Русская церковная история первой трети XVII в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Начиная с последней четверти ХХ в., среди представителей научного сообщества отмечается устойчивый рост интереса к истории русской церкви и, в частности, к таким ее выдающимся деятелям, как архимандрит Дионисий (Зобниновский). Будучи настоятелем Троице-Сергиевой лавры в течение почти двадцатилетнего периода, он проявил себя как инициатор и вдохновитель многих архитектурно-строительных мероприятий, а также как выдающийся публицист, сыгравший серьезную роль в деле объединения Первого и Второго ополчений. Весьма плодотворны были и принятые архимандритом меры по восстановлению экономического благосостояния монастыря, значительно пошатнувшегося в годы Смуты: Дионисию удалось вернуть во владения Троице-Сергиевой лавры многих крестьян, которые покинули свои наделы, и подтвердить многочисленные права и привилегии, полученные монастырем от прежних русских правителей. Кроме того, троицкий архимандрит внес большой вклад в развитие книжного дела: занявшись по поручению царя Михаила Федоровича исправлением Требника и ряда других богослужебных книг, Дионисий вместе со своими помощниками смог выправить и существенно расширить их тексты.

Актуальность исследования обусловлена растущим интересом к истории церкви, который наблюдается как среди членов научного сообщества, так и у широкой читательской аудитории. Кроме того, несмотря на существенный вклад архимандрита Дионисия в отечественную историю, единственное крупное исследование, посвященное его жизни и деятельности, вышло в свет еще в 1890 г. и требует дополнений и уточнений в связи с открытиями более позднего времени.

Новизна исследования состоит в том, что, несмотря на большое количество работ, посвященных деятельности архимандрита Дионисия, многие аспекты его биографии остаются освещенными в недостаточной мере. Кроме того, в историографии XX - начала XXI в. не имеется ни одной обобщающей работы, посвященной этому историческому деятелю. В ряде случаев приходится говорить о недостаточной изученности даже ключевых аспектов деятельности архимандрита Троице-Сергиевой лавры. В частности, до сих пор не представляется возможным в полной мере оценить степень успешности мер, принятых Дионисием по восстановлению здоровья пострадавших во время осады монастыря: данные, которые позволяют об этом судить, обнаружены лишь в Житии архимандрита, однако они неполны и очень приблизительны.

Новизна данного исследования обусловлена также и тем, что анализ рукописных источников из Главного собрания библиотеки Троице-Сергиевой лавры (РГБ) позволил внести незначительные уточнения. В частности, Р.Г. Скрынников писал, что архимандрит Дионисий задумал возродить разработанные Максимом Греком принципы исправления богослужебных книг, получив в ноябре 1616 г. от царя Михаила Федоровича распоряжение выполнить правку Требника. Между тем в Главном собрании библиотеки Троице-Сергиевой лавры хранится рукописный Канонник (РГБ. Ф. 304.I. № 283), который к моменту появления царской грамоты уже был выправлен старцем Арсением Глухим по распоряжению и при непосредственном содействии троицкого архимандрита. Анализ данного источника показывает, что церковнославянский перевод 8-й песни канона на Рождество Христово подвергся правке в полном соответствии с теми коррективами, которые Максим Грек предложил и прокомментировал в своем «Слове отвещательне о книжном исправлении». Наличие на полях рукописи ссылки на сочинение афонского старца вкупе со словами Иоанна Наседки о том, что до Дионисия труды Максима Грека были основательно забыты «в дому Сергия Чудотворца» (это свидетельство не вызывает возражений у целого ряда современных исследователей, среди которых - уже упомянутый Р.Г. Скрынников).

Степень изученности темы. Деятельность архимандрита Дионисия обращает на себя внимание историков на протяжении более чем двух столетий. Наиболее значимые работы дореволюционного периода появились во второй половине XIX в., после публикации многочисленных источников, позволяющих осветить как весь жизненный путь архимандрита (к таким источникам следует отнести его Житие, выдержавшее в 1808-1855 гг. шесть изданий), так и отдельные его этапы. Среди упомянутых работ - труды архиепископа Филарета (Гумилевского), П.С. Казанского, С.М. Соловьева, Н.А. Костомарова, Е.Е. Голубинского. Особое место в литературе дореволюционного периода занимает работа Д.И. Скворцова «Дионисий Зобниновский, архимандрит Троицкого-Сергиева монастыря (ныне Лавры)». Если предыдущие исследователи рассматривали, как правило, какое-либо одно направление деятельности Дионисия или отдельные факты его биографии, то монографию Скворцова отличает фундаментальный характер, а обращение к огромной источниковой базе позволило описать жизнь троицкого архимандрита и его историческую деятельность с максимально возможной для конца XIX в. полнотой. В свою очередь, XX век и начало XXI века ознаменовались выходом в свет множества публикаций, рассматривающих отдельные аспекты деятельности или мировоззрения архимандрита Дионисия. Среди названных публикаций - многочисленные статьи О.А. Белобровой, помещенная в 15-м томе «Православной энциклопедии» статья Б.Н. Флори, отдельные работы Р.Г. Скрынникова и В.Н. Козлякова.

Цель работы: проследить основные достижения архимандрита Дионисия (Зобниновского) в административно-хозяйственной деятельности, в деятельности, связанной с поддержкой Первого и Второго ополчений, а также в деле исправления богослужебных книг; соотнести их с достижениями его современников и предшественников.

Задачи:

- охарактеризовать основные направления административно- хозяйственной деятельности архимандрита Дионисия;

- дать оценку деятельности архимандрита Дионисия (Зобниновского), направленной на восстановление благосостояния Троице-Сергиевой лавры;

- дать оценку деятельности архимандрита Дионисия (Зобниновского), направленной на поддержку Первого и Второго ополчений;

- охарактеризовать вклад архимандрита Дионисия (Зобниновского) в историю российского книжного дела;

- суммировать основные достижения архимандрита Дионисия (Зобниновского).

Объект исследования: русская церковная история первой трети XVII

Предмет исследования: анализ основных проблем общественной и духовной жизни России начала XVII в., а также их понимания и осмысления архимандритом Дионисием (Зобниновским).

