Методы социолингвистики. Социолингвистический портрет

Очевидно, что респондент должен иметь объективные основания для ответа на вопросы. Иногда в анкете требуется оценка некоей гипотетичной ситуации; в этих случаях необходимо детально разъяснять, что именно означает такая ситуация. Например, в двуязычном обществе один язык А во всех сферах, кроме семейного общения, может доминировать над языком Б, являющимся родным для значительной части населения. Если поднимается вопрос о введении языка Б в систему образования, может быть проведено массовое анкетирование населения с целью выявить общественное мнение по этому вопросу.

Реальная практика таких опросов дает иногда парадоксальные результаты: за переход на язык Б в качестве средства обучения в средней школе высказываются больше респондентов, чем за использование его в той же функции в начальной школе. Реализация подобной образовательной политики привела бы к недопустимо низкому уровню знания выпускниками средней школы доминирующего в обществе языка А, чего респонденты не имели в виду. Значительная их часть попросту не смогли разобраться в сути предлагавшихся им вопросов (например, не осознавали отличие языка обучения от языка как изучаемого предмета). Точнее, составители анкеты не помогли респондентам ясно представить, что означает гипотетическая ситуация, по поводу которой предложено высказать свое мнение.

Иногда недостаточно опытные составители анкет из-за небрежности по-разному формулируют однотипные вопросы, включая, например, вопрос Говорите ли Вы на языке А наряду Знаете ли Вы язык Б? Это подталкивает респондента к противопоставлению глаголов говорить и знать, хотя сами составители могли не вкладывать в это различие никакого особого смысла (а если вкладывали, должны были разъяснить его более отчетливо). Такое "стилистическое разнообразие" ведет лишь к дополнительным сложностям и снижает достоверность ответов. Не менее важно, чтобы полностью совпадала и рубрикация ответов на однотипные вопросы.

Следует избегать вопросов сложной структуры, ответы на которые располагаются в двух плоскостях. Так, иногда вопросу о степени владения языком предлагается набор альтернатив следующего типа: Владею в совершенстве; Свободно говорю, но не пишу и не читаю; Говорю с затруднениями; Понимаю общий смысл сказанного; Понимаю и воспроизвожу этикетные фразы; Не владею языком. Здесь смешиваются языковая компетенция и владение письменной формой языка, что недопустимо не только для языков по существу бесписьменных (типа эвенкийского или вепского), письменных, но почти не имеющих литературы (типа алтайского или ненецкого), но и для развитых языков типа татарского или (в пределах России) армянского, поскольку во многих районах расселения соответствующих народов эти языки не используются в школьном обучении.

Еще один вполне обычный пример подобного смешения двух вопросов в одном дают вопросы о предпочтении языка массовой коммуникации.

Так, вопросу На каком языке вы предпочитаете читать газеты ? могут быть приписаны альтернативы ответов: Только на языке А; Чаще на языке А, В одинаковой мере на языках А и Б; Чаще на языке Б; Только на языке Б; Зависит от содержания6. Вообще говоря, вполне естественным кажется одновременный выбор последнего варианта и одного из пяти предыдущих.

6 В аккуратно составленной анкете непременно должна присутствовать и альтернатива Газет не читаю, или же сам пункт анкеты должен быть переформулирован на Если вы читаете газеты, то.., и его заполнение не должно быть обязательным.

Параллельно с разработкой анкеты решается вопрос выборки, о котором выше говорилось достаточно подробно. Несмотря на очевидную важность этой проблемы, в реальных социолингвистических исследованиях к ней часто подходят очень небрежно. Так, в ходе упомянутого выше изучения украинско-русского билингвизма выборка заметно отличается от генеральной совокупности даже по таким не составляющим особых проблем параметрам, как возраст и пол. По Украине возрасты 16--24, 25--44 и 45 и старше в 1989 г. соотносились как 16 : 36 : 48, в выборке (данные приведены лишь по Кировоградской обл.) средний возраст преобладал над старшим, и соотношение было 17 : 43 : 40. Еще заметнее диспропорция полов: по Украине численности мужчин и женщин в возрасте 16 лет и старше в 1989 г. соотносились как 44 : 56, в выборке (по Кировоградской обл.) - как 31 : 69.

Перейдем теперь к методике самого опроса.

Первое, на что следует обратить внимание, -- это отношение респондента к опросу и опрашивающему. Потенциальному респонденту могут быть неясны реальные цели анкетирования и причины, по которым он сам попал в выборочную совокупность. Он может опасаться, что его участие в опросе или даваемые им конкретные ответы могут иметь нежелательные последствия лично для него. Это ведет к намеренному искажению ответов или даже к отказу от анкетирования. Такая реакция достаточно распространена при обследованиях языковой ситуации. Кроме того, индивидуальные характеристики интервьюера (пол, возраст, этническая принадлежность и т. п.) могут осложнить межличностное взаимодействие между ним и респондентом.

Влияние сходных факторов может сказаться и при других методах сбора информации (при наблюдении, устном интервьюировании), но при массовом анкетировании, задача которого -- собрать представительную информацию по какому-либо социуму, их учет особенно важен. Если те, кто отказывается сотрудничать с исследователем, и те, кто осознанно идет на искажение информации, отличаются от "правдивых" респондентов какими-либо важными социальными характеристиками, то репрезентативность результатов исследования понижается. Общих рецептов, помогающих уменьшить воздействие этих "возмущающих факторов" на результаты исследования, предложить невозможно. Тут успех во многом определяется тактом интервьюера, его исследовательским и житейским опытом.

Заполнение анкет может проходить двумя способами: анкетируемый либо сам заполняет бланк, либо это делает с его слов интервьюер.

