Понимание как психология возможного

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПОНИМАНИЕ КАК ПСИХОЛОГИЯ ВОЗМОЖНОГО

В.В. Знаков³

^а Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт психологии Российской академии наук, 129366, Москва, ул. Ярославская, д. 13, к. 1

Рассмотрено соотношение действительного и возможного в исследованиях понимания. Выделено четыре способа научного анализа, применяя которые психологи должны рассматривать соотношение действительного и возможного при исследовании понимания. Психология понимания описывается как такая интерпретация действительного, которая включает в себя прогнозирование возможного. Рассматривается фундаментальная проблема барьеров, фильтров: все ли потенциально возможное и понимаемое является социально и морально допустимым? Для ее решения необходимо провести исследования в нескольких направлениях: во-первых, проанализировать должное, с которым всегда соотносится понимаемое, как социальные и моральные критерии принятия или отвержения возможных альтернатив; во-вторых, ответить на вопрос о том, как и в какой степени для понимания необходимо осознавать альтернативы понимаемого; в-третьих, уяснить, всегда ли понимающий субъект осуществляет выбор из осознаваемых альтернатив.

Ключевые слова: понимание; прогнозирование; действительное; возможное.

В философии, особенно русской, «действительность» есть такое понятие, которое мыслимо лишь в соотносительной связи с «возможностью». Глубокий философский анализ соотношения действительного и возможного представлен в публикациях М.Н. Эпштейна [6-8]. Согласно его точке зрения, «возможное - это не просто несуществующее, это особая модальность, которая глубоко воздействует на все сущее, задавая и преобразуя его смысл. Собственно, культура - это и есть область мыслимостей, вооб- ражаемостей. Смысл любого явления задается его потенциосферой - сферой множественных инаковостей. Например, смысл Октябрьской революции определяется лишь в контексте тех альтернативных путей, которыми могла бы пойти российская история осенью 1917 г.» [8. С. 439]. Любой исторический факт, в частности из истории психологии, обретает научный смысл только в том случае, если он включает не только то, что было, но и современные точки зрения на то, что могло бы быть: «Отсюда взгляд на саму историю как на процесс накопления возможностей: каждая последующая эпоха вбирает в свой смысловой состав возможности предыдущих» [7. С. 115]. Как и в психологии понимания многомерного мира человека, «важнейшая проблема теории возможного - это “возможные миры” и их соотношение с действительным миром... “Возможный мир” - совокупность возможностей [или возможных существований], которые могут непротиворечиво образовать одно целое, т.е. не исключают возможности друг друга» [6. С. 30].

Естественнонаучная перспектива исследований

В начале ХХ в. невозможность понимания многомерного мира человека только одним, единственным способом стала очевидной благодаря возникновению квантовой физики и последующему развитию методологии всех наук. Согласно многомировой интерпретации квантовой механики Х. Эверетта, квантовый мир «может быть адекватно представлен как набор многих классических миров, параллельных миров. Эти классические миры - фактически различные “проекции” единственного объективно существующего квантового мира. Они отличаются друг от друга некоторыми деталями, но все они - образы одного и того же квантового мира. Эти параллельные классические миры сосуществуют, и мы все (и каждый из нас) параллельно живем во всех этих мирах» [9. С. 26-27].

В этом общенаучном контексте очень важны современные дискуссии о переосмыслении содержания эмпирической реальности в квантовой физике [9-11], биологии [12] и других областях естествознания. Один из самых научно значимых результатов дискуссий заключается в том, что «все большее значение приобретает модальное, возможностное мышление, которое противостоит анти-реализму и выводит на арену “сверхреализм”, требующий реализации в актуальность всего того, что мыслится как возможное. В итоге знаменитое декартово высказывание о существовании принимает следующий вид: “Существовать - значит мыслить возможное” (Esse ergo cogitare possibilia)» [10. С. 36]. Это означает, что модальное возможностное мышление направлено на действительность, открываемую познающим мир субъектом в виде многообразия возможностей.