Практическая значимость. Материалы и выводы данного исследования могут быть использованы как в научно-исследовательской работе по русской церковной истории первой трети XVII в., так и при разработке специальных курсов и семинарских занятий в высших учебных заведениях.

Хронологические рамки: 1610-1633 гг. Более ранний период рассматривается в обзорном порядке с целью характеристики развития книжного дела к началу указанного временного отрезка.

Методология исследования. При написании исследования автор придерживался системного подхода, который позволяет рассмотреть по отдельности и в совокупности все значимые факты деятельности архимандрита Дионисия. Руководствуясь принципом объективности, автор изучил и сопоставил как данные ряда источников, так и точки зрения различных исследователей, на основании чего сделал собственные аргументированные выводы.

Структура. Работа состоит из введения, основной части и заключения. Основная часть делится на три главы. Выводы каждой главы суммируются и обобщаются в заключении.

Глава 1. Административно-хозяйственная деятельность архимандрита Дионисия

1.1 Троице-Сергиев монастырь накануне возведения Дионисия (Зобниновского) в сан архимандрита

12 января 1610 г. войска М.В. Скопина-Шуйского и Я. Делагарди сняли осаду Троице-Сергиева монастыря, которая продолжалась около шестнадцати месяцев. Почти сразу же после этого события Дионисий, ранее находившийся в Москве и являвшийся одним из ближайших сподвижников патриарха Гермогена, был поставлен троицким архимандритом. По данным современных исследователей, это произошло в феврале 1610 года, тогда как некоторые дореволюционные историки относили названное событие к более позднему времени (в частности, Н.И. Костомаров писал, что Дионисий был возведен в сан только «в июле, за несколько недель до падения Шуйского»). Новому архимандриту предстояло приступить к решению важных административно-хозяйственных вопросов.

Уже в первые месяцы осады возникла острая нехватка продовольствия. В частности, чернец Симеон писал Авраамию Палицыну после 26 ноября 1608 г.: «Да одноконечно бы тебе пожаловать, бити челом государю и нужи наши объявити: что было ржи и ячменю, и все то роздали месечником, и теснота, государь, у нас великая хлебная и дровяная, и з гладу, государь, и с нужи черные люди помирают, и по дрова, государь, ныне пяди воры выехати не дадут». Не ранее июня следующего года троицкие старцы отправили В.И. Шуйскому отписку, которая позволяет более подробно охарактеризовать ситуацию, сложившуюся в монастыре в период осады. Авторы документа полностью подтверждают слова чернеца Симеона о «тесноте хлебной и дровяной» и указывают, что к лету 1609 г. положение практически не изменилось: «От келей кровли, и задние сени, и чюланы сожжены, а ныне жжем житницы». Ухудшалась и ситуация с продовольствием: по данным того же источника, меню насельников монастыря в описываемый период состояло всего из трех блюд: щей, рыбы и каши, к которым уже не подавались никакие «прибавки». Точно такую же пищу готовили и «болным всяким людем». «И квасу, Государь, простого на братью в трапезу перестали делати, за дровы, не чем солоду ростить и воды взогревати; а по кельям квасу с погреба, с Чюдотворцовой памяти, не дают, за солодом же, что солоду тогды ж не стало, и в трапезу, Государь, на братью, за квасу место, носят воду», - сетовали старцы. При этом в монастырских закромах еще оставался небольшой излишек овса, «да тем не прокормитьца, потому что молоти и толчи негде».

Приведенные слова троицких старцев довольно красноречиво описывают положение в монастыре, однако их нельзя рассматривать в отрыве от стрелецкой жалобы, полученной В.И. Шуйским незадолго до отписки, которая, в свою очередь, является попыткой опровергнуть выдвинутые стрельцами обвинения. Как указано в тексте самой отписки, челобитчики утверждали, что их кормят «пушным хлебом», из которого вырезан весь мякиш, «а раненым де и болным потешенья нет, и в запрос питья и ествы не дают, и им в том великая нужа», тогда как насельники монастыря распивают мед и пиво. Таким образом, жалоба стрельцов характеризует некоторые стороны монастырского быта совсем иначе, нежели отписка троицких старцев. Однако, несмотря на необъективность в оценке отдельных аспектов рассматриваемого вопроса, обе стороны сходятся в главном: острая нехватка продовольствия, возникшая уже в первые месяцы осады, к лету 1609 г. сделалась еще более ощутимой.

В конце 1608 - начале 1609 г. к тяготам насельников монастыря присоединилась эпидемия цинги. Палицын относит ее начало к 17 ноября 1608 г., однако эта датировка вызывает сомнения: сам Авраамий в это время находился в Москве, а цитированное выше письмо чернеца Симеона упоминаний об эпидемии не содержит. Вместе с тем достоверно известно, что, по свидетельству другого очевидца - Ксении Годуновой, к концу марта 1609 г. болезнь уносила за сутки «человек по двадцати и по тридцати и болши». Эти же данные приводит и Палицын, добавляя: «Потом по пятидесяти и по сту умираху во един день». Лишь в июле эпидемия пошла на спад (датируемая этим месяцем отписка старца Гурия Шишкина сообщает, что за сутки уходило из жизни «человек по 15 и по 20»), а ее конец, по данным келаря Троице-Сергиевой лавры, совпал с 19 октября 1609 г., когда в осажденный монастырь прибыл отряд под командованием Д.В. Жеребцова, один из воевод М.В. Скопина-Шуйского. Всего же за этот период скончалось 297 монахов, успевших принять постриг до осады, свыше 500 новопостриженных иноков, а также большое количество «слуг, и служебников, и стрелцов, и казаков, и пушкарей, и затинщиков, и Галичан, и датошных и служилых людей», которых по свидетельству Авраамия Палицына насчитывалось 2 125. Троицкий келарь не указывает количества людей, находившихся в монастыре изначально, однако Е.Е. Голубинский установил, что оно «приблизительно должно быть полагаемо в 2 400 человек или несколько менее». Важно отметить, что в обоих случаях учитывались только те, кто был способен принимать участие в обороне монастыря.

Кроме того, по данным жития и ряда других источников, и в монастыре, и в его окрестностях после снятия осады находилось большое количество оставшихся без крова, больных и раненых: «Инии мнозии испечены быша, а с иных власы с глав содраны, а у иных ремение из хребтов вырезывано, у иных на крест руки и ноги обсечены, а у иных чрева прожжены камением разженным». Положение пострадавших усугублялось разбойными нападениями казаков.

