Особенности временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста

Размещено на http://www.allbest.ru/

Особенности временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста

Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И.

Депрессии позднего возраста характеризуются изменениями многих психических процессов, в том числе, восприятия времени. В статье обсуждается роль различных психологических и средовых факторов, определяющих сценарии старения. Особое внимание уделяется временной перспективе, которая имеет принципиальное значение для структурирования психологического времени, для интеграции индивидуального и социального опыта человека. В статье обосновывается возможность применения конструкта временной перспективы для изучения различий между нормальным и патологическим старением. Представлены результаты проведенного авторами исследования, в котором были обнаружены особенности временной перспективы больных депрессиями позднего возраста и психически здоровых пожилых людей. Выявлено, что для нормального старения характерно более позитивное восприятие прошлого и настоящего, направленность в будущее. При депрессиях позднего возраста в структуре временной перспективы отмечается большая выраженность фаталистического отношения к настоящему и низкой направленности в будущее.

Ключевые слова: старение, депрессия, временная перспектива, прошлое, настоящее, будущее, социальная ситуация развития

Последние десятилетия отмечены значительным увеличением в популяции числа пожилых людей. Если в 2010 году в России доля людей старше 65 лет составляла 13,1%, то в 2050 году, по предположениям ученых, эта доля составит 20,5% населения стран. Следует также иметь в виду, что значительные изменения обменных процессов, физиологических и психических функций происходят в возрасте 45-55 лет, который, по мнению многих геронтологов и психологов, является инициальным этапом инволюционных перестроек.

При анализе изменений - как физиологических, так и психологических в процессе старения, мы сталкиваемся с необходимостью учета как нормальных, так и патологических процессов. Для нормального старения характерно замедление темпа некоторых психических процессов: увеличивается период включения в выполнение различных заданий, снижается скорость переработки информации [Фролькис, 1988; Корсакова, 1996; Корсакова, Рощина, 2009]. Происходит сужение объема психической деятельности, возникают модально-неспецифические изменения памяти, становится менее успешной реализация разнообразных пространственных задач [Корсакова, Сурикова, 1991; Балашова, 1996; Корсакова, 1996; Корсакова, Балашова, 2003; Корсакова, Рощина, 2009]. Тем не менее, многие звенья приема и переработки информации в пожилом возрасте остаются сохранными за счет закрепленных в индивидуальном опыте форм активности и способствуют успешной реализации сложившихся алгоритмов деятельности [Корсакова, Балашова, 2003; Корсакова и др., 2009]. Проявления когнитивного дефицита при старении компенсируются за счет опосредования психических процессов (в частности, речевого), мобилизации самоконтроля [Корсакова, Рощина, 2009].

Сегодня не вызывает сомнения, что, наряду с негативными изменениями, при нормальном старении существуют процессы «антистарения» (или «витаукта»), направленные на поддержание адаптивных возможностей организма, увеличение продолжительности жизни [Фролькис, 1998, с. 19]. На физиологическом уровне они проявляются в обезвреживании свободных радикалов, активизации некоторых ферментов, повышении чувствительности ряда клеток к гормонам и др. [Фролькис, 1998]. Представляется обоснованным говорить также о психологическом витаукте, выражающемся в целом комплексе личностных и мотивационных изменений. Это и компенсаторный характер самооценки, и концентрация на положительных чертах своего характера, и сближении идеальных и достижимых самооценок при относительно высоком уровне самоотношения, и ориентация на жизнь своих детей и внуков, и ретроспективный характер самооценки, имеющий опору в прошлом опыте [Молчанова, 1997]. Такой витаукт представляет собой процессы, стабилизирующие деятельность субъекта, компенсирующие нарастание негативных симптомов, уберегающие систему «Я» от разрушения (например, известно, что самооценка с возрастом часто снижается, а самоотношение, напротив, становится более позитивным). Психологический витаукт проявляется также в тенденции сравнивать себя со сходными другими, чтобы подчеркнуть свои достоинства; в ориентации на жизнь детей и внуков, что обеспечивает дополнительную временную перспективу личностного развития [Молчанова, 1997]. Успешная социализация пожилых людей, адаптация к новым социальным ролям и условиям жизни, принятие не только соответствующих возрасту, но и иных ценностных норм и эталонов поведения - все эти факторы являются условием формирования позитивной личностной идентичности, поддержания высокого качества жизни [Краснова, Лидерс, 2002].

Помимо ряда адаптивных механизмов старения, существуют и своеобразные подводные камни, о которые стареющий человек может запнуться. Это и нарастающие изменения функционирования мозга, и развитие или усугубление личностных и эмоциональных отклонений, и трудности прохождения кризиса пожилого возраста, основной задачей которого является принятие своего жизненного пути и себя в нем.

