Язык и эстетика в социальном познании
Опыт осмысления эпистемологического "кризиса репрезентации" социальных явлений в психологии. Микро-уровень межличностных взаимодействий и коммуникаций. Парадигма и сравнительный анализ художественных и научных репрезентаций психологических явлений.
Рубрика | Психология |
Вид | статья |
Язык | русский |
Дата добавления | 23.06.2018 |
Размер файла | 35,2 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Язык и эстетика в социальном познании
Хорошилов Д.А.
Аннотация
Настоящая статья представляет собой опыт осмысления эпистемологического "кризиса репрезентации" социальных явлений в психологии. Новый язык психологии социального познания, который отображается в понятиях консенсуса, диалога, дискурса и нарратива, позволяет соотнести микро-уровень межличностных взаимодействий и коммуникаций и макро-уровень социальных представлений, характеризующих массовое сознание современного общества. Разработка этих понятий в соответствующих концепциях диалогической, дискурсивной и нарративной психологии становится основанием эстетической парадигмы исследований, которая предполагает: 1) сравнительный анализ художественных и научных репрезентаций психологических явлений; 2) поиск художественных форм академического письма; 3) использование эстетических категорий как объяснительных принципов в психологии. В заключении статьи делается вывод о том, что метаязык эстетики является адекватным для обсуждения проблем социального познания.
Ключевые слова: язык, дискурс, эстетика, социальное познание
Проблема языка репрезентации социальных явлений в психологии
Парижский "Салон Независимых" в 1912 г. открывался скандалом - организаторы были возмущены "Обнаженной, спускающейся по лестнице" М. Дюшана и потребовали убрать ее с выставки (годом позже картина снискала шумный успех в Нью-Йорке). Между тем "Обнаженная" стала настоящей революцией в истории искусства, ибо демонстрирует многомерность и стереоскопичность репрезентации движущегося объекта ("женщины") в противоположность тотальности перспективы живописи Ренессанса, которая не допускает отклонения взгляда от задаваемого художником направления восприятия образа. А случай с художественными салонами вдохновил Дюшана на создание знаменитых реди-мейдов, разоблачавших мираж эстетических конвенций: если доверять суждениям арт-публики, то произведение искусства будет утверждаться безликим институциональным полем, как иронично замечает и сам Дюшан: "я запустил им в физиономию сушилку и писсуар - как провокацию, - а они восторгаются их эстетической красотой" [цит. по.: Серс, 2004].
Задолго до современной эпистемологии в искусстве раннего модернизма проявился кризис репрезентации, понимаемый как разрыв миметического подобия "реальности" и ее отображения в культурном артефакте [Шапинская, 2014]. Проблема репрезентации опыта в тексте наиболее четко артикулирована антропологами: знаменитый сборник статей "Сочиняя культуру: поэтика и политика этнографии" констатировал, что отныне "доминирующие метафоры в этнографии смешаются от наблюдающего глаза к выразительной речи (и жестикуляции)" [Clifford, 1986, c. 12]. Необходимым аспектом этнографических исследований стало считаться не просто изображение "объекта" в реалистических красках, а осмысление языка взаимоотношений между антропологом и людьми в условиях полевой работы / антропологом и читателями, оценивающими прозрачность описания культурного опыта Другого в научном тексте [Маркус, 2012]. социальный психология межличностный
Кризис репрезентации в гуманитарных науках обернулся "языковым поворотом", чьи предпосылки и последствия неоднократно анализировались в литературе [Андреева, 2009; Бусыгина, 2010; Потапова, 2015]. Согласно Р. Харре, этот поворот - "вторая когнитивная революция" (после первой, осуществленной Дж. Брунером), утверждающая возможность исследования социального познания через анализ понятий естественного языка и разговорных практик, посредством которых люди наделяют значениями события повседневной жизни [Харре, 2011]. Цель настоящей статьи - показать, что методология социально-психологических исследований, опирающаяся на "лингвистические" принципы объяснения (диалога, дискурса и нарратива), в актуальной исторической ситуации вследствие сложности ее вербальной объективации требует пересмотра в рамках эстетической парадигмы(термин Т.Д. Марцинковской) - в ней открывается путь изучения социального познания через символический язык искусства.
Языковой поворот приводит нас к эпистемологической трактовке социального познания не как зеркального отражения внешнего мира, а функции социального порядка, воплощенного в языке; "то, что остается невыразимым в языке, необъективизированным в деятельности и общении, независимым от социального контекста, знанием не является" [Касавин, 2012, с. 61]. Фокус психологии социального познания - изучение консенсуса, в котором устанавливаются значения, "договоренности" о том, как следует типически интерпретировать социальные явления в повседневной жизни [Андреева, 2005, 2009]. Такая логика рассуждений, соответствующая запросам современной эпистемологии, позволяет преодолеть кризис репрезентации социальных явлений, рассматриваемых отныне в ракурсе языкового конструирования.
