Царство без церкви: политика Российской империи XVIII-XX вв. в отношении РПЦ и ее последствия

В «Присяге для членов Святейшего Синода», которая написана Феофаном, и которую принимали все её члены, давая перед Богом торжественную клятву, это было чётко написано: «Я, нижеименованный, обещаю и клянусь Всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием … Исповедую же с клятвою крайнего Судию Духовного Синода, Самого Всероссийского Монарха, Государя нашего Всемилостивейшего». [Присяга для членов Святейшего Синода.: http://yakov.works/libr_min/16_p/pri/syaga1890.htm#2]

Вкратце реформа Петра заключалась в следующем:

«Важнейшей реформой, вводившейся в церковное управление Регламентом, было упразднение патриаршества и учреждение вместо него Святейшего Правительствующего Синода («Духовной коллегии»). Был определен состав Синода:

президент;

два вице-президента;

четыре советника

четыре асессора (в число их входили представители чёрного и белого духовенства).

Представителем императора в Синоде был обер-прокурор. Состав Синода был аналогичен с составом светских коллегий. Лица, состоявшие при Синоде, были таковы же, как и при коллегиях, от которых и была взята его внешняя организация. При Синоде было и целое ведомство фискалов.

Духовный Регламент предписывал епархиальным архиереям создавать при архиерейских домах училища для детей (мужского пола) духовенства; впервые в Московской Руси создавалась система школ. Данное нововведение имело целью удаление из среды духовенства лиц, поступающих туда не по призванию, а по расчёту.

Перед поступлением в школу кандидату необходимо было выдержать экзамен, касающийся не только знаний, но и духовных качеств будущего пастыря. Священник, по мнению Феофана Прокоповича не должен быть ни мистиком, ни фанатиком. Следовало удостовериться, не имеет ли он «видений» или «смущающих снов». Особой проверке подлежали домашние духовники, «обычные орудия», -- говорит Регламент, -- «темных интриг, создатели незаконных браков».

Институализировалась духовная цензура. Упразднялись места чудесных явлений, не признанных таковыми Синодом.

Мужчинам запрещалось поступать в монастырь до тридцатилетнего возраста; монахам вменялось в обязанность исповедоваться и причащаться по крайней мере четыре раза в год; во всех монастырях вводится обязательный труд, а монахам запрещается посещать женские монастыри и даже частные дома. Монахиням, с другой стороны, запрещается давать окончательные обеты до пятидесятилетнего возраста, и послушничество, продолжавшееся до тех пор, не может служить препятствием для вступления в брак». [Википедия. Духовный Регламент 1721 года: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D1%83%D1%85%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%A0%D0%B5%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%82_1721_%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0]

Политическая составляющая церковной реформы Петра заключалась, главным образом, в упразднении патриаршего поста и замене его коллегиальным органом - Синодом. Петр считал, что коллегиальный орган будет намного эффективней управлять церковью, в отличие от патриарха. Но, фактически, конечно, теперь церковью управлял сам император, которого в Синоде представлял обер-прокурор. Одновременно, мы видим множество социальных и культурных нововведений. Это, прежде всего, обязанность архиереев открывать духовные школы при епархиях. Связано это было практически с поголовной безграмотностью священников - ведь до реформы для того, чтобы стать священником было достаточно родиться в семье священника или заслужить какую-нибудь милость у архиерея.

Кроме этого, специальное внимание обращалось на не-мистицизм будущих священников. Здесь явная отсылка к изъянам предыдущих десятилетий, когда при Алексее Михайловиче все были заняты поисками чудес, святых мест и святых людей. Теперь подчеркивалась ценность реальных знаний и более рационального отношения к жизни. Священник должен был быть «трезвым» человеком, поскольку он уже рассматривался не только как церковный, но и как государственный служащий, в обязанности которого входило исповедовать и причащать паству несколько раз в год, а так же доносить на исповедуемых в случае из политической неблагонадежности, чем по сути отменялась тайна исповеди.

Все это можно, конечно, назвать, урезанием церковных свобод, хотя, что такое эти «церковные свободы» остается под большим вопросом. Если иметь ввиду под церковными свободами владение землей и крестьянами, исключительно церковную юрисдикцию над церковными людьми, то, конечно, в этом смысле церковь потеряла эти свободы. Потеряв пост патриарха, она потеряла возможность выступать перед властью, перед царем с выражением своей консолидированной позиции.

Однако практическое состояние мировоззрения тогдашних людей, из которых состояла тогдашняя церковь, реальное наполнение этого мировоззрения состояло в основном из смешения псевдо-мистического мировосприятия, мелочного копошения в хитросплетениях религиозных обрядов и смотрения назад в некую «старину» с отслеживанием единственно только того, чтобы не появилось что-то новое. Любое новое для церковных ревнителей было равнозначно «еретическому». Ни о каком богословии, ни мистическом, ни догматическом речи не шло, это было сплошное начетничество, отслеживающее даже не догмы, а именно буквы. Ни о какой религиозной свободе в такой церкви не могло быть и речи, ни о каких богословских или философских открытиях - тем более. За что, кстати, русская церковь уже тогда была презираема теми, перед кем она преклонялась - греками, которые считали русских не способными на сколько-нибудь свободное, глубокое богословие.

Эта церковь, полностью подмятая под авторитет восточных греческих патриархов, расколотая бесконечными спорами о том, сколькими пальцами правильно креститься, уже не могла, да и не хотела отстаивать нужды народа перед светской властью. Ни патриарх Никон, ни патриарх Иоаким, ни патриарх Адриан ни разу не выступили перед царями в защиту подданных с точки зрения их экономического, правового или политического положения. Зато, когда речь пошла об увеличении числа епархий, то иереи, встревожившись за свои доходы, сразу выступили единым фронтом перед царем Федором Алексеевичем и не допустили этого. [профессор Николай Фёдорович Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Глава 9.