Действительное и возможное в социальном познании

Научные представления о трех реальностях человеческого бытия, составляющих многомерный мир человека, постепенно расширяются и углубляются. В течение последнего столетия они трансформировались из описаний индустриального «общества потребления» [3] в теоретический анализ постиндустриального «общества знания» [4], а затем в выявление признаков «общества переживания» [5]. Глубинным основанием возникновения «общества переживания» является трансформация мира человека, основанная на изменениях ценностей и мотивов: главным для людей становится такой проект прекрасной жизни, в котором преобладают субъективные ценности, внутренние ориентиры, направленные на переживание желаемого. В исследованиях, проводимых под углом зрения «общества переживания», показано, что во многих областях человеческого бытия наблюдается снижение удельного веса категории «истина». Значительная часть современного мира, преимущественно в «обществе переживания», трансформируется в направлении обесценивания истины и признания важности мнений, целевых и ценностных аспектов коммуникации. Трансформация означает не отрицание предыдущих стадий развития общества, а их изменение, совместное существование старого и нового. Это положение принципиально для исследований в области психологии понимания. В психике современных людей три общественных формации сознательно или неосознанно соотносятся с тремя реальностями: понимание сущности каждой из них основано преимущественно либо на знании и значении, либо на мнении и смысле, либо на переживании и опыте [1].

С точки зрения социальных исследований, пожалуй, наиболее значимым открытием является обоснование появления альтернативной эпистемологии [13]. Она не только не соответствует стандартам документальных подтверждений, необходимости поиска фактов и опровержения дезинформации, но и применяется для анализа иной, альтернативной реальности. Дезинформация - дефект, изъян нашего информационного ландшафта, но «постправда - это проблема не пятна на зеркале. Проблема заключается в том, что зеркало - это окно в альтернативную реальность» [13]. Такая реальность состоит из сведений неистинных, но тем не менее присутствующих в сознании и влияющих на поведение тысяч людей. В этой альтернативной реальности бывший президент Обама родился в Кении, изменение климата - это мистификация, созданная китайцами или климатологами, НАСА управляет колонией детей-рабов на Марсе. «Опросы общественного мнения подтвердили, что элементы этой альтернативной эпистемологии принадлежат значительной части американской общественности. Например, опрос 2011 г. показал, что 51% первичных избирателей-республиканцев думали, что тогдашний президент Обама родился за границей. Аналогично 20% респондентов в репрезентативной выборке США были согласны с утверждением, что изменение климата является мистификацией продажных ученых» [Ibid. Р. 357].

В современном «обществе переживания» постистина и постправда стали нормой [14]. Еще полвека назад необходимость истинности суждений как их соответствия фактам признавалась практически во всех сферах человеческой жизни. Сегодня во многих из них на смену истине пришли мнения, коммуникативные цели и ценности (содержание мнений фанатов футбольных команд фактически никогда не зависит от количества побед в чемпионате, они все равно утверждают, что их команда лучше соперников). Правдивость того, что сказал субъект, вторична, первичны понимание и согласие с ним адресатов коммуникации. Важным условием возникновения постправды является отсутствие социальной и моральной ответственности за распространение ложных сведений: «Постправда - это некий контекст, модальность, ситуация, которые делают возможным распространение ложных новостей, причем не предполагающих за это ответных санкций. В таком модальном (релятивистском) контексте не имеет значения, правдива ли новость или нет. Важно, чтобы она соответствовала двум условиям: эмоциональному настрою потребителя информации и политическим целям коммуникатора. То есть неважно, произошло событие или нет - ведь оно могло бы произойти» [15. С. 46].

Действительное и возможное уравниваются в правах: раз событие могло произойти, то, во-первых, его общественная значимость не меньше того, которое бесспорно произошло. Во-вторых, нет никаких социальных и моральных противопоказаний к тому, чтобы делать «правдивые» заявления о реальности такого события. К примеру, 24 марта минюст США обнародовал основные выводы финального доклада по «российскому делу» спец- прокурора Р. Мюллера, который в ходе расследования так и не нашел сговора Д. Трампа с Россией в процессе предвыборной кампании. Генпрокурор У. Барр также заявил об отсутствии какой-либо вины американского лидера. Теперь «многолетний сотрудник журнала Rolling Stone Мэтт Тайбби упрекает медиа в том, что они объявили Трампа “русским шпионом” еще до того, как нечто подобное было кем-либо доказано». Он приводит множество публикаций в самых крупных американских изданиях, где такие утверждения подавались как установленный факт. Тем самым, считает Тайбби, журналисты подорвали доверие к своей профессии [16]. С последним утверждением можно и не согласиться, потому что в «обществе переживания» существуют объективные социальные и психологические предпосылки для распространения постистины и постправды [14]. Вследствие этого фейковые новости осуждаются только на словах, а на деле приносят политический капитал их создателям.

