Религиозный экстремизм как форма девиантного поведения: социально-философский анализ

Размещено на http://allbest.ru

Религиозный экстремизм как форма девиантного поведения: социально-философский анализ

Т.В. Излученко, В.И. Кудашов



Введение

В современном мире актуализируется изучение социокультурных феноменов, вызывающих дискуссию относительно оценки их влияния на общественные и политические процессы, факторов возникновения и мер противодействия при наличии их негативного воздействия.

Приоритетным направлением работы по укреплению гражданского единства, достижению межнационального и межконфессионального согласия провозглашается формирование «в обществе обстановки нетерпимости к экстремистской деятельности и распространению экстремистских идей» [1].

Экстремизм определяется деструктивным социокультурным феноменом и исследуется как правонарушение. Однако при этом сущность экстремизма остается нераскрытой. Что же понимается под экстремизмом? И почему экстремисты себя таковыми не считают? Наоборот, они позиционируют свою деятельность логически обоснованной не только священными текстами и авторитетными мнениями, но и стремлением способствовать благосостоянию всего общества, борьбе с негативными социальными процессами.

Государство разрабатывает антиэкстремистское законодательство, в соответствии с которым одни объединения и действия признаются экстремизмом, а другие нет. При этом иное государство может диаметрально противоположно относиться к этим же объединениям и действиям. В основе этого находятся степень потенциальной и реальной угрозы конкретному существующему социально-политическому устройству и исторически сложившееся отношение к проявлениям такого рода в конкретном обществе (степень девиантности).

Возникающие межрелигиозные противоречия и трудности в религиозно-государственных отношениях, обусловленные политическим и социальноэкономическим состоянием, способствуют развитию групп экстремистской направленности, основывающих свою деятельность на религиозных идеях, что порождает ряд научно-исследовательских проблем. Во-первых, наличие религиозных составляющих требует проведения анализа организованных форм совместной деятельности, культа и философско-богословского содержания идеологии.

Его результаты необходимо сопоставлять с практикой реализации права на свободу совести для разграничения законных и противоправных действий людей, ссылающихся на религиозную принадлежность, а также для демаркации деятельности религиозных групп и религиозных экстремистских организаций.

Во- вторых, политическая и правовая оценка явлениям дается относительно исторического контекста и действий, зафиксированных на определенной территории, при сопоставлении с действующим законодательством и пониманием девиантности.

Интерпретация действий происходит в социально-правовом контексте, поскольку только в нем оно имеет смысл, с указанием формы девиантности и характера правонарушений. Во многом сложности в минимизации деструктивного влияния и эффективного противодействия экстремизму заключаются в отсутствии концептуально осмысленного и комплексного подхода к данному феномену.

Целью нашей работы является исследование религиозного экстремизма в качестве формы девиантного поведения методами девиантологии и социологии отклонений.

Для этого необходимо проанализировать существующие подходы к девиантности и ее возникновению, определить философское и правовое содержание понятия «религиозный экстремизм» и охарактеризовать его особенности как формы негативного девиантного поведения.

Этимология и семантика понятий «экстремизм» (лат. extremum - крайний) и «девиация» (лат. deviatio - отклонение) указывают на то, что их проявления имеют схожие черты и являются удалениями от нормы.

Однако они обладают рядом сущностных отличий, вызванных спецификой мышления и поведения, факторами возникновения, целями деятельности и характером обоснования.

В дальнейшем полученные нами результаты позволят интерпретировать действия экстремистов, обусловленные социально-политическим, историческим и философско-богословским контекстом, и оптимизировать противодействие методами, применимыми к иным правонарушениям.



Методология

Исследование экстремизма как девиантного поведения основывается на классификации его в качестве действий против основ конституционного строя и безопасности государства, предусмотренных статьями 280, 280.1, 282, 282.1, 282.2 и 282.3 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Методологическая основа является интегративной. Она разработана в рамках постмодернистского подхода, который акцентирует внимание на девиациях как на социальных и культурных конструктах.

Основными принципами исследования являются специальные социологические приемы Я. Гилинского:

а) девиантные практики не являются уникальными;

б) знание о них всегда неполное и ограниченное;

в) интерпретация социальных норм и отклонений изменчива;

г) изучение в рамках социального контекста, которые дополняются статистическими и качественными методами при учете социальных ситуаций и мотиваций.

Анализ девиантности и взаимодействия всех участников конструирования осуществляется на основе исследований диффузных реалий Ю. Комлева. Правонарушители, представители правоохранительных органов и эксперты с помощью языковых средств конструируют как сам феномен, так и формы его социального контроля.

Характеристика происхождения экстремистской идеологии и мотивация людей к участию в противоправной деятельности объясняются функциональным подходом.

Проявления экстремизма представляют значимость для жизнедеятельности определенной категории людей, отвечая их внутренним запросам и формируя специфические стили мышления и поведения, а также выполняя некие социальные функции.

Психологические и когнитивные особенности сознания, выступающие основой для девиации и экстремизма, рассматриваются концепциями Е. Смолевой и Л. Агнати, а детерминированность - Е. Ярошевич. Установление взаимосвязи религиозной традиции и экстремистской идеологии происходит на основе идей М. Юргенсмайера, Дж. Беллера.

Социально-философ-ский анализ позволяет выявить общее и особенное религиозной экстремистской деятельности и девиантного поведения, способствует интерпретации поведения экстремистов как специфической модели поведения.

Подходы к исследованию девиантности

Девиантность является объектом исследования де- виантологии - науки о различных формах отклоняющегося поведения и механизмах социального контроля; социологии девиантности и социального контроля [2].

Выделяются следующие принципы изучения девиантного поведения.

Первый заключается в признании его социальным феноменом, присущим всем без исключения социальным системам.

