Паническое расстройство. Некоторые психодинамические аспекты

Размещено на http://www.allbest.ru/

Паническое расстройство. Некоторые психодинамические аспекты

М.С. Чистяков

Психиатрическая больница № 1 им. П.П. Кащенко

(Россия, Санкт-Петербург, наб. реки Фонтанки, д. 132)

В статье описываются присущие объектным отношениям пациентов с паническим расстройством особенности, связанные с условиями, в которых они росли, которые накладывают свой отпечаток на их межличностные отношения со значимыми другими, приводя к развитию внутреннего конфликта зависимости/контр-зависимости, к накоплению злости и развитию тревоги сепарации в этих отношениях и возникновению панических атак.

Ключевые слова: паническое расстройство, паническая атака, объектные отношения, контейнирование, агрессивные импульсы, тревога сепарации.

Panic disorder. Some psychodynamic aspects

Chistyakov M.S.

Psychiatric Hospital № 1 named after P.P. Kaschenko

(Fontanka River Emb., 132, Saint Petersburg, Russia)

Abstract. This article describes some intrinsic features of internal object relations of the patients with the panic disorder. These features, linked to these patients' upbringing, have an impact on their relationship with the most important people in their lives, contribute to the development of the internal conflict between dependency and counterdependency with accumulated anger and separation anxiety, which is manifested in the form of panic attack.

Key words: panic disorder, panic attack, object relations, containment, aggressive impulses, separation anxiety.

Распространенность панического расстройства в популяции составляет от 1,9 до 3,6 %. Около 6 % людей, обращающихся к врачам первичного звена, имеют паническое расстройство [2]. Обычно дебют панического расстройства приходится на третье десятилетие жизни, т. е на активный трудоспособный возраст. Только 50 % пациентов с тревожными расстройствами (включая паническое расстройство) получают адекватное лечение. В целом выздоравливает только около половины больных. Хотя остальные ведут относительно нормальную жизнь, несмотря на сохранение симптоматики, в ряде случаев заболевание, дополняясь агорофобией, приводит больного к нарастающей социальной изоляции и снижению трудоспособности [2]. Все это отражает актуальность проблемы понимания причин данного расстройства и нахождения эффективных подходов к его лечению.

Существует много разнообразной литературы, посвященной паническому расстройству, рассматривающей его как с биологических, так и с психологических позиций, в том числе с позиции психодинамического подхода. З. Фрейд считал, что появление паники при неврозе страха (паническом расстройстве, в современном понимании) связано с угрозой повторного переживания воспоминаний, эмоций, побуждений, которые до этого были подавлены, либо с опасностью отделения от объектов или частей самого себя, без которых выживание кажется невозможным (тревога отделения, тревога кастрации) [3]. В современной литературе, описывающей паническое расстройство с позиции психодинамической модели, в его возникновении отмечается роль неосознаваемых агрессивных чувств к близким, роль конфликтов вокруг зависимости и сепарации [6, 9, 10].

В настоящей статье сделана попытка с точки зрения психодинамического подхода осветить те аспекты панических приступов, а также те психологические особенности и установки пациентов с паническим расстройством, которым уделено недостаточно внимания в литературе, или они недостаточно систематизировано описаны. Эта статья основана на клинических впечатлениях автора из 26-летнего опыта работы в качестве психотерапевта на амбулаторном приеме в ПНД, где из 5-8 ежедневно приходящих на прием пациентов примерно 15-20 % составляют пациенты с паническим расстройством. За все время клинической практики за психотерапевтической помощью к автору обращалось не менее 600-800 таких пациентов. Содержание статьи основано на информации, полученной из диагностических интервью с этими пациентами и из материала сессий психодинамической терапии, которую проводил с этими пациентами автор. В этой статье описаны только те особенности и установки, которые проявлялись более чем у половины обращавшихся к автору пациентов с этим расстройством.

