Влияние художественной литературы на формирование личности

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Влияние художественной литературы на формирование личности

Неизменно восторженное отношение к произведениям литературы, которые принято считать классикой в России, внушается ещё со школьной скамьи, а то и раньше. Вместе с отношением к книгам как таковым формируется и отношение к героям этих книг, они становятся нравственными идеалами. Однако, всегда ли хорошая книга задаёт правильные идеалы для развития личности? Здесь следует пояснить, что под качеством книги подразумеваются не только те идеи, принципы и идеалы, что заложены в ней, но и художественный стиль, мастерство развития сюжета, художественные приёмы и образы.

Данная статья не преследует цели определить художественный уровень того или иного произведения и тем более создать некую оценочную классификацию художественной литературы. Более того, все произведения, которые будут здесь упомянуты, с точки зрения автора статьи являются замечательными по своему эстетическому уровню, как бы ни порицалось их влияние на формирование личности. Это можно пояснить следующим сравнением: необходимейший в определённых ситуациях антибиотик может быть не только лекарством, но, в случае передозировки, приёме с другими плохо совместимыми препаратами или просто в случае ошибочного диагноза способен нанести сильнейший вред организму. Кроме этого следует учитывать, что после приёма антибиотиков рекомендуется восстанавливать баланс в организме, т.к. как антибиотики убивают без разбора и вредные, и полезные бактерии. Конечно подобный медицинский подход многим «возвышенным» культурологам и литературоведам покажется недопустимым по отношению к «тонким материям» художественной литературы, для чего ещё раз следует подчеркнуть, что речь пойдёт не о самой литературе, а о её влиянии на формирование психики личности. Причём важнейшие этапы этого формирования происходят во время обучения в школе и следующих учебных заведениях, где учащиеся и сталкиваются с литературной программой. литературная художественный индивид мировоззрение

Принципы формирования литературной программы до сих пор крайне формальны. Задачей образовательной дисциплины «Литература» является познакомить (и проконтролировать это знакомство в рамках «прочёл ли?») учащегося с содержанием произведений определённых авторов. Влияние этих произведений на формирующуюся психику никто не учитывает. Априори считается, что знакомство с данными произведениями сделает человека «культурнее», то есть более развитым.

Но так ли это?

Коротко о взаимодействии художественной литературы с восприятием: художественный текст стремится как бы обойти уровень рассудочного восприятия. Пока рассудок следит за сюжетом, художественные приёмы взаимодействуют с эмоционально-чувственной сферой, проникая через неё напрямую к нашему бессознательному. Таково назначение всех метафор, эпитетов, метафорических эпитетов, метонимий, парафразисов, тестовых обыгрышей, особенностей построения предложений и прочего. Так, применение метафорического эпитета «злой дождь» (хлещущий по лицу) передаёт состояние автора более точно, чем какое-либо длительное описание. Причём именно передаёт, а не описывает, позволяя логическому мышлению проанализировать и составить представление о состоянии героя, а передаёт - целиком и полностью, апеллируя к бессознательным ассоциациям.

На этом же уровне закладываются и определённые идеалы, которые несёт в себе книга. Необходимо пояснить, что вкладывается в понятие «идеалы» - это принципы, по которым живут герои книги, их убеждения, одним словом всё то, что читатель невольно копирует в свою систему ценностей. Она же и система субъективной оценки чего-либо в обществе, в межличностных отношениях, а так же и самого себя, своих устремлений и поступков.

Вот здесь и возникает первая опасность. По К.Г. Юнгу (4) наше бессознательное состоит из Персоны - то, что мы создаём сами, то каким мы хотим выглядеть, из Тени - всё то, что мы вытесняем из себя, то в чём мы никогда себе не признаемся, и Самости - всей суммы личностных и биологических особенностей, только проявив которые, человек способен достичь максимального развития. Однако часть Самости человек помещает в Тень и никогда не признается себе, что обладает чем-либо из этого, зато в Персону он часто приводит нечто противоречащее его природе, но симпатичное по каким-либо виртуальным соображениям, например, общественным стандартам. В процессе формирования Персоны и Тени художественная литература способна оказывать огромное воздействие.

Рассмотрим пример Татьяны из «Евгения Онегина».

