Психологический портрет Ивана Грозного

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования Республики Беларусь

Белорусский государственный университет

Юридический факультет

Реферат

Психологический портрет Ивана Грозного

Выполнил: студент 3 курса, 5 группы,

юридического факультета БГУ

Кривальцевич Павел Александрович

Минск 2005

Личности Ивана Грозного было посвящено специальное монографическое исследование одного из известных русских психиатров -- П. И. Ковалевского. Вышедшая еще в XIX веке его книга «Иван Грозный и его душевное состояние» полна интересных наблюдений и умозаключений. Но осуществленный в этой книге психопатологический анализ выполнен на уровне психиатрической науки конца прошлого века. П. И. Ковалевский все анализирует с позиций учения о дегенерации (наследственного вырождения), оставленного в наше время. Он рассматривает царя Ивана как наследственного дегенерата, заболевшего сперва неврастенией, которая затем превратилась в паранойю.

Еще ранее попытку осветить «душевную болезнь царя Ивана Васильевича IV Грозного» предпринял Я. Чистович. В приложениях к его книге «История первых медицинских школ в России» (СПб., 1883) есть небольшая статья на эту тему, в которой, однако содержатся почти все основные положения, развитые затем П. И. Ковалевским.

Как указывалось, паранойяльность обычно проявляется в возрасте 30--40 лет. Труды русских историков свидетельствуют, что ужасы в царствование Ивана Грозного начались после того, как ему исполнилось 30 лет. Предшествующий период, связанный с деятельностью умных сподвижников Ивана-- Сильвестра и Адашева -- ознаменовавшийся успешными завоеваниями, упрочением единого независимого русского государства, называют даже «золотым веком» в царствование Ивана.

Развертыванию паранойяльной картины часто предшествует какой-либо толчок (психическая травма, телесное заболевание). Подобное случилось и в жизни царя Ивана: в начале четвертого десятка жизни он перенес какое-то смертельно опасное заболевание, а вскоре после этого потерял первую горячо любимую жену Анастасию, по которой тосковал до конца дней.

В 1564 г. царь Иван Грозный со своей семьей, узким кругом, доверенных лиц, захватив с собой казну и дворцовое имущество, неожиданно покинул Москву и отправился жить в Александровскую слободу. Причиной бегства явились непрестанные мысли о преследовании со стороны бояр, о мнимых заговорах, хотя, как свидетельствуют историки, к тому времени не только что заговоров, но и какого-либо неповиновения со стороны бояр уже не было. По-видимому, мысль о спасении бегством и позже неоднократно вспыхивала в сознании Иоанна. В своем завещании, написанном около 1572 г., он серьезно изображает себя изгнанником, скитальцем. В. О. Ключевский писал о его намерении бежать в Англию и искать пристанища у английской королевы.

С бегством Ивана из Москвы царство осталось без царя. Принимая посольство с мольбами вернуться на царство, Иван сказал о боярах: «Извели нашу кроткую и благочестивую супругу Анастасию Романовну, и, если бы бог нас не охранил, открывая их замыслы, то извели бы и нас, с нашими детьми. Того ради, избегая зла, мы поневоле должны были удалиться из Москвы...».

Как свидетельствуют летописи, в период бегства из Москвы во внешности царя Ивана внезапно произошли резкие перемены. Прежде статный и красивый он вдруг постарел, осунулся, на голове и бороде его внезапно выпали почти все волосы. Как пишут летописи, царь стал «нелеп», то есть некрасив.

Царь Иван согласился вернуться в Москву при условии предоставления ему по сути дела неограниченной полицейской диктатуры, права расправляться с кем захочет и как захочет и чтобы никто ему в этом не перечил. Даже духовенство лишено было права просить царской милости к осужденным.

Кремль -- древняя резиденция московских великих князей -- уже не казался Ивану безопасным. Он стал жить то в укрепленной Александровской слободе, окруженной заставами и дозорами, то в специально выстроенном для него дворце на Неглинной за глубокими рвами и высокими стенами.

