Нейропсихологический подход к проблеме отклоняющегося развития

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Нейропсихологический подход к проблеме отклоняющегося развития

Непреложное требование к эффективности и корректности научно-прикладной модели сопровождения онтогенетических/дизонтогенетических процессов состоит в максимальной ее приближенности, изоморфности изучаемому, реально существующему объекту. В силу актуальной сегодня нейропсихологической специфики процессов развития, одним из приоритетных вариантов ответа на многие поставленные вопросы (а следовательно, описания текущих эволюци - сравнительный нейропсихологический анализ. По своему методологическому и методическому потенциалу он адекватен проблеме онтогенетических процессов в контексте индивидуальных различий в целом и в той части популяции (сегодня это 50-- 70%), которую можно охарактеризовать как пограничную между нормой и патологией; как инструмент исследования и как схема анализа.

Это дети, по клиническим показателям диагностируемые как «практически здоровые», «развивающиеся в пределах нижненормативных границ», но демонстрирующие выраженные признаки дизадаптивного поведения. Они с трудом обучаются, постоянно конфликтуют с окружением, демонстрируют очевидную склонность к «аномальным» соматическим и психическим эксцессам. Иными словами, это тот самый «тихоходный крейсер», скорость которого во все века, согласно традиции, определяла скорость всей эскадры: ведь все эти дети очень незаметно станут взрослыми, отягощенными всем комплексом своих дизонтогенетических стигм. отклоняющееся развитие нейропсихологический

Нейропсихологический анализ их проблем позволяет установить первичные патогенетические механизмы, связанные с особенностью церебрального (мозгового) онтогенеза, и предложить синдромологию отклоняющегося развития. Следует еще раз акцентировать, что термин «синдром отклоняющегося развития» в данном контексте не носит клинической окраски, но отражает традиционный для нейропсихологии способ факторного анализа индивидуальных различий в онтогенезе.

Итак, настоящий раздел посвящен изложению одной из возможных моделей интегративного подхода к онтогенетической проблематике. В качестве системоорганизующей (объединяющей всех участников психолого-медико-педагогического сопровождения) предлагается нейропсихологическая идеология, инвариантно существующая в системно-эволюционной парадигме.

Главным теоретическим аргументом в пользу нейропсихологии как осевой идеологии является ее фундаментальная аксиома о нерасчленимом в реальности взаимообусловливающем единстве нейропсихо- соматических и биосоциокультурных механизмов развития. И хотя предметом нейропсихологии является собственно мозговая организация поведения человека, в поле ее зрения всегда имманентно присутствуют все названные «участники» этой драматургии.

Данная оговорка необходима, поскольку в дальнейшем описании фокус внимания будет сосредоточен на формировании церебрального обеспечения онтогенетического/дизонтогенетического процесса. Это отнюдь не означает, что функции и значение мозга (и шире -- нервной системы) искусственно вычленяются и рассматриваются изолированно от иных экзо- и эндогенных механизмов развития. Общеизвестно, что в нейропсихологии любой психический процесс рассматривается как иерархическая, системно-динамическая, многофакторная система, мозговая организация которой обеспечивается пространственно-временной драматургией подкорково-корковых и межполушарных функциональных взаимодействий. Последние, в свою очередь, включены в еще более глобальную нейропсихосоматическую систему адаптации человека к себе и окружающему миру, специфически организованную на различных этапах онтогенеза. Но собственный предмет нейропсихологии и логика изложения (да и имеющиеся на сегодняшний день объяснительные концепции) требуют целого ряда осознанных ограничений.

В нейропсихологии детского возраста доказано, что развитие каждой когнитивной или эмоциональной функции (равно как и психический онтогенез в целом) обусловлено изменением ее внутри- и межфункционального психологического строения и, в частности, мозговой организации. При этом постулируется определяющая роль на ранних этапах онтогенеза субкортикальных образований, функционально обеспечивающих становление (специализацию и взаимодействие) подкорково-корковых, внутри- и межполушарных интегративных систем.

Психическое развитие, как и поведение вообще, является динамическим, иерархически организованным, системным энергоинформационным процессом. В организме человека он обеспечивается нервной системой, соединительной тканью (кости, сухожилия, кровь, лимфа, жир, ликвор и т.д.) и «биоэнергетическими» меридианами, описанными в классической китайской и корейской медицине (цигун, Су-Джок и т.п.). Научно обоснованное описание последних -- в процессе становления, но очевидная их реабилитационная, коррекционная и профилактическая ценность свидетельствует (от обратного) в пользу их реального существования.

Особый статус соединительнотканно-нервных информационных магистралей проявляется даже в их избыточных потребностях и затратности. Нервные клетки и соединительная ткань мозга поглощают 60% общеорганизменных суточных запасов глюкозы и кислорода.

Нервная система будет рассматриваться в следующем разделе. Здесь же обозначим кратко основные представления о более фило- и онтогенетически древней энергоинформационной системе человека (и жизни вообще) -- о соединительной ткани, ее роли и функциях. Известно, что соединительная ткань -- самовосстанавливающаяся, самоорганизующаяся, питающая, восстанавливающая и очищающая система. Она контролирует и координирует в силу своих функций (транспортных, опорно-механических, трофических, защитных, морфогенетических, метаболических, репаративных) и пространственной организации работу всех остальных тканей, их рост и развитие.

