Основы аналитической психологии Юнга

"Средний слой" комплекса содержит образы более культурного порядка или трансперсональные, такие как правило красного сигнала светофора, означающего СТОП; белый цвет брачного наряда; Президента, олицетворяющего управляющий центр в государстве, и т. д. Культурные амплификации зачастую известны сновидцу на сознательном уровне, но могут оказаться не упоминаемыми спонтанно. Если сновидец выражает согласие в случае предложенной ему аналитиком возможной культурной амплификации, то ее можно с уверенностью рассматривать, как потенциальную составляющую комплекса, обусловившего данный образ сновидения.

Третий, архетипический, уровень амплификации характеризует юнгианское дополнение в общее пространство толкования сновидений. Архетипы сами по себе невидимы и являются попросту некоей тенденцией структурировать опыт определенным образом. Любой образ, структурированный архетипом, становится образом этого архетипа (хотя всегда передающий меньше, чем целокупная потенциальность архетипа). Архетипические образы в сновидениях часто не распознаются, потому что: 1) аналитик может быть не осведомлен о мифологическом или архетипическом значении определенного мотива; и 2) поскольку любой повторяющийся человеческий опыт может быть архетипическим, многие архетипические элементы слишком "намозолили глаза", чтобы привлекать к себе внимание.

Архетипические образы - это те образы, которые утвердили свою значимость на достаточно большом количестве людей в течение достаточно длительного времени, чтобы стать общепринятой частью большой символической системы - часто изображаемые в фольклоре, запечатленные в сказке, мифе или религиозной системе, архаические или продолжающие жить и сейчас. Психика многих людей способна "отфильтровывать" архетипический образ [23, C.139].

В клиническом сеттинге (лечебном процессе) вовсе не обязательно, по моему мнению, делать интерпретации на архетипическом уровне, чтобы провести доброкачественное толкование сновидения. Правда, встречаются случаи, когда архетипическая интерпретация гораздо более значима, чем толкование на индивидуальном уровне. Распознание архетипических образов, неизвестных сознательному разуму сновидца, может приоткрыть важное теоретическое окно в глубины природы психического и обеспечить более здоровую перспективу в наших личных каждодневных драмах.

Сновидение следует "прочитывать" в контексте текущей жизни сновидца. Юнг чувствовал, что сновидения наиболее часто оказывались компенсаторами сознательной позиции это, предлагая точку зрения (часто более содержательную), противоположную установке господствующей эго-идентичности. Эго всегда обладает ограниченным взглядом на реальность, в то время как сон проявляет тенденцию к увеличению эго (хотя фактическое увеличение может временно потребовать более узкого или более сфокусированного информирования).

Помещение сна в контекст жизни сновидца вовсе не поддерживает облегченное "прочтение" или получение "ключа" к пониманию будущего действия. Точно также, принимая сон в качестве подтверждения текущей сознательной позиции сновидца, очень легко в большинстве случаев упустить компенсаторную информацию, которую содержит сновидение. Существует общее правило: если вы уже знаете, что - как вам кажется,- говорит сон, то вы упустили его значение. Когда толкование сновидений делается установившейся практикой в психотерапии, контекст на протяжении серии снов также развивается, и появляется возможность увязывать образ в текущем сновидении с аналогичным образом в сновидениях предшествующих. Связанные, но различные образы могут рассматриваться как разные виды того же самого комплекса, часто принося дополнительные подсказки к выявлению смыслов, лежащих в их основе. Существуют и другие "заповеди" в толковании сновидений, но эти три вышеописанных базовых направления составляют саму суть [18, C.140].

Последующие разборы специфических примеров снов наряду с собственным опытом аналитика или врача будут способствовать пониманию того, как эти принципы применимы в реальной практике. Некоторые сновидения весьма легко укладываются в классическую драматическую структуру - ситуация, проблема и осложнение, кульминация и результат. В таких сновидениях часто возможно проследить неожиданные связи между сценами,- когда последующая сцена имеет своей, в некотором смысле, "причиной" действие это сновидения в сцене предшествующей. Это особенно важно при наблюдении активности (или ее недостатке) эго сновидения, часто предлагающего непосредственные параллели в бодрствующей жизни. В общем, активность сновидения, имеющая место без участия эго сновидения (или с участием эго сновидения в качестве внешнего пассивного наблюдателя), также имеет отношение к "внешнему" - то есть бессознательному - в бодрствующей жизни сновидца. Другие принципы мы обсудим в последующих главах.

На этапе предварительной работы с будущим анализандом его сны могут дать информацию как для диагноза, так и для прогноза. Хотя толкование сновидений никак не может заменить обстоятельное клиническое интервью и обследование умственного статуса, сны могут оказать существенную помощь в том случае, когда они объединены соответствующим образом с другим клиническим материалом.