Но главное -- с целью обеспечения своей безопасности царь создал опричину -- особую касту людей, пользующуюся неограниченным правом убивать царских врагов и грабить их имущество, ни от кого, кроме самого Ивана, независимых, ни с кем, кроме него, не связанных, молодых, отчаянных, часто с темным прошлым, готовых на все, отрекшихся от друзей и родных. Опричина -- отряд в тысячу человек, впоследствии увеличенный до шести тысяч -- стал специальным корпусом дозорщиков внутренней крамолы. Его цель была не просто охрана существующей власти, а постоянное выискивание царских врагов, вынюхивание возможных заговоров и всякого недовольства. Между тем, авторитетные историки свидетельствуют, что в создании подобного рода корпуса в то время не было никакой необходимости. Политическая сила боярства была подорвана предшествующим периодом царствования Ивана. Местничество лишало боярство способности к дружному действию. Знатнейшие бояре своим правлением в период малолетства Ивана приобрели только ненависть народа. Боярская крамола в этот период не шла далее помыслов с целью сохранения собственной жизни бежать в Литву. Ни о каких заговорах, ни о каких-либо готовившихся покушениях со стороны бояр не писали современники.

Разгул опричины был страшен -- ежедневно в Москве убивалось по 10--20 человек. Трупы валялись на улицах и никто не смел их убирать. Опричина довела крестьян до такого разора, как будто по селам прошла неприятельская армия. Вся остальная часть государства, именуемая земщиной, хотя формально была независима от опричины, но фактически была полностью бесправной и целиком ей подвластной. У земщины в пользу опричины отнимались не только земля, но и дома и домашнее имущество. Тысячи людей посреди зимы выгоняли из дома и толпами отправляли пешком на житие в далекие пустые земли.

В условиях постоянного поиска мнимых заговоров и кажущихся измен чрезвычайного развития получил культ доносов. Царь жаждал доносов. При таком настроении царя появилась масса доносчиков, желавших гибелью других создать себе положение. Тем более, что обвинения, содержавшиеся в доносах, никак фактически не проверялись. Признавалась единственная форма доказательства вины -- признание обвиняемых под пыткой. Что касается пыток, то совершенство их достигло изуверской утонченности. Сам царь Иван изобрел для этой цели специальный «жгучий состав». Естественно, что под страшными пытками люди не только признавались в своей мнимой вине, но и оговаривали других.

Для обнаружения мнимых заговоров использовался и метод провокаций -- царь Иван, желая проверить преданность бояр, подсылал им подложные письма от польского короля. Если на следующий день эти письма получатель не приносил Ивану, то это признавалось убедительным признаком измены.

Жажда мести мнимым своим преследователям реализовалась у Ивана дикими массовыми репрессиями. Число казненных, убитых и замученных во время пыток в царствование Ивана Грозного исчислялось десятками тысяч. Казнили не только осужденных, но и близких и дальних родственников, их друзей, их слуг, их малолетних детей. Наряду с казнями широко практиковались ссылки в дальние, полудикие места. Впрочем, ссылка, как это и было с митрополитом Филиппом, не освобождала от последующей казни.

Ненависть к своим мнимым преследователям сперва была направлена на определенный узкий круг лиц, но затем она быстро расширяется на целые семьи, сословия, целые города и национальности. Ненавистным сословием для Ивана стало боярство -- от бояр он много натерпелся в раннем детстве. Во время бегства из Москвы все боярство в целом он обвинил в тайном заговоре против него.

Национальная ненависть проявилась в крайнем антисемитизме. Небольшое число евреев в Московском государстве 16-го века не могло представлять какой-либо угрозы для царской власти. Но чем-то евреи сумели разгневать царя Ивана. Когда в войне с Польшей был взят Полоцк, Иван распорядился всех воевавших с ним поляков отпустить с миром в Польшу, а живших в этом городе евреев с их женами и детьми изловить и перетопить в Двине.