Составляя 85% массы тела человека и 95% внутричерепной тканевой массы (см. Алексеев, 2000), она является общеорганизменным регулятором: катализирует, активирует и/или ингибирует, тормозит, подавляет, модулирует, оперативно реагирует на любой возникший дисбаланс. Опережающая соединительнотканная реакция знакома каждому из нас по дебюту (и последействию) самого элементарного вирусного заболевания: еще как бы нет (или уже нет) болезни, а «ломит все тело», пропадает или становится весьма капризным аппетит, клонит в сон, снижается память, появляется раздражительность и агрессивность и т.п.

Соединительнотканная структура представлена практически всеми агрегатными состояниями (жидкость, кристалл, гель и т.д.), которые ассоциируются с процессами жизни вообще. «Переходы форм соединительной ткани из одного фазового состояния в другое определяют сам факт подвижности системы, характеризующей наличие жизни как факта, -- пишет А.А. Алексеев. -- Это мы наблюдаем при свертывании крови, лимфы, развитии опухолей, развитии тугопод-вижности в суставах, нарушении иммунитета. Достаточно уменьшить скорость движения жидких компонентов соединительной ткани, и все другие ее фазовые состояния тотчас перестраиваются, чтобы компенсировать «нанесенный ущерб». Все прочие ткани реагируют только после того, как произошли «фазовые переходы» в соединительнотканной системе: в разной степени изменились свойства крови, костей, гелей, связок и т.д.».

Лауреат Нобелевской премии И.И. Мечников еще в начале XX в. сказал: «Человек стар настолько, насколько стара его соединительная ткань». Это исчерпывающее определение, в сущности, говорит о том, что мечта человечества об эликсире молодости скрывается в тайне соединительной ткани. Для нейропсихолога эта тайна представляется потенциально раскрываемой (пусть даже в весьма отдаленной перспективе) и привлекательной тем, что центральная регуляция всех функций соединительной ткани обеспечивается прежде всего стволовыми и гипоталамо-диэнцефальными (в том числе гипоталамо-гипофизарны-ми) системами мозга.

Но это лишь часть уникальной роли этих мозговых образований. Гипоталамо-диэнцефальные структуры мозга держат в определенной функциональной зависимости выше- и нижележащие уровни нервной, психической, нейроэндокринной, соматовегетативной регуляции. Причина этому -- их глобальная (действительно уникальная по сравнению со всеми другими системами) заинтересованность в актуализации доминирующей мотивации, а соответственно всего спектра когнитивных и эмоциональных процессов. Ведущая роль в опосредовании ритмологических, биофизикохимических, нейрогуморальных и иных, в целом адаптогенных паттернов организма. В формировании активационно-тормозного баланса мозга и организма вообще, различного рода патологических (эпилепто- и галлюцинациогенез, зависимости разного рода, искажение влечений, летаргия и т.п.) и паранормальных (измененные состояния сознания, ясновидение и т.п.) эксцессов.

Такая единственная в своем роде пространственная мозговая организация широкого круга как бы отдаленных друг от друга феноменов и детерминирует функциональную уникальность гипоталамо-диэнцефального комплекса, о чем в свое время, еще не обладая всей совокупностью данных, которыми мы оперируем сегодня, говорил великий В. Пенфильд (1952) в «центрэнцефалической» теории.

В нейропсихологии существует аксиома, лежащая в основе синд-ромного анализа: мера взаимовлияния (паритетности, интерференции, реципрокных взаимодействий и т.п.) двух психологических явлений (в норме и патологии) тем выше, чем ближе зоны мозга, эти явления реализующие, чем меньше функциональная дистанция между ними. На сравнительно небольшом пространстве гипоталамо-диэнце-фальных области (то есть, в сущности, при отсутствии такой дистанции) разворачивается единовременно и взаимозависимо по меньшей мере сотни фундаментальных для жизни процессов.

Следовательно, наш диагностический и коррекционный аппарат должен определяться возможностью максимально достоверного междисциплинарного их рассмотрения как со стороны центрального, так и периферического регулирования. Именно поэтому изначально (еще в 90-х гг. XX в.) при моделировании нейропсихологической технологии к анализу отклоняющегося поведения (Семенович, Архипов, 1991--1995) был заложен фундамент научно-прикладного взаимодействия собственно нейропсихологии с телесноориентированной парадигмой и натуропатическим подходом.

Апробация и внедрение этой модели были бы невозможны без творческого активного участия наших студентов (сразу ставших незаменимыми сотрудниками) и коллег, специализировавшихся в области телесноориентированной психотерапии: В.М. Шегая, AM. Бодон, В.В. Можайского, Е.А Воробьевой, Н.А. Ивановой, Л.С. Назаровой, Л.В. Константиновой. Им, а также моим бесценным друзьям и коллегам в области натуропатии, мануальной терапии и других немедикаментозных технологий: докторам М.М. Хегай, И.Л. Урбанович, К.А. Шляпникову -- моя неизменная любовь и благодарность. Многолетние наблюдения за их мастерской работой (ведущейся параллельно или внутри нейропсихологического сопровождения), интереснейшими феноменами и эффектами позволили мне -- нейропсихологу -- в качественно ином, новом свете увидеть (а следовательно, пытаться решать) проблемы онтогенеза.

