Былички и детские страшилки как жанры фольклорной мифологической прозы

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

«Общество не может познать себя, не познав закономерностей своего детства, и оно не может понять мир детства, не зная истории и особенностей взрослой культуры», - говорит И.С. Кон, советский психолог и философ. Это утверждение во многом доказывает хорошо известное нам положение, что мир взрослого и ребенка тесно связан друг с другом. В том числе связаны взрослый и детский фольклор.

Хоть эти два явления и имеют много различий, но в то же время нельзя не сказать и об общих чертах, а самое главное - о преемственности и смежности жанров.

Всем известно, что детская культура во многом формируется и вырастает под влиянием культуры взрослой. Это заметно и в поведении детей в повседневной жизни, и это особенно видно во многих жанрах детского творчества, где они пытаются проигрывать, имитировать фольклор взрослых.

На материале двух распространенных мифологических прозаических жанров - былички и детской страшилки, а также такого специфического жанрового образования в детской традиции, как магически-игровые «вызывания» демонологических персонажей, нам хотелось бы разобраться, где же те объединяющие черты, позволяющие нам утверждать, что детский фольклор многое черпал именно из взрослого фольклора. Почему, говоря о преемственности детской страшилки, мы подчеркиваем и ее особую специфику и отличия от былички. И в чем заключаются особенности этих двух таких разных и таких похожих жанров фольклора.

Целью моей выпускной квалификационной работы является анализ быличек и детских страшилок, в которых можно выделить не только специфичные особенности жанров взрослого и детского фольклора, но и, возможно, найти общие черты, подтверждающие факт преемственности и влияния одного жанра на другой.

Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд частных задач:

1. Рассмотреть особенности детской страшилки и былички.

2. Выявить общие черты и различия в функциях этих жанров, их хронотопе и системе образов.

3. Выделить основные образы, которые встречаются в мифологических рассказах взрослых и детей.

4. Выявить и попытаться систематизировать проявления и причины диффузии исследуемых жанров.

Актуальность и новизна работы. Выбранная мною тема недостаточно изучена. Работ, специально посвященных сопоставительному анализу быличек и детских страшилок, а также магически-игровых «вызываний», немного, но и в существующих работах по данной теме недостаточно подробно исследуются интересующие нас аспекты.

В первой главе мы попытались найти общие и специфичные черты двух жанров фольклора. Во второй главе мы уделили внимание переходу образов и мотивов и былички во взрослую страшилку. В третьей главе нами описаны основные образы быличек, встречающиеся в детских магически-игровых «вызываниях» и рассказах о них.

Объектом исследования в данной работе являются былички и детские страшилки русского народа.

Предметом исследования в работе стало общее, особенное, черты преемственности и проявления диффузии в двух исследуемых жанрах.

Материалом для исследования послужили опубликованные тексты быличек и детских страшилок, записанные в разных регионах России и почерпнутые из авторитетных научных сборников ХХ века. Кроме того, источником послужили полевые материалы, записанные в 2014 г. в фольклорной экспедиции по русским селам Чувашской Республики, в частности тексты быличек, записанные лично нами и другими студентами. Таким образом, в научный оборот впервые вводятся неопубликованные (архивные) фольклорные материалы.

Теоретико-методологической основой исследования стали работы фольклористов и этнографов: Т.В. Зуевой, Б.П. Кирдана, М.П. Чередниковой, О.Н. Гречиной, М.В. Осориной, Э.В. Померанцевой и др.

Структура выпускной квалификационной работы такова. Работа состоит из трех глав. Первая глава посвящена основным характеристикам детской страшилки и былички. Она в свою очередь состоит из параграфов, в которых по нескольким параметрам сопоставляются эти два жанра фольклора. Во второй главе рассматриваются особенности диффузии текстов. В третьей главе разбираются особенности детских магически-игровых «вызываний» и персонажи, пришедшие в них из быличек.

1. От демонологических рассказов взрослых (быличек) к детским страшилкам

1.1 Функции жанров. Проблемы веры-неверия и страха

Быличка и детская страшилка - два жанра фольклора, которые базируются на рассказе о таинственном, неординарном, непознанном явлении или событии, о котором хочется рассказать другим.

Быличка по сравнению с детской страшилкой - это более изученный и описанный жанр. Лишь в 1981 году О.Н. Гречина и М.В. Осорина описали жанр детской страшной истории и опубликовали восемь текстов. Авторы ввели понятие «страшилки».

Быличка как один из основных жанров фольклора повествует о контакте героя из реального мира со своим антагонистом, где или антагонист попадает в реальный мир, или герой попадает в «антимир» [15].

Уже из названия «быличка» понятна установка этого жанра на реальность, на правдивость событий, которые произошли с рассказчиком или с иным героем, о котором повествует рассказчик. В быличке дана явная установка на веру. И слушающие и рассказывающий верят в реальность описываемых событий. Часто в таких рассказах фигурируют мертвецы, духи, демонологические персонажи [31]. Действие быличек разворачивается в мире повседневности, обыденности, чаще всего это местность, в которой живет рассказчик или соседствующая с ней территория.

«Моя тётка в соседнем доме жила в деревне. Однажды пришла домой с работы и с потолка ей полилась вода прямо на голову…»; «Соседка моя рассказывала. Лежу, говорит, ночью и слышу - на потолке кто-то мочится, а сюда протекает. Она заговорила молитвы на него и чувствует - что-то холодное на неё как бахнулось. А утром встала, глянула - синяк на половине лица. Это домовой был»; «Роддом тогда был в нашем селе и состоял из трех комнат. В первой комнате лежали роженицы, а в двух других жила кушерка с мужиком»[1, с. 134- 208].

«Вот у нас был заведующий, а он вел около суры, ходил на ферму тьмой. И вот тут одна колдунья была - мать с дочерью, жили на три улицы. Она по ночам ходила. В 12 часов вот она ходит. Придет ко двору, постоит - дальше пошла. Утром она ходит, он идет на работу. Это примерно в 5 часов на работу. Он был заведующим. И к ней сравняться - куда бы ее ударить - а он ее видит. Руки отнялись… И ноги отнялись. И сделался недвижимым - вот эта колдунья» (Зап. от Наумова Константина Михайловича, 1932 г.р., с. Нечаевка Алатырского р-на Чувашской Республики. Соб.: Енбекова Дарья, Бронзова Екатерина, 2014 г.) [10].