Ненависть к целым городам бывает обусловлена у паранойиков каким-либо связанным с этим городом неприятным событием в их прошлой жизни, особенно если это событие больного ударило по их самолюбию. Иван Грозный возненавидел Новгород и Псков. В начале его царствования, вскоре после торжественного обряда венчания на царство, жители этих городов осмелились омрачить торжество, прислав свои делегации к царю с челобитьем на несправедливость его вельмож и некоторых из установленных порядков. Смиренные челобитчики были обвинены в бунте, а ненависть ко Пскову и Новгороду всю жизнь тлела в сердце Ивана. В последние годы своего царствования он предпринял неслыханное дело. Иван придрался к дикому и вздорному доносу о якобы возникшем заговоре знатных новгородцев, в том числе служителей православной церкви, собравшихся передать Новгород католической Польше. И вот русский царь со своим войском отправился в воинский поход против своих же городов, притом городов отнюдь не бунтующих, а являвших собою к тому времени пример верноподданичества.

Вся земля от Москвы до Новгорода была предана огню и мечу. Был сожжен Клин, разграблены Тверь, Торжок, Валдай, Вышний Волочек и другие города и поселения. Было дано распоряжение всех встречных на дорогах убивать, дабы они не могли предупредить следующие стоящие на пути города. Новгород был заранее окружен войсками, чтобы из него никто не смог выйти. Затем город был разграблен, а жители перебиты. По свидетельству разных летописей в Новгороде было убито от 15 до 60 тыс. жителей. Волхов был запружен плывущими мертвыми телами. Только случайность спасла жителей Пскова от такой же судьбы.

Объектом идей преследования со временем становятся самые близкие люди -- родные, закадычные друзья. Царь Иван, подозревая в измене, умертвил своих родственников -- двоюродного брата князя Владимира Андреевича, его жену, его старуху мать (монахиню) и жену его брата (то же монахиню). Кстати, в расправе с князем Владимиром Иван избрал способ, к которому, по-видимому, охотно прибегают стоящие у власти паранойяльные личности, когда хотят избавиться от лица, пользующегося авторитетом или популярностью или занимающего высокое положение. Этот способ -- насильственное самоубийство. Иван заставил князя Владимира выпить яд.

Под конец заговоры и измены стали чудиться царю Ивану даже в среде излюбленной им опричины. Ее вожди и царские любимцы -- князь Вяземский, отец и сын Басмановы были подвергнуты жестоким пыткам и казнены. Сам главарь ивановского застенка Малюта Скуратов избег подозрений и казни, по-видимому, лишь потому, что погиб в одном из боев.

Рука об руку с идеями преследования у больного паранойей идут идеи отношения, а зачастую и воздействия, и отравления. Вероятно, эти идеи также были присущи Ивану. По словам летописцев, в печальных взорах своих вельмож он усматривал предательство, а в их молчании ему слышались укоризны и угрозы. «Отгадывать» по взглядам чужие мысли -- одна из характерных черт бреда отношения.

Страх быть отравленным все время тяготел над Иваном. Пищу и вино он брал только из рук Вяземского или Федора Басманова. Причину смерти своих жен---первой Анастасии, второй Марии и третьей Марфы он видел в «порче» со стороны придворных и родственников прежних жен. Тем не менее, яд и отрава сделались одним из средств для расправы с мнимыми врагами. В обязанности лейб-медика Ивана голландского лекаря Бомевилля входило приготовление ядов, а царский любимец кравчий Федор Басманов на пирах подносил от царя чаши с отравленным вином тем боярам, на которых падало царское подозрение в измене.

Не менее угнетал царя Ивана страх стать предметом воздействия колдовством и злыми чарами. Именно эти обвинения были предъявлены его бывшим любимцам Вяземскому и Басманову. Заподозрить их в измене, по-видимому, казалось невероятным даже для Ивана. Он же настойчиво повторял, что его первую любимую жену «извели».

Была обвинена в намерении «чародейством извести царя» и некая Мария, подозреваемая в близости с Адашевым -- приверженцем царя в его молодые годы, на которого с годами пал царский гнев. За чародейство ее, заодно уже вместе с ее пятью сыновьями, казнили.

Если страх быть преследуемым и убитым толкал на жестокости и убийства, а страх быть отравленным на отравление других, то и страх быть околдованным обусловливал повышенный интерес к сверхъестественным предметам. Царь Иван жадно прислушивался к астрологическим гороскопам голландца Бомевилля (а гороскопы хитрого лекаря, конечно, сулили заговоры, бунты и измены). В последние годы своей жизни Иван окружил себя разного рода «колдунами» и «волхвами».