Таким образом, независимо от социальных или моральных оценок надо признать, что в мире человека есть предпочитаемые и отвергаемые альтернативные возможности. Если использовать метафору, то можно сказать, что многие люди плавают в море возможного, даже не думая о том, чтобы найти островок истины. И бесполезно возмущаться и осуждать их, потому что в «обществе переживания» появилось немало сфер человеческой жизни, психологические и социальные основания которых строятся на сознательном отказе от истинных утверждений. Одной из них, приобретающей все больший политический и социальный вес, является субкультура пранкерства. Пранкеры, представляясь чужими именами, вели телефонные разговоры с президентом Украины, американскими конгрессменами, российскими политиками и другими политическими и медийными персонами. Сегодня, когда моральный плюрализм стал таким распространенным, у пранкеров берут интервью, спрашивают, как они это делают (дозваниваются до президентов, генсека НАТО и т.п.), но практически никто не осуждает их за то, что они делают (какая мотивация у них преобладает, хотят ли они манипулировать общественным мнением, преследуют ли цели создания стереотипов, испытывают ли угрызения совести за то, что представляются другими людьми, и т.п.). СМИ чаще всего подчеркивают социальную допустимость и творческий характер деятельности пранкеров, а пранк-журналистика описывается как одна из новых форм политической коммуникации и получения общественно важной информации.

Истоки психологии возможного в психологической науке

Психологи также внесли существенный вклад в развитие методологии научного познания, в основании которой лежат анализ соотношения действительного и возможного и многомировая интерпретация действительности [17]. Например, С.Д. Смирнов разрабатывает модель образа многозначного мира как системы разноуровневых гипотез, непрерывной их генерации. Он пишет: «Итак, если под образом мира иметь в виду многоуровневую систему познавательных гипотез, которые непрерывно генерируются навстречу внешнему миру, то можно сказать, что в основе этих гипотез лежит прогноз того, каким, по мнению человека, в данный момент является мир и в каком направлении он изменится в близком или более далеком будущем. Фактически мы имеем дело с прогностической моделью мира, и степень определенности или неопределенности этого прогноза прямо сказывается на адекватности образа мира и его способности ориентировать наше поведение, нашу деятельность» [18. С. 220]. Обобщая, можно сказать, что процессы антиципации, предвосхищения являются неотъемлемым свойством психики, присутствуют уже на самых первых этапах ее развития. Аргументированное доказательство этого тезиса представлено в работе Е.А. Сергиенко [19].

В контексте этой статьи принципиально важным является указание на различие между предвосхищением и прогнозированием, тщательно исследованное А.В. Брушлинским. Значимость этой темы определяется, во-первых, включенностью понимания в мышление субъекта и, во-вторых, необходимостью анализа соотношения осознаваемых и неосознаваемых альтернатив, которые или уже рассматриваются понимающим субъектом, или потенциально возможны при интерпретации понимаемого. Предвосхищение возможно тогда, когда можно предвосхитить результат, осознать альтернативу понимаемого: будет ли гореть зажженная свеча, если ее опустить бочку, наполненную водой? А.В. Брушлинский приводит такой пример: «На основе соответствующей теории астроном производит необходимые вычисления и в результате предсказывает время и место затмения. Здесь прогноз выступает в четко фиксированном виде и может быть эмпирически проверен простым восприятием предвосхищаемого события (затмения), когда последнее произойдет» [20. С. 103].

В отличие от этого в мыслительной деятельности в качестве неизвестного прогнозируемого искомого выступают не только характеристики решаемой задачи, но и свойства психического процесса, с помощью которого осуществляется ее решение. В любой мыслительной деятельности «в качестве “желаемого” выступает прежде всего прогнозируемое искомое (будущее решение), которое в течение длительного периода времени остается в значительной степени неизвестным и потому не столь определенным, как в случае предвидения. Такая “неизвестность” искомого означает, что даже в ходе его постепенного и (или) скачкообразного прогнозирования оно до последней стадии мыслительного процесса не может быть найдено и зафиксировано с предельной отчетливостью» [Там же. С. 106]. Другими словами, неизвестность искомого означает, что пока оно не стало действительным, а является потенциальным, т.е. возможным.