Второй указывает на важность изучения применительно к определенному обществу в конкретный исторический период, что отражает релятивный, конвенциональный характер девиации как социального конструкта.

Третий - все девиации функциональны и неустранимы. Все, что не является функциональным и, следовательно, не способствует пользе социума, исключается в процессе исторического развития.

Социальный контроль необходимо направлять на минимизацию негативных последствий формальными и неформальными средствами в рамках гуманизации при сокращении репрессивных мер. Он должен корректировать виды отклонений, а не стремиться к их полному уничтожению. Р. Прус под девиацией понимает ситуации, интерпретируемые социумом как угрозы, оскорбления культуры и традиции, аморальность, наличие которых его дискредитирует [3. P. 60-65]. Однако люди создают свои представления об объективной действительности посредством взаимодействия с окружающими в процессе коммуникации. Исследовательский интерес будет представлять, по мнению Ю. Ю. Комлева, человек с отклонениями как продукт определенного общества, его нормативно-ролевой структуры, культуры и дискурсивных практик.

Девиантность может иметь положительные (творчество) или негативные (преступления) последствия [4]. Н. Кристи отмечает, что конструирование феномена преступности зависит от воли властей. Действие становится таковым после придания ему должной оценки, оглашения позиции специалистами и подтверждения судом [5].

В классификации того или иного действия в качестве девиантного необходимо определение границ социальных норм, являющихся результатами отражения в сознании и поступках людей объективных закономерностей общественного развития. Любые социальные нормы относительны, как и отклонения от них.

В зависимости от исторического периода отклонения могут рассматриваться как позитивные или негативные, так как они представляют собой социальные конструкты, которые являются изменчивыми и разумными и которые выполняют социальные функции.

Они позволяют разграничивать дозволенное и недозволенное, поддерживают интегративные тенденции внутри социума, способствуя консолидации нормопослушных граждан и противопоставлению их девиантам. Это может выразиться в составлении специализированных списков. социокультурный религиозный экстремистский девиантность

Например, в России существует «Перечень экстремистов и террористов (действующие)», опубликованный на официальном интернет-ресурсе Росфинмониторинга [6].

Девиантность характеризует действия, отклоняющиеся от установленных в определенном обществе моральных и правовых норм. Под девиантным поведением понимаются конкретные поступки в рамках субъект-объектных отношений, в которых задействованы люди, непосредственно их совершающие, и люди, воспринимающие их таковыми.

Девиантность проявляется в способности формировать, планировать, принимать решения и совершать противоправные действия, которые приводят к общественнонегативным последствиям [7. С. 42].

Социально-негативными девиантными действиями являются правонарушения и аморальные поступки. Социальная неопределенность и характер социальных отношений обусловливает закономерное, устойчивое и массовое распространение во времени девиантных форм поведения.

В этой связи девиантное поведение есть мотивированное деяние, которое сопровождается несоответствием общепринятым культурным и социальным нормам, причинением вреда окружающим и приводит к общественной оценке и осуждению.

Формами его проявления являются индивидуальный социальный акт, последовательность актов и социальное явление, включающее множество поведенческих актов при их устойчивости в течение исторического периода и территориальной распространенности.

В случае правонарушений механизмы социального контроля активируют правовые регуляторы, поэтому девиантное поведение необходимо рассматривать как антрополого-культурно-нормативный социальный феномен [8].

В отечественной науке сложилось несколько подходов к изучению девиаций. Е. Ярошевич, отмечая значимость детерминационного анализа генезиса и развития девиаций (этиологию), указывает на наличие сложных индивидуальных и социальных взаимосвязей, динамического отношения человека и объективной действительности.

Отклонения детерминированы социальной средой и характером коммуникаций (интеракций), совокупностью биологических, психических и социальных свойств человека, а также обстоятельствами совершения. В основе девиантного поведения находятся диспозиции, которые определяют предрасположенность к восприятию определенных условий и готовность к совершению поведенческого акта, последовательности поступков. В этом выражаются отношение человека к социуму, имеющийся социальный опыт и субъективные интересы, а также характеризуется его жизненная позиция [9].

Психологический подход к происхождению девиантности развивает Е. Смолева, особо отмечая социально-психологическую дезадаптацию и взаимосвязь с виктимностью.

Предпосылкой данного поведения она считает возникновение проблемной ситуации с виктимной личностью, вызывающей фрустрацию в результате противоречия «между желаемым и допустимым, при конфликте - межличностным или внутриличностным противоречием, при стрессе - сильным нестандартным воздействием, при кризисе - резкой сменой жизненных обстоятельств» [10].

Девиантное поведение выступает ответной реакцией на проблемную ситуацию, позволяя переложить ответственность с себя на окружение. Когда человек ощущает себя полноправным субъектом значимой для него социальной коммуникации, разрешение сложных ситуаций осуществляется в рамках действующих норм.

Девиантность представляется социальнопсихологическим феноменом, характеризующимся нарушением социальной адаптации, снижением активности при усвоении общественных ценностей, доминированием индивидуальности и устойчивой направленностью на отклонения.

Интеракционистский подход предполагает, что конструирование социальных проблем осуществляется обществом в лице власти, общественного мнения и средств массовой информации (СМИ). Они определяют соответствующие маркеры, признаки и границы отклонений.

Любые социальные феномены, конструируясь интерпретирующими их людьми, становятся реальными. Они выступают символическими массово воспроизводимыми интеракциями, а также действиями и представлениями конкретных людей, имеют знаковые формы и ментальные образы, постоянно изменяются, будучи незавершенными и переосмысляющимися трансформациями, и являются результатом предшествующего опыта.