П. И. Ковалевский, анализируя психопатологическое состояние Ивана Грозного, целиком сводит его к бреду преследования.

Однако, в поступках и помыслах царя Ивана можно обнаружить также чрезвычайно характерные для паранойика идеи величия. На первый взгляд это может показаться парадоксальным. Какие же идеи величия могут быть у лица и без того занимающего в своем государстве самое высокое положение?

Среди паранойяльных идей величия обычно фигурируют две основные темы -- родственная близость к лицам, стоящим во главе государства и обладающим всей полнотой власти и пользующимися высшими степенями почета, или великие изобретения, открытия, жажда признания выдающихся научных заслуг. В каком виде эти темы могут проявиться у паранойика, и без того стоящего у власти?

Иван Грозный первым среди московских государей торжественно церковным образом венчался на царство. Правда, титул царя впервые был принят его дедом Иваном III. Тот перед иноземными послами и в дипломатических бумагах, адресованных в другие государства, именовал себя царем и самодержцем, желая показать, что он создал единое, сильное, независимое от татарского ига русское государство. Пышный обряд венчания ему был ни к чему.

Иное дело для Ивана Грозного. Царский титул был для него, прежде всего символом божественного происхождения его самодержавной власти. Он желал быть не просто великим князем, первым среди московских князей, признанным вождем правящего класса. Он мечтал возвыситься над подчиненными ему князьями и боярами на недосягаемую для них высоту. Его не удовлетворяло безоговорочное признание ими его власти над собой по праву отчины, то есть наследства. Таким правом пользовались все бояре в отношении своих поместий. При всяком удобном случае царь Иван старался показать всем и вся божественное происхождение его царской власти. Польскому королю Стефану Баторию, избранному на трон польской шляхтой, он писал, укоряя выборным происхождением его власти: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по божьему изволению, а не по мятежному человеческому хотению...» Первым среди московских государей Иван Грозный стал считать себя царем в настоящем библейском смысле этого слова -- помазанником божьим.

Была создана целая «ученая» теория происхождения его царственной власти. Образ могущественного римского императора Октавия Августа, властителя огромной империи, носившего титул цезаря, то есть царя, заманчиво маячил перед воображением Ивана. Услужливо в ход была пущена нелепая легенда о том, что этот римский цезарь перед смертью разделил всю вселенную между своими наследниками и брата своего Пруса посадил царствовать по берегам реки Вислы, отчего и земля эта зовется землей Прусской. Рюрик же, от которого вели свой род московские великие князья, якобы является потомком этого Пруса в четырнадцатом колене. Так была создана «теория» происхождения царя Ивана от римских цезарей.

Еще одна легенда была пущена в ход. Византийский император Константин Мономах прислал киевскому князю Владимиру свой царственный венец, бармы и цепь. Тот же якобы завещал хранить эти реликвии до тех пор, пока не появится на Руси достойный самодержец. Вот Иван и повелел московскому митрополиту Макарию венчать себя на царство шапкой, бармами и цепью Мономаха. Доказывать свою родственную близость к византийскому двору Ивану не было нужды--его бабка, Софья Палеолог, действительно была племянницей последнего византийского императора. Здесь легенда должна была доказать, что Иван -- самый достойный среди своих предков, что он -- избранник божий.

Но и этого было мало. В народ был пущен слух, что явилось, наконец, предсказанное апокалипсисом последнее «шестое царство». Этим царством мол и является царство Московское. Широко распространяется девиз: «Москва -- третий Рим, а четвертому не быть», задолго до царствования Ивана высказанный монахом одного из псковских монастырей. С падением римской и византийской империй, согласно этой идее, Москва остается единственным царством, а московский царь -- единственным наместником бога на земле. Отсюда уже рукой подать до идеи мирового господства.

Как видно, если у обычного паранойика идеи величия могут проявиться в мыслях о его «высоком происхождении» -- то для паранойика, стоящего у власти -- они превращаются в идею мирового господства и исторической фатальности его власти.

