Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

КУЛЬТУРНО ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ 4/2007

Психология детского подражания

(экспериментально психологическое исследование)

Часть 3* Л.И. Божович, Л.С. Славина



Продолжение публикации ранней работы Л.И. Божович и Л.С. Славиной. Подражание рассматривается в контексте развития высших психических функций. Представлены результаты эмпирического исследования развития подражания в детских возрастах. Подражание исследуется с помощью парной методики. Особенность методики заключается в том, что исследуется способность к подражанию опосредствованию. Теоретически обосновано существование трех стадий в развитии подражания. Описана вторая стадия подражания -- наивная психологическая стадия.

Ключевые слова: подражание, высшие психические функции, стадии культурного развития, наивная, магическая стадия.



Перейдем теперь к следующей фазе в развитии процесса подражания, названной нами его наивно психологической стадией. Генетически эта стадия представляет собой переходный момент между предшествовавшей только что нами описанной, в которой отсутствуют даже простые попытки, направленные к овладению культурными формами поведения, и стадией последующей, на правленной на овладение собственными приемами поведения, и несущие на себе все характерные черты инстру ментального акта (…). Ребенок, стоящий на наивнопси хологической стадии развития в отношении процесса подражания, видит и понимает, что при помощи рисунка запоминание значительно облегчается. Он замечает, что его партнер, ребенок А, прекрасно справляется с постав ленной перед ним психологической задачей и для него подражание становится способом, средством, при помо щи которого он пытается овладеть приемом, применяе мым ребенком А. Следовательно, ребенок В подражает ребенку А для того, чтобы овладеть известным приемом. Интересным здесь является момент сознательно постав ленной цели и осмысленное употребление подражания для разрешения поставленной задачи. Но характерным для всякого инструментального акта является то, что на ружу вынесена лишь известная часть всего процесса, ос тальной же процесс протекает скрыто для постороннего взгляда. Когда мы предлагаем ребенку А запомнить что то при помощи рисунка, то внешним остается, с одной стороны, стимул задачи, с другой -- рисунок ребенка, с помощью которого он запоминает и который выносится им на бумагу как законченный продукт его внутренней психологической работы. Вычленение признака, плани рование, произвольное установление обратной связи между рисунком и фразой для запоминания -- все это представляет внутренний процесс, остающийся скры тым для ребенка В. Кроме того, ребенок В, стоящий на стадии наивной психологии, еще не обладает такой сте пенью развития анализа, которая позволила бы ему вскрыть скрытый для него внутренний процесс. В ре зультате оказывается, что внешняя, ничем не характер ная связь между стимулом и средством понимается им как внутренняя. Ребенок В начинает верить, что рисунок помогает запоминанию не в силу известных психологи ческих приемов, ставящих рисунок на службу памяти, но что в самом рисунке, безотносительно к личности, за ключены эти возможности. Создается как бы магическое отношение и наивнопсихологическая стадия подража ния на этой ступени трудности задачи окажется уже пройденной ребенком. Исходя из этого положения, мы можем говорить, что подражание магического типа встречается у детей при подражании сверхтрудной по от ношению к ним ситуации. Когда мы имеет такие случаи магического отношения к рисунку, подражание, естест венно, направляется на всю внешнюю ситуацию, ребенок копирует эффект без понимания процесса.

Поставленный в только что описанные нами усло вия, ребенок не понимает психологического смысла ри сунка, а потому считает, что весь рисунок без исключе ния, каким его нарисовал ребенок А, служит для запо минания, и что для того, чтобы он помог запомнить ре бенку В, надо его скопировать как можно тщательнее. Ребенок не может выделить того, что является наиболее существенным (структурный центр) в подражаемом объекте, и потому мы имеем случаи точного копирова ния этой ситуации, желание как можно ближе и деталь нее нарисовать все, что нарисовал ребенок А.

Перед нами протокол № 20.

Испытуемый Юра Д., 7;6, ученик нулевой груп пы. Ребенок В тоже мальчик Юра, 5 лет, дошколь ник. Инструкция обычная для наших опытов. Для запоминания дается слово «базар»(рис. 5). Ребенок А рисует, ребенок В заглядывает:

-- Дай посмотреть, а то я не могу.., как он? и т. д. Ребенок В все время заглядывает, рисует тщательно, стараясь скопировать все детали. -- «Ах, ах, уже…» Эксп.: Что ты нарисовал? Ребенок В: Палочки.

Эксп.: А что надо было запомнить?

Ребенок В: Базар.

Эксп.: А ты запомнишь по своему рисунку?

Ребенок В: Запомню.

Экспериментатор обращается к ребенку А: А ты что нарисовал?

Ребенок А: Корзина, яблоки.

После этого детям дается следующее слово. Когда ребенок А начал уже рисовать, ребенок В вдруг пере ворачивает свой листик, смотрит на законченный им уже первый рисунок, затем заглядывает к ребенку А и пририсовывает еще одну палочку.

Эксп.: Зачем ты это сделал?

Ребенок В: Как у Юры.

При воспроизведении ребенок А дает плюс, ребе нок В отвечает -- забыл.

Возьмем следующий протокол.

Испытуемые девочки Женя 9;3 и Тома 7 лет. Для запоминания дается фраза -- «на улице холодно».

Тома смотрит на Женю, ждет, пока та начнет ри совать. Женя рисует, Тома смотрит.

Женя: Сейчас, тут ветки, тут побольше. Тома тоже начинает рисовать, часто заглядывая к Жене. Рисуют молча.

