Депрессии у сельских жителей Удмуртии: этнокультуральные отличия

Размещено на http://www.allbest.ru/

106

Размещено на http://www.allbest.ru/

ГОУ ВПО Ижевская государственная медицинская академия Росздрава

Депрессии у сельских жителей Удмуртии: этнокультуральные отличия

Пакриев С.Г.

г. Ижевск

Аннотация

Целью данной работы явилось исследование этнокультуральных особенностей депрессивных расстройств у сельских жителей Удмуртии. Группа исследуемых (293 взрослых жителя) была составлена методом систематической случайной выборки. Методом диагностики был клинико-психопатологический. Частота и нозологическая структура депрессий среди русских и удмуртов существенно не отличались. У представителей обеих этнических групп преобладали психогенные депрессии - расстройства адаптации с депрессивным компонентом. К основной причине психогенной депрессии удмурты относили плохие отношения в семье, а русские - проблемы на работе и финансовые затруднения. Среди русских респондентов выявлена предрасположенность (тенденция) к более частым, чем у удмуртов, депрессиям эндогенной природы: депрессивным эпизодам и рекуррентному депрессивному расстройству. Коморбидность депрессии с другими психическими расстройствами была статистически достоверной для хронических соматических и органических психических расстройств у представителей обеих национальностей и социальных фобий у удмуртов. Этнокультуральные особенности факторов риска и клинической картины депрессий являются ценными для разработки дифференцированных профилактических и терапевтических подходов.

Ключевые слова: депрессия, этнокультуральные различия, факторы риска, распространенность

Abstract

Depression in rural inhabitants of Udmurtia: ethnic-cultural differences. Pakriev S.G. Address for correspondence: Sergei Pakriev, M.D., PhD, Department of Psychiatry, Izhevsk State Medical Academy, 30 Let Pobedy Str. 100. Aims of the study were to determine the ethnic-cultural differences of depressive disorders in the rural population in Udmurtia. The sample of 293 adult rural inhabitants was investigated. The clinical-psychopathological method was used. Prevalence of depression was not related to ethnicity. Psychogenic depressions were more prevalent for both Russians and the Udmurts. The main risk factors of depression were bad relationships in family among Udmurts and problems with work and financial difficulties in the Russians. The Russian respondents were more vulnerable for endogenous depressions (depressive episode and recurrent depression). Depression had a high comorbidity with chronic somatic and organic mental disorders in both Udmurts and Russians and social phobia in Udmurts only. These ethnic-cultural peculiarities are important for adequate prevention and treatment of depression.

Key words: depression, ethnic-cultural differences, risk factors, prevalence.

Основная часть

Введение. Этнокультуральные исследования психического здоровья в современной России имеют особое значение, что обусловлено многонациональным составом населения страны, сложностями переживаемого периода времени и недостаточной разработанностью данной актуальной проблемы [2, 7, 8]. Особого внимания в этом плане заслуживают этнокультуральные особенности депрессий, многие аспекты которых остаются еще недостаточно изученными, что препятствует организации эффективных терапевтических и профилактических мероприятий.

В 1995 г. нами было выполнено исследование по эпидемиологии депрессий у сельских жителей Удмуртии [19, 20]. Для исследования были выбраны 4 типичных сельских населённых пункта из разных районов республики. Группа исследуемых, включавшая 855 взрослых человек, была составлена при помощи метода систематической случайной выборки. В качестве диагностического инструмента использовался Структурированный Международный Диагностический Опросник (CIDI). Распространённость депрессий (по критериям МКБ-10) в течение жизни и последнего месяца была соответственно 42,8 и 27,3%. Частота депрессий не зависела от этнической принадлежности респондентов, но от национальности зависела коморбидность депрессии с другими психическими расстройствами. У удмуртов (мужчин и женщин) коморбидность депрессии была статистически значимой для социальных фобий. У русских женщин получена достоверная коморбидность депрессий с соматоформным болевым расстройством. В отношении динамики депрессий также выявлены этнические различия [20]: рекуррентная и хроническая формы депрессии значительно чаще выявлялись среди представителей удмуртской национальности, у русских преобладал единичный депрессивный эпизод. По результатам этого же исследования были выявлены достоверные различия в таком социально-психологическом феномене, как уровень коллективизма (зависимость от группы): у удмуртов этот показатель оказался выше, чем у русских [6]. Следствием высокого уровня коллективизма у удмуртов является их большая, чем у русских, зависимость и чувствительность к воздействию различных социально-психологических факторов, в том числе негативных. К негативным факторам можно отнести дезинтеграцию традиционных взаимосвязей у удмуртов: общинных, религиозных, семейных, языковых.

