Русская церковная история первой трети XVII в.

«Неизвестно, какое впечатление произвело на князей это послание, в некоторых местах содержащее довольно резкие обличения», - пишет Скворцов. Не представляется возможным проследить и шаги, предпринятые адресатами сразу после получения послания. Тем не менее, к концу октября 1612 г. Пожарский и Трубецкой все-таки заключили перемирие и условились «Росийскому государству во всем добра хотеть безо всякия хитрости», как гласит грамота, скрепленная подписями обоих князей. Была ли в этом заслуга архимандрита Дионисия? По мнению Скворцова, на данный вопрос необходимо ответить утвердительно, поскольку «примирение было следствием взаимного влияния послания и разных обстоятельств». Кроме того, авторская позиция снискала уважение обоих воевод: впоследствии они дали Троице-Сергиеву монастырю ряд богатых вкладов.

Таким образом, в 1611-1612 гг. архимандрит Дионисий приложил немало усилий для поддержки и объединения Первого и Второго ополчений, а также для создания единого правительства. Послания, которые архимандрит вместе со своими сподвижниками рассылал в «смутные города», укрепляли патриотический подъем жителей России в их выступлении против иностранных интервентов. Кроме того, в эпоху нравственного упадка (когда, по словам самих троицких властей, «отец на сына и сын на отца воста») не менее злободневно звучали и призывы Дионисия к сохранению христианских ценностей, а также духовных и культурных традиций. Показателен и тот факт, что проекты решения ряда актуальных вопросов были выдвинуты именно духовными лицами. По объяснению С.Ф. Платонова, это означало, что «с падением государства не пала церковь, и ее представители уразумели, что на них теперь перешла обязанность стать во главе расстроенного Смутой общества».

Глава 3. Деятельность архимандрита Дионисия по исправлению богослужебных книг

3.1 Книжная справа и ее роль в развитии книжного дела на Руси

Книжная справа, как исследователи письменно-литературной традиции Slavia Ortodoxa называют практику исправления богослужебных книг по авторитетным греческим и церковнославянским образцам, началась в Московской Руси незадолго до появления книгопечатания. Ее необходимость была продиктована конкретными историческими условиями: по мере того, как подходил к концу процесс создания централизованного государства, возникла необходимость унификации церковных обрядов. Официальный статус книжной справы был определен постановлением Стоглавого собора 1551 г., которое предписывало духовенству: «А которые будут святыя книги евангелие и апостолы и псалтыри и прочая книги, в коейждо церкви обрящете, неправлены и описливы, и вы бы те все святыя книги с добрых переводов справливали соборне». Книги, появившиеся в обход этого указания, запрещалось как отдавать в продажу (в противном случае все экземпляры следовало изъять и, отредактировав, передать церковным библиотекам), так и покупать. Вместе с тем, несмотря на бесспорно ответственный подход законодателей к данному вопросу, принятые меры не могли иметь успеха.

Во-первых, Стоглав не уточнял, каким требованиям должны были отвечать «добрые переводы», что очень затрудняло работу с ними. Во-вторых, само существительное «перевод» (в отличие, к примеру, от слова «список») в данном контексте можно было понять по-разному: и как «текст, переведенный с одного языка на другой», и как «список, копию». А поскольку далеко не каждый профессиональный переписчик сумел бы прочесть богослужебную книгу в греческом оригинале, то и упомянутое слово, как отметил А.В. Карташев, стало восприниматься лишь как обозначение «просто чернильного перевода - переноса букв и слов с одного листа бумаги на другой». По мнению того же исследователя, эта ошибка имела далеко идущие последствия: она оказалась «одним из симптомов неслышно приближавшейся церковной катастрофы: - грядущего раскола старообрядчества». В-третьих, по свидетельству самого Стоглава, многие потенциальные справщики не отличались высокой грамотностью. Упоминания о недостаточной компетентности переписчиков сохранились и в публицистике того времени, в частности, у Максима Грека, который в «Слове отвещательне о исправлении книг русских» именует переписчиков «ненаучеными» и «неискусными в разуме и хитрости граматикийстей». Данное произведение, распространившееся в большом количестве списков, несомненно, было известно Дионисию: оно входило в рукописный сборник «Максима Грека сочинения», который составили по инициативе троицкого архимандрита в 1620-х годах.

Тем не менее, после выхода в свет первой книги справа стала неотъемлемой частью издательского дела: в связи с необходимостью размножения текста возникла потребность в унификации многочисленных рукописных источников, которые нужно было сверять и корректировать. Но если в Западной Европе к началу XVII в. книгопечатание получило очень широкое распространение, то в России этого не произошло.

Одним из серьезных препятствий некоторые исследователи называют противодействие церковных иерархов. Однако эта точка зрения не бесспорна: так, Иван Федоров в послесловии к «Апостолу» 1574 года пишет, что испытывал давление не только со стороны высшего духовенства, но и «от многих начальник <…> и учитель». (Показательно, что именно «начальники» стоят в этом перечне на первом месте.) Кроме того, в Москве существовал целый штат «доброписцев» - искусных переписчиков книг, которые смотрели на первопечатников как на серьезных конкурентов. Не в последнюю очередь это было связано с тем вниманием, которым окружил их Иван IV: он, как свидетельствует «Сказание известно о воображении книг печатнаго дела», повелел Ивана Федорова и Петра Мстиславца «нещадно» снабжать деньгами, а их подчиненным - предоставить «покои немал и уроки доволны». Щедрое финансирование было тем более необходимо, если учесть, что в середине века отмечалось повышение цен на бумагу. В частности, Новгородская Вторая летопись свидетельствует, что в 1545 г. «бысть дорога бумага, десть 2 алтына <или 12 денег> книжная». Десять лет спустя, когда Иван IV уже вел поиск мастеров печатного дела, тот же источник информирует: «Бумага дорога была, лист полденги писчей». Если принять в расчет, что в XVI в. одна стопа (или 20 дестей) писчей бумаги стоила 4 гривны (или 80 денег) и что разница в цене писчей и книжной бумаги колебалась в очень узком диапазоне, то путем арифметических вычислений легко можно установить: в обоих случаях цена увеличилась не менее чем в три раза. При таких условиях положение «доброписцев» становилось особенно уязвимым, и они поневоле пополняли собой число людей, которые «на нас зависти ради многия ереси умышляли», как позднее скажет Иван Федоров.

