Мозг и сознание: определения, теории, экспериментальные подходы к исследованию

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Министерство образования и науки Российской Федерации

Восточно-Европейский Институт

Кафедра психологии и педагогики

Специальность психология

Реферат

На тему: «Мозг и сознание: определения, теории, экспериментальные подходы к исследованию»

Выполнила студентка :

2 курса группа ЗБП-132

Богатырева Т.Б.

г.Ижевск

2013

Введение

На протяжении многих столетий самые выдающиеся мыслители стремились проникнуть в тайны своего собственного интеллекта. В далекие времена, гуляя со своими учениками среди афинских колонн, Сократ провозгласил вечные вопросы, которые потом бесконечно повторяли люди последующих поколений: "Что такое жизнь? Что такое душа? Что такое сознание?" Сущность человека заключена в его психических функциях, благодаря которым он мыслит и запоминает, любит и ненавидит, верит в мифы и науку, создает и разрушает цивилизации.

Поразительно, что, несмотря на философские исследования в течение сотен лет и, несмотря на стремительный прогресс науки в наше время, концепция сознания остается расплывчатой, противоречивой и не втискивается ни в какие определения. Не менее удивительно, что, хотя человеческое сознание имеет огромное значение для существования каждого из нас и для сохранения цивилизации, наше поколение интересуется главным образом атомами, клетками и звездами, уделяя очень мало внимания исследованию интимных механизмов психики.

Однако прежде чем мы займемся обсуждением психической деятельности, очень важно выяснить смысл некоторых слов. Ученые нередко избегают уточнять термины и подменяют определения описанием свойств. Такой подход, вероятно, правомерен в некоторых экспериментальных исследованиях, но в ряде случаев непригоден, так как любое явление, например эмоцию, можно исследовать различными методами, и тогда один и тот, же термин получит совершенно разные определения.

1.Определение: мозг и сознание

Несмотря на все трудности, удобно различать термины мозг, сознание, психика, дух и душа хотя бы для того, чтобы избежать путаницы. Необходимо точно определить значение каждого термина, так как может оказаться, что читатель вкладывает в них ивой смысл, нежели автор. В конце концов, любая классификация или определение - это всего лишь результат соглашения между людьми, которые пытаются охарактеризовать то или иное лицо, место или событие, описывая несколько его основных элементов. Это как бы наброски, в которых можно опустить, или исказить несущественные детали. Естественно, если нет договоренности о самом предмете обсуждения, то относящиеся к нему слова или наброски не будут иметь смысла.

Определения следует рассматривать как что-то прочное, на что можно опереться в бурном море противоречий. Например, традиционное разделение процессов на статические и динамические, которым мы пользуемся в этой книге, может быть воспринято как ошибка, отражающая неспособность нашего разума охватить многочисленные явления в их непрерывности и необходимость сосредоточить внимание на отдельном моменте. Теории, экспериментальные подходы и терминология чрезвычайно разнообразны в зависимости от того, имеем ли мы дело с химией, потенциалами действия или духами. Когда явление, которое мы изучаем, столь сложно, как сознание, то для исследования различных его свойств приходится применять много различных методов и нередко бывает трудно обобщить полученные результаты, каждый из которых отражает определенный аспект истины.

Определения вообще редко бывают, удачны, а определений сознания так много и они столь разнообразны, что это само по себе свидетельствует о сложности проблемы и об отсутствии единой точки зрения у признанных авторитетов. Словари обычно приводят общеупотребительные значения слов, которые иногда лишены научной строгости. Термины, которыми пользуются специалисты, нередко несут на себе отпечаток догматизма. Консерваторы считают, что на сегодня мы не можем определить понятие сознания и предлагают "наброски", "опыты", "взгляды" и "мысли", подводящие к возможному определению. Вся эта путаница имеет многовековую историю.

Концепцию сознания на Западе ввел в философию Анаксагор в V веке до нашей эры. Он назвал сознание nous и определял его как бесконечную, самоуправляемую, ни с чем не смешанную субстанцию, источник движения, необходимую часть всего живого, имеющую сходные свойства у животных и человека. Nous рассматривалось как обобщенный интеллект, управляющий движением космоса. Аристотель и Платон отмечали, что сам Анаксагор по существу не использовал свою концепцию, и она позже была разработана другими философами. В своей книге "De anima" Аристотель рассматривает сознание и душу как разные сущности, из которых сознание является высшей; он говорил: "Мы до сих пор не располагаем никакими данными о сознании или способности мыслить; видимо, это совершенно иной вид души, способный отличать вечное от тленного; только сознание может существовать отдельно от всех других психических функций". Аристотель считал, что плод вначале наделен вегетативной душой, которая затем заменяется на чувствительную душу и лишь перед самым рождением - на божественный дар, разумную душу; отсюда следовало, что и сам Аристотель когда-то обладал другими основными функциями, а именно чувствительной и вегетативной, которые имеются и у животных.

Мысль Аристотеля пронизывает все философские системы Запада вплоть до наших дней, а подразделение функций человеческого организма на вегетативные, чувствительные и психические используется и поныне. В сегодняшнем обиходном употреблении слова "душа" и "сознание" часто отождествляются, и некоторые люди считают, что душа, а возможно, и сознание способны обрести плоть или покинуть ее как независимые субстанции.

По сравнению с теми трудностями и противоречиями, которые возникают при попытке охарактеризовать душу и сознание, дать определение мозгу сравнительно просто. Мозг - это материальный объект, расположенный внутри черепа, который можно осмотреть, потрогать, взвесить и измерить. Он состоит из различных химических соединений, которые можно исследовать. Его - структурными элементами служат нейроны, проводящие пути и синапсы, которые при соответствующем увеличении можно изучать непосредственно.

