Косвенность высказывания как отражение сознательной интенции говорящего

Размещено на http://www.allbest.ru/

104

Альманах современной науки и образования

КОСВЕННОСТЬ ВЫСКАЗЫВАНИЯ КАК ОТРАЖЕНИЕ СОЗНАТЕЛЬНОЙ ИНТЕНЦИИ ГОВОРЯЩЕГО

Кузнецова С.В.

Стремление к метрической логике и симметрии в целом характерно для песенного творчества В. С. Высоцкого. Многочисленные повторы отдельных слов, строк и целых периодов также работают на создание чувства симметричности формы. Что касается повторов, то, по мнению Ю. Н. Холопова, «все конкретные музыкальные формы - это различные типы повторений» [Музыка 1998: 581]. Холопов утверждает, что «даже после того, как музыка вычленилась из первоначального «мусического» триединства слово-напевтелодвижение, музыкальная форма сохраняет органическую связь со стихом, шагом, танцем. Отсюда первичная музыкальная форма - песня (песенная форма; технически - группировка строк). …Таким образом, изначальный тип музыкальной формы - текстомузыкальная форма» [Музыка 1998: 580].

Констатация такого явления, которое было обозначено как «авторская песня», спровоцировало новый подход к проблеме поэтико-музыкальных связей в границах одного произведения. Так, примерно в середине ХХ века складывается иное понимание текстомузыкальной формы, которое можно обозначить следующей формулой: стих есть музыкальная форма поэзии, но, в отличие от первоначального фольклорного синкретизма с его интонационным («свободным, или несимметричным») ритмом, музыка здесь уже размерена, то есть соотношения длительностей в ней четко определены.

Само чувство временной меры (метроритмического единства) музыкального синтаксиса воспитывается не только музыкой, но также и поэзией. «Синтаксический ритм» музыки и стиха имеет единую природную базу, поэтому и союз этих искусств столь органичен в песенном пространстве Владимира Высоцкого.

Как мы peaгируем на выражения лица, что мы находим естественным в поведении, и даже как мы понимаем устные высказывания, в значительной части зависит от ноу-хау, а не от теорий. Мы все же можем установить теоретические корреляты, или принципы, лежащие в основе этих способностей. Это и будет составлять народную психологию. Решать, какие тезисы истинны и какие из онтологических обязательств гарантированы - это становится специфическим вопросом для когнитивных наук.

Мы испытываем осознанные убеждения и желания подумать о примерах из реальной жизни. В жаркий день вы ведете пикап по пустыне за пределами Феникса. Отсутствует кондиционер. Вы не вспомните, когда еще испытывали такую же жажду и так хотите холодного сока, что могли бы закричать. Осознанные желания испытываются.

Убеждения и желания иногда обусловливают наши действия, но между ними отсутствует сущностная связь. Большинство убеждений и желаний не завершаются действиями. Например, я убежден, что солнце находится на расстоянии 94 миллиона миль, и я также хочу быть миллиардером. Так какое же из моих действий объясняет данное убеждение и это желание? Если я хочу купить билет на солнце, то я должен быть уверен, что это билет в 94 миллиона миль? В следующий раз, если кто-то даст мне миллиард, я не откажусь.

Черчленд полагает, что «убеждение» и «желание» обладают тем же статусом в теории народной психологии, каким обладали в физике «флогистон» и «теплород».

Неадекватность психологии здравого смысла и неспособность таксономии здравого смысла соответствовать таксономии науки о мозге не имеют никакого отношения к существованию убеждений и желаний.

Убеждения и желания как таковые даются в опыте.

Частью определения «убеждения» является то, что убеждения являются кандидатами на истинность или ложность. Мы не могли бы «открыть» того, что убеждения невосприимчивы к истинности или ложности.

Множество психологических убеждений здравого смысла оказываются ложными. Рассмотрим эффектный пример: здравый смысл говорит нам, что наши боли локализованы в физическом пространстве в пределах наших тел, что, к примеру, боль в ноге в буквальном смысле находится внутри области самой ноги. Но мы-то сейчас знаем, что это ложно. Мозг формирует образ тела, а боли, подобно любым телесным ощущениям, суть части образа тела. В буквальном смысле слова боль в ноге находится в физическом пространстве мозга.

Мы сейчас признаем различие между долговременной и кратковременной памятью, а также между ними и иконическими видами памяти, и все эти различения являются результатом нейробиологических исследований. убеждение желание психика память

Как это справедливо в отношении большинства слов, нет возможности дать определение «сознания» ни в терминах необходимых и достаточных условий, ни - на аристотелевский манер - с помощью родовидового различия. Например, по причине и этимологии, и употребления, «сознание» (consciousness) зачастую путают с «совестью» (conscience), «самосознанием» (self-consciousness) и «познанием» (cognition).