Эксп. (обращаясь к Томе): Что ты нарисовала?

Тома: На улице холодно.

Эксп.: А по чему ты запомнишь?

Тома: Вот по этим штучкам (рис. 6).

Эксп.: А это что?

Тома: Елочки.

Эксп. (обращается к Жене): А ты?

Женя: По снегу и ветки осыпались.

Тома начинает быстро пририсовывать.

Эксп.: Что ты рисуешь?

Женя: Снег.

Экспериментатор дает следующую фразу для за поминания -- «Большой рынок».

Женя рисует, все время сопровождая рисунок ре чью: Вот лотки, много лотков, люди ходят, покупают. Тома смотрит, потом начинает рисовать. Рисует, часто заглядывая в рисунок Жени. Женя кончила. Тома продолжает рисовать. Рисует долго. Жене надоело си деть, она пририсовывает еще кусочек (рис. 7, справа). Тома кончает рис. 7 (слева) и принимается за рис. 7 (справа). Когда Женя кончила, Тома берет ее рисунок, кладет около себя и начинает точно срисовывать.

Воспроизведение. В первом случае Тома говорит:

На улице холодно.

Эксп.: По чему ты узнала?

Тома: Наизусть помнила.

Женя: На улице холодно, снег лежит.

Во втором случае Тома говорит: рынок.

Эксп.: По чему ты узнала?

Тома: По рынку.

Женя: Большой рынок, много лотков стоит.

Мне кажется излишним разбирать приведенные протоколы, они слишком ясно говорят сами за себя. Ре бенок В, веря в магическую силу рисунка как такового, старается как можно старательнее скопировать все его детали, часто не понимая их значения (…). До сих пор мы рассматривали тщательное копирование рисунка А, являющееся следствием магического отношения, но мы имеем ряд случаев, когда магическое отношение распро страняется не только на рисунок, но и на всю ситуацию, и мы видим, как объектом подражания становится не только рисунок как таковой, но даже слова и жесты, про дуцируемые ребенком А. Получается как бы синкрети ческое отношение ко всем элементам ситуации. Харак терной чертой синкретизма, говорит Л.С. Выготский, является то, что ребенок не расчленяет еще элементов действительности, не приводит их в новые, более слож ные связи, в роде причинных и других абстрактных свя зей, устанавливаемых отвлеченным мышлением. Оно опирается исключительно на те конкретные связи, кото рые ему даны в личном опыте. Ребенок воспринимает мир синкретически. Это значит, что он еще не может ос вободиться от тех связей, в которых ему представляют ся вещи. Он воспринимает явления и вещи в их нерас члененном единстве»*. По очень меткому определению Пиаже, синкретизм -- это тенденция «связывать все со всем». Анализируя в данном случае подражательную де ятельность с позиции синкретизма, мы находим в ней следующие элементы: ребенок видит, что для достиже ния известной цели его партнером был проделан ряд ма нипуляций. Не расчленяя и не анализируя характер ис тинных связей между целью и средствами, ребенок при нимает внешние видимые им связи за действительные и таким образом впадает в глубокую логическую ошибку: для достижения цели, с его точки зрения, становится видно все, что при этом находилось в ситуации.

Для пояснения и иллюстрации этой мысли нам ка жется более удобным воспользоваться серией опытов, поставленных по иной методике. Если в пиктограмме мы имеем подражание в овладении собственными при емами поведения, подражание функциональному упо треблению знака, то в опытах, которые мы сейчас про ведем, подражанию подвергались способы овладения внешним объектом, т. е. функциональное употребление орудия. Методика опытов была нами заимствована у К. Келера, она применялась им для исследования ра зумного поведения обезьян** и модифицирована нами в соответствии с нашими задачами. Принцип этих экс периментов заключается в том, что перед испытуемыми ставится задача, к решению которой можно прийти лишь обходным путем, употребляя функционально од ни вещи по отношению к другим. Для эксперимента мы брали двух детей, стоящих, так же как и в опытах с пик тограммой, на разных стадиях культурного и интеллек туального развития. Сначала эту задачу мы предостав ляли решить ребенку В, если ему это не удавалось, то на его глазах ту же самую задачу решал ребенок А, и толь ко затем мы снова давали возможность решать ее ребен ку В, стараясь уловить то влияние, какое на него оказа ло произведенное на его глазах решение. В соответст вии со стоящими перед нами задачами: вскрыть магиче ское отношение к подражаемому объекту и наличие синкретического отношения ко всем элементам ситуа ции, мы построили наши эксперименты по специально му типу. Специфичность их конструкции заключалась в том, что для решения известной ситуации испытуемому с самого начала предоставлялось два пути. Один, более непосредственный, должен был в результате привести к неуспеху, второй же, гораздо более опосредствованный и сложный, в результате приводил к достижению цели. При таких условиях мы рассчитывали, что ребенок А раньше сделает ложную попытку и затем, убедившись в ее несостоятельности, предпримет правильный способ решения. Проблема заключалась в том, воспроизведет ли ребенок В всю виденную ситуацию, повторит ли ложную попытку или же воспользуется непосредствен но правильным приемом решения. Совершенно ясно, что в целом ряде случаев мы получали сразу правиль ное решение, но нас интересовала, главным образом, другая возможность, иллюстрацией которой и послу жит нижеследующий протокол.

Ситуация. Цель подвешена к потолку с помощью блока; следовательно, на одном конце веревки висит конфета, другой конец с помощью кнопки прикреп лен к стене (рис. 8).