Следовательно, развитие книжного дела тормозилось не столько из-за противодействия иерархов церкви (притом не всех: инициатива открытия первой типографии была одобрена лично митрополитом Макарием), сколько из-за недоброжелательного отношения общества в целом. Подобная реакция была обусловлена и тем, что, как отмечал еще С.М. Соловьев, сама попытка внесения корректив в богослужебные книги выглядела посягательством на «освященную старину».

Другой же причиной считается внутренняя нестабильность, вначале обусловленная опричниной, а затем - Смутой, по окончании которой и началось быстрое распространение книжного дела. Впрочем, следует отметить, что предпосылки этого явления появились еще в последней четверти XVI в., о чем свидетельствуют статистические данные: если за вторую половину столетия вышло в свет около 20 книг, то за период патриаршества Иова (1589-1605) - не менее 22. Именно в эти годы активизировалась деятельность Андроника Невежи, который напечатал Триодь постную (1589 г.), Триодь цветную (1591 г.), «Апостол» (1597 г.) и два издания «Часовника» (1598 и 1601 гг.). Особый интерес представляет издание «Апостола»: это - первая российская книга, вышедшая с указанием тиража (1 500 экземпляров). Как и ранее, на Московском печатном дворе публиковалась только богослужебная литература, однако ее репертуар постепенно начал расширяться: впервые в столичной практике были опубликованы Октоих (1594 г.), два издания Общей минеи (1600 г., впервые в истории славянского книгопечатания), Служебник (1602 г.).

В связи с этим, вопрос о методах исправления богослужебных книг снова оказался на повестке дня. Как свидетельствует послесловие к Триоди цветной (1591 г.), в период подготовки к изданию этой книги царь Федор Иоаннович и царица Ирина постановили, чтобы «во всей России святыя книги свидетельствованы и исправлены были»109. Однако по каким источникам следовало исправлять богослужебную литературу, по-прежнему оставалось неясным. В патриаршество Гермогена при типографии была официально учреждена должность книжных справщиков. Эта мера, при всей своей необходимости, не внесла ощутимых изменений. Во-первых, уровень компетентности и справщиков, и работников типографии, как и полвека назад, оставлял желать лучшего. В частности, в послесловии к Евангелию, опубликованному в 1614 г., они обращаются к читателям с такой просьбой: «Аще приключися некое погрешение, милостиви нам будите и не зазориви ума нашего немощи и недоумению. Сами же, сподобльшеся от богатодавца больших дарований духовных, исправляйте». Во-вторых, при подготовке текстов использовались, как правило, не наиболее древние рукописи, а более поздние источники, не свободные от ошибок переписчика и других искажений. Таким образом, несмотря на все усилия церковной и светской властей, к началу царствования Михаила Федоровича вопрос о принципах исправления богослужебной литературы продолжал оставаться открытым.

3.2 Деятельность архимандрита Дионисия по исправлению богослужебных книг

Работа по исправлению богослужебных книг была начата в 1616 году по инициативе Михаила Федоровича, что (наряду с теми льготами, о которых упоминалось в 1-й главе) свидетельствует о расположении молодого царя к насельникам обители. Следует отметить, что редактура богослужебных книг проводилась троицкими старцами и по своей собственной инициативе: известно, что к концу 1616 г. один из них, Арсений Глухой, завершил правку двух рукописей Канонника, причем в обоих случаях работа была начата по инициативе архимандрита Дионисия. Кроме того, предисловие к одной из этих рукописей указывает, что он же выступал и сотрудником ее редактора. Известно, что старец Арсений выполнил не только сверку текста, но и выправил службы и каноны, составленные «неискусными творцы грамотичному учению», однако, по его же словам, этого было недостаточно: «Елика возможна моему худому разуму, сиа исправлях, а яже невозможна, сиа оставлях, да имущии разум больше нас, тии исправят неисправленное». С какими источниками сверялся текст, остается неизвестным: Арсений только уточнил, что сопоставил чтения «разных переводов».

24 октября 1615 года находившийся в Москве Авраамий Палицын отправил архимандриту Дионисию и казначею Иосифу Панину грамоту, где сообщил, что Михаил Федорович требует прислать в столицу Арсения Глухого и лаврского библиотекаря Антония Крылова, которые должны будут заняться подготовкой Требника к публикации. Поскольку Антоний в этот момент был болен, вместе с Арсением в Москву поехал священник Иван Наседка. По свидетельству Арсения Глухого, монах присоединился к нему по собственной инициативе, однако Д.И. Скворцов подвергает это сомнению, указывая на неприязнь, которую испытывал к Наседке его коллега. По мнению исследователя, замену Антонию назначил сам архимандрит: «Наседка был усердным сотрудником во многих делах Дионисия, пользовался большим доверием и любовию последнего… Кого же естественнее всего было Дионисию отправить в Москву вместо заболевшего Антония, как не Наседку, человека, испытанного им, который вместе с ним просиживал дни и ночи в келье за составлением патриотических грамот?!»