Девиантное поведение, в том числе и преступление, есть релятивное и конвенциональное понятие, обозначающее социальный и языковой конструкт, продукт культурных, социальных и ментальных процессов [11. С. 65]. Правовой статус действия обусловливается государством, в котором они совершаются, а также мерами социального контроля. Не существует действия, сущностно являющегося преступным - девиантным.

Девиантные проявления создаются в процессе реагирования на нежелательные виды деятельности. Я. Гилинский определяет девиантность как социальное явление, выражающееся в относительно массовых, статистически устойчивых формах деятельности, не соответствующих официально установленным (праву) или фактически сложившимся (обычаям и традициям) в данном обществе (культуре) нормам и отношениям [Там же. С. 7]. Процесс конструирования девиантности включает в себя множество однородных актов, их проблематизирование, легитимизацию проблем и их последствия, выработку социального контроля.

Значимая роль в актуализации проблемы экстремизма для широких масс населения отводится СМИ, которые позиционируют ее как угрозу национальной безопасности. При увеличении упоминаний и акцентировании внимания СМИ на каких-либо социальных проблемах общество ощущает их рост и воспринимает в качестве угрозы. Так, отмечается рост «исламской угрозы» в России. Однако ислам выступает фактором идентификации и создания благоприятных условий для продуктивного межрелигиозного диалога [12].

Социальный конструктивизм рассматривает девиантность в качестве результата повседневных практик социального взаимодействия. Объективная действительность понимается как конкретность физического мира, опосредованная социально сконструированными смыслами, которые люди сами создают и воспроизводят как вариации и трансформации того, что уже существует. Поведение людей определяется как равное и значимое, отрицательное и негативное относительно других.

С. Генри обосновывает необходимость существования социологии отклонений и социального контроля как самостоятельной науки, исследующей индивидуальное и коллективное поведение, девиантность социальных движений (субкультур), последствия маркировки (клеймирование) - символического оформления обществом девиантного поведения, а также как науки, разрабатывающей способы морального осуждения, наказания или оправдания. Эффективность реинтеграции девиантов обусловливается мерами сглаживания и минимизации последствий.

Целью социологии девиантности и социального контроля должно стать создание общей основы объективных знаний для исследования девиантного поведения [13].

Оценка девиантного характера действий осуществляется по критериям: а) функциональности или дисфункциональности социальных ролей; 2) наличия и уровня воспринимаемой угрозы социальному порядку, т.е. причин и последствий на индивидуальном и коллективном уровнях. С. Стауфер, подчеркивая роль уголовного законодательства в определении девиантности, указывает на невозможность при сложившейся уголовно-исправительной системе нарушителю самостоятельно принять ответственность, проявить раскаяние и возместить ущерб, так как отрицается возможность личностных трансформаций.

Действующее законодательство выступает официальным санкционированным государством институтом, осуществляющим процесс маркировки (клеймирования), результат которого будет сохраняться в течение всей жизни нарушителя.

При вынесении решения, классификации отклонений как правонарушений не учитываются особенности исторического, социальноэкономического контекста, временные рамки и жизненные условия.

Это не позволяет переинтерпретировать совершенные поступки, воспринимать намерения девиантов в качестве конструктивных и создавать возможности для искупления, исцеления и реконструкции [14].

Итак, под девиантностью понимаются любые идеи или поступки, которые воспринимаются конкретным обществом в определенное время аморальными и дискредитирующими его элементами. Экстремизм представляется социокультурным и политическим явлением, следствие которого - разжигание социальных конфликтов и дестабилизация существующего политического положения.

Экстремистами именуются люди, сознательно противопоставляющие себя обществу дихотомической позицией «Мы - Они» в ее крайнем проявлении - пропаганде исключительности одних и неполноценности других, негативно относящиеся к представителям иных мировоззренческих установок, отвергающие социокультурные и правовые нормы, совершающие соответствующие действия, включая применение насилия.

Социокультурная и политическая составляющая религиозного экстремизма

Девиантный характер действий определяется общественными представлениями и нормами, а противоправный - действующим законодательством. При этом мнение широкой общественности зачастую не совпадает с позицией правоохранителей.

Законодательство России характеризует экстремистскую деятельность, обозначая следующие ее проявления: насильственное изменение основ конституционного строя; нарушение территориальной целостности; терроризм; возбуждение розни и пропаганда исключительности, превосходства по какому-либо признаку и др. [15].

Экстремизм включает:

а) идеологию как мировоззренческую систему координат;

б) специфические модели мышления и поведения;

в) организованную совместную деятельность;

г) способы вовлечения и

д) систему обучения.

Виды экстремистской деятельности определяются исследователями по политическим, националистическим, религиозным, экологическим компонентам, а также при указании возрастного фактора (молодежный). Религиозные, национальные или иные компоненты выступают идеологическим содержанием, придающим смысл и обосновывающим достижение конкретных политических целей.

При определении сущности экстремизма отмечается ряд характеристик:

а) применение насилия;

б) осуществление противоправной деятельности, направленной на изменение существующего политического режима;

в) пропаганда нетерпимости и практика реализации подобных убеждений в политической сфере;

г) антидемократизм;

д) антиплюрализм;

е) отрицание прав и свобод человека [16. С. 179].

Религия определяет характер социальных отношений и разрабатывает философско-богословскую основу для совместной деятельности верующих. Любая религия интегрирует своих последователей в единое сообщество, доказывает мессианское значение и убеждает в истинности своего вероучения.

Интолерантное отношение к иным мировоззренческим убеждениям объясняется исторической сущностью и предназначением религии как социально-экономического, культурного и политического феномена, осуществляющего консолидацию людей [17. С. 30-31].

Однако когда убежденность в исключительности направляется на разжигание ненависти и стимуляцию социальных конфликтов с применением насилия, тогда деятельность становится противоправной. Религиозные убеждения усиливают возможность применения насилия, обосновывая исполнение воли священного.