В одном исследовании психотерапевт М.Е. Литвак (1) получил интересные данные: большинство девочек в старших классах школы в анкете достижений указали «найти человека», не стать человеком, а именно найти. Подобную жизненную позицию можно назвать «активной пассивностью». Татьяна представляет яркий пример такой позиции. Единственным социально-психологическим наполнением её личности, как сказано у того же Пушкина является «способность лёгкая страдать» (А.С. Пушкин стихотворение: «Я думал, сердце позабыло»). Татьяна мучительно решается написать Онегину, потом не менее страдальчески выслушивает его ответ, после вроде бы разочаровывается в нём, но в конце всё же снова страдает от его писем, и всё это преподносится как самая важная ценность. Процесс совершенствования, становления, самореализации для неё выглядит чем-то ненужным. Её блистание в свете при муже преподносится как единственно важное общественно проявляемое качество.

В «Грозе» Островского идеал страданий возводится в крайнюю степень - ставится выше жизни. Там же идеал успешности для женщин выставляется в самом мерзком виде Кабанихи. Вот оно: страдания в Персону, успешность в Тень.

Надо сказать, что часто, если женщины и преодолевают негативное отношение к самореализации и добиваются определённой успешности, то испытывают неясное чувство вины, что создаёт внутренний невротический конфликт, который по К. Хорни (3) является основной причиной торможения развития индивида. Иногда такие женщины создают себе психологическую защиту по принципу переноса. Убеждая себя и всех вокруг в том, что всеми своими достижениями обязаны кому-то (зачастую совершенно никчёмным фигурам). Так, известен случай, когда успешная женщина считала, что всего добилась только благодаря мужу (в чём убедила и его), однако, когда они развелись, тот благополучно спустил весь бизнес (юридически женщина оформила его на мужа), а она начала с нуля и снова поднялась, избавившись от психологической защиты при помощи психолога. Здесь виден внутренний конфликт: внушённый романтический идеал заставлял её чувствовать вину за свои успехи на пути самореализации, и, защищаясь от этой вины, женщина переносила все свои деловые достоинства на кого-либо. В другом случае также целеустремлённая женщина компенсировала свою вину перед идеалом, регулярно впадая в лирический образ. В этом образе она писала стихи. Но по-настоящему талантливыми из них были те стихи или хотя бы их фрагменты, где прорывалась её сильная натура. Но такие прорывы благополучно подавлялись ею, и далее шли стереотипные утрированно лирические штампы.

В о многом здесь же можно видеть и корни аморальности людей добивающихся определённого успеха. Преодолевая барьер «стыда быть успешным», они проваливаются в противоположную крайность. Это похоже на то, как если бы человек прилагал всё больше усилий, чтобы открыть дверь, нажимал на неё плечом и, в конце концов, резко выдавил её и вывалился вслед за ней.

Возникает вопрос, от которого у стереотипных литературоведов остановится сердце - а нужна ли вообще такая литература?

Нужна.

Ведь такая литература позволяет читателю как бы прожить альтернативную жизнь, почувствовать себя в совершенно ином состоянии, обогатить свой чувственный арсенал, получить возможность взглянуть на некоторые события с другого ракурса. Вот только следует помнить: что другой ракурс возможен для того, у кого УЖЕ` есть собственный.

Формирование достаточно устойчивого мировоззрения заканчивается к восемнадцати - девятнадцати годам. Безусловно, в процессе дальнейшей социализации личность может изменить свою ценностную систему, но это уже будет именно изменение, в значительной степени осознанное, а не принятие чего-либо в качестве идеала.

И здесь мы снова возвращаемся к вопросу о построении школьной литературной программы и сопровождающих её учебных занятий. Какие книги с какими идеалами следует раскрывать перед формирующейся личностью - вот вопрос, на который следует ответить авторам программы «Литература».

Однако кроме той литературы, которую условно можно назвать идеалистической, следует выделить анти-идеалистическую литературу. Основоположником её можно назвать М.Ю. Лермонтова, хотя его «Герой нашего времени» преподносится как идеалистический роман. Но раскрытие сложности натуры персонажа разрушает поверхностные представления о человеческой личности. Что касается таких авторов, как Солженицын, Довлатов или Веллер, то их литература направлена прямо на разрушение романтических, неглубоких, безжизненных идеалов, которые задаются не только романтической литературой, но и кино, телевидением, а также и влиянием такого социального института, как «Семья», где детей часто учат нереальным постулатам.

