Размещено на http://www.allbest.ru/

Жалоба: между молчанием и речью

Николаенко Е.В.

Проблема жалобного самовыражения в психологической практике существует. Она может проявиться в индивидуальной работе психолога с клиентом сглажено или остро, но присутствует всегда. Почему же она так важна, и зачем её нужно пристально рассматривать и подробно обсуждать?

Прежде всего, потому, что в ситуации профессионального общения присутствует психологически напряжённый аспект в идентификационном образе человека, вопрошающего себя «Я тот, кто жалуется или тот, кто не жалуется?»; и ответ на этот вопрос для многих однозначен, поскольку в общественном сознании закрепился образ жалобы как морального зла или проявления слабости. Психологи и их клиенты из-за этой ситуации оказываются в своеобразной ловушке: с одной стороны, о многих проблемах иначе как жалуясь, не расскажешь, с другой стороны, существует и активно действует общественное «табу» на эту форму речи. Причём попытки настоящего «жалобного» самовыражения в психологическом взаимодействии могут быть пресечены как самим клиентом «Только не подумайте, что я жалуюсь!», так и психологом, когда он предлагает клиенту в его рассказе о превратностях жизни и судьбы пользоваться специальными терминами, которые не столько проясняют, сколько клишируют жалобную речь с позиции удобства её профессионального восприятия.

Справедливости ради заметим, что признание жалобной формы речи как естественной и необходимой в клиентской практике постепенно проникает в профессиональное сознание психологов [2]. Тем не менее, принятие жалобы как органичной для психотерапевтической беседы речевой формы нуждается в дополнительном обосновании, материалы к которому были обнаружены в небольшом философско-филологическом исследовании, выполненном с целью поиска причин дуальной напряжённости «молчание-речь» в жалобном опыте. Результаты предлагаются вниманию коллег-психологов.

Необходимость «выговаривания себя» как зависимость от того, кто может «выслушать» - это, безусловно, человеческая экзистенциальная ситуация. Соответственно контексты «речи» и «молчания» в жалобном опыте (когда необходимость «рассказа о плохом, которое человек чувствует или знает» очевидна) несут взаимодополнительную смысловую нагрузку, как для самого автора, так и для его адресата. Чтобы обозначить смысл и возможности жалобной речи на фоне молчания, обратимся к теоретическим размышлениям учёных на эту тему и сравним их с собственными исследовательскими выводами.

К молчанию как значимому «отсутствию слова» и особой логосфере в своё время обратился М.М.Бахтин; он представил её как единую, непрерывную, открытую и незавершённую для внешнего наблюдения целостность [1, с. 337]. Принимая образ М.М.Бахтина, уточним, что молчание как «иное» жалобной речи необходимо несёт на себе отпечаток жалобного контекста; но при этом возникает закономерный вопрос: Почему в «жалобной ситуации» не всегда появляется речь (собственно жалоба)? Чтобы ответить на него, нужно выявить и обозначить ситуативные контексты, которые формируют в жалобном опыте характерно «осмысленное» молчание. На его фоне «извещение мира» о своём плохом неизменно прозвучит «страданием и надеждой», - этот вывод Л.Моревой о вынужденности речи в некоторых значимых человеческих ситуациях также актуален для жалобного общения [7, с. 104-110]. А поскольку авторское самовыражение в жалобе неизбежно отражает «степень внутренней боли, ищущей спасения от собственной нестерпимости» [7, с. 112], то можно говорить о таком её знаковом воплощении, посредством которого происходит психологическое отстранение субъекта-автора от «плохого» и переживание его с помощью намеренного «выговаривания» адресату.