Г.М. Андреева, основываясь на работах Дж. Брунера, А.Р. Лурии и А.Я. Гуревича, выдвигает тезис о категориально-языковой природе социального познания. В отличие от животных человек обладает языковыми кодами для обозначения вещей и их отношений, что приводит к формированию "категориального сознания" [Лурия, 1998, с. 31]. Однако категории характеризуют не только уровень индивидуального, но и массового сознания - в обществе складывается определенная "модель мира", которой "человек руководствуется во всем своем поведении, с помощью составляющих ее категорий он отбирает импульсы и впечатления, идущие от внешнего мира, и преобразует их в данные своего внутреннего опыта" [Гуревич, 1972, с. 16]. Такой корпус социального разделяемых знаний образован языковыми категориями или концептами (термин, по-разному используемый в науке, - от С.А. Аскольдова-Алексеева и Д.С. Лихачева до Ж. Делеза и Ф. Гваттари). Концепт можно определить в роли мыслительной единицы, выражающей индивидуальный опыт носителя языка, "то, как преломляются различные значения слов в сознании пользователеи? языка в зависимости от их культурного бэкграунда" [Петровская, 2013, с. 108].
Начиная от признания тождества языка и "народного духа" в философском учении В. Гумбольдта до гипотезы лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа, по сей день открыта проблема концептуализации лексикой и грамматикой различных языков той или иной картины мира. Несмотря на то что само понятие "языковой картины мира" преувеличивает единообразие и целостность одного и того же языка, фрагменты которого могут противоречить друг другу, гипотеза Сепира-Уорфа остается весьма влиятельной в современной лингвистике [Кронгауз, 2015]. Альтернативные понятия языкового сознания и образа мира, употребляемые в отечественной психолингвистике, раскрывают соотношение культурных значений и личностно-смысловых образований, воплощенных в вербальной форме: обыденное языковое сознание является одновременно и инвариантным образом мира конкретного поколения носителей культуры и языка [Уфимцева, 2016].
Одно из хрестоматийных исследований видения мира носителями русского языка принадлежит А.Вежбицкой, которая выделила в русском языке несколько устойчивых культурных тем: эмоциональность, иррациональность, неагентивность и любовь к морали [Вежбицкая, 2011; см. также их переосмысление в социальной психологии: Стефаненко, 2014]. Более вольный в методологическом аспекте художественный анализ осуществлен В. Сорокиным, который собрал антологию русского рассказа XX века от Льва Толстого до Юлии Кисиной; главное отличие от литературы XIX столетия он находит в возвращении концепта телесности [Сорокин, 2005] (примечателен тот факт, что, по мнению Сорокина, объединяющим концептом для русской литературы от Гоголя и Чехова до Петрушевской и Пелевина является жестокость и насилие [Русский жестокий рассказ, 2014]).
А.А. Леонтьев, признавая существование "абстрактных моделей, описывающих общие черты в видении мира различными людьми" [Леонтьев, 2005, с. 273], считает необходимым дополнить их анализом ситуативного взаимодействия человека и окружения, что позволяет ему говорить о таких научных направлениях, как "психолингвистика событий" или "психолингвистика деятельностного взаимодействия". Вспоминается давняя дилемма социологии и социальной психологии, блестяще сформулированная И.А. Буниным в одной из дневниковых записей: "Вообще, как отделить реальное от того, что дает книга, театр, кинематограф? Очень многие живые участвовали в моей жизни и воздействовали на меня, вероятно, гораздо менее, чем герои Шекспира, Толстого. А в жизнь других входит Шерлок, в жизнь горничной - та, которую она видела в автомобиле на экране" [Бунин, 1988, с. 420-421]. Лишим рассуждение Бунина художественной прелести и переведем его на язык науки: возможно ли объединить микро- и макроуровни рассмотрения общества и показать двойственность процесса воспроизведения / изменения социального контекста в интерсубъективных, то есть социально разделяемых представлениях, которые формируются в межличностных коммуникациях и взаимодействиях [Lopes, Gaskell, 2015]?
Микро- и макроуровни социального познания теоретически объединяются с помощью взаимосвязанных понятий диалога, дискурса и нарратива. Начиная с Л.С. Выготского, М.М. Бахтина и Дж. Мида, трактовка познания как диалога эксплуатируется в разнообразных контекстах (когнитивной психологии, концепциях диалогического "я" и социальных представлений) для доказательства тезиса о единстве приватной и публичной сферы опыта: "интимные речевые выступления сплошь диалогичны, сплошь пронизаны оценками своего возможного слушателя, своей возможной аудитории, пусть даже хотя бы мысль об этом слушателе и не приходила в голову говорящего" [Бахтин, 2010, с. 192].
В когнитивной науке (М. Томаселло, Ч. Фернихоу) раскрывается диалогическая природа высших психических функций как основа развития социального познания в онтогенезе, при этом "социальное" относится к процессам межличностной коммуникации и понимания, вследствие чего современные авторы отдают предпочтение понятиям ментализации, теории психического или считывания психических состояний [Холмогорова, 2015].
Концепции диалогического "я" и идентичности (Дж. Шоттер, Г. Херманс, Е.Т. Соколова, Н.С. Бурлакова) - при далеко не всегда совпадающих теоретических предпосылках - утверждают взаимосвязь индивидуальных и общественных форм познания. Идентичность можно назвать "обществом в миниатюре", которое иерархически объединяет индивидуальные и коллективные смысловые позиции (воображаемые "голоса" значимых Других или общества в целом); последние из них являются социальными представлениями, включенными во внутренний диалог [Hermans, Salgado, 2010].