Далее, во время военных действий интервенты и их союзники похитили из Троице-Сергиевой лавры большое количество золотых и серебряных изделий, осквернили или разрушили ряд церквей, привели в негодность многие предметы обихода. «Во святых Божиих церквах кони затворяху и псов во олтарех церковных питаху, - сообщает Авраамий Палицын на страницах своего «Сказания». - Освященныя же ризы не токмо на потребу свою раздираху, но и на обущу преторгаху и драгыми багры на плещу носимых священных иереев афедроны покрываху». По данным того же источника, которые не встречают возражений у исследователей, понесла большой убыток и монастырская казна: за 1598-1610 гг. троицкие власти выплатили правителям страны 65 655 руб. Как уточняет Палицын, Лжедмитрий I «взят ис казны чюдотворца 30 000 рублев. <…> Потом же царь Василей Ивановичь Шуйской, и той взят изо обители первее 18 355 рублев, второе же взят у келаря старца Авраамиа Палицына во осад на Москве 1 000 рублев, паки же третие взят на Москве же во осад 900 рублев». Таким образом, в 1605-1610 гг. монастырская казна оскудела на 50 255 руб., тогда как за 1598-1605 гг. из нее было взято лишь 15 400 руб.

Таким образом, в 1610 г. перед архимандритом Дионисием встал целый ряд административно-хозяйственных проблем, которые требовали немедленного решения. Все меры, предпринятые в связи с их решением, можно условно объединить в две группы: меры по восстановлению экономического благосостояния монастыря и меры по преодолению последствий Смуты, не связанных с экономикой.

1.2 Меры по восстановлению экономического благосостояния монастыря

Восстановление экономического благосостояния Троице-Сергиевой лавры зависело от решения сразу нескольких проблем. Одна из них заключалась в том, что февралю 1610 г. стабильность монастырского землевладения заметно пошатнулась: вотчина была разорена, а ее население сократилось наполовину. Кроме того, приобрело массовый характер бегство крестьян: только за 1605-1607 гг. монастырь покинуло 64% от общего числа всех беглых, учтенных в сквозных книгах. При этом 52% крестьян, скрывшихся из владений Троице-Сергиева монастыря, ушли на земли детей боярских, которые, нуждаясь в рабочей силе, особенно активно заманивали к себе беглецов.

Ощутимым подспорьем в этих ситуациях стало постановление Земского собора Первого ополчения, который 30 июня 1611 г. запретил раздачу принадлежавших церквям и монастырям земель, а те, которые уже были розданы, постановил вернуть в пользование прежних владельцев. Отдельные попытки улучшить положение предпринимались и Авраамием Палицыным: так, во время поездки с московским посольством под Смоленск, состоявшейся в 1610 г., он сумел добиться от короля Сигизмунда новых пожалований. Однако все эти меры оказались недостаточными, о чем троицкие власти во главе с архимандритом Дионисием сообщили Михаилу Федоровичу уже в первые месяцы его правления.

В ответ на просьбы челобитчиков 15 февраля 1615 г. была выдана грамота о возвращении во владения монастыря всех крестьян, которые либо «выбежали», либо были вывезены оттуда насильно после 1 сентября 1606 г. Это решение необходимо признать очень важным: по данным, приведенным Б.Н. Флорей, к моменту окончания Смуты крестьяне составляли не более 10% от общего населения владений24. В результате предпринятых усилий к началу 1616 г. значительное количество крестьян вернулось на свои прежние места, однако в дальнейшем розыск уже не велся, так как 10 марта 1615 г. Михаил Федорович ограничил срок сыска началом следующего года. Это решение было вызвано жалобами дворян и детей боярских, которые заявляли, что розыск проводился с грубыми нарушениями, и во владениях монастыря оказалось много крестьян, изначально ему не принадлежавших. Данный прецедент представляет особый интерес, так как, по данным И.Л. Андреева, в первой половине XVII в. правительство, как правило, неохотно шло навстречу дворянским челобитчикам, оставляя многие их просьбы без удовлетворения.

Большим подспорьем было и признание новой властью прав и привилегий, полученных от прежних русских правителей. 20 мая 1613 г. появилась жалованная грамота, подтвердившая право монастыря не платить подписных и печатных пошлин. 19 августа по ходатайству Дионисия и Авраамия Палицына было подтверждено разрешение на сбор пошлин при продаже лошадей на «конской площадке» в Москве в пользу монастыря. Как указывали троицкие власти в своей челобитной, ранее «в монастырь шло с шерсти по две денги, а на площадке де в книги писали Троицкого Сергиева монастыря служки и те книги приносили на Троицкое подворье за продавцовыми руками помесячно». Однако после «московского разорения» это правило перестало соблюдаться: «Почали на Конской Площадке писати книги Конюшенного Приказу подьячие, и та де их Троицкая пошлина не сходится». Узнав об этом, Михаил Федорович повелел, чтобы перечисленные права больше не ущемлялись.

В том же месяце получили подтверждение еще две грамоты. Первая, выданная 11 июня 1606 г. Василием Шуйским, закрепляла за монастырем земли, находившиеся в 28 уездах, а также право самостоятельного сбора и самостоятельной передачи в казну налогов с этих земель. Кроме того, этот документ обеспечивал полноту судебно-административной власти монастыря над населением его владений. Вторая грамота была выдана в 1586 г. Федором Иоанновичем и предоставляла монастырю право иметь во владениях губную организацию, подчиненную Разбойному приказу, что также не вызвало возражений у Михаила Федоровича.

3 ноября 1613 г. царь подтвердил еще одну грамоту Федора Иоанновича, согласно которой монастырские суда, отправлявшиеся за солью и рыбой по Волге в Астрахань и обратно, имели право не выплачивать пошлин. 3 ноября 1614 г. получил подтверждение документ, утверждавший за монастырем ряда владений в Свияжском уезде и освобождавшая проживавших в этих местах крестьян от некоторых повинностей, а также - от подсудности светским властям во всех делах, кроме уголовных. Пять дней спустя была подтверждена грамота Бориса Годунова, предоставлявшая Троицкой Георгиевской пустыни (Гороховский уезд) права на пустоши Макарово и Кожино в Закудемском стане. Согласно тому же документу, строителем пустыни назначался Варсонофий, соборный старец Троице- Сергиева монастыря, а после его смерти пустынь должна была перейти в ведение троицкого архимандрита.