Чтобы функционировать, мозг должен быть живым, т. е. нейроны должны потреблять кислород, в них должен происходить перенос веществ через мембраны и поддерживаться состояние электрической поляризации, прерываемое короткими периодами деполяризации; но даже когда мозг мертв, когда в нем не происходит никаких биохимических и электрических процессов, его можно распознать, законсервировать в формалине и подвергнуть анатомическому исследованию. По своей природе мозг - это химико-физический объект, который обладает многими сложными функциями, зависящими от генетических факторов и окружающей среды. Он функционирует как часть организма, но в течение ограниченного периода времени его жизнедеятельность можно поддерживать и вне организма, обеспечив искусственное кровообращение.

Некоторые функции мозга рассматриваются как психические процессы, а разного рода химические, тепловые и электрические процессы обслуживают его физиологические потребности, не связанные с сознанием. Одна из особенностей мозга состоит в том, что о нем можно говорить в статических и материальных терминах, по крайней мере, о его морфологии, цитологии и химических свойствах, которые можно рассматривать отдельно. С другой стороны, сознание - это функциональная сущность, которую нельзя хранить в формалине или изучать под микроскопом. Сознание не автономно, и, как мы узнаем позже, для того чтобы оно могло нормально функционировать, мозг должен непрерывно принимать сигналы, поступающие из внешней среды, и постоянно обмениваться с ней информацией. Термин "сознание" - это краткое обозначение плохо очерченной группы психических процессов. Для существования сознания необходимо существование функционирующего мозга; без мозга нет сознания. Обратное утверждение, однако, было бы неверно, так как даже при полном отсутствии психической деятельности, например под глубоким наркозом, отдельные функции мозга, такие, как дыхание, могут осуществляться на физиологическом уровне. В повседневной жизни термины "мозг" и "сознание" можно употреблять как синонимы.

2. Теории и экспериментальные подходы к исследованию мозга и сознания

Ведущие нейрофизиологи конца девятнадцатого века считали, что мозг является однородной массой и что во время любого действия каждая часть мозга играет более или менее одинаковую роль. Однако позднее, после появления выдающейся работы Роджера Спери о выходных системах мозга, Роберт Орпштейн, Дэвид Галин и другие исследователи доказали различие между двумя полушариями мозга. Эта концепция оказала сильное влияние на идеи «Нью Эйдж».

Как выяснилось, каждое полушарие имеет свой, присущий только ему, способ восприятия: левое связано с аналитическим и логическим мышлением, а также со словесным и математическим способами коммуникации; правое полушарие связано с «холистическим» мышлением, воображением, художественным творчеством и пространственными связями. Полушария связаны между собой посредством мозолистого тела, хотя создается впечатление, что они работают независимо.

Многие последователи «Нью Эйдж» склоняются к несколько упрощенному мнению, будто в современном западном обществе, в котором доминирует научное и технологическое мышление, мы развили левое полушарие мозга за счет правого. Они критикуют нашу привычку чрезмерно полагаться на линейное мышление, на выстраивание информации в логические ряды и пренебрежение интуицией. Проще говоря, они утверждают, что на Западе человеческими поступками в слишком большой степени руководит голова, и в слишком малой - сердце.

Однако, как в этом, так и в других случаях, наиболее верным было бы умелое сочетание обоих способов действий, то есть соблюдение золотой середины. Роберт Орнштейн в своей классической работе «Психология сознания» отмечает: «В основе наших наиболее важных достижений лежит полярность и интеграция этих двух типов сознания, компенсаторность деятельности интеллекта и интуиции».

Такой взгляд разделяет также Дэвид Галин: «Аналитический и холистический подходы взаимо дополняют друг друга: каждый вводит измерение, которого не хватает другому. Когда художники, ученые, математики пишут о своих творческих способностях, они утверждают, что их труд опирается на полную интеграцию обоих подходов».

Эти два подхода можно подытожить следующим образом:

Левое полушарие: вербальное, аналитическое, разделяющее на составные части, оперирующее логической последовательностью, рациональное, действующее во времени и дискретное.

Правое полушарие: невербальное, холистическое, синтетическое, визуально-пространственное, интуитивное, вневременное и непрерывное.

Энтузиасты «Нью Эйдж» в какой-то мере привязаны к этому различию между правым и левым полушарием, хотя их главный идеолог Роберт Орншгейн уже расширил рамки собственной модели. В своей доступной, но очень серьезной книге «Multimind», опубликованной в 1986 г., Орншгейн изложил новый - приближенный к вышеизложенной концепции эволюционных уровней развития мозга - взгляд, суть которого в том, что человек, по существу, обладает «несколькими сознаниями», т.е. его мозг имеет многоуровневую структуру, «формировавшуюся в разные эпохи для разных потребностей». Согласно Орнштейну, у нас есть сознание для бдительности, для эмоций, для безопасности, для переработки чувственной информации, для жизнеобеспечения. Орнштейн отмечает:«Человеческий мозг во многом архаичен: его структура и принцип работы опираются на нервную систему низших приматов и других млекопитающих, а также еще более древних позвоночных. Например, структура мозга трески, сформировавшаяся тысячи лет тому назад и с тех пор не изменившаяся, содержит многие основные элементы человеческого мозга. Треска имеет даже кору мозга (хотя и небольшую), гипофиз, контролирующий выработку гормонов, и мозжечок. В свою очередь, такие позвоночные, как треска, в строении своей нервной системы многое унаследовали от гораздо более ранних и примитивных многоклеточных организмов. Основные характеристики функционирования нервной системы и передачи данных идентичны у всех млекопитающих. Мы настолько похожи на других животных, что мозг многих видов можно использовать как лабораторную модель человеческого мозга. Рак может служить моделью передачи данных, свинья имеет подобную нам способность к обучению, а сложные процессы зрения можно изучать, используя затылочную часть мозга кошек или некоторых видов обезьян».

Метод, используемый Орнштейном для анализа природы человеческого сознания, опирается на тот факт, что мир наиболее отчетливо воспринимается именно таким способом, каким мы его воспринимаем теперь, поскольку такого видения человек достиг в процессе развития.

«Все люди развили одинаковую способность к селекционированию общих аспектов физической среды: мы обладаем глазами, воспринимающими лучи электромагнитной энергии, ушами, улавливающими механическую вибрацию воздуха, носом, наделенным рецепторами для улавливания частиц газа, специализированным осязанием, а также группой клеток на языке, устроенных таким образом, чтобы реагировать па частицы, содержащиеся в пище».