Исторические контексты осуществления диалога фиксируются с помощью понятия дискурса, сильно пострадавшего от моды. История дискурсивной психологии начинается с книги Дж. Поттера и М. Уэзерелл, постулировавшей "лингвистический" характер исследования социального познания через обращение к языковым практикам как формам действия, с помощью которых люди категоризируют, а значит и объясняют окружающий мир; для обозначения классификаций, упорядочивающих социальные явления в обыденном языке, используется понятие интерпретативного репертуара [Potter, Wetherell, 1987]. Метаанализ дискурс-аналитических исследований социального познания, проведенных в университете Лафборо за последние тридцать лет (усилиями М. Биллига, Д. Эдвардса, тех же Поттера и Уэзерелл), дает возможность говорить о статусе дискурсивной психологии как "классики" социальной психологии [Tileaga, Stokoe, 2016]. Напомним, что дискурсивная психология изучает нормативный порядок повседневной жизни, задаваемый категориями житейского психологического языка, который относительно ментальных состояний рассматривается с перформативной точки зрения; ее истоки восходят к идеям Л. Витгенштейна, Дж. Остина, Г. Гарфинкеля и Л.С. Выготского (отечественными авторами основные принципы данной концепции были наиболее четко озвучены при обсуждении качественных исследований [Бусыгина, 2010; Мельникова и др., 2014]).
Впоследствии стало возможным говорить о двух традициях определения дискурса и соответствующих направлениях исследований: 1) дискурс (discourse c маленькой буквы) как реальная речевая коммуникация, активность пользования символическими ресурсами в конкретных ситуациях взаимодействия (перспектива Р. Харре и микро-дискурс-анализа); 2) Дискурс (Discourse с большой буквы) как система значений, конструирующая объекты социального мира и задающая неравноправные позиции говорящих в отношении доступа к практикам доминирования (перспектива М. Фуко и критического макро-дискурс-анализа).
Дискурс - это реализация диалогического взаимодействия в конкретном социальном контексте, "структура и процесс языкового творчества и познания мира человеком" [Плеханова, 2001, с. 61]. Такая двойственность интерпретации не случайна: дискурс является диалогически-языковой практикой, воспроизводящей и делегирующей говорящим интерсубъективно разделяемые знания, права и обязанности в соответствии с теми или иными институциональными позициями, характеризующими не индивидуальные, а прежде всего социальные представления как формы обыденного познания общества и культуры. "Групповые структуры содержатся в имеющихся у нас культурных образах групп, а также в системах дискурса и институтах, которые определяют, кто мы есть и как нам следует понимать наши отношения с другими" [Паркер, 2013, с. 85].
Частный вариант дискурса - нарратив - применяется для характеристики социальной идентичности как символического "посредника" между личностью и обществом. Теоретические допущения нарративного подхода к идентичности анализировались за последнее время в нескольких литературных обзорах [Андреева, 2012; Белинская, 2015; Кроссли, 2013]. Идея заключается в том, что идентичность - это результат опосредования сознания рассказами (жизненными историями), которые раскрывают культурные конфигурации автобиографических и исторических событий во взаимодействии с другими людьми. Следует отметить, что нарративная (или повествовательная) идентичность всегда позиционируется в определенных дискурсах как культурно и идеологически заданных системах значений, поэтому-то дискурс и нарратив воплощаются в разных жанрах или коммуникативных ситуациях, которые описываются легко узнаваемой последовательностью действий (т.е. скриптом), особенным речевым стилем и специализированным словарным запасом [Трейси, Роблз, 2015]. В обозначенном отношении нарратив производен от дискурса.
Диалог, дискурс и нарратив можно назвать пространством "локализации" социальных представлений, объединяющих различные уровни социального познания в поиске ответа на вопрос о том, "как индивиды и группы выстраивают относительно стабильный и предсказуемый мир на основе разнообразных явлении?" [Маркова, 2011, с. 401]. Дискуссии между сторонниками теорий социальных представлений и дискурсивной психологии [Емельянова, 2006] не закончились и сегодня: первые из них сталкиваются с проблемой включения языковой реальности в свои аналитические схемы, вторые нуждаются в объяснении происхождения культурно-языковых ресурсов, которые могут быть использованы в конкретной ситуации говорящими и пишущими акторами [Gibson, 2015].
Таким образом, социальная психология заимствует лингвистические объяснительные принципы диалога, дискурса и нарратива для осмысления двойственных процессов интернализации и конструирования социальных представлений (и задаваемых ими идентификационных позиций) в коммуникативных актах, что позволяет раскрыть соотношение двух микро- и макроуровней социального познания, которые теоретически объединяются в пространстве языка (языкового сознания и образа мира, если уместно обратиться к терминологии отечественной психолингвистики). Языковая форма репрезентации социальных явлений сопоставима с эстетической в ракурсе "живописной образности, заложенной в иконизации естественно-языкового дискурса" [Фещенко, Коваль, 2014, с. 353]. Реалии, изучаемые социальной психологией, следует рассматривать в контексте современной культуры [Андреева, 2013] и, логически продолжая поздние размышления Г.М. Андреевой, искусства как "вторичного языка" культуры (согласно знаменитой формуле Ю.М. Лотмана). Подобный шаг от изучения социального познания сквозь призму языка к искусству реализуется в эстетической парадигме, которая исходит из следующих предположений.