Петр отнюдь не считал церковь совершенно лишним, не способным ни на что органом. Напротив, он считал церковь совершенно необходимым атрибутом общества и государства. Поэтому, превращая ее фактически в государственный орган, он как бы брал ее под государственную опеку. Потому что в том состоянии, в котором пребывала русская церковь в начале 17 века, она легко могла просто самоуничтожиться, либо принести такой ущерб государству, от которого могли наступить последствия сравнимые с гибелью Византийской империи.

Вот пример отношения Петра к церкви. После сокрушительного поражения в битве под Нарвой, когда Петр в панике, бросив войска, бежал в Москву и ему казалось, что шведы вот-вот придут сюда за ним, он велит снять колокола с московских церквей, чтобы отлить пушки. Таким образом Петр показал, что ему нужно от церкви - государственная польза, реальная защита и реальный союз. Хотя, конечно, церковь вряд ли испытала положительные эмоции от такой инициативы царя.

Еще один показательный момент - исторический случай произошедший с Михаилом Ломоносовым, которого из-за его споров с немецкими историками отдали под суд Синода, который рекомендовал наказать Ломоносова. Однако благодаря покровителям Ломоносова к рекомендациям Синода прислушиваться не стали. Так что великий ученый, что называется легко отделался. Можно лишь представить себе, чем это могло закончиться для Ломоносова, если церковь не была реформирована Петром и Ломоносова отдали под суд патриарха. Можно вспомнить трагическую участь немца Кельвина, преданного патриархом Иоакимом огню.

«В 1681 году церковный Собор во главе с патриархом Иоакимом (1674--1690) обратился к царю с просьбой:

«Просим и молим соборно Великого князя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, которые развратники и отступники, по многом церковном учении и наказании и по нашем архиерейском прошении их обращению истинного покаяния явятся противны, святой церкви непокорны, и таких противников бы указал Великий Государь Царь и Великий князь Федор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, отсылать ко градскому же суду и по своему Государеву рассмотрению, кто чего достоин, указ чинить». [Акты исторические:

Русский историк В. Татищев писал в 1733 году: «Никон и его наследники над безумными раскольниками свирепость свою исполняя, многие тысячи пожгли и порубили или из государства выгнали». [Татищев В. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах // Жажда познания. - М.: Молодая гвардия, 1986. - С. 356?357] И только после смерти патриарха Иоакима массовые казни прекратились. Русская церковь на рубеже 16-17 вв. являла собой репрессивную, консервативную структуру, выступавшую против всего нового, прогрессивного. Наука для нее представляла вообще страшное губящее душу занятие. Иностранцы, особенно европейцы были исключительно провозвестниками еретичества. Но все дело в том, что Петру необходимы были иностранцы с их знанием инженерного дела, ему нужны были ученые - лучше свои, российские, но свои должны были еще вырасти. И церковь ему в этом была не помощник.

Поэтому у Петра оставался только один выход - государство должно было стать своего рода инкубатором, в котором должна была вырасти и сформироваться русская церковь, но уже с иными функциями - богословия, просвещения, учености и благотворительности. Поэтому ее нужно было поставить под руководство единственного тогда слоя обладавшего просветительскими способностями - императора, великосветского слоя чиновников, генералов и знати, кои и были введены в структуру Синода.

Такая церковь была лишена даже потенциальной возможности составить хотя бы духовную оппозицию светской власти, поэтому так называемого дуализма власти характерного для Европы, в России так и не сформировалось. Этот дуализм, в том виде, в котором он мог в то время сформироваться, был для государства губителен. В этом случае Россию, с наибольшей вероятностью, ждала бы участь Византийской империи.

Но вместо этого, церковь, потеряв свободу политическую (которой, практически никогда и не существовало) и свободу финансово-экономическую, получила возможность организационной передышки, а затем внутри нее появились просвещенные философы и богословы, затем церковь практически перестала коситься на науку и искусство, поскольку стала относить все это к занятиям духовным, чем собственно занималась она сама, будучи лишенной возможности политической деятельности.

Интересно, что, по мнению некоторых исследователей, окончательным толчком к церковной реформе послужило некое столкновение между Петром и Стефаном Яворским произошедшее осенью 1718 года. Раздраженный беспомощностью Яворского в решении задач церковного руководства в условиях продолжающихся реформ Петр написал на его докладе: «Для лучшего впредь управления мнится быть Духовной Коллегии, дабы удобнее такие великие дела исправлять было возможно». [А.С.Буевский. Церковная реформа Петра Первого. Историко-канонический аспект: https://www.cef.ru/infoblock/publications/newsitem/article/1354007]

Вот как присходило первое заседание духовной коллегии: «14 февраля 1721 года новая государственная Коллегия начала свое бытие. После молебна в Троицком соборе в Александро-Невской Лавре члены Духовной Коллегии собрались на первое заседание в отведенном им деревянном домике генерал-лейтенанта Р. Брюса (в то время уже покойного). На заседании присутствовал император Петр. Это заседание оказалось поистине историческим. На нем произошла реформа реформы. Об этом митрополит Московский Филарет (Дроздов; 1782--1867) скажет позднее: Петровскую Коллегию "Провидение Божие и церковный дух обратили в Святейший Синод". Был задан первый недоуменный вопрос Петру: как творить молитвенное возношение за богослужениями о Высшей Церковной Власти? "Коллегия"? -- невозможно для церковного сознания. Петр соглашается: "О Святейшем Синоде или о Святейшем Правительствующем Синоде". Таким образом, Духовная Коллегия упраздняется -- и возникает Святейший Синод. Вторым вопросом было соотношение власти между Сенатом и Синодом. Си-нодалы не допускают мысли, что кто-то другой, кроме монарха, может приказывать Синоду. Они заявляют: "А на патриаршее имя указов ниоткуда не присылалось, Духовная же Коллегия имеет честь, силу и власть патриаршескую, или едва и не большую, -- понеже Собор". Петр снова согласен, и Синод ставится им на один уровень с Сенатом.

Добившись формального равенства с Сенатом, Синод фактически отказался от самосознания церковной природы своей власти и свел ее к источнику государственному, к воле монарха. Все делопроизводство Синода на протяжении 200 последовавших лет велось "по указу Его Императорского Величества"».