Экстремизм преобразует религиозную традицию в соответствии с политическими целями, используя мировоззренческие, манипулятивные и компенсаторные свойства религии.

Любые религиозные группы являются склонными к поляризации и разграничению людей на своих и чужих. С богословской позиции они подходят к разрешению повседневных вопросов, определению коммуникационных контактов и установлению распорядка дня участников. М. Юргенсмайер утверждает, что основой применения насилия религиозными организациями выступает путаница ме

жду ценностями и моралью. В насильственном противопоставлении «Мы - Они» участники экстремистских организаций выражают свое участие в космической борьбе (cosmic war) - в противостоянии между Добром и Злом, которое, по их мнению, в настоящее время находится в точке кризиса и требует максимальной отдачи от всех [18].

Данные эсхатологические мотивы также обосновывают насильственные действия, целью которых провозглашается установление всеобщего мирового порядка. Апокалипсические настроения и активность харизматичного лидера увеличивают вероятность проявлений насильственного экстремизма. К. Рамак- ришна характеризует следующие предпосылки возникновения насильственного экстремизма.

Первая - формирование на определенной территории идеологической экосистемы, состоящей из отдельных религиозных проповедников (духовных лидеров), культовых мест и системы обучения, основой которой являются школы-интернаты.

Вторая - политические и социально-экономические трудности, которые не разрешаются правительством. Религиозные экстремистские организации предлагают действенное их решение в кротчайшие сроки. Третья - популярность ваххабитских идей, которая приводит к отказу от местных традиций в пользу арабской культуры [19].

Насильственный экстремизм усиливается совместной религиозной деятельностью при наличии внешней угрозы для группы и ее ценностей, а индивидуальная религиозность способствует ослаблению.

Дж. Беллер и С. Крогер провели соответствующее исследование, в котором учитывались:

а) степень религиозности - личное знание религии, частота молитв, посещаемость религиозных сооружений, чтение священных текстов;

б) уровень воспринимаемой угрозы - исторически сложившаяся напряженность, межрелигиозная враждебность;

в) демографические переменные - пол, возраст, образование, уровень урбанизации.

Более склонными к насилию оказались мужчины, часто посещающие религиозные сооружения (мечети, церкви, места собраний), при наличии высокого уровня потенциальной угрозы, а менее - женщины с высоким уровнем образования и разделяющие традиционные идеи.

Возраст, личное отношение к религии, частота чтения религиозных текстов значения не имеют [20]. Кроме того, предрасположенными к насилию являются люди более замкнутые и не имеющие широких внешних контактов. С. Эвертон отмечает определенную тенденцию - в любой замкнутой группе мировоззренческие установки из всех имеющихся стремятся в сторону наиболее крайних версий.

Внешнее давление на группу со стороны государства, отмечающего противоправный характер действий, и общества, подчеркивающего наличие отклонений в поведении участников, усиливает радикализацию. Это приводит к сакрализации «Мы» - «Свои» и демонизации «Они» - «Чужие», сведению внешних контактов к минимуму и увеличению интенсивности взаимодействия между своими, вовлечению новых участников только посредством доверительных связей и личных знакомств [21].

Религиозные экстремистские организации являются строго стратифицированными по критериям доступа к информации и исполняемым статус-ролям.

Лидеры разрабатывают альтернативные интерпретации социально-политических и духовных процессов на основе идеологических положений и собственных потребностей и интересов. Рядовые участники, принимая требования руководства в качестве религиозных обязательств, совершают противоправные действия, являясь искренне убежденными в следовании религиозной традиции. Участие в совместной деятельности мотивируется возможностью достижения индивидуальных целей.

Для поддержания целостности данные организации предоставляют участникам свободу создания индивидуальных смыслов, возможности для самореализации и коллективную поддержку и заботу. Когда человек осознает свою значимость, удовлетворяет свои потребности в доверии, надежности и развитии в конкретной организации, то он начинает идентифицировать себя с ней. Внутри экстремистских организаций существует своя система социальных норм и социального контроля, что приводит к формированию специфического понимания девиантности.

Понимание отклонений и девиантного поведения применимо и относительно них. Общество и государство воспринимают поступки религиозных экстремистов девиациями. В свою очередь религиозные экстремисты также относятся к поведению иных людей, которые не желают, по их мнению, следовать логичному и разумному пути развития, предлагаемому их идеологией.

Отвечая на вопросы, заданные в начале статьи, мы отмечаем сложность выявления сущности экстремизма по причине относительности девиантности, ее применения как маркера к различным социальным проявлениям, а также необходимости учета действующего законодательства, социально-политического и исторического контекста.

В социально-философском анализе религиозного экстремизма продуктивным представляется обозначение девиантности как одного из аспекта исследования анализа наряду с психическими особенностями, работой когнитивной системы и отношением действующего законодательства.

Противодействие экстремизму как негативному социокультурному и политическому явлению должно учитывать девиантный характер действий, особенности когнитивной системы и психики участников экстремистских организаций, а также действующее законодательство. Из предлагаемых мер стоит отметить несколько вариантов.

Первый - составление «карт зараженных районов» посредством оперативнорозыскных мероприятий и социальных исследований для последующей концентрации ресурсов на проблемных территориях [19].

Второй - использование математической модели для вычисления критического уровня экстремистов в обществе при учете социальной динамики, скорости реабилитации и среднего срока уголовного наказания, а также выделение в обществе категорий восприимчивых, экстремистов, вербовщиков и реабилитирующихся [22].

Третий - рассмотрение конкретных действий в культурном контексте как отход от гармонии и благополучия общества, в решении которого необходимо осуществлять поиск правды при последующем извинении, прощении и примирении.