Сравнительный анализ научных и художественных репрезентаций психологических явлений
В современные исследования социального познания возвращается старинная идея синхронного развития искусства и науки (восходящая к "Философии искусства" И. Тэна), что изменяет статус художественного произведения, которое отныне считается не просто "объектом" психологического анализа или иллюстрацией к теоретическим рассуждениям, но образно-символическим представлением реальности на равных со "строгой" манерой академического письма. Р. Арнхейм полагал, что "научные открытия имеют собственный стиль, часто сравнимый со стилем искусства данного периода" [Арнхейм, 2014, с. 62]. Это суждение можно считать основным допущением эстетической парадигмы в психологии. Коллективные переживания (термин Г. Шпета) исторических и общественных изменений "кристаллизуются" одновременно в художественных и научных формах познания; иными словами, в произведениях художников "отражаются современные для них научные концепции, а, наоборот, работы артистов помогают подтвердить научные данные" [Марцинковская, 2014].
Эстетика в этом парадигмальном контексте - не "философия искусства", а "способ мыслить, который проявляется по поводу предметов искусства и силится высказать, в чем они являются предметом мысли" [Рансьер, 2004, с. 12]. Эстетика становится метаязыком и универсальным режимом прочтения современности, и главный вопрос касается не столько соотношения науки и искусства, а того, в какой сфере - научной или художественной - сильнее присутствует эстетическое начало [Маньковская, 2009]. Парадоксальным образом "гуманитаристика превращается в арт-производство новейшего образца" [Бычков, 2012, с. 13], о чем свидетельствует, в частности, венецианская биеннале современного искусства 2013 г., где рисунки и тексты из "Красной книги" К.Г. Юнга помещались в центре основного проекта.
Итак, задача эстетико-психологических исследований - это сравнительный анализ художественных и научных репрезентаций социальных явлений, что, в свою очередь, дает право апеллировать к методологии исторической компаративистики для исполнения таких задач, как выявление интеллектуальных заимствований и влияний, "профилирование" или описание индивидуальных особенностей отдельных "случаев" в различных обществах и культурах, постановка новых проблем и перенос научного знания в иные познавательные контексты [Кромм, 2015]. Наибольший интерес, на наш взгляд, вызывает сравнение способов объяснения социальных проблем в психологических теориях и экспериментах и современном искусстве. Поясним сказанное на следующем примере.
Проблема социального зла - сквозной сюжет экспериментов С. Милгрэма (1963 г.) и Ф. Зимбардо (1971 г.), а также перформанса М. Абрамович "Ритм Ноль" (1974 г.) - время их "постановок" совпадает. Нет нужды останавливаться на результатах скандально известных исследований (неоднократно обыгранных в кинематографе), а вот перформанс требует уточнения для читателя. Художница находилась в галерейной зале с множеством вещей - от ножниц до пистолета, аккуратно разложенных на столике, а "инструкция" при входе разрешала посетителям совершать любые действия над телом Абрамович. На шестой час действия она была физически изничтожена: ее одежда - порвана, тело порезано и изрисовано. "После перформанса у меня поседела целая прядь на голове, я не могла долго избавиться от страха", - вспоминала художница.
Важно отметить, что речь ведется не о радикальном зле (в духе еретических учений манихейства и катаров), заключенном в неизменной природе человека, а о социальном и политическом, которое производно от структуры общества, следовательно, ему возможно положить этический предел [Каспэ, 2014]. Такой тезис согласуется с выводом Милгрэма, что "человеческий тип, которого воспитывает американское общество, не в состоянии обезопасить граждан от жестокого обращения со стороны бесчеловечного авторитета" [Милгрэм, 2016, с. 247]. Работы Милгрэма и Зимбардо пунктиром намечают дальнейший анализ дискурса, воспроизводимого в данной ситуации распределения позиций, то есть прав и обязанностей, мгновенно "считываемых" и разделяемых субъектами взаимодействия, превращая насилие в банальность повседневности (согласно устоявшейся метафоре Х. Арендт).
Экспериментальные и художественные манипуляции символическими границами, удивительно легко изменяющие мышление и поведение человека, обычно дискутируются с точки зрения соотношения личностных диспозиций и ситуации в объяснении природы зла (как "сущности" или "процесса") с "победой" именно фактора социального контекста - так, Зимбардо призывает нас "признать важность ситуационных и системных процессов, которые мы обычно недооцениваем, когда пытаемся объяснить отклоняющееся поведение и кажущиеся изменения личности" [Зимбардо, 2013, с. 630]. Перформанс оказывается феноменологически достовернее в изображении осязаемой болезненности взаимодействия между обоюдно жестокими участниками художественного зрелища. Тем самым проблема состоит не просто в признании контекстуальной обусловленности зла ("воссоздаваемой" в экспериментально-ролевых ситуациях), но в разоблачении не поддающейся объективации иррациональности институционального поля музея, которое в иллюзорной нейтральности делает возможным асимметричное взаимодействие между художницей и зрителями. Как видно из краткого сравнительного анализа исследований Зимбардо, Милгрэма и Абрамович, эстетическое прочтение психологических реалий становится также специфическим способом их репрезентации, что кардинально изменяет академические практики письма и вносит в них отчетливый эссеистический момент.