Почти под целью стоит скамейка, использование которой ведет к неуспеху. Задача решается тем, что открепляется конец веревки, прикрепленный кноп кой к стене, в этом случае цель падает.

Испытуемые Тимоша, 12 лет, интеллектуально со вершенно нормальный, Коха, 9 лет, с диагнозом мон голоидная идиотия. Интеллектуальное развитие на стадии Imbicilitus. Вначале попытку достать цель дела ет Коха, он прыгает, протягивает руки, пытается схва тить цель непосредственно. Свои попытки он сопро вождает речью: Не могу… не могу достать сам…. Ах, ах…. Нет, не могу и т. д. Убедившись, что других попы ток ребенок не делает, экспериментатор приводит Ти мошу. Тимоша делает несколько непосредственных попыток: прыгает, протягивает руки. Смотрит на экс периментатора: Нет, не достать никак. Оглядывается, указывает на табурет. Можно на табуретке? Берет та буретку и пытается достаться с ее помощью: Нет, с та!буретки нельзя, высоко. Слезает, смотрит на цель.

Эксп.: Решай какнибудь иначе. Тимоша: Сейчас подумаю. Через полминуты -- Я ее спущу. -- Идет к кнопке и открепляет веревку.

Цель падает.

Коха смеется: И я достану, и я достану.

Ситуация приводится в прежнее состояние. Коха быстро бегает, становится под цель и начинает пры гать, протягивая руки, затем бежит к скамейке, под ставляет ее со словами: «Достану, достану». Некото рое время подскакивает на скамейке, затем оборачи вается. Смотрит на экспериментатора, затем на кнопку, слезает со скамейки и решает задачу.

(…). Несколько модифицируя после того как ре бенок А решит задачу, мы включали в ситуацию но вые, облегчающие решение элементы и смотрели, воспользуется ли испытуемый ими или нет, и часто получали отрицательный результат. Так, например, Коха, подражая, составлял два невысоких ящика, вместо того чтобы самостоятельно использовать стул, и т. д. В этих протоколах мы видим, как ребенок подражает буквально всей ситуации, как он синкре тически связывает все со всем. Для того чтобы прий ти к решению, он употребляет все манипуляции, проделанные на его глазах предшественником, вплоть до непосредственных попыток.

Если мы возьмем протоколы того же Кохи через 6-- 7 дней, нас поразит чрезвычайный консерватизм его по ведения в отношении раз выработанных путем подра жания приемов. Часто ребенок снова, уже без соответ ствующего приема, продолжает действовать старым способом даже в тех случаях, когда ситуация оказыва ется совершенно видоизмененной. Безусловно, такой консерватизм, такое настойчивое персеверативное по строение раз усвоенного приема является следствием магического отношения к подражаемому объекту. При чиной этого служит вера в абсолютное значение при ема, в его магическую силу, вера, что прием должен по мочь во что бы то ни стало, независимо от его отноше ния ко всей ситуации. Специально поставленный экс перимент очень хорошо выявляет ту персеверативную тенденцию ребенка, стоящего на наивнопсихологичес кой стадии развития процесса подражания, в отличие от отсутствия такового у ребенка, стоящего на более вы сокой ступени культурноисторического развития.

Мы с двумя девочками -- Верой 8 лет и Лилей 6 лет произвели следующий опыт. Сначала мы давали обыч ную инструкцию, при которой процесс подражания раз вивается нормально. Вера рисует, Лиля механически под ражает ее рисунку (рис. 9). Затем экспериментатор за трудняет ситуацию тем, что запрещает рисовать, предло жив испытуемым пользоваться для запоминания только палочками и кружочками. Вера, так же, как и Лиля, не могла сразу приспособиться к новому приему и просто на каждую новую фразу ставила значки нового типа.

После записи двух фраз экспериментатор снова раз решил зарисовывать, и Вера, категорически относивша яся к своему новому приему, сейчас же отказалась от не го и перешла к более действенному способу изображе ния. Лиля же, поверив в абсолютную силу кружочков и палочек, не оставила этого неадекватного приема, повто ряя его даже в том случае, когда изображения оказыва лись недействительными вследствие большого сходст ва. Прием кружочков и палочек девочка не бросила вплоть до окончания опыта (10 фраз).

Постараемся теперь свести воедино только что описанные нами симптомы, характерные для первого этапа в развитии наивнопсихологической стадии под ражания. Прежде всего бросается в глаза отсутствие структурного центра рисунка, точное копирование всех деталей, синкретичное отношение ко всем эле ментам ситуации без исключения, персеверация. Од нако не всегда мы можем ожидать наличие всех этих явлений. Часто те же самые психологические причины дают нам совершенно иную фенотипическую картину.

Возьмем один пример, который на первый взгляд находится как бы в прямом противоречии с теми поло жениями и теми иллюстрациями, которые были при ведены нами выше, но который, как мы увидим из ана лиза, лишь фенотипически совершенно своеобразен, по существу же является представителем той же каче ственной ступени в развитии подражания и скрывает под собой тот же самый психологический механизм. Правда, в известном смысле этот механизм является несколько модифицированным и эволюционировав шим под влиянием речи и отдельных ее элементов.

Испытуемыми являются уже встречавшиеся нам девочки Женя 9;3 и Тома 7 лет. Для запоминания да ется фраза «Девочка заблудилась».

Женя рисует, Тома смотрит. Затем Тома начинает рисовать, почти не глядя на рисунок Жени.

Эксп. (обращаясь к Томе): Что надо было запом нить?

Тома: Девочка заблудилась.