Но с этой литературой всё ещё сложнее - она прекрасна, когда «Самость» личности задыхается под давлением «Персоны», и невротизирована прорывами «Тени». Такая литература способна разрушить страх читателя перед своей «Тенью», показать всю ложь идеалов «Персоны», но каково же будет её воздействие на того, у кого ещё не сложилось всё то, что следовало бы разрушить? Что будет разрушено в этом случае (уместно вспомнить сравнение с антибиотиками)? Достаточно представить себе подростка, берущего себе за идеал довлатовское отвращение к мироустройству вообще, с восхвалением пассивного протеста в виде алкоголизации, с абсолютной не только потерей смысла жизни, но и отрицания возможности такового в принципе.

Вот только утонченные литературоведы, прославляющие подобную литературу и сокрушающиеся по поводу состояния культуры молодёжи, никак не могут сопоставить таких вещей. А ведь и во входящих в школьную программу произведениях Гоголя, Чехова, Бунина и прочих очень много подобного влияния.

Вопрос: «Что делать?» звучит здесь не менее громко, чем в других случаях.

Следует ли считать авторов злодеями, создавшими нечто оказывающее разрушительное влияние на психику?

Во-первых, следует помнить, что авторы писали для уже сформировавшихся личностей, иногда их отрицание шло в поддержку отрицания читателей, иногда заставляло задуматься над кажущейся правильностью чего-либо.

Во-вторых, авторы в принципе не ставили для себя задачи по формированию юных личностей. В советские годы, правда, именно таких авторов было множество, однако практически все они (по крайней мере те, кого печатали) допускали существенную ошибку - положительный герой у них был идеально положительным, что исключало полную ассоциативность читателя себя с ним. Поэтому отрицательные герои часто были более реалистичны.

Это очень серьёзный аспект - идеальные примеры всегда отталкивают своей недосягаемостью, притягательны герои способные на ошибки.

Абрахам Маслоу (2) писал о самоактуализированных личностях, что как люди они далеко не идеальны, но обладают стремлением к развитию, достижению своих целей, но не любым путём, а синергетическим, а это означает способность понимать других людей и действовать с ними сообща.

Надо сказать, что в советской литературе были примеры подобного рода, но их жёсткая идеологическая окантовка сегодня с трудом может восприниматься юным читателем. Подвиг не сам по себе, а по примеру и во имя партии, современным учеником воспринимается как нечто нереальное (в связи с этим стоит издать «Молодую гвардию» без изменений, внесённых по указанию Сталина, без ведущей роли партии в способности человека к самопожертвованию).

Так же важно, чтобы в литературе, создающей нравственные идеалы, персонажи были бы прописаны не как идеальные герои, но как реальные люди со своими сильными и слабыми сторонами характера, достоинствами и недостатками. В этом плане достойна уважения «Повесть о настоящем человеке», к сожалению присутствующий и в ней идеологический подтекст сводит многие её достоинства на нет.

Отсутствие слабых сторон, сомнений и метаний часто делает героев биографических романов - известных и достойных людей - настолько недостижимыми в восприятии читателя, что их пример не становится идеалом. Другой важный момент заключается в том, чтобы нравственные герои были привлекательны практически - вряд ли кто-то из читателей захочет походить на князя Мышкина, какие бы симпатии тот не вызывал.

Вопрос о сбалансированности школьной программы литературы с учётом её влияния на формирование личности очень многогранен.

Так позитивные примеры успешных людей (изображённых реальными людьми) могут и должны перемежаться с примерами отрицательными. Под последними следует понимать и восхваленных моралистами героев сугубо чувственного содержания не способными к самореализации. Поскольку последние являются примерами тупика человеческого развития, чего следует избегать, а не принимать за образец. Здесь же может быть уместен и образ того, кто в погоне за какими-либо приземлёнными ценностями теряет образ человечности - это правильный ракурс Кабанихи, Карамазовых и им подобных людей, в том числе не способных к упомянутой синергетике.

Поэтому главным в построении программ гуманитарных дисциплин должно являться именно их влияние на формирование личности. Формальный подход научения здесь не допустим.