В семантическое поле «возможного» входит не только будущее, то, что прогнозируется, но и ретроспективное прошлое. Н.Е. Харламенкова, опираясь на идеи Е.П. Никитина, анализирует ретросказание как общую стратегию обращения к прошлому. Ретросказание представляет собой процесс восстановления прошлого по неполным данным: «Ретроспективная активность основана на принципе обратимости и предполагает возвращение к истокам, которое совершается с определенной целью. Цель эта состоит в “пересмотре” своего опыта, в стремлении обнаружить в нем дополнительные возможности, либо, наоборот, в желании оправдать свои неудачи ссылками на негативные переживания. Из этого следует, что ретросказание может проявляться в виде разных психологических механизмов и не обязательно характеризует активность человека только как субъекта жизненного пути. В несубъектных формах активности преобладают эмоциональные механизмы, интуитивные переживания и озарения, которые тем не менее могут явиться основой ретросказания, построенного на когнитивной переоценке прошлого» [21. С. 284-285].

В психологии понимания возможности наиболее явно представлены в форме альтернативных интерпретаций понимаемого, основанных на разных мнениях. «Любое мнение может возникнуть только путем творения, которое представляет собою такой переход от возможности к действительности, где действительное есть нечто совершенно новое по отношению к возможному [22. С. 16]. Таким актом творения следует считать понимание субъектом того, что действительное всегда если не актуально, то потенциально включает в себя возможное. В процессе понимания действительное существенно обогащается за счет либо осознания понимающим субъектом возможного, либо не осознания, а переживания его на уровне экзистенциального опыта.

Одной из основополагающих работ, в которой категория возможного была включена в научный арсенал психологии личности, стала статья Х. Маркус и П. Нуриус [23]. В ней возможное используется для объяснения влияния на образ Я потенциальных представлений о себе. Возможное Я анализируется как направленный в будущее (ожидания, надежды, цели) и в прошлое (страхи, осознание совершенных ошибок) компонент Я-концепции. В статье обсуждаются возможные Я, которыми человек хотел бы стать, и те, которых он избегает, а также Я, которые никогда не станут реальностью. М.Г. Эриксон приводит пример нереализуемого возможного: «Я могу иметь сильное желание владеть эксклюзивным спортивным автомобилем, формирующим возможное “я за рулем моего собственного Aston Магіт”, ни одного мгновенья не ожидая, что это сбудется» [24. Р. 351]. Психологи не сводят возможные Я только к когнитивным механизмам (осознанию целей или оценке результатов возможного прошлого и будущего). Конструкт возможного Я включает переживание потенциальной ситуации изнутри. Он направлен на оценку возможностей действия, развития личности, личностных ресурсов саморегуляции и совладания с трудностями.

Признавая безусловную продуктивность направленности на анализ возможного как компонента психических образований, тем не менее не следует забывать, что между психологиями понимания и личности есть существенное различие, относящееся к степени включенности обсуждаемого феномена и личностных свойств человека в его поведение: далеко не всегда понимание должно приводить к поступкам, в то время как личность не может формироваться вне поведения и деятельности. Обсуждая проблемы понимания как сферы возможного, это обстоятельство нельзя упускать из виду. По мнению М.Г. Эриксона, в возможные Я личности не входят такие представления о будущем, которые безразличны субъекту, не побуждают его к изменениям, и по этой причине их нельзя считать возможными Я [24]. С пониманием, поскольку оно не является психологией поведения, дело обстоит иначе: для полноты понимания события или ситуации человек должен учитывать все варианты их возможного развития, в том числе нейтральные и неблагоприятные для него.

В российской психологической науке, опираясь на идеи Х. Маркус о возможных Я и «философии возможного» М.Н. Эпштейна, термин «психология возможного» впервые использовал Д.А. Леонтьев [25]. Ссылаясь на Х. Маркус и П. Нуриус, он пишет: «По сути, за разными возможностями, из которых человек выбирает, стоят разные возможные Я; личностный выбор - это всегда выбор одного из возможных вариантов себя [Там же. С. 14]. Развивая мысль М.Н. Эпштейна на материале психологии личности, он отмечает, что существует целый ряд психологических феноменов, относящихся к области возможного, но не порождаемых причинно-следственными закономерностями. Такие феномены не необходимы, но и не случайны, они недетерминированные, возможные. По Леонтьеву, обнаружение того, что в человеческом бытии наряду с необходимым существует сфера возможного, вводит в жизнь человека измерение самодетерминации и автономии. Автономия и самодетерминация необходимы для ориентации поведения в пространстве возможного, «потому что превращение возможности в действительность происходит только через недетерминированный (точнее, самодетерминированный) выбор и решение субъекта» [Там же. С. 12]. В целом усилия Д.А. Леонтьева по развитию антропологической модели, уже включающей контуры психологии возможного, безусловно, следует признать весьма продуктивными и интересными.