Соответствующий опрос по поводу недавних или значимых снов вполне уместен в первом интервью; здесь важны любые вопросы, позволяющие пронаблюдать за интеллектуальной деятельностью пациента: поток мысли, способность к абстрагированию, ориентация во времени, месте и ситуации; оперативная и долговременная память; суждения в реальной и гипотетической ситуации; уровень, согласованность и тип аффективной реакции-ответа (response); и такой факультативный, но интересный аспект умственной деятельности, как понимание пословиц. Новые пациенты зачастую оказываются польщенными, когда их спрашивают о снах, так как в расхожем мнении толкование сновидений считается естественной частью психоаналитической практики (психоанализа вообще, а не просто фрейдовского психоанализа). В повседневной жизни обычно публика весьма живо интересуется значением снов, и порой не всякий глубинный психолог способен удовлетворить этот интерес.

Недавние сны, в особенности приснившиеся после первого интервью, могут выявить некоторые стороны текущей бессознательной деятельности пациента. Сновидения, появившиеся на начальном этапе анализа, иногда указывают на долгосрочный исход представляемой проблемы. Человек с застарелой привычкой носить одежду лиц противоположного пола (cross-dressing), например, в начале анализа видел сон, в котором он был одет в женскую одежду, шел через стоянку автомобилей, направляясь в отель, когда вдруг одежда соскользнула с него, от чего он, впрочем, даже и не встревожился [25, C.212].

Это послужило предзнаменованием успешного лечения трансвестизма (не содержавшего элементов гомосексуализма) в пределах сравнительно короткого периода терапии (разумеется, в процессе лечения наблюдались свои трудности и кризисные периоды).

Другому мужчине с проблемами половой идентификации с самого начала анализа приснились два сна, указавшие на фактическое решение его беспокойства. Он вел себя и гомосексуальным и бисексуальным образом, но предпочитал быть только гетеросексуальным. Его гомосексуальное поведение, равно как и его беспокойство, и низкая самооценка, казались тесно связанными с эдиповыми проблемами; выражаясь психодинамическим языком, он искал мужской связи, чтобы компенсировать то, что, как он чувствовал, было эмоциональным отсутствием отца. Его сны показали, что бессознательное было готово усвоить проблему с помощью успешного умозаключения.

СОН I: Я нахожусь в пещере - каком-то логове, неряшливом и неприятном. Я допиваю чье-то питье на ритуальный манер. Сцена меняется, и я оказываюсь на высоком дереве с множеством ветвей. Я не могу слезть с него. Вокруг меня присутствуют другие люди, играет радио. В конце концов я понимаю, что никто мне не поможет, и я должен спрыгнуть сам. Все же я зову на помощь, приходят двое мужчин и приставляют толстую доску к тому месту на дереве, где я вишу.

СОН 2 (спустя две ночи): Я с каким-то мужчиной в здании в Гонолулу. Мы проходим в цокольный этаж к восточным баням и шлепаемся плашмя в разные бассейны. Затем там мы усаживаемся в кресла с ремнями наподобие тех, что в самолете или в Дисней-парке. Мой спутник знает, как пользоваться ремнями, а я не прочел инструкцию. Тем не менее, к концу нашей поездки с ремнями я справился. По ходу движения кресла то погружались в воду, то выныривали из нее.

В обоих этих снах можно увидеть мотив либо безопасного спуска на землю (сон 1), либо получения безопасности к концу поездки (сон 2) без какого-либо серьезного инцидента, хотя и с некоторым напряжением и беспокойством. В первом сновидении помощь материализуется только тогда, когда эго сновидения принимает ответственность и решает спрыгнуть вниз, поскольку это кажется необходимым. Во втором сновидец не так всеведущ, как его спутник, но тем не менее заканчивает поездку без приключений. Результат в обоих сновидениях представляется "хорошим" в смысле консолидации его мужской идентичности. Буквально через несколько недель у пациента начался любовный роман с женщиной, и его гомосексуальные контакты и мысли пошли на убыль; одновременно с этим он стал чувствовать себя способным выразить более независимую позицию по отношению к своим родителям [25, C.214].

Оба сновидения приведены здесь исключительно по причине их прогностического значения, хотя очевидно, что существует и много других полезных ракурсов их рассмотрения. Оказаться "на дереве", например, означает в разговоре попасть в трудную ситуацию и содержит в себе отголоски шаманистских ритуалов инициации, описывавшихся как помещение на дерево, а на архетипическом уровне, указывающих на тему мирового дерева или axis mundi - часто повторяющийся символ процесса центрирования в индивидуальной психике.