Встает вопрос, а как же восприняли церковную реформу Петра восточные православные патриархи. Ответ прост - они приняли ее без каких либо возражений. 30 сентября 1721 года Петр послал им извещение о признании Синода и всей реформы и 1 февраля 1722 года получил ответ: «В утвердительной грамоте Патриарха Иеремии говорилось, что" "Синод в Российском святом великом государстве есть и называется нашим во Христе Братом, Святым и Священным Синодом от всех благочестивых " православных христиан. Он имеет право совершать и установлять то же, что и четыре Апостольских Святейших Патриарших престола"». [А.С.Буевский. Церковная реформа Петра Первого. Историко-канонический аспект: https://www.cef.ru/infoblock/publications/newsitem/article/1354007]

Иными словами, восточным патриархам было глубоко безразлично то, что происходило с русской церковью. Скорее, они облегченно вздохнули - не нужно более иметь дело с маловразумительным, хотя и подобострастным перед греками русским патриархом, а вести переговоры напрямую с тем, кто имеет реальную светскую (а теперь и духовную) власть и финансы - с российским монархом. Тем более, что Петр уже провозгласил себя императором, а следовательно они получили то, что хотели - новую огромную православную империю, на которую они собирались опираться, не особо оглядываясь на «какую-то» русскую православную церковь. Дальнейшие события в принципе показали, что греки, и церковники, и политики, питали также надежды на то, что Россия рано или поздно, изгнав турок, восстановит Византийскую империю, после чего подобострастно ей же и подчинится. [См. проект Екатерины II о восстановлении Византии - правда Екатерина, будучи практичной женщиной и политиком, на восстановленном византийском престоле видела своего внука Константина.:

Реакция католического и протестантского Запада на церковную реформу Петра непосредственно вытекала из их политических замыслов в отношении России. Петр, безусловно, при подходе к реформе многое позаимствовал и учел в соответствии с тем, что происходило во взаимоотношениях церкви государства на западе:

«Во время посещения "великим посольством" в 1697--1698 годах нескольких стран Западной Европы Петр I имел возможность в Голландии непосредственно ознакомиться с трудами одного из творцов систематического изложения теориие стественного права Гуго Гроция (1583--1645), отвергавшего теократию и считавшего источником прав природу человека, диктующую стремление к мирному общению, организованному согласно требованию разума. Известно, что там же Петр весьма заинтересовался трудами выдающегося мыслителя, немецкого юриста Самуэля Пуфендорфа (1632--1694), яркого представителя естественного права, особенно его работой "О должности человека и гражданина". В своих трудах Пуфендорф стремился обосновать подчинение Церкви государственной власти, но требовал от последней религиозной терпимости. Взгляд Петра I на Церковь, как на служебную силу в государстве, сформировался под влиянием так называемой территориальной системы, четко выраженной Пуфендорфом, основным принципом которой было: "cujus regio, ejus religio" ("чья власть, того и вера") и при условии которой монарху на данной территории подчинялось все, втом числе и Церковь. Затем, во время четырехмесячного пребывания в Англии Петр I много внимания уделяет изучению положения Церкви в этом государстве.Следует иметь в виду, что именно в Англии получил особое развитие принцип так называемого цезарепапизма. Король Генрих VIII в 1534 году провозгласил себя "верховным главой Английской Церкви вместо Папы" (7). В 1535 году парламент законодательно утвердил королевское притязание: "Да будет авторитетом настоящего парламента постановлено, что король, наш державный государь, а также и преемник его, должен быть принимаем и признаваем единственным верховным на земле главой Английской Церкви, называемой Англиканской Церковью, и должен пользоваться вместе со своей короной и всеми титулами, почестями, достоинством, привилегиями, юрисдикцией и доходами, свойственными и принадлежащими достоинству верховного главы Церкви" (Статут 26, Генрих VIII, глава 1) (8)». [ А.С.Буевский. Церковная реформа Петра Первого. Историко-канонический аспект: https://www.cef.ru/infoblock/publications/newsitem/article/1354007]

«Во время первой зарубежной поездки Петр посещает германские земли. Это он повторяет неоднократно. В 1715 году Петр I специально побывал в Виттенберге. Здесь он посетил дом Мартина Лютера. До сего дня сохранился на дверном косяке перед входом в кабинет Лютера автограф Петра. Известно, что Петр I хорошо знал суть церковной реформы Мартина Лютера. Петр недвусмысленно выражал свое положительное отношение к позиции Лютера о праве светских правителей, принявших Реформацию, регулировать церковные дела в духе нового учения». [А.С.Буевский. Церковная реформа Петра Первого. Историко-канонический аспект: https://www.cef.ru/infoblock/publications/newsitem/article/1354007]

Тем не менее, по утверждению историков первоначальная реакция на церковную реформу Петра была сначала положительная, но потом сменилась на отрицательную: «Первоначальная реакция в церквах Реформации на церковную реформу Петра I носила положительный характер, поскольку эта реформа имела явный отпечаток протестантской традиции. Позднее, в процессе становления большей самостоятельности этих церквей в отношениях с государственной властью, в них начало определяться более сдержанное отношение к положению Православной Церкви в Российской империи. Закономерна резко отрицательная реакция на церковную реформу Петра I со стороны представителей Римско-Католической Церкви, а позднее и Старокатолической, особенно в лице одного из ее родоначальников Игнатия Дёллингера». [А.С.Буевский. Церковная реформа Петра Первого. Историко-канонический аспект: https://www.cef.ru/infoblock/publications/newsitem/article/1354007]

Здесь мы видим чрезвычайно характерную для Запада, и не только в отношении России, позицию - вы вроде неплохо начали, взяв за образец то, что делаем «сами мы» (великие, светлые и цивилизованные), но вот цивилизованности и образованности вам не хватает, варвары вы, тем более, какие-то ортодоксальные. Вы должны во всем следовать за нами, никуда не отклоняясь, тогда, глядишь мы вас когда-нибудь и похвалим. Точно такой же стиль оценки того, что происходит в России и вокруг нее, характерен и для большинства сегодняшних западных политических оценок. Им даже в голову не приходит, что вообще-то такие реформы делаются не ради их положительных оценок, а исходя из политической и исторической необходимости.