Поиск художественных стилей психологического письма
Хотя уже А.Р. Лурия в автобиографии отмечал, что психология утратила искусство клинического наблюдения и описания, отличавшее работы великих врачей [Лурия, 2001], выдвигаемый им идеал единения "классической" и "романтической" науки реализуется и в современных исследованиях - так, метафорический язык художественной литературы гармонично сочетается с традиционной методологией клинико-психологического анализа онтогенеза и культургенеза представлений о пространстве и времени [Балашова, 2015]. По мнению признанного мастера научно-поэтического письма В.П. Зинченко, "взятые вместе - методология и искусство - помогают психологии достичь максимы, сформулированной М.К. Мамардашвили для философии: люди должны узнавать себя в мысли философов" [Зинченко, 2012, с. 63]. Работы В.П. Зинченко, А.Г. Асмолова в отечественной психологии используют элементы беллетристического и автобиографического жанра.
Обращение к художественной литературе, по-видимому, - частный случай поиска экспериментальных стратегий гуманитарного письма, вдохновленного движением социального конструкционизма [Улановский, 2006]. Традиционный "реалистический" стиль подразумевает, что авторская позиция в тексте всегда остается доминирующей, в то время как "модернистский" (художественный) стиль направлен на вовлечение читателя в процесс анализа [Орлова, 2010]. Наиболее интересный опыт анализа риторических традиций в психологии, которые наделяются привилегированным положением в научном дискурсе и задают определенные ожидания от своих читательских аудиторий, был предпринят К. Гергеном в статье "Кто говорит и кто отвечает в гуманитарных науках?" [Герген, 2003]. Он демонстрирует, что автобиографические и беллетристические стратегии письма (а не безлично-авторитетные) предоставляют в распоряжение читателя культурные ресурсы для конструирования своего будущего (ср. с давно высказанной идеей А.Г. Асмолова: коль скоро психология - это деятельность по конструированию жизненных миров, то нет психологии вне искусства и нет искусства вне психологии [Асмолов, 1996]).
Научные тексты с элементами беллетристической / автобиографической структуры можно интерпретировать и в логике нарративной психологии - "научно-художественный" нарратив становится символическим средством выстраивания моста между личностными смыслами и культурными значениями, преодолевая в психологическом дискурсе различие индивидуального и социального [Турушева, 2016], ибо он "копирует автобиографичность социального" [Рогозин, 2015, с. 258] и дает шанс читателю "узнать себя", если воспользоваться приведенными выше словами М.К. Мамардашвили - В.П. Зинченко, в развиваемых автором концептуальных психологических рассуждениях и соотнести их с богатством собственного жизненного опыта.
Эстетические объяснительные принципы в социальной психологии
Третий и, пожалуй, наиболее интересный вектор эстетической парадигмы - заимствование объяснительных категорий эстетических учений для обсуждения теоретических проблем социального познания (дополнительно к ранее перечисленным лингвистическим принципам). Возникновение такого подхода предвидел уже С.Л. Рубинштейн, советовавший "изучение формирования сущего в искусстве употребить как средство для выявления формальной (онтологической) структуры сущего, его архитектоники" [Рубинштейн, 2010, с. 478]. Можно выделить по крайней мере два варианта использования эстетических категорий в социальной психологии.
Первый из них экстравагантно, на первый взгляд, объединяет дискурсивный подход к идеологии Л. Альтюссера и теорию эстетики И.Канта, определяя феномен идеологии как эстетическое переживание в категориях "прекрасное - безобразное", "высокое - низкое", то есть как разновидности субъективного опыта, "который одновременно является чувственным и культурно утонченным, непосредственно порождая чувство общности с другими людьми" [Мусихин, 2013, с. 43-44].
Второй эстетический принцип - мимесис ("творческое подражание" как основной принцип созидания искусства и устройства социальной жизни, согласно Аристотелю) - используется в философских построениях В. Беньямина, Р. Жирара, В.А. Подороги. В антропологии мимесис - "способность переводить материальный внешний мир в образы и таким образом передавать его во внутренний образный мир человека и предоставлять в его распоряжение" [Вульф, 2008, с. 134]. Именно в такой трактовке мимесис используется в нарративной психологии и теории социальных представлений для объяснения динамики воспроизведения нечувственно данного опыта в пространстве языка и дискурса (идет ли речь о соотношении либо "реальных событий" и "жизненной истории", либо "реального мира" и "образа социального мира"). У. Флик с опорой на миметический принцип вводит механизм ретроспективной анкеровки - формирования социального представления через "схватывание" событий и символов исторического прошлого и его возвращения в познание настоящего [Flick, 1995, о мимесисе в психологии см. подробнее: Хорошилов, 2014]. Таким образом, можно предсказать дальнейшее развитие художественных принципов в психологических дискуссиях, теориях и практиках, однако пока уместнее говорить об отдельных научных иллюстрациях, в которых угадываются контуры становящейся эстетической парадигмы.
