачили при покупке товара или услуги, но вы не заметили подтасовки, то обман, скорее всего, так и не будет вскрыт. Ваша психика не пострадает, но и личный опыт ничем не обогатится. Неадекватность будет очевидна только стороннему, непредвзятому наблюдателю. Такие разовые и короткие интервенции, прошедшие мимо осознания, случаются в жизни человека не единожды, а для жителя современного мегаполиса они вообще регулярная ежедневная практика. То, что человек не осознает себя в этих случаях жертвой очевидно больше благо, чем беда. Можно даже говорить о неком безопасном пороге психологической чувствительности, который обеспечивает в этих случаях человеку эмоциональный комфорт, не доводя до сознания мелкие проколы в его поведении.

В случае же, когда психологическая интервенция на личность ведется планомерно и долгосрочно, - ее последствия оказываются далеко не так безобидны. Такие ситуации возникают, очевидно, тогда, когда под прицелом «мастеров манипулирования» оказываются базовые аспекты личности. Т.е. такие опоры, на которых держится ее мировоззрение, принципы, кредо, цели и жизненно важные мотивации. Вербовка сторонников, навязывание политической ориентации, обращение в веру - вот неполный список тех полей деятельности «мастеров манипулирования», где психологическая интервенция оказывается мощным и едва ли не единственным орудием воздействия. Заметим, что все эти цели лежат вне материальной плоскости, но больше затрагивают духовные сферы человека. Именно поэтому так эффективны методы психологического воздействия. Именно поэтому ущерб от них так велик. Здесь, очевидно, не срабатывают механизмы внушения основанные на материальной заинтересованности такие, как правило дефицита или механизм сокращения последовательности. Более применима тяжелая артиллерия психологической интервенции в форме механизмов управляемой благожелательности, навязывания авторитета, социального доказательства. Причем одновременная работа по всем этим направлениям, быстрее дает ощутимый результат агрессорам психологической войны.

Рассмотрим для примера последствия психологической интервенции на личность со стороны религиозных сект, стремящихся пополнить свои ряды. Эксплуатация религиозного чувства, присущего человеку от рождения и все более обостряющегося с годами /У.Джеймс, 1910 / - идеальный полигон для применения наиболее мощных орудий психологической интервенции.

Секты удовлетворяют стремление человека заполнить имеющийся у него вакуум интеллектуального и душевного общения, преодолеть тревогу, неудовлетворённое желание в коллективной защите и стремление к соучастию в проявлении божественной силы. Экзистенциальный страх, появляющийся у человека, делает его идеальной мишенью психологической интервенции со стороны различных тоталитарных групп таких как «Свидетели Иеговы», «Сатанисты» и т.п. Эти секты обещают окончательное решение психологических проблем личности по принципу «все и сразу». Интервенция проходит особенно быстро и удачно в тех случаях, когда человек пребывает в кризисной ситуации, а именно в таких ситуациях человек склонен обращаться за помощью в культовые группы. Интегрирование в группу и следование ее принципам осуществляется с применением механизмов социального влияния и доминирования авторитета. Пребывание же в секте сопровождается попаданием человека в глубокую и деструктивную психологическую зависимость от нее. Некоторые авторы называют эти психические изменения руинизацией психики, при которой человеку становится всё труднее использовать свои потенциальные интеллектуальные и волевые возможности. В рассматриваемом нами случае, когда жертва не осознает интервенции, но действует как бы по своей доброй воле, происходит полная потеря само-идентификации. Человек перестает осознавать себя, как свободный и равноправный индивид человеческого общества. Он превращается в манкурта на службе у великого кормчего, или гуру, или пророка (этот список можно продолжать).

Дальнейшая судьба духовного манкурта незавидна. Ни его мнение, ни его идеалы, ни сама жизнь не представляет больше для него никакой ценности. Поэтому фатальный исход не является редкостью в итоге подобного тотального захвата ./Кондратьев, 2001/.

Таков диапазон последствий психологической интервенции на личность в случае, когда эта интервенция остается неосознаваемой до самого конца.

Рассмотрим теперь последствия от осознания личностью того факта, что она подверглась или подвергается психологической интервенции.

Эти последствия, согласно Е. Н. Волкову могут быть объединены общим термином «кризис доверия». Конечно, в случае обмана на рынке о кризисе речь не идет, но эмоциональная травма остается. Если ситуация повторяется вновь и вновь, то эмоциональная травма переходит в устойчивую установку «не доверять рыночным торговцам». В случае же когда психологическая интервенция затрагивает базовые аспекты личности (как это имеет место, например, при вовлечении в культовые секты), возникающий при осознании ситуации, кризис доверия неизбежен. Основной травмирующий фактор в этих ситуациях -- явное или скрытое разрушение привычного мировоззрения жертвы.