Что касается реакции Рима и католиков, то она и должна была быть такой отрицательной. Рим удовлетворило бы исключительно одно - присоединение русской православной церкви к Унии. Все остальное - воспринимается резко негативно. Тем более что с политической точки зрения речь шла об укреплении и увеличении мощи и консолидации Российской империи, которая хоть и проводит «западо-образные реформы» тем не менее остается православным государством и от своего православия отказываться не собирается. Римскую церковь опять же больше удовлетворило бы ослабление России из-за внутренних религиозных распрей и кондового консерватизма православных «ревнителей».

Церковную реформу Петра у многих исследователей принято называть «протестантской реформацией» [Протоиерей Георгий Флоровский. Смысл церковной реформы Петра Великого./ Из книги «Пути русского богословия».: https://www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=1733]. При этом отмечают, что определенные условия, в частности, интеллектуальные традиции договорного богословия, понятия естественного права отсутствовали. И что большинство русского народа видело в Петре по-прежнему «помазанника божьего», в то время как он сам видел в церкви лишь инструмент для политики. В этом несоответствии видели «главную фальшь синодального периода». [Протоиерей Георгий Флоровский. Смысл церковной реформы Петра Великого./ Из книги «Пути русского богословия».: https://www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=1733]

Опять же можно только изумляться подобным рассуждениям. Во-первых, не вполне корректно употреблять термин «протестантизм» в отношении самой реформы. Протестанты в Европе вполне определенно выступали против власти папы римского. А против кого выступал Петр? Он ведь даже согласовал свою реформу с восточными греческими патриархами. А сама русская православная церковь всегда подчинялась московскому государю.

Во-вторых, с одной стороны, в русской церкви и в русском обществе отсутствовали интеллектуальные традиции договорного богословия или естественного права. Ну да, конечно, это именно так и есть. Но, с другой стороны, откуда же это все взять, была ли русская церковь в то время способна произвести все это. Нет, определенно не была. Именно поэтому «Петр I подчинил Церковь государству, отобрал финансы и заставил заниматься образовательной, благотворительной и социальной деятельностью», благодаря чему в России в РПЦ спустя сто лет в 19 веке, когда исчезли и сами ревнители и самый дух ревнительства, наконец и появилась и стала активно развиваться та самая традиция «договорного богословия или естественного права». В противном случае, русская богословская и философская мысль скорее всего еще очень долго оставалась бы на уровне жарких споров о том, сколькими пальцам надо креститься. В этом и заключался замысел Петра - перевести церковь с позиции ревнителей на позиции самостоятельной русской богословской и философской школы. Именно благодаря реформе Петра, русская церковь вместо, образно говоря «рвущих на себе тельняшку» в 17 и 18 веках монахов-ревнителей, обрела целое направление монахов-старцев, признанных во всем мире, в том числе, и греками.

Реакция русского общества на церковную реформу Петра, естественно, не была, да и не могла быть однозначной. Были безусловные противники реформы, особенно среди епископата. Были противники церковной реформы, считавшие ее - от сатаны, как все вообще реформы Петра. Но были и такие, и их было немало, особенно среди раскольников, кто делал различие между царем и никонианской церковью, и, конечно же, был на стороне царя, считая, что лучше уж он, как помазанник божий, руководит церковью, и это будет лучше, чем церковь под руководством самих церковников, то есть патриарха. См. «Поморские ответы», Ответ 52: «Мы аще о о внесенных от Никона новопредниих сомневаемся, но не сомневаемся о богопоставленнем самодержавствии богохранимого и богопомазанного самодержца… Мы и Святейшего правительствующего синода не уничижаем, но честно почитаем…». [А.Н.Кардаш «Реакция народа на церковную реформу Петра I.: https://cyberleninka.ru/article/v/reaktsiya-naroda-na-tserkovnuyu-reformu-petra-i]

Из этого ответа поморских раскольников с очевидностью вытекает, что церковная реформа императора Петра способствовала консолидации расколотого религиозными спорами российского народа под скипетром светской власти. Петр I фактически объединил расколотую страну, перед которой стояли куда более насущные и важные для политического выживания задачи.

Еще один вопрос по поводу церковной реформы Петра вызывает живейшие споры. Способствовала ли она внесению элементов коллегиальности и разделения властей в церковное и светское управление, или, напротив, способствовала полному закабалению всех элементов демократии под скипетром самодержавия. В сущности, этот вопрос звучит довольно странно - хотел ли Петр, будучи самодержцем и императором, заложить своими реформами некие зачатки демократичности в церкви. Естественно, нет. Такой задачи он не ставил и ставить не мог, как не мог ее ставить перед собой ни патриарх, ни епископ, ни чиновник, действовавший в то время в церкви, в государстве. Поскольку для тех людей не существовало тогда даже самого понятия демократии. Петр, заменяя патриарха синодом, полагал, что этот коллегиальный орган сможет действовать гораздо быстрее и эффективней, чем один только патриарх.

Касательно т.н. принципа соборности, кстати, он видел немало примеров, показывавших их неэффективность и неспособность принимать эффективные решения и действовать оперативно. Взять хотя бы Собор созванный царем Федором Алексеевичем для продолжения реформ Алексея Михайловича. Федор Михайлович тогда предлагал увеличить количество епархий более чем на 70 епархий, в результате собор добавил лишь 4 новых епархии. Все эти разговоры о каноничности или не каноничности петровских реформ не имеют смысла, если мы говорим о политической стороне дела. Петр I был политиком и строителем государственной системы, а не богословом, о чем он сам не раз говорил. Для него разговоры о каноничности всегда звучали уловками для ухода от конкретного дела. Еще раз заметим - именно на этих разговорах о каноничности распалась и растворилась в свое время в турецком нашествии Византийская империя.

После-реформенное развитие русской церкви шло достаточно медленно. В 18 веке происходило постепенное освобождение от консервативной и при этом чрезвычайно поверхностной идеологии ревнителей, для которых чрезвычайно важным была именно буква, а не дух церковной духовной жизни. Одновременно с этим шел процесс просвещения и образования новых кадров православной церкви. Положительным моментом было уже то, что церковь, будучи, в результате реформ, отстраненной от участия в высших сферах государственной жизни, не смогла помешать возникновению и формированию российской науки, оформившейся в соответствии с тогдашними мировыми трендами Просвещения.