Что же вызывает страх и панику у этих пациентов? Если спросить пациентов с паническим расстройством и с довольно часто появляющимся у них во время приступов паники страхом сойти с ума: «Как ведут себя сумасшедшие?», то в большинстве случаев они ответят: «Кричат, ругаются, бьют вещи и других людей». Если спросить этих пациентов, как бы могло проявиться в поведении такое же напряжение, которое они чувствуют в определенных местах тела во время приступа, «у какого-нибудь другого человека, который вообще не склонен контролировать и сдерживать свое поведение в моменты дискомфорта», то, после возможных первых ответов «не знаю», можно наиболее часто получить тот же ответ, что и в первом случае: «он бы кричал, ругался, бил бы кулаками в стену». И на следующий простой вопрос о том, что же за чувства испытывает человек, который таким образом себя ведет, эти пациенты через некоторое время наконец могут ответить, что такой человек испытывает агрессивные чувства, раздражение, злость, ярость, ненависть. И затем они, нередко с удивлением, осознают и соглашаются, что действительно переполнены злостью, раздражением, которые они стремятся держать под контролем внутри. И пациенты могут в этот момент рассказать, например, что долгое время конфликтовали с супругом, родителем (своим или супруга) или проявляли много раздражения в адрес ребенка, а потом «устали от конфликтов», «перестали ругаться». И с этого момента у них появились панические приступы. Или недовольство другим человеком у пациентов было внутренним, а потом пациент «решил», что ему «надо выровнять отношения», у него появилось ощущение, что ему «удалось себя настроить в этом плане», и с этого момента у него появились «панические атаки». Далеко не всегда пациент может на первых сессиях последовательно все это рассказать. Из опыта клинической работы автора с этими пациентами следует, что чаще всего панику у этих пациентов вызывает угроза потери контроля над чувствами злости, ярости, ненависти по отношению к значимому другому, которыми они переполнены и которые в момент приступа возрастают до максимума и угрожают прорваться, вплоть до физических агрессивных действий. Это, в свою очередь, угрожает ощущением потери связи с идеализированным (внутренним) объектом привязанности, который отщеплен от «плохого, контролирующего объекта» и, как и последний, проецируется на значимого другого [4; 8]. Эти агрессивные импульсы угрожают вырваться наружу, по ощущению пациента, либо прямо, в отношении значимого лица и в его присутствии, либо непрямо, в отношении окружающих незнакомых людей, например в метро или в другом замкнутом помещении, где пациент переживает «ограничение личного пространства и ограничение свободы» (т. е. именно то, что он переживает во взаимоотношениях со значимым другим). По опыту автора, наиболее часто такие агрессивные импульсы у этих пациентов возникают в конфликтном напряжении (не обязательно проявляющемся в открытых конфликтах) во взаимоотношениях с матерью, супругом (на отношения с которым перенесены аспекты более ранних отношений с матерью, не важно, идет ли речь о супруге- женщине или о супруге-мужчине) или с ребенком (в этих отношениях с ребенком пациент также отображает свои ранние взаимоотношения с матерью). Иногда порождающее эти импульсы конфликтное напряжение перенесено на отношения с матерью супруга (и здесь также отражены аспекты ранних отношений пациента с матерью).