Таким образом, Орнштейн вышел за рамки своей ранней модели двух полушарий, в которой мышление в основном разделялось на рациональное и интуитивное, и развил концепцию многомерности разума (multimind), согласно которой сознание имеет «множество разных способностей», привязанных к конкретным типам эволюционного функционирования и механизмам сохранения вида. Способность человека к планированию, выводам, принятию решений, созданию систем и так далее, вероятно, развилась только во время последних четырех миллионов лет. Этому сопутствовал период быстрого роста коры головного мозга. Новая орнштейновская модель является иерархической. «Мы все имеем специфические для каждого вида восприятия способы преобразования данных, которые придают смысл нашему окружению и являются основным источником информации, - говорит Орнштейн, - однако у нас нет доступа ко всем своим способностям одновременно.»

Наши способности являются независимыми друг от друга, и поэтому лучше всего описывать сознание как «союз соперничающих единиц». Далее он более подробно излагает этот взгляд: «...мышление является своеобразной системой, в которой формируются разнородные элементы; коллажем, составленным из множества неизменных врожденных навыков, необходимых для умственной активности, которые прошли через миллионы лет, миллионы организмов и миллионы ситуаций».

Вот лишь немногие из тех способностей, которые могут использовать люди: активизация, информирование, обоняние, осязание, лечение, движение, локализация и идентификация, счет, речь, познавание, управление. То, что мы называем «интеллектом», является некоей совокупностью этих способностей, проявляющихся в различных ситуациях, и всю эту систему вмещает в себя сознание. Именно сознание постоянно изменяется, приспосабливаясь к нашим всевозможным потребностям. Это привело Орнштейна к его концепции мультисознания. Это не означает, что все мы шизофреники - мысли шизофреников свободно проникают из одной части сознания в другую, - а лишь свидетельствует о том, что внутри нас живет много индивидуальностей, каждая из которых соответствует тем ситуациям, которые ставит перед нами жизнь.

Восприятие, «реальность» и голографическая модель сознания. Вне зависимости от проблемы разных «индивидуальностей», реагирующих на внешний мир, возникает вопрос, в какой степени то, что мы воспринимаем, является «реальным». Известно, что наше восприятие представляет собой интенсивный процесс фильтрации. Например, глаз передает в мозг менее одной триллионной доли той информации, которая достигает его поверхности. Существует также огромная разница между достигающими глазного яблока сенсорными данными и тем, что мозг затем конструирует как «реальность». Наши ощущения наиболее четко функционируют в определенном спектре, и мы видим так, как видим, соглашаясь с тем, что многие современные психологи определяют как «согласованную реальность», главным образом потому, что все мы как представители человеческого вида развили приблизительно одни и те же способности. Еще раз процитирую Орнштейна: «Сознание индивида ориентировано вовне. Мне кажется, что основной целью, для которой оно развивалось, было, гарантирование индивиду биологической сохранности... Из массы достигающей нас информации мы, прежде всего, выбираем ту, которая соответствует сенсорной модальности нашего сознания. Это происходит посредством многоуровневого процесса фильтрации, который в первую очередь отбирает раздражители, необходимые для нашего выживания. Затем из данных, которые прошли процесс фильтрации, мы можем конструировать стабильное сознание».

Избирательность восприятия, фильтрация данных, служащая для создания модифицированной «реальности», заинтересовала также нейрохирурга Карла Прибрама из Йельского университета. Он считает, что мы используем наши умственные способности, чтобы «встроиться» в определенную реальность. «Кору головного мозга можно представить себе как резонансную деку фортепьяно, где каждая ячейка, возбуждаясь, звучит максимально в пределах определенной частоты, охватывающей приблизительно одну октаву. Единственное различие состоит в том, что в нашем воображении эта частота имеет пространственное выражение».

К тому же, Прибрам считает, что человеческий мозг во многом напоминает голограмму. Такой подход, который потенциально может принести очень перспективные результаты, оказал значительное влияние на Движение за Развитие Человеческого Потенциала

Прибрам заинтересовался тем фактом, что многие люди, перенесшие травмы с частичным повреждением головного мозга, не утратили следов памяти. Создается впечатление, что центры памяти находятся во всем мозге, сохраняясь даже тогда, когда недостает значительной его части. В середине шестидесятых голов Прибрам предложил голографическую гипотезу функционирования мозга, в которой допускал, что голография может стать продуктивным методом исследования мозга.

Голограмма является чем-то наподобие трехмерной безлинзовой фотографии. Технику такой фотографии разработал Деннис Габор, который за это в 1971 году был удостоен Нобелевской премии. Голограммная фотография возникает тогда, когда луч света, падающий на какой-то объект, интерферирует с другим лучом света, который на этот объект не падает. Голограмма создает трехмерную запись интерфереитного образа, в то время как обыкновенная фотография является только двухмерным изображением предмета, видимого с одной стороны.

Во время своих экспериментов Прибрам провел широкие исследования мозга обезьян с использованием введенных электродов. В ходе этих исследований удалось подтвердить, что прежде чем визуальная информация достигает зрительного центра коры головного мозга, она подвергается радикальной модификации. Прибрам предположил, что входящая информация в некоторой степени «противоречит» накопленной памяти и ожиданиям - создавая «интерферентный образ», аналогичный тому, который появляется в голограмме. Для Прибрама интересным был также факт, что небольшие фрагменты голограммы содержат все черты целостного образа объекта. Точно так же любой части мозга может быть доступно все содержимое памяти.

Прибрам проводил эксперименты, используя «белый хаос» на телевизионном экране. Этим «хаосом» была система точек, заключающая в себе «все возможные формы». Прибрама интересовало, могут ли клетки мозга реагировать на поле точек и улавливать порядок в кажущемся хаосе. Он открыл, что клетки мозга действительно могут улавливать формы из «белого хаоса», и это привело его к следующему утверждению: «Мы все время конструируем собственную реальность из массы того, что, как правило, кажется хаосом. Однако этот хаос имеет свою структуру: наши уши подобны радиоприемникам, а глаза - телеприемникам, которые выбирают соответствующие программы. Имея другие системы настройки, мы могли бы принимать другие программы».