Все это дало свои плоды уже в 19 веке, когда на авансцену вышли великолепные церковные философы и богословы, создавшие прочную философскую основу для дальнейшего развития русского и мирового православия. Затем в середине 19 века появилась целая плеяда русских православных старцев, занимавшихся и по форме, и по духу именно тем, что хотел видеть от русских монахов Петр I. Наконец, на рубеже 19-20 веков наступил настоящий ренессанс русской религиозной философии.

Сегодня церковную реформу Петра часто обвиняют в том, что она сделала церковь неподготовленной к событиям 1917 года, «оторвала» священство от прихожан, нарушила принцип церковной соборности - и все это привело к катастрофе произошедшей с церковью при советской власти. На самом деле такая постановка вопроса является настоящим передергиванием фактов и «плачем» плохого танцора, у которого всегда пол виноват. В 1917 году (да и в 1905 г) революционным стал именно народ, а соответственно - и низы церкви. Огромное количество выходцев из семей священников, семинаристов приняло участие в революционном движении конца 19 - начала 20 века. Иосиф Сталин, как известно, был семинаристом. Священники общались с народом и при этом не были вынуждены вытягивать из него последнюю копейку - им платило за службу государство. Начиная с начала 20 века даже церковные иерархи проявили удивительную корпоративную солидарность (то есть Соборность) в вопросе отделения церкви от государства и восстановления института патриаршества. И они добились этой цели сразу после Февральской революции 1917 года, а избрание патриарха происходило в те же дни, что и октябрьская большевистская революция.

Будучи реформированной или не реформированной, церковь ничего не смогла бы предотвратить или противопоставить тем революционным тектоническим процессам, которые происходили в российской империи (и не только в ней) на рубеже 19-20 веков. Просто потому, что, как говорится - против лома нет приема. Происходившие процессы имели намного более глобальный, цивилизационный и глубокий характер и русская церковь не была его активным двигателем, а только пассивным участником, поэтому сделать она в любом случае ничего бы не смогла. Однако накопленный в ней за два века, прошедшие после петровской реформы, духовный и интеллектуальный потенциал позволил церкви пережить наиболее тяжелые годы гонений, восстановить свои главные институты в годы Великой отечественной войны, и возродиться словно феникс из пепла в 90-х годах 20 века.

православная церковь государство

Глава 3. Государство и Церковь в синодальный период - от ревнительства к просвещению

Жизнь русской православной церкви после смерти Петра I многие историки, особенно, церковные склонны уподоблять жизни в период гонений на церковь. Вот, к примеру, близкая к официальной церковной точка зрения:

«В 1726 году в результате происков всемогущего Феофана Прокоповича пострадал член Синода Феодосий Яновский. После пыток в Тайной канцелярии он был сослан в Никольский Корельский монастырь (недалеко от Архангельска), где и умер простым монахом.

В 1728 году пострадал член Синода Феофилакт Лопатинский за то, что издал книгу Стефана Яворского «Камень веры». Тираж книги был «взят в крепость», а православный архиерей арестован, предан жесточайшим пыткам, суду, лишен сана и монашества. У него были переломаны ноги. Затем он был пытан вторично.

В 1731 году был сослан ревностный противник Феофана Прокоповича епископ Игнатий Смола, бывший архимандрит московского Богоявленского монастыря.

В 1730-1740-е годы -- период правления императрицы Анны Иоанновны и бироновщины -- наказания преследуемого православного духовенства и монашествующих сопровождались беспощадной жестокостью с ведома и попустительства Святейшего Синода, который был, по правде говоря, бессилен им воспрепятствовать. Били шелепами, плетями, кнутами и применяли всевозможные виды истязания до сажания на кол. Правительство принуждало расстригать целые сотни «чернецов» (монахов) без всякой вины под одним предлогом, что они излишни, и укомплектовывало ими армию. Число членов Синода убавилось с двенадцати до трех; нередко в присутствии состояло всего два архимандрита -- они и распоряжались делами Русской Церкви, а указания им давали господа кабинет-министры. Позднее современник этого полного унижения Православной Церкви в православном государстве Ростовский митрополит Арсений (Мацеевич) писал: «Если бы Остерман сотоварищи захотели посадить в Синод наряду с архиереями пасторов, то кто бы помешал им в этом?». [Наталья Михайлова. Когда начались гонения на церковь в России?: http://www.pravoslavie.ru/56053.html]

Нарисованная картина отображает степень не столько гонений, сколько степень сопротивления в иерейских кругах петровской реформе. Все те же «ревнители» выступают против всего западного, и требуют возвращения патриаршества.

«Облегчение наступило с восшествием на престол «дщери Петровой» -- императрицы Елизаветы, последней представительницы дома Романовых, и то по женской линии. По мужской линии династия Романовых пресеклась еще в 1729 году со смертью Петра II, внука Петра I, в полном соответствии с пророческими словами Патриарха Никона. Но и благочестивая Елизавета, находившаяся в полной зависимости от масонского окружения, поставившего ее на трон, не смогла восстановить Патриаршество. При ней, правда, началось освобождение невинно сосланных в минувшее царствование. При этом многих недосчитались, а из вернувшихся очень многие вскоре умерли, истерзанные пытками и тяжкими ссылками. Явные гонения прекратились, началось даже внешнее восстановление монастырей, но одновременно именно в это царствование в высших слоях общества получила самое широкое распространение оккультная космополитическая секта, известная под названием масоны. Неудивительно поэтому, что эта двадцатилетняя передышка не только не улучшила положения государственной Православной Церкви, но еще более укрепила позиции «чающих Реформации» вольных каменщиков». [Наталья Михайлова. Когда начались гонения на церковь в России?: http://www.pravoslavie.ru/56053.html]

В процитированном отрывке отображена внутрицерковная господствующая точка зрения на то, что происходило в 18 веке. Здесь «хорошие» пострадавшие ревнители и желающая им помочь «бедная» императрица Елизавета противостоят «высшим слоям общества» и «масонам». На самом деле, о масонах еще рано говорить, но высшие слои общества - действительно та среда, которая противостояла и не позволила ревнителям повернуть петровскую реформу вспять. К православным иерееям в этой среде относились довольно прохладно. Возник некий странный неофициальный дуализм между церковью и высшим обществом, которое относилось к ней довольно пренебрежительно и тем подстегивало к тому, чтобы отбросить «ревнительские» позиции и стать не менее образованными и просвещенными.