Опираясь на концепцию Фэйрбэйрна о формировании у ребенка ли- бидинозной и антилибидинозной систем объектных отношений и увязывании их с фигурами обоих родителей [7], можно полагать, что обычно родители выполняют для маленького ребенка и поддерживающую (контейни- рующую [1, 4]), и контролирующую (определяющую границы) функции. Обычно в условно психологически здоровой семье контейнирующую функцию по отношению к ребенку выполняет в большей степени мать, контролирующую - отец, в идеале оба родителя выполняют по отношению к ребенку и ту, и другую функцию, с большим перевесом контейнирующей роли у матери, а контролирующей у отца. Для маленького ребенка до 3 лет имеет значение в первую очередь, как выполнение этих функций представлено и уравновешено у матери. В норме мать выполняет контейни- рующую функцию по отношению к эмоциональным переживаниям ребенка, нарушающим его душевное равновесие. Ребенок доносит их до матери, а она их воспринимает, выдерживает, внутренне перерабатывает и выдает ребенку ответную реакцию, успокаивающую ребенка, дающую ему ощущение, что к этим чувствам можно относится более или менее спокойно [1, 4]. Это отношение матери к чувствам ребенка (контейнирующая функция) интернализуется и превращается в его собственное отношение к своим чувствам. Если мать не выдерживает чувств ребенка, впадает от них в сильную панику, ярость, отгораживается от них, то ребенок получает сигнал от нее, что его чувства непереносимы для матери, пугают ее, могут ее разрушить. И ребенок начинает относиться к своим эмоциональным проявлениям также как мать [1]. Обычно это и происходит в ранних отношениях со своими матерями будущих пациентов с паническим расстройством. У матерей этих пациентов в отношениях с ребенком смещен баланс между контейнирующей и контролирующей функциями в сторону контролирующей. Чаще всего эти матери очень рано наделяют своего ребенка контейнирующей (материнской) функцией по отношению к ним самим. То есть со стороны матери нередко здесь имеет место «парентификация» в отношениях с ребенком [5]. Подразумевается, что ребенок «должен утешать» ее в ее расстройствах и «страданиях», «быть отдушиной и другом» или, по крайней мере, «не расстраивать» ее, «быть сильным, самостоятельно справляться со своими проблемами» с самого маленького возраста и т. д. Часто попытки пациента в раннем детстве поделиться с матерью своими переживаниями встречают такую степень ее беспокойства, которое, вместо облегчения, заряжает ребенка еще большим дискомфортом, и к тому же, в результате, он должен сам успокаивать мать. Таким образом, эти дети рано учатся не делиться с матерями своими переживаниями, стараясь справляться с ними самостоятельно, обычно путем подавления. Ребенок, не получая поддержки, часто находит утешение в том, что он «большой, взрослый, самостоятельный», «сильнее родителя» и даже «способен помочь» ему (у девочек это подпитывается и мотивами эдипального конфликта), начинает вести себя как помощник, иногда даже - как покровитель родителя. Но здесь матери пациентов порой реагируют болезненно на советы, наставления, которые могут давать им эти дети в рамках навязанной им матерями родительской роли. И матери этих пациентов начинают «ставить» своих детей «на место», говорить им, что «яйца курицу не учат». Делегируя ребенку контейнирующую родительскую функцию в отношении себя, эти матери одновременно стремятся продолжить осуществлять родительскую контролирующую функцию в отношении своих детей. Но такое взаимодействие всегда по сути дисфункционально. Вышеописанное взаимодействие, более или менее осознанно или неосознанно, вызывает у ребенка большой внутренний протест. Такие дети, вырастая, «больше всего ненавидят любой контроль, давление извне». Однако на самом деле они нуждаются больше не в «свободе», а в контейнировании со стороны значимого другого. Матери этих пациентов часто тревожны, инфантильны, сфокусированы на себе (нарциссичны), нередко у них самих отмечается тревожная невротическая симптоматика. Они плохо определяют чувства и потребности ребенка, склонны проявлять «заботливое», гиперопекающее поведение по отношению к нему в тот момент, когда сами чувствуют потребность в этом (в частности, по отношению к себе), без учета потребностей ребенка. В результате эти пациенты в детстве зачастую ощущают такое поведение матери как вторгающееся и хотят отодвинуться от нее, защитить свои границы. В то же время, когда ребенок нуждается в матери, в основном для выполнения контейнирующей функции по отношению к его переживаниям («для получения поддержки»), такие матери отстраняются от ребенка, от его переживаний (зачастую не выдерживая их). И в эти моменты ребенок чувствует, что он в одиночестве со своими переживаниями, нуждается в матери, в ее поддержке, хочет быть ближе к ней, но мать для него недоступна. В результате к матери у таких детей возникает амбивалентное отношение, когда хочется одновременно быть и ближе к ней, и дальше от нее.

Иногда, хотя и значительно реже, матери у таких пациентов не столько тревожные и склонные занимать во взаимоотношениях «позицию страдающей жертвы», сколько эмоционально несколько дистанцированные и не склонные делиться своими эмоциональными проблемами с другими, предпочитающие «все проблемы решать самостоятельно», в достаточно раннем возрасте побуждающие своего ребенка к самостоятельности. При более внимательном рассмотрении оказывается, что такие матери сами являются дочерями инфантильных, тревожных, нарциссичных матерей. Т. е. в этом случае такими тревожными, инфантильными, склонными занимать позицию «страдающей жертвы» были бабушки пациентов с паническим расстройством. Однако и в этом случае у таких матерей все равно равновесие между контейнирующей и контролирующей фунцией по отношению к ребенку смещено в пользу контролирующей при недостаточности контей- нирующей функции.