Еще одной современной областью психологических исследований, в которой нельзя обойтись без категории возможного, являются социальная перцепция и альтернативная идентичность в социальных сетях. Занимаясь психологией Интернета, А.Е. Войскунский отмечает, что представленные в социальных сетях «виртуальные» идентичности нередко отличаются от сформировавшихся в повседневной жизни «реальных» идентичностей. По его мнению, когда пользователь социальных сетей конструирует более одной идентичности, их следует называть альтернативными. Регистрируясь в социальных сетях, разумный человек понимает, что он вступает на поле, в котором наряду с действительным практически всегда присутствует возможное: «При этом никогда нет уверенности в том, что лично не знакомый (в непосредственном общении) пользователь есть тот, за кого себя выдает: презентация может оказаться намеренно ошибочной или ернической, фотоматериалы могут вообще не относиться к автору презентации, биографические данные могут не совпадать с реальной биографией пользователя либо совпадать лишь частично» [26. С. 98]. Разнообразные трансформации собственной идентичности, изменение, сокрытие, отрицание сведений о себе, конструирование сетевой идентичности, отличной от реальной (выбор другого имени, пола, биографии, профессии, представления чужих фотографий), могут отражать попытки субъекта «примерить» на себя новую, альтернативную, возможную самопрезентацию. Вместе с тем не следует забывать, что «презентация не существующих в реальности (фальшивых) персон, по сути, является ложью, однако пользователи социальных сетей склонны считать такую ложь позволительной» [27. С. 67]. (Замечу, что подобное отношение ко лжи типично для «общества переживания», существующего в эпоху постправды.) Разнообразные варианты расширения не устраивающего пользователя по каким-то причинам действительного за счет желаемого «примериваемого» на себя возможного вполне могут не иметь негативной моральной модальности, а отражать стремление человека к личностному росту.

Фундаментальная проблема психологических исследований понимания как психологии возможного

Понимание во всех реальностях - эмпирической, социокультурной, экзистенциальной - связано с интерпретацией альтернативных вариантов понимаемого. При понимании-знании альтернативы ясно осознаются (кошка - млекопитающее животное или нет); при понимании- интерпретации осознанность содержательных компонентов мнений значительно ниже (аборт - это убийство живого существа или такое же безобидное удаление органических клеток, как стрижка ногтей или волос); при понимании-постижении полное осознание, влекущее вербальное объяснение, обычно невозможно (за что, за какие человеческие недостатки мусульманские террористы убивают «неверных»?).

В этом континууме сознательного-бессознательного следующий перспективный шаг в исследовании понимания как психологии возможного - решение проблемы барьеров, фильтров: все ли потенциально возможное и понимаемое является социально и морально допустимым? Применительно к пониманию как психологии возможного эта проблема фундаментальна, потому что барьерами, фильтрами оказываются представления понимающего субъекта о должном, приемлемом или недопустимом. А соотнесение понимаемого с должным - основополагающая характеристика любого понимания (вторая главная характеристика - выход за непосредственные границы содержания понимаемого и включение его в какой-либо более широкий контекст личностного знания) [1]. «Как убедительно показал М.Н. Эпштейн, должное является разновидностью возможного, а не формой необходимости. Любое долженствование предполагает возможность соблюдения нормы и возможность ее нарушения; выбор зависит от нашего ответственного решения, пусть даже соблюдение нормы поощряется, а нарушение наказывается» [25. С. 20].

Проблема моральных и социальных фильтров является для понимания как психологии возможного очень актуальной и даже острой. Ее научная значимость и фундаментальность состоят, во-первых, в обязательности поиска должного, с которым всегда соотносится понимаемое, необходимости определения социальных и моральных критериев принятия или отвержения возможных альтернатив. Во-вторых, в открытии того, что понимание направлено не только на действительное, но и на возможное. В этом состоит расширение наших знаний о мире, которое неизбежно возникает во время творческого процесса понимания. В-третьих, важным с исследовательской точки зрения является вопрос о том, как и в какой степени для понимания необходимо осознавать альтернативы понимаемого. Наконец, в-четвертых, важен вопрос: осуществляет ли понимающий субъект выбор из осознаваемых альтернатив? Известно, что применительно к мыслительной деятельности, включающей в себя понимание условий задачи, целей, промежуточных результатов и т.п., А.В. Брушлинский уже аргументированно ответил на него отрицательно.