Науки в нашем смысле во времена Ивана Грозного еще не существовало. Изобретения и открытия, хотя и осуществлялись, но еще не давали их авторам мировой славы и всеобщего признания. Место науки в духовной жизни общества занимало богословие. Иван страстно отдавался богословским занятиям и считал себя непререкаемым авторитетом в богословских вопросах. Каждый день в Александровской слободе со своими изуверами-опричниками после обеда он вел поучающие их душеспасительные беседы. Он сам писал сочинения на богословские темы. Между прочим, в этих сочинениях обнаруживается одна черта, чрезвычайно характерная для наукообразных трактатов паранойиков. Это -- огромное количество пространных цитат. Как отмечал В. О. Ключевский, «Иоанн любил пестрить свои сочинения цитатами кстати и некстати». Даже в его письмах к князю Курбскому, его бывшему сподвижнику, бежавшему за рубеж, «он на каждом шагу вставляет отдельные строки из писания, иногда выписывает подряд целые главы из ветхозаветных пророков».

Кроме идей преследования и величия царю Ивану были свойственны определенные характерологические черты, присущие паранойяльной психопатии. иван грозный болезнь мания

Нетерпимость к замечаниям в свой адрес, невыносимость противоречий обычно служат частой причиной конфликтов и скандалов. Как писали русские историки, Иван Грозный считал добрый совет посягательством на свои права, несогласие со своими планами -- знаком крамолы, заговора и измены. Противоречие нередко влекло у него вспышки неукротимой злобы и яростного гнева. При наличии в руках большой власти это вело к дикой расправе с теми, кто осмелился в чем-либо противоречить. Собственноручное убийство Иваном Грозным своего сына, упрекнувшего в чем-то отца на пиру, пожалуй, может служить самым разительным, но далеко не единственным примером в этом отношении. В чем упрекнул его сын, точно не известно. По одним предположениям он заступился за свою жену, которую Иван понуждал к сожительству с собою. По другим -- обвинил отца в том, что он не защищает Псков от поляков. На другом пиру Иван вонзил нож в сердце Оболенского, намекнувшего на его гомосексуальную связь с Федором Басмановым. Нетерпимость Ивана к непослушанию доходила до нелепостей: он велел изрубить присланного ему в подарок из Персии слона за то, что тот не стал перед ним на колени.

По словам В. О. Ключевского, царю Ивану ежеминутно нужно было давать чувствовать, как его любят и уважают, всецело только ему и преданы. Те, кому это искусно удавалось, на некоторый период вызывали у Ивана чувство привязчивости и в этот период пользовались его доверием до излишества. Такими людьми поочередно были друг его детства Федор Воронцов, затем Сильвестр и Адашев, позже Федор Басманов и Малюта Скуратов. Но безграничное доверие всегда было временным. Все они, кроме последнего, погибли по вине Ивана. Другая черта -- умелое использование в личных целях общественной морали, извлечение выгоды из господствующих в обществе взглядов, стремлений, законов -- претерпевает у параноика, стоящего у власти, своеобразную трансформацию. В подобной ситуации параноик сам в значительной мере способен влиять на мораль общества, во главе которого он стоит. Извлечение выгоды из морали в таком случае обращается на путь оправдания творимых беззаконий, в первую очередь репрессий, перед лицом истории. Эта жажда оправдаться перед историей обусловливает, по-видимому, чрезвычайное развитие ханжества.

Царю Ивану было присуще страстное желание примирить свои бесчеловечные жестокости с религиозной моралью своего времени. Всем своим лютостям он всегда пытался придать видимость законной формы. Свои репрессии он объяснял правосудием, провозглашая, что тот, кто злоумышляет против него -- помазанника божия, тот -- враг всего православного царства, а следовательно и самого бога. Он умело внушал своему окружению, что его руками вершится божья воля, что он ниспослан богом для борьбы с врагами отечества. Он неоднократно ханжески жаловался на тяжесть выпавшей на него исторической миссии. Он проявлял лицемерную заботу о душах казненных и замученных им людей, рассылая по церквам и монастырям множество поминальных списков и щедрые подачки на поминовение умерших.