Нередко пациентам с паническим расстройством в совсем раннем детском возрасте отцы кажутся более контейнирующими родительскими фигурами, способными выдержать больше чувств ребенка, чем матери. Однако в несколько более позднем детском возрасте эти пациенты часто теряли такие тесные отношения с отцами. Если обобщить, то наиболее частой, общей для разных пациентов, причиной потери связи с отцом было достаточно резкое разочарование в нем в определенном возрасте (из-за его усиливающейся алкоголизации, или его развода с матерью, или его физической смерти, или из-за его неспособности соответствовать прежнему идеалу после преждевременной смерти матери). Отношения с отцами начиная с более позднего детского возраста могли выглядеть как конфликтные, однако и в этом случае эти отношения были более прямые, позволяющие ребенку если и не всегда открыто выражать, однако свободно переживать самые разные чувства, включая агрессивные, в то время как «мать приходилось беречь», «ей не все скажешь», «нужно было не расстраивать ее, сдерживаться», «злиться на нее неправильно». Нередко при этом пациенты считали «проблемными» отношения с отцом, т. к. в них «больше открытых конфликтов». Однако постепенно в ходе психотерапии они нередко осознавали, что на самом деле наиболее проблемными (с точки зрения формирования установок и внутренних конфликтов, способствующих развитию панического расстройства) являлись отношения с матерью. Нередко матери этих пациентов склонны занимать в семье позицию «жертвы поведения отца», объясняя свои эмоциональные вспышки в отношении ребенка, преобладание контролирующей функции над контейни- рующей «своим стрессом из-за отца». В результате отец (в этих семьях, конечно, обычно объективно дающий повод для недовольства и обид ребенка) оказывался «козлом отпущения», «громоотводом», в сторону которого отводилась еще и вся агрессия ребенка к матери, затеняя амбивалентность в отношениях с ней. У пациентов с паническим расстройством, которых лечил автор, вообще часто отмечалось очень поляризованное отношение к родителям, когда один из них идеализировался, а другой обесценивался. И здесь даже эдипальный конфликт сильно подпитывался пре- эдипальными мотивами идеализации-обесценивания, расщепления объекта привязанности на абсолютно плохой и абсолютно хороший объект и проекцией этих частичных объектов на разные родительские фигуры [4, 8].

Пациенты выносят из взаимоотношений со своими матерями правило «других людей не надо грузить своими эмоциями, проблемами и трудностями», которое они распространяют на отношения со знакомыми и друзьями. В результате в окружении этих пациентов оказываются «друзья и знакомые», которые нагружают пациентов контейнирующей функцией по отношению к себе и мало готовы выполнять эту функцию по отношению к ним.

Строя любовные отношения, эти пациенты нередко начинают выступать в отношениях со своими партнерами в той же роли, в которой выступали их матери по отношению к ним. Т. е., строя зависимые отношения с партнерами, ожидая от них поддержки, проявления материнской контей- нирующей функции в отношении себя и своих переживаний, они в то же время протестуют внутри против «излишнего контроля, подчинения, ограничения свободы» со стороны партнера, пытаясь контролировать отношения и своего партнера, пытаясь доминировать в отношениях. Противоречивость установок, пропитывающая такие отношения, не осознается, так же как не осознавалась и противоречивость в установках матерей по отношению к ним в детстве. Однако из-за этих противоречий во взаимоотношениях у пациентов внутри накапливается много злости на партнеров («из-за излишнего контроля», «из-за недостатка свободы в отношениях»). В то же время, эта злость сильно подавляется из-за привычного страха в случае открытого выражения агрессии потерять расположение партнера, от которого чувствуется сильная зависимость в отношении получения эмоциональной поддержки (или надежды на ее получение), так же как в детстве подавлялась злость в отношении матери из-за страха ее потерять. В моменты нарастания ярости, при актуальном конфликте или воспоминании о нем, у пациента обычно и возникает «паническая атака» - фактически страх потерять контроль над собственной яростью в отношении объекта, от которого чувствуется зависимость. При этом роль, проецируемая пациентом на другого, в проигрываемом паттерне этих ранних отношений с матерью периодически меняется: то пациент проецирует на другого образ своей матери, а то - образ своего детского Я. В последнем случае пациент проявляет к этим вторичным объектам те же чувства, установки, поведение, которые когда-то мать проявляла по отношению к нему. При этом если эти поведение, установки, чувства, включающие раздражение, злость, желание отстраниться, проявляются по отношению к ребенку (чаще у женщин), то это активирует у пациентки внутренний конфликт идентификации/контридентификации со своей матерью: «Я веду себя с ребенком, как моя мать в детстве вела себя со мной, - какой ужас! Я же всегда хотела быть со своим ребенком не такой, как она, вести себя наоборот!». Когда злость, ярость нарастают до максимума, возникает страх, что потеряется контроль над ними и они выплеснутся на ребенка, что «докажет, что я такая же, как мать», и возникает паническая атака. При том что в начале психотерапии эти пациентки могут описывать отношения с матерями как «хорошие», у них периодически возникают сны, в которых они ругаются или борются со своими матерями. Они идентифицируются со своими матерями и направляют злость на себя как на материнский объект. паническое расстройство тревога конфликт