В позднем возрасте возрастает частота некоторых психических заболеваний. Наряду с деменциями, одними из наиболее распространенных психических расстройств являются депрессии. Роль старения в возникновении депрессий подтверждается тем фактом, что их частота в поздний период жизни более чем в два раза превышает распространенность депрессий в молодом и среднем возрасте [Kivela et al., 1989; Ames, 1994; Ряховский, 2011]. Установлено, что частота возникновения депрессий в старческом возрасте составляет 2-4%, частота возникновения отдельных депрессивных симптомов - 9-16,4%.

Исследователи поздних депрессий наталкиваются на ряд трудностей, в перечне которых важное место занимает проблема вклада в их возникновение, течение и исход процессов старения (затрагивающих организм, мозг, психику пожилого человека) и различных соматогенных и психогенных вредностей. Причинами поздних депрессий могут являться такие внешние факторы, как утрата близких и друзей, изменение социального статуса человека, структуры выполняемых им ролей. Согласно теории разобществления (отчуждения), в пожилом возрасте происходит разрыв между личностью и обществом, уменьшение энергии личности и ухудшение качества оставшихся связей [Rosen, Neugarten, 1960; Cumming, Henry, 1961; Краснова, Лидерс, 2002; Краснова, Лидерс, 2003]. Многие ученые выделяют психологический кризис пожилого возраста как один из переломных периодов в жизни человека и сходятся во мнении, что он связан с анализом ценностей и смысла прожитой жизни [Эриксон, 1996; Максимова, 2001; Ананьев, 2008]. Неудачное прохождение этого кризисного периода также может служить пусковым механизмом для развития депрессии.

Таким образом, значимая роль как в нормальном, так и в патологическом старении принадлежит психологическим и средовым (в том числе, социо-культурным) детерминантам развития. Ведущим фактором в объединении индивидуального и социального опыта является временная перспектива [Zimbardo, Boyd, 1999; Головаха, Кроник, 2008; Сергиенко, 2011; Wilberg et al., 2012]. Временная перспектива рассматривается как основной компонент в построении психологического времени, в котором возникает разделение жизненного пути и опыта человека на периоды прошлого, настоящего и будущего [Zimbardo, Boyd, 1999; Сырцова, 2008].

Это психологическое время раскрывается не только как «время психических процессов, время в восприятии, переживании и сознании человека», но и как «субъективное отражение фундаментальных свойств объективно и независимо от нас существующего реального времени (длительности, последовательности, одновременности)». Использование Уильямом Джемсом понятия субъективного настоящего [James, 1890] послужило толчком к дальнейшим размышлениям о дифференцированном строении психологического времени. В частности, эти размышления касались роли речи и связанных с ней представлений в овладении «разными формами последовательности путем называния их», которое ведет к расширению временной перспективы и выделению понятий прошлого, настоящего и будущего. «Под давлением опыта, вынуждающего отличать время от изменений», у человека формируется понятие «гомогенного и непрерывного времени», он обретает возможность «не только ориентировать себя по отношению ко всем рядам изменений, но и адекватно реконструировать прошлое, предвидеть будущие изменения».

Термин «временная перспектива» был введен Л.Франком для описания взаимосвязи и взаимообусловливания прошлого, настоящего и будущего в сознании и поведении [Frank, 1939]. Концепция временной перспективы развивалась в работах Курта Левина [Lewin, 1939, 1942, 1951]. Согласно его взглядам, существующее в определенный момент так называемое психологическое поле включает в себя не только происходящее с человеком «здесь и сейчас», но и его представления о прошлом и будущем - воспоминания, планы, надежды [Левин, 1980; Головаха, Кроник, 2008]. Эти идеи полемизируют с высказываемым некоторыми учеными предположением о преимущественно когнитивной природе временной перспективы, согласно которому движение по оси времени от настоящего к прошлому и обратно связано с функционированием оперативной памяти, движение от настоящего к будущему и обратно - с работой воображения, или вероятностного прогнозирования [Веккер, 1981]. Идеи К.Левина указывают на значимую роль аффективной составляющей в формировании и функционировании временной перспективы личности: как воспоминания о прошлом, так и надежды и планы на будущее часто эмоционально окрашены.

Временная перспектива является одним из важнейших компонентов самосознания, участвующим в структурировании жизненного опыта и посредством этого выполняющим регуляторную функцию в разворачивании деятельности и поведения. Формирование представлений о своей личности во временном аспекте является неотъемлемой частью развития самосознания и саморегуляции.

По мнению Е.И. Головахи и А.А. Кроника, наиболее полно содержание понятия временной перспективы может быть отражено в понятии «переживание времени». Важно отметить, что переживание времени представляет собой целостный процесс когнитивно-аффективной переработки временной информации [Микеладзе, 2014]. Этот процесс сложных когнитивно-аффективных взаимодействий может существенно изменяться в ходе развития психики [Соколова, Николаева, 1995].