Такой «синклит», работая, по определению, как своего рода постоянно действующий «консилиум», позволяет: 1) достаточно достоверно описать исходный статус ребенка именно как нейропсихосома-тический; 2) выработать стратегию и тактику сопровождения данного типа развития в обоих направлениях -- центробежном и центростремительном (то есть от мозга к телу и наоборот), многократно при этом активируя соответствующие психические звенья; 3) оптимизировать коррекционный (абилитационный, профилактический) процесс, поскольку каждый из этих маршрутов, не говоря уже об их единовременном внедрении, ведет к элиминации дизонтогенетических процессов в целом; ведь конечная мишень в каждом случае у них одна.

Это первое и главное следствие из приведенной выше нейро-психологической аксиомы: единство/территориальная близость мозговой организации различных психологических феноменов инвариантно предполагает иррадиирующий, «веерообразный» эффект (создаваемый совокупностью положительных и отрицательных обратных связей) работы с одним из них на все остальные. Нужно просто представлять себе, хотя бы в общем плане, строение таких нейропсихосоматических альянсов.

Энергоинформационные магистрали находятся в неразрывном взаимодействии, что и является базой для формирования многоуровневых механизмов и процессов оптимальной адаптации ребенка к собственному онтогенезу и условиям его протекания. Негативным отражением этого факта сегодня является практически стопроцентная актуализация в детской популяции системных явлений различных вариантов дизонтогенеза психических и соединительнотканных дисфункций. Что, собственно (помимо чисто абстрактных, теоретических рассуждений), и послужило отправной точкой для выдвижения гипотезы о наличии надсистемного (соединительнотканно-нейропсихологического) механизма дизонтогенетических процессов в современной детской популяции (Семенович, Архипов, 1995; Семенович, 2000--2004). В этом ракурсе перестает быть необъяснимой актуализация различных вариантов психического дизонтогенеза в обрамлении соматических и психосоматических эксцессов. Становится очевидным (хотя и требующим длительного, скрупулезного изучения) синдромальное единство источников и сущности, казалось бы, не имеющих точек соприкосновения феноменов: пониженные пороги возбудимости мозга и аллергии/остеопатии, мышечные и сосудистые дистонии/асинхронии и эмоционально-потребностные/когнитивные (вплоть до психопатологических) девиации.

Исследование и описание дисгенетического синдрома -- наиболее часто встречающегося варианта отклоняющегося развития в современной детской популяции -- убедительно раскрыло и подтвердило определяющую роль стволовых и гипоталамо-диэнцефальных структур мозга в формировании этих надсистемных патофеноменов. Остается теперь совсем немного -- выявить и обсудить интимные механизмы этого явления, их этиологию, возрастную динамику, иерархию патогенетических составляющих такого рода онтогенеза.

Впрочем, онтогенез -- понятие в реальности непрерывное. Поэтому, хотя и не желая быть плохим пророком, не могу не высказать предположение, что о надсистемном соединительнотканно-нервном дефиците вскоре придется задуматься (как всегда, с опозданием) не только специалистам в области онтогенетических проблем. Напомню, что той категории детей, у которой был зафиксирован резкий скачок встречаемости дисгенетического синдрома, сегодня уже двадцать лет... А ведь «след дизонтогенеза» безусловно нестираем, хотя может долгое время пребывать в латентном состоянии. Длительность такого относительно спокойного периода будет определяться тем, насколько скоро на жизненном пути человека возникнут дистрессовые (психогенные или общепатогенные) ситуации и эксцессы.

Многолетние наблюдения позволяют утверждать, что в современной детской популяции имеет место очевидное накопление феномена псевдопроцессуальности -- актуализации тех или иных патологических стигм, связанных не с первичным дефицитом какой-либо системы организма (в частности -- мозга), а с процессами ее декомпенсации. Например, такова псевдопроцессуальная функциональная квазиправополу-шарная дисфункция, первопричиной которой оказалось накопление в роду (в большей степени по материнской линии) критической массы сердечно-сосудистых, эндокринных заболеваний и остеопатии. С другой стороны, явно возрастает число случаев псевдопроцессуального психосоматического дефицита, первично связанного с недостаточностью мозгового обеспечения механизмов адаптации (нейробиологических, аффективных, мотивационно-потребностных, когнитивных).

Обнаруживается все больше случаев задержек речевого развития по сенсорному типу, протекающих в едином симптомокомплексе с той или иной формой почечной недостаточности в роду или актуально у самого ребенка; здесь же имеют место постоянные жалобы на страхи и повышенную тревожность. Функциональный кардиодефицит практически всегда высоко коррелирует с дизонтогенезом схемы тела и пространственных представлений, апатией, субдепрессивными и депрессивными состояниями. Сегодня у нас нет корректной и валидной объяснительной модели для интерпретации такого рода дизонто-генетических явлений. Налицо лишь ряд гипотетических предположений. Однако я не удивлюсь, если какой-нибудь специалист из смежных областей, прочтя эти строчки, пожмет плечами и скажет: «Это же тривиально». В результате, я надеюсь, возникнет тот самый диалог, который обозначен выше как поиск межтеоретической парадигмы.

Однако уже сегодня эти факты требуют особого внимания, изучения и разработки принципиально новой системы диагностических, коррекционных и профилактических методов. А главное -- новой точки отсчета для описания, анализа и объяснения этой феноменологии. В ином случае с неизбежностью обнаружат себя (и, кстати, обнаруживают постоянно) ошибки квалификации, а, следовательно, разноплановость и неэффективность медико-психолого-педагогического сопровождения исходного дизонтогенетичнеского синдрома.