Испытуемые на разных стадиях мыслительного процесса последовательно выявляют и разрабатывают несколько способов решения задачи, но в любой конкретный момент времени субъект обдумывает только один путь достижения цели. Ученый пишет: «Впрочем, мои оппоненты выдвигают “в защиту” ситуации выбора еще один очень существенный аргумент: свобода (понимаемая ими лишь как свобода выбора) означает именно возможность и необходимость осуществить моральный выбор между добром и злом, нравственным и безнравственным. Но, на мой взгляд, даже в этом случае выбор далеко не всегда является неизбежным. Например, для честного человека не существует выбора: совершить или не совершить бесчестный поступок. Однако в жизни очень часто бывает нелегко понять, какой поступок в данной сложной ситуации будет хорошим и плохим. В этом случае особенно сильно активизируется мышление и вообще вся деятельность субъекта, и тогда мы снова возвращаемся к проблеме процес- суальности мышления» [28. С. 555]. Очевидно, что, обсуждая понимание как возможное, психологи не могут не обращать внимания на недизъюнк- тивность психических процессов - внутренних условий анализа понимаемых альтернатив.

Литература

1. Знаков В.В. Психология понимания мира человека. М. : Ин-т психологии РАН, 2016. 488 с.

2. Шиян О.А. Смена альтернативы как механизм понимания диалогических отношений в пространстве научных текстов // Филология и культура. Philology and Culture. 2013. № 3 (33). С. 333-338.

3. Ильин В.И. Потребление как дискурс. СПб. : Интерсоцис, 2008. 446 с.

4. Друкер П. Классические работы по менеджменту. М. : Альпина Паблишер, 2015. 220 с.

5. Schulze G. Die Erlebnisgesellschaft. Kultursoziologie der Gegenwart. Frankfurt / Main ; New York : Campus Verlag, 2005. 612 S.

6. Эпштейн М.Н. Философия возможного. СПб. : Алетейя, 2001. 334 с.

7. Эпштейн М.Н. Знак пробела: о будущем гуманитарных наук. М. : Новое литературное обозрение, 2004. 864 с.

8. Эпштейн М.Н. От знания - к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир. М. ; СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2016. 480 с.

9. Менский М.Б. Сознание и квантовая механика: жизнь в параллельных мирах (чудеса сознания - из квантовой реальности). М. ; Фрязино : Век 2, 2011. 320 с.

10. Карпенко А.С. В поисках реальности: исчезновение // Философия науки. 2015. Вып. 20. С. 36-72.

11. Пенроуз Р. Тени разума. В поисках науки о сознании. М., 2005. 688 с.

12. Зуев В.В. Представления о научной реальности и особенности перехода от классической науки к неклассической // Философский журнал. 2016. Т. 9, № 3. С. 25-40.

13. Lewandowsky S., Ecker U.K.H., Cook J. Beyond Misinformation: Understanding and Coping with the “Post-Truth” Era // Joum. of Appl. Research in Memory and Cognition. 2017. V. 6, is. 4. P. 353-369.

14. Знаков В.В. Теоретические основания понимания западной постправды и русского вранья // Вопросы психологии. 2019. № 1. C. 16-29.

15. Чугров С.В. Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии? // Polis. Political Studies. 2017. № 2. P. 42-59.

16. Американским медиа предстоит большая работа над ошибками. URL: https://meduza.io/slides/impichmenta-ne-budet-sanktsii-ne-otmenyat-tramp-povysil-shansy- na-pereizbranie-chto-oznachayut-rezultaty-rassledovaniya-myullera-dlya-amerikanskoy- politiki

17. Петренко В.Ф., Супрун А.П. Человек в предметном и ментальном мире. Существует ли «объективная действительность»? Неоконченный спор Бора с Эйнштейном // Известия Иркутского государственного университета. Сер. Психология. 2013. Т. 2, № 2. С. 62-82.