В 1996-1999 гг. В.Ю. Кочуровым, Ю.В. Ковалевым [3-5] проводилось исследование факторов риска, особенностей клиники и динамики депрессивных расстройств у представителей удмуртской и русской национальностей в двух психиатрических стационарах Удмуртии (в городах Ижевске и Глазове). Всего было обследовано 162 взрослых пациента, в том числе 88 удмуртов и 74 русских, страдающих депрессиями. Были получены следующие результаты. У больных удмуртской национальности наибольшее значение при возникновении депрессии имели психогенные факторы, среди которых преобладали конфликты в семейно-бытовой сфере. Формировались вялые, неглубокие депрессивные расстройства невротического и субпсихотического уровней. У больных русской национальности наибольшее значение имели эндогенные факторы: депрессии в целом отличались большей глубиной, отчетливой сезонностью, склонностью к рецидивированию.

Целью настоящего исследования было продолжение изучения этнокультуральных особенностей депрессий в селе и сравнение полученных данных с результатами предыдущих исследований.

Материал и методы. Исследование выполнено в Удмуртской Республике в 2010 г. (январь-март). Население Удмуртии составляет 1,6 млн человек, 30,3% из них проживают в сельской местности. Национальный состав сельского населения: 53,9% - удмурты, 39,4% - русские, 3,4% - татары и 3,3% - представители других национальностей (данные Удмуртстата, Ижевск, 2005).

Для исследования был выбран типичный по демографическим характеристикам сельский населенный пункт с численностью населения 1345 человек и национальным составом, представленным следующим образом: 55% - удмурты, 41% - русские и 4% - другие. Группа исследуемых была составлена при помощи метода систематической случайной выборки. В группу вошёл каждый третий взрослый житель в возрасте от 18 до 59 лет. Всего было выбрано 330 человек. 25 мужчин и 12 женщин по разным причинам отказались принять участие в исследовании. В итоге 293 человека приняли участие в исследовании, включая 133 (45,4%) мужчины и 160 (54,6%) женщин. Национальный состав группы: 106 (36,2%) - русские, 153 (52,2%) - удмурты и 34 (11,6%) - другие. Средний возраст мужчин и женщин составил соответственно 38,5 и 37,3 года.

Основным методом был клинико-психопато-логический. Использовались диагностические критерии, принятые в действующей Международной классификации болезней, травм и причин смерти 10-го пересмотра. Диагностический опрос проводил автор статьи. На каждого респондента заполнялась карта, включающая психиатрический диагноз, социодемографические данные (национальность, пол, возраст, семейное положение, образование и профессия), сведения о среднем ежемесячном денежном доходе на одного члена семьи, наличие соматических болезней, данные о психологическом климате в семье.

В отношении респондентов соблюдался принцип добровольности участия в исследовании, пациенты были информированы о праве отказа от сотрудничества. В случае согласия участникам исследования была гарантирована полная анонимность. Для анализа данных использовалась компьютерная программа «Statistica 5.0» Применялись следующие тесты: t-тест для сравнения средних величин (среднемесячный денежный доход, средний возраст и др.), тест chi-square - для оценки качественных характеристик (пол, национальность, социальный статус и др.). Программа «pi Info, Version 6» [10] использовалась для анализа коморбидности.

Результаты. Распространённость депрессий в течение жизни и последнего месяца в выборке составила соответственно 35,5% (104 случая из 293) и 25,6% (74 случая). Не было выявлено достоверной разницы в частоте депрессий между русскими и удмуртами: 24,5% - среди русских и 26,1% - среди удмуртов (р<0,05). По нозологической структуре наиболее частым текущим расстройством была реакция адаптации с депрессивным компонентом (40,5%), далее в порядке убывания были зафиксированы: рекуррентное депрессивное расстройство (18,9%), дистимия (17,6%), депрессивный эпизод (16,2%) и органическая депрессия (6,8%). Нозологическая структура депрессий среди русских и удмуртов в целом отражала структуру диагнозов во всей выборке (табл. 1). Тем не менее были выявлены некоторые диагностические различия между этническими группами (тенденция: р>0,05): у русских чаще, чем у удмуртов, диагностировались депрессивные эпизоды (19,2 vs. 15,0%) и рекуррентное депрессивное расстройство (23,1 vs. 20,0%). У удмуртов чаще, чем у русских, выявлялись дистимии (20,0 vs. 15,4%) и расстройства адаптации с депрессивным компонентом (40,0 vs. 34,6%) (табл. 1).