Отчего же именно развивающийся мозг должен быть выбран (или хотя бы всерьез учитываться) в качестве единой, равноудаленной ото всех вариантов онтогенеза/дизонтогенеза точки отсчета?

Во-первых, это универсальный критерий, относительно которого могут быть сравнимы различные варианты психического развития: мозг есть у всех. Представляется, что такой подход дает в руки исследователю валидный инструментарий для их описания и сопоставления. Тем более что только в нейропсихологии, благодаря богатому методическому арсеналу, имеется доступ к выявлению и факторному анализу интимных, подчас замаскированных механизмов препатологического состояния тех или иных психических функций.

Во-вторых, мозговая репрезентация психических факторов (артикуляторного, фонематического, кинетического, структурно-топологического и т.д.) не просто одна из важнейших характеристик человека. Главное заключается в том, что к определенному возрасту -- оценки разные, но вероятнее всего, это 2--3 года -- она складывается окончательно и неизменно. Функциональная организация человеческого мозга при любом варианте онтогенеза детерминирована глобальными эволюционными и нейробиологическими закономерностями. Именно поэтому нельзя изменить мозговую организацию психологических факторов. Можно лишь путем различных методов воспитания активизировать различные зоны мозга, которые на каждом возрастном этапе образуют индивидуальный межфакторный, функциональный ансамбль для опосредования определенного психического процесса. Или путем коррекционных (абилитационных, формирующих, обучающих) воздействий активизировать те или иные зоны головного мозга, заставить их включиться в обеспечение «безразличных» им психических параметров специфическим именно для них образом, то есть направленно, сформировать новые межфакторные и межфункциональные связи.

Собственно, в активном, постоянном изменении мозговой организации психических функций, процессов, их констелляций, а соответственно психологического строения состоит суть нейропсихологической подоплеки модификаций поведения (неразрывно связанных с обучением). Причем драматургия эта разворачивается независимо от того, актуализируется ли она осознанно самим человеком или жестко регламентирована извне; как правило, особенно по ходу взросления, имеет место тенденция к равноценному, взаимообогащающему влиянию этих двух условий. А затухание, торможение этого процесса ощущается, переживается человеком как психологический застой и тупик.

Анализ в рамках теории А.Р. Лурия оптимален и продуктивен именно потому, что ее аксиомы и постулаты (в первую очередь системность, историзм, включенность в широкий нейробиологический контекст) позволяют максимально полно описать закономерности онтогенеза мозговой организации поведения человека, что существенно расширяет возможности и границы интерпретации. Ведь независимо от того, имеем ли мы дело с ребенком-астматиком, невротиком, ребенком с пороком сердца, энцефалопатией, опухолью, травмой головного мозга или с вундеркиндом, его психическое развитие протекает на фоне и за счет бурно развивающихся структур и систем его мозга. Причем последнее строго подчинено базисным нейро-биологическим закономерностям, актуализирующимся в конкретных социальных условиях.

Мозг ребенка является системоорганизующим центром, по своему статусу предуготованным для дублирования в нем и модулирования всех жизненно важных функций. Общеизвестно, что не существует дизадаптивных состояний, протекание которых не было бы отражено в специфической функциональной церебральной недостаточности. И напротив, вне зависимости от наличия или отсутствия у ребенка того или иного диагноза он достаточно универсально будет реагировать на прохождение тех критических точек своего развития, где функциональная организация мозга кардинально меняет свои динамические и статические характеристики (например, 3--4-й месяц внутриутробного развития или 9 лет).

Нейробиологическое и функциональное развитие мозга в онтогенезе стремится к поэтапному закреплению иерархии дифференцированных подкорково-корковых, внутри- и межполушарных взаимодействий. При этом различные мозговые структуры и системы созревают неодновременно: так, субкортикальные образования уже к моменту рождения ребенка достигают 75% готовности относительно взрослой нормы, в то время как морфогенез, например, лобных отделов мозга заканчивается лишь к 12--15 годам.

И тем не менее на всем протяжении развития ребенка, начиная с внутриутробного периода, каждая мозговая система привносит в этот системно-динамический процесс свой индивидуальный «талант», специфический вклад, постоянно видоизменяющийся в зависимости от конкретного возрастного периода и степени востребованности извне. Более того, в ходе цереброгенеза одновременно имеют место несколько, казалось бы, разнонаправленных процессов.

Так, например, факт длительного, позднего, как указывалось выше, морфофункционального формирования передних отделов мозга сочетается с опережающей их закладкой и ростом в эмбриогенезе. Таким образом, создается ситуация, когда внешне еще инактивные зоны мозга уже принимают участие в формировании мозговой организации психической деятельности человека.

Рис. 1. Формирование мозговой организации психических процессов в онтогенезе (Семенович, Архипов, 1995)

Сегодня еще невозможно проанализировать все многообразие процессов, происходящих в мозге ребенка начиная с внутриутробного развития: градиенты роста, направления, скорости отдельных параметров морфофункционального цереброгенеза и их взаимодействий. Остановимся кратко на описании основных векторов формирования кортикализации любой психической функции в онтогенезе, отраженных на рис. 1.

