Соборы как выявление Церкви

Происхождение соборов туманно. Так называемый Иерусалимский собор, о котором говорится в 15-й главе книги Деяний Апостолов, стал для Церкви библейским примером соборного принятия решений, однако документально подтвердить историческую связь этого собрания с возникновением церковных соборов не представляется возможным. Впервые соборы появляются в конце II века в связи с монтанистским кризисом, который охватил церкви в Малой Азии. Существуют попытки обнаружить некий соборный «ген», который передавался из Иерусалима в Антиохию и затем -- в Малую Азию, но подобную генеалогию нельзя подтвердить. Игнатий Антиохийский и Поликарп Смирнский, которые писали в первой половине II века, о соборах не упоминают. Однако Тертуллиану, в конце II века, уже известно о соборах в Малой АзииAguntur praeterea per Graecias illa certis in locis concilia ex uniuersis ecclesiis, per quae et altiora quaeque in commune tractantur, et ipsa repraesentatio totius nominis Christiani magna ueneratione celebratur («В некоторых местах греческих провинций проводятся соборы всех церквей, на которых самые важные и насущные вопросы рассматриваются сообща и представительство всей христианской общины празднуется с величайшим благоговением») -- Tertullian, De ieiunio [Тертуллиан, О посте] 13 (PL, vol. 2: 1024).. Его свидетельство особенно интересно, поскольку он жил в Северной Африке, то есть в регионе, который вскоре стал второй «лабораторией» соборной практики древней Церкви. В то же время для Тертуллиана соборы были новшеством, а не явлением, уже характерным для того контекста, в котором он пребывал.

Ясно одно: соборы были связаны с епископским служением. Церкви в Антиохии и в Малой Азии стали тем пространством, где впервые появляется представление о монархическом епископатеТермин «монархический епископат» указывает на способ организации церковного управления в раннехристианской церкви, выстроенного вокруг фигуры епископа, власть которого сравнивается с властью абсолютного монарха и противопоставляется коллегиальному способу церковного управления. Термин появился в протестантском богословии в XIX веке. Изначально он имел негативный характер и использовался в критике епископата как института управления в церкви. Со временем этот термин стал употребляться в более нейтральном смысле, обозначая определенный этап становления христианской системы церковного управления -- между первыми христианскими общинами и организацией соборного управления в рамках митрополий. Термин связывают с тем видением церковного управления, которое отражено в посланиях сщмч. Игнатия Антиохийского:«Без епископа никто не делай ничего, относящегося до церкви»

(Смирн. 8). -- Прим. ред. и где чуть позднее появляются соборы. Скорее всего, соборы возникают из тех собраний, целью которых было поставление новых епископов. Рукоположение епископа не было локальным событием в Церкви, поскольку для этого требовалось участие других епископов, прежде всего ближайших. Поэтому логично предположить, что по мере возникновения проблем в церковной жизни определенного региона их решением занимались уже известные епископские собрания. В то же время соборная практика не была прямым следствием распространения епископальной структуры. Везде нужно было поставлять новых епископов, но далеко не везде развивалась практика созыва соборов.

Неудивительно, что соборное принятие решений не было общей практикой древней Церкви. Формы церковного лидерства и принятия решений различались. Власть соборов соперничала с авторитетом апостольских кафедр, таких как Рим и Александрия. Возможно, далеко не случайным является тот факт, что практика соборного принятия решений впервые возникла в провинциальных контекстах, достаточно удаленных от главных церковных кафедр, или, как в случае Северной Африки, в церкви, главная кафедра которой не имела апостольского происхождения. Логика концилиаризма -- скорее горизонтальная, чем вертикальная. Соборы предполагают существование множества центров власти. С точки зрения их идеального типа соборы -- это собрание равных. Участник собора, который имеет большую власть или значимость, чем другие участники, или же претендует на это, является для собора потенциально разрушительным элементом. Конечно, даже в провинциальном контексте существует разница в степени власти и влияния членов собора, и это лишь свидетельствует о том, что никогда не было и, скорее всего, не будет идеальных условий для соборной практики. Но это обстоятельство лишь означает, что подобные различия могут порождать разные конфигурации. Чем меньше различий между отдельными местными церквами и кафедрами в определенной церковной области, тем лучше для реализации соборной практики. При этом другим фактором является количество участников соборного процесса. В данном случае наиболее ярким примером является Северная Африка. Как отмечает о. Иоанн Мейендорф, в Северной Африке долгое время сохранялась традиция, возможно изначальная, согласно которой предстоятелем каждого местного церковного (евхаристического) собрания был епископMeyendorff, J. (1989) Imperial Unity and Christian Divisions: The Church 450-680

A.D., p. 146, n. 29. Crestwood, NY: St. Vladimir's Seminary Press.. Поэтому в Северной Африке было большое количество епископов. Сосуществование множества епископов, возглавляющих небольшие по масштабу церковные общины, представляет собой наилучшее условие для расцвета концилиаризма.