В частности, серьезные изменения переживания времени происходят в пожилом и старческом возрасте. Уход из активной социальной жизни может сопровождаться кардинальными перестройками в личностно-мотивационной сфере, в функционировании психики в целом, что сказывается и на переживании времени [Карандашев, 1999]. Настоящее чаще воспринимается в фаталистическом ключе, появляется ощущение безнадежности и бессилия [Сырцова, Митина, 2008]. Женщины старше 50 лет демонстрируют пессимистическое отношение к своему прошлому: они сожалеют о совершенных ошибках и упущенных возможностях, снижается их самооценка. При этом в возрасте от 50 до 59 лет, а затем от 70 до 79 лет значительно возрастает ориентация в будущее. В первом случае это означает как бы открывшееся «второе дыхание» [Сырцова, Митина, 2008]. В данном возрасте люди нередко достигают вершины своей карьеры, занимают руководящие должности, получают возможность планирования и реализации собственных проектов. Они освобождаются от воспитания детей, ведут активный образ жизни, наполненный планами и надеждами на будущее. Поэтому данный возрастной период нередко ассоциируется с т.н. «поколением руководителей» [Neugarten, 1996]. После 70 лет ориентация в будущее часто связана уже не столько с направленной вовне социальной активностью, сколько с заботой о нуждающихся в помощи членах семьи (например, о внуках); она выступает в качестве особого защитного механизма [Сырцова, Митина, 2008].

Некоторые авторы, изучающие возрастные аспекты переживания времени, предпочитают пользоваться синонимичным понятием временной трансспективы [Бороздина, Спиридонова, 1998]. Начало временной трансспективы с возрастом смещается; при этом изменяется как ее протяженность, так и содержание. Например, дети обозначают как начало временной трансспективы момент поступления в школу, дошкольный возраст и т.п. Пожилые люди в качестве начала временной трансспективы обычно выбирают молодость. Протяженность временной трансспективы с возрастом увеличивается за счет увеличения временной ретроспективы [Бороздина, Спиридонова, 1998]. По мнению Л.В.Бороздиной и И.А.Спиридоновой, в течение жизни происходит ускорение и структурирование времени (неопределенные, размытые планы становятся более реальными). До наступления зрелости люди в основном направлены на будущее, в зрелом возрасте - на настоящее, в пожилом - на прошлое. Смена направленности взаимосвязана с изменением эмоционального фона. В целом с возрастом происходит снижение эмоционального фона и увеличение контраста между эмоциональным отношением к прошлому, настоящему и будущему [Бороздина, Спиридонова, 1998; Молчанова, 1999].

В отличие от нормального старения, временная перспектива при поздних депрессиях практически не изучена. Можно с уверенностью сказать, что внимание исследователей, анализировавших изменения восприятия времени при депрессивных расстройствах, мало привлекали возрастные аспекты данной проблемы. Существуют лишь некоторые данные об изменениях данного конструкта в целом или отдельных его составляющих при различных формах аффективной патологии в среднем возрасте. В частности, были выявлены особенности временной перспективы маниакальных больных: она характеризуется как диспропорциональная с ориентацией на настоящий момент и дефицитом ориентации в будущее [Strakowski et al., 2010; Gruber et al., 2012]. При этом постулируемые жизненные цели связываются с будущим, но оказываются нереалистичными, иллюзорными и впоследствии не достигаются, с чем может быть связана доминирующая тенденция к фаталистическому отношению к собственному настоящему [Gruber et al., 2009; Gruber et al., 2012]. При расстройствах депрессивного спектра также происходят изменения временной перспективы субъекта. Например, негативное отношение к своему будущему (наряду со сходным отношением к себе и к окружающим людям) рассматривается как принципиальная составляющая так называемого «депрессивного мышления». Анна Сырцова высказывает предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией окажется тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, восприятию его в негативном ключе, а также к фаталистическому отношению к настоящему [Сырцова, 2004].

Дефицитарность ориентации в будущее связывается с нарушением «активного синтеза» сознательно оцениваемых событий (эксплицитного времени), важным компонентом которого является их антиципация. Будущее перестает восприниматься с точки зрения возможной личностной активности; возникает ощущение бесполезности любой деятельности; доминирующей становится ориентация на прошлые события, нередко имеющие негативную коннотацию. Указанные трудности во многом связаны с так называемой «интерсубъективной десинхронизацией»: при депрессии нарушается ощущение согласованности собственного времени и времени окружающих людей.