Еще одним фактором, способствовавшим росту благосостояния монастыря, стало получение им многочисленных вотчин, что, по словам Д. Скворцова, «было результатом как добровольных вкладов жертвователей, так и заботливости о том властей монастырских». Общее число этих вотчин достаточно велико: если анализировать данные только по Московскому уезду, то можно установить, что в 1611-1629 гг. монастырь получил от частных лиц 11 деревень (Порхино, Переделец Большой, Левоново, Митино, Назарово, Матвейково, Слобода, Кузмино, Заворожная, Тяпелково, Медведево), 3 села (Переделец, Зубцово, Вороново), а также большое количество пашенных земель (не менее 630 четвертей) и других угодий. Кроме того, вскоре после своего вступления на престол Михаил Федорович пожаловал монастырю вотчины в Новгородском и Сольвычегодском уездах, а в 1617 г. велел приписать к Троице-Сергиевой лавре город Радонеж со всеми прилегавшими к нему угодьями.

Владения Троице-Сергиевой лавры расширялись не только за счет получения многочисленных вотчин, но и за счет приписки к ней монастырей. Так, в 1611-1617 гг. в ведении архимандрита Дионисия оказались Никольский Чухченемский (1611-1613), Троице-Махрищский (1615), Успенский Стромынский (1616-1617), Троице-Алатырский (1617), Троице- Авнежский (1617) монастыри. В этот же период к Троице-Сергиевой лавре были приписаны две пустыни: Рождественская Макарьева (1615-1617) и Успенская Хотимская (1616). Всего же, по подсчетам Д. Скворцова, «за время архимандритства преподобного Дионисия приписных монастырей к Троицкому прибавилось 10, а это, конечно, весьма умножило как вотчинные, так и другие владения его».

Вывод исследователя подтверждают и данные по структуре землевладения Троице-Сергиева монастыря, зафиксированные в конце XVI - середине XVII в. В частности, в 1590-х гг. монастырские владения в Московском уезде насчитывали 27 232 четверти земли, из которых 8 810 четвертей (32, 3 %) приходилось на пашню и, соответственно, 18 422 четверти (67, 6 %) - на перелог31. В 1640-х гг. общее количество земель в том же уезде равнялось 25 872 четвертям, что вполне сопоставимо с показателями конца XVI в., однако ситуация с использованием этих территорий складывалась совсем по-иному: пащня занимала 4 739 четвертей (18, 3 %), а перелог - 21 133 четверти (81, 6 %). Таким образом, при архимандрите Дионисии и его первых преемниках - Нектарии (1633-1640) и Адриане (1640-1656) - Троице-Сергиев монастырь смог почти полностью восстановить территориальные потери в Московском уезде, однако количество необработанных земель выросло на 14 %.

Новые территориальные приобретения имели неодинаковое значение для поддержания благосостояния монастыря: если получение вотчин в Сольвычегодском уезде было бесспорной выгодой с экономической точки зрения (активное развитие соляных промыслов еще в XVI в. обратило на этот край внимание светских и церковных землевладельцев), то разоренный в годы Троицкой осады Радонеж, наоборот, требовал больших затрат на благоустройство. Впрочем, приписка к «большой Троице» того или иного монастыря в любом случае была сопряжена с расходами: на это указывает датируемая 1625 г. грамота патриарха Филарета, подробно перечисляющая мероприятия, которые троицким властям предстояло выполнить на территории вновь приписанного Стромынского монастыря. В частности, грамота предписывала заново освятить церкви на территории этого монастыря, огородить его, отремонтировать постройки на его территории, поставить новые кельи и т. д. Логично допустить, что те же самые действия приходилось выполнять и на остальных приобретенных вотчинах. Таким образом, восстановление экономического благосостояния монастыря было тесно связано с еще одним направлением административно-хозяйственной деятельности архимандрита Дионисия: преодолением последствий Смуты, не связанных с экономикой.

1.3 Меры по преодолению последствий Смуты, не связанных с экономикой

Деятельность Дионисия (Зобниновского) по преодолению последствий Смуты, не связанных с экономикой, включала в себя целый комплекс мероприятий, осуществлявшихся на протяжении не одного десятилетия. Как уже отмечалось выше, незадолго до того, как Дионисий был возведен в сан архимандрита, подошла к концу осада Троице-Сергиева монастыря, во время которой разгорелась эпидемия цинги. Поэтому одним из первых шагов нового архимандрита было принятие мер по восстановлению здоровья тех, кто пострадал как от болезни, так и в ходе военных действий.

Несмотря на сопротивление отдельных представителей братии, Дионисию и Авраамию Палицыну удалось добиться увеличения сумм, отпускавшихся из монастырской казны на содержание больных и раненых. Часть этих денег пошла на возведение многочисленных построек, где пострадавшие получали кров и медицинскую помощь: в житии упоминаются

«больницы», «дворы и избы разныя на странноприимство». Размещение в них во многом зависело от имущественного положения: житие специально уточняет, что строились как дома, предназначенные «князем и боярам, и детем их, и людем, и всякой челяди их», так и те, в которых предстояло оказаться «мужеску полу и женску и девическу». Постройки последней категории находились в Служней слободе, где жили так называемые «троицкие слуги» - доверенные чиновники, управлявшие монастырскими вотчинами или выполнявшие канцелярскую работу в его многочисленных приказах, а также на территории села Клементьева (житие сообщает, что постройки были возведены непосредственно «в селе Клементьеве», однако в описываемый период такого населенного пункта не существовало: он был сожжен незадолго до начала осады монастыря). Выбор этих двух мест нельзя назвать случайным: Служняя слобода располагалась на берегу реки Кончуры, а через территорию села Клементьева проходила большая Московская дорога, близ которой находилась плотина, разделявшая Клементьевский и Келарский пруды. Таким образом, в обоих случаях троицкий архимандрит сумел облегчить как транспортировку пострадавших, так и их обеспечение водой.