Так, в большинстве случаев информант, рассказывая быличку, сообщает собирателю историю, произошедшую с кем-то из знакомых.

«Дедушка мой, с коим я живу, жили они в лесу, у него отец лесник был. И там еще был, значит, лесник. И вот он стал от жены, к другой ходил. И вот, значит, это и, видимо, бросил. И вот она, значит, его сделала. А чего уж она делала, я не знаю чего. Вот он начал беситься, да-да-да, он то есть не понимал, всё бьет, всех кряду никого не признает, да. Мы, говорит, его связали веревкой и на лошадь положили и повезли, вот где село было - я не знаю, сказывалось. Повезли его. Старичок был, подъезжам, да: “Дедушка, вот мы привезли вот связанный у нас, вот как чего”. - “Развязывайте”. - “Да чего развязывать, он нас не перебьет сейчас”. - “Развязывайте его, развязывайте, не бойтесь”. Развязали, он пошел в избу, в избу пошел, выходит какой был, такой всё. Всё. Вот какие люди были» (Зап. от Умниковой Зинаиды Ивановны, 1932 г.р., с. Уваровка Алатырского р-на Чувашской Республики. Соб.: Енбекова Дарья, Бронзова Екатерина, 2014 г.) [10].

Действие почти всегда приближено к слушателям, они знают, о ком идет речь, где находится то или иное место, обозначенное в быличке. Обилие деталей, фактов подтверждает то положение, что в быличку верят.

Часто былички начинаются со слов: «у нас тут…; у меня была подруга…; у нас на поселке…..; мне рассказывали….».

Это и есть близость к рассказчику и слушателям, свойственная быличке как жанру фольклора, в отличие, например, от сказки, в которой слова «в некотором царстве….» встречаются гораздо чаще, нежели вышеперечисленные.

Сказка упоминается здесь не случайно, так как, по мнению исследовательниц жанра детской страшилки О. Гречиной и М. Осориной, введших этот термин в научный оборот, «в страшилке сливаются традиции волшебной сказки с актуальными проблемами реальной жизни ребёнка».

В отличие от быличек, страшилка - это детский жанр фольклора.

Страшилки испытывали на себе влияние нескольких жанров фольклора, самое значительное оказывали на них сказки и демонологические рассказы. Из демонологических рассказов в страшилку пришли многие потусторонние персонажи, некоторые сюжеты.

Фольклорист и литературовед С.М. Лойтер отмечает, что, испытывая влияние волшебной сказки, страшилки детей приобрели четкую и однотипную структуру сюжета. Заложенная в нем заданность (предупреждение либо запрет - нарушение - воздаяние) позволяют определить ее как «дидактическую структуру».

Если достоверность быличек не вызывает у слушающего и рассказывающего сомнений, то вера в правдивость рассказываемой истории в страшилке зависит от возраста рассказчика и слушателя.

По мнению фольклориста М.П. Чередниковой, включенность ребенка в практику рассказывания страшилок зависит от его психологического созревания.

Дети в 5 лет чаще всего относятся очень серьезно к таким историям, они чаще всего выступают в роли слушателей, тогда как их старшие товарищи, обладающие большим жизненным опытом, передают им свои знания.

Позднее, примерно с 8 до 11 лет, дети с удовольствием рассказывают страшные истории.

В старшем возрасте (11-14 лет), рассказываемая страшилка становится объектом пародии, воспринимается она большинством детей уже не всерьез.

Сюжеты страшилок взрослому человеку кажутся смешными, нелепыми, надуманными, для юных слушателей - это истинные жизненные ситуации, произошедшие в данной реальности.

М.В. Осорина выразила мнение о том, что страшилки предназначены для того, «чтобы вызвать переживание страха, которое в заведомо защищенной и безопасной ситуации доставляет своеобразное наслаждение, приводит к эмоциональному катарсису». Получается, что ребенок, слушая и рассказывая страшилку, испытывает страх, но при этом он преодолевает его [13].

Быличка чаще всего выполняет утилитарно-практическую функцию, а также информативную, сочетающуюся с развлекательной (эстетической) функцией. Этот жанр фольклора можно услышать на «посиделках» в местном кругу, былички рассказывают людям, которые желают услышать что-то интересное, необычное. Иногда целью изложения таких историй служит предупреждение, наставление. Люди дают друг другу практические советы, как вести себя при встрече с мифологическим существом. Например, рассказ о домовом, наказывающем нерадивого хозяина, звучит как предупреждение.

Приведем пример былички о домовом: «Одной женщине приснился сон. Ей снился домовой, который ее душит. Она у него спрашивает: «К худу или к добру?». Ей отвечает протяжный голос, как дуновение ветра: «К худу». Через 2 дня у нее умирает сын» [11].

Или, например, история о покойнике, который наказывает живого человека за то, что тот сильно плачет по нему. Женщина (информант) говорит собирателю об этом, предупреждая его, что так лучше не поступать, чтобы не привлечь беду. Приведем пример их диалога:

БММ: Вот, покойник-то. Стало быть так, вот. А мы всё не верим, девчонки. Или, вот, сейчас это. И, вот, это рассказывали. Потом мой-то, вот, мужик, два часа ночи - зимой, это, морозно было, месяц, но светло было, тихо. Вот, 2 часа он говорит - что-то спать не хочу, пойду дрова колоть. Вот, у этой вот двери, там, были у нас дрова, и, вот, он там колол. Я, говорит, колю - тихо, ни ветра, ничего нет, и вдруг, вот с этой стороны, вот, где кладбище летит красная головня и хвост - искры.

Соб.: О-о-о.

БММ: Я слышу, у меня шапка поднимается, поднимается, поднимается. И сюды, и топор бросил и убег. Ага. Это он мне пришел, рассказывает. Ага. Вот так. Чего-то все-таки есть, девчонки.

Соб.: А кому-то навредил этот шар?

БММ: А кто знает, он летит <к тому,> кто плачет об нем. Навредит - он убьет. Ну, как же. Вот. Если будешь плакать, надо молиться, а плакать нельзя. Он может убить (Зап. от Белянкиной Мари Михайловны, 1932 г.р., с. Иваньково- Ленино Алатырского р-на Чувашской Республики. Соб.: Енбекова Дарья, Бронзова Екатерина, 2014 г.) [10].

История о домовом, который предсказывает будущее, может быть и средством получения информации. Можно смоделировать ситуацию: одна женщина рассказала другой, что, спросив домового о будущем, можно узнать свою судьбу. Функции былички более разнообразны и во многом зависят от ситуаций, в которых их рассказывают, и от целей, которые преследуют рассказывающие и слушающие.