Предмет Истории Отечества заслуживает отдельного разговора, но проведём параллель. Принято считать: чем больше учащийся знает из истории Отечества, тем лучше у него развивается чувство патриотизма. В реальности происходит всё наоборот: ничего не значащие для ученика события и даты, которые он вынужден выучивать, вызывают у него неприятие предмета. Легко представить, на что распространяется это неприятие в последствии. Сопереживание событиям Отечественной Истории, ощущение своей включенности в неё - вот главная задача данного предмета, но, как уже говорилось, это большая особая тема.

Что же касается курса художественной литературы - то его необходимо рассматривать с позиции формирования у индивида системы ценностей, на которую в дальнейшем он будет опираться.

Именно тогда образование будет именно Образованием - то есть формированием человека.

2. «Сон Обломова»

«Сон Обломова» - самостоятельное литературное произведение, опубликованное еще за десять лет до выхода в свет романа. Это вполне законченный рассказ, повествующий об Обломовке, о детстве Ильи Ильича. Здесь - истоки его характера, причины его «ничегонеделания», апатии и страха.

Обломов в своем сне переносится в «благословенный уголок», «чудный край», где все сулит спокойную, долгую жизнь. Нет здесь ничего грандиозного: ни морей, ни гор, ни лесов, ни пропастей. Перед этими стихиями природы человек чувствует себя маленьким, ничтожным. Жизнь кажется мрачной. В сердце человека рождается страх.

Нет, здесь все иначе. Здесь небо жмется к земле, чтобы «обнять ее покрепче». Солнце здесь яркое, речка веселая и игривая, невысокие холмы, березовая роща - от этих «живописных этюдов» веет умиротворением, ощущением надежности и стабильности.

Под стать спокойной природе и ничем не нарушаемый «годовой круг» в этом краю. Здесь все идет своим чередом, «по указанию календаря», неспешно, размеренно. Ничего неожиданного, страшного не происходит:

«Не возвращаются внезапные вьюги весной». «Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю».

Этот мирный уголок составляет всего 3-4 деревеньки, в которых люди живут тихо и счастливо. Глубокая тишина лежит не только на полях, но и в домах, и в нравах людей. Кажется, все спит в этом краю: ни страсти, ни преступления, ни случайности - ничто неведомо жителям. Каждый живет сам по себе, вдали от всех, ибо «уголок их почти непроезжий», неоткуда получать новости о том, что творится на белом свете и как живут другие люди.

И вот в таком краю, в Сосновке, названной Обломовкой (поскольку это была отчина рода Обломовых), и родился и провел детство Илья Ильич.

Как он жил?

А жил он с младенчества окруженный ласками и заботами няньки, мамы, многочисленных тетушек, живущих у них. Все оберегали Илюшу, не оставляя ребенка одного, ограждая от всего внешнего: от лошадей, от собак, оврагов. Здоровое любопытство мальчика не находило удовлетворения, подавлялось, усмирялось. «Да посидишь ты смирно, сударь!» - вот что часто приходилось слышать от няни. Так много запретов: нельзя на солнышке, нельзя на холоде и т.д.

«Ни одна мелочь, ни одна черта не ускользает от пытливого внимания ребенка; неизгладимо врезывается в душу картина домашнего быта; напитывается мягкий ум живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружающей».

Главной заботой в доме был обед. «Всякий предлагал свое блюдо»

«Всякий совет принимался в соображение, обсуживался обстоятельно и потом принимался или окончательно отвергался по приговору хозяйки».

Пища - вот главная жизненная забота. А после хлопотливого утра, проведенного в заботах об обеде, после сытного обеда - сон.

«Это был какой-то всепоглощающий, ничем не победимый сон, истинное подобие смерти. Все мертво, только из всех углов несется разнообразное храпенье на все тоны и лады».

А ребенок все наблюдает за этой жизнью.

После обеда - прогулка на свежем воздухе под присмотром няни, напрасно борящейся со сном. И вот в такие минуты, когда няня засыпала, начиналась для Илюши «самостоятельная жизнь». Он мог бегать где угодно и делать что угодно. И лишь к оврагу боялся подходить, так как он был до смерти напуган рассказами об этом овраге.