Прогресс в разрушении невротического паттерна часто может сопровождаться соответствующими сновидениями, растягиваясь далеко за пределы собственно лечебного периода и продолжаясь месяцы, а иногда и годы. Женщина с отмеченными нарушениями в ранней семейной жизни продемонстрировала такие изменения. Будучи ребенком, она являлась принципиальным источником эмоциональной поддержки отцу-алкоголику. Если она не пыталась позаботиться о нем, то чувствовала вину. Ее мать была благовоспитанной, образованной женщиной, поддерживавшей высокие стандарты знания для девочки, но не давшей ей сколь-нибудь достаточной эмоциональной поддержки. Когда она обратилась к психотерапевту за помощью по поводу своих проблем в браке, то, в конце концов, решилась на развод, а впоследствии оказалась в сексуальной связи со своим бывшим психотерапевтом, за которого затем вышла замуж. И все это лишь для того, чтобы пережить повторение сексуальной невосприимчивости, которую она чувствовала в первом браке. Попытки полового контакта часто приводили ее в бешенство. Позже она предприняла аналитическую терапию (по Юнгу). И в групповой психотерапии, и в индивидуальном анализе она проявляла готовность помочь и интеллектуальную проницательность, хотя стойкие психосоматические проблемы (всегда связанные с эмоциональными факторами) вынуждали ее к частым госпитализациям [5, C.183].

Очень показательный инцидент произошел на одном из первых занятий в групповой психотерапии: она, как обычно, демонстрировала свою готовность помочь и проницательность относительно себя (схожую с ее связью с отцом), но когда мужчина, член группы, отказался от ее помощи, она взорвалась внезапным гневом, впервые показав свой подспудный гнев (связанный с ее депрессией). Примерно в это же время ей приснилось:

Собака-сука с двумя подрастающими щенками, повисшими на ее сосках, тащится по улице. Один из щенков оторвался от матери и попал под автомобиль. Щенок взорвался наподобие бомбы.

Этот поразительный образ взрывающегося щенка стал символом проблемы ее зависимости и связанного с ней бессознательного гнева. Многие ситуации в бодрствующей жизни могут быть связаны с ее бессознательной идентификацией либо с самим лицом, истощившим свою заботу о других (жертвующая собой мать), либо со вспышкой гнева, накопившегося в результате ее собственной зависимости (взрывающийся щенок) - поскольку в любом случае потребности зависимости никогда полностью не удовлетворимы и потому они не позволяли ей достичь собственной взрослой зрелости и независимости.

После второго развода она продолжала свой анализ, но некоторое время избегала любых личных контактов с мужчинами. Как раз в этот период ей снился сон: Я нахожусь в египетском помещении, напоминающем одно из тех, которые есть в пирамидах. На возвышении - алтаре или погребальном постаменте - находится египетская принцесса-роженица, она собирается рожать. В основании возвышения меня насилует некто [фигура отца], который удерживает меня, тогда как я порываюсь вырваться. Я надеюсь, что женщина родит и тогда придет ее муж, он увидит совершающееся насилие и спасет меня.

Из этого сна становилось ясно, что отцовский комплекс в ее психологии был гораздо более активным, нежели конфликтная взаимосвязь с матерью. Сон также показывал возможность новой жизни (предстоящее рождение), предлагая изменение, инициируемое не эго, а тем, что потенциально могло привести к спасению сновидца от бессознательного паттерна, символизируемого во сне инцестом с отцом.

Знаменательно, что вскоре после этого сна женщина вступила в сексуальную связь с мужчиной, чья жена участвовала в сновидении в роли египетской принцессы,- несомненная проекция внутреннего спасителя сновидицы на реального мужчину. После краткого периода счастья, их отношения закончились, и она погрузилась в глубокую депрессию, которая - как она знала - была не совсем связана с внешней "ситуацией треугольника". Через какое-то время ей приснилось:

Я преподношу своей матери подарок, и мать реагирует также, как она всегда это делала в реальности - все, что бы я ни преподносила ей, она не любила. Я никогда не могла сделать ей приятное. И тут я поняла, почему ей не было приятно - она была мертвой! Рядом присутствовал доктор из одной мыльной оперы; я видела всю ситуацию такой, какой она была в моем первом замужестве, когда мои дети были маленькие. А доктор был хороший и заботливый.