Наряду с этими мерами, Дионисий отдал распоряжение обследовать все окрестные леса и деревни и вывезти оттуда тех пострадавших, которые были не в состоянии передвигаться. Кроме того, архимандрит пригласил врачей и набрал штат сотрудников, которые следили за гигиеной больных и готовили им пищу. Следует, однако, отметить, что помощь пострадавшим оказывали не только они: по свидетельству жития, архимандрит призывал всех, «кто что смыслит промышляти, или сбирати на потребу бедным, или служити кто может».

Несмотря на все принятые меры, смертность долгое время оставалась очень высокой. Иоанн Наседка сообщает, что при его содействии в первые полтора года по окончании эпидемии было похоронено не менее 7 000 человек, причем 3 000 из них умерли в течение 30 недель. «А в одну могилу в те тритцать недель не бывало, чтоб одного человека погребсти, но три, четыре, и пять и шесть, а иногда десять и пятнатцать в одну могилу зарывали», - добавляет тот же очевидец. Все эти данные дают представление не только об уровне смертности в первые месяцы после снятия осады, но и о приблизительном числе пострадавших, обратившихся за помощью к архимандриту Дионисию. Информация о количестве выздоровевших, приводимая в житии, также неполна и достаточно приблизительна: известно лишь, что многие из них впоследствии остались в монастыре, причем таковых оказалось свыше 500 человек.

По свидетельству жития, в годы царствования Михаила Федоровича архимандрит Дионисий обратился к решению других, не менее важных проблем. В начале 1620-х гг. он проявил себя как вдохновитель многих архитектурно-строительных мероприятий: «Ово церкви воздвигал вновь, иныяж после раззорения обновлял». Так, в 1621 г. около трапезной была воздвигнута каменная церковь во имя преподобного Михаила Малеина - небесного покровителя царя Михаила Федоровича. В 1622 г. была разобрана, а затем построена вновь церковь над гробом преподобного Никона, освященная 21 сентября 1624 г. В 1621 г. были «подписаны» киоты над алтарем Успенского собора, а четыре года спустя в этом же соборе обложили серебром и позолотили иконы Спасителя, праздников и пророков. В этот же период шло возведение и хозяйственных построек: в 1624 г. были построены кирпичные кузницы, в 1628 г. началось восстановление братских келий. Кроме того, строительство шло не только в Троице-Сергиевой лавре, но и в окрестных слободах и селах: в частности, в 1616 г. в селе Подсосеньи была воздвигнута и освящена церковь Успения Пресвятой Богородицы, на месте которой до прихода польских отрядов находился женский монастырь.

Основывая церкви и храмы, архимандрит Дионисий заботился и о снабжении их утварью: «Книги, кадила, кресты, сосуды, епитрахили, ризы, стихари и прочую утварь церковную строяше, и в церкви отдаяше; и в запасе у себя храняше многия утвари во украшение церковныя потребы». Многие из этих предметов приобретались преподобным на собственные средства либо изготавливались по его заказу: Симон (Азарьин) свидетельствует, что архимандрит имел «мастеры прехитры закормлены у себя, иконописцы, и книгописцы, и сребросечцы и швецы». Эти слова подтверждаются надписями, обнаруженными на предметах церковной утвари: в частности, архимандритом Леонидом (Кавелиным) были описаны серебряный дискос, на котором имелась гравировка «Архимандрит Дионисий» и резная звездица с надписью «Троицкаго Сергиева монастыря архимандрит Дионисий».

Известно также, что среди пожертвований архимандрита имелись и предметы церковной утвари, относившиеся к более раннему времени. Среди них - серебряная чаша для освящения воды, которая, согласно одной из сделанных на ней надписей, попала в монастырь в 1564 г.: ее «дал Царь Государь Великий Князь Иван Васильевичь всея Руси по князе Василье по Михайловиче по Глинском». О дальнейшей судьбе предмета известно из другой надписи: «В лето 7126 декабря в 25 день за сию чашу платил деньги в Троецкую казну архимандрит Дионисий 20 руб. 16 алтын 4 деньги, и дал ея в церковь Святыя Троицы и чюдотворцу Сергию на святую воду, на поминок своей души».

Многие предметы церковной утвари были преподнесены частными лицами. Так, Михаил Федорович пожертвовал Троице-Сергиеву монастырю золотое кадило, а также украшенные жемчугами и драгоценными камнями воздухи и покровы на священные сосуды. Многочисленные вклады делались и князем Дмитрием Трубецким, подарившим, в частности, хрустальный крест, украшенный парой яхонтов, и два блюда - серебряное и позолоченное. В 1624 г. от Дионисия, митрополита Ираклийского, был получен напрестольный крест. В 1626 г. Д.И. Годунов пожертвовал несколько сосудов из горного хрусталя. В 1633 г. боярин Н.И. Романов сделал вклад в виде напрестольного евангелия, верхняя доска которого была сделана из золота, а нижняя, украшенная яхонтами и изумрудами, - из серебра.

Таким образом, в административно-хозяйственной деятельности архимандрита Дионисия следует выделить два направления. Первое из них включает комплекс мероприятий, призванных восстановить благосостояние Троице-Сергиева монастыря. В ходе выполнения этих мероприятий архимандриту Дионисию удалось добиться больших успехов: уже в 1614- 1615 гг. ему удалось возвратить значительное число крестьян, по тем или иным причинам покинувших монастырскую вотчину после 1 сентября 1604 г. Кроме того, за счет появления в составе троицких владений целого ряда приписных обителей удалось компенсировать значительную часть территориальных потерь. Большим подспорьем для монастыря было и признание новой властью прав и привилегий, полученных им от прежних русских правителей, о чем на протяжении многих лет хлопотал Дионисий.

Второе направление административно-хозяйственной деятельности архимандрита Дионисия включает комплекс мероприятий, направленных на преодоление последствий Смуты, не связанных с экономикой. Эти мероприятия включают в себя постройку домов для призрения пострадавших в период осады Троице-Сергиева монастыря, а также многочисленные работы по благоустройству и украшению обители, развернувшиеся в 1620-х гг. Те данные, которыми на сегодняшний день располагают исследователи, не позволяют в полной мере оценить степень успешности мер, принятых в первом случае, однако неполные и приблизительные цифры, приведенные в житии архимандрита Дионисия, указывают, что за последние годы Смуты более 7 500 человек смогли получить медицинскую помощь. Тем не менее, нельзя не признать, что меры, принятые настоятелем монастыря, были весьма важными и своевременными.