Интересно, что если у пациентов на фоне частых панических атак развивается агорафобия и они стараются не отходить далеко от дома без сопровождения, то в сопровождающие они часто выбирают именно того человека, на отношениях с которым больше всего и сфокусирован вышеописанный конфликт зависимости/контрзависимости и в отношении которого у пациента и накоплено больше всего подавляемого гнева, будь то мать, партнер, ребенок или мать партнера. И это вполне объяснимо с точки зрения теории объектных отношений: пациент атакует внутри репрезентацию материнского объекта и пациенту постоянно нужно подтверждение, что в результате этих внутренних атак внешний материнский объект (или его заменитель) не уничтожен [4]. Самый лучший способ в этом убедиться, это если этот объект все время находится рядом. Однако нахождение внешнего заменителя этого объекта рядом все время усугубляет этот внутренний конфликт и поддерживает паническое расстройство и агорафобию.

В отношении таких пациентов к назначаемым лекарствам отражаются типичные паттерны, прослеживаемые и во взаимоотношениях, устанавливаемых ими с другими людьми, в особенности с их близкими. Эти пациенты обычно настойчиво просят о помощи, требуют «назначить какое- нибудь лекарство» и в то же время потом нередко не выполняют рекомендации по приему лекарств, вообще неохотно их принимают, не склонны придерживаться рекомендованных доз, высказывают опасения «зависимости от них».

Отмечая в этой статье роль подавленных агрессивных переживаний в возникновении панических атак, автор не имел в виду, что подавление только исключительно агрессивных импульсов приводит к возникновению панических атак. Определенную роль в возникновении конкретных панических атак может играть и подавление сексуального возбуждения, возникшего в «неподходящей ситуации» (для Супер-Эго) и страх утратить над ним контроль.

Когда мы говорим о накоплении сильных агрессивных чувств у этих пациентов, помимо других факторов (в частности, возможности появления у этих пациентов в значимых отношениях более сильных, чем у более психологически здоровых индивидуумов, агрессивных чувств за счет использования частью этих пациентов вместе с более зрелыми защитами незрелых защит, в частности расщепления с разделением на «абсолютно хороший» и «абсолютно плохой объект» [4, 8]), нам нужно учитывать то, что понятие «сильное чувство» в субъективном опыте человека относительно. Оно определяется шириной диапазона интенсивности чувств, которые человек способен перенести и осознанно переживать без подавления и без немедленной прямой разрядки в действие. Представляется, что этот диапазон у пациентов с паническим расстройством изначально более узкий, чем в среднем (из-за недостаточной способности контейнировать, выдерживать собственные чувства как аспект интернализованных ранних отношений с материнским объектом [1, 4, 8]). Но этот дефект, возможно, долго остается в компенсированном состоянии. До тех пор, пока конфликт зависимости/контрзависимости, активизирующийся в значимых отношениях и повторяющий паттерны ранних взаимоотношений с материнским объектом, не приводит к накоплению у пациента агрессивных чувств, к срыву этой компенсации и возникновению панического расстройства.

Таким образом, ключевое нарушение, имеющееся у этих пациентов еще до появления симптоматики и приводящее впоследствии к развитию панического расстройства и поддерживающее его, - это нарушение у пациента контейнирующей функции по отношению к своим эмоциональным переживаниям. И это является аспектом интернализованных ранних объектных отношений с материнским объектом. И когда в последующей жизни, в контексте развивающегося внутреннего конфликта зависимости/контрзависимости в значимых отношениях, повторяющих паттерны ранних взаимоотношений с материнским объектом, особенно вокруг сепарации, у пациента накапливается агрессия, проявляется это раннее нарушение его способности контейнировать свое эмоциональное возбуждение. Перед пациентом встает альтернатива: либо с помощью жесткого контроля подавить чувства - либо выплеснуть эти чувства (в частности, агрессивные) в действиях. Но при этом этим пациентам недостает более психологически здорового и социально приемлемого выбора - переживать эти чувства, оставаться с ними и, переводя их в слова, говорить о них.