Приведём еще одну быличку о домовом: «Мы сидим иногда. Глядим, стучит кто-то. Открываем: «Кто?» «Нет никого!» - голос отвечает. Только перестанет, посидим, посидим, он опять стучит. Кто? «Это я, домовой». Я говорю: «Лезь в печку головой! Там пышки-лепёшки, потрескаем с тобой». Вот так мы с ним» [22].

Данная история рассказана явно не для устрашения и запугивания слушающих, скорее наоборот, такой историей и остроумным ответом хозяйки дома можно поднять настроение, развеселить людей. Поэтому говорить о страхе как основной эмоции после прослушивания быличек не приходится. Многие истории, связанные с потусторонним миром, могут вызвать это чувство, но в отличие от страшилок - это не основная их цель.

Опираясь на вышесказанное, можно сделать вывод о том, что быличка у людей вызывает большее доверие, чем страшилка. Рассказчику редко приходится убеждать кого-либо в правдивости истории. Вера в детскую страшилку зависит от возраста слушающего: чем старше человек - тем больше он подвергает сомнению услышанные истории. Так, например, взрослый человек детской страшилке не поверит, напротив, она вызовет у него смех. Такую реакцию можно увидеть и у старших подростков, слушающих подобные рассказы.

Страшилка нужна рассказчику и слушателю главным образом для того, чтобы совместно испытать чувство страха, пережить его. Быличка же может стать для слушающего инструкцией к действию в какой-либо неординарной ситуации, она может просто удовлетворить человеческий интерес к какому-либо знанию из области сверхъестественного, а может и помочь поддержать разговор, который не несет в себе никакой другой функции, кроме развлекательной.

1.2 Позиция рассказчика в быличке и страшилке

Особенности былички и детской страшилки как речевых жанров определяются коммуникативной ситуацией и позицией рассказчика.

Для существования такого жанра фольклора, как быличка, очень важны условия, огромное значение имеет ситуация, в которой эти истории рассказываются.

Информант и собиратель - это привычная для фольклористов ситуация, но чаще всего заведомо искусственная. Первой это заметила В.Н. Харузина (русский и советский ученый-этнограф) еще в 1929 г. - «бережный исследователь и тонкий знаток народной словесности, впервые обратила внимание на то разрушение фольклорного текста, которое происходит при исполнении его “на заказ” - когда фольклорист производит запись не в естественной обстановке (в определенное время и в своем кругу), а в обстановке случайной и не соответствующей данному рассказу. Время и текст оказываются прочно связанными... То, о чем можно говорить вечером, не подходит для утра; то, о чем повествуется в течение одного календарного периода, неуместно для другого» [22].

Довольно редки случаи, когда фольклорист имеет возможность погрузиться в среду, остаться незамеченным.

Рассказчик же в наши дни при общении с фольклористом как бы отрешается от истории, очень часто указывает на неубедительность и маловероятность того случая, о котором идет речь. «Преж колдуны да знахари были», - начинает один из рассказчиков историю о колдовстве. Другой так мотивирует сообщаемую им быличку: «Прежде больше чудилось. Народ был православный, сатана-то и сомущал» [30, с. 1-10].

Важно помнить, что одна из основных задач былички - доказать, убедить, подтвердить то или иное верование. Рассказчик былички всегда либо сообщает о случае, который он пережил сам, либо ссылается на человека, от которого он слышал это.

«Эту историю рассказал мне мой дедушка. Много лет назад работал он на ферме и возвращался домой поздно ночью. Путь был долгий, даже на коне; а ехать приходилось через поле. Та ночь была звёздной и лунной, и дорога хорошо просматривалась. Вот ехал, он ехал, вдруг лошадь насторожилась и остановилась, а сама смотрит влево, глаз не сводит. Посмотрел дедушка влево и видит: скачет белый конь, а на нём девушка вся в белых одеждах. Не стал он дожидаться, когда кони поравняются, развернул коня и галопом прочь от незнакомки помчался» [1, с. 310].

«У нас когда-то отец рассказывал. Мы, говорит, побегали, женихи были с братом, пошли в баню в 12 часов ночи мыться, разделись, моемся. Из ведра мылись. Вот, говорит, кто-то спускает, брякает. Мы, говорит, остановились - все равно бренчит. То ли под полком сказал, то ли где, не знаю. Остановились, не моемся, дужку придавили - все равно бренчит. Ну и вот, пошли за баню - никого, зашли в баню - все равно бренчит. Мы, говорит, живо это, голову намылили, смыли и убежали из бани» [1, с. 279].

«Русалку на речке даже видела. На море. У неё лицо, как человечье, бледное, а хвост, как у рыбы. Волосы длинные, русые, по самое некуда. Это я была в Воронеже, на море видела»[1, ст.250].

Побуждает же рассказчика говорить то, что он является владельцем, носителем важной информации, которой необходимо поделиться, так как она достойна внимания и удивления. В естественной, обыденной среде быличка рассказывается в рамках диалога. Быличка всегда оценивается другими слушателями, которые могут продолжить диалоговую нить, прервать ее. Рассказчики, участники беседы доверяют друг другу. Конечно, иногда можно заметить некое неравенство людей в ходе диалога. Это обуславливается тем, что один из них владеет большей информацией, выступая в роли «знатока», другой же - занимает позицию спрашивающего. Здесь речь, конечно, идет о «классической» ситуации рассказывания.

В.П. Зиновьев отмечал: «В отличие, например, от сказок, былички исполняются многими из присутствующих, при этом рассказываются по очереди... Циклы строятся из произведений на одну тему» [22].

Поэтому рассказчик былички в такой традиции ее бытования не один. Другое дело, если информант сообщает быличку собирателю. Здесь носителем информации выступает один человек.

Собеседники «классической» традиции могут относиться к разным возрастным, половым, социальным группам. Здесь предполагается равенство иного рода - равенство людей, умеющих рассказывать и слушать былички.

Многие фольклористы отмечают ситуацию, когда они как собиратели оставались в «тени» при участии в беседе двух информантов, у которых возникал диалог. Информанты как будто забывали о присутствии третьего лица.