В другом месте Прибрам развивает этот взгляд, сравнивая образы, возникающие в результате голографической интерференции воли, с тем, что происходит в мозге:

«Волны являются колебаниями, и все свидетельствует о том, что отдельные клетки в коре головного мозга считывают частоту волн в определенном диапазоне. Так же, как струны музыкального инструмента дают резонанс в определенном пределе частот, так резонируют и клетки коры головного мозга».

В этом месте мы должны обратиться к философской теории выдающегося физика Дэвида Бома, которая повлияла на концепцию Карла Прибрама о голографической работе мозга и дополнила ее.

Бом, почетный профессор Лондонского университета, американец по происхождению, ранее работал с Эйнштейном и является автором классических работ по теории относительности и квантовой механике. Как и Прибрам, Бом убежден, что ограниченные возможности восприятия затрудняют наше научное понимание.

Работа в области квантовой физики привела Бома к мнению, что вселенная на фундаментальном уровне является «однородной целостностью», или, по его собственному определению, «тем-что-есть». Для него все вещи, соединенные с пространством, временем и материей, являются проявлениями этой однородной целостности, или экзистенции, во всем ее многообразии, которую он называет «свернутым», или «скрытым», порядком. Однако наша наука, находясь под влиянием картезианской философии, видит только некоторые части вселенной, которые Бом называет «развернутым», или «открытым», порядком. Используемые современной наукой редукционистские методы делают невозможным для нас понимание того, что все вещи существуют благодаря этой однородной целостности, бесконечному непрерывному процессу «перетекания», который Бом называет «всеобщим движением». Он считает, что вселенная напоминает целостный организм, в котором части имеют смысл только по отношению к целому.

Акцент на идее целостности сближает концепцию Бома со взглядами Прибрама, поскольку, по мнению Бома, па глубинном уровне индивидуальное сознание должно быть частью всеобщего, универсального сознания, а согласно Прибраму, разум на своем наиболее глубоком уровне укоренен во всеобщем движении. К сожалению, используя линзы и другие оптические приборы для научных измерений и оценок, мы развили науку, которая сосредоточилась на узких аспектах проявленной вселенной, вместо того, чтобы сосредоточиться на более универсальной реальности всеобщего движения.

Тем временем Прибрам обратил внимание на то, что голограммы создаются без помощи линз. В связи с этим возникает важный вопрос: как выглядела бы вселенная, если бы мы не имели линз в наших глазах? Линзы, утверждает он, создают свой собственный образ реальности: они являются фильтрами, формирующими особое восприятие.

В статье «Голографическая гипотеза функционирования мозга» Прибрам пишет: «Значение холономной реальности состоит в том, что она создает то, что Дэвид Бом называет «свернутым», или «скрытым», порядком, который, одновременно является всеобщим порядком. Все содержится во всем и распространено по всей системе. Посредством наших органов чувств и телескопов - линз вообще - мы открываем, разворачиваем этот свернутый порядок. Наши телескопы и микроскопы даже называются «объективами». Так мы и познаём суть вещей: с помощью линз в наших органах чувств делаем из них объекты.

Не только глаза, но также кожа и уши являются структурами, состоящиим из линз. Дэвиду Бому мы обязаны пониманием того, что во вселенной существует некий скрытый порядок, который является внепространственным и вневременным в том смысле, что пространство и время в нем находятся в свернутом виде. Сейчас мы можем утверждать, что мозг также функционирует в холономной сфере... Однако этот холономный порядок не является пустотой; это наполненное и текучее пространство. Открытие этих свойств холономного порядка в физике и в области исследований мозга заинтересовало мистиков и ученых, знакомых с эзотерическими традициями Востока и Запада, и заставило задаться вопросом: не это ли было содержанием всего нашего опыта?».

Концепции Бома и Прибрама открывают широкие перспективы для изучения мозга и сознания. Мы начинаем понимать, что на фундаментальном уровне во вселенной все взаимосвязано и что индивидуальное сознание - это иллюзия. Та фикция, которую мы считаем индивидуальным сознанием, по существу включает в себя весь потенциал универсального сознания, а та реальность, в которой мы так уверены, быть может, является только одной малой частью гораздо более широкого спектра, в который мы не можем встроиться с помощью, несомненно, ограниченных возможностей нашего восприятия. Теперь ясно, что реальность как таковая не является «постоянной», как мы всегда представляли, а создается нашим мозгом, придающим ей некую «осмысленность».

Поскольку одной из главных задач Движения за Развитие Человеческого Потенциала является постижение тайн сознания, открытия Прибрама и Бома имеют для этого движения огромное значение.

Вместе с тем, поле исследования значительно расширилось, охватывая не только физику и психологию, но и, в равной степени, области, традиционно связанные с религией, метафизикой и мистицизмом. В широком смысле, это так же справедливо и для «Нью Эйдж».

Представители Движения за Развитие Человеческого Потенциала и «Нью Эйдж» подчеркивают важность исследования новых состояний бытия, создания новой терминологии для описания непривычных сфер сознания. Этот путь неизбежно переносит нас за пределы установленных систем взглядов и вероисповеданий, открывая более широкие измерения опыта. Это поиск, который постепенно преодолевает религиозные установления и пытается заглянуть в самые глубины психологии, чтобы интегрировать физические, умственные и духовные аспекты нашего существования и обрести единое священное знание. Новое сознание - это прежде всего процесс изменения личности, который в конечном итоге ведет нас за пределы личности. Это путь к целостности, тотальности существования.

Однако, Движение за Развитие Человеческого Потенциала появилось как следствие постоянно развивающегося процесса, многим обязанного тем родоначальникам психологии, которые первыми начали исследовать сознание на Западе. Чтобы рассказать об этом процессе, мы должны начать с самого начала.