18. Смирнов С.Д. Прогностическая активность как способ существования и развития образа мира // Принцип развития в современной психологии / отв. ред. А.Л. Журавлев, Е.А. Сергиенко. М. : Ин-т психологии РАН, 2016. С. 215-234.

19. Сергиенко Е.А. Раннее когнитивное развитие. Новый взгляд. М. : Ин-т психологии РАН, 2006. 464 с.

20. Брушлинский А.В. Мышление и прогнозирование (логико-психологический анализ). М. : Мысль, 1979. 230 с.

21. Журавлев А.Л., Харламенкова Н.Е. Динамический подход к исследованию психики человека // Институт человека: идея и реальность / отв. ред. Г.Л. Белкина ; ред.-сост. М.И. Фролова. М. : ЛЕНАНД, 2018. С. 280-290.

22. Нехаев А.В. Мнение как познавательная форма: логико-семиотический анализ : автореф. дис. ... д-ра филос. наук. Тюмень, 2009.

23. Markus H., Nurius P. Possible selves // American Psychologist. 1986. V. 41, № 9. P. 954-969.

24. Erikson M.G. The meaning of the future: Toward a more specific definition of possible selves // Review of General Psychology. 2007. V. 11, № 4. P. 348-358.

25. Леонтьев Д.А. Новые ориентиры понимания личности в психологии: от необходимого к возможному // Вопросы психологии. 2011. № 1. С. 3-27.

26. Войскунский А.Е. Социальная перцепция в социальных сетях // Вестник московского университета. Сер. 14. Психология. 2014. № 2. С. 90-104.

27. Войскунский А.Е., Евдокименко А.С., Федунина Н.Ю. Альтернативная идентичность в социальных сетях // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 2013. № 1. С. 66-83.

28. Брушлинский А.В. Избранные психологические труды. М. : Ин-т психологии РАН, 2006. 623 с.

References

1. Znakov, V.V. (2016) Psikhologiya ponimaniya mira cheloveka [Psychology of Understanding the Human World]. Moscow: Institute of Psychology, Russian Academy of Sciences.

2. Shiyan, O.A. (2013) Shift of alternatives as a mechanism for understanding dialogic relations in scientific texts. Filologiya i kul'tura - Philology and Culture. 3(33). pp. 333-338. (In Russian).

3. Ilyin, V.I. (2008) Potreblenie kak diskurs [Consumption as a discourse]. St. Petersburg: Intersotsis.

4. Drucker, P. (2015) Klassicheskie raboty po menedzhmentu [Classic Drucker]. Moscow: Al'pina Pablisher.

5. Schulze, G. (2005) Die Erlebnisgesellschaft. Kultursoziologie der Gegenwart. Frankfurt on Main; New York: Campus Verlag.

6. Epstein, M.N. (2001) Filosofya vozmozhnogo [A Philosophy of the Possible]. St. Petersburg: Aleteyya.

7. Epstein, M.N. (2004) Znak probela: o budushchem gumanitarnykh nauk [The Space Sign:

On the Future of the Humanities]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie.

8. Epstein, M.N. (2016) Ot znaniya - k tvorchestvu. Kak gumanitarnye nauki mogut izmenyat'

mir [From Knowledge to Creativity. How Humanities can Change the World]. Moscow; St. Petersburg: Tsentr gumanitarnykh initsiativ.

9. Menskiy, M.B. (2011) Soznanie i kvantovaya mekhanika: zhizn' v parallel'nykh mirakh

(chudesa soznaniya - iz kvantovoy real'nosti) [Consciousness and quantum mechanics: life in parallel worlds (the wonders of consciousness are from quantum reality)]. Moscow; Fryazino: Vek 2.

10. Karpenko, A.S. (2015) V poiskakh real'nosti: ischeznovenie [In search of reality: the disappearance]. Filosofiya nauki - Philosophy of Science. 20. pp. 36-72.

11. Penrose, R. (2005) Teni razuma. V poiskakh nauki o soznanii [Shadows of the Mind: A Search for the Missing Science of Consciousness]. Moscow: Institut komp'yuternykh issledovaniy.