Хотя, казалось, этот сон указывает на новый уровень осознанности, связанный со "смертью" материнского комплекса, в клинической депрессии этой женщины мало что изменилось. Она боролась с мыслью переехать в другой город подальше от этого мужчины, который все еще терзал ее мысли. В это время ей приснилось то, что указывало на поворотный пункт в ее неврозе. Накануне она пребывала в жесточайшей депрессии, страдая также и от своих психосоматических проблем. На следующее утро, как она описывает, ее состояние было "гипоманиакальным", и одновременно она чувствовала себя счастливой и (что самое важное) не ощущала никакого психосоматического дискомфорта, обычно ее мучившего. Вот этот сон:

Я в комнате со своей матерью [которая в предыдущем сне была мертвой, и была умершей в действительности]. Я умоляю какого-то мужчину совокупиться со мной. Он не слишком этого желает, но соглашается, потому что, как он говорит: "Это в последний раз". Сцена меняется, и я вижу лужу крови с чем-то, что находится в ней: то ли мертвым ребенком, то ли мертвой собакой. Зрелище ужасное, но отчасти все правильно, поскольку все это умерло в любом случае [26].

Ее просьба к мужчине о совокуплении указывает на предыдущее нераспознанное желание, которое было пережито только в виде изнасилования. Ее ассоциация с "ребенком или собакой" относима к предшествующему сну о взорвавшемся щенке. Ощущение, что отцовский комплекс, лежащий в основе ее невротических проблем, исчез, отразилось в словах мужчины во сне: "Это в последний раз". Резкое исчезновение докучавших ей психосоматических симптомов подкрепляет толкование сна, указывая на реальное изменение в паттерне комплексов, паттерне объект-отношения, по всей видимости, являющемся схемой двух ее основных невротических идентификаций: либо попечителя, либо (как здесь) того, кто чувствует зависимость от других. Присутствие матери предполагает участие и материнского комплекса, но эта проблема активным фокусом сновидения не является, так как она не в фокусе и в сновидении о египетской принцессе. Есть ощущение, что смерть "ребенка или собаки" связана с "последним разом", как если бы это была собака, ассоциируемая с взорвавшимся щенком, который представляет проблему ее зависимости.

Неопределенность того, относится ли совершающееся к ребенку (который может обозначать смерть реальных человеческих возможностей) или к собаке (предполагающее жертву животного инстинкта, который позже мог бы появиться вновь в человеческой форме), разрешилась, по всей вероятности, сном, который приснился ей в следующую ночь:
Два предмета снились мне всю ночь таким образом, будто они то входили, то выходили из моего поля зрения. Один был мертвым раздавленным тараканом с множеством ног вокруг своего плоского тела. [Похожий рисунок она видела у одного ребенка, изображавшего солнечный круг с множеством лучей вокруг]. Другой, рядом с тараканом, был мертвой мышью, аккуратно завернутой в маленькое одеяло. У мыши были большие голубые проникновенные глаза, почти как у человека.

Ассоциация с тараканом принадлежит к одной из самых отвратительных вещей в мире: "огромному хоустонскому таракану". Женщина заметила, что рисунок содержал "избыток ног". Форма таракана напомнила ей историю о "сказочной собаке", очень популярную в бытность ее подростком (когда было много тесного общения с отцом). Она помнила книжку с картинкой собаки на своей кровати, где собачья "шерсть" торчала радиально наподобие тараканьих ног. Эти и другие образные ассоциации сна дают основание считать, что в предшествующем сне скорее была мертвая собака, а не ребенок. Основания к этому такие: если ее психическое связано с теми же самыми констеллированными комплексами в обоих снах, то показанное мертвым в одном сне, может быть показано мертвым и в другом, хотя само изменение в образной структуре выражает нюансы комплекса, представленного различными образами; поскольку "мертвые вещи" во втором сне явно не относятся к человеческому (хотя мышь имеет глаза, напоминающие человеческие), то вероятно предположение, что предшествующий сон изобразил скорее смерть собаки, а не смерть человеческого потенциала, символизируемого мертвым ребенком [23, C.211].

Эта серия снов иллюстрирует ряд важных моментов в клиническом толковании сновидений. Первый, последовательность связанных образов сновидения, позволяет ощутить прогностическое улучшение, равно как и дать понимание образов, которые в противном случае могли бы остаться двусмысленными или не ясными вообще. Второй, образы в серии сновидений, похожи, но не идентичны, - "собака", "ребенок или собака", раздавленный "таракан" и "мертвая мышь" - показывая, что различные образы могут репрезентировать один и тот же комплекс, лежащий в их основе. (Фактически, мертвая мышь с человекоподобными глазами может также ассоциироваться с более ранним сном, в котором эго сновидения приготовило "большую рыбу с человеческими глазами"; здесь налицо евхаристические коннотации, предполагающие самопожертвование при осуществлении помощи другим).