Эксп.: А по чему ты запомнишь? Тома (долго молчит, потом смотрит на рисунок Жени): Это конец поля, кончилось.

Эксп.: А что это за палочки? (рис. 10).

Тома: Рожь.

Эксп. (обращаясь к Жене): А ты?

Женя: А я нарисовала такое большое, большое по ле, а там далеко, далеко девочка, только точечка видна. Женя при воспроизведении дает плюс.

На этом примере мы видим не только отсутствие точного копирования образца, хотя в другом месте этот же ребенок старался вырисовывать видимые им детали с возможной тщательностью, но мы видим как бы струк турное изображение рисунка, копирование лишь двух основных существенных признаков: девочка и точка, в которую обратилась заблудившаяся девочка. На этом рисунке Тома уже не копирует все в точности, например кружок, который должен изображать поле (вспомним ее рисунок «Большой рынок»), но даже допускает воль ность, давая самостоятельные вариации копируемого образца («Рожь»). Весь этот эксперимент на первый взгляд создает впечатление разумного подражания выс шего психологического типа, однако, анализируя глуб же, мы с необходимостью приходим к совершенно об ратным выводам. Прежде всего Тома не знает, что долж на изображать точка, в связи с какими субъективно ус тановленными связями она должна стать средством для запоминания и воспроизведения. Ее ответ: «Это конец поля, кончилось», данный после того, как она посмотре ла на рисунок ребенка А, явно свидетельствует об этом. Мы имеем достаточно оснований предполагать, что этот ответ надуман потом, для того чтобы дать объяснение экспериментатору. Если это так, то точка и девочка не имеют для ребенка инструментального значения. И в этом мы можем убедиться так же и по воспроизведению. Ее отношение к скопированному знаку чисто магиче ское: точка должна помочь ей запомнить, так, как она по могает запомнить другому ребенку. Таким образом, мы здесь видим, как магическое отношение проявляется не ко всему рисунку в целом, но к одному определенному выделенному признаку, отсюда такое вольное отноше ние ко всему рисунку, отсутствие точного копирования всех деталей, даже вариация копируемого образца. Но при этом возникают вопросы: «Почему же из всего ком плекса вычленяется именно данный признак, а не ка койлибо другой? Почему Тома, не понимая значения точки, все же выделяет ее как основной и принципиаль ный момент, могущий помочь при воспроизведении?» К этим вопросам мы еще вернемся в дальнейшем изло жении, здесь же постараемся ответить очень кратко. В эксперименте с Томой роль механизма, помогшего вы членить существенное, сыграла оптическая структура рисунка. Рамка, сделанная ребенком А, производит впе чатление оправы, резкая же обозначившаяся точка име ет особое структурное значение хотя бы даже тем, что никакого прямого отношения ко всей ситуации не име ет. В данном случае, следовательно, основную роль для вычленения признака сыграла оптическая структура ри сунка. В других случаях, как мы увидим это ниже, роль вычленяющего механизма может играть речь или указа ние. Здесь, на стадии наивнопсихологического подра жания, вычлененные признаки остаются непонятными и нерасшифрованными ребенком, однако объективно здесь мы уже имеем все элементы, делающие рисунок пригодным для инструментального использования. Ес ли бы эти выделенные признаки были расшифрованы ребенком и интерпретированы, мы получили бы рису нок инструментального значения. Следовательно, вы членение признака даже без его дальнейшей расшиф ровки -- объективно более высокая ступень по сравне нию с синкретическим воспроизведением всех деталей.

В примере с Томой мы видели, что при таком ма гическиструктурном подражании появляются свои признаки, самостоятельная вариация рисунка, что придает особое фенотипическое сходство с подража нием, стоящим на высшей психологической стадии. Но иногда мы можем наблюдать такие случаи, когда наряду с изображением действительного признака мы имеем увлечение рисунком как таковым, отвлече ние побочными ассоциациями, т. е. картину, феноти пически очень близкую к подражанию натурального типа. Теперь нам становится понятным это явление. Ребенок, убежденный, что он скопировал основной элемент, служащий гарантирующим средством при воспроизведении, позволяет себе, не заботясь больше об этом моменте, заняться интересным для него про цессом рисования. Такой рисунок представляет со бой любопытную полюсность, когда ребенок продол жает еще интересоваться рисунком как таковым и уже может относиться к нему как к знаку (…).

Кроме обычных наших выводов, касающихся магиче ского отношения, мы можем сделать еще один очень важ ный для подражания вывод: здесь, как и в предшествую щей примитивной фазе подражания, речь не несет плани рующей функции в развертывании всего процесса. Но речь на стадии примитивного подражания, так же как и речь на стадии наивнопсихологического подражания, функционально глубоко отличны друг от друга. В том и другом случае речь включена в процесс совершенно свое образно. В обоих случаях она имеет различную связь со всеми психологическими функциями, участвующими в общем процессе подражания. В первичной примитивной фазе подражания мы не находим еще сознательно постав ленной задачи, решению которой должен был служить весь подражательный процесс, и которая соответствую щим образом должна бы была организовывать и всю его структуру, определив до известной степени взаимоотно шения между отдельными функциями. Отсутствие такой организующей цели определяет роль и структуру речи при подражании. На данной ступени подражания речь аб солютно не несет функции планирующей и организую щей мышление. Обычно она является просто сопровожда ющей процесс рисования, иногда пополняющей рисунок, причем рисунок, в свою очередь, не является субъектив ным средством для решения задачи. В соответствии с этим там мы наблюдали эгоцентрические компоненты, ре чевые и побочные ассоциации. Другими словами, речь не была поставлена на службу мышления, но являлась свя занной с эмоциями игрового типа. На стадии наивнопси хологического подражания речь становится уже в функ циональное отношение к рисунку и к процессу запомина ния. Весь процесс подражания на этой ступени развития направлен на решение задачи. Правда, для этого под вли янием целого ряда уже описанных нами условий употреб ляются далеко не адекватные средства, но отношения от дельных функций, в том числе и речи, все же группируют ся и изменяются особым способом в зависимости от этого момента. В действительности же речь не становится этим фактором, так как она включена в наивнопсихологи ческую систему поведения, магическое отношение меша ет ей сделаться таковым. Однако даже в таком отношении ребенка к речи мы видим громадный шаг вперед.