12. Zuev, V.V. (2016) The notion of scientific reality and the character of transition from classical to nonclassical science. Filosofskiy zhurnal - Philosophy Journal. 9(3). pp. 25

40. (In Russian). DOI: 10.21146/2072-0726-2016-9-3-25-40

13. Lewandowsky, S., Ecker, U.K.H. & Cook, J. (2017) Beyond Misinformation: Understanding and Coping with the “Post-Truth” Era. Journal of Applied Research in Memory and Cognition. 6(4). pp. 353-369. DOI: 10.1016/j.jarmac.2017.07.008

14. Znakov, V.V. (2019) Teoreticheskie osnovaniya ponimaniya zapadnoy postpravdy i russ- kogo vran'ya [Theoretical foundations of the understanding of Western post-truth and Russian lies]. Voprosy psikhologii. 1. pp. 16-29.

15. Chugrov, S.V. (2017) Post-Truth: Transformation of Political Reality or Self-Destruction of Liberal Democracy? Polis - Political Studies. 2. pp. 42-59. (In Russian). DOI: 10.17976/jpps/2017.02.04

16. Meduza.io. (2019) Amerikanskim media predstoit bol'shaya rabota nad oshibkami [American media have a lot of work on the bugs]. [Online] Available from: https://meduza.io/slides/impichmenta-ne-budet-sanktsii-ne-otmenyat-tramp-povysil-shansy- na-pereizbranie-chto-oznachayut-rezultaty-rassledovaniya-myullera-dlya-amerikanskoy- politiki.

17. Petrenko, V.F. & Suprun, A.P. (2013) People in the subject and the mental world. Is there any objective reality»? Unfinished dispute Boron with Einstein. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Psikhologiya - The Bulletin of Irkutsk State University. Psychology. 2(2). pp. 62-82. (In Russian).

18. Smirnov, S.D. (2016) Prognosticheskaya aktivnost' kak sposob sushchestvovaniya i razvitiya obraza mira [Prognostic activity as a way of existence and development of the image of the world]. In: Zhuravlev, A.L. & Sergienko, E.A. (eds) Printsip razvitiya v sov- remennoypsikhologii [Principle of Development in Modern Psychology]. Moscow: Institute of Psychology of the Russian Academy of Sciences. pp. 215-234.

19. Sergienko, E.A. (2006) Rannee kognitivnoe razvitie. Novyy vzglyad [Early cognitive development. A New Look]. Moscow: Institute of Psychology of the Russian Academy of Sciences.

20. Brushlinsky, A.V. (1979) Myshlenie i prognozirovanie (logiko-psikhologicheskiy analiz) [Thinking and forecasting (a logical-psychological analysis)]. Moscow: Mysl'.

21. Zhuravlev, A.L. & Kharlamenkova, N.E. (2018) Dinamicheskiy podkhod k issledovaniyu psikhiki cheloveka [Dynamic approach to the study of the human psyche]. In: Belkina, G.L. (ed.) Institut cheloveka: ideya i real'nost' [Human Institute: Idea and Reality]. Moscow: LeNaND. pp. 280-290.

22. Nekhaev, A.V. (2009) Mnenie kak poznavatel'naya forma: logiko-semioticheskiy analiz [Opinion as a cognitive form: a logical-semiotic analysis]. Abstract of Philosophy Dr. Diss. Tyumen'.

23. Markus, H. & Nurius, P. (1986) Possible selves. American Psychologist. 41(9). pp. 954969. DOI: 10.1037/0003-066X.36.7.715

24. Erikson, M.G. (2007) The meaning of the future: Toward a more specific definition of possible selves. Review of General Psychology. 11(4). pp. 348-358. DOI: 10.1037/10892680.11.4.348

25. Leontiev, D.A. (2011) Novye orientiry ponimaniya lichnosti v psikhologii: ot neobkhodi- mogo k vozmozhnomu [New benchmarks of understanding of personality in psychology: from the necessary to the possible]. Voprosy psikhologii. 1. pp. 3-27.

26. Voiskounsky, A.E. (2014) Social perception while social networking. Vestnik mos- kovskogo universiteta. Ser. 14. Psikhologiya - The Moscow University Herald. Series 14. Psychology. 2. pp. 90-104. (In Russian).

27. Voiskounsky, A.E., Evdokimenko, A.S. & Fedunina, N.Yu. (2013) Alternative identity in social network. VestnikMoskovskogo universiteta. Ser. 14. Psikhologiya. 1. pp. 66-83.

28. Brushlinsky, A.V. (2006) Izbrannye psikhologicheskie trudy [Selected Psychological Works]. Moscow: Institute of Psychology, Russian Academy of Sciences.

Размещено на Allbest.ru