Горизонтальный характер соборной практики может быть вызовом для всех участников собора, а не только для наиболее известных или влиятельных. Каждый епископ в своей церкви является предстоятелем и занимает первое место в общине. Однако когда епископы собираются вместе, на собор, они перестают быть такими предстоятелями и становятся коллегами, соработниками или, как говорят апостолы Петр и Иаков, -- просто «братьями» (Деян 15:7, 13). Конечно, и в своих общинах епископы тоже призваны быть братьями по отношению к другим членам, однако иерархический статус епископа затрудняет реализацию принципа братского общения фактически, а не только риторически. Соборы же являются формой именно общего лидерства и принятия решений.

В то же время было бы неправильно понимать собор как инстанцию, которая порождает общий дух Церкви. Как раз наоборот: в древней Церкви соборная практика стала возможной и реально осуществимой именно благодаря общинному характеру самой Церкви. Этот факт нельзя недооценивать, особенно в связи с вопросом о роли епископата в соборной практике. Никоим образом не следует переносить централистские тенденции и вертикальные структуры развитого патристического иерархиз- ма на раннюю Церковь. Здесь не место обсуждать вопрос о том, когда в церковной истории произошел поворот, в результате которого епископат получил особые привилегии, отделившие его от остальной Церкви. Ясно, что этот разрыв стал нарастать задолго до VI века, когда Дионисием Ареопагитом было введено понятие «иерархии»Прекрасный анализ понятия иерархии в византийском богословии недавно провел американский православный ученый: Ashley Marie Purpura, “Flexible Fixity: Theorizing, Realizing and Negotiating Byzantine Ideals of Ecclesiastical Hierarchy” (Ph.D. dissertation, Department of Theology, Fordham University, New York, 2014). Сосредоточив внимание на литургических и практических аспектах дионисиевой традиции, а не на созерцательном мистицизме, автор положил начало очень важной для современной православной экклезиологии дискуссии.. Нам в данном случае важно подчеркнуть, что руководящая роль епископов, о которой говорят источники II века, не связана с высоко дифференцированной или стратифицированной общинной структурой, в соответствии с которой предстоятели и народ существуют в отдельных сферах и ведут разный образ жизни. В этом отношении показательны послания епископа Антиохии Игнатия, написанные в начале II века. В них отражаются радикально общинный дух и сильное переживание органической целостности Церкви. Подчас автор использует музыкальные метафоры, описывая собранную вокруг епископа местную церковь как хор, который единогласно поет песнь Богу Отцу «чрез Иисуса Христа, дабы он услышал вас и по добрым делам вашим признал вас членами Своего Сына»Игнатий Антиохийский. Послание к ефесянам, 4.. Именно в такой атмосфере созываются первые соборы, и процесс принятия соборных решений вполне ее отражает. Этим можно объяснить не только появление, но и развитие соборной практики, имевшей столь важное значение в истории Церкви. Общинный дух ранней Церкви также должен предостерегать нас от преувеличения вызовов соборного «горизонтализма», перед которыми стоял древний епископат. На соборе епископы действительно были призваны взаимодействовать в духе общности, однако они уже обладали соответствующими навыками. Соборное общение не было им чуждым, так как они имели опыт такого общения в своих церквах.

Соборы и кафоличность

Соборы возникли в контексте раннего представления о кафолич- ности. Как известно, наименование христианской Церкви «кафолической» впервые встречается у Игнатия АнтиохийскогоВ Послании к смирнянам, 8, где содержится фраза: «Где Иисус Христос, там и кафолическая церковь».. Игнатий также был первым ярким представителем монархического епископата в ранней Церкви, а соборная практика появляется в Малой Азии. К концу II века (если не раньше) служение епископа, понятие «кафолической» Церкви и практика созыва соборов образовали континуум. Эти три элемента принадлежали к одной и той же церковной реальности.