3.Новые методы исследования

Читая работы о сознании, поражаешься множеству определений, зачастую абсолютно разных, смелости предпочтений, категоричности, с которой некоторые авторы отвергают одни подходы к этой проблеме и превозносят другие. Впрочем, наверное так и должно быть, ведь и исследуют сознание, и повествуют о результатах всегда через собственное сознание, которое лучше видит и регистрирует родственное самому себе. Таким образом, получается как бы «срез сознания» всех вовлеченных в дискуссию.

Возможно ли все-таки получить объективное знание о сознании? Будет ли оно при этом строго научным? Для объективности и достоверности научного исследования наряду с инструментарием необходима независимость наблюдателя и объекта, определённая дистанция между ними, а для обсуждения Ї наличие общепринятого языка, полноценно описывающего явление через совокупность отдельных четко определенных терминов. Как бы мы ни определяли собственное сознание, его наличие внутри нас и участие в процессе изучения сознания делает такое дистанцирование невозможным. Следовательно, мы или должны использовать для познания иные методы, основанные не на обособлении, а на приобретении непосредственного опыта через отождествление (следовательно, вненаучные), или же изучать лишь те феномены, от которых наше собственное сознание в достаточной мере дистанцировано. Правда, гипотетически мы могли бы воспользоваться свидетельством тех, чье сознание настолько же превосходит наше, как мы превосходим, например, сознание цветка. Если такие «старшие братья человечества», стоящие на более высокой эволюционной ступени, существуют, то они могут исследовать наше сознание так же эффективно, как мы изучаем сенсорную систему и реакции, например, растений.

Другая возможность для исследования связана с идеей Космического Сознания. Успехи в изучении эволюции Космоса сделали доступными сведения о строении и пространственном расположении объектов, вплоть до чрезвычайно удалённых от нас, но главное Ї об их развитии на протяжении миллиардов лет. Учёные смогли заглянуть в далёкое прошлое и не только увидеть, как формировалась известная нам материя, но и составить представление о веществе, из которого она возникла. Эти исследования подтвердили энергетическую природу материи. Не случайно профессор Брайан Грин, описывая в научно-популярном бестселлере «Элегантная Вселенная» на ультрамикроскопическом (субпланковском) уровне свойства Вселенной, использовал термины: «космическая симфония», «музыка теории струн», «спектр состояний струны». Давнее замечание Анри Пуанкаре о том, что материя преобразилась перед глазами удивлённых физиков, погрузившихся в глубь неё, в разнообразие энергетических волн, дополнилось представлениями о неистовых флуктуациях квантового мира, которые на ультрамикроскопических расстояниях приводят к яростным искривлениям пространства, образно названным Джоном Уиллером «квантовой пеной». Мир рождается из «квантовой пены», микрочастицы сочетают в себе свойства частиц и волн, космические объекты находятся в непрестанном движении, вращаясь относительно различных центров с самыми разнообразными скоростями…

Но где волна, там и ритм. Движение несёт пульсацию в пространство, насыщенное всевозможными волнами. Мы живём, пронизываемые множеством лучей различной природы и интенсивности, и сама жизнь клеток и органов нашего тела подчинена многочисленным ритмам, некоторые из которых не прерываются ни на минуту, другие же последовательно сменяют друг друга.

Изучение Сознания как космического явления может помочь нам в постижении сознания человека благодаря принципу аналогии. При рассмотрении эволюции Космоса особенно остро встаёт вопрос о грани между упорядочиванием за счёт автоматических ритмических воздействий и сознанием, поддерживающим порядок. Может ли цельная, невероятно сложная, постоянно эволюционирующая система Космоса существовать без того, что мы могли бы назвать Глобальным Сознанием?

Самосознание человека неразрывно связано с формированием и развитием «мыслителя»; будет ли ему соответствовать Мыслитель? Человеческий «мыслитель» подчинен закону ритма как в фазах активности-покоя, так и в самом своём становлении и развитии. Можно ли считать это общим принципом? И означает ли господство ритма над деятельностью мыслителя, что ритм первичен по отношению к нему? При таком подходе существование в Природе двух видов движения Ї непроизвольного, проявляющегося в разнообразных формах и изначально внутренне присущего материи, и произвольного, источником которого является свободная воля, опирающаяся на индивидуальное сознание и деятельность «мыслителя», Ї затрагивает и феномен сознания, деятельность которого также может быть разделена на непроизвольную и произвольную. «Приходило ли вам когда-либо на ум, что Мировой Разум, как и конечный человеческий ум, может иметь два признака или двойственную мощь Ї один произвольный и сознательный, другой непроизвольный и бессознательный или механическая сила», Ї читаем мы в «Письмах Махатм». (Эти слова были написаны ещё в 1882 году.)

В Живой Этике причиной сохранения целостности и порядка в почти бесконечно многообразном Мире при его непрестанном развитии названо то, что каждый вид материи обладает не только изначально присущим ему движением, но и необходимой степенью сознательности, достаточной для эволюционного взаимодействия. Сознание при этом не рассматривается с узких позиций рациональной разумности, но трактуется максимально широко: «…вся Природа есть проявление Разума или бесконечное развёртывание его. В основе Бытия заложено сознание, иначе говоря, жизнь, как таковая, есть проявление сознания, следовательно, и начала разумности. С жизнью или сознанием неразрывно связано понятие движения, и потому движение или ритм есть движение разумное или разумная сила. Истинно, в Природе нет сил, которые могли бы быть названы неразумными, ибо от Разума может произойти лишь разум, как от Света Ї лишь свет.

Вся Природа, от атома и до её венца человека, представляет собой бесконечное сочетание вибраций, исходящих из различных фокусов, центров или тел, Ї называйте их как хотите, Ї наполняющих всё беспредельное Пространство и стремящихся к совершенствованию в велении бытия бесконечного. Таким образом, и человек, будучи микрокосмом Макрокосма, является конгломератом самых различных вибраций (ритмов).

Также и закон притяжения и отталкивания уже указывает на присутствие какого-то отбора, а разве отбор, или избирательное начало, может быть назван слепым? Разве не требует он наличия хотя бы зачатка сознания? Так, в основании каждого проявления заложено начало разумности и нет жизни без движения или ритма».