На предыдущей стадии подражания мы не смогли бы встретить своеобразных «ножниц» в отношении ри сунка и речи, которые являются чрезвычайно характер ными для наивнопсихологической стадии подражания.

Чтобы получить чистые случаи подражания толь ко рисунку с наличием разрыва между рисунком и речью, мы создали две серии. Одна серия экспери ментов заключалась в том, что ребенку В не разреша лось смотреть на рисунок ребенка А, в то время как ребенку А разрешалось объяснять и комментировать свой рисунок. Другая серия представляла собой об ратную ситуацию. Ребенок В мог смотреть на рису нок ребенка А, но последнему запрещалось говорить. Мы не будем нагромождать статью слишком частны ми протокольными выписками, укажем только, что в результате мы действительно получили крайние слу чаи такого подражания с наличием «ножниц».

Вместе с тем речь здесь направляется на интер претацию своего рисунка, а это, как мы увидим ниже, является основным рычагом перевода данной стадии развития подражания в следующую высшую психо логическую его форму.

Итак, мы установили основные черты наивнопси хологической стадии подражания. Прежде всего мы выяснили основную предпосылку, заключающуюся в том, что на данной ступени развития ребенок делает попытку овладеть путем подражания высшей формой знаковой деятельности. Другими словами, он направ ляет свое подражание на решение известных задач. Подражание конвергируется здесь планирующей ре чью. Но ребенок является еще недостаточно психоло гически к этому подготовленным, он проявляет черты магического отношения к подражаемому объекту, а по тому подражание выливается у него в подражание эф фекту без понимания процесса. Магическое отноше ние может проявляться у него ко всему рисунку, и тог да мы получаем вырисовывание всех деталей, копиро вание по элементам всей ситуации, синкретическое от ношение к этим элементам, отсутствие структурного центра в рисунке, наконец, консерватизм к однажды усвоенному через подражание приему. Но могут быть и другие случаи, когда магическое отношение направ ляется только на известную часть подражаемого объ екта, и тогда мы получаем фенотипически совершенно иную картину: с видимым структурным центром с соб ственной вариацией подражаемого образца, иногда комбинирующейся с увлечением рисунком как тако вым и с явлениями разрыва между рисунком и речью.

Со стороны эффекта мы получаем здесь крайне отри цательные результаты. Рисунок при всех тех условиях, ко торые были нами описаны, конечно, не может быть знако вым. На наивнопсихологической стадии подражания ре бенок не использует рисунок как знак (вспомним воспро изведение в приведенных нами протоколах. Обычный от вет -- «забыл», «не знаю»). Интересно, что здесь мы гораз до меньше встречаем такие ответы, как, например: «Эта девочка пошла гулять», «Этот дом около большого города стоит, и люди гуляют», т. е. ответы, очень характерные для примитивной стадии подражания, ибо там ребенок и не пытался использовать рисунок как знак. Мы видим, что он говорил не то, что должен был запомнить, но то, что он в действительности нарисовал. Здесь при воспроизведе нии ребенок уже пытается использовать рисунок как сред ство, но это ему не может удастся, так как никаких психо логических предпосылок для этого нет, и он отдает себе отчет в присходящем, он знает, что рисунок не помог, что он забыл. Не встречаем мы здесь по тем же самым причи нам и воспроизведения «с потолка» или встречаем его крайне редко. Следовательно, рисунок, использованный ребенком путем подражания, находящегося на наивно психологической стадии, не является вспомогательным средством для запоминания, больше того, объективно мы имеем снижение коэффициента запоминания. Исходя из психологических предпосылок, мы должны были быть го товы к такому эффекту, так как здесь мы имеем, с одной стороны, критический поворотный пункт, переходный момент, который ломает старые установившиеся приемы поведения, уже хорошо приспособленные к выполнению возложенных на них функций и к переходу к новым моло дым и еще лабильным формам приспособления, с дру гой -- то магическое отношение к средствам запоминания, употребляемым с помощью подражания, не может не сни зить эффект запоминания. Ребенок, у которого отсутству ют какиелибо вспомогательные приемы для запомина ния, заучивает предложенный материал при помощи есте ственных механизмов натуральной памяти, т. е. он будет направлять соответствующим образом свое внимание, по вторять материал для запоминания много раз и т. д. В слу чаях же, описанных нами, мы видим, как ребенок, приме няя неадекватным способом известные средства и веря в их абсолютную силу, одновременно отказывается от нату ральных способов и, таким образом, память оказывается совершенно не обслуженной.