Очевидно, что, по сути, речь идет не о четырех, а об одной трехмерной модели, которая должна быть получена путем наложения данных плоскостных изображений друг на друга. Модель отражает тот факт, что формирование мозговой организации психических процессов в онтогенезе происходит от стволовых и подкорковых образований к коре головного мозга (снизу вверх), от правого полушария мозга к левому (справа налево), от задних отделов мозга к передним (сзади вперед); апофеозом церебрального функционального онтогенеза являются нисходящие влияния от передних отделов левого полушария к субкортикальным (сверху вниз).

Все эти процессы являются необходимой предпосылкой, базисом для обеспечения стабильных межфакторных и межфункциональных взаимоотношений между различными операциональными и регуляторны-ми уровнями целостной психической деятельности. При этом срок перехода от одного этапа к следующему жестко детерминирован объективными нейробиологическими законами, что необходимо учитывать, требуя от ребенка выполнения той или иной задачи. «Своевременность решает все!» Поскольку это положение, несмотря на его классическое происхождение и очевидность, не всегда учитывается в практике и в ходе теоретического осмысления имеющихся дизонто-генетических феноменов, остановимся на нескольких примерах.

Энергия мозга конечна в каждый отдельный момент онтогенеза человека; более того, в ходе развития ребенка она ситуативно направлена в достаточно узкое русло, заданное его индивидуальной генетической программой. Если задача, предлагаемая ребенку социумом, входит в противоречие с актуальной для его мозга ситуацией или просто опережает ее, происходит энергетическое и информационное обкрадывание. Наиболее вредоносно это сказывается на статусе тех процессов, которые в этот конкретный момент времени активно развиваются.

Ярким примером такого неадекватного перераспределения церебральной энергии является раннее (в 2--3 года) обучение ребенка буквам и цифрам. Указанная неадекватность такого акта определяется прежде всего тем, что он входит в противоречие с основополагающими, широкоизвестными закономерностями психического развития, обозначаемыми представителями разных психологических школ (А. Фрейд, М. Клайн, Л.С. Выготский, К. Левин, Д.Б. Эльконин и др.) как кризисный период.

Многократно эмпирически доказано, что в этом случае реакция, которая может быть и отсроченной во времени, обнаруживает себя в Различного рода эмоционально-личностных девиациях, склонности ребенка к частым заболеваниям, аллергических явлениях, элементах логоневроза, дизартрии, тиках и навязчивых движениях.

С точки зрения нейропсихологической все эти патофеномены свидетельствуют о том, что их мозговая организация связана с препа-тологическим состоянием подкорковых образований головного мозга. Иными словами, опережающая нагрузка на кортикальные отделы мозга, которая неизбежна при обучении чтению, письму или счету, в силу своей энергоемкости «истощила» находящиеся в сензитивном периоде развития субкортикальные образования. Но ведь выше было отмечено, что последние завершают свое морфофункдиональное развитие (а следовательно, утрачивают свойства пластичности) очень рано и, таким образом, не имеют достаточных ресурсов для реадаптации.

Еще более экзотично выглядит ситуация, когда на фоне высоких достижений в области литературы и математики эти дети демонстрируют вопиющую несформированность элементарных навыков. Как показывает неиропсихологическии анализ, парадокс этой ситуации состоит в том, что указанные автоматизмы, чтобы стать таковыми, в онтогенезе должны были быть многократно, стереотипно воспроизведены (то есть отперсеверированы). Такое инертное воспроизведение заданного операционального или поведенческого стереотипа -- один из важнейших онтогенетических механизмов. При условии опережающего развития передних отделов мозга феномен персевераторного поведения закономерно элиминируется и закрепления не происходит.

Опыт практической работы однозначно констатирует, что эффективность абилитационных или коррекционных мероприятий прямо связана с возрастом ребенка. Вплоть до 7 лет активное развитие его мозга, обусловливающая пластичность церебральных систем (из-за отсутствия жестких мозговых и, шире, нейросоматических связей), привносит огромный аутокоррекционный потенциал в процесс психолого-педагогического сопровождения, что подчас производит впечатление чуда. По мере взросления ребенка это волшебство тает на глазах: демаркационной линией является 9-летний возраст.

К этому периоду по всем нейропсихологическим и нейробиоло-гическим законам мозг (прежде всего его задние отделы) принципиально завершает свое интенсивное развитие. Его функциональные связи становятся все более жесткими и малоподвижными; одновременно вектор и характер операционального обеспечения психической деятельности выглядят все более экстенсивными. 9 лет -- один из тех рубежей, где начинается закономерный инвариантный поворот всей системы координат энергоактивационного статуса мозга.

В этом возрасте, безусловно, заявляет о себе требование к насыщению систем саморегуляции, связанных с речевым опосредствованием собственного поведения, завершается формирование элект-рофизиологических механизмов произвольного внимания. Иными словами, все энергетические векторы и ресурсы мозга обращаются к передним отделам левого полушария.

Это обнаруживает себя (в норме) в том, что начинают возникать определенные псевдопроцессуальные патофеномены, достигающие своего апогея к 11--12 годам и проявляющиеся внешне в «подростковом кризисе». Фасадно они свидетельствуют как бы о функциональной дефицитарности правого полушария и глубинных структур мозга (снижается нейродинамика, шумозащита и избирательность психических процессов, нарастает число метрических и структурно-топологических ошибок и т.п.).