7 Социологи используют даже рассылку анкет по почте; в социолингвистике достоверность этого метода сомнительна, поскольку процент возврата анкет невысок, социально-психологические характеристики тех, кому разосланы анкеты, и тех, кто ответил на них, могут сильно расходиться.

8 В социологии и социальной психологии такой опрос, когда анкета заполняется интервьюером, а значительная часть вопросов -- открытые, иногда вообще не относят к анкетированию, а называют расписанным интервью.

Надо иметь в виду, что при достаточно массовом анкетировании исследователь и интервьюер могут быть разными лицами. В этом случае очень важно, чтобы интервьюер имел специальную подготовку и его взгляд на изучаемую проблему не отличался от взгляда исследователя. Полезно иметь специальную инструкцию для интервьюера.

При несложно организованных анкетах часто используется один бланк на несколько респондентов, а полученные от них данные вносятся в отдельные колонки. В таких обстоятельствах интервьюер должен быть уверен, что респондент не может видеть ранее собранной информации, поскольку она почти наверняка повлияет на содержание его собственных ответов. В любом случае необходимо следить, чтобы в анкете отражалась точка зрения самого респондента, чтобы он не имел возможности консультироваться с другими лицами. Если избежать этого не удается, интервьюер должен каким-то образом отмечать неполную достоверность полученной информации.

Иногда к получению информации из вторых рук подталкивает сама анкета в сочетании с выборкой. Для упоминавшейся выше микропереписи 1994 г. респонденты выбирались без учета возраста (что, разумеется, верно, если иметь в виду получение чисто демографической информации), но в результате один из социолингвистически релевантных вопросов (сведения о языках, используемых теми, кто посещает "учебные заведения, дошкольные учреждения") задавался впустую. В 1994 г. в составе этой категории доля посещавших ясли и детские сады составляла 22%; от этого "контингента" (да и от значительной части учащихся начальной школы) трудно ожидать адекватного понимания смысла вопроса об используемых языках, за них неизбежно отвечают родственники, которые в лучшем случае могут иметь по этому поводу лишь субъективное мнение, поскольку обычно не работают в соответствующих учреждениях и не могут достоверно знать, на каком языке там происходит общение. Этот же вопрос иллюстрирует и другое методическое упущение: без дополнительных комментариев неясно, что значит "пользоваться языком" в школе: это может быть язык неформального общения школьников друг с другом и/или педагогами, язык обучения и изучаемый язык. Опубликованные результаты показывают, что для разных народов этот вопрос понимался по-разному.

Анкетированием рассмотренного выше типа выясняются мнения о языке и языках, но не сама языковая реальность. А может ли анкета помочь в деле объективного исследования этой самой реальности? Многие специалисты отвечают на поставленный вопрос отрицательно, поскольку, по их мнению, сама форма анкеты исключает возможность получения объективного материала: ведь мы обращаемся непосредственно к языковому сознанию говорящего и получаем самооценку его речи (или оценку речи других).

И все же некоторые социолингвисты придумывают такие хитроумные анкеты, которые позволяют получать более или менее надежный языковой материал, свидетельствующий о том, как люди используют язык (а не только о том, что они об этом языке думают). Естественно, такие анкеты существенно отличаются от тех, что мы рассматривали выше.

Первое отличие чисто внешнее. Анкеты, нацеленные на выяснение деталей языковой ситуации, похожи на традиционные анкеты социологов; число содержащихся в них вопросов относительно невелико (анкета, посвященная украинско-русскому двуязычию, содержит 22 пункта, причем первые 11, составляя паспортный блок, предназначены для выявления социальных характеристик информантов). В тех анкетах, что предназначены для выявления языкового варьирования, вслед за вопросами паспортного блока идут десятки вопросов, часто однотипно устроенных. В русистике такие анкеты обычно называют вопросниками.

Их значительный объем объясняется несколькими причинами. Во-первых, организация распространения и сбора заполненных вопросников -- дело трудоемкое, и целесообразно сразу спросить о многом, например, не об одном-двух фонетических вариантах, а об их рядах, сериях, реализующихся в разных контекстных условиях. Во-вторых, данные о случайно выбранных языковых единицах не дают правильного представления о месте этих единиц в системе им подобных. В-третьих, об одном и том же факте надо спросить в разной форме, используя разнообразные приемы (это повышает надежность получаемых ответов): прямой вопрос, предложение выбрать один вариант ответа из многих, заполнить специально сделанные пропуски букв в предложениях, словоформ в парадигмах и т. п.

Покажем это на примере "Вопросника по произношению", составленного М. В. Пановым.

"Вопросник" построен по такой схеме: I -- социологическая анкета, включающая перечень "лингвистически значимых" социальных признаков (т. е. таких, которые могут влиять на выбор того или иного произносительного варианта): возраст, пол, уровень образования, знание иностранных языков, род занятий (профессия), место рождения и место наиболее длительного жительства и некоторые другие;

II -- лингвистическая часть, или собственно вопросник, содержащий несколько десятков вопросов о произносительных вариантах, характерных для современного русского литературного языка.

Для того чтобы проверить устойчивость ответов заполняющего вопросник, об одних и тех же явлениях спрашивается по-разному, например:

(а) "Как Вы произносите: з(ь)верь или з(ъ)верь (зверь)'!_________"

(б) "Сравните: зверь - звать.

В каком слове Вы произносите "з" мягче? (Подчеркните это слово; если же разницы в произношении "з" нет, то подчеркните оба слова)".

Вопросы (а) и (б) расположены в "Вопроснике" достаточно далеко друг от друга (под номерами 25 и 39 соответственно), так что их влияние друг на друга минимально.