Глава 2. Деятельность архимандрита Дионисия, направленная на поддержку Первого и Второго ополчений

2.1 Период существования Первого ополчения

Деятельность архимандрита Дионисия по поддержке Первого ополчения начала разворачиваться около 19 марта 1611 г.: в этот день в Москве вспыхнуло восстание против захвативших столицу польско- литовских интервентов, о чем боярский сын Яков Алеханов оповестил руководство Троице-Сергиева монастыря спустя несколько часов. Получив эту новость, троицкие власти немедленно отправили для усиления собиравшихся под Москвой войск Первого ополчения 200 стрельцов и 50 слуг, командование которыми взял на себя князь Василий Тюменский, бывший тушинский воевода.

Вскоре после отправки подкрепления архимандрит Дионисий принялся за составление патриотических грамот, призывавших к объединению для борьбы со врагом. Эти грамоты до наших дней не дошли, однако в житии Дионисия имеется краткое изложение их содержания: перечисляя, «которые царства и властительства за какие грехи и неправды погибли; и которые государства возвысилися Богом за какие правды и за какие добрые дела», автор призывал к «братолюбию» и напоминал о том, что Бог всегда оказывал помощь «бедным и отчаянным, и худым, и не могущим стоять против супостатов». Кроме того, житие содержит подробные сведения о местах распространения этих грамот и об адресатах некоторых из них: послания троицкого архимандрита были отправлены «на Рязань, и на Север, и в Ярославль, и в Нижний Новгород князю Димитрию Михайловичу Пожарскому, и к Козме Минину, и в понизовские города, и ко князю Димитрию Тимофеевичу Трубецкому, и к Заруцкому под Москву, и в Казань». Анализ этого перечня позволяет выявить, что распространение грамот велось по четко разработанному плану: архимандрит Дионисий стремился установить контакт с членами триумвирата, руководившего Первым ополчением, с рязанскими землями, куда в описываемый период переместился центр освободительной борьбы, а также с городами Поволжья, которые также принимали активное участие в обороне родной страны. Кроме того,

В последующие месяцы внутреннее положение сделалось еще более напряженным. В июне после длительной обороны пал Смоленск, оттягивавший на себя главные силы неприятельский войск. Тогда же шведские войска захватили Новгород и оккупировали всю Новгородскую землю. В этот же период между дворянской частью Первого ополчения, возглавлявшейся П.П. Ляпуновым, и казачье-крестьянской, находившейся под руководством Д.Т. Трубецкого и И.М. Заруцкого, разгорелся конфликт, который завершился убийством Ляпунова и распадом ополчения.

Незадолго до этих событий, а именно - 13 июля 1611 г., архимандрит Дионисий и Авраамий Палицын взялись за составление новой серии грамот, из которой уцелел лишь экземпляр, отправленный в Казань. Судя по данным, приведенным его авторами, остальные грамоты были отправлены «во все Понизовые городы, и в Великий Новгород и Поморье, на Вологду и в Пермь Великую». Таким образом, география распространения посланий троицких властей несколько изменилась, расширившись в северном и северо-восточном направлениях: в перечне отсутствуют Нижний Новгород, Рязань и Ярославль, однако появились Вологда, Поморье и Пермь Великая. Кроме того, если в начале весны воззвания архимандрита Дионисия попали лишь в некоторые города в низовьях Волги, то теперь этот регион был охвачен полностью.

Грамоты, написанные в июле 1611 г., развивают и дополняют многие идеи, изложенные в мартовских воззваниях. Изучение экземпляра, посланного в Казань, позволяет выделить в структуре этих грамот три составные части, первая из которых посвящена характеристике событий недавнего времени. Образно описав то «шатание», которое охватили российский народ, когда «самое средное естество пресечеся, отец на сына и сын на отца воста, единородная кровь в межуусобие пролилася», авторы изобличают «предателей християнских» - боярина Михаила Салтыкова и купца Федора Андронова, описывают сожжение Москвы и другие беззакония, совершенные поляками и их союзниками. Далее Дионисий и Авраамий Палицын сообщают о том, что под Москвой собрались «дворяне и дети боярские, и головы стрелецкие, и атаманы казачьи, и стрелцы и казаки и всякие служивые люди», к которым присоединились представители тех же сословий из Смоленска, Брянска, Дорогобужа, Брянска и Ярославля. После подробного перечня городов, которые прислали и присылают подкрепление под Москву, авторы призывают казанцев «стати обще заодно» с защитниками родной страны.

Если первая часть грамоты давала читателю возможность составить представление о недавних событиях, то часть вторая в большей степени апеллирует к чувствам, нежели к разуму. Архимандрит Дионисий и Авраамий Палицын воспользовались целым рядом риторических вопросов, само количество которых должно было усилить впечатление аудитории: «Где святыя Божии церкви и Божие образы? где иноки многолетными сединами цветущия и инокини добродетелми украшены, не все ли до конца разорено и оборугано злым поруганием? где народ общий християнский, не все ли лютыми и горкими смертьми скончашася?» Доведя этими вопросами чувства читателя до максимального напряжения, авторы грамоты далее словно бы подводят итог и в менее экспрессивной утвердительной форме сообщают, что враги не пощадили ни стариков, ни сосущих материнскую грудь младенцев, - «вси испиша чашу ярости праведнаго гнева Божия». Такая эмоциональная модуляция служит переходом к заключительной части грамоты, которая побуждает жителей Казани оставить всяческие «недоволы» и подняться против поляков, пока к ним не пришло подкрепление.

«Смилуйтеся и умилитеся, - убеждают авторы, - незакоснено сотворите дело сие, избавления ради крестьянского, ратными людми и казною помогите, чтоб ныне собраное множество народу хрестьянского войска здеся на Москве, скудости ради, не розошлося».