Таблица 1. Структура депрессивных расстройств (в течение последнего месяца) по критериям МКБ-10 (%)

По синдромальной структуре в выборке преобладала астеническая депрессия - 28,4% (табл. 2), в большинстве случаев она встречалась в рамках депрессивной реакции. Реже других форм диагностировалась депрессия дисфорическая (10,8%).

Таблица 2. Синдромальная структура депрессий (%)

Были выявлены отличия в синдромальной структуре депрессий (тенденция: р>0,05): у русских по сравнению с удмуртами чаще встречалась тревожная (23,1% vs. 7,5%) и тоскливая (19,2% vs. 12,5%, р<0,05) депрессия, а у удмуртов - астеническая (37,5% vs. 15,4%). Особенности нозологической и синдромальной структуры депрессий в выборке позволяют сделать вывод о большей предрасположенности у русских, по сравнению с удмуртами, к эндогенным депрессиям (депрессивный эпизод и рекуррентная депрессия). Но в связи с тем, что количество наблюдений было недостаточным для анализа диагностических и синдромологических особенностей в этнических подгруппах, мы можем говорить лишь о тенденции.

Получены достоверные этнокультуральные различия в факторах, с которыми респонденты связывали начало психогенной депрессии: удмурты к основной причине относили плохие отношения в семье (чаще всего пьянство мужа) (51,0% - у удмуртов, 26,2% - у русских). У русских - проблемы на работе и финансовые затруднения (19,1% - у русских, 2,0% - у удмуртов). Более половины респондентов с текущей депрессией (55,1%) проинформировали об имеющемся хроническом соматическом заболевании (преобладали болезни органов кровообращения и пищеварения). 57,5% удмуртов с текущей депрессией сообщили об имеющемся хроническом соматическом заболевании, у депрессивных русских о хроническом соматическом заболевании сообщили 46,9% респондентов (разница достоверная, р<0,05).

В выборке диагностированы другие психические расстройства: органические психические расстройства - 57,3% (органическая астения, органическое расстройство личности, когнитивное расстройство), алкогольная зависимость - 29,9%, табачная зависимость - 48,7%, социальные фобии - 31,3%, другие тревожные расстройства - 4,5%. Коморбидность депрессии с другими психическими расстройствами была статистически достоверной для социальных фобий (odds ratio 1,45; 95% CI=1,71-2,98) и органических психических расстройств (odds ratio 2,67; 95% CI=1,54-4,56). Учитывая этнокультуральный фактор, статистически значимая коморбидность между депрессией и социальными фобиями выявлена только у удмуртов (у 42,3% депрессивных удмуртов социальные фобии, odds ratio 2,05, 95% CI=1,17-3,87). Коморбидность депрессии с органическими психическими расстройствами была достоверной как у удмуртов, так и русских.

К другим факторам депрессии в выборке относились женский пол, социальный статус пенсионеров, инвалидов или безработных, семейное положение разведенных или вдовых, более высокое образование, старший возраст и низкий материальный доход.

Обсуждение. Результаты настоящего исследования подтверждают данные, полученные в нашем предыдущем исследовании в сельской Удмуртии в 1995 г. [19]: распространенность депрессий в двух этнических группах не отличалась. В обоих исследованиях депрессии были достоверно коморбидными с социальными фобиями у представителей удмуртской национальности. Ранее [19] мы отмечали, что в большинстве случаев социальные фобии начинались в возрасте 7 лет - возраст начала обучения в школе. По-видимому, обучение в школе связано с появлением у части удмуртов адаптивных проблем, что совместно с культуральной особенностью (застенчивостью) приводит к развитию социальных фобий. Как говорили сами респонденты, трудности были связаны с началом интенсивного общения в школе на русском языке: у многих сельских жителей разговорным языком в семье и в дошкольном учреждении был удмуртский язык. В.Ю. Кочуров, Ю.В. Ковалев [4] также указывают на наличие психодезадаптационных эпизодов в детстве у удмуртов, госпитализированных по поводу депрессии.