Однако нейропсихологический анализ показывает, что описанное -- отражение некоего закономерного сюжета, в котором энергообеспечение операциональных звеньев и уровня непроизвольной саморегуляции психической деятельности перестраивается, элиминируется в пользу большей активации произвольной саморегуляции, самоконтроля, саморефлексии ребенка. Эти фило- и онтогенетически «юные», а потому сензитивные психологические системы постоянно обкрадываются из-за закономерной возрастной перестройки нейро-эндокринной, вегетативной, а следовательно, аффективной саморегуляции. Происходит неизбежный, достаточно протяженный конфликт, борьба между этими двумя системами за питательные вещества, энергию и мозговые ареалы. Внешне же это проявляется как когнитивные и эмоционально личностные девиации. Нейропсихологически очевидна прямая зависимость «зло- или доброкачественности» этой борьбы и ее исход от изначальной готовности, морфофункциональ-ной зрелости передних отделов мозга: то есть возрастной сформированное у ребенка функций программирования и контроля за собственным поведением.

Коррекционный же процесс, равно как и абилитационный, начиная с этого возраста, становится все более регламентированным извне, подчас приобретая характер муштры; одновременно имеет место нарастающее истощение внутренних компенсаторных функциональных возможностей ребенка. Этот трюизм известен любому профессионалу и каждому взрослому, в семье или окружении которого есть дети этого возраста.

Далее эта тенденция становится уже традицией, очевидной каждый раз, когда мы профессионально или по-дружески пытаемся помочь взрослому человеку перестроить его «картину мира»: совокупность его ригидных операциональных и саморегуляторных навыков. Возражение по поводу того, что не у всех она таковая, дезавуируется очевидным фактом: людям с пластичной организацией психологических (нейропсихосоматических) систем помощь профессионала, как правило, не требуется. Это лирическое отступление -- легкий поклон в сторону многих родителей, которые «всегда делали все для своего ребенка» и не понимают, «в кого он такой». Обозначенная «ригидность» чаще всего -- семейное достояние, и корригируется она только системно; но это уже сфера влияния специалистов в области детско-родительских отношений. Говорю же об этом здесь, чтобы констатировать непреложный факт: эти отношения не свободны от нейропсихосоматической компоненты, которую следует хотя бы учитывать.

Чтобы более полно проанализировать описанные процессы, рассмотрим в общем плане специфику формирования межсистемных нейропсихологических констелляций. К этой теме мы обратимся более подробно в следующем разделе, но здесь хотелось бы обозначить в самом общем виде ряд важных положений. Это актуально, поскольку именно морфофункциональный онтогенез горизонтальных (межполушарных) и вертикальных (корково-подкорковых) взаимодействий является нейробиологическим каркасом развивающейся личности ребенка.

Например, известные всем лево-правополушарные дихотомии «речь -- соматогнозис», «сукцессивные синтезы -- симультанные синтезы», «снижение продуктивности -- искажение продуктивности», «персеверации -- конфабуляции», проявляющиеся в норме и патологии, не даны человеку изначально (хотя потенциально в свернутом виде и заложены инвариантно). Инвариантно в том смысле, что у всех. Это доказывается элементарно: принципиально не существует такой способности или навыка (в том числе фасадно-патологическо-го), которым нельзя было бы в нормативных условиях обучить, то есть развить. Вопрос состоит в другом: у каждого конкретного человека потенциальные ресурсы этих отдельных способностей (и их целостный ансамбль) -- равно как и способностей к обучению -- различны; различны и условия их возникновения и полноты реализации.

Но выстраиваются все эти варианты и паттерны психики в ходе длительных преобразований функциональной асимметрии и взаимодействия полушарий мозга, вследствие которых и возникают полу-шарные локусы контроля (доминантность правого или левого полушария) за протеканием тех или иных звеньев, аспектов, уровней и этапов целостного поведения.

Здесь намеренно приведено несколько бинарных, полушарных оппозиций в норме и патологии, ввиду того, что латерализованная церебральная специализация и в том и в другом случае должна быть сформированной. Иными словами, тот или иной патофеномен, прежде чем возникнуть, должен опереться на устойчивые мозговые механизмы, иначе неизбежны ошибки квалификации, когда псевдопроцессуаль-ность принимается за истинный дефект и соответственно лечится, корригируется. Данное положение не всегда учитывается при анализе дизонтогенетических явлений, что часто приводит к методологическим казусам.

Одним из таковых является употребление термина «афазия» применительно к детскому возрасту. Но афазия есть нарушение целостной речевой деятельности, вследствие выпадения одного из ее операциональных или регуляторных звеньев (факторов), связанного с поражением определенной зоны мозга, функционально зрелой для полноценного опосредования данного фактора. Очевидно, что речевые дисфункции в детском возрасте никак не удовлетворяют данному определению ни с психологических, ни с морфофункциональных позиций.

В целом же одни и те же патологические стигмы у детей и взрослых, как правило, имеют разную мозговую организацию. То, что у взрослых является следствием гипофункции соответствующей зоны мозга, у детей может свидетельствовать в пользу ее гиперфункции. Аналогичный (по форме) взрослому патологический симптомокомплекс у детей может (по содержанию) сигнализировать о вторичной -- а иногда и третичной -- задержке функционального формирования соответствующих церебральных систем.

Но иногда это -- свидетельство начала функционального растормаживания инактивной прежде зоны мозга. Динамика коррекционного воздействия показывает, что внешне дебют включения определенной мозговой структуры в актуализацию специфического для нее психологического фактора выглядит как нарастание характерной де-фицитарной симптоматики. Кстати, этот классический сюжет неизменно возникает в виде агрессии в психотерапии и считается достоверным доказательством эффективной групповой (индивидуальной) динамики. Нейропсихологически это описывается сухо и кратко: «Мы регистрируем и констатируем дебют функционального включения лобных структур (прежде всего левого полушария) в опосредование поведения пациента».