Таково содержание грамоты, посланной архимандритом Дионисием к жителям Казани. Для правильного понимания ее назначения необходимо отметить, что незадолго до ее получения казанцы отправили в Пермь послание, в котором призывали жителей этого города быть с ними «в любви и в совете и в соединенье». На основании этого можно сделать вывод, что архимандрит Дионисий и Авраамий Палицын ставили своей целью не разжечь, а поддержать и укрепить патриотический порыв жителей Казани, что подтверждают и слова из приведенного выше фрагмента грамоты («незакоснено сотворите дело сие»).

Когда осенью 1611 г. войска гетмана Я. Ходкевича стали приближаться к Москве, архимандрит Дионисий и троицкая братия снова стали рассылать грамоты с призывом оказать помощь ополченцам. До наших дней дошло две таких грамоты, которые датируются 6 октября и адресованы соответственно жителям Нижнего Новгорода и Пермской земли.

Грамота, отправленная в Нижний Новгород, по мнению некоторых исследователей, произвела особенно сильный резонанс. В частности, Д.И. Скворцов пишет, что «она пришла в Нижний в такое время, когда нижегородцы уже достаточно сильно были возбуждены и настроены, чтобы встать за общее дело; не доставало, если можно так выразиться, еще нескольких градусов в этой настроенности», которые «были восполнены Троицкой грамотой и речью Минина». Данная точка зрения не поддерживается такими историками, как И.Е. Забелин и С.Ф. Платонов: они считают, что решающую роль в этой ситуации сыграла грамота патриарха Гермогена, отправленная в Нижний Новгород в августе 1611 года. С.Ф. Платонов указывает и причину этого: она заключалась в том, что патриарх «давал лозунг: сперва на казаков, потом на поляков; монахи же звали на поляков вместе с казаками заодин». Это замечание полностью соответствует действительности: еще в июльской грамоте троицких властей казаки были названы в числе «оставших православных крестьян», которые, увидев творящиеся поляками беззакония, поднялись «для избавления нашея истинныя християнския православныя веры». (Примечательно, что несколькими годами ранее Гермоген высказывался о казаках в прямо противоположном ключе: по словам иерарха, они «отступили от Бога и от православныя веры и повинулись сатане и дьяволским четам».) Такое отношение к представителям казачества было обусловлено, в первую очередь, тем, что деятельность архимандрита Дионисия, направленная на преодоление последствий осады Троице-Сергиева монастыря, «вышла далеко за стены обители и нуждалась в защите и покровительстве власти. Единственной же властью, на которую мог опереться монастырь, тогда была власть подмосковного ополчения, сначала земского, при Ляпунове, а затем казачьего. <…> Монахи не закрывали глаз на казачье «воровство»; но они еще верили в возможность общего действия и прочного единения казачества и земских слоев, и рознь их представляли временной и случайной»65. Тем не менее, проявление лояльности к казакам не сделало троицкую грамоту бесполезной: она дополнительно укрепила патриотический порыв нижегородцев в их выступлении против интервенции.

Такой эффект был не в последнюю очередь связан еще и с тем, что рассматриваемая грамота, по словам А.А. Назаревского, представляла собой «хорошо продуманное литературное произведение, написанное с соблюдением всех необходимых по тем временам приемов книжного красноречия, проникнутое глубоким патриотическим чувством». Именно по этоу причине призыв «стати <…> обще заодно против предателей крестьянских», раздававшийся и в других воззваниях троицких властей, в данной грамоте прозвучал особенно убедительно. Не в последнюю очередь это связано с умелым использованием разнообразных средств художественной выразительности: в частности, указывая на бесчинства, творимые врагами-иноземцами и их пособниками, авторы грамоты почти дословно включили в нее рассмотренный выше фрагмент из грамоты, посланной в июле в Казань: «Где святыя церкви? Где Божии образы? Где иноки, многолетными сединами цветущие, инокини, добродетельми украшенныя? Не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием? Где народ общий крестьянский? Не все ли лютыми и горькими смертьми скончашася?» Показательно, что данный фрагмент грамоты неоднократно использовался ее авторами и впоследствии: он без значительных изменений был включен в послание к руководителям Второго ополчения, относящееся к апрелю 1612 г., а также в шестую главу «Сказания» Авраамия Палицына. Что касается основных идей, выдвинутых в новых грамотах, то следует признать, что они не столько развивают, сколько повторяют мысли о необходимости «стати <…> обще заодно против предателей крестьянских и богоотступников» и оказывать содействие ополчению, которые троицкие власти озвучивали ранее.

2.2 Период существования Второго ополчения

В сентябре 1611 г. Нижний Новгород стал центром формирования нового, Второго ополчения. В город начали стягиваться вооруженные отряды, возникшие в городах Поволжья и состоявшие из дворян, посадских людей, представителей крестьянства. Командование было поручено опытному военачальнику князю Д.М. Пожарскому. В конце февраля - начале марта следующего года Второе ополчение выступило из Нижнего Новгорода и двинулось на Москву. Однако в этот же период в рядах ополченцев разгорелся конфликт, причиной которого стала присяга подмосковных полков Лжедмитрию III.

2 марта 1612 г. Троице-Сергиев монастырь отказался присягать новому самозванцу, после чего во многие города России и, в первую очередь, под Москву из обители были посланы грамоты, призывавшие не прельщаться «на воровские заводы». В результате один из главных руководителей Первого ополчения, князь Д.Т. Трубецкой, 28 марта прислал в монастырь своих послов, предлагая троицким инокам поспособствовать соединению сил обоих ополчений. Насельники монастыря во главе с архимандритом Дионисием приняли это предложение и обратились с посланием к руководителям Второго ополчения.

После перечисления обстоятельств, которые привели государство в бедственное положение, архимандрит и Авраамий Палицын сообщили Д.М. Пожарскому «и всем ратным людем», что дети боярские во главе с Д.Т. Трубецким принесли присягу не по собственной воле, а опасаясь «смертного убивства», и ищут сотрудничества со Вторым ополчением. Города же, которые отказались присягать «вору», также не были заинтересованы в конфликтах между ополчениями, так как рассчитывали на их поддержку. Поэтому троицкие власти призвали руководителей Второго ополчения незамедлительно отправить свои войска на помощь отрядам Трубецкого, «чтоб те люди <…> не потеряли Болшого каменного города и острогов и наряду». Кроме того, в послании поднималась и еще одна, не менее важная мысль: «Хотя будет и есть у вас которые недоволы, Бога ради отложите то время, чтоб нам всем во едином совете положити о Государе, кого нам даст в Троицы славимый Христос Бог наш, для избавления православныя Християнския веры».