Исследование депрессивных пациентов, совершивших суицидальную попытку, проведенное Т.В.Самохиной, показало, что в течение определенного времени перед попыткой самоубийства у них появлялось ощущение, что время тянется, прошлое и будущее теряют свое значение, что, в свою очередь, обуславливало впечатление непропорционального расширения настоящего. Можно предположить, что острой социально-психологической дезадаптации, сопровождающейся суицидальным поведением, будет сопутствовать и искажение восприятия временной перспективы [Самохина, 1980]. Было обнаружено, при тревожных расстройствах больные в основном применяют стратегии совладания со стрессом, ориентированные на текущий момент, которые оказываются неэффективными с точки зрения эмоционального благополучия в широкой перспективе.

Можно предположить, что конструкт временной перспективы окажется информативной моделью для исследования различий между нормальным и патологическим старением. Во-первых, временная перспектива играет ведущую роль в интеграции индивидуального и социального опыта, которая, наряду с другими психологическими и физиологическими факторами, определяет различные алгоритмы психического развития в позднем возрасте. Во-вторых, признание наличия как когнитивной, так и эмоциональной составляющей временной перспективы позволяет проследить их изменения при наличии или отсутствии аффективного расстройства. В-третьих, признание влияния временной перспективы на реализацию целостной психической деятельности и поведения открывает возможности исследования ее роли в функционировании и развитии личности на этапе позднего онтогенеза.

Методы. Выборка.

В проведенном исследовании добровольно приняли участие 48 больных депрессиями в возрасте от 50 до 80 лет, находившихся на лечении в клинике Научного центра психического здоровья (г. Москва). Среди пациентов клинической группы было 31 мужчин и 17 женщин. 34 человека имели высшее образование, 14 - среднее или среднее специальное образование. К моменту обследования 16 больных продолжали трудовую деятельность, 32 - вышли на пенсию. В группу вошли 22 пациента с рекуррентным депрессивным расстройством, 13 пациентов с биполярным аффективным расстройством, 7 пациентов с затяжными депрессивными эпизодами. У 21 пациента депрессивные расстройства носили устойчивый хронический характер. Среди пациентов преобладали больные с апато-адинамическими депрессиями, в структуру которых часто включались тревожные, тоскливые и (или) сенесто-ипохондрические расстройства.

26 психически здоровых лиц в возрасте от 50 до 81 года составили контрольную группу. В данной группе было 12 мужчин и 14 женщин. 23 человека имели высшее образование, 3 - среднее специальное или среднее образование. К моменту обследования 21 человек продолжал трудовую деятельность, 5 - вышли на пенсию.

Методики.

С целью исследования особенностей временной перспективы использовался адаптированный для русской популяции опросник временной перспективы личности Ф.Зимбардо (далее - опросник Зимбардо) [Сырцова, 2004]. Оригинальная версия опросника - Zimbardo Time Perspective Inventory [ZTPI] [Zimbardo, Boyd, 1999] - состоит из 56 утверждений, каждое из которых предлагается оценить по шкале от 1 до 5 баллов, где 1 балл означает «совершенно неверно», а 5 баллов - «совершенно верно». Опросник позволяет оценить пять факторов: негативное прошлое, гедонистическое настоящее, будущее, позитивное прошлое, фаталистическое настоящее.

Высоким баллам по данным шкалам соответствует отчетливая направленность личности на определенный временной период, выраженность определенного эмоционального отношения к нему, значительная субъективная ценность данного периода. Низким баллам соответствуют противоположные тенденции. С помощью опросника Зимбардо можно получить представление о характере временной перспективы субъекта, выяснить, на какой временной промежуток человек больше направлен, какой из временных планов вызывает положительные или отрицательные эмоции, имеет большую или меньшую личностную ценность и значимость.

Методы анализа данных.

Статистическая обработка данных проводилась с помощью программы SPSS Statistics 17.0 и Microsoft Office Excel 2007. Вычислялись средние значения исследуемых показателей и стандартные отклонения. Для сравнения результатов испытуемых контрольной и клинической групп и определения значимости различий использовался U-тест Манна-Уитни.

Результаты и обсуждение.

При обработке результатов были проанализированы особенности распределения баллов по пяти факторам опросника Зимбардо у больных депрессиями и у психически здоровых участников исследования (см. рис. 1).

В среднем, по фактору «Негативное прошлое» пациенты клинической группы получили 3,3±0,5 балла. 3 балла по данному фактору получили 13% испытуемых. Баллы ниже среднего продемонстрировал 17% больных депрессией; они варьировали от 1,7 до 2,9 (в среднем, 2,6±0,5 балла). Баллы выше среднего получили 70% больных. Они варьировали от 3,1 до 4,4 и в среднем составили 3,6±0,3 балла. Средний балл по фактору «Гедонистическое настоящее» получили 4%. Баллы ниже среднего по данному фактору были получены 33% больных; они варьировали от 2,4 до 2,9. Среднее значение оказалось равным 2,7±0,2. Баллы выше среднего были у 63% больных депрессиями; они варьировали от 3,1 до 4 и в среднем составили 3,4±0,2.