Материальное возмещение является показателем принятия ответственности и стремления исправлять совершенные ошибки [14]. На наш взгляд, интеграция указанных предложений в существующую антиэкстремистскую систему может способствовать оптимизации материально-финансовых затрат и повышению эффективности, а демаркация социальных девиаций и противоправных действий экстремистской направленности - конкретизации законодательства в этой области.

Девиантность религиозного экстремизма как социокультурного и политического конструкта

Девиации могут иметь и конструктивный аспект, выражающийся в акцентировании внимания на определенных нормах, повышении личной самобытности и даже пропаганде некоторых здоровых культурных традиций. Именно социокультурный и политический контекст формирует характер отклонений.

Религиозные экстремисты организуют свою совместную деятельность и функционируют в качестве социальных групп. Они используют свойственные всем объединениям людей характеристики, которые реализуются в специфических проявлениях. Отметим несколько.

Первая - создание психологического комфорта и формирование ощущения индивидуальной значимости. Любая организация стремиться создать благоприятный климат, подкрепляемый одинаковым восприятием действительности и единообразной моделью мышления и поведения. Организованное взаимодействие при наличии общего психологического состояния, общей цели, согласно которой участники организуют свои статус-роли, и мировоззренческих убеждений, а также при участии в совместных ритуальных практиках создает общую интенциональность и институциональную реальность.

Каждый участник принимает потребности других и в соответствии с этим строит свою иерархию потребностей. Формирование единых смыслов событий и конструирование реальности происходит посредством нарративов. При этом участники воспринимают свою повседневную жизнь в качестве подлинного существования [23].

Социальная идентичность отражает социально-психологический контекст отклонений. Люди инстинктивно стремятся к тем социальным группам, которые обладают положительными качествами, проявляют заботу, предоставляют душевную теплоту и поддержку, а также сложившимися четкой нормативной системой и путями удовлетворения потребностей в самореализации [24].

Религия используется для формирования коллективной идентичности. Критерием адаптации человека выступает интеллектуальная и психологическая сопричастность коллективу, а не его предшествующие социальные роли [25. С. 48].

Религиозные экстремистские организации предлагают систему норм и ценностей, характеристикой которой является четкая мировоззренческая дихотомия, разграничение добра и зла. При наличии таких девиантных групп общество стремится от них дистанцироваться, создавая и поддерживая свой позитивный образ при сопоставлении с ними.

Так, мусульмане во всем мире отказываются признавать исламских террористов мусульманами, указывая на совершение ими девиантных действий относительно исламской традиции.

Религиозные экстремистские организации направляют своих участников на достижение общей цели, формируя у них соответствующие мировоззренческие установки и подкрепляя ощущением подлинности существования.

Формирование единых представлений о коллективной деятельности и функциональных обязанностях, интерпретация действий происходят в процессе социального конструирования.

Все пропагандируемые идеи религиозными экстремистами являются порочными, так как не реагируют на рациональную критику и провоцируют негативные процессы в мышлении [26. P. 712]. При этом религия не только придает смысл их жизни, но и способствует конструированию альтернативной реальности, опирающейся на идею установления мирового порядка.

Противопоставление себя окружающему миру основывается на отказе принять существующий порядок, что вызывает психологическое возмущение и провоцирует стремление создать лучший мир, который будет соответствовать их представлениям и идеологическим положениям [27. P. 169-170]. Деятельность террористической организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» направлена на установление идеального государства - халифата, которое будет функционировать на принципах справедливости ко всем людям [28].

Вторая характеристика заключается в наличии идеологии, состоящей из социально-философских положений, обосновывающих характер совместной деятельности и разделяемых всеми участниками. Идеология культивирует чувство преданности, усиливает его фактором священного и обосновывает исполнением «великой» миссии, подкрепляя социальными и религиозными ритуалами, для достижения цели. Этим обеспечивается организованная форма совместной деятельности, осуществляется поощрение и побуждение участников к противоправным действиям.

Коллективные представления определяют индивидуальные подходы на объективную действительность, формируют соответствующий образ мышления и поведенческие паттерны. Их соответствие социальнофилософским положениям идеологии регулируется механизмами внутриорганизационного социального контроля.

Идеология религиозных экстремистских организаций представляет собой совокупность социально-философских положений, конструирующих альтернативную реальность и обосновывающих специфические стили мышления и поведения.

Они представляются в виде нарративов, создаются лидерами на основе авторитетных священных текстов и подкрепляют уникальность группы [29. С. 131].

Религиозные экстремисты, стремясь доказать истинность своих убеждений, получают сходство с фанатизмом, интенсивным чувством идеологического пыла, сопровождающимся высококонцентрированным и устойчивым набором действий, в которых выражается преданность к определенной системе мировоззренческих установок [3. С. 49].

Третья характеристика - интуитивное противодействие процессуальной несправедливости в группе и поиск путей самореализации. Стабильное функционирование и психологическое благополучие людей зависят от уровня личностной независимости - наличия возможностей проявить свободу воли, и социально ответственного взаимодействия с другими. Отклонения становятся результатом неудовлетворенности социальных потребностей в существующей психологической среде.

Процессуальная несправедливость, при которой единые правила не соблюдаются всеми участниками в зависимости от их статус-ролей, отсутствие возможностей повлиять на общественную и политическую жизнь, неточность предоставляемой информации и отсутствие моральных стандартов, общих для исполнения всеми, проводят к угнетению взглядов и чувств, психологическому расстройству рядовых участников и, как следствие, к девиантным проявлениям. Дж. Мишель и М. Харгис отметили, что мотивация девиантных действий опосредуется наблюдаемой процессуальной несправедливостью [30].

Религиозные экстремистские организации учитывают данную мотивацию и стремление людей к процессуальной справедливости, декларируют равенство всех участников перед священным и относительно друг друга. Ими отрицается структурная иерархия.