Вскоре после приезда в столицу ученые мужи решили обратиться к боярину Б.М. Салтыкову. Содержание их разговора было впоследствии изложено старцем Арсением в «Послании об исправлении книг», адресованном тому же лицу. Автор «Послания…» объяснял, что не может выполнить царское поручение, так как «ни поп, ни дьякон, а в той книге все потребы поповския». Этот аргумент полностью соответствует истине: Арсений Глухой и в описываемый период, и в последующие годы оставался простым чернецом.

Иначе повел себя Иван Наседка. Справщик дал понять, что не отказывается от взятых на себя обязанностей, однако ему необходимо вернуться к жене и детям, которые живут близ лавры. Наседке казалось более предпочтительным, если бы исправление Требника поручили архимандриту Дионисию, а самого Наседку, Арсения Глухого и Антония Крылова определили бы к нему в помощники.

Позиции ученых мужей допускают различные толкования. С одной стороны, можно сделать вывод, что справщики не были уверены в своих возможностях. Такого мнения придерживался, в частности, Д.И. Скворцов: «Арсений Глухой и Наседка не потому просили передать дело Дионисию, что сами не желали приняться за него, а потому, что понимали трудность и серьезность дела и заботились о лучшей постановке его, не вполне надеясь на свои силы». С другой стороны, допустима и иная трактовка событий, которая, впрочем, не исключает предыдущей версии. В 1556 г. в стенах Троице-Сергиевой лавры скончался преподобный Максим Грек. Исправлявший ошибки, проникшие в богослужебные книги по вине некомпетентных переписчиков, он был обвинен в умышленном искажении священных текстов и приговорен к ссылке. Несмотря на то, что это событие произошло еще до созыва Стоглавого собора, обстановка второй половины XVI - начала XVII в. не исключала возможности проведения аналогичных разбирательств. Это подтверждается и уже цитировавшимися словами Ивана Федорова об обвинениях в ересях, исходившими «от многих начальник, и священно начальник, и учитель». Таким образом, у приехавших в Москву справщиков имелись все основания для беспокойства за себя. Если выправленные старцем Арсением рукописи Канонника предназначались для сравнительно узкого круга лиц, которые могли адекватно оценить проделанную работу, то в случае публикации Требника такой гарантии не было.

Чем окончился разговор с Б.М. Салтыковым, в точности неизвестно, однако ход дальнейших событий заставляет сделать вывод, что боярин порекомендовал обратиться напрямую к Михаилу Федоровичу, поскольку следующим шагом старца Арсения и Наседки стало отправление челобитной на имя царя. Суть проблемы была в ней сформулирована иначе, чем в беседе с Салтыковым: ученые мужи писали, что имевшиеся в их распоряжении переводы Требника «рознятся во многих местех, чины и уставы и стихи и молитвы не сходятся», поэтому «без настоятеля от властей тое книги Потребника исправлению быти не возможно». Приняв это к сведению, 8 ноября 1616 года царь подписал грамоту, поручавшую архимандриту Дионисию провести исправления Требника в Троице-Сергиевом монастыре, взяв себе в помощники Арсения Глухого, Антония Крылова, Ивана Наседку и дьякона Закхея, а также других старцев, которые «подлинно и достохвално извычни книжному учению и грамотику и риторию умеют». Кроме того, от справщиков требовалось таким образом обновить состав этой книги, чтобы «многия нужнейшия потребныя вещи, без которых потреб вашему священному чину и всем православным християном быть не лзе», оказались собранными под одной обложкой.

Работа по выполнению царского распоряжения началась вскоре после получения указа. Как отмечает Р.Г. Скрынников, принципы выполнения этой работы во многом отличались от правил, предписывавшихся Стоглавом: архимандрит Дионисий «замыслил возродить в меру сил забытые приемы исправления богослужебных книг», разработанные Максимом Греком. Эти приемы были описаны великим мыслителем XV в. в «Слове отвещательне о исправлении книг русских» и «Слове отвещательне о книжном исправлении», которые можно обнаружить, в частности, в рукописном сборнике «Максима Грека сочинения», составленном по инициативе архимандрита Дионисия в 1620-х годах.

В соответствии с принципами, изложенными в этих сочинениях, главным критерием достоверности текста богослужебных книг могли считаться только их греческие оригиналы. Максим Грек не утверждает, что справщиками не должны использоваться славянские рукописи, однако, по его мнению, к этим источникам необходимо относиться с большой осторожностью: «еллинский язык, сиречь греческий, зело есть хитрейший», далеко не всякий переводчик «может достигнути силы его до конца», поэтому многие из церковнославянских текстов не свободны от разного рода ошибок. Наиболее распространенные из них Максим Грек объединил в две группы.

Первая группа включала ошибки, возникшие по причине незнания переводчиком греческого языка. «Пословица у нас есть такова и сице писуемо: ашзльт и толк сей есть: высок, а другая, малым чим разликующи по писменех, такова: шйльт, толк же ея: наг, любо гол», - писал Максим Грек. Как он отмечал далее, некоторые из переводчиков не увидели различия в этих двух выражениях («пословицах») и стали применять ко Христу эпитет «высокий», что неверно: «Не о высоте бо или толстоте возраста тела Христова еретики стязаются с православными, но о божестве его и человечестве»130. Еще более грубая ошибка проникла в церковнославянский текст послания апостола Павла к Галатам: переводчик спутал существительное «екклисия» («церковь») с глаголом «екилис» («отлучить от церкви»), из-за чего фраза «ревнуют вас недобре, но отлучити вас хотят» превратилась в «ревнуют вас недобре, но церкви вас хотят».