Однако можем ли мы рассматривать такое времен ное снижение приема, свойственное историческому развитию всякой психологической функции только как отрицательное явление? Безусловно, нет. Так же как мышление, переходя от внешнеопосредствован ной через речь стадии к мышлению внутреннему, пре терпевает временное снижение и даже повторяет те ошибки, которые были уже изжиты им во внешнеопо средствованной стадии (например, явление синкретиз ма), -- все же выигрывает от этого перехода в дальней шем, точно так же и в развитии подражания этот пери од временного снижения содержит в себе как задатки такие элементы, из которых развивается следующая стадия высшего психологического типа, несущая в себе широкие возможности доступного только человеку приспособления к внешнему и внутреннему миру.

Слабая сторона того или иного явления тогда полу чит правильное толкование, когда кроме негативной ха рактеристики ему будет дана и положительная оценка. Описывать явление лишь с отрицательной стороны -- значит подходить к нему не диалектически, толковать его значение только для данной ступени развития, упус кая генетический анализ, который дает возможность по нять, почему такое, на первый взгляд, отрицательное с психологической или биологической точки зрения яв ление имеет место в процессе развития индивидуализ ма. Только те элементы, которые мы находим на данной ступени развития как остаток от прошлой, которые не успели еще инволюционировать окончательно и тормо зят дальнейшее развитие, могут быть охарактеризованы отрицательно, и то опятьтаки только с точки зрения данной и последующей ступени развития, но никак не в общем историческом контексте. психический детский подражание

Какую же положительную характеристику мо жем мы дать данной стадии в развитии процесса под ражания? Какие элементы, находящиеся в ней, со здают предпосылку для перехода на следующую ста дию психологического развития? И, наконец, при помощи каких психологических механизмов созда ется этот переход?

Обратимся прежде всего к синкретизму в явлениях детской подражательности. Мы уже говорили, что пси хологически это явление создается в результате слабос ти детского анализа, неумения устанавливать им при чинные логические связи между явлениями. Однако объективно в этой синкретичности детского мышления заложены возможности ее преодоления. Не умея уста навливать действительной причинной связи между дву мя явлениями, ребенок создает громадное количество связей, «связывает все со всем» (Пиаже). На вопрос: «Почему камень тонет?» ребенок отвечает: «Потому что он большой, потому что он желтый, твердый, тяжелый*» и т. д. Это перепроизводство связей дает ему возмож ность постепенно вычленить из всего этого многообра зия те причинные связи, которые являются истинными. При подражании мы наблюдаем такого же рода явле ния. Не понимая, почему рисунок помогает запомнить или почему такая именно сумма манипуляций помогает достигнуть цели, ребенок считает, что все элементы си туации являются причинными, и старается воспроизве сти весь их комплекс. В результате мы получаем в со зданном через подражание объекте наличие того эле мента, который действительно является причиной, даю щей возможность решить ситуацию. Точно скопирован ный рисунок ребенка В объективно содержит в себе воз можность стать знаковым и не является таковым только потому, что субъективное отношение ребенка В не стоит в соответствующем плане. То же самое, но уже в сильно эволюционировавшей форме, мы видим и при подража нии частичной ситуации, т. е. при магическом отноше нии к определенному выделенному ее элементу. Ребенок правильно подражает уже не всей сумме наличных в си туации элементов, но одному из них; он воспроизводит его в своем рисунке, и этим данная часть ситуации ста новится объективно наличной уже в чистом выделен ном состоянии; но она остается вне функционального употребления, так как ребенок еще не расшифровал ее для себя. Возьмем для примера рис. 5, на котором изоб ражен «Большой рынок»: объективно в скопированном рисунке содержатся все необходимые элементы, чтобы он был знаком, и теперь нужен лишь известный психо логический механизм, переводящий этот рисунок из стадии («знака в себе»)** знака, существующего лишь объективно, в стадию («знака для себя», т. е.) знака, ис пользуемого ребенком в помощь известным внутренним процессам. То же самое и рисунки «На улице холодно», «Девочка заблудилась» и др.

Механизм, который совершает этот перевод, заклю чается, как показывают наши экспериментальные ис следования***, в речи, несущей планирующую и орга низующую поведение субъекта функцию. Мы все вре мя старались подчеркнуть в нашем изложении, что ни на примитивной стадии подражания, ни на стадии на ивной психологии речь, не являясь планирующей функцией, лишь сопровождает или дополняет процесс подражания. Дальше роль речи усложняется, и мы пе реходим к тому периоду, когда речь становится интер претирующей. Ребенок В видит рисунок ребенка А, им пульсивно его копирует, но не останавливается на этом, а подвергает его интерпретации. Мы видим, как речь и подражание входят здесь уже в другую психоло гическую систему, руководящую роль в которой играет мышление. Вся эта система направлена на разрешение известной интеллектуальной задачи, и все отдельные психологические функции, входящие в нее, организу ются мышлением. Речь здесь сплетается с мышлением и подражанием, становится средством, с помощью ко торого совершаются все сложные подражательномыс лительные операции.

Правильная интерпретация скопированного объекта и составляет тот недостающий психологи ческий элемент, который переводит наивнопсихо логическую стадию подражания в стадию высшую психологическую.

Для пояснения нашей мысли мы приводим один ис ключительный по своей яркости протокол (рис. 11).

Испытуемые Женя 13 лет и Лиза 12 лет. Лиза яв ляется несколько запоздавшим в своем развитии ре бенком.

Для запоминания дается фраза «Девочка голод ная».

Лиза: Девочку, что ли, нарисовать? -- Смотрит, как рисует Женя. -- Женькато умеет рисовать, а я не умею. Сейчас нарисую без рук (рисует).