Средний балл по фактору «Будущее» получил 1 участник клинической группы. Баллы ниже среднего продемонстрировали 4% больных; они варьировали от 2,8 до 2,9 (среднее значение - 2,9±0,1). 94% больных получили баллы выше среднего. Они варьировали от 3,1 до 4,6. Погрешность в среднем составила 3,7±0,3. По фактору «Позитивное прошлое» средний балл продемонстрировали 4%. Балл ниже среднего был также у 4%; он варьировал от 2,7 до 2,9 баллов; среднее значение оказалось равным 2,8±0,1. Баллы выше среднего были получены 92% больных депрессиями. Они находились в пределах от 3,1 до 4,7 и в среднем составили 3,7±0,4 балла. По фактору «Фаталистическое настоящее» 3 балла получили 4% больных. Балл ниже среднего был у 22%; он варьировал от 2,2 до 4,9; среднее значение оказалось равным 2,7±0,2 балла. Балл выше среднего получили 74% больных депрессиями. Баллы находились в пределах от 3,1 до 4,3, среднее значение составило 3,5±0,4 балла.

В среднем, по фактору «Негативное прошлое» участники контрольной группы получили 3±0,6 балла. 3 балла по данному фактору не получил ни один человек. Баллы ниже среднего продемонстрировал 46% здоровых лиц; они варьировали от 1,5 до 2,7 (в среднем, 2,4±0,5 балла). Баллы выше среднего получили 54%. Они варьировали от 3,1 до 4,2 и в среднем составили 3,5±0,4 балла. Средний балл по фактору «Гедонистическое настоящее» получили 5% психически здоровых участников исследования. Баллы ниже среднего по данному фактору были получены 27%; они варьировали от 2,4 до 2,9. Среднее значение оказалось равным 2,8±0,2. Баллы выше среднего были у 68% участников контрольной группы; они варьировали от 3,1 до 4,2 и в среднем составили 3,5±0,3.

Баллов ниже среднего или средний по фактору «Будущее» не получил никто. 100% участников контрольной группы получили баллы выше среднего. Они варьировали от 3,1 до 4,7. Погрешность в среднем составила 3,9±0,4. По фактору «Позитивное прошлое» средний балл продемонстрировали 4%. Балл ниже среднего также был у 4%; в среднем он составил 2,6. Баллы выше среднего были получены 92% психически здоровых лиц. Они находились в пределах от 3,1 до 4,8 и в среднем составили 3,8±0,4 балла. По фактору «Фаталистическое настоящее» 3 балла получили 8% здоровых участников исследования. Балл ниже среднего был у 69%; он варьировал от 2 до 2,9; среднее значение оказалось равным 2,5±0,3 балла. Балл выше среднего получили 23%. Баллы находились в пределах от 3,2 до 4,7; среднее значение составило 3,9±0,7 балла.

Сравнение результатов контрольной и клинической групп по критерию Манна-Уитни позволил обнаружить некоторые значимые различия в характере распределения данных. Показатель клинической группы по фактору «Негативное прошлое» превышает соответствующий показатель в контрольной группе (p < 0,05). В среднем, в контрольной группе показатель по данному фактору имеет значение ниже среднего, в клинической группе - выше среднего. Участники обеих групп продемонстрировали высокие баллы по фактору «Будущее». Тем не менее, в контрольной группе они оказались значимо выше, чем у больных депрессиями (p < 0,01). В среднем, психически здоровые лица получили баллы ниже среднего по фактору «Фаталистическое настоящее», участники клинической группы - высокие. Средний показатель по данному фактору оказался значительно выше в клинической группе (p < 0,01).

Рис. 1. Данные о распределении баллов по различным факторам опросника временной перспективы личности Ф.Зимбардо в клинической и контрольной группах. Примечания. 1 - Негативное прошлое, 2 - Гедонистическое настоящее, 3 - Будущее, 4 - Позитивное прошлое, 5 - Фаталистическое настоящее

Оценивая утверждения в опроснике Зимбардо, участники контрольной группы продемонстрировали средние значения по фактору «негативное прошлое» и низкие - по фактору «фаталистическое настоящее». Высокие баллы были получены по факторам «гедонистическое настоящее», «будущее» и «позитивное прошлое». Подобный профиль временной перспективы несколько отличается от профиля «сбалансированной» временной перспективы, ассоциирующегося с психическим и социальным благополучием и удовлетворенностью жизнью [Zimbardo, Boyd, 1999; Boniwell, 2005; Boniwell et al., 2010; Webster, 2011; Zang, Howell, 2011; Wilberg et al., 2012]. Для «сбалансированной» временной перспективы характерны низкий уровень негативных эмоций, связанных с периодами прошлого и настоящего, принятие своего прошлого и концентрация на его позитивных моментах, стремление управлять своим настоящим, получать удовольствие от настоящего момента, а также высокий уровень ориентации в будущее.