Традиционные былички могли рассказываться, как мы уже говорили, и взрослыми и детьми. Но дети в роли рассказчика выступают реже. Они упрощают, редуцируют услышанное. Взрослые могут пугать детей различными персонажами из быличек, чтобы подкрепить систему запретов. Сами дети очень редко рассказывают друг другу былички. Другое дело - страшилки, которые являются потаенным жанром именно детского фольклора.

Страшилки можно услышать в компании детей разного возраста. Такие истории ведутся дома, в шалашах, секретных местах, больницах. Ситуация, а точнее ее антураж, очень важен для бытования детской страшилки.

Российский психолог М.В. Осорина приводит такой пример: «Дети села Бар-Слобода Ульяновской области несколько раз за лето ходят всей компанией на кладбище, чтобы рассказывать там страшные истории. Маленькие и слабонервные отсеиваются по дороге. Участие в таком предприятии - одновременно и испытание храбрости, и приобщение к тайнам детского сообщества, и доказательство взрослости перед лицом младших» [29].

Рассказчиков страшилок попыталась классифицировать Т.В. Зуева, которая учитывала в своих работах возраст детей. Она показала, что в зависимости от возраста меняется отношение к ирреальному миру. Поэтому позиции рассказчиков тоже меняются. Дети младшего возраста чаще всего являются слушателями, но и они могут выступать в роли рассказчика. Они могут воспроизводить страшилку, услышанную ранее, добавляя от себя что-то новое в силу забывчивости, несовершенного умения пересказывать информацию. Дети старшего возраста в роли рассказчика уже могут добавлять в свою историю новые выдуманные ими факты, преследуя при этом разнообразные цели. Поскольку главная цель - испытать чувство страха, более взрослый рассказчик может усиливать эффект от истории за счет нагнетания некоторых фактов, эмоциональных пауз и даже телесного контакта, такого как неожиданный хлопок, удар, щипок и прочее. Здесь может прослеживаться некоторое неравенство детей- рассказчиков. Ребенок должен обладать умением, даром рассказывать страшные истории. Вот почему многие дети, которые отстают от других в спортивных играх, учебе и другом, стремятся проявить себя в рассказывании страшилок. Они создают в такой атмосфере для себя ситуацию успеха.

В коммуникативной ситуации при рассказывании былички люди чаще всего находятся в ситуации «равенства». Рассказчик детских страшилок чаще всего - лидер, при этом не обязательно всегда, может только в данной конкретной коммуникативной ситуации.

Главное отличие рассказчиков этих двух жанров фольклора - детская страшилка рассказывается только детьми, в то время как быличка может быть изложена люди разных возрастных групп.

1.3 Художественное время и пространство быличек и страшилок

Разнообразие сюжетов детских страшилок по сравнению с множеством сюжетных линий быличек невелико. Поэтому и поле художественного пространства и времени детской страшилки более узко.

Традиционно действие быличек происходит там, где обитает или появляется демонологический персонаж. Всем известно, что есть мифологические персонажи, которые обитают внутри или близь человеческого жилья, например банник, домовой, кикимора, овинник. Действия быличек с этим персонажами чаще всего происходит возле дома, в доме, бане и т.д.

«Каждое лето мы ездили к деду в деревню. И как-то приехали очень поздно вечером. Попросили деда истопить баню, искупаться с дороги. На что он ответил, что ночью нельзя, потому что банщику это не понравится. Но мы его не послушали, сами дров нарубили, воды нанесли. И только мы устроились, как с печи на пол полетели тазы с водой. Мы не придали этому значения. Но когда муж положить дров решил, то не нашел их на месте. Тут-то мы испугались и выбежали. Дед был очень рассержен и говорил, что теперь придется уговаривать банника, замаливать его подарками. Больше я в баню ни ногой» [1, с. 279].

Есть духи и демоны, живущие вне дома. Например, леший - лесной дух, соответственно действие историй о нем чаще всего разворачивается в лесу.

«Он (сын) вместе с отцом пошел в лес. На привале сын остался у костра, а отец пошел за дровами. Отца не было 3 часа. Сын решил искать его и нашел в 150 метрах от места привала. По словам отца, тот не мог найти дорогу к месту стоянки. По следам выяснилось, что отец бродил кругами около места привала» [1, с. 270].

Если человек встречается с водяным, то фигурировать в рассказе будет пространство возле водоемов, мельниц.

«Однажды мужчина пошел в лес за ягодами. Он долго бродил по лесу и наткнулся на протекающую здесь речку. Подойдя поближе, он увидел сидящего на берегу старика, одетого во все белое и с длинной седой бородой. Старик поманил его пальцем, мужчина, сам не понимая почему, вдруг стал подходить к нему, будто какая-то сила толкала его вперед. Потом он почувствовал, что падает в воду. Когда он выбрался на берег, то седого старика уже не было, а на том месте, где он сидел, была мокрая трава и лежала тина» [1, с. 265-266].

«В деревне Дмитриевка, близ Красной церкви, находилась мельница. Туда из соседних деревень приезжали мужики молоть зерно. Однажды собрались мужики из соседнего села (Никольское-на-Еманче) на мельницу молоть зерно. Приехали, помололи муки. Погода стояла жаркая, и они решили искупаться в пруду, который находился рядом с мельницей и церковью. Подходя к пруду, они услышали страшный тяжелый вздох, похожий на стон: “О-о-о-х. Подошло время, а обреченного нет”. Этот стон доносился из воды. Когда мужики посмотрели на часы. Было ровно 12 дня. Вдруг раздался топот. Это скакал пастух, который пас неподалеку стадо коров. Мужики решили: “Вот и обреченный”. Пастух слез с коня и бежит к пруду, но мужики его остановили, рассказали, что слышали странный вздох. Тогда пастух решил, что в воду не пойдет, а обмоется водой на берегу. И только водой он полил на себя, как тут же упал замертво. И из пруда донеслось: “Наконец-то!” Из за этой истории мужики вернулись домой седы» [1, с. 264-265].

Ведьму в быличках можно повстречать и в деревне, и дома, и на кладбище. «Один дедушка рассказал один случай, который с ним произошёл около 40 лет назад. Шёл он домой с армии. До дома оставалось недалеко: надо было перейти лишь огород. Тут он почувствовал, что его ноги как бы спутало. Он, весь в поту, пробовал преодолеть расстояние до дома, но не смог. Ноги как бы отяжелели. Тогда он прочитал молитву «Живые помощи». Тут же от его ног покатился клубок, из которого выскочила чёрная кошка и убежала. Старику, тогда ещё молодому солдату, сразу же стало легко. Случай этот произошёл летом, поздним вечером» [1, с. 63].