Вторая группа включала ошибки, возникшие из-за непонимания переводчиком смысла текста. Одну из таких ошибок Максим Грек обнаружил в 8-й песни канона на Рождество Христово, в церковнославянском переводе которой имелись следующие слова: «Органы уклониша плачевныя песни, не видеша в любодеяниях отроцы Сионовы». Этот фрагмент вызвал у ученого мужа вполне обоснованное недоумение: «Како же не видеша блаженнии они трие отроцы и прочии священницы и левити, не слепи бо были». По мнению Максима Грека, в текст канона по вине переводчика проникла «зело неискусна опись», происхождение которой может быть объяснено следующим образом. В греческом языке есть речевой оборот «у гар идон», который записывается как «ижицею малою» (пэ гЬс Эйдпн), так и «ижем болшим» (пэ гЬс Юдпн): в первом случае его следует переводить как «не видели», во втором - как «не пели». Таким образом, переводчик продемонстрировал не только плохое владение греческим языком, но и непонимание контекста, в котором употреблялось упомянутое выражение. Противоречили содержанию и слова «в любодеяниях»: «У нас бо не так разумеется, но якоже есть писано Духом святым и пророком Давидом: в чюждей земли». Данная ошибка была вызвана еще и тем, что создатель песнопения слегка изменил процитированный Максимом Греком оборот, поставив вместо «не певаху в чюждей земли» - «не певаху в чюждей», «дабы пришло к согласному пению», однако переводчик этого не понял.

Несмотря на то, что, как утверждает Иоанн Наседка, «до <…> Дионисия в дому Сергия Чудотворца мало любили Максима Грека книг», предлагавшиеся афонским старцем поправки не игнорировались переписчиками. Такой вывод позволяют сделать следующие статистические данные. В Главном собрании библиотеки Троице-Сергиевой лавры (РГБ) имеется 31 рукописный Канонник, относящийся к XVI - началу XVII в. Канон на Рождество Христово наличествует в шести из них (РГБ. Ф. 304.I. №№ 264, 271, 281, 282, 283, 294), причем сразу четыре рукописи следуют версии перевода, указанной Максимом Греком. Две рукописи из этой четверки в 1616 г. исправлялись Арсением Глухим, и их варианты дают богатую пищу для размышлений. В одну из них (№ 283) первоначально был вписан вариант, подвергшийся критике Максима Грека («Не видеша бо любодеяних отроцы Сионови»), однако затем этот текст исправили на следующий: «Не пеша бо в чюжих отроцы Сионови». Важно отметить, что цитируемая рукопись, как указано в предисловии к ней, редактировалась при непосредственном участии архимандрита Дионисия. Второй манускрипт (№ 281) исправлений не содержит, а интересующий нас фрагмент 8-й песни канона на Рождество Христово почти идентичен окончательному тексту первого источника: «Не певаху в чюжих отроцы Сионовы». Кроме того, на полях каждой из этих двух рукописей имеется ссылка на соответствующее сочинение Максима Грека (что отсутствует в двух других источниках, воспроизводящих указанный вариант текста). Таким образом, отдельные приемы исправления богослужебных книг, предложенные великим мыслителем XVI в., начали активно использоваться троицкими книжниками еще до получения распоряжения Михаила Федоровича.

Однако в ходе своей дальнейшей работы справщики допустили существенное отступление от этих принципов: они ограничились только сличением церковнославянских рукописей. Некоторые исследователи (в частности, П.С. Казанский и А.В. Карташев) утверждают, что ученые иноки пользовались еще и печатными изданиями на греческом языке, однако изыскания современных историков не подтверждают этот факт: в частности, Б.Н. Флоря отмечает, что Дионисий и его сотрудники вообще не знали греческого языка и, следовательно, не могли обращаться к созданной на нем богослужебной литературе. Впрочем, достоверно известно, что книжники неоднократно обращались к архиепископу Арсению Элассонскому с просьбой навести справки в имевшихся у него греческих рукописях. Именно этим могут объясняться эпизодические упоминания справщиками «переводов греческих», которые Казанский и Карташев расценили как доказательство владения греческим языком.

Часть рукописей, которыми руководствовались троицкие книжники, была привезена вместе с царской грамотой, о чем свидетельствует и ее текст: «От нас, с Москвы, с старцом Арсением да с попом с Иваном послано три книги Потребников писменых». Архимандрит Дионисий указывает, что еще несколько рукописей было получено «от пречистыя Богородицы из собора <…>, да с патриархова двора из казны, да и от Зачатия из-за Соляного ряду». Остальные варианты Требника были предоставлены библиотекой Троице-Сергиева монастыря. Всего же, по свидетельству Иоанна Наседки, не встречающему возражений у современных исследователей, «у дела <…> было переводов болши двадцети».

Исправление Требника не ограничилось простым сличением списков: книжники обращали внимание и на содержание текста: изменяли отдельные формулировки, исправляли смысловые ошибки, вносили коррективы в пунктуацию. В частности, подверглась исправлению читавшаяся в навечерие Богоявления молитва на освящение воды: из прошения «Сам и ныне, Владыко, освяти воду Духом Твоим Святым и огнем» были изъяты последние два слова. Как впоследствии признал патриарх Филарет,

К началу XVII в. в России сложился обычай при освящении воды погружать в нее зажженные свечи. Обоснование такой практики усматривалось в словах, сказанных Иоанном Предтечей о Христе: «Той вы крестит Духом Святым и огнем» (Лк 3: 16), - которые были ошибочно истолкованы как отождествление Святого Духа с огнем.