Третий, изменение в природе или характер сновидений, совпадает с увеличением активности со стороны эго сновидения. Кажется очевидным, что, хотя и не оставаясь неизменным (каковым не является и любое "правило" в толковании сновидений), это разрешение констеллированных структур сновидения часто сопровождает действие эго сновидения, даже если само "действие" во сне является простым изменением в установке, не говоря уже о физической деятельности. Четвертый - серия снов иллюстрирует, каким образом эго сновидения становится прогрессивно более вовлеченным в структуру невротического комплекса, изображенного в сновидениях: в сне со взрывающимся щенком эго сновидения - просто пассивный наблюдатель; во сне с египетской принцессой эго сновидения стремится действовать, но не может; в сновидении с просьбой к мужчине о совокуплении, эго сновидения, наконец, становится активным. Может ли это быть той активностью, которая "вынуждает" мужчину заявить, что "это в последний раз" и "приводит" к смерти таракана и мыши? (Здесь попросту встает вопрос о причине и следствии в сновидениях, поскольку определенных ответов на этот счет пока нет). Обширная серия снов этой женщины (из которой представленные здесь выбраны чисто интуитивно) наилучшим образом смотрится как репрезентация устойчивой структуры комплексов сексуализированной формы господства - подчинения. Эго сновидения (и бодрствующее эго) в зависимости от момента идентифицируется то с одним, то с другим полюсом паттерна. По мере того, как эта серия двигалась в направлении основного клинического улучшения, она закончилась не на каком-то витке колебаний между полюсами данного паттерна, а "смертью" самого паттерна, что, психологически, указывало на депотенциацию комплекса, лежащего в его основе [23, C.213].

Самые первые сны могут помочь в дифференциации различных диагнозов, таких как невроз беспокойства или депрессивный невроз. Сновидения также могут быть полезными в определении различий между неврозами, психозами и характерологическими или органическими проблемами, каждый из которых может быть представлен с взаимоперекрывающей симптоматологией. Диагностические термины в различных диагностических системах устанавливаются по-разному, но основные клинические синдромы остаются относительно неизменными. Основные невротические паттерны представлены в виде смеси беспокойства и депрессии с различной степенью диссоциации.

Хотя и существует много теорий депрессии, расположенных в ряд от психогенетических до органических, общепризнанным является то, что психогенетическая депрессия отчасти связана с гневом, не получающим своего достаточного выражения в сознании. Как правило, гнев возникает в отношении к какому-то лицу во внешнем окружении, либо к настоящему или будущему; во вторичном своем проявлении он направлен на сам эго-образ, находя свое выражение в депрессии. Такая классическая психологическая динамика часто с непривычной ясностью проявляется в сновидениях и может служить в качестве диагностического индикатора.

То, что бодрствующее эго способно переживать как депрессию, вероятней всего проявится во сне как агрессия в отношении эго сновидения со стороны другой фигуры. В случае женщины, чьи сны обсуждались в предыдущем разделе, депрессия стала возрастать, когда она выступала в роли сексуального агрессора в сновидении с мертвым предметом - "собакой или ребенком",- но во сне с египетской принцессой (когда она все еще пребывала в депрессии) эта женщина плотно удерживалась в нежелательном сексуальном объятии со стороны агрессивной фигуры, напоминавшей ее отца.

Другая женщина, вполне сознательно пережившая смесь гнева и депрессии, вызванную связью ее мужа с другой женщиной, видела сны, в которых ощущала угрозу от различных насекомых и пресмыкающихся, но по мере того, как она становилась более спокойной и уверенней в своем отношении к внешней ситуации, ее депрессия начинала возрастать. Это изменение могло сопровождать изменения в сновидениях. В одном из более ранних снов она находилась ночью одна в пустыне, окруженная кактусами и скорпионами, боясь пошевелиться; во сне, несколько недель спустя, она прогуливалась по пешеходной дорожке в студенческом городке (что-то изучая?), в котором вокруг - кроме самой дорожки - кишмя кишели ядовитые змеи, но там уже были и другие люди, и вовсю сиял день, а не царила непроглядная ночь. Агрессивные, не человеческие "элементы" в начальных снах можно рассматривать как ее собственную невыраженную агрессию, указывающую на необходимость утверждения ее подлинных чувств. Как только она это осуществила, образы ее сновидений стали менее угрожающими.

Классические тревожные сны можно наблюдать у многих пациентов. Существуют три основных типа, заслуживающих упоминания: 1) сны о неготовности к экзамену; 2) сны с преследованием угрожающими субъектами или другими существами; 3) сны, несущие физическую опасность для эго сновидения, такие как падение или угроза от природных событий - землетрясения, цунами, лесные пожары и т. д.- где непосредственного угрожающего мотива против эго сновидения нет. Тревога или беспокойство могут, разумеется, принимать в сновидениях множество других форм, но эти три паттерна повторяются особенно часто [23, C.217].