Итоговый вывод настоящей статьи парадоксален: эстетическая парадигма в исследованиях социального познания продолжает "языковой поворот" психологии и вместе с тем демонстрирует его ограниченность (ср. с предложенной выше интерпретацией перформанса Абрамович). Такой методологический подход, постулируя возможность исследования социального познания через произведения искусства, творческого поиска художественных форм академического письма и объяснительных категорий в психологии, открывает перспективы осмысления общества и культуры вследствие того обстоятельства, что метаязык эстетики становится, по-видимому, важнейшим способом репрезентации современности, ибо пока не сложился новый бытовой и академический язык, адекватный для описания и объяснения происходящих радикальных социальных изменений и культурных сломов. Как тонко отмечает в своем эссе М. Степанова, "такое ощущение, что в оперативном словаре нету слов и конструкций, что позволили бы говорить о том, что происходит сегодня, не опираясь на сложное прошедшее, не применяя портативный цитатник" [Степанова, 2014]. Подобная картина наблюдается как в риторике отечественных СМИ (эмпирические данные - в ежедневных газетах), так и массовой культуре в целом с ее удивительной "ретро-манией" и переменчивой модой на прошедшие события при отсутствии созидания будущего [Рейнольдс, 2015]. Обращение ко "вторичному языку" искусства определяется сложностями вербализации, обыденного "проговаривания" или научного "разъяснения" актуальной исторической ситуации в традиционных психологических категориях. Принципиальная дискурсивная неподатливость современности оборачивается насущной необходимостью в семиотически гибком языке репрезентации социальных явлений, который зарождается в междисциплинарном диалоге психологии и эстетики.
Литература
1. Андреева Г.М. Психология социального познания. М.: Аспект Пресс, 2005.
2. Андреева Г.М. Социальная психология в пространстве современной науки и культуры. Психологические исследования, 2013, 6(30), 2. http://psystudy.ru
3. Андреева Г.М. Социальная психология сегодня: Поиски и размышления. М.: НОУ ВПО МПСИ, 2009.
4. Арнхейм Р. [Arnheim R.] В параболах солнечного света: Заметки об искусстве, психологии и прочем. М.: Алетейя, 2014.
5. Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. М., Воронеж: Институт практической психологии, МОДЭК, 1996.
6. Балашова Е.Ю. Клиническая психология в поисках смысла пространственных и временных трансформаций: Синтез исследовательских парадигм. Психологические исследования, 2015, 8(42), 4. http://psystudy.ru
7. Бахтин М.М. Антрополингвистика. М.: Лабиринт, 2010.
8. Белинская Е.П. Изменчивость Я: Кризис идентичности или кризис знания о ней? Психологические исследования, 2015, 8(40), 12. http://psystudy.ru
9. Бунин И.А. Собрание сочинений. М.: Художественная литература, 1988. Т. 6.
10. Бусыгина Н.П. "Дискурсивный поворот" в психологических исследованиях сознания. Консультативная психология и психотерапия, 2010, No. 1, 55-82.
11. Бычков В.В. Эстетика. М.: КНОРУС, 2012.
12. Вежбицкая А. [Wierzbicka A.] Семантические универсалии и базисные концепты. М.: Языки славянских культур, 2011.
13. Вульф К. [Wulf C.] Антропология: История, культура, философия. СПб.: С.-Петерб. гос. университет, 2008.
14. Герген К. (Джерджен К.) [Gergen K.] Социальный конструкционизм: Знание и практика. Минск: БГУ, 2003.
15. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972.
16. Емельянова Т.П. Конструирование социальных представлений в условиях трансформации российского общества. М.: Институт психологии РАН, 2006.
17. Зимбардо Ф. [Zimbardo P.] Эффект Люцифера: Почему хорошие люди превращаются в злодеев. М.: Альпина нон-фикшн, 2013.
18. Зинченко В.П. О методологической культуре психологов (от монизма к плюрализму). Культурно-историческая психология, 2012, No. 1, 59-68.
19. Касавин И.Т. Критерии знания: собственно эпистемические или социальные? В кн.: Эпистемология: Перспективы развития. М.: Канон+, 2012. С. 50-61.
20. Каспэ С.И. Определяя политическое зло. Полития, 2014, 3(74), 6-29.
21. Кронгауз М.А. Слово за слово: О языке и не только. М.: ДЕЛО, РАНХиГС, 2015.
22. Кроссли М. [Crossley M.] Нарративная психология: Самость, психологическая травма и конструирование смыслов. Харьков: Гуманитарный центр, 2013.
23. Кромм М.М. Введение в историческую компаративистику. СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге, 2015.
24. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, Академия, 2005.
25. Лурия А.Р. Этапы пройденного пути: Научная автобиография. М.: Московский университет, 2001.
26. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Московский университет, 1998.
27. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2009.
28. Маркова И. [Markovб I.] Представления как субъект-объектные отношения. В кн.: Философско-психологическое наследие С.Л. Рубинштейна. М.: Институт психологии РАН, 2011. С. 399-404.
29. Маркус Дж. [Marcus G.] О социокультурной антропологии США, ее проблемах и перспективах. В кн.: Антропологические традиции: Стили, стереотипы, парадигмы. М.: НЛО, 2012. С. 48-67.
30. Марцинковская Т.Д. Социальная и эстетическая парадигмы в методологии современной психологии. Психологические исследования, 2014, 7(37), 12. http://psystudy.ru
31. Мельникова О.Т., Кричевец А.Н., Хорошилов Д.А. Историко-эпистемологический контекст развития качественных исследований в психологии: Часть 2. Психологические исследования, 2014, 7(33), 4. http://psystudy.ru
32. Милгрэм С. [Milgram S.] Подчинение авторитету: Научный взгляд на власть и мораль. М.: Альпина нон-фикшн, 2016.