«По желанию Елизаветы Петровны Российский престол унаследовал Петр III, внук Петра I, сын герцога Шлезвиг-Голштейн-Готторпского и Анны Петровны. Это случилось в 1761 году. Следуя протестантскому образцу, Петр III решил и в ненавистной ему России провести давно осуществленную в Европе секуляризацию церковных имений, то есть отобрать их в пользу государства. За время своего кратковременного правления этот император-масон успел издать все необходимые указы, но в 1762 году другая масонская партия совершила переворот и поставила на престол его жену, ангальт-цербтскую принцессу Софию-Доротею, получившую при переходе в Православие имя Екатерины Алексеевны. Она была воспитана в духе «просвещенного абсолютизма», которым к этому времени были охвачены, как эпидемией, почти все монархи Европы, а потому и действовала в соответствии с программой вольных каменщиков, с многими из которых поддерживала тесные связи путем переписки и в личном общении, принимая их на службу.

После умерщвления Петра III русская императрица Екатерина, получившая звание Великой, в 1764 году завершила дело, начатое Петром I -- закрыла две трети монастырей, отобрала в казну церковные и монастырские земли и установила в монастырях «штаты» монахов.

Это новое гонение на Церковь и монашество наступило после сорокалетнего Синодального правления, во время которого наиболее стойкие архиереи были истреблены, а оставшиеся запуганы и приручены, так что ни о каком мало-мальски серьезном сопротивлении не могло быть и речи. Последним мучеником в этой вековой борьбе с Православной Церковью явился уже упомянутый Ростовский митрополит Арсений Мацеевич (1695-1772). При Елизавете Петровне он вместе с митрополитом Амвросием Юшкевичем настаивал на необходимости восстановления патриаршества. При Екатерине II он один выступил открыто с протестом против секуляризации церковных земель и всю свою жизнь последовательно боролся против подчинения Церкви светской власти. За это и пострадал.

Святейший Синод во главе с Новгородским митрополитом Дмитрием Сеченовым постановил лишить «мятежного» митрополита архиерейского сана и клобука и сослать в отдаленный монастырь. По воле Провидения им оказался тот же самый Корельский монастырь, где томились в ссылке пострадавшие ранее архиереи Феодосий Яновский и Игнатий Смола. В 1767 году против ссыльного митрополита Екатерина затеяла второе, теперь уже тайное, следствие; без ведома Синода по личному приказу Екатерины узник был расстрижен и заточен в башне Ревельской крепости. Там он и скончался весной 1772 года, спустя год после того, как против него было возбуждено третье судебное дело». [Наталья Михайлова. Когда начались гонения на церковь в России?: http://www.pravoslavie.ru/56053.html]

Иными словами, практически в течение всего 18 века шло подавление и приручение церкви государством. То есть, фактически из церкви выбивали самый дух «ревнителей» и «ревнительства». Нельзя сказать, что все вышеперечисленные гонения шли против тихих и никого не трогавших архиереев. Нет, эти люди, будучи, фактически, частью церковной корпорации, постоянно бунтовали и писали жалобы, грамоты и книги, в которых упрекали светскую власть в неканонических действиях против церкви, призывали вернуть должность патриарха, вернуть церкви все те экономические и политические вольности, которые она имела до реформы Петра. Особенно резко, естественно, они выступали против урезания земельных владений церкви, против уменьшения доли богатств епископата церкви.

«В руках церкви к середине 18 века числилось без малого миллион душ крестьян мужского пола. Они давали сотни тысяч рублей дохода. Ей же принадлежали богатые торгово-промысловые села -- Подол (Подольск), Егорьев, Макарьев, Ковров и др. Эксплуатация монастырских крестьян приобретала нередко откровенно грабительский характер, и они все чаще поднимались на восстания. Снова и снова встает в повестку дня вопрос о секуляризации церковных владений. Ее оформили сначала указом 21 марта 1762 г. и затем, уже окончательно, 26 февраля 1764 г. Архиереи, монастыри, церкви лишились 2 млн. крестьян обоего пола; число монастырей уменьшилось, их содержание стало заботой государства. Бывшими монастырскими крестьянами стала управлять специальная Коллегия экономии, и они превратились в государственных крестьян. Их перевели на оброк, что улучшило положение тех, кто раньше сидел на барщине и вносил натуральные платежи. Увеличились доходы казны (более 600 тысяч рублей в год). С протестом против конфискации церковных земель выступил ростовский митрополит Арсений Мацеевич. Он же требовал ликвидировать Синод и снова избирать патриарха, главу русской церкви. Митрополит совершил обряд отлучения от церкви всех покусившихся на имущество церкви, в том числе и Екатерины II. Синод лишил его сана, передал его дело в гражданский суд. Мацеевича отправили в ссылку, и он, как некогда Никон - патриарх, оказался в монастыре. Но и там неукротимый пастырь продолжал обличать Екатерину, ее политику, за что был вновь судим и умер в каземате Ревеля». [История Великой Руси. Русская Церковь в XVIII в.: http://clarino2.narod.ru/p16.htm]

Особо упоминается дело Ростовского митрополита Арсения Мацеевича как наиболее характерный и показательный, в том числе, и по своей жестокости, пример того, как государство в послереформенную эпоху «ломало» церковь.

