Семьи мужчин, страдающих алкогольной зависимостью: взгляд с позиции суицидологии

Ryazan State Medical University named after academician I.P. Pavlov, Ryazan, Russia

Из данных таблицы видно, что отличия между группами имеются в отношении различных путей реализации аутоагрессивной активности. В группе МСАЗ значительно выше показатели классических суицидальных аутоагрессивных паттернов, что является характерным для данного заболевания и обнаруживается в других исследованиях [2, 9]. Также разнообразен спектр несуицидальных аутоагрессивных паттернов поведения (виктимность, травматическая патология, приём психоактивных веществ, антисоциальное поведение). Обращает на себя внимание достоверное преобладание у МСАЗ важнейших в суицидологической практике предикторов аутодеструктивного поведения, таких как: безысходность, отсутствие смысла жизни и депрессивные переживания, формирующие общий депрессивный фон алкогольных переживаний [2, 3].

Все это позволяет охарактеризовать рассматриваемую группу МСАЗ как срез популяции, обладающий выраженной аутоагрессивной напряженностью.

Перейдем к описанию суицидальных и парасуицидальных феноменов жён МСАЗ.

Можно отметить, что жёны МСАЗ, также как и их мужья, имеют значительное количество отличий от женщин, чьи мужья не имеют алкогольной зависимости, по целому ряду факторов суицидогенности и сформированный негативный аутодеструктивный профиль.

Наиболее заметны эти различия в отношении классических суицидальных типов реакций, где жёны МСАЗ почти в десять раз чаще имеют в анамнезе суицидальную попытку по сравнению с контрольной группой. Это перекликается с полученными результатами в отношении большого количества несуицидальных аутоагрессивных паттернов, относящихся к основным направлениям реализации антивитальных импульсов (травматическая, соматическая и оперативная патология, аддиктивное поведение). Такие предикторы суицидального поведения, как одиночество, безысходность, депрессивные реакции, навязчивое переживание вины и стыда, отсутствие смысла жизни остаются константой жизненного «фона» как для жён МСАЗ, как и для их мужей.

Подробнее остановимся на описании суицидальной аутоагрессивности, встретившейся у МСАЗ и их жён. Распределение суицидальных феноменов наглядно отражено в табл. 3.

Из представленной таблицы видно, что суицидальные паттерны реагирования в большей степени характеризуют самих мужчин страдающих алкогольной зависимостью и затрагивают более 40% обследованных, что согласуется с данными, приводимыми в современной литературе [3, 6, 9, 10]. Количество суицидальных паттернов у жён МСАЗ достигает 28%, что также позволяет выделить данных респонденток в группу существенного суицидологического риска.

Таблица 3. Распределение суицидальных паттернов у МСАЗ и их супруг

Охарактеризуем специфику суицидальных попыток в рассматриваемых группах. Добрачная суицидальная активность МСАЗ распределилась следующим образом: из 11 случаев суицидальных попыток 6 были спровоцированы реактивными причинами (ссора, обида, неразделённая любовь и пр.) - 54,4%; двум - предшествовала затяжная депрессия с эндогенным оттенком - 18,18%; две попытки самоубийства были осуществлены на фоне алкогольного абстинентного синдрома (18,18%) и одна - в результате героиновой абстиненции (9,09%). Стоит заметить, что из 6 «реактивных» суицидальных попыток в четырёх (66,67%) присутствовало алкогольное опьянение.

Суицидальная активность МСАЗ в браке имеет иную специфику. Большинство попыток самоубийств возникали на фоне алкогольного абстинентного синдрома 73,33% (п=22); четыре (13,3%) носили психотический характер в результате алкогольного делирия; три (10%) - импульсивный характер на фоне алкогольного опьянения (причём, возникновению попытки самоубийства в двух случаях не предшествовали суицидальные мысли, которые впрочем, у них не отмечались и ранее). В одном случае попытка суицида возникла как реакция на психотравмирующую ситуацию на работе (увольнение) и не сопровождалась алкогольным опьянением. Четыре МСАЗ имели повторные попытки самоубийства (10,0%). Предсмертную записку перед суицидом оставили пять человек (16,67%).

Предпочитаемыми способами ухода из жизни в мужской алкогольной популяции, по- прежнему, остаются самоповешение (47,5%) и нанесение себе порезов (22,5%), что согласуется с более ранними данными [6, 11]. Следующее по частоте место занимают отравление (17,5%), падение с высоты (5%), уход из жизни с помощью огнестрельного оружия (5%), самоубийство с использованием механических средств (например, автомобиля) - 2,5%.