Экзаменационные сны имеют типичную форму. Эго сновидения осознает, что наступает время экзамена, обычно последнего экзамена в колледже или в университете; по каким-то причинам сновидец к экзамену не готов,- то ли он не подготовился, то ли не посещал занятия - или не знает, где будет проводиться сам экзамен. Эго сновидения может также опоздать на экзамен. Такие сновидения более структурированы (и более часты в моем опыте), чем примитивные сны о падении или преследовании. Поскольку экзамены представляют оценку коллективных стандартов, они указывают на персону-беспокойство - беспокойство по поводу того, как он выглядит в глазах других людей, или страх не уложиться в норму социальной роли: "Хороший ли он музыкант?", "Может ли он хорошо выполнить свою работу?" и т. д.

Сны-преследования обозначают беспокойство более примитивного свойства, но и они не настолько неструктурированы, как сны о падении или сны о природной катастрофе, такой, как землетрясение, или о конце света. Тут важно отметить, что преследует эго сновидения. Это человек (мужчина иди женщина)? Животное, монстр или "космический пришелец"? Преследуется ли эго сновидения одним "предметом" или коллективом, таким как толпа?

Иногда происходят весьма явные изменения у человека или предмета, которые преследуют. Вначале он может выглядеть пугающим, но по мере его приближения никаких знаков агрессии, оправдывающих страх, переживаемый эго сновидения, не возникает. Один мужчина видел во сне большое чудовище, выходящее из темноты в направлении эго сновидения, которое стояло в круге света от уличного фонаря. Но когда "монстр" приблизился к свету, он оказался не чем иным, как мышью. Возможно, в темноте она и была монстром, но изменилась, входя в "свет" сознания, окружающего эго сновидения. Комплексы, связанные с эго (сна или бодрствования), ведут себя иначе, чем комплексы с эго не связанные, а потому бессознательные.

Сновидения о страшных природных катаклизмах, таких, как землетрясение, показывают скорее фоновый сдвиг эго-состояния, нежели силу, направленную против самого эго сновидения. Теоретически возможно, что такие сновидения, на объективном уровне, могут представлять надвигающиеся изменения в коллективной ситуации, что, скажем, обнаружил Юнг в снах, предзнаменовавших первую мировую войну. Однако, это маловероятно, как указывал он сам в своем интервью на Би-би-си с Джоном Фрименом, поскольку сегодня каждый вполне осознанно представляет себе возможность мировых катаклизм - природных или рукотворных; ясно; что подобные образы не компенсируют коллективные сознательные надежды на мир и прогресс.

Сны о бедствиях и несчастьях скорее указывают на потенциально резкое и, по всей вероятности, насильственное изменение в безмолвном фоне эго-образа, обладающего господствующим сознанием. Они показывают потенциал главного сдвига в структуре эго-образа. Такие изменения, в случае терапевтического сдерживания. могут оказаться преобразующими- если же их не сдерживать, они могут предвосхитить вспышку острой клинической депрессии, беспокойства (тревоги) и даже психоза.

При рассмотрении возможного диагноза шизофрении или другого психотического процесса сны могут оказаться весьма полезными как в плане постановки диагноза, так и в последующем отслеживании самой болезни. Иногда сны оказываются полезными в установлении желательности применения лечебных средств и препаратов или возможного использования других способов поддержки и укрепления эго, таких как, скажем, госпитализация. Искусство чтения снов в этом аспекте - задача не из легких, поскольку никогда нет видимого ясною неизменно присутствующего индикатора. Такие указатели, если и существуют, то часто оказываются контекстуальными каждому отдельному сновидцу, составляют смысл в серии снов данного человека, но могут быть обобщены лишь с большой натяжкой. В качестве самого индикатора зачастую выступает не сновидческий мотив опасности для индивидуального эго сновидения, а сама внешность того, что можно было бы назвать эксцентричностью образа. Например, животное, прогуливающееся без кожи, или безумец, угрожающий взорвать мир, могут указывать на потенциальное ухудшение клинического состояния. Такие образы всегда должны быть уравновешены относительно силы самого это.

По всей видимости, существует необходимость в исследовании использования образов сновидения для клинической оценки устойчивости эго и психотического давления; изучение данной проблемы потребует внимательных сравнении в хорошо определяемой группе с достаточно длительным сроком наблюдения. Подобное исследование не может быть легким или дешевым, но оно могло бы привнести многое в наше клиническое понимание психологического воздействия антипсихотического лечения. Оно могло бы также дать некоторые ответы на ключевые вопросы взаимодействия разум/мозг в связи с устойчивостью личности.