Или, например:

«Эта самая Маня-Маруся… она ходила… Леся-Хреся ее звали. Эту старуху- то звали. У нас в бане еще она мылась. Это вот самая колдунья - ничего, никого не приколдовала, ничто. Разок гусей я выгоняла - гусей я держала. Я открыла ворота, раньше ворота - сейчас калитка. А это ворота были. А гусей десятка полтора было. Я выгоняю гусей, открыла ворота и, она идет, эта самая старуха. Она к соседке-то. Я их пугнула - они и разошлись около дома-то. Взошла никакая». Так описывает информант встречу с колдуньей возле собственного дома (Зап. от Умниковой Зинаиды Ивановны, 1932 г.р., с. Уваровка Алатырского р-на Чувашской Республики. Соб.: Енбекова Дарья, Бронзова Екатерина, 2014 г.) [10].

Чаще всего художественное пространство былички напрямую зависит от места обитания мифологических персонажей.

Есть в быличках сюжеты, которые сложно прикрепить к определенному ареалу обитания, так как и лешего, и водяного люди могли встречать в деревне, у себя в доме и т.д. Здесь уже стоит задаваться вопросом о цели посещения того или иного существа. Так, леший вполне может прийти повеселиться на свадьбу к мужику, а водяной будет ждать возле дома, чтобы забрать обещанного ему младенца.

Другое дело - художественное время. Действие в быличках происходит, как правило, в опасное для человека, то есть ночное, вечернее время. Будь то встреча с духами леса или с хозяином дома.

«Я видел рижника. Пошел раз поздно вечером портянки мыть, а он перебегал в гумнах - лохматый пес, черный…»; «Домовой, да, на хозяина похож, появляется только ночью»; «Святочницы появляются в Рождественскую ночь, живут в неосвещенных избах, загадывают загадки, могут унести с собой человека, не отгадавшего загадку».

Духи умерших тоже приходят по ночам. «У нас одну хоронили в туфлях. Она каждую ночь снится. «Мама, зачем вы меня в туфлях!» Мне так же. И много у нас вот так. Один тоже утоп. А его в туфлях хотели. Он ей не дал покою: «Мам, вот тут старуха одна умерла, отнесите ей, передайте тапки». И так она просила их, передавала тапки».

Пространство в быличках можно выделить, опираясь на указатели сюжетов. Например, в «Указателе сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах», составленном С.Г. Айвазян под руководством Э.В. Померанцевой, выделяются следующие разделы: былички о духах природы; о домашних духах; о черте, змее, проклятых.

Соответственно можно вести речь о природном, домашнем и смешанном локусах.

Активно используется фольклористами и классификация Е.С. Ефимовой.

Здесь пространство подразделяется на реальный и ирреальный мир.

1) «находясь в “чужом” пространстве, в “антимире”, оказывать влияние на реальный мир, проявлять себя различными действиями и звуками; при этом антагонист остается невидимым для героя, так как они находятся в разных пространствах»;

2) «проникать в реальное пространство, но не в своем истинном облике, а в виде человека, животного или предмета»;

3) «может появляться в реальном мире, проявляя все черты “антимира”; в этом случае быличка строится на описании различных функций антагониста, проявляемых в реальном мире (наиболее редкий комплекс мотивов)» [15].

Что касается художественного пространства и времени в детских страшилках, то они весьма ограничены и обусловлены уже детской психологией.

Мы знаем, что оппозиция «чужой/свой» имеет большое значение в жизни ребенка. И люди, и пространство, и вещи проходят через эту призму. Детская страшилка является отражением страхов ребенка. В страшилках социальное пространство специально закрывается. Ребенок ограждается от опасного чужого мира, закрывает окна, двери, чтобы не проникли «агрессоры» (дяденьки, бандиты, цыганки; вампиры, мертвецы; одушевленные предметы). События разворачиваются часто на «его» территории.

М.Н. Мельников отмечает возможность раздвижения физического пространства с помощью трагического развития действия. «…Путь следования: дом - дорога, кладбище, дом - игрище, дом, дом - подземный ход и т.п.». К «опасным» местам можно отнести магазины, рынки, танцплощадки (дискотеки), рестораны. Упоминание данных топосов объяснимо: ребенок боится потеряться или провалиться в колодец (яму, траншею, люк). С ними нередко связываются мотивы перехода в иное пространство.

М.В. Осорина выделяла несколько мотивов страшилок. В первом из них темные силы проникают в дом, на территорию ребенка. Второй связан с нарушением запрета. В этих историях ребенок может покинуть пространство дома, а может и в нем нарушить запрет. Третий, изобилующий сказочными мотивами и приметами разбойничьих притонов, бочек с кровью, изрубленных «на пирожки» тел, строится на похищении детей. Четвертый предполагает некую кражу у мертвеца - золотой ноги, глаза, печени. Два последних тесно связаны с внешним, «чужим» пространством.

Если действия разворачиваются в доме, что бывает чаще всего, то силам зла нужно проникнуть в защищенное пространство. Обычно это происходит, когда родители покидают дом или засыпают. В пространство дома зло может проникнуть через люки, незапертые двери, темные пятна на полу.

«В одной семье мать умерла. Отец женился на другой женщине, а она ведьма. И вот решила убить падчерицу. И вот в один день передают по радио:

- Закрывайте окна и двери, по улице идут черные грабли.

А у девочки радио было выключено, и она не услышала. А потом она услышала грохот, а черные грабли уже на крыльце. Девочка спряталась на печку. Черные грабли зашли в дом и стали искать девочку, а потом нашли ее и убили» [3, с. 356].

В таких страшилках зачастую параллельно существует еще одно пространство, откуда появляются злодеи и куда они уносят жертву. Чаще всего оно находится в самой квартире: тайный подвал, шкаф, дыра за картиной, реже - могила.

Стоит обратить внимание и на такую частую и повторяющуюся деталь сюжета, как поиск укрытия/убежища в тесном или узком пространстве. Так, ребенок прячется под стол, в ванную, в шкаф. Такое замкнутое место дает определенное чувство защищенности, надежности. Но пространство может и не помочь.