Когда мы просыпаемся после лишенного сновидений сна, мы вступаем в состояние сознания, которое продолжается, пока мы бодрствуем. Когда же мы засыпаем, оказываемся под общей анестезией, наши состояния сознания прекращаются. Если во время сна у нас появляются сновидения, мы становимся сознательными, хотя сознательные формы сновидений в целом значительно ниже по уровню интенсивности и живости, чем обычное бодрствующее сознание. Сознание способно варьироваться в степени во время нашего бодрствования, как, например, когда мы переходим от состояния бодрствования и настороженности к сонному или вялому состоянию, или же просто к скучающему и невнимательному состоянию. В обыденной жизни можно различить разные степени и формы сознания. Сознание есть переключатель типа «вкл./выкл»: та или иная система либо сознательна, либо нет. Сознательные состояния всегда обладают содержанием. Никогда нельзя быть просто сознательным, скорее, когда некто сознателен, должен появиться ответ на вопрос «Что он осознает?» (What is one conscious of?). Но предлог «of» во фразе «осознает» (conscious of) не всегда является тем же, что «of» интенциональности. Если я осознаю стук в дверь, то мое сознательное состояние интенционально, поскольку оно указывает на нечто помимо себя, а именно на стук в дверь. Если же я осознаю боль, то боль не интенциональна, ибо она не представляет ничего помимо себя.

Поводом для выделения сознания в объяснении психики (mind) является то, что это центральное ментальное понятие. Так или иначе, но все другие ментальные понятия - вроде интенциональности, субъективности, ментальной каузальности, интеллекта и т.д. - могут быть в полной мере поняты как ментальные лишь по их отношению к сознанию.

Согласно картезианскому взгляду, собственно естественные науки исключили «сознание», res cogitans * и стали иметь дело только с «материей», res Extensa. Разделение сознания и материи оказалось в семнадцатом столетии полезным эвристическим инструментом, который в значительной степени способствовал прогрессу, имевшему место в науках. Но исключение сознания базировалось на ложном убеждении, будто сознание не является частью мира природы.

Организмы как продукты эволюционного процесса состоят из подсистем, называемых «клетками», а некоторые из этих организмов развивают подсистемы нервных клеток, которые мы рассматриваем как «нервные системы». Далее, и это решающий момент, некоторые исключительно сложные нервные системы способны причинно обусловливать и поддерживать сознательные состояния и процессы. А именно, большие соединения нервных клеток, то есть мозг, причинно обусловливают и поддерживают сознательные состояния и процессы. Сознание - биологическое свойство мозга человека и определенных животных, естественный биологический феномен. Оно причинно обусловлено нейробиологическими процессами и в той же степени является частью естественно биологического порядка. Этот принцип представляет собой первую стадию понимания места сознания в рамках нашего взгляда на мир.

Сознательным ментальным состояниям и процессам присуща особая черта, которой не обладают другие естественные феномены, а именно, субъективность. Как раз эта черта сознания и делает его изучение столь не поддающимся общепринятым методам биологического и психологического исследования, а также наиболее загадочным для философского анализа.

Мы часто говорим о суждениях как о «субъективных», когда подразумеваем, что их истинность или ложность не может быть установлена «объективно», поскольку истинность или ложность зависит от определенных установок, мнений и точек зрения тех, кто высказывает суждения, и тех, кто их слышит. Примером подобного суждения могло бы быть: «Ван Гог как художник лучше Матисса». В этом смысле «субъективности» мы противопоставляем такие субъективные суждения совершенно объективным суждениям, подобным суждению: «Матисс жил в Ницце в течение 1917 года». Для объективных суждений мы способны устанавливать, какого рода факты в мире делают их истинными или ложными независимо от чьих-либо установок или мнений о них.

Мы рассматриваем мир как состоящий из частиц, эти частицы - как организованные в системы, некоторые из этих систем - как биологические системы, некоторые из таких систем - как сознательные, а сознание - как, в сущности, субъективное.

Когда нас просят сформировать взгляд на мир или картину мира, мы формируем их на основе модели зрения. Но когда мы в воображении рисуем мир, мы не можем видеть сознание. Субъективность сознания и делает его полностью невидимым. Если мы пытаемся нарисовать образ чьего-либо сознания, то мы осуществляем это, просто нарисовав другого человека. Если же мы пытаемся нарисовать свое собственное сознание, то мы осуществляем это, нарисовав все то, что мы осознаем.

Идея наблюдения реальности, как раз и есть идея (онтологически) субъективных представлений реальности. Онтология наблюдения - как противоположная его эпистемологии - есть именно онтология субъективности. Наблюдение всегда есть чье-то наблюдение, оно сознательно, всегда осуществляется с определенной точки зрения, ему присуще субъективное чувство и т.д.

Исходя из нашего понятия о том, на что должна быть похожа реальность и что означало бы познать эту реальность, нам представляется непостижимым, чтобы во вселенной существовало нечто нередуцируемо субъективное. Тем не менее, мы все знаем, что субъективность существует.

Армстронг (1980) молчаливо элиминирует субъективность, трактуя сознание лишь как способность устанавливать различия в отношении своих собственных внутренних состояний, а Шанжё, французский нейробиолог, определяет сознание просто как «глобальную регуляторную систему, имеющую дело с ментальными объектами и обработками (computations), использующими эти объекты» [Changeux 1985: 145]. Оба приведенные мнения предполагают понимание реальности с позиции третьего лица, то есть такое понимание реальности, которое не только эпистемологически объективно, но также и онтологически объективно. И в подобной реальности нет места для сознания, поскольку в ней нет места для онтологической субъективности.

Список использованной литературы

1. Серл Джон. Открывая сознание заново / Перевод с англ. А. Ф. Грязнова. - М.: Идея-пресс, 2002. - 256 с.

2. Armstrong D. M. A Materialist Theory of Mind. - London: Routledge and Kegan Paul, 1968.

3. Changeux J. P. Neuronal Man: The Biotogy of Mind. - New York: Pantheon Books, 1985.

Размещено на Allbest.ru