У удмуртов доминировали психогенные депрессии: дистимии и расстройства адаптации с депрессивным компонентом. По синдромальной структуре преобладала астеническая депрессия. К основной причине депрессии удмурты относили плохие отношения в семье (чаще всего пьянство мужа). У русских, также как и у удмуртов, чаще диагностировалась психогенная депрессия, преобладающими причинами которой были проблемы на работе и финансовые затруднения. Дополнительно у русских была выявлена предрасположенность к более частым, чем у удмуртов, депрессиям эндогенной природы: депрессивным эпизодам и рекуррентному депрессивному расстройству. По этнокультуральным особенностям факторов риска и клинике депрессий наши данные были аналогичны результатам исследования депрессий в стационаре [3-5]. Очевидно, что госпитализированные пациенты страдали более тяжелыми депрессиями, чем представители общей популяции, и выявляли более очерченные синдромальные формы болезни. У госпитализированных больных удмуртской национальности наибольшее значение при возникновении депрессии имели психогенные факторы, среди которых преобладали конфликты в семейно-бытовой сфере. У депрессивных больных русской национальности наибольшее значение имели эндогенные факторы [3-5].

Обращаемость за специализированной помощью в нашей выборке была крайне низкая -2,9%. Среди госпитализированных депрессивных больных в исследовании В.Ю. Кочурова, Ю.В. Ковалева [3] показано, что русские больные, по сравнению с удмуртами, более часто состояли под диспансерным наблюдением. Исследователи высказывают предположение о том, что удмурты с субклиническими проявлениями депрессий, несмотря на их стойкость и продолжительность, в большинстве своем не воспринимали колебания настроения как болезненное состояние и редко своевременно обращались за психиатрической помощью. Низкая обращаемость за специализированной помощью по поводу депрессий характерна и для других стран: по данным Zung [25], к специалистам обращается лишь 1,2% пациентов с клиническими формами депрессий.

По мнению Wells et al. [24], большинство депрессивных респондентов не осознают или сомневаются в необходимости профессиональной помощи. Другой причиной редкой обращаемости может быть высокая коморбидность депрессий с социальными фобиями, при которых характерно избегание социальных ситуаций, в том числе посещение больницы. Не менее важной проблемой является низкая выявляемость депрессий врачами общего профиля [11, 13, 15, 22, 23]. При отсутствии лечения или неадекватной терапии депрессии имеют более неблагоприятный прогноз, включая хроническое течение, повышение резистентности к проводимой терапии, снижение физической и социальной активности, увеличение риска инвалидности [9, 12, 17], высокий уровень самоубийства и общей смертности [14, 16, 18].

Таким образом, выявлены некоторые особенности факторов риска и клинической картины депрессий у представителей русской и удмуртской национальностей, что представляет интерес для определения групп риска по депрессивным расстройствам и разработки дифференцированных профилактических и терапевтических подходов. Для представителей обеих национальностей рекомендуется обучение основам психопрофилактики. Важной задачей является профилактика коморбидной хронической соматической патологии и связанного с ней психоорганического синдрома. Для лиц удмуртской национальности дополнительными рекомендациями могут быть семейная психотерапия, профилактика социальных фобий (у мужчин и женщин) и злоупотребления алкоголем (у мужчин). С целью оптимизации диагностики и терапии депрессий у жителей села исследователями указывается на необходимость более тесного сотрудничества между семейными врачами и психиатрами. Интеграция психиатрической службы в систему первичной медицинской помощи является одной из ведущих проблем в отечественной и в зарубежной психиатрии [1, 21].

Литература

депрессия психогенный сельский этнокультуральный

1. Авруцкий Г.Я., Недува А.А. Лечение психически больных. - М.: Медицина, 1988. - 528 с.

2. Дмитриева Т.Б., Положий Б.С. Этнокультуральная психиатрия. - М.: Медицина, 2003. - 448 с.

3. Кочуров В.Ю., Ковалев Ю.В. Социально-демографическая и клиническая характеристика больных депрессией в Удмуртской Республике // Этнокультуральные вопросы психиатрии и психологии: материалы конф. - 2004. - С. 35-41.

4. Кочуров В.Ю., Ковалев Ю.В. Этнокультуральный аспект неблагоприятного течения депрессий // Здоровье, демография, экология финно-угорских народов (Ижевск). - 2008. - №1. - С. 49-51.