«Мать послала девочку за мясорубкой. Вот несет она мясорубку, а скелет на дороге стоит и говорит: «Дай потрусь об мясорубку, не то убью». Она дала. А он ей еще сказал, чтобы она никому об этом не говорила. Дома мать прокрутила через мясорубку мясо и дала кошке. Кошка сдохла. Мать спросила “Почему так?”. Дочь ей говорит, что скелет об мясорубку потерся. Раз спят они. Слышат - по радио объявление: “Внимание! К вашему дому приближается скелет”. Девочка испугалась, спряталась в шифоньер. Скелет зашел и убил её» [3, с. 357].

Действие детских страшилок обычно происходит ночью, когда ребенок оказывается беззащитным перед демонической силой. Здесь важную роль играют детские страхи и боязнь темноты ребенком в целом.

Художественное пространство быличек и детских страшилок заметно отличается друг от друга. Конечно, можно встретить быличку о мертвеце, где действие будет разворачиваться на кладбище, а также можно встретить детскую страшилку о разбойниках, которых ребенок встречает на кладбище, так как он отлучился из дома, нарушив запрет.

Но чаще всего именно пространство дома фигурирует в страшилке.

Быличка же дает волю человеческой фантазии в выборе мест и пространств.

Сходство есть во времени развертывания событий. Ночь - время опасное и страшное, именно в этот час можно повстречать мертвецов, кикимор и быть съеденным черным пятном.

1.4 Система образов быличек и детских страшилок

Систему образов персонажей в быличке хорошо можно проследить в указателе сюжетов. Их разделы и подразделы выделяются по мифологическим персонажам. Так, в указателе сюжетов, составленном С.Г. Айвазян под руководством Э.В. Померанцевой, выделяются былички о духах природы, домашних духах, о черте и змее. Соответственно можно увидеть здесь основных действующих персонажей [15].

В быличке участвует герой и антагонист. Герой может перенестись в «антимир» или антагонист может посетить мир реальный.

Существует огромный пласт быличек, когда антагонист оказывается в реальном мире, он всячески старается проявить себя. Домовой скребётся в дверь, стучит на полках, бьет посуду. При этом антагонист остается невидимым.

«Ещё до войны, когда моя мама жила в деревне, домовой выгонял ее мужа из дома. Он гремел вёдрами, смеялся, душил. Потом мужа забрали на войну, и он пропал без вести под Сталинградом. После этого домовой больше нас не беспокоил» [1, с. 149].

«У нас когда-то отец рассказывал. Мы, говорит, побегали, женихи были с братом, пошли в баню в 12 часов ночи мыться, разделись, моемся. Из ведра мылись. Вот, говорит, кто-то спускает, брякает. Мы, говорит, остановились - все равно бренчит. То ли под полком сказал, то ли где, не знаю. Остановились, не моемся, дужку придавили - все равно бренчит. Ну и вот, пошли за баню - никого, зашли в баню - все равно бренчит. Мы, говорит, живо это, голову намылили, смыли и убежали из бани» [1, с. 279].

Многие антагонисты обладают способностью к оборотничеству. В этом случае, они чаще всего проникают в мир людей не в своих обличиях. Облик может изменяться в нескольких условных направлениях: персонаж принимает антропоморфный облик или зооморфный. Так, у домового, банника, лешего антропоморфный облик является ключевым и наиболее частотным. Поэтому в быличках этих персонажей мы видим именно в таком обличии.

«Эту историю о домовом мне рассказала моя мама. Однажды к ней в гости пришла ее подруга. Они долго сидели и разговаривали. Когда тетя Таня собралась уходить, они с мамой вышли в коридор, чтобы она оделась. А в одном углу коридора они увидели мужичка небольшого роста. Только моя мама увидела его беленьким, чистеньким, опрятным, с расчесанными волосами, и он ей говорил: “К добру, к добру”. А мамина подруга увидела его грязным, неопрятным, лохматым и с бородой, а ей он говорил: “К худу, к худу”. Через некоторое время у тети Тани умирает отец, а у нас в семье было радостное событие - свадьба» [1, с. 144].

«Под свадьбу невеста с подружками ходила на кладбищу к умершему отцу или матери. А из угла как выскочит свинья да давай бежать за ними. Отбивались, отбивались. Постучались в дверь дома. А свинья бегает вокруг. Только потом поняли, что это ведьма. А та давай хрюкать» [1, с. 20].

Причина изменений связна с похожими желаниями заманить, увести, обмануть человека. Поэтому леший принимает облик знакомого и ведет в лес, чтобы посмеяться над человеком.

Среди зооморфных обличий стоит выделить образ свиньи, собаки и кошки. Превращения в этих животных совершают все демонологические персонажи, но какие-то принимают тот или иной облик чаще, какие-то - реже. Причины же, по которым эти облики являются доминирующими, свести к общему знаменателю не удалось. Так как каждый персонаж, выбирая внешность одного из этих животных, руководствуется своими целями. Ведьма в обличье кошки доит корову, домовой оповещает, предсказывает, леший же просто гуляет по деревне, заскакивая в питейные заведения.

Наиболее редким считается образ персонажа, где он проявляет черты «антимира».

Сам портрет антагониста (демонологического существа) дается очень своеобразно. Чаще всего он не определен, во главу угла ставится один какой-либо признак. Рассказчик не называет того, кто ему встретился, он упоминает только, что кто-то захохотал, загремел, застучал, мелькнул над рекой, прикоснулся к нему лохматой шерстистой лапой, захлопал в ладоши и т.д. Слушатели догадывались, о ком идет речь, они знали о существовании и лешего, и банника, и домового, поэтому им не требовалось подробного описания. Безусловно, важную роль играл и запрет на упоминание демонологического персонажа по имени [6].

Однако встречаются былички, в которых присутствует детализированный зрительный образ, например, лешего высотой с дерево, в белой рубахе, или русалки с зелеными волосами, лохматого домового, маленьких, как дети, но шерстистых чертенят.

Сам же герой былички почти всегда остается «за кадром». Указывается имя, иногда возрастные и половые отличия. Подробно не даются детали портрета, если в этом нет необходимости. Изредка указывается, что «чёрт потянул за длинную белую косу» или «водяной стал тащить за рубаху».

«Возвращаясь домой поздно вечером, дед Иван услышал шорох веток и листвы….»; «Бабушка Маша и ее подруги, когда были маленькими, играли в хворосте в куклы….»; «Я ночью проснулся. Лет пятнадцать мне было…»; «Было мне лет 13…» [1].

Быличка перестает быть быличкой, когда в нее добавляются излишние детали, она превращается в бывалищину, а иногда и в сказку.