В социолингвистических вопросниках могут использоваться отвлекающие задания. Так, в вопроснике по русской морфологии, авторы которого в методике его составления следовали за "Вопросником по произношению", отвечающего просили заполнять не только те пропуски в тексте, которые интересуют исследователя, но и пропуски, не предполагающие никакой морфологической вариативности:

Мы выпили три стакан... молока и две чашки ча... (варианты возможны только в последней словоформе: чая / чаю, но не в словоформе стакана);

В этом собрани... участвовали представители разных профессий: врачи, фармацевт..., бухгалтер..., учител..., инженер..., кондуктор..., железнодорожник...

(Очевидно, что вариативность флексии возможна лишь в некоторых из перечисленных здесь форм множественного числа существительных, включая и такую вариативность, которая запрещается литературной нормой: бухгалтеры / бухгалтера, инженеры / инженера, кондукторы / кондуктора.)

В вопросах об акцентных вариантах (типа зв'онишь / звон'ишь, два ш'ага / два шаг'а и др.) отвечающий должен был расставить ударения не в отдельных словах, допускающих вариантную акцентовку, а во всех словоформах предложений, так что подлинная цель задания оставалась для него не вполне ясной.

Эти и другие отвлекающие приемы служат большей объективности материала вопросников, уменьшая влияние субъективных намерений информанта.

Как бы тщательно ни подходили исследователи к формулировкам вопросов, часть заполненных анкет может оказаться дефектной. При сплошном обследовании генеральной совокупности в обработку идут все анкеты; так в итоговых материалах переписей появляются данные о не указавших пол, возраст и т. п. При выборочных опросах респондентов немного, и внимательность интервьюера помогает свести число дефектных анкет к минимуму. При заочном анкетировании (когда респондент заполняет анкету самостоятельно) среди возвращенных анкет всегда находятся такие, где не освещены важные для исследования вопросы или содержатся явные противоречия. В практике социолингвистических опросов нередки случаи, когда в одном пункте анкеты респондент отмечает, что не владеет языком А, а в другом -- что предпочитает читать на нем книги, или сообщает, что получил среднее образование на языке А, хотя известно, что этот язык перестал использоваться как язык обучения в год рождения респондента. Если анкетирование производится интервьюером, то такие недостатки находятся на его совести?, но при массовых опросах они неизбежны. В социологической практике применяется даже повторное контрольное анкетирование части респондентов с целью выявить неквалифицированных интервьюеров. При хорошо организованном анкетировании это принимается во внимание заранее: в упомянутом выше обследовании сибирских народов специально опрашивали такое количество респондентов, которое "несколько превышало нужное для выборки число, чем обеспечивалась возможность выбраковки дефектного анкетного материала".

Если доля выявленных в ходе первичной обработки дефектных анкет достаточно высока, уже нельзя ограничиваться выбраковкой отдельных анкет, под вопросом оказывается достоверность всего обследования в целом, и следует искать серьезный методический порок либо в формулировках вопросов, либо в порядке анкетирования.

В некоторых случаях дефектность определенного процента анкет неизбежна; так обстоит дело, если респондент по каким-либо пунктам не может дать объективной информации. Это особенно характерно для опросов, выявляющих языковую вариативность, поскольку не каждый человек обращает внимание на собственную речь, "слышит" свое произношение. Чтобы сразу выявить таких "неподходящих" информантов, в анкеты включаются специальные контрольные вопросы.

Так, большая часть пунктов "Вопросника по произношению" предполагала реальную возможность выбора того или иного фонетического варианта, но начинался вопросник несколькими контрольными вопросами, на которые возможен только один правильный ответ, подтверждающий соответствие произносительных навыков респондента современной литературной норме; например:

-- Мягко или твердо Вы произносите звук "с" в слове трость! Мягко. Твердо. (Нужное подчеркните);

-- Какой гласный в Вашем произношении больше похож на "а": в первом слоге слова ходить или в первом слоге слова ходуном! (подчеркните то слово, где первый гласный больше похож на "а");

--Что Вы произносите на месте предлога "С" в сочетаниях с Женей, с жаром!

-- Как Вы произносите (подчеркните):

пОшел или пАшел! тОпор или тАпор! пОром (на реке) или пАром! рОссказ или рАссказ!

Цель контрольных вопросов -- проверить, правильно ли оценивает собственную речь говорящий и не является ли он носителем диалектных речевых черт. Если человек, заполняющий вопросник, давал такие ответы: мягко произношу "с" в слове трость, в произношении слова ходить первый гласный больше похож на "а", чем в слове ходуном, в сочетаниях с Женей и с жаром произношу "ж" или "з", и, наконец, в последнем перечне отвечающий подчеркивал слова в правой колонке, -- то его ответы на остальные пункты вопросника использовались для дальнейшего анализа. Иные ответы свидетельствуют о том, что человек "не слышит" своей речи или же для него характерны такие речевые особенности, которые не являются литературными (например, оканье: пОшел, тОпор и т. п.). Ответы таких информантов к анализу не привлекались, выбраковывались из общей массы заполненных вопросников.

Как инструмент получения социолингвистического материала вопросники описанного типа таят в себе "психологическую опасность": ответы на содержащиеся в них вопросы могут отражать не социальные различия носителей языка, а разницу в их психологии. Одни легко контролируют свою речь и поэтому отвечают в близком соответствии с тем, как они действительно используют язык; других, напротив, сама форма вопросника повергает в недоумение, и смещение ответов в этом случае неизбежно; третьи стараются отвечать не так, как они говорят, а как "правильно", "лучше" и т. д.

Психологическая опасность в значительной мере устраняется гибкой методикой составления вопросников (формулирование вопросов, их порядок, система "перекрестных", контрольных, отвлекающих вопросов и т. д.) и при условии большого числа опрошенных: массовый характер ответов как бы усредняет расхождения, обусловленные психологическими различиями информантов.