Стоит изложить кратко историю выступлений самого Мацеевича против светской власти. В 1741 году Мацеевич отказался присягать герцогу Бирону как регенту малолетнего Иоанна Антоновича, сына Анны Леопольдовны. Тем не менее, чуть позже в этом же году его возводят во епископа Сибирского и Тобольского с возведением в сан митрополита. При восшествии на престол Елизаветы Петровны Мацеевич так же отказывается произносить слова присяги, считая ее унизительной для своего архиерейского сана. Елизавета Петровна разрешила ему не произносить коробивших его слов, тем не менее Мацеевич присягу так и не принес. Что не помешало ему неоднократно выступать с публичными проповедями, а затем в 1742 году стать митрополитом Ростовским и членом Святейшего Синода. При этом митрополит Арсений был «противником создания духовных школ, что было редким исключением среди епископов украинского происхождения. В вину ему ставилось также закрытие латинской школы в Ростове. В 1759 году митрополит Арсений имел конфликт с ректором Ярославской семинарии Владимиром (Каллиграфом), учение которого Арсений посчитал «жидовством и кальвинизмом» [Арсений (Мацеевич): https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D1%81%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B9_(%D0%9C%D0%B0%D1%86%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87)] При Екатерине II митрополит Арсений открыто выступил в качестве противника секуляризации церковных земель. Он засыпал Синод и правительство своими прошениями против реформ и в конце концов предал анафеме всех «обидчиков церквей и монастырей», то есть фактически предал анафеме императрицу. Узнав об этом Екатерина II назвала его «лицемером, пронырливым и властолюбивым бешенным вралем», причем ее полностью поддержал весь Синод во главе митрополитом Новгородским Дмитрием Сеченовым. Мацеевича привезли из Ростова в Санкт-Петербург и предали суду Синода, который постановил его «извергнуть из архиерейского сана, расстричь из монашества, а затем предать суду светскому, согласно которому, за оскорбление её Величества Арсения должны были казнить смертью». [Там же] Екатерина не отдала его светскому суду, а велела в монашеском чине отправить его в ссылку в Николо-Корецкий монастырь. Но Мацеевич не успокоился и там, он публично поддержал Мировича, который хотел освободить сына Анны Леопольдовны Ивана Антоновича из Шлиссельбургской крепости. Понятно к чему это могло привести. После этого Екатерина уже велела его расстричь из монахов и поместить «в Ревельскую крепость под именем «некоего мужика» Андрея Враля». [Там же], где Мацеевич и скончался. «После его смерти на стене камеры, где он содержался, нашли сделанную им надпись: «Благо мня, яко смирил мя еси». [Священномученик Арсений, митрополит Ростовский: http://arh-eparhia.ru/saints_and_shrines/1405/13598/].

История митрополита Арсения Мацеевича очень показательна в том смысле, что она наглядно демонстрирует политику государства в отношении церкви - изгнание из нее самого духа «ревнительства», который, в сущности, не мог принести ничего кроме разрухи и нестроения как в государстве, так и в самой церкви. Ни одну сторону здесь нельзя назвать ни положительной, ни отрицательной. Здесь главную роль играла жесткая политика по выстраиванию иерархической вертикали власти в российском государстве. Государство брало церковь под свою опеку, но и церковь должна была помнить о своем месте в государстве. У этой политики были свои плюсы и свои минусы, в том числе, для перспектив дальнейшего развития общества и церкви. Однако в то время политика государства была более сильной и последовательной, а главное более соответствовала духу времени - эпохе абсолютизма и Просвещения.

Рассмотрим еще один случай с точки зрения политики государства и церкви в России 18 века. В 1757 году Михаил Ломоносов, до этого женившийся на реформатке Елизавете-Христине Цильх и венчавшийся с ней в протестантской церкви (50 лет назад уже по одному этому факту его бы не ждало ничего хорошего), вошел в открытый конфликт с Синодом. Ученик Ломоносова, Н. Н. Поповский, сделал перевод поэмы Александра Поупа «Опыт о человеке». Ломоносов хотел его напечатать, однако Священный Синод воспротивился печатанью слишком вольного, по мнению Синода, текста. Ломоносов через Шувалова продолжал настаивать на печати. «Тогда архиепископ Амвросий Зертис-Каменский заменил там стихами собственного сочинения места, противные, по его словам, Священному Писанию и «политическому узаконению». [Володихин Дмитрий. Ломоносов. Академик. Вольнодумец. Христианин.: https://foma.ru/lomonosov-akademik-volnodumecz-xristianin.html] Издание вышло в свет с правками епископа, после чего Ломоносов написал сатирическую оду «Гимн бороде». Синод в ответ обратился к императрице Елизавете с докладом «Об уничтожении чрез палача пасквильных стихов», в котором потребовал стихи публично сжечь, а самого Ломоносова направить для суда в Синод. Естественно, что разгорелись жаркие споры - было неясно, кто победит, ибо этот конфликт все высшее образованное общество рассматривало как конфликт между клерикалами (инквизиторами) и представителем эпохи Просвещения. Победило просвещение - Синод так и не получил ответа на свой Доклад, его просто проигнорировали, а Ломоносов вдобавок написал еще одну сатиру «Гимн бороде за суд». [Юрий Пущаев. Интервью с проф. МГУ В.Л.Коровиным. «ЗАВОЕВАЛ НАМ ПРОСВЕЩЕНЬЕ…». Православие и наука в жизни М.В. Ломоносова (Часть первая).: http://pravoslavie.ru/115405.html]

За этим, с сегодняшней точки зрения, наверное частным и даже немного смешным конфликтом, стояла действительно шедшая борьба между клерикалами и просвещенцами, консерваторами и прогрессистами, «ревнителями» и учеными. Но с точки зрения нашего вопроса, показательна здесь именно реакция светской власти - Синод проигнорировали, как-будто его не существовало как политического актора.