Заключение

Десятилетия после смерти Юнга его фигура продолжает оказывать влияния на умы и сердца огромного числа людей по всему миру, называющих себя психологами юнгианской ориентации. Гений Юнга уникален для двадцатого столетия, масштаб его личности близок титанам Возрождения, и бесспорно влияние его идей на все гуманитарные науки, на сам дух современного постмодернистского мышления. Психология Юнга - это его личная психология, история его поисков, заблуждений и открытий. Ее дух глубоко индивидуален и чужд любой попытке превращения в фетиш или образец для подражания. Его многотомное наследие содержит очень большой корпус идей, непростых для понимания и не предназначенных для какого-либо утилитарного использования. Тексты Юнга приглашают исследователя заглянуть в иную реальность, в которой такие слова, как суть, истина, смысл, облекаются в плоть переживаний.

Работы Юнга фрустрируют наше рационально-логическое мышление, погружают его в пучину хаоса, путаницы бесконечно сложных построений, во вселенную разбегающихся значений. Они непрерывно феминизируют наше сознание, делая его более гибким, полным, многогранным, и помогают выйти за пределы самого себя. Их сила в духе свободы, позволяющем избавиться от догм и буквалистского толкования, сохранять критическую сбалансированную позицию, из которой возможно углублять и одновременно релятивизировать все, с чем соприкасаешься. Это плаванье в ночной темноте психики, в тени Бога, без компаса и руля, полагаясь на чутье, на запах отраженных звезд и отголоски генетической памяти. Юнгианская психология - единственная психология, которая, по существу, ничего не утверждает, а только «вопрошает», поддерживая активный интерес к жизни, которая не гарантирует никаких спасительных соломинок тому, кто согласен идти по лезвию бритвы без страха и надежды. Может быть, скромность и смирение - наш посох на этом пути, а все возрастающее сомнение - единственный смутный ориентир. У этого пути нет начала и нет конца, но в каждый момент мы чувствуем, что если делаем правильный шаг, то вся вселенная радуется за нас и освобождается вместе с нами. Несмотря на обилие последователей, аналитическая психология -- не секта, не научная академическая школа и не отвлеченная философия жизни. Вся жизнь Юнга, которую он называл «историей самореализации бессознательного» (не его личной самореализацией), вся его работа над собой и духовные поиски делались ради других людей, ради оказания им конкретной помощи. Нет психологии вне практики психотерапии и психологической помощи. Все наши знания, таланты и способности, все лучшее, что накоплено человечеством за его долгую историю, служат тому, чтобы реально помочь другому человеку. Наш моральный долг - уметь синтезировать все это в своей практике, непрестанно совершенствуя и творчески видоизменяя для каждого конкретного случая и в соответствии с требованиями времени.

Юнг не делал из своих идей окаменевших догм и не предлагал им слепо следовать. Прежде всего, Юнг дал нам пример мужественного исследования глубин собственной души и бескорыстного служения людям. Он признавал, что созданная им психология была по существу его собственной психологией, описанием его личных духовных поисков и не желал ее распространения, тем более превращения в фетиш. Однако, он оказал огромное влияние на очень многих людей. Его личность, бесспорно гениальная, сравнима разве что с титанами Возрождения. Его идеи придали мощный импульс не только развитию психологии и психотерапии, но и практически всем гуманитарным наукам в XX веке, и интерес к ним не ослабевает. Можно сказать, что современного религиоведения, этнографии, исследований фольклора и мифологии не было бы без Юнга. Некоторые люди из мистико-оккультной среды даже считали его западным гуру, приписывали ему сверхъестественные способности и воспринимали его психологию, как своего рода новое Евангелие.

За прошедшие после его смерти годы создано несколько учебных институтов аналитической психологии в разных странах мира, основаны журналы и написано огромное количество книг. Изучение психологии Юнга давно стало обязательным для всех, кто получает образование в психологии или психотерапии. Но самое важное, что выросло уже третье поколение его последователей - юнгианских аналитиков, которые продолжают успешно помогать людям, интегрируя его идеи на практике и творчески их развивая. Они объединены в Международную ассоциацию аналитической психологии, а также в многочисленные локальные клубы, общества и национальные ассоциации. Периодически проводятся конгрессы и конференции. Кроме того, заметно взаимообогащающее влияние аналитической психологии и других течений в психоанализе, так что есть много примеров синтеза юнгианских идей с теориями таких известных психоаналитиков как Мелани Клейн, Винникотт, Когут. Так что можно с полной уверенностью говорить о процессе постепенного стирания границ между психотерапевтическими школами и об одном едином поле идей в глубинной психологии. В некоторых странах юнганский анализ получил государственное признание и включен в систему медицинского страхования. Есть даже примеры привлечения юнгианских психологов в политический консалтинг.