Однако надо признать, что при всей изощренности методики, с помощью которой составляются социолингвистические анкеты и вопросники, вероятность того, что ученые получают данные лишь о мнениях информантов по поводу их собственных речевых привычек (а не о реальном соотношении тех или иных языковых вариантов), сохраняется.

Уменьшить эту вероятность помогают тесты.

Тесты

Тесты представляют собой разнообразные по форме задания, которые исследователь предлагает информантам. Это могут быть списки слов, которые надо прочитать перед микрофоном, или связный текст, также читаемый информантом вслух; письменные задания на восстановление пропущенных фрагментов текста; ответы на устные вопросы исследователя, задаваемые в определенном временном режиме, и т. п.

Как правило, цель подобных тестов сообщается информанту в самом общем виде; детали того, что собирается узнать с помощью этих тестов исследователь, остаются ему неизвестны. И это понятно: исследователь заинтересован в ом, чтобы получить объективные данные о речевых навыках информанта, а сделать это можно, если условия тестирования будут такими, при которых, выполняя тест, информант сможет мобилизовать свое владение языком, в значительной мере автоматизированное, бессознательное, а не оценки собственной речи (как это имеет место при ответе, по крайней мере, на некоторые пункты социолингвистических вопросников).

Например, данные, полученные путем распространения описанного выше "Вопросника по произношению", проверялись с помощью специального "фонетического" текста, составленного М. В. Пановым. При создании этого текста его автор стремился к максимальной непринужденности стиля, предполагая, что в этом случае и от чтеца потребуется непринужденность в его воспроизведении. Кроме того, было важно, чтобы текст состоял не из разобщенных фраз, а представлял собой "слитный, последовательный рассказ: рассыпанные фразы заставляют информанта разгадывать, зачем дана каждая фраза, что именно проверяется. Такие разгадки, правильные и неправильные, могут приводить к искусственному чтению отдельных слов". В результате многократных переработок и дополнений появился сюжетно организованный текст (рассказ о геологической экспедиции), в котором две трети слов "несут орфоэпическую нагрузку", т. е. содержат вариативные фонетические явления.

Приведем отрывок из обсуждаемого текста.

Было уже поздно, когда мы въехали в село Архангельское. Здесь нас ожидал проводник экспедиции -- Петр Антонович, бывший лесник и лесной объездчик. Ему известна вся окружающая местность чуть не на тысячу верст, а уж на 600--700 -- это наверняка! Теперь он на пенсии; скучно ему без дела, а силы-то еще есть: вот он и взялся вести нашу экспедицию. Невестка его, словоохотливая и приветливая женщина, явно гордится своим деверем. В текст намеренно -- чтобы вызвать реакцию информантов -- включено неправильное употребление слова деверь (деверь -- это брат мужа, здесь же это слово употреблено в значении 'свёкор'). Она так и заявила: он-де может быть у вас даже главным вожаком, то есть, очевидно, руководителем экспедиции. Антонович и на самом деле мастер на все руки, все сделает, что его ни попросят. А с виду неказист: тщедушный, костлявый, в изодранной шапчонке. Помощник проводника -- Матвей, рыжий веснушчатый верзила, и прихвастнуть любитель, и лентяй, каких поискать. А в нашу группу он принят, потому что отличный наездник: день-деньской готов он гарцевать на своем лихом скакуне. А уж спорщик завзятый: вечно они с Антоновичем спорят и ссорятся. Иногда ясней ясного, что Матвей неправ, а он все-таки стоит на своем.

Все гласные русского литературного языка даны в этом тексте во всех возможных позициях и по отношению к ударению, и по отношению к соседним согласным (твердым и мягким). Представлены слова, содержащие фонему <а> после [ж], [ш] в первом предударном слоге (вожаком, шапчонке и др.), слова, в которых есть сочетание твердого согласного перед мягким (здесь, лесник, пенсии и др. -- первый согласный может произноситься как мягко, приобретая ассимилятивное смягчение от соседнего мягкого, так и твердо, "не заражаясь" мягкостью соседа), слова с непроизносимыми согласными (объездчик, поздно, известна и др.) и многие другие, реализующие те или иные вариативные фонетические явления. В социофонетических исследованиях используются также и иные тесты: чтение вслух списков слов, содержащих фонетические явления, которые изучает исследователь, разрозненных фраз, включающих изучаемые слова, чтение "про себя" и последующий пересказ (в этом случае стараются избавиться от влияния на произношение орфографического облика слова) небольших сюжетно организованных текстов и многое другое.

Метод тестирования широко применяется при исследовании двуязычия и, в частности, уровня владения вторым (неродным для данного информанта) языком. Часто исследователь предлагает информантам анкету, содержащую вопросы о сферах, в которых информант использует второй язык, о видах речевой деятельности -- чтение, письмо, устное общение, для которых актуально применение второго языка, и т. п. Чтобы проверить, насколько объективно отражен в анкете характер владения вторым языком, информанту предлагаются тесты: чтение некоего текста на этом языке, прослушивание и пересказ магнитофонной записи на нем же, сочинение на определенную тему, задание найти ошибки в тексте на втором языке и т. п.

Обработка и представление статистических результатов

Обработка статистических данных ведется с целью выявления объективно существующих закономерностей. Прежде чем перейти к анализу какой-либо социолингвистической переменной, следует очертить круг лиц, для которых ее значение релевантно. Так, вопрос о предпочтении того или иного языка, на котором издается пресса, целесообразно разрабатывать только в отношении тех лиц, кто читает газеты. Доля последних в выборочной совокупности определяется не только индивидуальными психологическими особенностями, но и доступностью прессы (а по отдельным регионам она сильно различается), а также общегосударственной или региональной социально-политической и культурной обстановкой в момент опроса. Напомним, что в конце 1980-х годов интерес российского общества к средствам массовой информации временами поднимался до такой степени, что в общественном транспорте нередко можно было встретить лиц, слушающих радиотрансляции с заседаний Верховного Совета, Съезда народных депутатов и тому подобных мероприятий (естественно, на русском языке). Мнения школьников по поводу преподавания языка или использования его как средства обучения могут представлять определенный интерес, но очевидные привходящие субъективные факторы требуют отдельного анализа ответов этой группы респондентов. Нередко круг лиц, относительно которых следует разрабатывать определенную социолингвистическую переменную, выявляется только в результате анализа анкеты.