И трудно назвать такое игнорирование запросов клерикалов «ревнителей» отрицательным явлением - поле битвы осталось за Ломоносовым и просвещенцами, в российском обществе создавалась благоприятная среда, по крайней мере, с идеологической точки зрения, для развития науки и просвещения, что, соответственно, дало богатые плоды уже в 19 веке. «Архиепископ Филарет (Гумилевский), известный церковный историк XIX века, прославленный ныне в лике святителей, говоря об этом конфликте, порицал не Ломоносова, а его судий за неадекватность реакции: «Как это случилось, что “Гимн бороде” поднял бурю против себя? А чего и ждать от тупых голов». [Юрий Пущаев. Интервью с проф. МГУ В.Л.Коровиным. «ЗАВОЕВАЛ НАМ ПРОСВЕЩЕНЬЕ…». Православие и наука в жизни М.В. Ломоносова (Часть первая).: http://pravoslavie.ru/115405.html]. Это мнение представителя уже просвещенной русской церкви 19 века, высказывание которого стало возможным после 18 века, 70-ти лет вытравливания из церкви самого духа «ревнителей».

Если мы сравним церковь на рубеже 17-18 веков и церковь на рубеже 18-19 веков, то увидим две совершенно разные церкви. Одна церковь культивировала ревнительство, ненависть и огульное неприятие всего иностранного, любой богословской или философской мысли, не говоря уже о науке, практически не видела никакого смысла в образовании и просвещении своих же представителей, выдвигала в ряды своих «выдающихся» представителей патриархов с комплексом власти или же ненависти к любому «не своему», или протопопов пребывавших в мире иллюзий, то есть прельщений, казавшихся им проявлением святости. И спустя почти 100 лет - церковь, воспитавшая целое поколение, целый пласт образованнейших священников и епископов своего времени, свободно рассуждавших о позитивном, хотя порой и противоречивом с их точки зрения, взаимодействии науки и религии. Эти люди могли спокойно и с достоинством, когда нужно, вступать в споры и политическое противостояние с представителями других культур и других конфессий, а когда нужно и позитивно взаимодействовать с ними. Это церковь, в монашеской среде которой, хотя и сильно сократившейся - но сократившейся в угоду именно качеству - стали появляться такие люди как Серафим Саровский.

«В XVIII веке духовные школы были лучшими учебными заведениями России, и, поэтому, наиболее одаренные их выпускники часто отправлялись на государственную службу, либо поступали в светские учебные заведения, что поощрялось государством». [Диакон Павел Бубнов. Духовное образование в России в синодальный период. XVIII век.: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2008/03/06/duhovnoe_obrazovanie_v_rossii_v_sinodal_nyj_period_xviii_vek/]

Духовный регламент Петра вводил норму внесословного образования в духовных семинариях, однако постепенно в течение 18 века это образование становится сословным. В семинариях изучались лучшие образцы романской культуры и богословия, преподавание велось, как правило, на латинском языке. Были и противоречия, поскольку в России считалось, что латинский язык для будущих священников бесполезен, как и многие философские и богословские дисциплины. Вспомним только спор того же Ломоносова с клерикалами по поводу преподавания риторики, считавшейся малополезной для семинаристов.

Одним словом, развитие церковного образования в 18 веке шло самыми разными, иногда в чем-то ошибочными, но всегда интересными наполненными самой разнообразной ученостью путями. Выпускники духовных школ получали столь качественное образование, что могли свободно применять его не только в деревенских приходах, но и в коридорах светской власти, и даже входить в высшее общество на правах хотя бы учителей детей дворян. Сравним это с картиной церковной образованности в 17 веке: «Несмотря на возрождение в XVII веке тесных отношений России с Востоком, что видно из прогреческой ориентации первых школ, западное влияние, шедшее из Киева, побеждает. "...С окончанием века наступает псевдоморфоза и в Московском просвещении...Москва борется с наступающим из Киева латинофильством. Но нечего было противопоставить из своих залежавшихся и перепутанных запасов. Призываемые греки оказывались малонадежными, при всей их эрудиции....И побеждает Киев", - ярко характеризует этот процесс протоиерей Георгий Флоровский». [Диакон Павел Бубнов. Пастырское образование на Руси в допетровский период.: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2008/03/03/pastyrskoe_obrazovanie_na_rusi_v_dopetrovskij_period/]

Из описанной Флоровским картины можно было бы заключить, что огромное количество латинских школ боролось с засильем греческого образования. Но на самом деле это совсем не так. Речь здесь идет о борьбе единственной школы братьев Лихудов со Славяно-Греко-латинской Академией в Москве, в результате чего школу Лихудов «выдавили» из Москвы в Новгород. С десятками а затем и сотнями церковных учебных заведений в 18 веке распространенными по всей России это никак не может сравниться. В 17 веке большинство священников и монахов особенно в сельской местности с трудом могли читать и еще меньше - писать. Поэтому им было не до догматических и богословских тонкостей, разобрать бы как правильно креститься, чтоб не прозевать «конец света» и «попасть в рай».

Вопрос образованности, просвещенности представителей церкви нельзя не затронуть в этой работе, поскольку в те времена это непосредственным образом определяло политику церкви в отношении государства и государства - в отношении к церкви. Разрыв в образованности между представителями светской власти и священнослужителями на рубеже 17-18 веков был столь велик, что вставал вопрос об управляемости подданных. Церковь представляла собой своего рода прослойку между государством и народом, она осуществляла идеологическую связку между правящим слоем и народом - и недостаток образованности здесь вел к очень серьезным последствиям.

Вот что пишут современные историки об отношении к русской церкви в конце 18 века: «Из двух "обер-прокуроров", назначенных Екатериной, один (И. Мелиссино) по своим убеждениям был крайний протестант, предложивший такие "пункты" по переустройству церкви, что их принятие вообще положило бы конец православию. Заместитель его, по В. Русаку, стр. 276:"... "Чебышев, масон, открыто проявлявший свой атеизм. Он запрещал печатать сочинения, в которых доказывалось бытие Божие. 'Никакого Бога нет!' вслух говорил он не однажды". Такие и иные богохульства он не стеснялся произносить даже на заседаниях Синода». [РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В XVIII ВЕКЕ. Гонения на церковь.: http://www.russia-talk.com/history/46.htm] Такое впечатление, что начиная, по крайней мере, с 19 века светская власть в России не просто подчиняет себе церковь через Синод, как одно из государственных подразделений, но и ставит ее перед фактом того, что она - уже не единственная церковная организация в России - у нее есть конкуренты и самые разнообразные.