К вечеру ставили огромный самовар. Дом оживлялся. За чашкой чая идет сонный и вялый разговор, к которому прислушивается ребенок

После чая все занимаются чем-нибудь: ходят к речке гулять или у окна сидят, наблюдая за происходящим во дворе. «Мать возьмет голову Илюши, положит к себе на колени и медленно расчесывает ему волосы, любуясь мягкостью их», говорит «о будущности Илюши, ставит его героем какой-нибудь созданной ею блистательной эпопеи», суля ему золотые горы.

А с наступлением темноты в Обломовке «все почивают так крепко и покойно». И гулять - ни в коем случае! Ребенка запугали «лешими, которые уносят маленьких детей». Фантазия мамы и няньки была неистощима на придумывание сказок о волшебницах, одаривающих безобидного лентяя, которого все обижают; о Емеле-дурачке. И сказка в уме Обломова смешалась с жизнью, и, уже взрослый, Обломов тоскует о стране, где нет забот, о доброй волшебнице, о возможности жить на печи и на всем готовом.

Няня рассказывала ему о русских богатырях - об Илье Муромце, Алеше Поповиче, а потом переходила к рассказам о мертвецах, чудовищах и оборотнях. Эти рассказы внушили мальчику страх перед природой и жизнью, перед внешним миром, где так много бед.

«Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека; опасно ему было выйти за порог дома: его, того гляди, запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов».

От вялой, праздной жизни люди придумывали себе несбыточный мир, и эти фантазии о тайнах природы подменяли им настоящую жизнь. Все явления они объясняли действием «неясных иероглифов природы». Например:

«Смерть у них приключалась от вынесенного перед тем из дома покойника головой, а не ногами из ворот; пожар - от того, что собака три ночи выла под окном..»

Мальчик, слушая эти рассказы, то воодушевлялся, представлял себя героем, то жался от страха к няне после историй о мертвецах и чудовищах. И поселились в сердце ребенка страх, тоска, мечта «о той волшебной стороне, где нет зла, хлопот, печалей».

«В Обломовке верили всему: и оборотням, и мертвецам». Хоть и понял со временем Обломов, что мертвецы не восстают, что чудовищ не бывает - а поселился навсегда в нем страх перед темнотой, перед покойниками, перед всем внешним миром, в котором человека подстерегает зло и беда.

Так, мечта о сказочной стране, где не надо ничего делать, так как есть добрая волшебница, которая и покормит, и оденет тебя - с одной стороны; и страх перед всем, что «за порогом дома», вызванный рассказами няни, от которых «детское воображение то застывало, то кипело», - с другой стороны. Все это в совокупностии подготовило почву для развития в Обломове таких черт, как вялость, апатия, страх перед неизвестным, новым, надежда на «авось», «когда-нибудь», «может быть» - этими успокоительными словами Обломов всегда ограждал себя от неприятностей и необходимости принимать решения.

Не вытравить уже из души безотчетный страх перед жизнью вне дома, вне комнаты, к которой он привык, вне того узкого пространства, где тебе все знакомо и ничего не угрожает твоему спокойствию. С детства ему внушена мысль, что он тот самый лентяй, любимцем, которого избрала добрая волшебница. И не надо ему ни о чем заботиться: за него все всё сделают.

Подумаем, каково отношение Гончарова к описанному. Нельзя сказать, что оно однозначное. Скорее - двойственное. В описании пейзажа, размеренного бытия обломовцев чувствуется какое-то ностальгическое настроение автора, симптия и вздох умиления. Но это на первый взгляд. Когда мы читаем, как на душу и образ мыслей Илюши влияла жизнь, которая велась в доме, все разговоры, сказки, суеверия, которыми пичкали ребенка, в результате чего он стал безвольным, ленивым человеком, боящимся жизни, мы понимаем главную мысль автора: такая жизнь, ограниченная только заботой о кухне, ведет к застою - полному, к деградации личности, к ее недееспособности.

Далее идет рассказ о годах учения Ильи Обломова в пансионе Штольца, вместе с Андреем Штольцем, сыном управляющего.

Возможно, учение и принесло бы плоды, да ведь Верхлевка, где жил Штольц, - та же Обломовка, здесь тот же сон и неподвижность во всем. Да и сможет ли Обломов изгладить из памяти первые впечатления о своем доме? Какой нравственный пример может подать мальчику отец, без дела «ходящий из угла в угол», мать, у которой одна только забота - переходить от «кофе к чаю, от чаю к обеду». Дела нет ни у кого, настоящего дела.