Однако провозглашаемое социальное равенство не соответствует действительности, а выступает конспиративным механизмом. Оно затрудняет сотрудникам правоохранительных органов выявлять структуру и доказывать наличие организованной деятельности, так как каждый участник декларирует их отсутствие.

Кроме того, обоснованием девиантного поведения религиозных экстремистов можно рассматривать их отношение к существующему обществу как неинновационному, которому недостает подлинности и которое ограничивает их личностный рост.

Мотивацией выступает стремление выйти из него и стать членом другого, инновационного, общества, позволяющего и поощряющего индивидуальность, наделяющего рациональным смыслом события, который отвечает субъективным запросам человека. Они начинают поиск своего «Я», что приводит к нарушению правил, контрпродуктивному и дисфункциональному поведению [23].

Участие в деятельности экстремистской организации представляется одним из вариантов реализации данного стремления к подлинному существованию. При этом участниками игнорируется, что данные организации обладают собственными социальными нормами и системой их контроля, а поддержание совместной интенциональности осуществляется нарративами, закрепленными в идеологии.

В результате они из одной повседневности переходят в другую, которая предъявляет свои требования и предоставляет, как правило, значительно меньше альтернатив решения проблем и возможностей для самореализации.

Справедливости ради стоит отметить, что указанные организационные свойства не являются уникальными для религиозных экстремистских организаций. Они имеют место быть в любом религиозном объединении, в том числе и в тех, которые осуществляют противоправную деятельность.

Статус «экстремистская организация» обусловливается действующим законодательством в данной области, целью деятельности, отличной от религиозной традиции и обладающей политической направленностью, а также деструктивными последствиями для социума.

Государство определяет противоправный характер деятельности и отделяет данные социальные группы, внося их в перечень экстремистских организаций [31]. Именно наличие тех же качеств, механизм работы и формирования религиозного мировоззрения, что и у любых религиозных объединений, позволяет экстремистским организациям эффективно функционировать.

Во-первых, ими используются тысячелетиями проверенные и отобранные способы прозелитизма, вовлечения и обучения, а также когнитивные состояния сознания и особенности психики для включения идеологических положений в уже существующие представления об окружающем мире, обществе и самом себе.

Во-вторых, обладая внешними свойствами религиозных объединений и преобразуя религиозные идеи, они позиционируют свои действия в рамках религиозной традиции, а соответствующие действия правоохранительных органов - как посягательство на осуществление ими своего права на свободу совести и притеснения религии.

Если деятельность религиозной экстремистской организации не имеет ярко выраженного девиантного характера, то нередко в их защиту выступает широкая общественность.

Например, уголовное наказание участников международного религиозного объединения «Нурджулар» [32], деятельность которого позиционируется исполнением норм исламского вероучения и основывается на специфическом толковании Корана, представляется многими правозащитниками необоснованным и превышающим полномочия правоохранителей.



Заключение

Религиозный экстремизм как социокультурный и политический конструкт современности можно рассматривать в качестве формы негативной девиантности. Совершаемые поступки классифицируются государством как преступления экстремисткой направленности.

Возникающая социальная напряженность свидетельствует о восприятии общественностью данных действий девиациями. Девиантный характер религиозного экстремизма обосновывается отклонением от естественного состояния когнитивной системы и психики человека. Причинами этого могут быть нестандартные реакции на внешние раздражители, провоцирующие возникновение устойчивых, эмоционально насыщенных образов. Это вызывает чувство ненависти и агрессию в отношении иных людей по какому-либо признаку. Уникальные интеллектуальные способности получают расстройства в функционировании сознания, которые приводят к возникновению идей и поведенческих паттернов, отклоняющихся от общественной нормы [33].

Принуждение со стороны государства и негативная оценка обществом способствуют замкнутости группы, ее дистан- цированности, сакрализации «Мы» и демонизации «Они», что приводит к сокращению внешних коммуникативных контактов, к радикализации мировоззренческих установок и, как следствие, насильственному экстремизму.

Религиозный экстремизм представляется результатом преобразования религиозной традиции в соответствии с политическими целями организации при участии духовных авторитетов, преследующих собственные интересы. Религиозные экстремистские организации функционируют в качестве социальных групп, позиционируя себя религиозными объединениями. Понимание действий экстремистами определяется отношением государства к социальным феноменам, противоречащим социально-политическому положению и конституционному строю, представляющим угрозу для его существования на данном историческом этапе. Следовательно, не все девиантные действия, обусловленные религиозным фактором, должны квалифицироваться в качестве экстремизма.

Например, крайние формы религиозного рвения и аскетизм. При этом можно утверждать, что все экстремистские действия обусловливаются девиантностью. Исследование специфики религиозного экстремизма, механизмов функционирования экстремистских идей, их демаркация с религиозной традицией - представляется актуальным для повышения эффективности мер по противодействию и оптимизации государственно-религиозных отношений.



Литература

1. Стратегия противодействия экстремизму в Российской Федерации до 2025 года // Законы, кодексы и нормативно-правовые акты РФ. URL: http://legalacts.ru/doc/strategija-protivodeistvija-ekstremizmu-v-rossiiskoi-federatsii-do/ (дата обращения: 28.02.2019).

2. Гилинский Я. И. Советская социология девиантности // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2010. № 1. С. 7-19.

3. Prus R. Terrorism, tyranny, and religious extremism as collective activity: Beyond the deviant, psychological, and power mystiques // TheAmerican Sociologist. 2005. Vol. 36, is. 1. P. 47-74.

4. Комлев Ю.Ю. Теории девиантного поведения. От классических построений к модернистско-посмодернистскому синтезу // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2011. № 4. С. 4-11.