Вот один пример. Опрос всех жителей практически полностью двуязычной литовско-русской деревни Дегучяй (245 человек, из них 62% литовцы, 34% русские), проведенный в начале 1970-х годов, показал, что 96% из них смотрели фильмы на обоих языках, в то же время книги на втором языке читали лишь 22% из тех, кто пользовался библиотекой. При поверхностном анализе из этого могли бы быть сделаны какие-то выводы относительно предпочтений языка художественной литературы, однако выясняется, что письменной формой второго языка владели 93% лиц в возрасте 19--30 лет и лишь 4% лиц старше 51 года (возрастное распределение читателей местной библиотеки в публикации не указано). Вывод ясен: читающих на обоих языках мало в первую очередь потому, что представители старших когорт грамотны лишь на родном языке.

По каждому разрабатываемому вопросу важно четко различать отсутствие явления, неприменимость вопроса к какой-либо категории респондентов, отсутствие данных (например, ввиду неполного заполнения вопросника) и, конечно, не смешивать эти данные с ответами тех, кто в явном виде затруднился ответить. Учитывая эти факторы, исследователь приступает к обработке результатов по каждому вопросу анкеты.

В статистике способ упорядочения информации называется измерением. В процессе измерения ряду социолингвистических фактов ставится в соответствие некоторое множество чисел. Данные могут измеряться с различным уровнем точности.

Номинальная шкала лишь классифицирует данные, указывает, к какой группе они принадлежат: значениям "мужской пол"--"женский пол" или ответам типа "да"-- "нет" могут быть присвоены как значения 0--1, так и значения 1--0 или 2--1, за числами не скрывается ничего, кроме разнесения данных по определенным категориям. Номинальная шкала может быть и многозначной -- таковы, например, данные о языке, на котором получено образование.

При порядковой шкале данные получают числовую оценку, которая указывает лишь на их иерархию, порядок следования, но о количественном значении признака говорит лишь очень условно. Например, шкале ответов типа Только А -- Чаще А -- Ли Б -- Чаще Б -- Только Б может быть сопоставлен числовой ряд 1 -- 2 -- 3 -- 4 -- 5, но это не означает, что различие в оценках 1 и 2 (Только А и Чаще А) в точности таково же, как и между оценками 3 и 4 (А и Б и Чаще Б). Неравномерность порядковой шкалы не мешает ее использованию в социолингвистике. Вот, например, как выглядит шестибалльная шкала степени владения языком: 1 -- свободно говорит на языке и предпочитает этот язык всем остальным; 2 -- свободно говорит на языке, но предпочитает какой-либо другой язык; 3 -- говорит на языке, однако старшие замечают в его речи ошибки; 4 -- хорошо понимает речь, но сам способен произнести лишь десяток обиходных фраз; 5 -- понимает общий смысл сказанного, говорить не может совершенно; 6 -- не знает языка. Несмотря на свою "импрессионистичность", эта шкала служит хорошим инструментом при описании языковой ситуации. Вот какие результаты по степени владения эскимосским и русским языками получил Н. Б. Бахтин при обследовании эскимосов, живших в 1984 г. в пос. Си-реники (по итогам интервью, опросов, наблюдений баллы были выставлены всем жителям поселка, а затем усреднены для каждой возрастной когорты) -- табл.:

Эти данные очень наглядно и вполне объективно иллюстрируют темпы вымирания эскимосского языка.

На шкале, которая называется интервальной, величины отражают равные единицы измерения и могут сопоставляться не только по упорядоченности, но и по расстоянию. В действительности в применении к большинству социолингвистических (и социологических) измерений точнее будет говорить о примерном равенстве расстояний между единицами шкалы. Примером использования интервальной шкалы в социолингвистике является известная работа У. Лабова о централизации дифтонга /aw/ у носителей американского варианта английского языка, живущих на о. Мартас-Виньярд : "архаичной" реализации [аи] был присвоен балл 0, наиболее центрированной [эй] -- 3; баллы 1 и 2 получили промежуточные варианты произнесения центрального гласного дифтонга. Информантам предлагались списки слов, где дифтонг находился в разных позициях: перед глухим шумным (как в out), перед звонким (как в found), в абсолютном исходе (как в now). Для каждого из 69 информантов в результате усреднения числовых значений, приписанных каждому произнесению слова из списка, был подсчитан показатель централизации. У отдельных индивидов он колеблется от 0,10 до 2,11, при этом наблюдается отчетливая связь с возрастом информанта. Средние показатели в пределах 15-летних когорт таковы :

Обработка и представление статистических результатов

Интервальные шкалы разделены на равные расстояния, но сама единица измерения имеет довольно условный характер, она не существует вне процесса измерения. Так, в описанном исследовании Лабова степени централизации дифтонга можно было бы измерять не от 0 до 3, а от 1 до 3, или достаточно произвольным образом менять масштаб измерения, введя не четыре позиции, а пять или шесть. Как указывает У. Лабов, "в первоначальном прикидочном наброске шкалы различалось шесть уровней. Измерения с помощью акустической аппаратуры показали, что достаточно хорошее соответствие с формантным анализом достигается при сведении числа уровней к четырем". В том случае, если единица измерения получает четкую наглядную интерпретацию, говорят о количественной шкале. Такими шкалами измеряется, например, возраст (нет нужды пояснять, что единицы в таком случае вполне реальны) или число испытуемых. Социолингвистика широко пользуется этим типом измерения при описании подходящих характеристик населения, хотя выявляемые в ходе описания переменные пока не удавалось привязать к количественным шкалам.