Логика философского рассуждения в данном случае подкрепляется эмпириической иллюстрацией, которая выявилась в процессе сравнительного семантического анализа слов «молчание» и «речь» [5, 8]. В частности, историко-этимологическое сравнение внешне схожих слов «молчать» и «молвить» (исторический аналог «говорить», «держать речь») обнаружило, что их первичный смысл различен и предполагает: а) в молчании мягкость, слабость, незрелость и даже глупость вследствие происхождения слова от и.-е. корней *mlk-, *meld-, *mold и связь через них со словами «молодой» и «молить»; б) в говорении силу и мощь, так как слово «молвить» имеет схождение к и.-е. корням *mel- со значением «связывать, соединять», (родственное слово «молния») и *mol- со значением «дробить, размалывать» (родственные слова «молот» и «молоть»), в древнерусском языке его знали в значении «возмущаться, шуметь, заботиться» [8, Т 1, с. 538-540]. В свою очередь слова «речь» и «реку» (говорю) происходящие от и.-е. корня *rek- и *rok- в значении «определять, располагать, устраивать» кроме понятия о речи как о слове, выражали понятие о речи как о вещи и даже как о деле; на славянской почве этот смысл проецировался в слова «рок» и «пророк» со значением «божественной силы, дающей совет» [8, Т .2, с. 109, 114]. В древнейшей ритуальной практике семантика «молчания» определялась в связи с состоянием первоестества, что выражалось в сакральном молчании как символе непосредственного слияния человека с божеством, с мировой душой [5], и воплощалось образами неба, солнца, дерева (семантика «лестницы в небо»), а также было совмещено с понятием силы одинокого человека. В языке такое молчание исходно отождествимо со словом «чуять» в значении «слушать божество», «слушать предка», а производное от него слово «чувство» теперь трактуется как простая способность «ощущать нечто в глубине своей души».

Итак, если «молчание» первого рода - не право, а возрастное ущемление возможности «молвить», то речь с этой позиции может быть истолкована как недоступный молодому и слабому человеку феномен сакральной коммуникации, что дополнительно подтверждается семантическими параллелями «издавать звуки» и «Бог» (индо-евр. *bag- говорить, русское «Бог») [5]. С другой стороны, если возможность говорить - порождение человеческого сознания, то общение с божеством осуществимо только в «молчании» второго рода и это положение подтверждается древними ритуальными практиками; хотя в другой модификации существуют семантические связи «издавать звуки» - «плохой, больной» [6]; но и здесь нет противоречия, есть только очень глубокое историко-культурное схождение «больного» и «Бога», поскольку шаманскую способность к вещанию ассоциировали с телесной и душевной болью не только на уровне греческих, но и в более древних преданиях.

Похоже, что выбор между молчанием и речью в жалобном опыте не только как осознанная форма поведения, но и спонтанная человеческая реакция предполагает развитие особенных отношений между автором и адресатом. Поэтому умение психолога различать в тексте позицию автора жалобы и использовать в общении с клиентом её особенности необходимо требует дополнительных знаний о «жалобном» этнокультурном феномене как эпической привычке русского народа к тотальной вербализации «общекультурного сознания» посредством общения и «коллективного сцепления субъектов» [7]

молчание жалоба психотерапевтический беседа

1. Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., Искусство, 1979. С. 336-360.

2. Василюк Ф.Е. Жизненный мир и кризис // Психологический журнал. 1995. Т. 16. № 3.

3. Рузская А.Г., Абрамова Л.Н. Как относиться к жалобам дошкольников в детском саду / Вопросы психологии. 1983. № 4.

4. Николаенко Е.В. Опыт раскрытия исследовательского пространства русской жалобной традиции / Социально-гуманитарные исследования. Сборник НГТУ. Вып. 3. Новосибирск. 2006.

5. Маковский М.М. «Картина мира» и миры образов // Вопросы языкознания. 1992. № 6.

6. Маковский М.М. Метаморфозы слова // Вопросы языкознания. 1998. № 4.

7. Морева Л. Язык молчания // Параллели. Альманах русской компаративистики. Вып. 1. М. 1991.

8. Рыклин М. Поражение зрения. Пять размышлений о речевой культуре // параллели. М. 1991. № 2.

9. Маяцкий М. Некоторые подходы к проблеме визуальности в русской философии // Логос. М. 1994. № 6.

10. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т.1-2. М. 1994.

Размещено на Allbest.ru