5. Кристи Н. Приемлемое количество преступлений / под общ. ред. Я. И. Гилинского; пер. с англ. Е. Матерновской. 2-е изд. СПб. : Алетейя, 2011. 176 с.

6. Перечень экстремистов и террористов (действующие) // Сайт Росфинмониторинга РФ. URL: http://www.fedsfm.ru/documents/terrorists-catalog-portal-act (дата обращения: 28.02.2019).

7. Барановский Н.А. Антидевиантная политика. Теория и социальная практика. Минск : Белоруская навука, 2011. 271 с.

8. Барановский Н.А. Социально-негативные девиации и стратегии антидевиантной политики // Социологический альманах. 2010. № 1. С. 68-76.

9. Ярошевич Е.А. Девиантность и виктимность личности в генезисе и развитии девиантного поведения // Веснік Магілёяскага дзяржаянагаяніверсітэта імя А.А.Куляшова. Сер. D, Эканомжа, сацьіялогія, права. 2016. № 2. С. 53-59.

10. Смолева Е.О. Формирование девиантного поведения несовершеннолетних // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 9. URL: http://human.snauka.ru/2014/09/7741 (дата обращения: 10.12.2018).

11. Конструирование девиантности / сост. Я.И. Гилинский. СПб. : ДЕАН, 2011. 224 с.

12. Tolmacheva S.M., Reshetnikova I.G., Stashkovskaya N.V., Melnik V.V., Samoylova Y.V. The influence of the Islamic factor on the formation of religious identity // European Journal of Science and Theology. 2018. Vol. 14, is. 6. P. 77-86.

13. Henry S. Deviance and Social Control sociology of // Rune hov A.L., Oviedo L. Encyclopedia of Sciences and Religions. Dordrecht : Springer, 2013.

14. Stauffer C. Transitional Justice // Bruinsma G., Weisburg D. Encyclopedia of Criminology and Criminal Justice. New York ; Heidelberg ; Dordrecht ; London : Springer, 2014.

15. О противодействии экстремистской деятельности : федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ // Информационно-правовой портал. URL: http://base.garant.ru/12127578/ (дата обращения: 30.01.2019).

16. Рязанов Д.С. Религиозный экстремизм, религиозно-политический экстремизм и религиозный фундаментализм: общее, особенное, единичное // Известия Иркутского государственного университета. Сер. Политология. Религиоведение. 2014. № 1. С. 177-184.

17. Оганесян С.С., Михайлов В.К. Проблемы правового содержания права на свободу совести и вероисповедания, а также определение религиозного экстремизма // Право и современные государства. 2015. № 3. С. 27-36.

18. Turpin J. Terror in the Mind of God: The Global Rise of Religious Violence. By Mark Juergensmeyer. Berkeley ; Los Angeles : Univercity of California Press, 2000. P. 316 // American Journal of Sociology. 2001. P. 234-235.

19. Ramakrishna K. The Radicalization of Abu Ham die: Wider Lesson for the Ongoing Struggle Against Violent, Extremism in Post-Marawi Mindanao // Journal of Asian Security and international Affairs. 2018. Vol. 5, is. 2. P. 111-128.

20. Beller Joh., Kroger C. Religiosity, Religious Fundamentalism, and Penaceived Threat as Predictors of Muslim Support For Extremist violence // Psychology of Religion and Spirituality. 2018. Vol. 4, is. 10. P. 345-355.

21. Everton S. Social Networks and Religious Violence // Review of Religious Research. 2016. Vol. 58, is. 2. P. 191-217.

22. Santoprete M. Global Stability in a mathematical model of de-radicalization // Physica A: Statistical Mechanics and its Applications. 2018. Vol. 509. P. 151-161.

23. Zare M. Deviance as Inauthenticity: an Ontological Perspective // Philosophy of Management. 2016. Vol. 15, is. 2. P. 151-159.

24. Hornsey M. Dissent and deviance in intergroup context // Current Opinion in Psychology. 2016. Vol. 11. P. 1-5.

25. Хаустова Н.А. Идеологические и психологические аспекты изучения религиозного экстремизма // Вестник Полесского государственного университета. Сер. Общественные и гуманитарные науки. 2018. № 1. С. 47-50.

26. Leeuwen N. Religious credence is not factual belief // Cognition. 2014. Vol. 133 (3). P. 698-715.

27. Harrington N. Irrational Beliefs and Socio-Political Extremism // Journal of Rational-Emotive & Cognitive-Behavior Therapy. 2013. Vol. 31 (3). P. 167-178.

28. Решение Верховного Суда РФ от 14 февраля 2003 г. № ГКПИ 03-116 о признании террористическими организациями:... «Партия исламского освобождения» («Хизб ут-Тахрир аль-Ислами»)... и запрете их деятельности // Национальный антитеррористический комитет. URL: http://nac.gov.ru/zakonodatelstvo/sudebnye-resheniya/reshenie-verhovnogo-suda-rf-ot-14-fevralya.html (дата обращения: 01.03.2019).

29. Cohen R. The Evolution of Extremism. N.-Y. : Palgrave Macmillan, 2013. P. 131.

30. Michel J., Hargis M. What motivates deviant behavior in the workplace? An examination of the mechanisms by which procedural injustice affects deviance // Motivation and Emotion. 2017. Vol. 41, is. 1. P. 51-68.

31. Перечень некоммерческих организаций, в отношении которых принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Министерство юстиций РФ. URL: https://minjust.ru/ru/nko/perechen_zapret (дата обращения: 05.03.2019).

32. Решение Верховного Суда Российской Федерации от 10.04.2008 № ГКПИ08 - о признании международного религиозного объединения «Нурджулар» экстремистским и запрете его деятельности на территории России // Генеральная прокуратура РФ. URL: http://genproc.gov.ru/special/smi/news/news-63034/ (дата обращения: 01.03.2019).