Последовательность событий, приводящая к такому итогу, видится следующим образом. Сначала человек сталкивается с манипулятивным и эксплуатирующим воздействием интервенционной техники, которая обволакивает его облаком приятных иллюзий. Процесс возврата в реальность труден, так как путём аутосуггестии человек убеждает себя в том, что он получает в секте именно то, чего он хочет. Только в случае способности человека к самоанализу и к критическому, не предвзятому взгляду на сложившуюся ситуацию со стороны, возможно осознание своего истинного положения. Как правило, спусковым крючком подобного осознания является очевидный конфликт между внутренним и внешним (навязываемым извне) мироощущением. Осознав себя жертвой психологической интервенции, человек разочаровывается в навязанных ему идеалах и пытается защититься, не имея на своем вооружении ни научных моделей этих процессов, ни навыков выявления и защиты от наносимого ущерба. Разочарование и наступающий за ним кризис доверия - не самые разрушительные для психики последствия такой интервенции. Гораздо опаснее потеря внутренних ориентиров, размыв картины мира и дисгармония внутренней реальности. О том, как люди очаровываются и разочаровываются в мире и в других людях, написаны многие тысячи томов. Гораздо реже пишут или почти не упоминают о доверии индивида самому себе, а столкновение с собственной ненадежностью оказывается более, травмирующим, чем столкновение с ненадежностью других людей и мира в целом. Российский конфликтолог Б. И Хасан о страхе конфликтного изменения представления о себе и, следовательно, самого себя, написал следующее: «Уничтожить конфликтующую часть «Я» невозможно, поскольку это суицидально подобный акт, следовательно «Я» обречено, в случае однажды состоявшегося конфликта, постоянно пребывать под угрозой его непрогнозируемой актуализации».

Как видно из приведенного краткого анализа, в обоих вариантах длительной психологической интервенции с целью навязывания чуждых индивиду базовых духовных ценностей и вовлечения его в атмосферу религиозного (или любого другого идеологического) фанатизма тяжелая психологическая травма неизбежна. В отечественной и западной литературе уделяется большое внимание вопросам необходимой психологической самообороны и реабилитации (см. например /Лифтон, 2005/). Здесь мы не будем касаться этого направления кризисной психотерапии. Отметим лишь, что кризис доверия, и в особенности доверия к самому себе, сводится в конечном итоге к утрате само-идентификации, сопровождающейся тяжелым расстройством психики и всей нервной системы.

3.2 Социальная апатия и деградация культуры в случае воздействия на группу

Психологическая интервенция в отношении отдельной личности, как мы видели, может приводить к очень тяжелым психическим расстройствам, если она проводится долговременно и нацелена на мировоззренческие основы человека. Но, куда как опаснее она в случае, когда объектом становится не отдельный человек, но целая социальная группа, а в пределе целый народ. Примеры тоталитарных государств в истории человеческой цивилизации (в том числе и недавней истории ХХ-го века) свидетельствуют о возможности превращения целых народов в послушное стадо человеческих особей, в котором останавливаются, а точнее деградируют процессы подпитки культуры, национального самосознания, интеграции с другими народами и экосистемой Земли в целом.

В чем причина такого феномена? Как вообще возможен столь стремительный откат современного общества образованных и цивилизованных людей в дремучее средневековье и дальше?

Социальных психологов этот вопрос занимал, пожалуй, с момента зарождения социальной психологии. В частности, Йельский эксперимент Милгрэма / Milgram, 1963/ задумывался его автором для того, чтобы прояснить вопрос, как немецкие граждане в годы нацистского господства могли участвовать в уничтожении миллионов невинных людей в концентрационных лагерях. Однако, довольно быстро, выяснилось, что для его проведения не нужно ехать в Германию. Аналогичные феномены - отступление от общечеловеческих моральных норм под воздействием авторитета либо мнения большинства - проявляются человеком и в США и в любом другом государстве. Результаты Йельского, а позже Стэнфордского экспериментов /Зимбардо,2001/ убедительно продемонстрировали мощь воздействия механизмов социального доказательства и повиновения авторитету на психику личности, погруженную в социальную группу. Эффект социального конформизма и следованию за авторитетом многократно усиливается в социальной группе именно потому, что он дополняется здесь механизмом подражания. Американский психолог Филипс даже ввел специальный термин «Феномен Вертера» (по роману Гётте «Страдания молодого Вертера») для обозначения случаев массовых самоубийств /Phillips, 1980/ вызванных бессознательным подражанием публичному суициду. Выводы, сделанные Филлипсом, показали удручающую тенденцию -- после публикации рассказов о самоубийстве в открытой прессе определенные люди, похожие на самоубийцу, убивают самих себя, потому что начинают считать идею самоубийства более «законной».

Феномен подражания и подчинения мнению большинства либо авторитета корнями ухолит в глубокое прошлое, когда человеку приходилось выживать в жесткой конкуренции с физически гораздо более приспособленными к выживанию хищниками, населявшими Землю в эпоху Неолита и раньше. Именно тогда, объединение человеческих особей в племя и подчинение вожаку, гарантировало относительную безопасность.