Психически здоровые лица позднего возраста в несколько большей степени сконцентрированы на негативных аспектах собственного прошлого. Они в меньшей степени склонны воспринимать настоящее как источник удовольствия и наслаждения и в большей - полагаются на судьбу, считая «изменения невозможными» [Сырцова, 2008, с. 4]. Тем не менее, вопреки представлению о формировании в пожилом возрасте так называемого «сдвига в прошлое», который проявляется в том, что для стареющего человека принципиальное значение приобретает прожитая жизнь (превращая в каком-то смысле временную перспективу в ретроспективу) [Молчанова, 1999], в нашем исследовании в контрольной группе был обнаружен определенный «сдвиг в будущее». Вероятно, это является проявлением психологического витаукта [Фролькис, 1998], представляющего собой процессы, стабилизирующие деятельность субъекта, компенсирующие нарастание негативных характеристик, уберегающих систему «Я» от разрушения [Молчанова, 1997, 1999]. Также нельзя исключить влияние на общий показатель результатов участников исследования в возрасте от 50 до 60 лет, активно работающих, ориентированных в будущее, настроенных на выполнение разнообразных целей и планов, ощущающих себя по ряду психологических характеристик моложе своего реального возраста.

В исследовании были выявлены некоторые особенности временной перспективы больных депрессиями позднего возраста. Согласно результатам выполнения опросника Зимбардо, в клинической группе среднее балльное значение по фактору «негативное прошлое» было выше среднего. Это отличалось от результатов контрольной группы, в которой превалировали средние значения по данному фактору. Значительные отличия также проявились в отношении фактора «фаталистическое настоящее»: здоровые испытуемые демонстрировали низкие показатели, больные депрессией - высокие. Средние баллы по факторам «гедонистическое настоящее», «позитивное прошлое» и «будущее» оказывались высокими в обеих группах, тем не менее, сдвиг в сторону положительных значений по факторам был более выраженным в контрольной группе. Полученные результаты подтверждают предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией оказывается тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, а также к фаталистическому отношению к настоящему [Сырцова, 2004; Сырцова, Митина, 2008]. Согласно нашим результатам, при депрессиях позднего возраста изменяются и другие аспекты временной перспективы: снижается способность к получению удовольствия от текущих событий, к концентрации на позитивных аспектах собственного будущего.

Таким образом, некоторые особенности, свойственные профилю временной перспективы в позднем возрасте, «заостряются» при поздних депрессиях: снижается индекс «положительной эмоциональности» [Молчанова, 2003]; возрастает вклад негативных эмоций в формирование временной перспективы собственной жизни. В отличие от здоровых лиц позднего возраста, у которых вместо «сдвига в прошлое» отмечается «сдвиг в будущее», у больных депрессиями позднего возраста такого сдвига не происходит. Согласно литературным данным, недостаточность ориентации в будущее связывается со снижением возможностей активного, осмысленного обобщения и оценки происходящих событий, их реалистичного прогноза. Для нормального протекания данных процессов необходимы развитые способности к самоорганизации, структурированию субъективного опыта, с которыми больные депрессиями не могут справиться, что, вероятно, способствует формированию чувства «удрученности, снижения самочувствия» [Соколова, Николаева, 1995]. Недостаточная ориентация на будущее, выявляемая опросником Зимбардо, вероятно, отражает дефицит мотивационного компонента психической деятельности и поведения при поздних депрессиях. Будущее перестает восприниматься депрессивными больными с точки зрения возможной личностной активности; они становятся более сосредоточенными на негативных событиях прошлого [Minkowski, 1970; Wyrick, Wyrick, 1977; Ratcliffe, 2012]. Одной из возможных причин этих негативных тенденций, вероятно, является развитие при депрессивных расстройствах так называемой «интерсубъективной десинхронизации» - нарушения ощущения согласованности собственного времени и времени окружающих людей [Ratcliffe, 2012].