Фанатичная религиозность Ивана имеет свои паранойяльные корни -- ведь он считал себя наместником бога на земле. Но ханжество сквозило и в его религиозности. Отобрав из числа опричины самых отчаянных и жестоких и поселившись с ними в Александровской слободе, Иван создал там дикую пародию монастыря. Опричников он обрядил в черные монашеские одеяния, под которыми они продолжали носить раззолоченные и обшитые соболями кафтаны. Сам Иван провозгласил себя иегуменом. Днем он казнил или присутствовал на пытках в застенках, а по ночам молился со всей своей братией, лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе, а земные поклоны клал столь усердно, что кровоподтеки не сходили у него со лба. Во время трапезы, когда вся опричина обжиралась и опивалась вином,) царь за аналоем читал назидательные поучения святых отцов церкви о посте и воздержании.

Ханжество Ивана проявлялось также в приступах его показной скромности. Последняя, пожалуй, заметнее всего обнаруживалась в истории с «царями Симеонами». Разделив государство на земщину и опричину, Иван на первых порах объявил, что он якобы только опричину оставляет за собою, а земщине дает своего «царя». Он посадил на московский трон пленного казанского царя, крещеного татарина Едигера-Симеона, но затем быстро убрал его и посадил другого татарина, также окрещенного Симеоном, и дал ему титул «великого государя всея Руси». И вот все указы писались от имени этого «царя» Симеона, а сам Иван ездил к нему на поклон как простой боярин, писал этому «царю» челобитные, в которых униженно называл себя князем московским Иванцем, бьющим челом со своими детишками. Но всю власть в государстве Иван, конечно, оставил себе. Больше года он наслаждался собственной «скромностью», а затем отправил «царя» Симеона в ссылку.

Ханжество Ивана сквозило и в его изуверской расправе с конюшим Федоровым. Иван вообразил, что этот конюший хочет свергнуть его с престола и сам сделаться царем. Он вызвал Федорова к себе, велел обрядить его в свои царские одежды, посадил на трон, кланялся ему в ноги, называл царем, а затем тут же вонзил ему нож в сердце.

Показной аскетизм Ивана, изнурительные посты, длительные моления бессонными ночами сочетались в нем с кровожадным зверством и половой распущенностью. Мало того, что Иван последовательно переменил семь законных жен (православная церковь допускала лишь три законных брака, и религиозный Иван казалось бы должен был свято чтить этот закон). По свидетельству летописей он сменил около пятидесяти наложниц. Он велел приводить к себе чужих жен, затем отдавал их на поругание опричникам и после этого отправлял их обратно к мужьям. Если же опасался мести, то умерщвлял их. Но и этого мало. Наряду с этим Иван сожительствовал со своим кравчим молодым красавцем Федором Басмановым, а по намекам некоторых летописцев и с молодым боярином Вельским. Предполагают, что Иван Грозный понуждал к сожительству жену своего старшего сына Ивана. Незадолго до смерти дряхлый, прикованный к постели, заживо разлагающийся царь обратился с похотливым вожделением к пришедшей его навестить жене его младшего сына Федора (будущей царице Ирине). Несчастная невестка в омерзении и страхе бежала от своего сладострастного свекра. Когда же к нему пришел его сын Федор, то Иван стал убеждать его в том, что Ирина ему не верна, распутна, что с нею надо развестись и заточить ее в монастырь.

Особо жгучая ненависть возникает к тем, кто когда-либо оказывал покровительство или которым чем-либо были обязаны. У параноика, стоящего у власти, как это мы видим на примере Ивана Грозного, этот род ненависти обращается на тех людей, тех своих сподвижников, чьей успешной деятельности параноик обязан своим возвеличением. В первую половину царствования Ивана велись успешные войны. Впоследствии Иван почти поголовно обвинил в измене всех, кто прославился ратными подвигами и завоеваниями, и жестоко расправился с ними. Упрочению своей государственной власти Иван в значительной мере был обязан умной политике, которую вели помощники его первых лет -- Сильвестр и Адашев. Трагична была их судьба.