При изучении сознания мы сталкиваемся с известным «парадоксом ускользающей предметности». Сознание проявляет себя через деятельность мыслителя, и порою кажется, что лишь он один и существует. Мыслитель действует, опираясь на восприятие, на память, облекая идею в форму, и потому мы можем научными методами изучать эти проявления его деятельности. Но само сознание и Сознание остаются лишь гипотетической субстанцией, в которой все эти процессы обретают связность, гальванизатором мыслей и средой, в которой они распространяются. Чем дальше мы уходим от темы Сознания, тем чётче становятся контуры определений, яснее предмет исследования, плодотворней дискуссия. При противоположном движении наш ум явно начинает пасовать перед проблемой, ибо Сознание оказывается таким же неисчерпаемым, безграничным и всеобщим принципом, как и Материя. И вот уже со всей очевидностью приходит вывод о единстве этих двух глобальных понятий и о том, что они есть лишь два неразрывно единых аспекта Космоса, два гипотетических полюса, между которыми вращается реальное бытие в своем циклическом движении, имя которому Ї Жизнь.

Исследуя деятельность мыслителя, мы открываем сопутствующие ей циклы, ритмы и, наконец, встаём перед загадкой мыслеосновы. Непреходящее Сознание при этом остается мировой Загадкой, или Несказуемым, соответственно в западной и восточной терминологии.

При физиологическом подходе мыслеосновой считают мозг со всей совокупностью биохимических процессов, но такой подход не позволяет исчерпывающе объяснить природу сна и целый ряд более быстрых, но не менее важных состояний сознания, связанных с метапознанием. То, что человек сохраняет активность сознания во сне и переживает надперсональные состояния сознания, может свидетельствовать о тонкоматериальной природе Мыслителя, способного периодически действовать относительно независимо от физического тела. Особенно важные свидетельства связаны с опытом переживания клинической смерти, когда человек видит со стороны своё тело и пытающихся вернуть его к жизни людей. Приборы при этом фиксируют отсутствие проявлений деятельности сознания в физическом теле. Когда через некоторое время человек возвращается к жизни, он в подробностях описывает действия боровшихся за его жизнь людей. Мыслеоснова, следовательно, должна быть более тонкой, чем хорошо исследованные наукой атомы. И здесь исследования микромира оказываются неожиданным образом связаны с центральной проблемой человеческой природы Ї сознанием. Ведь при переходе от макро - к микрообъектам (так называемый планковский масштаб) вступают в действие законы квантовой физики и у объектов появляется ряд неожиданных и непривычных особенностей (см., например, работу М.Б.Менского. Этот подход, возможно, позволит описать мысль не как абстракцию, а как реальный объект квантовой природы. Мыслеоснова, таким образом, оказывается подчиненной законам микромира, в отличие от биологических структур мозга, и учёт этого факта позволит объяснить многие загадочные феномены сознания.

Благодаря наличию самосознания человек может «фокусировать» внимание не только на внешних, но и на внутренних явлениях, рассматривать их с разных позиций и осознавать своё отношение к ним. Более того, мы способны оценивать собственную позицию, сопоставлять её с точкой зрения других людей. Можно ли, однако, считать привычный фокус нашим истинным «Я»? Можно длительное время иметь фокус интересов, например, в области химических наук, а затем поменять специальность и десятки лет заниматься другим, чтобы однажды войти в лабораторию и всё вспомнить…

Каким далеким и странным покажется нам вернувшееся мироощущение! Нечто подобное происходит, когда мы возвращаемся в давно покинутое место, и оно помогает нам на мгновение вспомнить, какими мы были, например, в школьные годы…

В этот момент мы, нынешние, оцениваем нас, прошлых. Сознание из нового фокуса оценивает фокус прежний. Или, мгновенно вернувшись в прошлое, оценивает фокус нынешний. Но как широка область, в которой мы можем локализовать своё сознание? Насколько мы свободны в выборе фокуса подобной локализации, насколько объективно оцениваем его относительно нравственных ориентиров, жизненных целей? При такой оценке нам необходимо соотнести такой преходящий фокус с нашим настоящим «Я». Но чтобы соотнести, надо знать, где это «Я» находится, как его достичь, как сопоставить именно с ним локальный фокус…

В последних работах по психологии мы вновь встречаем «парадокс ускользающей предметности» в разновидности классической проблемы Юма: кто же в нашем сознании контролирует и осознаёт того, кого этот кто-то контролирует? Иначе говоря: является ли осознание лишь нейрофизиологическим процессом, простой суммой элементарных процессов или существует некий центр, ответственный за самоосознание, за координацию и принятие окончательных решений? В XX веке доминировало мнение о тождестве осознания и нейрофизиологических процессов. Предполагалось, что принятие решений происходит по тому же принципу, что и у муравьёв, перетягивающих палочку. Однако некоторые исследования, например работы Б.Либета, дают весомые аргументы для антиментализма. Вот перевод фрагмента публикации 1989 года: «При анализе сознательной регистрации событий, как и при оценке момента принятия произвольного решения, ведущего к осуществлению некоторого движения, обычно наблюдается систематическая задержка около 500 мс осознания по отношению к коррелирующим с ним нейрофизиологическим изменениям». Проще говоря, нам требуется около полсекунды на принятие окончательного решения, после того как все необходимые нейрофизиологические процессы завершены. Что же происходит в это весьма краткое по земным меркам время? И где?