Стоит сказать, что те персонажи, которые чаще всего вступают в контакт с человеком, те, которые больше похожи по своим привычкам, пристрастиям на человека, в несказочной прозе лучше и подробнее описаны [30].

В детских страшилках события происходят по воле существ, чаще всего явлений или предметов, которые обладают сверхъестественными способностями.

Персонажей страшилки можно разделить на несколько групп.

Наравне с одушевленными образами ведьм, мачех, злодеев, стариков, людоедов фигурируют и предметы быта, интерьера, детские вещи и т.д: пятна, перчатки, торшеры, куклы. С.М. Лойтер выделяет «существ-маргиналий», которые являются олицетворением детских страхов: зубы, мясо, глаза, руки.

И те и другие наносят одинаковый вред герою. Причем их действия особо не мотивированы. Если всё же причина прослеживается, то чаще всего это желание утолить голод или желание обогатиться, ограбить и т.д.

Поскольку фантазия ребенка, особенно в младшем возрасте, очень активна, многие элементы начинают оживать: они передвигаются, говорят, убивают, наносят вред имуществу.

«Однажды мама с дочкой пошли в магазин покупать банты. Мама купила девочке несколько красных и большой белый бант. Она сказала: “Не надевай белый бант без меня!” А сама ушла на работу. Девочка вышла погулять и всем показывала красные банты.

– А есть у тебя еще банты? - спросили подружки.

– Да, есть,- сказала девочка - у меня есть еще белый бант, - и она пошла домой за бантом. Девочка забыла, что мама ей говорила, и надела бант. Но внезапно бант развязался, обвился вокруг шеи девочки и задушил ее!».

Появление подобных «существ» нельзя считать случайным, так как ребенку свойственно одушевлять окружающий его мир. С.М. Лойтер указывает: «две особенности детской психологии - готовность к всеобщей персонализации и игровая воспроизводящая фантазия - объясняют механизм рождения демонологических персонажей, детского мифотворчества».

Абсолютно все демонологические персонажи страшилок хотят нанести вред человеку.

О.Н. Гречина и М.В. Осорина выделяют следующие группы персонажей, соответствующие функциям, о которых писал еще В.Я. Пропп: пострадавшие, вредители или агрессоры, добрые помощники, которые предупреждают о возможном несчастье.

Образов в детской страшилке очень много, но отсутствует развёрнутая характеристика действующих лиц.

В «страшных историях» также находят отражение впечатления от увиденных фильмов (обычно триллеров) и мультфильмов (появляются образы крокодила Гены, Чебурашки, Карлсона, Винни Пуха).

«Жила Белоснежка, она была красивой, красиво одевалась. Один раз родители ушли на работу, а ее с братом оставили. Вдруг кто-то стучит в дверь. Открыла Белоснежка, а там стоит молодой человек и говорит: “Я хочу на тебе жениться”. Засмеялась Белоснежка, вышла за него замуж. А это был сын Бабы Яги, который отравил её потом. Потом убил и её брата. А Баба Яга позадушила родителей их» [3, с. 361].

Условно можно разделить персонажей в страшилке на героя, членов семьи и вредителя. Члены семь очень часто пассивны в страшилках, как правило, они не замечают, что происходит в доме, так мать не видит, что всех ее детей по ночам крадут, пока не остается только один малыш.

Ребенок-рассказчик чаще всего ассоциирует себя с героем, если история будет иметь положительный финал. С тем, кто сопротивляется злу, вступает с ним в поединок, вызывает полицию.

Вредители: бандиты, пираты, грабители, предметы, реже - колдуны. Есть пласт детских страшилок, в которых под личиной злодея скрываются собственные родители.

Наряду с этим может встретиться и чудесный помощник - милиционер, который в нужный момент придет на помощь.

«Однажды одна семья переехала на новую квартиру. Там они заметили на стене черное пятно. Они вызвали маляров и спросили: “Почему тут пятно?” Маляры сказали: “Мы красили, красили, его никак не закрасить!” Жильцы повесили на это место ковер и поставили детскую кроватку. Наступила ночь. Родители положили младенца в кроватку и заснули. В полночь из пятна протянулись черные руки, схватили бабушку и унесли. На следующую ночь черные руки унесли дедушку, на третью ночь - отца, потом - ребенка. Мать увидела, что никого не осталось, и подследила за этими руками. Потом пошла и заявила в милицию. Пришла милиция. Вместо маленького черного пятна оказалась перед ними уже черная дверь. Они вошли в эту дверь и увидели комнату. Там сидели бандиты. Милиция убила их, вошла во вторую комнату и увидела мертвых людей. Вдруг все люди ожили, потому что убили бандитов. Все стали жить по-прежнему, только не стало черного пятна» [29].

В детской страшилке и быличке не дается детального, подробного описания действующих лиц.

Чаще всего рассказчик указывает одну особенность, которая является значимой для понимания сюжета и текста в целом. Помощники, которые встречаются в детских страшилках как одни из персонажей, для быличек не свойственны.

2. Жанровая диффузия текстов: «страшилки-былички»

В 1920-1930 годы рассказывание быличек детям было распространенным явлением и в сельской и в городской жизни. Но эта традиция со временем была прервана. Страшные рассказы стали достоянием детского фольклора, а привычные сюжеты наполнялись реалиями современного мира, городского быта [37].

Т.В. Зуева и Б.П. Кирдан в своем учебном пособии, разбирая детский фольклор, особенности его развития и содержания, указывали на то, что огромную роль оказывали на него изменяющиеся общественные условия. Во второй половине ХХ века многие дети стали городскими жителями, но в их психическом развитии осталась потребность в эмоционально сильных переживаниях волшебного, необъяснимого, чудесного. Чувство страха может породить эти ощущения. В деревнях, как мы уже говорили, дети удовлетворяли эту потребность, слушая рассказы взрослых, сказки, легенды, былички. Но со временем возникла потребность в своих страшных историях.

Вхождение ребенка в культуру во многом определяется фольклорной традицией. Поведение взрослых, истории, которые они рассказывают, по-своему трансформируются в сознании ребёнка.

Фольклористы отмечают, что детские страшилки стали предметом изучения в 1960-х годах. Это дает им повод считать, что это время начала массового бытования жанра.

В страшных историях трансформированы или типологически проявились признаки мифа и многих фольклорных жанров: заговора, волшебной сказки, животного эпоса, былички, анекдота. В них также обнаруживаются следы литературных жанров: фантастического и детективного рассказа, очерка. Наше внимание будет сосредоточено на заимствованиях из быличек в тексте страшилок.