Важным условием срабатывания этих феноменов является схожесть представителей социальной группы, на которую направлено орудие психологической интервенции (см. выше, «Механизм благорасположения»). В ситуации неопределенности человек склонен оглядываться на других и признавать их действия правильными /Tesser, Campbell & Mickler, 1983/. Если «другие» по многим критериям сходства оказываются подобными субъекту, принимающему решение о линии своего поведения, то срабатывает стереотип «я - как все». Отсюда, с неизбежностью следует, что социальная однородность и стереотипность мышления - идеальная среда для манипулирования массовым сознанием. Именно поэтому архитекторы тоталитарных режимов так любят военные или физкультурные парады, где народные массы обезличены при помощи униформы. Именно поэтому так преследуется в тоталитарных государствах всякого рода «инако»: инакомыслие, разнообразие стилей в одежде, в имидже во вкусах и т.д. Чем однороднее социальная группа, тем она легче поддается психологической интервенции, тем быстрее она превращается в подобие стада, тем проще она управляется и контролируется. Недаром программы идеологической обработки ориентированы на некого «среднестатистического» человека.

Последствия подобного рода обработки массового сознания хорошо известны из истории и не требуют специальных социально-психологических экспериментов. Они выражаются во все большей социальной апатии, в замене творческой активности стадным менталитетом, в эрозии гражданского чувства. Культура, мораль и нравственность в такой социальной среде отмирают за ненадобностью. Ведущими становятся первичные потребности в пище и выживаемости. Судьба подобного деградирующего общества не завидна.

В наше время тоталитарные режимы все больше становятся рудиментами и отмирают, поскольку скорость деградации соответствующих общественных групп и последствия этой деградации - социальные катаклизмы - хорошо известны даже неспециалистам. Означает ли это, что с психологической интервенцией на социальном уровне покончено?

Вовсе нет! Представляется, что интервенция эта скорее меняет свою окраску, смещается в сторону использования все более изощренных и неявных технологий. Впрочем, механизмы влияния остаются прежними. Порой их просто труднее распознать под яркой упаковкой.

Например, ставка на сокращение последовательности для общества массового потребления раскручивает маховик бездуховности и беспринципности. В сугубо материальном мире легче втюхивать материальный и духовный ширпотреб. Производители компьютерных «стрелялок», полнометражных «страшилок» и новостных программ, тиражирующих насилие, отравляют массовое сознание вирусом ответной агрессии, бездушности и апатии. Задумываются ли менеджеры соответствующих медийных «услуг» о последствиях такой неявной интервенции или нет? Это не так уж и важно. Важно, что последствия примененных ими механизмов влияния для общества всегда будут сводиться к его плюралистическому невежеству, социальной апатии и культурной деградации.

Литература

Шостром Э. Терапевтическая психология. Основы консультирования и психотерапии / Пер. с англ. В. Абабкова, В. Гаврилова. -- СПб.; Сова; М.; ЭКСМО-Пресс; Сова, 2002.

Возрастно-психологический подход в консультировании детей и подростков: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Г. В. Бурменская, Е.И.Захарова, О.А.Карабанова и др. -- М.: Издательский центр «Академия», 2002. -- 416 с.

Никольская Г.М. и Грановская Р.М., Психологическая защита у детей, 2006,

Чалдини, Психология влияния, 2001

Усова Е.Б. Психология девиантного поведения. Мн., 2010

ВВЕДЕНИЕ В КРИЗИСНУЮ ПСИХОЛОГИЮ Курс лекций, Минск 2002

FoxM. W. Concepts in ethology: Animal and human behavior. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1974

Asch, S.E. Effects of group pressure on the modification and distortion of judgements. In H. Guetzkow (Ed.), Groups, leadership and men(pp. 177-190). Pittsburgh:PA Carnegie Press., 1951.

Tesser A., CampbellJ. &MicklerS. The role of social pressure, attention to the stimulus, and self-doubt in conformity. European Journal of Social Psychology, 13,217-233, 1983.

Ross A. S. Effects of increased responsibility on bystander intervention: The presence of children. Journal of Personality and Social Psychology, 19, 306-310, 1971

Дэйл Корнеги, Как завоевывать друзей и влиять на людей, 1937

Кондратьев Ф.В., Психолого-психиатрические аспекты проблемы сектантства. Статья представленная на конференции «Тоталитарные секты - угроза XXI века», Н.Новгород, 2001

Джемс У., Многообразие религиозного опыта, Издание журнала "Русская Мысль". Перевод В.Г.Малахиевой-Мирович и M.B.Шик. Москва, 1910,

Исцеление от рая: реабилитация и самопомощь при социальной зависимости / Под науч. ред. Е. Н. Волкова. -- СПб.:Речь, 2008.

Лифтон Р. Технология «промывки мозгов»: Психология тоталитаризма. СПб.: Прайм-Еврознакб 2005

Milgram S., Behavioral Study of Obedience Journal of Abnormal and Social Psychology, Vol. 67, No. 4, 371--378, 1963,

Зимбардо, "Социальное влияние", СПб.: Питер, 2001

Размещено на www.allbest.