Также по инициативе Дионисия была проделана правка заключительных славословий в молитвах. Если раньше эти славословия были однотипными («и Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и Святому Духу»), то теперь их содержание менялось в зависимости от того, к какому из Лиц Святой Троицы была обращена молитва. Так, при обращении к Богу Отцу славословие должно было звучать следующим образом: «И Тебе славу воссылаем со Единородным Ти Сыном, и с Пресвятым и Благим и Животворящим Ти Духом».

Кроме того, справщикам пришлось существенно упорядочить структуру Требника, многие списки которого состояли из неодинакового числа глав (от 89 до 159). По объяснению Д.И. Скворцова, этот феномен был вызван «практическими соображениями переписчиков», которые стремились охватить «все необходимые священнику при совершении треб службы». В результате текст Требника был выправлен и существенно расширен по сравнению с изданием, опубликованным в 1602 г., после чего справщики занялись редактурой и других богослужебных книг - Триоди Цветной, Октоиха, Общей Минеи и месячных Миней.

Анализ проделанной работы указывает, что, как и в случае с Требником, справщики уделяли первостепенное внимание правильности передачи содержания. Это, в частности, доказывают исправления, внесенные в текст Общей Минеи, где было обнаружено особенно большое количество ошибок. Так, справщики обратили внимание на следующий фрагмент из славника на «Господи воззвах»: «Иже по образу соблюд невредимо ума владыку. На страсти пагубныя поснически поставив и на подобствие якоже мощно возшел еси, мужески бо естество понудив. И потщался еси покорити худшее лучшему и плоть поработити духу». По справедливому замечанию Арсения Глухого, в данном тексте были неправильно расставлены знаки препинания, а многократное употребление союза «и» затемняло смысл предложения, из-за чего «стало неведомо, что соделал мужески естетством понудив, и неведомо, что худшее и что лучшее». По этой причине справщики изменили текст следующим образом: «Иже по образу соблюд невредимо, ума владыку на страсти пагубныя поснически поставив. И на подобствие якоже мощно возшел еси. Мужески бо естество понудив, потщался еси покорити худшее лучшему - плоть поработити духу». В более поздних изданиях Общей Минеи данный текст публикуется в иной редакции и с иной расстановкой знаков препинания («Иже по образу соблюд невредимо, ум владыку на страсти пагубныя постнически поставив, и на подобие, якоже мощно, возшел еси: мужески бо естество понудив, потщался еси худшее покорити лучшему, и плоть поработит духу»), однако нельзя не признать, что вариант, предложенный троицкими книжниками, намного более логичен, чем версия, обнаруженная ими в типографских изданиях.

Кроме того, из Общей Минеи было устранено большое количество грубых смысловых погрешностей. В частности, в общей службе архангелам было напечатано «яве яко веществен Невещественнаго» (тогда как в тексте речь шла об ангелах и следовало читать «яве яко невеществен Невещественнаго»), а в паремии в службе Богородицы - «изыде Иаков от студенца клятвеннаго и иде в Харрань, и обрете место и ста ту» (вместо «и обрете место и спа ту»). Данные поправки были признаны вполне обоснованными и вошли в ряд московских изданий XVII в.

В апреле - мае 1618 г. работа была завершена, после чего, в соответствии с предписаниями царского указа, справщикам предстояло составить «отписку» и передать ее в приказ Большого дворца. Эту миссию взял на себя архимандрит Дионисий. Оповестив представителей светской власти, он отправился к местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Ионе, чтобы ознакомить с результатами работы и его. Строго говоря, такого распоряжения у Дионисия не было, да и Арсений Глухой предупреждал, что могут возникнуть нежелательные последствия: ведь правка Требника велась без согласования с митрополитом. Однако поступить иначе было нельзя: как отметил Д. Скворцов, приказ Большого дворца «не мог утверждать и санкционировать самые исправления или изменения в книгах, сделанные исправителями», так как «признание правильности или неправильности самых поправок он предоставил духовной власти».

Представленные архимандритом тексты поступили на рассмотрение церковного Собора, который был созван по ходатайству справщиков и начал работу 4 июля. На этом Соборе присутствовали митрополит Иона, архиепископ Суздальский и Тарусский Арсений, «и архимандриты, и игумены, и протопопы, и соборные попы, и диаконы, которые были в то время в царствующем граде Москве». Кроме того, на заседание пригласили и некоторых мирян, «навычных Божественному писанию».

В тот же день против архимандрита и его помощников выступила группа троицких иноков, состоявшая из уставщика Филарета, головщика Лонгина Коровы (Шишелова) и ризничего Маркелла Колчина, к которым присоединились старец Дорофей из Новоспасского монастыря и чудовский архимандрит Авраамий (последний в Деяниях собора не фигурирует, но Арсений Глухой упоминает о нем в своей челобитной к протопопу Ивану Лукьяновичу). Иноки отправили митрополиту Ионе несколько «речей», в которых выдвинули следующие обвинения: «Архимандрит Дионисий с своими сложщики во многих книгах выскребал и вырезывал, и писал в том месте по своему изволу. А пущий де у них развратник, архимандричий крылошанин, старец Антоний, да Арсений Глухой, да клементьевский поп Иван Наседка».

Наиболее влиятельными оппонентами справщиков были Филарет и Лонгин Корова, причем Филарет находился в Троице-Сергиевом монастыре больше пятидесяти лет, а свои обязанности исполнял не менее четырех десятилетий - «преимущество громадное, по тогдашним понятиям; все остальные, не исключая и архимандрита, были перед ним молодые люди», как справедливо отметил еще С.М. Соловьев.