Юнгианская психология -- единственная психология, которая, по существу, ничего не утверждает, а только «вопрошает», поддерживая активный интерес к жизни, которая не гарантирует никаких спасительных соломинок тому, кто согласен идти по лезвию бритвы без страха и надежды. Может быть, скромность и смирение -- наш посох на этом пути, а все возрастающее сомнение -- единственный смутный ориентир. У этого пути нет начала и нет конца, но в каждый момент мы чувствуем, что если делаем правильный шаг, то вся вселенная радуется за нас и освобождается вместе с нами. Несмотря на обилие последователей, аналитическая психология -- не секта, не научная академическая школа и не отвлеченная философия жизни. Вся жизнь Юнга, которую он называл «историей самореализации бессознательного» (не его личной самореализацией), вся его работа над собой и духовные поиски делались ради других людей, ради оказания им конкретной помощи. Нет психологии вне практики психотерапии и психологической помощи. Все наши знания, таланты и способности, все лучшее, что накоплено человечеством за его долгую историю, служат тому, чтобы реально помочь другому человеку. Наш моральный долг -- уметь синтезировать все это в своей практике, непрестанно совершенствуя и творчески видоизменяя для каждого конкретного случая и в соответствии с требованиями времени.

Список использованной литературы

1. Бержере Б. Психоаналитическая патопсихология. / Пер с фр. - М.: МГУ, 2011. - 400с.

2. Блюм Г. Психоаналитические теории личности. М.: КСП, 2014. - 247с.

3. Введение в психологию. / Под ред. А.В. Петровского. - М.: Академия, 2015. - 496с.

4. Вер Г. Карл Густав Юнг. / Пер. с нем. - Екатеринбург: УралLTD, 2012. - 324с.

5. Гуревич П.С. Теория и практика психоанализа. М.: МПСИ, 2014. - 208с.

6. Дикман Х. Методы в аналитической психологии. / Пер. с англ. - М.: Рон, 2012. - 310с.

7. Ждан А.Н. История психологии. М.: МГУ, 2015. - 367с.

8. Зинченко Т.П. Когнитивная и прикладная психология. М.: МПСИ, 2015. - 608с.

9. Кирш Т. Юнгианцы. / Пер. с нем. - СПб.: Янус, 2014. - 248с.

10. Маклаков А.Г. Общая психология. СПб.: «Питер», 2014. - 592с.

11. Марцинковская Т.Д. История психологии. М.: Академия, 2014. - 538с.

12. Немов Р.С. Практическая психология: Познание себя. М.: ВЛАДОС, 2015. - 320с.

13. Немов Р.С. Основы психологического консультирования. М.: ВЛАДОС, 2013. - 528с.

14. Нойманн Э. Глубинная психология и новая этика. / Пер. с нем. - СПб.: Питер, 2014. - 522с.

15. Петровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии. Ростов н./Д.: Феникс, 2015. - 646с.

16. Рейнвальд Н.И. Психология личности. М.: Изд-во УДН, 2014. - 200с.

17. Самуэльс Э. Юнг и постъюнгианцы. / Пер с англ. - М.: ЧеРо. 2013. - 380с.

18. Смирнов Т. Психология сновидений. М.: КСП, 2012. - 210с.

19. Соколов Э.В. Введение в психоанализ. СПб.: Питер, 2014. - 320с.

20. Тайсон Р., Тайсон Ф. Психоаналитические теории развития. / Пер с англ. - М.: МГУ, 2012. - 528с.

21. Фернхем А., Хейвен П. Личность и социальное поведение. СПб.: Питер, 2015. - 368с.

22. Хегай Л. А. Глубинная психология: на краю сцены. / Пер. с англ. - М.: ЭКСМО, 2014. - 450с.

23. Холл Дж. Юнгианское толкование сновидений. / Пер. с англ. - СПб.: БСК, 2013. - 264с.

24. Хэлл К.С., Линдсей Г. Теория личности. / Пер с англ. - М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2015. - 592с.

25. Штейнхард Л. Юнгианская песочная терапия. / Пер. с нем. - СПб.: Питер, 2012. - 294с.

26. Юнг К.Г. Аналитическая психология. Прошлое и настоящее. / Пер. с нем. - М.: Мартис, 2012. - 320с.

27. Юнг К.Г. Психологические типы. / Пер. с нем. - М.: «Прогресс - Универс», 2014. - 340с.

Размещено на Allbest.ru