Отметим один любопытный факт. «Наследственная» отягощённость завершённым суицидом близкого родственника в группе в целом составила 20,0% (25 суицидов). Однако в изолированную выборку МСАЗ с наличием у них суицидальной активности (п=52), вошли 20 вышеуказанных родственников, совершивших самоубийство, то есть 80% от общего числа, что указывает на важность данного фактора для формирования суицидальной карьеры у МСАЗ. С другой стороны, в выборке МСАЗ без признаков суицидальной активности (п=73) - суициды у родственников встретились только у пяти человек.

Парасуициды в группе жён МСАЗ были представлены следующим образом: добрачная суицидальная активность жён МСАЗ, встретившаяся у 4,0% респонденток, во всех случаях носила реактивный характер, вызванный значимыми внешними причинам (три случая - из-за личных отношений, один - из-за проблем с учёбой), то есть - полностью отсутствовали про- суицидальные факторы, встретившиеся у МСАЗ - проблемы наркологического характера.

Брачная суицидальность жён МСАЗ в основном была связана с «семейными проблемами», неспособностью контролировать алкогольную зависимость мужа и вызываемыми этими моментами безысходности - 83,33%. В 16,67% случаев были указаны другие причины (проблемы на работе, тяжёлое заболевание, неспособность уйти к другому человеку). Таким образом, основная причина суицидальных попыток жён МСАЗ может быть обозначена как парасозависимая.

Самоотравление является наиболее предпочтительным способом парасуицида для жён МСАЗ, отражающим общепопуляционные особенности женского суицида вообще (75%). Следующими по частоте встречаемости стоят самоповешание (10%), нанесение самопорезов (10%), отравление газом (пропан-бутановая смесь) - 5%.

Отдельно стоит отметить, что в женской группе не встретилось, описанного у МСАЗ, «распределения» родственников, покончивших с собой. Общее число родственников, погибших в результате самоубийства в группе жён МСАЗ, составило 15 человек (то есть, 12,0% жён МСАЗ имели такового). В изолированной подгруппе жён МСАЗ с наличием у них суицидальной активности (п=36) наличие погибшего родственника обнаружилось только у шести человек (16,67%). То есть, остальные относи-лись к подгруппе жён МСАЗ без наличия у них суицидальной активности (п=89) и их влияние в большей степени нивелировалось.

В качестве иллюстрации позволим себе привести пример «динамики» брака МСАЗ с позиции суицидологии.

Больной И., 42 лет, монтажник. Находится на амбулаторном наблюдении с декабря 2014 по настоящее время. Диагноз: алкогольная зависимость, II стадия, среднепрогредиентное течение, псевдозапойный тип злоупотребления алкоголем. Ранее за наркологической помощью не обращался.

Анамнестические данные: отец больного злоупотреблял алкоголем, часто жестоко бил ребёнка. И. рос легко возбудимым, капризным и своевольным. Школу окончил на «три». Служил в армии. После демобилизации окончил профессиональное училище, работал по специальности. Женат второй раз. Первый раз женился в 24 года, в браке прожил один год, «не сошлись характерами». В имеющийся брак вступил в 26 лет. Отношения в семье оценивает как «хорошие». Воспитывает дочь.

Наркологический анамнез: длительность злоупотребления алкоголем более 16 лет. Похмельный синдром сформирован в течение девяти лет. Псевдозапои в среднем по одной неделе. Толерантность достигает 1,5 литра водки. Светлые промежутки обычно не превышают одного месяца. Употреблял неоднократно суррогаты алкоголя в виде одеколонов, лосьонов. Обращение к наркологу связано с тяжёлым выходом из последнего псевдозапоя и выраженными соматическими осложнениями.

Аутоагрессивный анамнез: дядя по материнской линии страдал «депрессией», покончил жизнь самоубийством. Отец утонул, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Сам больной неоднократно пытался покончить жизнь самоубийством: один раз в 19 лет после ссоры с девушкой пытался отравиться по примеру друга (находился в состоянии алкогольного опьянения), второй раз пытался повеситься год назад после запоя - супруга с дочерью вытащили его из петли. В состоянии опьянения и, особенно во время абстинентного синдрома, с легкостью актуализируются суицидальные мысли, сопровождающиеся идеями виновности, депрессивным аффектом с тревожным компонентом, ощущением никому- ненужности. Последние два года участились периоды безысходности. Дважды была травматическая патология: перелом левого предплечья в 14 лет, ключицы и лучевой кости в 36 лет (получил в «пьяной» драке). На службе в армии были неоднократные черепно-мозговые травмы в результате неуставных отношений. В состоянии опьянения агрессивен, выступает инициатором драк, неоднократно подвергался избиениям. Дважды сотрудниками правоохранительных органов применялась физическая сила за оказание сопротивления при задержании. Характеризует себя как азартного человека, легко идущего на неоправданный риск (но только в состоянии алкогольного опьянения). Четыре года назад был уволен с предприятия «за вино», с трудом устроился на менее оплачиваемую работу. В беседе не может сформулировать смысл своей жизни, при подсказках говорит: «Да, дети», «Да, работа», «Да, семья». Однако уверен, что его обязательно будут помнить после его смерти, но, не может сказать кто и за что.