Способность осознания связана с уровнем локализации «Я». По мере того как повышается уровень самосознания, расширяется область возможной локализации фокуса нашего сознания. Мы можем предположить, что этот процесс сопровождается как количественными, так и качественными изменениями. Сегодня мы можем удерживать в фокусе лишь один объект, остальные при этом оказываются «на периферии», т.е. в данный момент времени может осознаваться только один вербальный или визуальный компонент. Психологи и нейрофизиологи по-разному подходят к проблеме изучения мозга. Психолог имеет дело с нервной системой, и для него, очевидно, что человек не может сознательно выполнять несколько дел одновременно, так как нервная система одна. Но нервная система управляется из мозга. Нейрофизиолог представляет мозг как огромный массив нейронов, каждый из которых обменивается электрическими импульсами с остальными. В целом мозг децентрализован, т.е. разные отделы мозга действуют независимо и параллельно. Следовательно, причина того, что мозг, состоящий из миллиардов нейронов, ограничивает возможность полного сознательного контроля лишь каким-то одним событием, иная. Если же мыслеосновой является не сама нейронная сеть, а нечто более тонкое, то причиной может быть недостаточная степень развития этой тонкой составляющей организма. Способность к периферийному видению у разных людей различна, однако в любом случае мы способны лишь «принимать во внимание» то, что находится на периферии сознания, более или менее ясно удерживая внимание на связи этих периферийных объектов с центральным, который захвачен фокусом внимания. Это весьма похоже на луч прожектора, выхватывающего из темноты лишь коническую область пространства, окружённую полумраком. Такое восприятие лишено синтетичности, комплексности. Когда мы субъективно выбираем одну точку в едином явлении, делая её фокусом внимания, и рассматриваем остальные во взаимосвязи с ней, она с большой долей вероятности может вовсе не являться центральной, а лишь казаться нам таковой, благодаря индивидуальным свойствам нашего сознания. Есть опасность принять за «открытия» причудливую игру света, возникающую от наложения мозаики нашего сознания на действительную картину мира! Также и сходное в своём формализме образование может сформировать у многих одинаковые псевдограницы, которые, будучи приняты на веру, убедят в существовании сходных, но иллюзорных «объективных законов», как взгляд на небо через печную трубу убеждает в его квадратной форме тем сильнее, чем большее число чудаков обучено разглядывать небо через квадратные трубы!

Как писал еще в 1947 году немецкий психолог В.Кёлер (1887Ї1967), любое достаточно определённое утверждение в психологии, к сожалению, сразу же оказывается ошибочным. Не удаётся найти, безусловно, убедительные критерии для выделения отдельных составляющих из единого внутреннего психического процесса, а это приводит к многозначности терминов при подборе к ним адекватных представлений. Вернёмся к предположению, что существуют люди, так же превосходящие нас в широте восприятия действительности, как мы превосходим в этом наших «братьев меньших». Назовем сознание, которым они обладают, объёмным в противовес нашему точечному. Очевидно, что не только восприятие для таких людей окажется иным. Изложение постигнутого материала в обычной для нас последовательной форме с многочисленными возвращениями к рассматриваемому с разных сторон явлению также отойдёт в прошлое. Для людей синтетического сознания должна быть очевидной не только связность, но и сложная иерархическая структура единства. Следовательно, даже при изложении на нашем «ниточном» языке, вместо их «объёмного», они смогут локализовать фокусы первичного внимания на реальных узловых понятиях пространства идей. Выстроят последовательность от главного к производному и обозначат истинные, а не произвольные связи и зависимости. Но легко ли будет нам принять и, главное, понять такую синтетическую доктрину? Ведь для этого необходимы разносторонние, достаточно глубокие знания и, главное, непредубеждённый ум! А скольких продолжительных усилий это потребует? Однако красота нового знания может стать достаточно сильным стимулом к самотрансформации сознания, его расширению, как стремление к красоте на физическом плане часто является причиной героических усилий и масштабных перемен в личной жизни! Обращаясь к опыту недавнего прошлого, поучительно исследовать полемику, более ста лет разворачивающуюся вокруг уже упомянутых Писем Махатм. Интересно, что многие революционные для XIX века факты и теоретические положения, высказанные в них, к настоящему времени уже нашли научное подтверждение (часть данных об этом обобщена Л.М.Гиндилисом).

Вся история человечества полна свидетельств о встречах с удивительными людьми, намного превосходившими остальных в полноте и силе сознания, которые, однако, считали себя только звеном в Иерархии творческих Разумов. Одна из возможностей при изучении сознания Ї формирование перспективных направлений для исследований на основе знаний, полученных вненаучным путем. Конечно, среди них следует выделить наиболее ценные, например, на основе критериев эвристики и красоты.

Необходимо сказать о проблеме инструмента исследования. Инструмент должен быть тоньше объекта исследования, но что тоньше сознания? Самым тонким из доступных нам инструментов является мысль исследователя, но мысль сама есть результат деятельности сознания! Инструмент должен быть независим от объекта, а здесь вновь возникает проблема относительности границ. Есть корневые проблемы, такие как жизнь, сознание, которые невозможно постичь, пока они рассматриваются в отрыве от мировой жизни и Сознания, но сам современный научный метод не позволяет рассматривать их иначе. Следовательно, само сознание учёных должно претерпеть перемены, чтобы более эффективное исследование стало возможным, само «рассмотрение» должно протекать иначе, ибо, как часть может составить объективное представление о Целом, не став этим Целым? И здесь вновь встаёт вопрос о роли надличностного состояния сознания в постижении подобных проблем.

Тезис о сердце человека как органе познания и одном из мест локализации высшего сознания звучит, с точки зрения нашей современной науки, весьма необычно. Нервные волокна явно кульминируют в мозгу. Причём же здесь сердце? Как знать, быть может, высшие аспекты Сознания Ї второй полюс нашего организма Ї дают знать о своём присутствии чем-то более неуловимым, чем нервные импульсы? И здесь мы вновь возвращаемся к вопросу о мыслеоснове и о том, как реализуется её интегративность. Если Высшее и в самом деле входит в наше сознание через сердце, то необходимы исследования включённости сердца именно в процессы метапознания, при которых мы оцениваем относительность нашей картины мира или перестраиваем её, когда реализуем такие формы осознания, как личностный смысл, рефлексия и самосознание. Исследование сердечного ритма во время подобных процессов является одним из доступных методов, упомянутых в Живой Этике.