33. Мусихин Г.И. Очерки теории идеологий. М.: Высшая школа экономики, 2013.
34. Орлова Э.А. История антропологических учений. М.: Академический проект, 2010.
35. Паркер Я. [Parker I.] Психоаналитическая культура: Психоаналитический дискурс в западном обществе. Ижевск: ERGO, 2013.
36. Петровская Е. Казусы транслитерации: Концепт по заявкам. Диалог искусств, 2013, No. 5, 108-109.
37. Плеханова Т.Ф. Дискурс-анализ текста. Минск: ТетраСистемс, 2011.
38. Потапова Н.Д. Лингвистический поворот в историографии. СПб.: Европейский университет, 2015.
39. Рансьер Ж. [Ranciиre J.] Эстетическое бессознательное. СПб.: Machina, 2004.
40. Рейнольдс С. [Reynolds S.] Ретромания: Поп-культура в плену собственного прошлого. М.: Белое яблоко, 2015.
41. Рогозин Д.М. Как работает автоэтнография? Социологическое обозрение, 2015, 1(74), 224-273.
42. Рубинштейн С.Л. Человек и мир. СПб.: Питер, 2010.
43. Русский жестокий рассказ. М.: АСТ, CORPUS, 2014.
44. Серс Ф. [Sers P.] Тоталитаризм и авангард: В преддверии запредельного. М.: Прогресс-традиция, 2004.
45. Сорокин В. От составителя. В кн.: Русский рассказ XX века. М.: Захаров, 2005. С. 5-8.
46. Степанова М. Позавчера сегодня. Коммерсантъ Weekend, 2014, No. 32, 14.
47. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М.: Аспект Пресс, 2014.
48. Трейси К., Роблз Дж. С. [Tracy K., Robles J.S.] Повседневный разговор: Строение и отражение идентичности. Харьков: Гуманитарный центр, 2015.
49. Турушева Ю.Б. Нарратив как культурный медиатор развития личности: взгляд сквозь призму культурно-исторической психологии. Культурно-историческая психология, 12(2), 2016, 24-32.
50. Улановский А.М. Качественная методология и конструктивистская ориентация в психологии. Вопросы психологии, No. 3, 2006, 27-37.
51. Уфимцева Н.В. Языковая картина мира: проблемы моделирования. Вопросы психолингвистики, 2016, 1(27), 238-249.
52. Харре Р. [Harrй R.] Философия сознания. В кн.: Энциклопедический словарь по эпистемологии. М.: Альфа-М, 2011. С. 400-413.
53. Холмогорова А.Б. Роль идеи? Л.С. Выготского для становления парадигмы социального познания в современной психологии: обзор зарубежных исследовании? и обсуждение перспектив. Культурно-историческая психология, 2015, 11(3), 25-43.
54. Хорошилов Д.А. Мимесис как объяснительный принцип в психологии и эстетике. Психологические исследования, 2014, 7(36), 4. http://psystudy.ru
55. Фещенко В.В., Коваль О.В. Сотворение знака: Очерки о лингвоэстетике и семиотике искусства. М.: Языки славянской культуры, 2014.
56. Шапинская Е.Н. Избранные работы по философии культуры. М.: Согласие, Артем, 2014.
57. Clifford J. Introduction: Partial Truth. In: J. Clifford, G.E. Marcus (Eds.), Writing Culture: The Poetics and Politics of Ethnography. London: University of California Press, 1986. pp. 1-26.
58. Flick U. Social representations. In: J.A. Smith, R. Harrй, L. van Langenhove (Eds.), Rethinking psychology. London: Sage, 1995. pp. 70-96.
59. Gibson S. From representations to representing: on social representations and discursive-rhetorical psychology. In: G. Sammut, E. Andreouli, G. Gaskell, J. Valsiner (Eds.), The Cambridge handbook of social representations. Cambridge: Cambridge University Press, 2015. pp. 210-223.
60. Hermans H.J.M., Salgado J. The dialogical self as minisociety. In.: S.R. Kirschner, J. Martin (Eds.), The sociocultural turn in psychology: The contextual emergence of mind and self. New York: Columbia University Press, 2010. pp. 183-204.
61. Lopes C.A., Gaskell G. Social representations and societal psychology. In: G. Sammut, E. Andreouli, G. Gaskell, J. Valsiner (Eds.), The Cambridge handbook of social representations. Cambridge: Cambridge University Press, 2015. pp. 29-42.
62. Potter J., Wetherell M. Discourse and social psychology: Beyond attitudes and behavior. London: Sage, 1987.
63. Tileaga C., Stokoe E. Introduction. In: C. Tileaga, E. Stokoe (Eds.), Discursive psychology: Classic and contemporary issues. New York: Routledge, 2016. pp. 1-11.
Размещено на Allbest.ru
...Подобные документы
Предмет изучения социальной психологии, основные причины ее двойственности в системе научных знаний и история развития идей. Задачи социальной психологии и решаемые ею проблемы общества. Анализ социально-психологических явлений в системе марксизма.