Жители Обломовки не задумывались о смысле жизни, просто существовали, плыли по течению, радуясь удачному окончанию еще одного дня. Ждали ли они чего-нибудь от будущего? -Нет. Было ли о чем им вспоминать? - Нет. Все дни, как близнецы, похожи друг на друга, и дела им нет до того, что где-то кипит жизнь, волнуются умы, трудятся люди. Угасал в них постепенно душевный огонь, не к чему было стремиться. Такова была жизнь обломовцев.

«Добрые люди понимали ее не иначе, как идеалом покоя и бездействия, нарушаемого по временам разными неприяиными случайностями, как-то: болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом».

Жизнь их была наполнена обрядами, церемониями - хоть какая-то видимость жизни: свадьбы, крестины, похороны. «…и жизнь их кишела исключительно этими коренными и неизбежными событиями, которые и задавали бесконечную пищу их уму и сердцу».

Еще одна черта обломовцев - скупость.

«Обломовцы соглашались лучше терпеть всякого рода неудобства, даже прывыкли не считать их неудобствами, чем тратить деньги».

Идеал обломовцев можно выразить следующими словами Ильи Ивановича: «То ли дело, если б каждый день как вчера, вчера как завтра!»

Так однообразно текла жизнь, никого не тяготя и не удивляя. «Другой жизни и не хотели, и не любили бы они».

Не нужны им хлопоты, заботы, беготня. Лучше - спать, потом мирно пересказывать свои сны, вспоминать приметы, посудачить друг о друге.

О какой учебе может идти речь, если в семье Обломова не видели «в чтении существенной потребности». «Ученье-то не уйдет, а здоровье не купишь», - говорили родители. И придумывали различные причины, чтобы удержать ребенка дома. Они мечтали о том, чтобы ребенок достиг успеха в обществе - но так, чтоб дитя при этом не изнурялось в учении и в работе, так, чтоб «учиться слега» и «добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства».

С обломовской системой воспитания настойчиво боролся Штольц, но ему не удалось преодолеть «закоснелость обломовцев». К тому же, его сын, Андрей Штольц, баловал Обломова, помогая ему с уроками.

Илье к этому времени уже 14 лет, а за ним ходит, как нянька, Захар, одевает его, расчесывает и т.д.

«Захочет ли чего-нибудь илья ильич, ему стоит только мигнуть - у трое-четверо слуг кидсяисполнять его желание». Ему самому не дают ничего сделать для себя, никуда не разрешают пойти. « А Васька, а Ванька на что?» И Илья понимает, что так даже спокойнее, если всё будут делать за него другие.

Илюша рос, «как экзотический цветок в теплице,… медленно и вяло. Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли». Как хотелось ему иногда на волю, поиграть с мальчишками в снежки, побегать, порезвиться…

Мы видим, к чему привело такое «тепличное» воспитание: Обломов стал ни к чему не приспособленным человеком. Постепенно его любознательность, его живость, веселость, самостоятельность подавлялись неусыпной опекой близких и превратились в апатию и лень. В нем исчезла радость жизни, ее непосредственное восприятие. Он привык жить с оглядкой, с опаской, боясь сделать лишний шаг самостоятельно.

Загублены лучшие качества в человеке, отнята сила, подавлен дух! Оберегая ребенка от т рудностей, родители не приучили его их преодолевать. Широкий мир распахнут перед Обломовым, он страшит его, давит, гнетет. Илья Ильич не знает, что ему делать, как жить, чего ожидать. Мягкий, добрый, честный и открытый человек по натуре, Обломов страдает от своего безволия и несостоятельности.

Жизнь как сон - так можно охарактеризовать его существование. Вечное дремотное состояние, из которого его ничто не выводит. Жизнь проходит мимо.

Библиографический список

1. Литвак М.Е. Как узнать и изменить свою судьбу. - Ростов на Дону: Феникс, 2004. - 478с.

2. Маслоу А.Г. Дальние пределы человеческой психики. - СПб.:Евразия,1999. - 432с.

3. Хорни К. Собрание сочинений. В 3 т. Т. 3. Наши внутренние конфликты; Невроз и развитие личности. - М., 1997. - 696с.

4. Юнг К.Г. Структура психики и архетипы. - 2-е изд. - М.: Академический проект, 2009. - 303с.

Размещено на Allbest.ru