Люди творческих профессий знают, что, когда Высшее стучится в наше сознание, необходимо проявить чуткость, чтобы откликнуться на тонкую вибрацию явленного чуда. Музыкант, живописец или учёный действуют опосредованно. Вначале они формируют в своём сознании созвучный образ, который затем стараются выразить доступными им средствами плотного мира. Работа сознания здесь как бы разделена на несколько этапов, и роль сердца в каждом из них будет различна. Первый Ї это тонкое восприятие, второй Ї ассимиляция, третий Ї образное отражение (здесь образ Ї синтетическое, цельное созвучие) и, наконец, разворачивание образа в последовательность слов или композиционных элементов, чтобы сделать воспринятое мастером доступным для многих. Но на этом воплощение идеи не заканчивается. Зрителю или слушателю предстоит совершить ту же работу в обратном порядке! Те же инволюция и эволюция. И, скажите пожалуйста, кому сложнее? Передача сложного восприятия требует порой нескольких циклов нисхожденияЇвосхождения. Конечно, наиболее эффективным будет такое настраивание созвучия, если в процесс вовлечено сердце.

Л.В.Шапошникова подробно остановилась также на законах двойственности, противоположения и ведущей роли Высшего, на том, как в XVIIЇXVIII веках разошлись пути экспериментальной науки и метанауки. Она отметила, что наше время Ї это время нового объединения, когда рождается новая наука, в которой экспериментальный метод будет сотрудничать с интуитивным предвидением и Высшее будет открыто вновь. Где оно будет открыто? Если описанные процессы разделения и объединения происходят в нашем сознании, то и открытие Высшего, ведущего начала должно произойти в нём. Конечно, в отличие от постижения материального мира, это сокровенный процесс. Наиболее вещественные открытия традиционной науки могут быть относительно легко выражены внешним способом Ї через особый формализованный язык, и благодаря этому стать всеобщим достоянием. Но свидетельствование о внутренних состояниях сознания убедительно для тех, кто сам пережил нечто подобное и потому подтверждает и дополняет, но не заменяет собственный опыт.

То, какую роль уже сейчас имеют вненаучные методы познания, демонстрируют выдающиеся учёные, политики, священнослужители, способные находить перспективные направления исследований, на которых будут сосредоточены совместные усилия целых коллективов. Эти деятели заслуженно пользуются авторитетом у коллег и могут оказывать большое влияние на всех нас. Скажите, откуда эти титаны черпают свою уверенность в том, что именно так следует поступать? Ведь зачастую их предвидение идёт вразрез с общепринятой точкой зрения, а факты, подтверждающие правоту оценок, будут добыты лишь спустя годы, а порой и десятилетия! Вероятно, всё из тех же глубинных областей Сознания.

Если бы науке удалось вскрыть механизмы подобного процесса, то стало бы возможным обучение, например, интуитивному предвидению. Для многих методов получения вненаучного знания у нас нет ещё общепринятых научных терминов, как нет и воистину высшего образования, которое открывало бы путь к высшим возможностям сознания. Людей, овладевших такими возможностями, могущих раскрыть их механизм и умеющих обучить других, можно было бы с полным основанием называть Учителями. Результаты подобного обучения не утрачивались бы так легко, как нынешнего, ведь внутреннее знание неотъемлемо. А интуиция и иные проявления связи с Высшим защитили бы каждого от опасности манипулирования его сознанием извне. Впрочем, история человечества хранит память о таких Учителях. Изучая свидетельства о жизни великих подвижников, мы с удивлением обнаруживаем, как скромно они говорили о себе, особо отмечая значение связи с иными, ещё более высокими Сознаниями. Как подчеркивали важность внутреннего сердечного единения с Ними, которое одно может служить основой правильного развития сознания.

Открытие наукой закона иерархической согласованности как условия для роста индивидуального сознания прояснит также и ключевую роль сердца в этом процессе. Роль сердечности, взаимопомощи, согласия станет явной, и сотрудничество в науке перестанет сводиться к взаимной выгоде от чисто ментальной кооперации. Эти процессы придадут самим понятиям «учитель» и «ученик» новое, более высокое значение. Если наставник станет для ученика не только толкователем сведений о внешнем мире, но и нравственно зрелым помощником на пути постижения внутренних возможностей сознания, то их сотрудничество перерастёт в родство и мы примем то толкование понятий «учитель» и «ученик», которое до сих пор живо в Индии. мозг сознание орнштейн

С чем же связаны неудачи при изучении таких явлений как интуиция, предвидение, мгновенное постижение сути сложного процесса? Почему сама возможность их то признаётся, то отвергается учёными? По нашему мнению, одна из причин кроется в используемых статистических методах. В их основу положены произвольная выборка и усреднение результатов. Кроме того, часто используется возрастной критерий. Но развитие сознания протекает циклически. Из-за различий в зрелости внутренних уровней сознания цветение сознания начинается в разном возрасте. Следовательно, физическая зрелость вовсе не означает зрелости сознания! Использование выборки по физическому возрасту человека неоправданно, к тому же это маскирует немногих пионеров. Чем же можно её заменить? Понятием о достигнутой ступени развития: есть подготовительный период, кульминация, затем, по мере завершения одной фазы развития замедление и, в зависимости от успешности предыдущего этапа, или развитие нового качества, или работа над ошибками, или распад. Так как такие периоды в развитии сознания многочисленны, людей, успешно проходящих каждый этап, динамично развивающихся и не теряющих времени, не так много. Более того, с возрастом количество таких людей уменьшается. Поэтому статистический анализ среди 16-летних оправдан, среди 40-летних необходим предварительный отбор. Что же касается 70-летних, то среди них количество успешно развивающихся и своевременно прошедших все этапы весьма малу. Область зрелого сознания (область сознания, уже прошедшего земной план и находящегося выше него) проявлена лишь у немногих людей старшего возраста. У остальных мы наблюдаем или работу над ошибками, или распад, или отставание. Нужно выделить эти золотые проценты успешных взрослых и, особенно, удивительных стариков Ї тех немногих, кто продолжает развиваться и в почтенном возрасте. И, подобно тому как мы бережно ловим слабое излучение, доходящее до нас из глубин Вселенной и рассказывающее о периоде её зарождения, на их примере можно будет исследовать наиболее глубинные области сознания.