курсовая работа [52,9 K], добавлен 06.07.2009Причины двойственного положения социальной психологии в системе научных знаний. Изучение психологических явлений, характеризующих индивида и общество как субъектов социального взаимодействия. Классификация методов социально-психологического исследования.
контрольная работа [36,7 K], добавлен 24.10.2011Историческое преобразование определений предмета психологии. Предмет изучения психологии. Естественнонаучные основы психологии. Методы исследования в психологии. Общие и специальные отрасли психологии. Методы изучения психологических явлений.
лекция [15,9 K], добавлен 14.02.2007Исследование совокупности методологических принципов психологии как основы построения любых психологических исследований. Метод психологии как способ познания внутренних психических явлений через анализ внешних факторов. Уровни методологического анализа.
контрольная работа [14,4 K], добавлен 12.02.2011Понятие и признаки образа и образных явлений. Виды образных явлений и их характеристика. Перцептивный образ в психологии восприятия как совокупность связанных характеристик, типичных для распознаваемого объекта. Основные свойства перцептивных образов.
контрольная работа [23,8 K], добавлен 05.09.2010Изучение методов психологии. Отличия житейских психологических знаний от научных. Научное сознание человека, как его научное самосознание. Принципы научной психологии, которая опирается на житейский психологический опыт и извлекает из него свои задачи.
реферат [20,9 K], добавлен 25.11.2010Философское и общепсихологическое обоснование сущности оценки как психического явления. Психологический анализ оценочных явлений различной природы. Системный анализ состава, структуры и закономерностей взаимодействия оценочных явлений различного уровня.
дипломная работа [126,5 K], добавлен 11.08.2010Объект, предмет психологической науки. Характеристика этапов становления предмета психологии с античности до периода открытого кризиса. Общая характеристика научных психологических школ в XX столетии. Бихевиоризм. Анализ развития психологических знаний.
реферат [21,6 K], добавлен 28.09.2008Традиционное представление о предмете психологии. Представления о душе. Протяженность как основной признак материальных явлений. Предпосылки для формирования движения функционализма. Человек по Фрейду. Способы психологической защиты. Гештальтпсихология.
реферат [339,1 K], добавлен 30.03.2014Сущность и характеристика социальных стереотипов как социально-психологических явлений. Определение взаимосвязи между различными психологическими явлениями, влияющими на процесс образования стереотипов, и выявление закономерностей их формирования.
реферат [46,3 K], добавлен 19.11.2012Происхождение слова "психология" и её история. Задача психологии - исследование психических явлений. Явления, изучаемые психологией. Проблемы психологии. Методы исследования в психологии. Отрасли психологии. Человек как предмет общей психологии.
курсовая работа [56,0 K], добавлен 02.12.2002Выделение предметной области педагогической психологии в качестве самостоятельной сферы исследования. Педагогическая психология среди других человековедческих наук. Соотношение "явлений" и "сущности" в процессе познания. Модель строения научного знания.
дипломная работа [205,3 K], добавлен 20.12.2013Естественнонаучная парадигма в науке, ее принципы. Гуманитарная парадигма как познание природы, общества, самого человека с антропологической, человековедческой позиции, вклад Канта в ее развитие. Естественнонаучная и гуманитарная парадигма в психологии.
контрольная работа [19,9 K], добавлен 18.01.2010Предмет и задачи социальной психологии, история её развития, методы и методология. Психология общения, межличностных и межгрупповых отношений. Социально-психологические аспекты личности, больших и малых групп, массовидных явлений, конфликтных ситуаций.
шпаргалка [194,0 K], добавлен 09.04.2014Теоретико-методологический анализ сущности, содержания и структуры межличностных отношений военнослужащих. Практическое исследование общих психологических механизмов влияния ценностных ориентаций на уровень межличностных отношений в воинском коллективе.
дипломная работа [264,4 K], добавлен 26.05.2012Краткие биографические сведения о жизни Иоанна Дамаскина, обзор его основных трудов. Анализ взглядов Иоанна Дамаскина на познавательную, эмоциональную и поведенческую сферы в отечественной истории психологии. Методы исследования психологических явлений.
дипломная работа [65,1 K], добавлен 16.06.2010Сравнительное исследование личностных и интеллектуальных особенностей индивида. Исследование психологических явлений (номотетический подход, идиографический анализ). Индивидуальность с позиции принципа аддитивности, интегральная индивидуальность.
реферат [25,5 K], добавлен 04.08.2009Общественные и межличностные отношения. Проявление социальных и психологических качеств личности в межличностных отношениях. Содержание и эффекты межличностного восприятия. Анализ процесса познания людьми друг друга. Вербальные средства общения.
контрольная работа [52,4 K], добавлен 01.11.2011Понятие естественнонаучной (сциентистской) и гуманитарной научных парадигм. Психологическая суть человека с философско-мировоззренческой точки зрения. Понимание как один из основных способов его познания. Содержание и объекты гуманитарного знания.
реферат [22,5 K], добавлен 14.01.2015Понятие про модель репрезентации знаний. Проблема репрезентации знаний в психологии. Причины нового подхода к изучению когнитивной психологии. Сферы изучения психологии когнитивных процессов. Микроструктура и микродинамика психической деятельности.
шпаргалка [68,9 K], добавлен 14.03.2012