У каждой психической функции и функционального звена (фактора) есть своя программа развития, включающая относительную дискретность, гетерохронию, фазовые динамические характеристики процессов формирования. Знание схемы развития способствует более четкому пониманию причин и места поломки, то есть дифференцированному подходу к отклоняющемуся онтогенезу как составной части общепопуляционной картины индивидуальных различий.

Повседневная реальность такова, что один ребенок начинает говорить в год, а читать в три, в то время как другой лишь ко второму классу с трудом усваивает послоговое чтение и к тому же не уверен, что точно узнает все буквы, не говоря уже о таблице умножения. У этого -- абсолютная грамотность, а тот, вызубрив наизусть все правила, делает в каждой строчке по четыре ошибки... Изучить эти явления, попытаться вскрыть закономерности, стоящие за ними, наконец, помочь ребенку -- задача междисциплинарная. В ее решение включены врачи, физиологи, психологи, педагоги, дефектологи и т.д. Нейропсихологический метод синдромного анализа состояния психических функций у детей, по А.Р. Лурия, бесспорно доказал свою высочайшую информативность и валидность.

Нейропсихология детского возраста -- наука о формировании мозговой организации психических процессов в онтогенезе. Одной своей стороной она обращена к законам превращения ансамблей мозговых систем и подсистем (дискретных, асинхронно и гетерохронно развивающихся) в единый комплекс опосредования целостного поведения человека. С другой стороны, она создана А.Р. Лурия, его учениками и последователями как системно-динамический, факторный подход к строению и анализу развития психологических функций и процессов в их взаимодействии.

В качестве базового в нейропсихологии детского возраста выступает представление о том, что нейробиологическая предуготованность той или иной мозговой системы и ее востребованность извне-- две стороны одного и того же процесса развития.

Особо подчеркнем, что природная, а тем паче -- социальная депривация не просто негативно отражается на психическом развитии: она попросту приводит к «дистрофии» церебральных систем. Известно, что на нейрональном уровне в условиях депривации прекращается рост дендритных сетей. Наблюдавшиеся в рамках настоящего исследования современные «Маугли» (дети, до трех лет воспитывавшиеся в семьях глухонемых) характеризовались морфофункциональным недоразвитием левого полушария и мозолистого тела, что было верифицировано объективными (компьютерная томография, ЭЭГ и т.д.) параклиническими и клиническими методами.

Адаптация ребенка к тем канонам, которые предъявляются ему в процессе психического развития, обеспечивается поэтапно. Стимуляция от социума вообще извне превращает потенциальные ресурсы его мозга в актуальные и детерминирует характер цереброгенеза. Иными словами, мозг (развивающийся от нейрона к центральным системам) _и психическая деятельность (развивающаяся от фактора или, точнее, «предфактора» к межфункциональным поведенческим комплексам) образуют в онтогенезе два взаимообусловливающих, сливающихся в единое русло потока, подчиняющихся универсальным эволюционным законам.

Представляется, что нейропсихологический подход является не только и не столько феноменологическим. Он в первую очередь герменевтический, то есть ставящий перед собой задачу нахождения в многослойной структуре дизонтогенетического явления исходного, первичного патогенного фактора, служащего базисом для возникновения того или иного типа отклоняющегося развития, следствием которого и являются различные варианты учебной и поведенческой дизадаптации ребенка.

Нейропсихологический метод действительно занимает особое место в ряду научных дисциплин, обращенных к проблеме психического развития в норме и патологии. Только он позволяет оценить и описать те системно-динамические перестройки, которые сопровождают онтогенез ребенка с точки зрения его мозгового обеспечения.

Нейропсихологический метод является единственным на сегодняшний день валидным аппаратом для оценки и описания всей этой многоликой реальности, поскольку изначально ориентирован на системный анализ взаимодействия мозга и психики как взаимообусловливающего единства. Это утверждение -- не гордыня нейропсихолога; его правомерность подтверждается повсеместной, неуклонно нарастающей ассимиляцией нейропсихологии в различные области педагогики, медицины и психологии. Опыт нейропсихологического консультирования и коррекции детей с отклоняющимся развитием наглядно доказал свою адекватность, надежность и информативность.

Во-первых, практически однозначно решается дифференциально-диагностическая задача: в результате обследования выявляются базисные патогенные факторы, а не актуальный уровень знаний и умений. Ведь внешне и патохарактерологические особенности ребенка, и педагогическая запущенность, и первичная несостоятельность фонематического слуха могут проявляться одинаково -- «двойка по литературе» или «синдром дефицита внимания».

Во-вторых, только с помощью нейропсихологического анализа, опираясь на качественные, синдромальные критерии фасадно схожих симптомокомплексов, а не на выраженность дефицита или ведущий (центральный) патофеномен, можно вскрыть механизмы, лежащие в основе дизадаптации ребенка, оценить состояние отдельных функциональных звеньев (операциональных и регуляторных) его психической деятельности как «несформированность», «аномалию» или «атипию». И соответственно подходить к разработке специфических (особым образом ориентированных и иерархизированных) коррекционных и абилитационных мер.