Когда обе девочки закончили рисовать, эксперимен татор спросил у Лизы, указывая на кружок: Что это?

Лиза молчит.

Эксп.: Женя, а у тебя что?

Женя: Девочка голодная.

Эксп.: Из чего это видно?

Женя указывает на кружок.

Лиза (после повторного вопроса): Девочка голодная.

Эксп. (указывает на кружок): А это что?

Лиза: Хлеб, что ли? Хлеб, да?

Эксп.: Я не знаю, ведь ты рисовала. Лиза: Хлеб. Что, неправильно?

Для запоминания дается следующая фраза «Ба бушка глухая».

Лиза: Как ее, бабушкуто, рисовать? -- Рисует, не глядя на рисунок ребенка А (рис. 11).

Эксп.: Что ты нарисовала?

Лиза: Бабушка глухая, это бабушка, а это (ука зывает на кружок) она глухая.

Эксп.: А почему же это глухая?

Лиза: А как нарисовать глухая?

Женя: А у меня очень тонкая рука получилась.

Эксп.: А что ты хотела нарисовать?

Женя: Бабушка глухая, руку так (показывает жестом) к уху приложила, не слышит.

Пока Женя говорит, Лиза смотрит на ее рисунок.

Лиза: Я неверно нарисовала, надо было так, что ли? Прикладывает руку к уху. Зачеркивает свой ри сунок (рис. 11), говорит: Бабушка глухая, вот так ру ку к уху приложила.

Эксп.: Лиза, ну а что у тебя раньше было? (ука зывает на кружок).

Лиза: Не знаю, вот как здесь (указывает на пер вый рисунок).

Фраза «У дедушки голова болит»

Лиза рисует, заглядывая к Жене. Рисует повязку.

Эксп.: Лиза, а что ты рисуешь?

Лиза: Волосики, у дедушки голова болит.

Эксп. (указывая на повязку): А это что?

Лиза: Это повязка, голова болит.

Эксп.: Женя, а ты что нарисовала?

Женя: Компресс.

Фраза «Мальчик глупый»

Лиза: Мальчикато я нарисую, только глупый! А! Кружок -- это глупый!

Женя: У меня мальчик глупый, что не скажешь, все смеется.

Обе рисуют. Женя спрашивает Лизу: Что ты на рисовала?

Лиза: Мальчик глупый, он смеется, только я не так нарисовала.

Эксп.: А что ты хотела раньше нарисовать?

Лиза: Мальчика и вот такой кружок (показыва ет на первый рисунок).

Воспроизведение. Лиза: первая фраза -- «Девочка голодная, вот это хлеб» -- Указывает на кружок № 2 -- «Бабушка глухая, рука тут». Далее -- «Дедуш ка больной, голова завязана». Последняя фраза -- «Дяденька смеется, вон он смеется» -- указывает на рот. Женя дает все плюсы.

Здесь мы видим, как на стадии высшего психологиче ского подражания через указание рождается примитив ный знак магического характера. Лиза механически сри совывает весь рисунок ребенка А. Через указание (вот девочка, а вот она голодная, указывает на кружок) Лиза вычленяет кружок как магический знак, являющийся средством запоминания предиката. Дальше, активируе мая экспериментатором, девочка пытается интерпрети ровать свой рисунок и тем самым переходит со стадии «объективного знака» на стадию знака «субъективного». Таким образом, Лиза расшифровывает знак и при вос произведении пользуется им как средством. Но первич ное отношение к кружку как к магическому знаку, дол женствующему по какимто магическим своим свойст вам помочь запоминанию предиката, остается, и девочка пытается его использовать при следующем задании. Фразу «Старуха глухая» она рисует сама, отказываясь от подражания и пользуясь приобретенным ею приемом. Лиза рисует старуху, а что она глухая, отмечает при по мощи кружка. Настойчивое требование интерпретации со стороны экспериментатора снова приводит испытуе мую к сомнению, заставляет обратиться к подражанию и отказаться от первоначального приема. Основной при знак в изображении следующей фразы «У дедушки бо лит голова» опять механически копируется ребенком В, но в силу того, что задача является сомнительно простой, она легко поддается расшифровыванию и анализу со сто роны испытуемой, и потому процесс без затруднений пе реводится в следующую фазу. Зато фраза «Мальчик глу пый», которая является более сложной для опосредство вания ее через рисунок и передается в рисунке ребенка А без ярко выделенного признака, снова возвращает Лизу назад и заставляет обратиться к рожденному ею через подражание магическому знаку: «Я нарисую мальчика, а что он глупый -- поставлю кружок». На этом заканчива ется апелляция ребенка В к усвоенному ею через подра жание магическому знаку. Зарисовывание следующих фраз идет при помощи сознательного подражания выс шего психологического типа, причем в конце экспери мента Лиза начинает давать, правда, очень примитивные ситуационного характера, но все же самостоятельные признаки. Как мы видим из анализа, приведенный нами случай является ярким примером пограничной стадии. Ребенок начинает с подражания магического типа, отли чающегося всеми его характерными моментами, затем через указание он рождает магический знак, который по степенно переводится через его интерпретацию в дейст вительный инструментальный признак, и постепенно при помощи все той же интерпретации происходит отход от магического знака и изобретение своего собственного культурного приема.