Литература

1. Бион У.Р. Научение через опыт переживания. - М. : Когито-Центр, 2008. - 128 с.

2. Воробьева О.В. Диагностика и терапия панических расстройств // Эффективная фармакотерапия. - Неврология и психиатрия. - 2010. - № 1. - С. 3035.

3. Фрейд З. Торможение, симптом и тревога // Собр. соч.: в 10 т. - Т. 6. Истерия и страх. - М. : Фирма СТД, 2006. - С. 227-308.

4. Хиншелвуд Р. Словарь кляйнианского психоанализа. - М. : Когито- Центр, 2007. - 566 с.

5. Boszormenyi-Nagy I., Spark G.M. Invisible Loyalties. - London and New York : Routledge, 2014. - 432 p.

6. Busch F.N., Milrod B.L., Singer M.B., Aronson A.C. Manual of Panic- Focused Psychodynamic Psychotherapy - extended Range. - New York: Routledge, 2012. - 232 p.

7. Fairbairn W.R.D. Synopsis of an Object-Relations Theory of the Personality // International journal of Psychoanalysis. - 1963. - N 44. - Р. 224-225.

8. Kernberg O. Structural derivatives of object relations // Essential papers on object relations / Ed. P.J. Buckley. New York : New York University Press. - 1986. P. 309-342.

9. Shear M.K., Cooper A.M, Klerman G.L et al. A psychodynamic model of panic disorder // American Journal of Psychiatry. - 1993. - Vol. 150, N 6. - P. 859866. doi: 10.1176/ajp. 150.6.859

10. Vuksic-Mihaljevic Z., Mandic N., et al. A current psychodynamic understanding of panic disorder // Psychology and Psychotherapy: Theory, Research and Practice. - 1998. - Vol. 71, N 1. - P. 27-45.

References

1. Bion U.R. Nauchenie cherez opyt perezhivaniya [Learning from experience]. Moskva, 2008. 128 p. (In Russ.)

2. Vorob'eva O.V. Diagnostika i terapiya panicheskikh rasstroistv [Diagnostic and therapy of panic disorder]. Effektivnaya farmakoterapiya. Nevrologiya i Psikhiatriya [Effective pharmacotherapy. Neurology and Psychiatry]. 2010, №1. Pp. 30-35. (In Russ.)

3. Freid Z. Tormozhenie, simptom i trevoga [Inhibitions, Symptoms, and Anxiety]. Sobranie sochinenii v 10 t. T. 6. Isteriya i strakh. [Collected Works in 10 vol. Vol. 6. Hysteria and Angst]. Moskva, 2006. Pp. 227-308. (In Russ.)

4. Khinshelvud R. Slovar' klyainianskogo psikhoanaliza [A Dictionary of Kleinian Thought]. Moskva, 2007. 566 p. (In Russ.)

5. Boszormenyi-Nagy I., Spark G.M. Invisible Loyalties. London and New York, 2014. 432 p.

6. Busch F.N., Milrod B.L., Singer M.B., Aronson A.C. Manual of Panic- Focused Psychodynamic Psychotherapy - extended Range. New York, 2012. 232 p.

7. Fairbairn W.R.D. Synopsis of an Object-Relations Theory of the Personality. International journal of Psychoanalysis. 1963. N 44. P. 224-225.

8. Kernberg O. Structural derivatives of object relations. Essential papers on object relations / Ed.: P.J. Buckley. New York, 1986. P. 309-342.

9. Shear M.K., Cooper A.M, Klerman G.L [et al.] A psychodynamic model of panic disorder. American Journal of Psychiatry. 1993. Vol. 150, N 6. P. 859-866. doi: 10.1176/ajp.150.6.859.

10. Vuksic-Mihaljevic Z., Mandic N., et al. A current psychodynamic understanding of panic disorder. Psychology and Psychotherapy: Theory, Research and Practice. 1998. Vol. 71, N 1. P. 27-45.

Размещено на Allbest.ru