Для идей преследования, которыми терзался царь Иван, характерна еще одна отличительная черта, которую отмечает псковская летопись. Страх преследования и связанные с ним жестокости обострялись в виде внезапных приступов. Эти приступы начинались на фоне относительного душевного покоя. Нередко во время долгих богослужений лицо Ивана внезапно искажалось и он отдавал самые жестокие и бесчеловечные приказы. Посереди трапезы царь издавал иногда дикий крик, который стал сигналом сбора для опричников, и все они мчались вместе с царем пытать и казнить томящиеся в застенках жертвы. Такой же крик во время трапезы в Новгороде послужил сигналом для разгрома города. Но приступы, по-видимому, обрывались также внезапно, как и начинались. П. И. Ковалевский полагает, что легендарное «спасение Пскова», избежавшего судьбы Новгорода, скорее всего связано с тем, что у Ивана миновал подобный приступ. По возвращении его из разгромленного Новгорода в Москву наступил период некоторого затишья.

Видимо, кошмарная жестокость Ивана, его садизм, личное его участие в истязаниях и пытках, собственноручные убийства своих мнимых врагов так же, как и приступообразные состояния, проявляющиеся аффектами ярости и лютыми зверствами,-- все это объяснимо наличием в его характере эпилептоидных черт. Сам Иван эпилепсией не страдал, но наличие в этом отношении какой-то скрытой неполноценности можно подозревать. Эпилепсией болел один из его сыновей -- Дмитрий. А его старший сын--убитый им Иван -- обнаруживал, как и его отец, некоторые эпилептоидные черты.

Чтобы довершить наше повествование об Иване Грозном, остановимся на странных обстоятельствах, предшествующих смерти Ивана. В последний год своей жизни (Иван умер в пятьдесят с лишним лет), по словам очевидцев, царь заболел какой-то странной болезнью:

«...В течение многих дней и не говорил ни с кем, ни пищи не принимал, ни даже звука не издавал, так что казалось он онемел. А затем, по истечении многих дней, когда боль открывала ему уста, он только звал своего сына Ивана (ранее убитого им -- А. Л.). Ему мерещилось, что он видит Ивана, что он слышит Ивана, что тот с ним говорит, что он перед ним стоит, а иногда жалобно призывал его к себе как бы живого».

Это немногословное описание, приведенное П. И. Ковалевским, который позаимствовал его у Одеборна, представляет собою довольно яркую психотическую картину, вовсе не характерную для паранойяльной психопатии. Речь могла идти о психозе иного рода. Можно думать, хотя это будет и смелым предположением, что причиной тяжелого поражения мозга в последние годы жизни царя Ивана был сифилис. Царь Иван умирал, заживо разлагаясь, покрытый гниющими язвами, что характерно для запущенных, нелеченных случаев этой болезни. Его распутство и чрезвычайное распространение (знаменитая «пандемия») сифилиса в европейских странах в 16-м веке, докатившееся и до Московской Руси, открывали широкие возможности для заражения.

Во всяком случае картина предсмертного психоза у Ивана Грозного, где преобладали яркие зрительные галлюцинации, не может свидетельствовать в пользу известной схемы развития параноидной шизофрении вслед за паранойяльным этапом [6, 11].

Была ли до этого у Ивана Грозного только паранойяльная психопатия, сформировавшаяся на предшествующей эпилептоидной основе, или паранойяльное развитие, достигшее психотического уровня? Вероятнее всего началось с первого и постепенно перешло во второе. По началу идеи преследования сосредотачивались на боярстве, ненавистном Ивану с детства и где действительно могли быть его потенциальные противники. Такие идеи еще можно расценить как сверхценные, а не бредовые. Но когда Иван начал зверски уничтожать самых преданных и близких ему людей по клеветническим доносам, которых никогда не проверял, а то и без всякого повода, по собственному наитию, «разгадывая» их измену, то подобное поведение уже определенно можно назвать бредовым.

Большая власть, в силу стечения обстоятельств оказавшаяся в руках паранойяльной личности, на нее саму действует крайне пагубно, откладывая особый отпечаток, чрезвычайно обостряя паранойяльные черты. Это имеет далеко идущие последствия для общества, во главе которого стоит параноик. Его идеи преследования оборачиваются установлением, по выражению В. О. Ключевского, полицейской диктатуры и созданием особой касты для ее осуществления, массовыми репрессиями и культом доносов. Идеи величия претворяются в обожествлении его личности.