Причина того, что главными обвинителями троицкого архимандрита и других справщиков выступили именно Филарет с Лонгином, по наблюдению В.Н. Козлякова, заключается в следующем: «В смутные времена оба участвовали в издании книг, в том числе напечатанного в 1610 году Типикона, ошибки в котором и обнаружил архимандрит Дионисий».

После долгих и упорных споров Дионисию и его сотрудникам был вынесен обвинительный приговор. Первая из его статей была связана с исправлением конечных славословий в молитвах, а вторая - с изъятием слов «и огнем» из молитвы на освящение воды. Как было предусмотрено приговором, Дионисий и Иоанн Наседка лишились права проводить богослужения, а старцы Арсений Глухой и Антоний Крылов - причастия. Кроме того, настоятелю и старцам предстояло отправиться в ссылку.

В апреле 1619 г. в Москву приехал иерусалимский патриарх Феофан IV, что существенно повлияло на ход событий: Дионисий был освобожден из Новоспасского монастыря, где находился после вынесения приговора. В июне того же года возвратился из польского плена патриарх Филарет. Через неделю после его возведения на патриарший престол был созван Собор для пересмотра дела Дионисия и его помощников. По свидетельству Иоанна Наседки, Дионисий в течение восьми часов отвечал на возводимые против него обвинения. Сохранилась начальная часть речи Дионисия, в которой преподобный, опровергая аргументы обвинителей, отмечал, что, за исключением приведенных слов св. Иоанна Предтечи из Евангелия от Луки, в остальных Евангелиях и в апостольских Деяниях говорится о Крещении водой и Св. Духом. В связи с этим Дионисий указывал на отсутствие слов «и огнем» в молитве, читающейся при освящении воды в чине Крещения, а также доказывал, что Бог, Творец всего мира, не может отождествляться с одной из стихий - огнем.

Работа Собора завершилась полным оправданием Дионисия и его помощников. Вскоре после этого Арсений Глухой и Антоний (Крылов) стали справщиками Московского Печатного двора, а Иоанн Наседка - священником придворного Благовещенского собора. Дионисий же вернулся в Троице-Сергиев монастырь и управлял им до кончины. Важно отметить, что многие из предложенных справщиками корректив в последующие десятилетия были внесены в издания богослужебных текстов, что только подчеркивает успешность проделанной справщиками работы. В частности, патриархом Филаретом были приняты почти все исправления в конечных славословиях молитв, за исключением нескольких (заамвонной, на день Богоявления, на очищение церкви от язычников).

Таким образом, методика исправления богослужебных книг использованная архимандритом Дионисием и его помощниками была несомненным шагом вперед по сравнению с теми методами, какие предлагал Стоглав: справщики выполняли свою работу, опираясь, в первую очередь, не на авторитет «добрых переводов», а на правильность передачи содержания.

Заключение

Архимандрит Дионисий (Зобниновский) был поставлен во главе Троице-Сергиева монастыря в исключительно сложный исторический период. Через несколько месяцев после этого события ушел из жизни князь М.В. Скопин-Шуйский - «Московскому государству оборонитель, и государевым неприятелем устрашитель», как называет его автор «Повести о победах Московского государства». Русская армия осталась без выдающегося военачальника и признанного лидера, а после того, как 24 июня 1610 г. войска под командованием Д.И. Шуйского и Я. Делагарди были разгромлены кавалерией С. Жолкевского, фактически прекратила свое существование. 17 июля усилиями З.П. Ляпунова и его сторонников царь Василий Шуйский был низложен и через двое суток насильно пострижен в монахи, а 17 августа сменившее царя правительство, возглавлявшееся боярином Ф.И. Мстиславским, заключило договор с Жолкевским о приглашении на русский престол польского королевича Станислава (сына Сигизмунда III). Месяц спустя польские войска проникли в Москву и заняли все укрепления столицы.

Вскоре после этих событий архимандрит Дионисий развернул активную деятельность по поддержке освободительного движения, которую, по мнению Скворцова, следует считать его «главной государственной заслугой». Эта деятельность может быть условно разделена на два этапа, первый из которых охватывает весну - зиму 1611 г. В указанный промежуток времени архимандрит Дионисий вместе со своими сподвижниками составил и распространил три серии грамот, которые призывали жителей «смутных городов» встать на защиту родной страны, а также оказывать посильную помощь ополчению. Для правильного понимания назначения этих грамот нужно отметить, что их авторы стремились не вызвать, а поддержать и укрепить патриотический порыв своих соотечественников. Доказательством этого служит тот факт, что воззвания руководителей Троице-Сергиева монастыря попали в руки казанцев и нижегородцев в тот момент, когда те уже приняли решение прийти на помощь ополчению. Приведенный выше вывод подтверждает и содержание грамоты, отправленной в Казань, авторы которой советовали горожанам исполнить свое решение «незакоснено». Отличительной чертой троицких посланий 1611 г. является подчеркнуто лояльное отношение их авторов к казачеству, что дало возможность проанализировать содержание этих документов в рамках самостоятельной главы.