В более ранних работах выдвигалось предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией должна быть тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, а также к фаталистическому отношению к настоящему [Сырцова, 2004; Сырцова, Митина, 2008]. Вероятно, это свойственно больным депрессиями вне зависимости от возраста: снижение активности по отношению к собственной жизни, концентрация на негативных аспектах жизненного опыта (в частности, благодаря особой селективности мнестической сферы). Но, если говорить о поздних депрессиях, мы наблюдаем более сложную и амбивалентную картину временной перспективы: помимо тяжелых воспоминаний, прошлое представлено позитивными, радостными моментами; при общем превалировании негативных аспектов в профиле временной перспективы, сохраняется ориентация в будущее. Такое своеобразное сочетание факторов в общем профиле временной перспективы может быть связано и с возрастными особенностями, и с наличием аффективного расстройства, и с ситуацией пребывания в клиническом стационаре. Эта ситуация характеризуется, с одной стороны, достаточной остротой депрессивных симптомов, а с другой - включенностью больного в терапевтические процедуры и развитием вследствие этого определенных позитивных ожиданий. В дальнейших исследованиях мы планируем более детально рассмотреть проблему индивидуальных различий в характере временной перспективы при поздних депрессиях и влияющих на них психологических детерминант.

Кроме того, характер профиля временной перспективы при поздних депрессиях может быть обусловлен и другими факторами, в частности, особенностями социальной ситуации, в которой находятся люди позднего возраста. В нашем исследовании 67% больных депрессиями сообщили о том, что уже вышли на пенсию, некоторые из них - в связи с получением инвалидности; в контрольной группе закончили профессиональную деятельность лишь 19%. Оказалось, что значения по фактору «фаталистическое настоящее» были более высокими у пенсионеров. Тем не менее, каузальная зависимость в данном случае неясна: возможно, риск возникновения депрессивных расстройств выше в условиях ухода из активной социальной жизни, который характеризуются достаточно серьезными перестройками в ценностно-смысловой сфере [Карандашев, 1999]. Вместе с тем, выход на пенсию может быть обусловлен изменившимся психическим и физическим самочувствием, связанным с состоянием депрессии. Как бы то ни было, снижению реальной активности в позднем возрасте сопутствует фаталистическое отношение к происходящим в жизни событиям. В связи с этим, вероятно, что принятие во внимание особенностей временной перспективы может оказаться важным фактором, влияющим на эффективность профилактики и психологического сопровождения терапии аффективных расстройств позднего возраста [Astrom et al., 2014].

Изучение параметров временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста должно учитывать и то, что последние, согласно литературным данным, характеризуются повышением уровня ситуативной и личностной тревожности. Предварительные результаты проводимых нами в настоящее время исследований показывают, что повышение уровня ситуативной тревожности (измеряемой с помощью опросника Спилбергера-Ханина) в позднем возрасте соответствует возрастанию баллов по факторам «негативное прошлое» и «фаталистическое настоящее» и уменьшению - по фактору «будущее»; возрастание личностной тревожности соответствует увеличению баллов по фактору «негативное прошлое». Не связанные с уровнем тревожности факторы («позитивное прошлое» и «гедонистическое настоящее») обладают сходной степенью выраженности при нормальном старении и при депрессиях позднего возраста. Исследование этих неоднозначных межфункциональных отношений сможет дополнить современные представления о связи тревожности и депрессивных симптомов с параметрами временной перспективы.

кризис пожилой возраст депрессия

Заключение

В нашем исследовании были обнаружены особенности временной перспективы, различные у больных депрессиями и здоровых лиц позднего возраста. Психически здоровые участники исследования в целом были сконцентрированы на позитивных моментах собственного прошлого, воспринимали настоящее с точки зрения получения положительных эмоций и контроля над происходящими событиями, а также были ориентированы в будущее.

Профиль «депрессивной» временной перспективы характеризовался другими особенностями: негативные воспоминания были представлены в той же степени, что и позитивные, что отражало амбивалентное отношение к собственному прошлому; настоящее воспринималось с точки зрения подчиненности высшим силам (року, судьбе) и ощущения бессилия в организации собственной жизни. Кроме того, оказалось, что при поздних депрессиях заостряются некоторые особенности, свойственные профилю временной перспективы при нормальном старении. В частности, снижается роль положительных эмоций и возрастает роль негативных аффективных переживаний в формировании временной перспективы собственной жизни.

Литература

Ананьев Б.Г. Личность, субъект деятельности, индивидуальность. М.: Директ-Медиа, 2008.

Балашова Е.Ю. Особенности пространственной организации произвольных движений при старении. Вестник Московского университета. Сер. 14, Психология, 1996, No. 2, 37-46.

Болотова А.К., Бекренев В.Д. Время и личность. Временные измерения феноменов личности. Психология, 2007, No. 3, 61-78.

Бороздина Л.В., Спиридонова И.А.Возрастные изменения временной трансспективы субъекта. Сообщение I: Формальные параметры. Психологический журнал, 1998, No. 2, 40-51.

Веккер Л.М. Психические процессы. В 3-х т. Л.: Ленингр. гос. университет, 1981.

Гаврилова С.И. Фармакотерапия болезни Альцгеймера. М.: Пульс, 2003.