Приведенные примеры иллюстрируют такое важное понятие, как зависимость двух переменных: одна из них (и у Бахтина, и у Лабова - возраст) независимая и обусловливает степень выраженности второй, зависимой переменной (владение языками, степень централизации дифтонга). Фактически часто наблюдается взаимодействие переменных -- когда две или более независимых переменных воздействуют на зависимую. В цитированной работе У. Лабов специально стремился к социальной однородности информантов: "Всё это янки, принадлежащие к числу исконных поселенцев острова; все они связаны различными родственными отношениями, многие принадлежат к одной семье; все одинаково относятся к своему острову. Все они получили деревенское воспитание и все, за одним исключением, были плотниками или рыбаками".

Зависимость переменных иначе называют корреляцией. Корреляция может быть положительной (переменные возрастают или убывают одновременно) или отрицательной, когда они изменяются в разных направлениях. Так, у эскимосов наблюдается положительная корреляция возраста с уровнем владения этническим языком (т. е. чем старше человек, тем выше его уровень владения этническим языком) и отрицательная -- по владению русским: чем старше человек, тем ниже его уровень владения русским языком. (Тут мы еще раз убеждаемся в условности единиц при неколичественном измерении: степень владения языком тем выше, чем ниже ее числовое выражение.) О корреляции говорят и при номинальных измерениях: так, уровень двуязычия часто коррелирует с полом (билингвов больше среди мужчин) или с родом занятий (билингвов больше среди торговцев, чем среди крестьян).

Наличие корреляции не обязательно говорит о причинно-следственной связи: оба сопоставляемых показателя могут зависеть от третьего или быть связаны с ним не вполне тривиальным образом. Только что упомянутые половые различия в знании языков связаны, разумеется, не с физиологическими различиями полов, а с половыми стереотипами поведения, которые, по этнографическим данным, не обладают универсальностью. Показатель пола в данном случае является всего лишь удобным ярлыком для обозначения трудноформализуемых сложных поведенческих комплексов.

Другой пример -- связь языка, которым пользуются в быту и в рабочем коллективе, с национальностью коммуникантов. Выбор языка общения определяется языковым репертуаром контактирующих индивидов, в частности их родными языками (и массой других факторов, о которых в соответствующем месте говорилось достаточно подробно). Взаимосвязь этнической идентификации и родного языка очевидна, но их корреляция может быть устроена сложно. При обработке результатов обследования использование языков надо связывать не с национальностью, а с родными языками респондентов. На практике это делается далеко не всегда.

Вернемся к результатам микропереписи населения России 1994 г., показывающим, какой язык (этнический или русский) используется представителями разных народов в различных ситуациях в пересчете на 1000 человек. Для большинства народов русский и этнический языки в сумме дают цифру, близкую к 1000; "третьим" языком среди 1000 татар дома пользуются 4 человека, на работе -- 2, среди украинцев -- 1 и 1, среди немцев -- 1 и 0, среди аварцев -- 13 и 2, среди даргинцев - 6 и 4, среди ингушей -- 8 и 1, среди тувинцев и калмыков - 0 и 0, среди карачаевцев -- 1 и 0 и т. д. Однако для некоторых народов число использующих "третий" язык довольно велико. Вот каковы данные микропереписи:

Вполне очевидно, что причины использования "третьего" языка во всех этих случаях связаны с хорошо известными процессами языковой ассимиляции, и у башкир этот другой язык -- татарский, а у трех остальных народов -- якутский. Картина была бы более объективной, если бы разработка велась по двум направлениям: родной язык в зависимости от национальности и языки коммуникации в зависимости от родного языка (понятие родной язык, конечно, надо было пояснять).

Взаимозависимость переменных представляется в табличном или графическом виде. Графическим представлением служит либо собственно график зависимости, когда по осям координат располагаются числовые значения сопряженных переменных, либо диаграмма. Почти всегда исходной является табличная форма. Она может быть использована и при представлении данных, но важнейшее ее назначение - быть инструментом анализа, помочь структурировать полученные данные, яснее понять выявляемые закономерности. Графическое представление табличной информации может быть решено по-разному, чаще всего - в виде столбчатых диаграмм, отражающих соотносимые величины линейно, или в виде круговых диаграмм (гистограмм), разделенных на пропорциональные соответствующим величинам сектора.

Конечной задачей социолингвистического исследования является обнародование полученных выводов. Форма их подачи во многом зависит от того, кому адресована публикация. Если публикация рассчитана на массового читателя, предпочтение отдается наглядным диаграммам. Профессионала же интересуют более точные и детализированные сведения, которые легче получить при табличном представлении результатов. Читатель-специалист оценивает не только выводы, но и надежность тех исходных данных, на которых они базируются. Задача публикатора -- убедить в достоверности и показательности собранного материала и аргументировать выводы. А для этого полезно эксплицировать обоснованность выборки, методику сбора и обработки той первичной информации, на анализе которой строятся выводы; перестараться здесь невозможно. Показательно, что в японской социолингвистической монографии, посвященной функционированию форм вежливости, "описание методов опроса информантов и критериев их отбора занимает больше половины объема". Отечественные социологи, изучавшие в 1992--1995 гг. межнациональные отношения, также детально описывают задачу исследования и методический инструментарий, а в отношении организации выборки находят целесообразным указать все изменения, происходящие при ежегодных обследованиях: если в 1992 г. применялась квотная пропорциональная выборка со связанными параметрами род занятий и национальность, то в 1994 г. в число связанных параметров был включен пол, а в 1995 г. - возраст. Важно иметь в виду, что существенная часть социолингвистических исследований строится на сопоставлении ранее опубликованных результатов, а сама возможность сопоставления результатов, полученных разными авторами, зависит от степени сходства использовавшихся методик.