В 1612 г. начался новый этап деятельности архимандрита Дионисия, направленной на поддержку освободительного движения. За этот год из Троице-Сергиева монастыря была отправлена лишь одна серия грамот, а также анонимное «Послание к воеводам князю Димитрию Трубецкому и князю Димитрию Пожарскому», которое, по мнению исследователей, принадлежит перу троицкого настоятеля. Если грамоты, отправленные в 1611 г., были призваны поддержать и укрепить патриотический порыв их читателей, то послания 1612 г. затрагивают более широкий спектр проблем. Так, в грамоте, адресованной руководителям Второго ополчения, архимандрит Дионисий упоминает о готовности троицких властей содействовать созданию единого правительства. Еще более многопланово по своему содержанию послание архимандрита к князьям Трубецкому и Пожарскому. Призванное примирить лидеров освободительного движения, это произведение выходит далеко за рамки поставленной цели и содержит весьма злободневные в период Смутного времени призывы к сохранению духовных и культурных традиций, а также христианских ценностей:

«Сотворите любовь над всею Росийскою землею, призовите в любовь к себе всех любовию своею; поприте врага, ненавидящаго любви в человецех». По мнению исследователей, послание архимандрита Дионисия послужило одной из непосредственных причин примирения двух князей, а ряд богатых вкладов, данных ими Троице-Сергиеву монастырю, свидетельствует о том, что авторская позиция снискала уважение именитых адресатов.

Не менее успешной оказалась и административно-хозяйственная деятельность архимандрита Дионисия, в которой следует выделить два направления. Первое из них включает комплекс мероприятий, призванных восстановить благосостояние Троице-Сергиева монастыря. В ходе выполнения этих мероприятий архимандриту Дионисию удалось добиться больших успехов: уже в 1614-1615 гг. ему удалось возвратить значительное число крестьян, по тем или иным причинам покинувших монастырскую вотчину после 1 сентября 1604 г. Кроме того, за счет появления в составе троицких владений целого ряда приписных обителей удалось компенсировать значительную часть территориальных потерь. Большим подспорьем для монастыря было и признание новой властью прав и привилегий, полученных им от прежних русских правителей, о чем на протяжении многих лет хлопотал Дионисий.

Второе направление административно-хозяйственной деятельности архимандрита Дионисия включает комплекс мероприятий, направленных на преодоление последствий Смуты, не связанных с экономикой. Эти мероприятия включают в себя постройку домов для призрения пострадавших в период осады Троице-Сергиева монастыря, а также многочисленные работы по благоустройству и украшению обители, развернувшиеся в 1620-х гг. Те данные, которыми на сегодняшний день располагают исследователи, не позволяют в полной мере оценить степень успешности мер, принятых в первом случае, однако неполные и приблизительные цифры, приведенные в житии архимандрита Дионисия, указывают, что за последние годы Смуты более 7 500 человек смогли получить медицинскую помощь. Тем не менее, нельзя не признать, что меры, принятые настоятелем монастыря, были весьма важными и своевременными.

Велики были и успехи, достигнутые архимандритом в деле исправления богослужебных книг. Несмотря на то, что предписание следить за корректностью их текстов, было обнародовано еще в 1551 г., только Дионисию и его коллегам-справщикам удалось найти наиболее рациональный подход к решению этой задачи. Основывавшийся на принципах исправления богослужебных книг, предложенных Максимом Греком, этот подход далеко не во всем следовал предписаниям афонского старца: так, архимандрит Дионисий и его сподвижники не владели греческим языком, из-за чего были лишены возможности выполнять сверку текстов с оригиналом. Тем не менее, в отличие от своих предшественников, работавших во второй половине XVI - первом десятилетии XVII в., ученые насельники Троице-Сергиевой лавры уделяли особое внимание правильной передаче смысла и содержания священных текстов, что явилось несомненным шагом вперед: по мнению Д.И. Скворцова, в описываемое время такой подход могли разработать «только люди исключительные или по своему положению, или же по образованию». Доказательством же его рациональности может служить тот факт, что многие из предлагавшихся справщиками корректив в последующие десятилетия были внесены в издания богослужебных текстов (в частности, в Октоих, выпущенный в 1631 г.).

архимандрит дионисий монастырь зобниновский

Список источников и литературы

1. Авраамий (Палицын), Дионисий (Зобниновский). Воззвание к казанцам // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 2. - С. 328-330.

2. Авраамий (Палицын), Дионисий (Зобниновский). Грамота к населению городов Пермской земли с призывом к борьбе против «польских и литовских людей» и о присылке ратных людей под Москву // СГГД. - М., 1819. - Ч. 2. - С. 577-579.

3. Авраамий (Палицын), Дионисий (Зобниновский). Послание к князю Пожарскому и всем ратным людям // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 2. - С. 341- 343.

4. Арсений (Глухой). [Послание к боярину Б.М. Салтыкову об исправлении книг] // РГБ. Ф. 304/I. № 700. Лл. 295-330.

5. Грамота воевод князя Дмитрия Трубецкого и князя Дмитрия Пожарского о прекращении между ними всех распрей // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 2. - С. 373-374.

6. Грамота митрополита Филарета протопопу Устюжского Успенского собора с прописанием богомольной грамоты патриарха Ермогена // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 2. - С. 129-135.

7. Грамота Михаила Федоровича архимандриту Дионисию об исправлении Требника // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 3. - С. 482-483.

8. Грамота Михаила Федоровича в Троице-Сергиев монастырь о том, что повеление возвращать бежавших из его вотчины крестьян с 1606 года

имеет действие только до наступления нового [1616] года // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 3. - С. 103-104.

9. [Дионисий (Зобниновский)]. Послание к воеводам князю Димитрию Трубецкому и князю Димитрию Пожарскому // ААЭ. - СПб., 1836. - Т. 2.

- С. 369-374.

10.Жалованная грамота Троицкому Сергиеву монастырю о взимании в Москве на Конской площадке пошлины в его пользу // ААЭ. - СПб., 1836.

- Т. 3. - С. 13-14.

11. Канонник // РГБ. Ф. 304/I. № 281.