В то же время не столь ясно, что же в действительности означал термин «кафолическая», когда он впервые был приложен к Церкви. Слово обозначает некоторую «целостность», ибо таков его буквальный смысл (от кабоХои -- в целом или кай' 6Xov -- имеющее отношение к целому). Но какое целое имеется в виду, когда говорится о христианской Церкви? В церковной истории кафолическая целостность по большей части понималась прежде всего в смысле пространственного и временного распространения Церкви. Церковь состоит из множества местных общин, разбросанных в пространстве и времени, но эти общины признают друг друга в качестве составных частей одного и того же сообщества. В этом понимании термина было заключено отвержение сектантских и сепаратистских вариантов христианства. Кафолическая Церковь -- это универсальная Церковь, превосходящая свои местные и исторические проявления. В современном богословии, включая православное, понимание термина «кафолическая» в смысле распространения было поставлено под вопрос с точки зрения его, так сказать, ноэтического истолкования. Согласно этому второму подходу, кафолическая целостность указывает на целостность истины -- то есть на содержание самой христианской веры, а не на структуру христианского сообщества. Такой точки зрения придерживается о. Георгий Фло- ровский в своей знаменитой статье о кафоличностиFlorovsky, G. (1972) “The Catholicity of the Church”, in The Collected Works of Georges Florovsky, vol. 1: Bible, Church, Tradition: An Eastern Orthodox View, pp. 37-55. Belmont, Massachusetts: Nordland Publishing Company. Первая публикация статьи вышла под заголовком: “Sobornost: The Catholicity of the Church”, in The Church of God: An Anglo-Russian Symposium by Members of the Fellowship of St. Alban and St. Sergius, ed. E. L. Mascall (London: Society for Promoting Christian Knowledge, 1934). Удалив позднее слово «соборность» из заглавия, Флоровский ясно показал, что его интерпретацию кафоличности не следует ставить в один ряд с дискурсом соборности, утвердившемся в русском богословии XIX -- начала XX в. Подробнее о соборности см. ниже в настоящей статье.. Оставляя в стороне интерпретацию кафоличности в смысле пространственно-временного распространения Церкви, Флоровский предлагает радикально вертикальное и мистическое толкование этого понятия, то есть такую интерпретацию, которая значительно ослабляет связь между кафоличностью и концилиарностью:

Строго говоря, для того, чтобы узнать и выразить кафолическую истину, мы не нуждается во вселенской ассамблее и голосовании, мы не нуждаемся даже во «Вселенском соборе»... Мнения Отцов и вселенских Учителей Церкви подчас имели большую духовную ценность и окончательность, чем определения иных соборов. И эти мнения не нуждались в оправдании и принятии «всеобщим согласием». Напротив, они сами служат критерием и удостоверением. Именно об этом свидетельствует Церковь молчаливым receptio (принятием). Решающая ценность пребывает во внутренней кафоличности, а не в эмпирической вселенскости. Мнения Отцов приняты не в порядке послушания внешнему авторитету, а в силу внутренней очевидности их кафолической истиныФлоровский Г. Кафоличность Церкви // Флоровский Г. Избранные богословские статьи. М.: Пробел, 2000. С. 154-155..

Разделяя подход Флоровского, Иоанн Мейендорф так комментирует смысл выражения «кафолическая церковь» в Послании к смирнянам Игнатия Антиохийского:

[Игнатий] имеет в виду полноту и универсальность спасения, открывшегося во Христе и в Церкви... Согласно св. Игнатию, «кафолическая» Церковь -- это христианское собрание, принявшее в полноте божественное присутствие во Христе, целостную истину, полноту жизни, а также взявшее на себя миссию, направленную на спасение всего Божия творения. Хотя позднее прилагательное «кафолическая» употреблялось как синоним «универсальной», ясно, что изначальный смысл не связан с географией. «Кафолич- ность» -- это знак присутствия Христа, а Христос, через свое Слово и через таинство Евхаристии, присутствует там, «где двое или трое» собраны во имя Его (Мф 18:20), в каждой местной христианской общинеMeyendorff, J. (1983) Catholicity and the Church, p. 7. Crestwood, New York: St. Vladimir's Seminary Press..