Анализ письменных источников

При решении большинства социолингвистических задач важное значение имеет метод анализа письменных источников. Письменные источники можно условно разделить на первичные и вторичные. В первую категорию попадают документы, фиксирующие речевые произведения, авторам которых могут быть приписаны какие-либо социальные характеристики, во вторую -- исследовательские работы, материалом для которых служили первичные источники. Сюда попадают не только собственно социолингвистические работы предшественников -- первичный материал мог анализироваться при решении задач, далеких от лингвистики. Данные, полученные от респондентов, обычно одновременны с исследованием (хотя запрета на вопросы о языковых фактах в прошлом не существует), письменные же источники дают возможность получить документальные свидетельства о предшествующих состояниях языка.

Остановимся сначала на первичных источниках. Социолингвистические значимые данные можно почерпнуть из письменных текстов различной стилистической и жанровой принадлежности. Например, изучение служебных документов, межведомственной переписки, разного рода инструкций, постановлений, актов и т. п. дает материал, позволяющий составить представление об официально-деловой стилистической разновидности языка на данном этапе его развития, о своеобразии реализации этой разновидности в многообразных жанрах (от заявления об отпуске до президентского указа).

В этом многообразии особое место занимает так называемый чиновничий жаргон, который, как считал К. Чуковский, создан "специально затем, чтобы прикрывать наплевательское отношение к судьбам людей и вещей". Иногда общество и даже власть протестуют против этих свойств чиновничьего языка, побуждая государственных служащих выражаться ясно и просто, о чем свидетельствует, например, следующее сообщение. "Администрация США всерьез взялась за вопросы языкознания. Белый дом направил во все правительственные учреждения строгое распоряжение, требуя, чтобы все исходящие документы, прежде всего предназначенные для публикации, были написаны простым и ясным языком, в коротких предложениях и без привычных чиновникам бюрократических терминов и оборотов. Распоряжение вступает в силу с октября. Надо же дать бюрократам, привыкшим общаться между собой на им одним понятном жаргоне, время на то, чтобы вспомнить, как говорят между собой простые граждане. В верхних эшелонах вашингтонской власти справедливо считают, что бюрократический "волапюк" официальных документов воздвигает трудноодолимый барьер между правительством и населением". Характерна концовка этого сообщения: "Однако даже две странички упомянутого распоряжения Белого дома грешат туманными и невнятными формулировками, которые могут правильно истолковать разве что опытные юристы".

Интересные результаты может дать исследование с социолингвистической точки зрения дипломатических документов -- договоров, нот, меморандумов, коммюнике и т. п., которые отражают в себе не только лингвостилистическое своеобразие способов языкового выражения, но и определенные политические и идеологические установки, также облекаемые в специфические обороты, формулы, синтаксические конструкции. При этом каждая эпоха оставляет свои следы в языке дипломатии. Если, например, сравнить русские дипломатические документы советского времени и самого конца XX в., то в первых бросается в глаза их открытая идеологизированность (ср., например, речи А. Я. Вышинского и А. А. Громыко на заседаниях ООН, ноты протеста, в изобилии направлявшиеся советским правительством правительствам других государств), тогда как в дипломатических текстах последнего времени преобладают нормы использования языковых средств, в большей степени соответствующие международным стандартам.

Язык средств массовой информации также дает пищу для размышлений о социальных различиях в позиции авторов, принадлежащих к кругам общества, разным по своей политической ориентации и ценностным установкам. Например, в демократически настроенной российской прессе 90-х годов XX в. отчетливо проявляется тенденция к увеличению спектра языковых средств, в частности к широкому включению в газетный текст разговорных, просторечных, жаргонных слов и выражений; в молодежных газетах поощряется сознательное обыгрывание слова, языковое ёрничанье, намеренные переделки слов и окказиональные неологизмы (слухмейкеры, ресторанмен, музей войсковых фигур, переселение в душ и т. п.). "Левая" пресса активно использует архаическую лексику (вече, соборность и т. п.) как средство политической демагогии.

Богатый материал для социолингвистического анализа языка предоставляет "неформальная" литература: в недавнем прошлом -- "самиздат", не подвергавшийся редакторской правке, "Хроника текущих событий", сборники публицистических текстов, направленных против существующего троя, и менее политизированная, а то и просто бытовая литература -- вроде сборников самодеятельных песен, анекдотов, частушек, присловий (иногда имеющих авторство -- ср. злостишия В. Вишневского, "гарики" И. Губермана и др.). Существование в течение нескольких десятилетий тоталитарного режима и соответствующей идеологии не только на территории России и бывших советских республик, ю и в странах Восточной Европы способствовало формированию особого "тоталитарного языка" -- со своей лексикой, специфическими оборотами, особым синтаксисом. В недрах тоталитарного строя рождалось и сопротивление этому языку или, по крайней мере, неприятие его в виде "языковой самообороны", пародирующей, намеренно искажающей расхожие штампы коммунистической пропаганды: "Ответим на красный террор белой горячкой!", "Товарищи ракетчики! Наша цель -- коммунизм!", "Пролетарии всех стран, извините!" и т. п. Характерно, что приемы переделок слов и расхожих штампов, языкового ёрничанья использует и "левая" пресса, оппозиционная правительству: деръмократы, чубаучер (из сложения фамилии Чубайс и слова ваучер), прихватизация и пр.