Многие образы, традиционные для этого жанра фольклора, перешли в детскую страшилку.

Система образов детских страшилок распадается на три группы: главный герой, его помощники и противники. Именно образы последних связывают быличку и детскую страшилку [1].

С.М. Лойтер выделяет в своей классификации персонажей, которые «генетически восходят к мифологическим рассказам взрослых и традиционным жанрам фольклора». К ним относятся сюжеты, в которых как раз фигурируют ведьмы, покойники, приведения, черти, колдуны, духи. Многие из них объединяют детский фольклор с взрослым.

Так, о встречах с покойником любят рассказывать и взрослые и дети.

Много во взрослом фольклоре можно услышать рассказов о мертвецах. К покойнику взрослые относятся как к персонажу знающему, владеющему тайной, сокрытой от других информацией.

«А эту историю мне рассказала подруга. Умерла молодая девушка, а позже её матери снится сон. Во сне она видит свою дочь, которая просила передать ей туфли: “Я ведь такая молодая, танцевать очень хочется, а в тапочках нехорошо...”. Дочь также сказала, чтобы мать вышла на шоссе, там будут ехать две большие машины, туфли нужно было передать шоферу. Купив туфли, женщина побежала к указанному месту и была поражена. Ехали две машины, все, как и сказала дочь. Остановив одну из них, она не знала, с чего начать разговор, ведь шофер мог подумать, что женщина не в себе. Но поговорить нужно было. Мороз побежал по коже, когда она услышала, что они везут из Чечни гробы с погибшими солдатами. Мужчины взяли туфли и сказали, что обязательно дочь получит их…» [1, с. 212- 213].

В быличках покойник приходит с целью предупредить, забрать, вернуть или получить своё. Он может быть предвестником чего-то плохого, опасного.

«Снилось мне однажды, когда мать умерла, что сижу я, картошку перебираю. А мать бежит, бежит с кладбища и ко мне подсаживается. А я не допускала её до работы, - она болела постоянно. А это она села и картошку мне бросает: “Вот Ваня (а это наш сосед), ему осталось 18 дней”. Это она мне во сне говорит. И встала она, повернулась и обратно на кладбище побежала. Вот почему бы мне не спросить у неё, как тебе там, на том свете? Я проснулась, вскочила, так мне страшно стало! И вот, верите или нет, через 18 дней сосед умер»[1, с. 219- 220].

В то же время можно проследить некое уважение к мертвецу, как существу из ирреального мира, люди всегда стараются выполнить его просьбу, сделать так, как он велит.

«У меня была подруга, у которой умер сын от воспаления лёгких. Ему было 12 лет. Мы жили на одной улице. И вот она однажды, вся бледная, прибегает ко мне и говорит, что сегодня во сне видела Серёжу (так звали её покойного сына). Он жаловался ей, что ему очень холодно и он просит, чтобы она передала ему тёплые вещи, но не давала денег, т.к. ему они здесь не нужны. Тогда она пошла, купила новый костюм, ботинки, шапку и закопала рядом с могилой эти вещи. На следующую ночь он приходил к ней во сне и благодарил её, сказав, что ему теперь тепло и хорошо...» [1, с. 213].

В детских страшилках покойник всегда жаждет совершить убийство. Этот персонаж однозначно плохой, пугающий, от него добра дети никогда не ждут. Детские страхи смерти трансформируются в такой образ, наделяя его лишь отрицательными качествами и не давая ему никаких иных функций, кроме запугивания, убийства.

«Когда стемнело, из могил начали вылезать мертвецы. Люди были с палками, но мертвецам ничего не было, они брали людей и ели их мясо…» [7].

Покойника в быличке можно встретить и дома, и на улице, он может присниться главному герою, может привидеться. В детском сознании образ покойника напрямую связан с кладбищем. Поэтому наиболее частый случай - это встреча с мертвецом на кладбище. Для создания большего эффекта образ мертвеца, перешедший из былички в детскую страшилку, расширяется, дополняется. В рассказах детей появляется не один мертвец, а целая группа.

«Однажды мальчик пошел на кладбище, на могилу к бабушке. Было уже поздно. Когда стемнело, из могил начали вылезать мертвецы…»; «Один мужчина- вдовец очень часто ездил на могилу своей жены. Однажды зимой он пошел на могилу жены. Было уже темно. И вдруг из соседних могил начали подниматься белые тени. Эти тени были мертвецами…»; «И когда стало уже темнеть, она увидела, что вот эти люди, которые сидели там, они начинают потихоньку превращаться в скелетов…» [9].

Покойник в быличке может быть знакомым, родственником, другом, реже - незнакомцем.

«У одного старика умерла жена. Схоронил он ее, а через некоторое время видит ее во сне. Стоит она перед ним и говорит: “Не надоело тебе на этой земле жить, мучиться!?»; «Невеста видела во сне мать своего жениха, которая умерла до этого. Мать пришла и забрала кольцо… После этого жениха убило током. Свадьба у них была во время поста…»; «Соседка видела, как к нашему дому на сером коне подъехал военный человек. Это мой отец, мамин муж, приехал за ней. К тому времени он умер (убит на фронте)…» [1].

Образ мертвеца, переходя из рассказов взрослых в детский фольклор, не ограничивается родственными рамками. Мертвец - чужой человек, который вызывает чувство страха у ребенка.

Ведьма - еще один персонаж фольклора, который действует в мифологической прозе и взрослых и детей. Но функционирует этот образ в разных жанрах фольклора по-разному. Ведьма в детской страшилке убивает, душит, похищает. Можно сказать, что, по сравнению с ведьмой из быличек, здесь образ более простой. В быличках ведьма «ведает», знает. Это носитель сокрытой информации, женщина, которая умеет наговаривать, «портить» людей. В детской страшилке ведьма напоминает маньяка-убийцу, который по необоснованным причинам совершает преступление.

В быличках ведьма чаще всего вредит домашним животным, она может нанести порчу, может обернуться змеёй, кошкой, но убивает она редко. Вредит она на заказ, из мести, личной жажды наживы и обогащения.

В детских страшилках ведьма часто съедает людей, используя при этом изощренные методы и способы приготовления.

«Он узнал, что эта женщина - черная ведьма. В пещере он увидел мясорубку и котлеты. Это были котлеты из девочки и её мамы...».

...