Если, как считают Флоровский и Мейендорф, «кафоличность» означает прежде всего и по преимуществу целостность истины, тогда соборную реальность Церкви следует рассматривать как в лучшем случае производную. Это так потому, что представление о соборной Церкви по необходимости связано с ее пространственным и временным распространением, тогда как, согласно ноэтическому, вертикальному или мистическому («внутреннему»), пониманию кафоличности, каждая отдельная церковная община может быть вполне кафолической. Существование других общин для этого необязательно. Но очевидно, что идея собора как раз предполагает существование других общин. Собор одного -- это абсурд. Соборы возникли как региональные собрания соседствующих церквей. Со временем масштаб такого рода собраний увеличился, чтобы включить большее количество церквей. Без пространственного распространения Церкви не может быть никаких соборов.

Мы не можем вдаваться в более подробное обсуждение термина «кафолическая». Однако следует подчеркнуть, что существуют достаточно убедительные аргументы в пользу понимания кафоличности в терминах пространства и времени. Мейендорф считает «очевидным», что Игнатий не имел в виду пространственное распространение Церкви, когда писал: «Где Иисус Христос -- там и кафолическая Церковь». Но на самом деле это неочевидно. Высказывание Игнатия столько кратко, и оно настолько не вписано в более широкий контекст, что вряд ли его можно адекватно истолковать исключительно в рамках соответствующего текста из корпуса его писанийЕдинственно, что можно с уверенностью сказать по поводу этого места у Игнатия, что понятие «кафолическая» связано с властью епископа: «Где епископ, там должен быть и народ, так же как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь». Но эта связь может служить в пользу обеих интерпретаций кафоличности в зависимости от того, как толковать понимание епископства у Игнатия. Что же касается аналогии между епископом и Иисусом Христом, то еще один из первых исследователей творений Игнатия -- Лайтфут (Lightfoot) -- предложил наиболее очевидную интерпретацию: «Иисус Христос представляет здесь вселенскую Церковь, как епископ -- конкретную церковь. Подобным образом в другом месте (Магн., 3) Отец именуется „Епископом всех“ (ф naviwv иniaKonoз) по сравнению с Дамасом -- епископом магнезийцев. Поэтому здесь „кафолическая“ или „универсальная“ Церковь противопоставляется Смирнской церкви, отдельной общине, в которой предстоятельствует Поликарп [Смирнский]» (The Apostolic Fathers: Clement, Ignatius, and Polycarp, ed. and trans. J. B. Lightfoot, 2d ed. (Reprint of 1889-1890 Macmillan edition: Grand Rapids, Michigan: Baker Book House, 1981), Part Two, vol. 1, p. 414). Интерпретация Лайтфута поддерживает понимание слова «кафолическая» в пространственном смысле: епископ является предстоятелем мест-. Однако, в целях обсуждения, давайте прочитаем это высказывание так, как его понимает Мейен- дорф, и допустим, что слово «кафолическая» изначально было ноэтическим термином, означающим целостность истины. Соответственно, мы должны учитывать тот факт, что термин «кафолическая» стал обозначать пространственно-временное распространение лишь «позднее», как утверждает Мейендорф. Тогда возникает вопрос: как перейти из пункта А в пункт В? Каким образом термин, который изначально указывал на трансцендентную, «внутреннюю» полноту истины, стал обозначать распространение христианских общин в пространстве и времени? Такая смена перспективы требует объяснения. Логика перехода от первого (предполагаемого) смысла ко второму (засвидетельствованному) смыслу никоим образом не является самоочевидной. Если же, с другой стороны, «кафолическая» указывает прежде всего на Церковь как на распространившееся сообщество, тогда нетрудно понять, как идея распространения могла быть расширена -- в конечном счете до самых границ пространства и времени, то есть до границ вселенной.

Классическое патристическое толкование понятия «кафолическая Церковь» мы находим у Кирилла Иерусалимского:

Церковь Соборною [кафолической] называется потому, что находится по всей Вселенной от концов земли до концов ее, что повсеместно и в полноте преподает все то учение, которое должны знать люди, учение о вещах видимых и невидимых, небесных и земных, что весь род человеческий приводит к истинной вере, начальников и подчиненных, ученых и простых людей, и что повсеместно врачует и исцеляет все роды грехов, душею и телом содеваемых, имеет в себе всякий вид совершенства, являющегося в делах, словах и во всяких духовных дарованиях¹⁴.