Малоисследованным в современной социолингвистике остается язык частной переписки, дневниковых записей "среднестатистических" носителей языка (не писателей, не политиков, не общественных деятелей и др.). Между тем он представляет особый интерес как с точки зрения социального своеобразия речевых форм в определенной человеческой среде, так и с точки зрения новых тенденций, "точек роста", которые обнаруживаются раньше всего в речи, не скованной нормативными рекомендациями и запретами. В этом отношении примечателен жанр "наивного письма", воплощенный, например, в публикации писем и повседневных записок малограмотной женщины Е. Г. Киселевой, которая "пишет, как слышит, с массой "ошибок", не подозревая, как надо". Лингвистическая и культурная ценность этого издания в том, что публикаторы сохранили все особенности текстов Е. Г. Киселевой, не подвергая их правке и "переводу" на литературный язык. Социолингвисту интересен именно оригинальный, не тронутый литературной правкой текст, принадлежащий обычному, "не отягощенному" филологическим образованием человеку. Такой текст дает представление о подлинном функционировании языка в той или иной социальной среде. Однако частные письма, бытовые записки и заметки ("для себя" или для членов семьи) и другие тексты личной сферы человека труднодоступны для анализа: эти тексты мало кто сохраняет, а сохранив, неохотно раскрывает перед посторонним человеком (а именно таким посторонним и является исследователь) перипетии личных отношений и мелочи семейной жизни.

Первичные источники не обязательно бывают письменными. Важные сведения об эволюции фонетической нормы можно получить из документальной фиксации звучащей речи. Сейчас с экрана телевизора довольно часто звучат хроникальные записи 1930-х годов. На слух современного носителя русского литературного произношения многое в них выглядит странно -- например, сохранение неударного [о] в тех заимствованиях, которые сейчас кажутся давно освоенными (типа м[о]дель). Такой материал еще мало освоен историками литературной нормы. Из фоноархивов можно получить данные и об относительно непринужденной речи - как современной, так и недавнего прошлого (интервью и другого рода документальные записи).

Полезная для социолингвистических исследований информация содержится не только в первичных документах, но и в материалах переписей, различных справочниках, научных работах предшественников. Среди неопубликованных архивных материалов можно найти фактические данные, полученные в ходе различного рода опросов -- как прошлых, так и современных; в последние годы стал возможен доступ к их электронным версиям. Повторное вовлечение подобных сведений в научный оборот может быть полезным при решении многих социолингвистических задач. Основной проблемой при таком вторичном анализе документов является их достоверность.

Говоря о достоверности данных, социологи противопоставляют их надежность (reliability) и валидностъ (validity). Надежность определяется соответствием повторных измерений исходным. Валидность же -- это степень соответствия измеренного тому, что предполагалось измерить. Выше много говорилось о том, что респондент может неправильно понимать вопрос и даже намеренно искажать информацию; повторный опрос может дать результаты, идентичные полученным ранее, -- следовательно, данные надежны, но их валидность может оказаться сомнительной. Оценка ва-лидности собственных результатов лежит на совести исследователя, но при методической безграмотности он может добросовестно заблуждаться, как, вероятно, обстоит дело с организаторами последней советской переписи, обнаружившими 324 человека, для которых родным является давно мертвый чуванский язык.

К решению вопроса о достоверности при вторичном документальном анализе следует подходить со всей тщательностью. При использовании чужих материалов исследователю легко ошибиться в определении того, что' реально измерялось предшественниками. Классическим примером неверной интерпретации является использование социолингвистами данных переписей СССР при определении уровня двуязычия. Начиная с 1970 г. в переписном листе опрашиваемый наряду с родным языком должен был указать другой язык народов СССР, которым свободно владеет. Разработка этого вопроса ведется по русскому языку, этническому языку опрашиваемого (если он указал родным не этнический язык), а в национальных автономиях также по титульному языку. Полученные данные вполне валидны в отношении заданного вопроса, но, как много раз указывалось выше, они заметно занижают степень двуязычия, поскольку предлагается указать лишь один язык, при этом собственный этнический язык часто указать нельзя (например, немцам, полякам, болгарам, поскольку их языки не входят в число "языков народов СССР"). Любые статистические материалы предшественников следует специально анализировать на предмет их валидности для данного исследования: ведь собирались они для других целей и не всегда так, как этого хотел бы исследователь; поэтому методика предшественников интересует его не менее, чем фактический материал.

К официальной статистике следует подходить с осторожностью не только по причине ее возможной невалидности. Она может отличаться неполнотой и тенденциозностью (например, в ходе межвоенных переписей в Польше этническая принадлежность определялась вероисповеданием и всякий католик считался поляком).

Массовые обследования говорящих

Некоторые из описанных выше методов и приемов сбора конкретного языкового материала применяются в массовых обследованиях говорящих. Такие обследования предпринимаются для того, чтобы выяснить, каково реальное функционирование данного языка (или каких-либо его подсистем) в данном обществе. Естественно, это нельзя сделать, опираясь на единичные или случайные наблюдения, -- необходим массовый материал, обладающий некоторой статистической надежностью. Однако массовые обследования, как это давно и хорошо известно социологам, сопряжены со многими организационными, финансовыми и методическими трудностями: для работы с сотнями информантов нужен немалый штат сотрудников (которым надо платить деньги), отбор информантов должен осуществляться по определенным критериям, а их обследование с помощью достаточно сложных анкет и объемистых вопросников (подобных тем, примеры которых приводились выше) и других методических приемов желательно проводить в присутствии и при разъяснительной помощи специально обученных интервьюеров. Собранный материал нуждается в фильтрации, в частности в выбраковке и отсеивании тех ответов, которые не удовлетворяют заранее сформулированным критериям, и т. д.

Имея в виду такого рода трудности, исследователи обычно изучают путем массового обследования язык (или языковую подсистему) не во всем объеме, а лишь в некоторых аспектах. Это позволяет в реальные сроки получить достаточно надежный и, главное, представительный материал о функционировании определенной части языкового механизма.