Руководители Второго ополчения не прислушались к советам троицких властей: как свидетельствует Авраамий Палицын, князь Д.М. Пожарский «писание от обители в презрение положи». Тем не менее, рассмотренное послание помогло снять накопившуюся напряженность, а твердая позиция, занятая монастырем, во многом поспособствовала тому, что в подмосковном лагере взяли верх силы, которые могли сотрудничать со Вторым ополчением. Однако руководители Троице-Сергиева монастыря не остановились на достигнутом.

Получив от Д.Т. Трубецкого сведения, что войска Ходкевича снова могут оказаться под Москвой, троицкая братия во главе с архимандритом Дионисием дважды посылала к Пожарскому в Ярославль парламентеров, побуждая его как можно скорее идти с войском под Москву. В первый раз эта миссия была возложена на старцев Серапиона Воейкова и Афанасия Ощерина, однако их доводы не подействовали на руководителя ополченцев: он продолжал оставаться в Ярославле, «медлено и косно о шествии промышляше». Тогда к Пожарскому отправился Авраамий Палицын, который застал князя на прежнем месте, и, «поучив от Божественных Писаний», все же смог его убедить «поспешити под царьствующий град», хотя этому и препятствовал «свар между воевод и во всем воиньстве».

Нельзя сказать, что эти слова троицкого келаря встречают безоговорочное доверие у исследователей. В частности, И.Е. Забелин отмечал, что очевидец преувеличил свой вклад в описанные события, а также «очень многое перепутал и перезабыл»: об этом свидетельствует тот факт, что в указанный период ополчение вместе с его руководителями находилось на расстоянии 29 верст от Ярославля, тогда как Палицын утверждает, будто ко времени его приезда войска еще пребывали в городе. Отсутствие объективности усмотрел в рассказе старца Авраамия и В.Н. Козляков. В связи с этим трудно сказать, насколько велико было влияние доводов троицкого келаря. Вместе с тем достоверно известно, что в августе 1612 г. Д.М. Пожарский начал подготовку к походу на Москву, а 14 августа ополченцы подошли к Троице-Сергиеву монастырю, где были приняты архимандритом Дионисием и братией. В это же время из столицы было получено несколько писем от князя Д.Т. Трубецкого, из которых троицкие власти узнали весьма неутешительные новости: «Ис-под Москвы казаки все для великие скудости хотят ити прочь, а к Литовским людем в Москву идет Хоткевичь на проход со многими людьми з запасы». По этой причине 18 августа Д.М. Пожарский отдал распоряжение выступать в поход, однако перед тем, как покинуть Троице-Сергиев монастырь, ополченцы получили благословение архимандрита, напутствовавшего их такими словами: «Бог с вами и великий чюдотворец Сергей на помощь постояти и пострадати вам за истинную, за православную християнскую веру».

24-25 августа 1612 г. отряды гетмана Я. Ходкевича потерпели сокрушительное поражение в битве с войсками Второго ополчения. Однако эта победа не смогла положить конец разногласиям между казаками и представителями земства. Именно тогда появилось анонимное произведение, которое развивало прозвучавшие в предыдущих обращениях троицких властей идеи необходимости соединения ополчений и создания единого правительства, - «Послание к воеводам князю Димитрию Трубецкому и князю Димитрию Пожарскому». По мнению исследователей, это послание принадлежит перу архимандрита Дионисия.

По своей структуре данное произведение делится на три части. В первой из них автор, изъявив почтение к адресатам, приводит доводы в доказательство того, что разобщенность лидеров освободительного движения может в сложившихся условиях принести большой вред. «О благочестивии князи Димитрие Тимофеевичь и Димитрие Михайловичь! - призывает Дионисий. - Сотворите любовь над всею Росийскою землею, призовите в любовь к себе всех любовию своею; поприте врага, ненавидящаго любви в человецех; смиритеся под крепкую руку Божию, да вы вознесет во время свое <…>; отрините клеветников и смутителей от ушес ваших и возлюбите друг друга нелицемерно, не словом, но делом, от права сердца». Далее автор иллюстрирует свою мысль на примере целого ряда выдержек из Библии, касающихся заповеди любви. Поскольку целью послания было примирение враждовавших князей, Дионисий делает акцент на цитатах, где говорится о любви ко врагам: «Возлюбим враг наших, яко же возлюблени быхом! Бог убо врагов сущих нас возлюбил есть и Сына своего нас ради на смерть предал еси: уподобимся Богу и помилуем, якоже помиловани быхом!»

Во второй части «Послания…» Дионисий говорит о том, как должны вести себя истинные вожди народа, не желающие погубить страну и навлечь на себя гнев Божий. Эта часть также изобилует библейскими цитатами, причем видное место уделяется изречениям пророков, обличавших недобросовестных «пастырей и судей» и угрожавших им гневом Божьим: «И аще воздвиже вас Бог руководителем быти и пастырем многу народу, да вонмите себе разумно: истинно ли пасете люди Господня или ни? Да не возглаголют и к вам Пророцы Господни <…>: мнози пастырие растлеша винограда моего, оскверниша достояние мое». Среди выписок из Библии попадаются и высказывания, носящие общедидактический характер. Одно из них, в частности, предостерегает от «беззаконнаго преблудства и безмернаго винопития»: по мысли архимандрита, такие пристрастия не должны быть свойственны вождям народа, ибо подтолкнули царя Ирода в угоду «отроковице пляшущей» обезглавить Иоанна Предтечу.

В заключительной части «Послания…» внимание архимандрита Дионисия обращается к современности. Автор приходит к выводу: несмотря на многочисленные предостережения, высказанные Богом через пророков и апостолов, на Руси воцарилось беззаконие. Именно поэтому «вместо церкви Божия храмина купли быхом, и вместо храма молитвы пещера разбойнича быхом, и вместо языка свята язык грешен». Единственным способом избавиться от обрушившихся на страну бедствий троицкий архимандрит видел покаяние, обращение к Богу. В заключение было процитировано еще несколько текстов из книг Ветхого и Нового Заветов, где говорилось о необходимости очистить себя от грехов.