12. Канонник // РГБ. Ф. 304/I. № 283.

13. Максим Грек. Слово отвещательно о исправлении книг русских // Сочинения преподобного Максима Грека. - Казань, 1862. - Ч. 3. - С. 60- 79.

14. Максим Грек. Слово отвещательно о книжном исправлении // Сочинения преподобного Максима Грека. - Казань, 1862. - Ч. 3. - С. 79-92.

15. Новгородская Вторая летопись // ПСРЛ. - СПб., 1841. - Т. 3. - С. 121-174.

16. Новый летописец // ПСРЛ. - СПб., 1910. - Т. 14. - 1-я половина. - С. 23- 154.

17. Письмо чернеца Симеона к келарю Авраамию Палицыну с известием о претерпеваемых осажденными недостатках в продовольствии // Хроники Смутного времени. - М., 1998. - С. 447-448.

18. Повесть о победах Московского государства. - Л., 1982. - 160 с. - (Литературные памятники).

19. Приговор Земского собора Первого ополчения // Российское законодательство Х-ХХ вв.: В 9 тт. - М., 1985. - Т. 3. - С. 43-49.

20. [Симон (Азарьин), Иоанн (Наседка)]. Житие преподобного Дионисия Радонежского // Канон преподобному отцу нашему Дионисию, архимандриту Сергиевы лавры, Радонежскому чудотворцу, с присовокуплением жития его. - М., 1808. - С. 1-83.

21. Сказание Авраамия Палицына. - СПб., 1909. - 192 с.

22. Стоглав // Российское законодательство Х-ХХ вв.: В 9-ти тт. - М., 1984. - Т. 2. - С. 253-378.

23. Торговая книга // Записки Отделения русской и славянской археологии императорского Русского археологического общества. - СПб., 1851. - Т. 1. - С. 114-139.

Литература

1. Андреев И. К истории коллективных челобитных русского дворянства в XVII веке // Вестник МГПУ. - Серия «Исторические науки». - 2015. -

№ 3 (19). - С. 16-26.

2. Белоброва О. Из реального комментария к Житию Дионисия, архимандрита Троице-Сергиева монастыря // Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России. - М., 2000. - С. 132-146.

3. Белоброва О. Дионисий Зобниновский // СККДР. - СПб., 1992. - Вып. 3. - Ч. 1. - С. 274-276.

4. Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. - Сергиев Посад, 1892. - 362 с.

5. Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. - М., 1883. - 336 с.

6. Зиборов В. Иоанн Шевелев-Наседка // СККДР. - СПб., 1993. - Вып. 3. - Ч. 2. - С. 63-65.

7. Каган М. Арсений Крылов (Крыло) // СККДР. - СПб., 1992. - Вып. 3. - Ч. 1. - С. 87-89.

8. Казанский П. Исправление церковно-богослужебных книг при патриархе Филарете. - М., 1848. - 26 с.

9. Карташев А. Очерки по истории русской церкви: В 2 тт. - М., 1992. - Т. 2. - С. 79-80, 85-96.

10. Козляков В. Герои Смуты. - М., 2012. - 352 с. - (Жизнь замечательных людей).

11. Козляков В. Михаил Федорович. - Изд. 2-е. - М., 2010. - 352 с. - (Жизнь замечательных людей).

12. Костомаров Н. Патриарх Гермоген и Прокопий Ляпунов // Господство дома св. Владимира: Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М., 1993. - С. 720-731.

13. Костомаров Н. Троицкий архимандрит Дионисий и келарь Аврамий Палицын // Господство дома св. Владимира: Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М., 1993. - С. 732-741.

14. Леонид (Кавелин). Надписи Троицкой Сергиевой лавры. - СПб., 1881.

- 98 с.

15. Назаревский А. О литературной стороне грамот и других документов Московской Руси начала XVII века. - Киев, 1961.

16. Платонов С. Патриарх Гермоген и архимандрит Дионисий // Собр. соч.: В 6 тт. - М., 2012. - Т. 3. - С. 404-410.

17. Платонов С. Смутное время: Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в московском государстве XVI и XVII веков // Смутное время. - СПб., 2001. - С. 333-477.

18. Сахаров И. Авраамий Палицын, Иоанн Наседка и св. архимандрит Дионисий // Северная пчела. - 1842. - № 198. - С. 791-792.

19. Скворцов В. О неисправности церковно-богослужебных книг и их исправлении. - СПб., 1913. - 32 с.

20. Скворцов Д. Дионисий Зобниновский, архимандрит Троицкого- Сергиева монастыря (ныне Лавры). - Тверь, 1890. - 444 с.

21. Скрынников Р. Михаил Романов. - М., 2005. - 336 с. - (Историческая б-ка).

22. Скрынников Р. Святители и власти. - Л., 1990. - С. 279-348.

23. Соловьев С. История России с древнейших времен. - Т. 8 // Соч.: В 18 кн. - М., 1989. - Кн. IV. - С. 335-688.

24. Соловьев С. Русские исповедники просвещения в XVII в. // Чтения и рассказы по истории России. - М., 1989. - С. 403-413.

25. Солодкин Я. Авраамий Палицын // СККДР. - СПб., 1992. - Вып. 3. - Ч. 1. - С. 36-44.

26. Флоря Б. Дионисий (Зобниновский) // Православная энциклопедия. - М., 2007. - Т. 15. - С. 257-265.

27. Чумичева О. Споры вокруг исправления Требника в первой половине XVII в.: текстологические аспекты // ТОДРЛ. - СПб., 2004. - Т. 56. - С. 566-574.

Размещено на Allbest.ru