5. Кочуров В.Ю., Ковалев Ю.В. Этнокультуральные особенности факторов риска депрессии // Там же. - 2008. - №3-4. - С. 54-55.

6. Пакриев С.Г., Лекомцев В.Т. Модель самоубийства и социальной дисфункции у удмуртов // Совр. вопр. судеб. медицины и эксперт. практики. - Ижевск: Экспертиза, 1998. - С. 142-146.

7. Положий Б.С. Культуральная психиатрия: взгляд на проблему // Рос. психиатр. журн. - 1997. - №3. - С. 11-16.

8. Положий Б.С. Суициды в контексте этнокультуральной психиатрии // Психиатрия и психофармакотерапия. - 2002. - №6. - С. 19-22.

9. Смулевич А.Б. Депрессии при соматических и психических заболеваниях. - М.: МИА, 2003. - 432 с.

10. Dean A.G., Dean J.A., Coulombier D. et al. Epi Info, Version 6: A word processing, database, and statistics program for epidemiology on microcomputers // Centers for Disease Control and Prevention, Atlanta, Georgia, USA, 1994.

11. Hirschfeld R.M.A., Keller M.B., Panico S. et al. The National Depressive and Manic-Depressive Association consensus statement on the under treatment of depression // J.A.M.A. - 1997. - V. 277. - P. 333-340.

12. Jiang W., Alexander J., Christopher E. et al. Relationship of depression to increased risk of mortality and rehospitalization in patients with congestive heart failure // Arch. Intern. Med. - 2001. - V. 161. - P. 1849-1856.

13. Keller M.B. Past, present, and future directions for defining optimal treatment outcome in depression // J.A.M.A. - 2003. - V. 289. - P. 3152-3160.

14. Keller M.B., Klerman G.L. Lavori P.W. et al. Treatment received by depressed patients // J.A.M.A. - 1982. - V. 248. - P. 1848-1855.

15. Kessler R.C., Berglund P., Demler O. et al. The epidemiology of major depressive disorder: results from the National Comorbidity Survey Replication (NCS-R) // J.A.M.A. - 2003. - V. 289. - P. 3095-3105.

16. Kilon L.G., Andrews G., Neilson M. The long-term outcome of depressive illness // Br. J. Psychiatry. - 1988. - V. 153. - P. 752-757.

17. Kьnsebeck H.W., Lempa W., Freyberger H. Frequency of psychiatric disorders in nonpsychiatric hospital patients // Dtsch. Med. Wochenschr. - 1984. - V. 109. - P. 1438-1442.

18. Lehmann H.E., Fenton F.R., Deutsch M. et al. An 11-year follow-up study of 110 depressed patients // Acta Psychiatr. Scand. - 1988. - V. 78. - P. 57-65.

19. Pakriev S., Vasar V., Aluoja A et al. Prevalence of mood disorders in the rural population of Udmurtia // Acta Psychiatr. Scand. - 1998. - V. 97. - P. 169-174.

20. Pakriev S., Shlik J., Vasar V. Course of depression: findings from a cross-sectional survey in rural Udmurtia // Nordic J. Psychiatry. - 2001. - V. 55. - P. 185-189.

21. Petterson S.M. Metropolitan and nonmetropolitan difference in amount and types of mental health treatment // Arch. Psychiatr. Nurs. - 2003. - №17. - P. 12-19.

22. Salokangas R.K.R., Poutanen O., Stengеrd E. Screening for depression in primary care. Development and validation of the Depression Scale, a screening instrument for depression // Acta Psychiatr. Scand. - 1995. - V. 92. - P. 10-16.

23. Salokangas R.K.R., Poutanen O., Stengеrd E. et al. Prevalence of depression among patients seen in community health centers and community mental health centers // Acta Psychiat. Scand. - 1996. - V. 93. - P. 427-433.

24. Wells J.E., Robins L.N., Bushnell J.A. et al. Perceived barriers to care in St. Louis (USA) and Christchurch (NZ): reasons for not seeking professional help for psychological distress // Social Psychiatry & Psychiatric Epidemiology. - 1994. - V. 29. - P. 155-164.

25. Zung W.W., Broadhead W.E., Roth M.E. Prevalence of depressive symptoms in primary care // J. Family Practice. - 1993. - V. 37. - P. 337-344.

Размещено на Allbest.ru