Конечно, возникновение таких социальных явлений, как полицейская диктатура и др., имеет свои социальные же причины. Пусть читатель не упрекнет нас в пагубном намерении объяснить эти явления исключительно злой волей отдельных исторических личностей. Ведущее значение социальных факторов в трагических событиях царствования Ивана было живо подмечено известным русским писателем и поэтом А. К. Толстым. Завершая свою повесть из времен Иоанна Грозного «Князь Серебряный», он призывал:

«...изгладить из сердец наших последние следы того страшного времени, влияние которого, как наследственная болезнь, еще долго потом переходило в жизнь нашу от поколения к поколению! Простим же грешной тени царя Ивана, ибо не он один несет ответственность за свое царствование: не он один создал свой произвол и пытки, и казни, и наушничество, вошедшее в обязанность и в обычай. Эти возмутительные явления были подготовлены предыдущими временами, и земля, упавшая так низко, что могла смотреть на них без негодования, сама создала и усовершенствовала Иоанна, подобно тому, как раболепные римляне времен упадка создавали Тивериев, Неронов и Калигул.

...Простим же грешной тени Ивана Васильевича, но помянем добром тех, которые, завися от него, устояли в добре, ибо тяжело не упасть в такое время, когда все понятия извращаются, когда низость называется добродетелью, предательство входит в закон, а самая честь и человеческое достоинство почитаются преступным нарушением долга! Мир праху вашему люди честные! Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямой дорогой, не боясь ни опалы, ни смерти, и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает как древо: и многое доброе, и злое, что, как загадочное явление, существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего».

Библиография

Биндер Г. Binder H. Стойкие психопатические состояния, патологические реакции и развития. В кн.: Клиническая психиатрия / Под ред. Г. Грулле и др. Пер. с нем. М.: Медицина, 1967, с. 143--165.

Ганнушкин П. Б. Клиника психопатий. Их статика, динамика, систематика. В кн.: Ганнушкин П. Б. Избр. тр. М.: Медицина, 1964, с. 116--252.

Королев В. П. Вопросы клиники и систематики паранойяльных реакций и развитии. В кн.: III Всеросс. съезд невропатол. и психиат. М., 1972, т. 2, с. 81--83.

Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л.: Медицина, 1977, 208 с; 2-е изд. доп. и перераб. Л.: Медицина, 1983, 265 с.

Молохов А. Н. О параноических и параноидных реакциях. В кн.: 50 лет психиатрической клиники им. С. С. Корсакова. М., 1940, с. 99.

Наджаров Р. А., Смулевич А. Б. Клинические проявления шизофрении. Формы течения. В кн.: Руководство по психиатрии в двух томах / Под ред. А. В. Снежневского. М.: Медицина, 1983, т. I, с. 304--355.

Павлов И. П. Проба физиологического понимания навязчивого невроза и паранойи (1934). В кн.: Павлов И. П. Поли. собр. соч. М. Л.: изд. АН СССР, 1951, т. III, кн. 2, с. 251--266.

Печерникова Т. П. Паранойяльные состояния в динамике психопатий. Журн. невропатол. и психиат., 1979, вып. 11, с. 1578--1582.

Попов Ю. В. Новый подход к диагностике психопатий (расстройств личности). Обозр. психиат. и мед. психол., 1991, № 2, с. 5--14.

Смулевич А. Б. Параноический тип. В кн.: Руководство по психиатрии в двух томах / Под ред. А. В. Снежневского. М.: Медицина, 1983, т. II, с. 406--410.

Смулевич А. Б., Щирина М. Г. Проблема паранойи. М.: Медицина, 1972, 184 с.

Шостакович А. Б., Матвеев В. Ф. Паранойяльный тип. В кн.: Руководство по психиатрии / Под ред. Г. В. Морозова. М.: Медицина, 1988, т. II, с. 309--310.

ICD-10. 1988. Draft of chapter V. Mental, behavioral and development tal disorders. Clinical descriptions and diagnostic guidelines. Geneva: WHO, 1988, 209 p.

Размещено на Allbest.ru