Проведён курс противоалкогольного лечения с использованием мортально-ориентированных методов. Катамнез: от алкоголя воздерживается, отношения в семье спокойные. Жену боготворит «если бы не она, то умер бы, наверное...». Суицидальных паттернов не отмечает, про бывшие, аналогичные переживания говорит без желания. Склонен связывать их с приёмом спиртного и «детскостью». Раз в год охотно посещает врача (контрольные явки), активно строит планы на ближайшие 5-10 лет. К., 36 лет, супруга больного И. Работает продавцом.

Анамнестические сведения: отец больной и дед по материнской линии злоупотребляли алкоголем. Отец и мать к девочке относились хорошо, хотя отец часто ругал. Отца очень любит. Успешно окончила школу и училище, работала в банке, восемь лет назад «сократили», с тех пор работает продавцом. Замужем первый раз, возраст вступления в брак 21 год, имеет ребёнка десяти лет. В момент обследования считала, что браку угрожает развод.

Аутоагрессивный анамнез: Три года назад после того, как избил муж, хотела отравиться - выпила большое количество «киках-то» таблеток, была госпитализирована. Суицидальные тенденции после психотравмирующих ситуаций возникали и ранее. От суицида останавливает мысль о ребёнке и родителях, своей собственной смерти не боится. Жизнь в целом считала неудавшейся. Последние годы отмечает учащение моментов безысходности по поводам, которые «раньше не трогали», особенно в отношении перспектив семейной жизни. Респондентка склонна к длительному переживанию вины, идеям самообвинения. Стала отмечать «беспричинные» эпизоды снижения настроения с оттенком эндогенности депрессивных переживаний, в эти моменты становится неусидчивой, тоскливой, куда-то хочется уйти - «места себе не нахожу». Из соматической патологии отметим хронический пиелонефрит, аднексит. К врачам не обращается, старается терпеть «до последнего». Неоднократно подвергалась избиениям со стороны мужа. Три года назад после избиения лечилась по поводу сотрясения головного мозга и отравления неустановленными лекарственными препаратами. Была пострадавшей в автоаварии, когда села в автомобиль, за рулём которого находился заведомо нетрезвый водитель (супруг). Часто испытывает неудобства из-за своей внешности, считала себя некрасивой. Последние два года, чтобы удержать мужа дома, стала выпивать вместе с ним. Изредка стала курить.

После обращения за наркологической помощью сама отказывалась принимать участие в терапии, считая, что это проблема только мужа. Предложение принять участие в группе терапии созависимости отвергла. Однако после начала лечения мужа и по его настоятельной просьбе, стала посещать группу, затем приняла участие в супружеской терапии мужа. Осознала свою роль в семейных отношениях, свою потенциальную аутоагрессивность и варианты её внутрисемейной реализации. Особенно отметим момент проработки механизма активной провокации гетероагрессии со стороны мужа, как варианта реализации собственных антивитальных импульсов. Группу для созависимых женщин посещала в течение двух лет. Прошла индивидуальную терапию с целью дезактуализации собственных антивитальных тенденций».

Таким образом, в группе мужчин, страдающих алкогольной зависимостью, и их жён широко представлены суицидальные паттерны, которые находят свое выражение в поведенческой, когнитивной и эмоциональной сферах, с сохранением гендерных особенностей суицидального поведения вообще. Это должно формировать специфическое в суицидологическом плане отношение к лицам этих групп, что принципиально шире суицидологической парадигмы предлагаемой в отечественной наркологии, где акцент в основном делается на самих наркологических пациентах без включения в поле зрения созависимого контингента [6]. Более того, мы считаем целесообразным, наряду с использованием термина «алкогольная аутоагрессия», говорить и о феномене параалкогольной аутоагрессии, затрагивающий созависимый контингент [3].

Выводы

психологический алкогольный саморазрушение

1. Семьи мужчин, страдающих алкогольной зависимостью, представляют собой суицидогенный срез популяции, требующий повышенного внимания в плане профилактики и терапии просуицидальных тенденций, феноменов и модусов поведения.

2. Мужчины, страдающие алкогольной зависимостью, в большей степени склонны реализовывать свои антивитальные установки через суицидальные модусы поведения, а также через социально приемлемые «эквиваленты» самоубийства: рискованное поведение, агрессивные формы употребления алкоголя. Их жёны, помимо классической суицидальности, часто реализуют собственные аутодеструктивные стимулы опосредовано - через соматическое звено и мазохистические модели поведения.