Обобщая все сказанное в данном разделе, обозначим тезисно основные предиспозиции приоритетного участия нейропсихологии в решении широкого круга дизонтогенетических проблем, характерных для современной детской популяции.

Психологи, педагоги, врачи констатируют катастрофическое нарастание целого ряда патофеноменов: обилие сосудистых и костно-мы-шечных проблем; снижение иммунных механизмов и десинхроноз различных систем организма (ритмика мозга, почки, поджелудочная железа, желчевыводящие системы и т.д.) ребенка. Явный скачок и резкое снижение возрастного порога делинквентного поведения, агрессивности и токсикомании. Масса детей демонстрируют задержки и искажения психо-речевого развития, дисграфии, несформирован-ность произвольной саморегуляции и т.д.; различные психопатологические феномены (повышенную возбудимость/истощаемость, склонность к неврозо- и психопатоподобным явлениям); соматическую и психосоматическую уязвимость. И в целом -- эмоционально-личностную и когнитивную неготовность к обучению.

С точки зрения нейропсихологического подхода это во многом связано с высокочастотной актулизацией в современной детской популяции «дисгенетического синдрома»: внутриутробной и/или возникшей в младенчестве дисфункции, органической или функциональной, наиболее рано созревающих, подкорковых (в первую очередь -- стволовых, ростральной частью которых является гипоталамо-диэн-цефальная область) структур мозга. Подробному описанию этого типа отклоняющегося развития посвящен большой раздел настоящего издания.

Его негативные последствия для онтогенеза в целом нейропсихо-логически заключаются в нарушениях и/или искажениях становления и подкорково-корковых, и межполушарных взаимодействий, включая ди-зонтогенез фунциональной специализации правого и левого полушарий мозга. На психическом уровне это выглядит, в частности, как варианты дизонтогенеза речевой деятельности, синдромы гиперактивности и дефицита внимания на фоне повышенной эпиготовности, несфор-мированность произвольной саморегуляции, в целом -- учебная и социальная неуспешность.

Очевидно, перечисленные патофеномены, в совокупности с отмеченными выше тенденциями к нарастанию соединительнотканных Дисфункций и специфической информационной депривированнос-тью, являются компонентами единой системной дизадаптации. Следовательно, и анализировать их необходимо системно, базируясь не только на специальных знаниях, но и на универсальных нейробиологичес-ких и социокультурных закономерностях развития, начиная с эмбрионального периода.

Наиболее уязвимые в современной детской популяции, субкортикальные системы наряду со своими нейродинамическими, распределительными и коадаптационными задачами обеспечивают нейросо-матически реализацию наиболее жестких, генетически заданных, врожденных моделей психической актуализации, механизмов рефлекторного обеспечения, импринтинга и кондиционирования как основы обучения, экстраполяционного поведения.

В речи, например, помимо чисто неврологических и физиологических аспектов, они инициируют дебют базовых жесто-мимических, вокализационных, пред- и невербальных (вкус, запах, осязание и т.п.) каналов коммуникации, межфункциональных альянсов с другими психическими процессами на сенсомоторном уровне. А в общем -- ответственны за формирование условий и интегративных механизмов удовлетворения исконных потребностей разного ранга (витальных, коммуникативных, саморазвития).

Такая глобальность онтогенетических функций, думается, заслуживает междисциплинарного обсуждения проблем онтогенеза в контексте высокой частоты заинтересованности указанных систем мозга в возникновении различных препатологических и патологических состояний. Более тщательного межтеоретического анализа их значения для реализации процессов развития в контексте индивидуальных различий в современной детской популяции.

Собственно нейропсихологическая стратегия и тактика этого подхода реализованы в «методе замещающего онтогенеза» (Семенович, Архипов, 1995; Архипов, Гатина, Семенович, 1997; Семенович, 2000, 2002, 2004; Семенович, Воробьева, Сафронова, Серова и др., 2001). Метод замещающего онтогенеза -- в технологии комплексного нейропси-хологического сопровождения (диагностика--профилактика--коррекция--абилитация--прогноз) отклоняющегося развития, который эффективно внедряется в психолого-медико-педагогическую практику.

В настоящее время разработки ведутся в русле адаптации программы «Развитие психологического здоровья ребенка» к проблемам ранней профилактики отклоняющегося развития. Это предопределяется объективными требованиями, предъявляемыми сегодня практическим психологам. Дизонтогенетическая картина становится все более многофакторной и разнообразной, что требует создания опережающих схем и алгоритмов психолого-медико-педагогического анализа имеющей место феноменологии.

Первоочередным при этом является создание базы данных, в которой была бы максимально отражена вся совокупность патогенных/ компенсаторных факторов отклоняющегося развития. Эта задача решаема только в ходе непременного межтеоретического обсуждения и непосредственного участия специалистов самых разных направлений, поскольку даже из описанного выше очевидно: над- и межсистемные дизонтогенетические процессы требуют изоморфного им «над- и межсистемного» профессионального сопровождения.

Наличие такого информационного комплекса в принципе создает возможность не только своевременного выявления «групп риска», но и научно обоснованного междисциплинарного прогнозирования процессов развития. А следовательно, создания адекватных им диагностических и коррекционных (реабилитационных, профилактических, абилитационных) моделей медико-психолого-педагогического сопровождения процессов развития в норме и при различных вариантах отклоняющегося развития.

Размещено на Allbest.ru