33. Agnati L., Marcoli M., Agnati U., Ferraro L., Guidolin D., Maura G. The mis-exaptation of the prediction capability of humans and emergence of intolerant religious beliefs // Neurology, Psychiatry and Brain Research. 2017. Vol. 23. P. 43-53.



References

1. Laws, codes and regulatory legal acts of the Russian Federation. (2014) Strategiya protivodeystviya ekstremizmu v Rossiyskoy Federatsii do 2025 goda [Strategy to combat extremism in the Russian Federation until 2025]. [Online] Available from: http://legalacts.ru/doc/strategija- protivodeistvija-ekstremizmu-v-rossiiskoi-federatsii-do/. (Accessed: 28.02.2019).

2. Gilinskiy, Ya.I. (2010) Sovetskaya sotsiologiya deviantnosti [Soviet sociology of deviance]. Vestnik Kazanskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii -- Bulletin of the Kazan Law Institute of MIA Russia. 1. pp. 7-19.

3. Prus, R. (2005) Terrorism, tyranny, and religious extremism as collective activity: Beyond the deviant, psychological, and power mystiques. The American Sociologist. 36 (1). pp. 47-74. DOI: 10.1007/s12108-005-1009-x

4. Komlev, Yu.Yu. (2011) Teorii deviantnogo povedeniya. Ot klassicheskikh postroeniy k modernistsko-posmodernistskomu sintezu [Theories of deviant behavior. From classical constructions to modernist-postmodernist synthesis]. Vestnik Kazanskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii -- Bulletin of the Kazan Law Institute of MIA Russia. 4. pp. 4-11.

5. Christie, N. (2011) Priemlemoe kolichestvo prestupleniy [A suitable number of crime]. Translated from English by E. Maternovskaya. 2nd ed. St. Petersburg: Aleteyya.

6. Federal Financial Monitoring Service of the Russian Federation. (c. 2019) Perechen' ekstremistov i terroristov (deystvuyushchie) [The list of extremists and terrorists (current)]. [Online] Available from: http://www.fedsfm.ru/documents/terrorists-catalog-portal-act. (Accessed: 28.02.2019).

7. Baranovskiy, N.A. (2011) Antideviantnayapolitika. Teoriya i sotsial'nayapraktika [Anti-deviant policy. Theory and social practice]. Minsk: Belo-ruskaya navuka.

8. Baranovskiy, N.A. (2010) Negative social deviations and strategies of antideviant policy. Sotsiologicheskiy al'manakh. 1. pp. 68-76. (In Russian).

9. Yaroshevich, E.A. (2016) Deviance and victimization of personality in genesis and development of deviant behavior. Vesnik Magilevskaga dzyarzhavnaga universiteta imya AA.Kulyashova. Ser. D, Ekanomika, satsyyalogiya, prava. 2. pp. 53-59. (In Russian).

10. Smoleva, E.O. (2014) The formation of deviant behavior of minors. Gumanitarnye nauchnye issledovaniya -- Humanities scientific researches. 9. [Online] Available from: http://human.snauka.ru/2014/09/7741. (Accessed: 10.12.2018). (In Russian).

11. Gilinskiy, Ya.I. (2011) Konstruirovanie deviantnosti [The construction of deviance]. St. Petersburg: DEAN.

12. Tolmacheva, S.M. et al. (2018) The influence of the Islamic factor on the formation of religious identity. European Journal of Science and Theology. 14 (6). pp. 77-86.

13. Henry, S. (2013) The Sociology of Deviance and Social Control. In: Runehov, A.L. & Oviedo, L. (eds) Encyclopedia of Sciences and Religions. Dordrecht: Springer.

14. Stauffer, C. (2014) Transitional Justice. In: Bruinsma, G. & Weisburg, D. (eds) Encyclopedia of Criminology and Criminal Justice. New York; Heidelberg; Dordrecht; London: Springer.

15. Garant.ru. (2002) O protivodeystvii ekstremistskoy deyatel'nosti: federal'nyy zakon ot 25 iyulya 2002 g. № H4-FZ [On countering extremist activity: Federal Law No. 114-FZ of July 25, 2002]. [Online] Available from: http://base.garant.ru/12127578/. (Accessed: 30.01.2019).

16. Ryazanov, D.S. (2014) Religious Extremism, Religious Political Extremism and Religious Fundamentalism: General, Particular, Individual. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Politologiya. Religiovedenie -- Bulletin of Irkutsk State University. Political Science and Religion Studies. 1. pp. 177-184. (In Russian).

17. Oganesyan, S.S. & Mikhaylov, V.K. (2015) Problemy pravovogo soderzhaniya prava na svobodu sovesti i veroispovedaniya, a takzhe opredelenie religioznogo ekstremizma [Problems of the legal content of the right to freedom of conscience and religion, as well as the definition of religious extremism]. Pravo i sovremennye gosudarstva -- Law and Modern States. 3. pp. 27-36.

18. Turpin, J. (2001) Terror in the Mind of God: The Global Rise of Religious Violence. By Mark Juergensmeyer. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 2000. American Journal of Sociology. 107(1). pp. 234-235. DOI: 10.1086/338521

19. Ramakrishna, K. (2018) The Radicalization of Abu Ham die: Wider Lesson for the Ongoing Struggle Against Violent, Extremism in Post-Marawi Mindanao. Journal of Asian Security and international Affairs. 5 (2). pp. 111-128. DOI: 10.1177/2347797018783117

20. Beller, J. & Kroger, C. (2018) Religiosity, Religious Fundamentalism, and Perceived Threat as Predictors of Muslim Support for Extremist Violence. Psychology of Religion and Spirituality. 4 (10). pp. 345-355. DOI: 10.1177/0886260513504646

...