Головаха Е.И., Кроник А.А. Психологическое время личности. М.: Смысл, 2008.

Дворецкий Л.И., Лазебник Л.Б. (Ред.). Справочник по диагностике и лечению заболеваний у пожилых. М.: Новая Волна, 2000.

Карандашев В.Н. Жить без страха смерти. М.: Смысл, 1999.

Корсакова Н.К. Нейропсихология позднего возраста: обоснование концепции и прикладные аспекты. Вестник Московского университета. Сер. 14, Психология, 1996, No. 2, 32-37.

Корсакова Н.К., Балашова Е.Ю. Опосредование как компонент саморегуляции психической деятельности в позднем возрасте. Вестник Московского университета. Сер. 14, Психология, 1995, No. 1, 18-23.

Корсакова Н.К., Рощина И.Ф. Нейропсихологический подход к исследованию нормального и патологического старения. Неврология, нейропсихиатрия, психосоматика, 2009, No. 3/4, 4-8.

Корсакова Н.К., Сурикова М.И. Особенности памяти в возрасте инволюции (нейропсихологическое исследование). В кн.: Вопросы геронтопсихиатрии. М.: МЗ СССР, 1991. С. 96-100.

Краснова О.В., Лидерс А.Г. Социальная психология старения. М.: Академия, 2002.

Краснова О.В., Лидерс А.Г. (Сост.). Психология старости и старения. М.: Академия, 2003.

Левин К. [Lewin K.] Определение понятия «поле в данный момент». В кн.: Хрестоматия по истории психологии. М.: Моск. гос. университет, 1980. С. 131-145.

Лидерс А.Г. Кризис пожилого возраста: гипотеза о его психологическом содержании. Психология зрелости и старения, 2000, No. 2, 6-11.

Лисенкова В.П., Шпагонова Н.Г. Индивидуальные и возрастные особенности восприятия времени (на примере детской, подростковой и юношеской выборок). Психологический журнал, 2006, 27(3), 49-57.

Максимова С.Г. Социально-ценностные аспекты восприятия старости. Известия Алтайского гос. университета, 2001, No. 2, 28-33.

Микеладзе Л.И. Клинико-психологические аспекты проблемы переживания времени в позднем возрасте. Знание. Понимание. Умение, 2014, No. 3, 354-367.

Молчанова О.Н. Психологический витаукт как механизм стабилизации Я-концепции в позднем возрасте. Психология зрелости и старения, 1997, No. 1, 24-25.

Молчанова О.Н. Специфика Я-концепции в позднем возрасте и проблема психологического витаукта. Мир психологии, 1999, No. 2, 133-141.

Москвин В.А., Москвина Н.В. Межполушарные асимметрии и индивидуальные различия человека. М: Смысл, 2011.

Нюттен Ж. [Nuttin J.] Мотивация, действие и перспектива будущего. М.: Смысл, 2004.

Ряховский В.В. Ближайшие исходы депрессии у лиц в инволюционном и позднем возрасте: автореф. дис. ... канд. мед. наук. Научный центр психического здоровья, Москва, 2011.

Самохина Т.В. Восприятие времени у лиц, совершивших суицидальную попытку. В кн.: Н.И. Моисеева (Ред.), Фактор времени в функциональной организации деятельности живых систем. Л.: АН СССР, 1980. С. 140-142.

Сергиенко Е.А. Субъективный возраст в самоопределении человека на временной дистанции его жизнедеятельности. Мир психологии, 2011, 67 (3), 104-119.

Соколова Е.Т., Николаева В.В. Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях. М.: SvR-Аргус, 1995.

Сырцова А. Психологическое время: апробация методики Зимбардо по временной перспективе: дипломная работа. Моск. гос. университет, Москва, 2004.

Сырцова А. Возрастная динамика временной перспективы личности: автореф. дис. ... канд. психол. наук. Моск. гор. психолого-педагогический университет, Москва, 2008.

Сырцова А., Митина О.В. Возрастная динамика временных ориентаций личности. Вопросы психологии, 2008, No. 2, 41-54.

Фресс П. [Fraisse P.] Приспособление человека во времени. Вопросы психологии, 1961, No. 1, 43-57.

Фролькис В.В. Старение и увеличение продолжительности жизни. Л.: Наука, 1988.

Фролькис В.В. Геронтология на рубеже веков. Наука и жизнь, 1998, No. 11, 18-23.

Шахматов Н.Ф. Психическое старение: счастливое и болезненное. М.: Медицина, 1996.

Эриксон Э. [Erikson E.] Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996.

Ames D. Psychiatric disorders among erderly patients in a general hospital. Medical Journal of Australia, 1994, 160(11), 671-675.

Размещено на Allbest.ur