3. Полученные данные позволяют утверждать, что наряду с алкогольной аутоагрессией, целесообразно введение в суицидологический обиход понятия параалкогольной ауто-агрессии, затрагивающей широко представленную когорту созависимых лиц.

4. Полученные данные, во-первых, представляют, теоретический научный интерес, расширяя наши знания о роли и месте феномена аутоагрессии в клинике алкогольной болезни. Во-вторых, имеют непосредственное практическое значение, акцентируя внимание наркологов на значении выявления аутоагрессивных, в частности, суицидальных паттернов у пациентов, зависимых от алкоголя и их жён, что должно быть использовано в практической наркологической и суицидологической работе.

Литература

1.Москаленко В.Д. Зависимость: семейная болезнь. М.: ПЕР СЭ, 2002. 336 с.

2.Башкинова Н.В. Связь феноменов созависимости и ауто-агрессии. Научный форум. Сибирь. 2017; 3 (1): 66-7.

3.Меринов А.В. Роль и место феномена аутоагрессии в семьях больных алкогольной зависимостью; ФГБОУ ВО РязГМУ Минздрава России. СПб: «Экспертные решения», 2017. 192 с.

4.Меринов А.В., Шустов Д.И. Влияние суицидальных тенденций у страдающих алкогольной зависимостью мужчин на аутоагрессивное несуицидальное поведение, психологические феномены и аддиктивные расстройства. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2012; 5: 44-8.

5.Schuckit M.A. Primary men alcoholics with histories of suicide attempts. J. Stud. Alcohol. 1986; 1: 78-81.

6.Положий Б.С. Суицидальное поведение (клинико-эпидемиологические и этнокультуральные аспекты). М.: РИО «ФГУ ГНЦ ССП им. В.П. Сербского», 2010. 232 с.

7.Miller N.S., Mahler J.C., Gold M.S. Suicide risk associated with drug and alcohol dependence. J. Addict. Dis. 1991; 3: 46-61.

8.Байкова М.А. Клинико-психологические особенности детей, выросших в семьях, где родитель страдал алкогольной зависимостью (обзор). Научный форум. Сибирь. 2016; 2 (3): 53-6.

9.Разводовский Ю.Е., Немцов А.В. Алкогольная составляющая снижения смертности в России после 2003 г. Вопросы наркологии. 2016; 3: 63-70.

10.Уманский М.С., Зотов П.Б. Ведущие социальные характеристики больных алкоголизмом позднего возраста. Академический журнал Западной Сибири. 2013; 9 (5): 56-7.

References

1.Moskalenko V.D. 2002. Zavisimost': semeinaya bolezn'. Moskva: PER Se, 336 s. (In Russ)

2.Bashkinova N.V. The connection of the phenomena of code-pendency and self-aggression. Scientific forum. Siberia. 2017; 3 (1): 66-7. (In Russ)

3.Merinov A.V. Rol i mesto fenomena autoagressii v semyah bol- nyih alkogolnoy zavisimostyu. FGBOU VO RyazGMU Minzdra- va Rossii. SPb.: «Ekspertnyie resheniya». 2017. 192 s. (In Russ)

4.Merinov A.V., Shustov D.I. Vliyanie suitsidalnyih tendentsiy u stradayuschih alkogolnoy zavisimostyu muzhchin na autoagres- sivnoe nesutsidalnoe povedenie, psihologicheskie fenomenyi i addiktivnyie rasstroystva. Zhurnal nevrologii i psihiatrii im. S.S. Korsakova. 2012; (5): 44-8. (In Russ)

5.Schuckit M.A. Primary men alcoholics with histories of suicide attempts. J. Stud. Alcohol. 1986; 1: 78-81.

6.Polozhiy B.S. Suitsidalnoe povedenie (kliniko-epidemiologiche- skie i etnokulturalnyie aspektyi). M.: RIO «FGU GNTs SSP im. V.P. Serbskogo», 2010. 232 s. (In Russ)

7.Miller N.S., Mahler J.C., Gold M.S. Suicide risk associated with drug and alcohol dependence. J. Addict. Dis. 1991; 3: 46-61.

8.Baikova M.A. Clinical and psychological features of children who grew up in families where the parent suffered from alcohol addiction (review). Scientific forum. Siberia. 2016; 2 (3): 53-6. (In Russ)

9.Razvodovskiy Yu.E., Nemtsov A.V. Alkogolnaya sostavlyay- uschaya snizheniya smertnosti v Rossii posle 2003 g. Voprosyi narkologii. 2016; (3): 63-70. (In Russ)

10.Umansky M.S., Zotov P.B. The main social characteristics of patients with alcoholism of late age. Academic Journal of West Siberia. 2013; 9 (5): 56-7. (In Russ).

Размещено на Allbest.ru