Однако, как нетрудно было заметить из протоко ла, причиной, заставляющей ребенка интерпретиро вать, являлся экспериментатор, ставящий ребенка при помощи целого ряда вопросов перед затруднени ями и необходимостью рассуждать. Затруднение по рождает мышление -- этот психологический закон, впервые сформулированный Э. Клапаредом, до сих пор оставался для науки совершенно незыблемым. Оправдывается он и в наших экспериментах. (…). За труднение может создаваться любым другим спосо бом, в частности при помощи известного построения задачи, а также под влиянием общей ситуации опы та. Желая проверить только что полученные данные и исходя из высказанной выше предпосылки, мы следующим образом организовали наш опыт.

Методика эксперимента, созданная по типу В. Келера и уже однажды нами описанная, заключа лась в следующем: цель (конфета) привязана к одно му концу веревки, другой перекинут в виде блока че рез крючок, вделанный в потолок, и прикреплен к стенке кнопкой. Тут же стоит скамейка (рис. 12).

Испытуемый Соломон 12 лет, имбецил. За несколь ко минут до настоящего эксперимента Соломон решил задачу, в которой цель нужно было достать при помощи скамейки. Инструкция в данном эксперименте заключа лась в следующем: если хочешь конфету, достань ее. Когда достанешь, можешь ее взять себе или съесть (рис. 12). Соломон оглядывает комнату, становится под целью и пытается достать ее непосредственно. Смотрит на скамейку: «Вот», -- указывает на нее. Становится на скамейку, но достать конфеты не может.

Соломон: Ну как мне достать? -- тянется. Как я могу достать? Не могу никак. Не буду я доставать. Высоко очень (снова влезает на скамейку).

В таком же духе опыт продолжается еще 10 минут. Видя, что испытуемый не может самостоятельно решить задачу, экспериментатор подходит к кнопке и откалыва ет ее. Соломон приходит в некоторое возбуждение, под прыгивает, говорит: «Теперь и я достану, достану».

Ситуация приводится в первоначальное состояние.

Соломон быстро выходит со словами: Достану, до стану, надо кнопку. -- Идет под цель, смотрит на нее, не делает попыток непосредственно, затем круто поворачи вается, подходит к кнопке и откалывает ее. Цель падает.

Эксп.: Отчего она упала?

Соломон: Кнопка.

Ситуация изменяется в следующей плоскости. Конец веревки, к которой привязана цель, перено сится на противоположную стену и прикрепляется к ней при помощи кнопки. Другая веревка, ложная, так как она не соединяется с целью, а идет от крюч ка, вделанного в потолок рядом с тем, что служит для образования блока, прикреплена к той стене и к тому месту, на котором раньше был прикреплен конец ве ревки, непосредственно соединенной с целью.

Соломон входит (рис. 13), идет прямо к старой кнопке со словами: Опять то же самое.

Случайно его взгляд падает на другую кнопку, он останавливается в нерешительности. Идет к новой кнопке: Эту?

Отходит к окну: Что это? И тут кнопка, и тут кнопка. -- Смотрит: Какая кнопка правильная?

Эксп.: Какую кнопку надо отколоть?

Соломон смотрит на связь: Эту. -- Подходит к правильной кнопке, опять смотрит на соединение, качает утвердительно головой. -- Эту. -- Откалывает кнопку. Цель падает.

В этом примере раскрывается механизм перехода от стадии магического подражания на следующую, более высокую стадию, причем фактором этого перехода явля ется мышление, данное в форме планирующей речи (И тут кнопка, и тут кнопка. Что это? Какая кнопка пра вильная? И т. д.) и возникшее из затруднения. Весь экс перимент был построен нами с расчетом на затруднение, которое, в свою очередь, должно было создать торможе ние непосредственного импульса и возбуждение дея тельности размышления и планирующей речи. При по мощи затруднения мы заставили испытуемого остано виться и понять, интерпретировать свою деятельность. Мы разрушили у него синкретического типа связь, уста новившуюся между одним непосредственно данным яв лением и другим, заменили ее пониманием внутренней причинной зависимости. Однако возможность такого перехода, возможность интерпретации заключалась в самой наличной ситуации, в которой магическое подра жание создало все необходимые предпосылки.

Если теперь мы сравним наши утверждения, что ре альное затруднение является одной из основных причин, заставляющих ребенка отойти от стадии наивнопсихо логического подражания, что подражание сверхтрудной ситуации рождает магическое отношение и, наконец, что абсолютно чуждое, стоящее за пределами интеллекту альной зоны, совсем не может служить объектом подра жания, то мы убедимся, как хрупки и лабильны те усло вия, которые рождают осмысленное подражание, стоя щее на высшей психологической стадии, и как легко про стым утрированием этих условий привести подражание к диаметрально противоположным результатам (…).

Итак, оба приведенных нами примера -- девочка, создавшая магический знак предиката, и мальчиким бецил, придавший через подражание магическую силу кнопке, расшифровавший затем ее значение, свиде тельствуют о том, что, кроме чисто отрицательной ха рактеристики, которую должна получить наивнопси хологическая стадия подражания со стороны непо средственного эффекта и структуры всего процесса, она заслуживает и положительной оценки. Наивно психологическая стадия подражания содержит в себе основную предпосылку к дальнейшему культурному развитию самого процесса подражания, заключающу юся в том, что в результате наивнопсихологического подражания уже наличествуют все объективные дан ные, необходимые для инструментального его исполь зования, лишь не осознанные субъективно. При за труднении ребенок начинает размышлять, интерпре тируя полученный результат, и это является психоло гическим механизмом перевода объективно существу ющего знака в знак, могущий быть использованным субъективно. Такова в своих главных чертах переход ная ступень между наивнопсихологической стадией подражания и его высшей психологической формой.

Размещено на Allbest.ru

...