В статье «Кафоличность Церкви» Флоровский приводит этот пассаж в качестве доказательства того, что древняя Церковь пони-

ной церкви, Иисус Христос предстоятельствует во всей Церкви -- везде, до самых пределов вселенной. В то же время, касаясь дискуссии вокруг этого знаменитого места у Игнатия, следует иметь в виду, что до сих пор существует «игнатианская проблема», то есть продолжается спор относительно аутентичности, датировки и текстуальной целостности корпуса Игнатиевых посланий. См.: Joly, R. (1979) Le Dossier d'Ignace d'Antioche. Brussels: Йditions de l'Universitй de Bruxelles; Hьbner, R. M. (1997) “Thesen zur Echtheit und Datierung der sieben Briefe des Ignatius von Antiochien”, Zeitschrift fьr antikes Christentum 1: 44-72.

14. Кирилл Иерусалимский, свят. Поучения огласительные 18, 23.

мала кафоличность «как внутреннее качество»Флоровский Г. Кафоличность Церкви. С. 144.. Но это сомнительная интерпретация. Весьма показательно, что в объяснении термина «кафолическая» у Кирилла первое значение слова -- это пространственное распространение. Следует также подчеркнуть, что приложение термина «кафолическая» к христианской вере («кафолическая вера») в патристическом богословии -- это позднейшее и производное употребление термина. Прежде всего слово «кафолическая» употреблялось для обозначения Церкви как видимой общины.

Но есть и другой аргумент в пользу пространственного понимания этого термина: историческая связь между кафоличностью и соборной практикой. Значимость этой связи нередко недооценивают в силу того, что акцент делается на доктринальном наследии соборов, а не на самих соборах как событиях различения истины и принятия решений. Поскольку церковная история сообщает о многих соборах, которые заняли доктринальные позиции, позднее признанные еретическими, утвердилось представление о том, что собор -- это нейтральный инструмент, которым может воспользоваться любая церковная группировка. Однако соборы не были и не являются нейтральным орудием в истории Церкви. Они возникли как выражение ранней кафоличности, и сама соборная практика развивалась по мере углубления кафолического сознания. Даже если не-кафолические группы порой использовали соборные структуры для продвижения своей повестки, их концилиаризм был производным, то есть имитацией кафолической практики. Имитируя, сектантские и гностические соперники кафолического христианства никогда не достигали духа подлинной соборности. Логика и динамика этих групп по самому существу противоречили соборной практике. С другой стороны, соборы и кафоличность составляют естественную пару, и это не должно вызывать удивления, так как сами соборы возникли из духа кафоличностиСм. мою аргументацию в пользу существенной связи между соборами и кафоличностью в книге: Valliere, P. (2012) Conciliarism: A History of Decision-Making in the

Church, pp. 55-69. Cambridge and New York: Cambridge University Press..

Сродство между концилиаризмом и кафоличностью позволяет по-новому взглянуть на давно идущую дискуссию о славянорусских терминах соборный и соборность. Поскольку слово «соборная» было введено в средневековую славянскую литургию в качестве перевода термина «кафолическая» в Символе веры, возникло искушение ограничить смысл этого слова именно этим контекстом, отказавшись от семантических ассоциаций слова соборный в славянских языках -- с соборами и с соборностью в смысле церковного общения или сообщительности. В греческом языке кабоХгкод не имеет подобных ассоциаций. Богословы неопатристического направления обычно дистанцируются от широкой и инклюзивной интерпретации соборности, которая доминировала в России конца XIX -- начала XX века и стала лейтмотивом Всероссийского собора 1917-1918 годов. В конце концов, дискурс соборности в позднеимперской России можно рассматривать как следствие случайной семантической возможности, никак не связанной с «внутренней» кафоличностью. А с другой стороны, если наш тезис об исторической связи между кафо- личностью и соборной практикой обладает убедительностью, он говорит как раз в пользу дискурса соборности. Эта семантическая случайность оказалась счастливой случайностью, поскольку славяно-русский узус обнаружил связь между кафоличностью и практикой соборов. Какими бы ни были мотивации средневековых славянских переводчиков Символа веры, соборность/ка- фоличность и соборность/концилиарность внутренне связаны, и их связь восходит к христианской древности.

«Вселенский» соборный процесс