Размещено на http://www.allbest.ru/

Метаязык и современное социально-теоретическое исследование субъективности

Палагута В.И.

Продолжая конкретизацию основных положений концепции дискурсивных пространств самоидентификации субъекта имеет смысл продемонстрировать специфику и преимущества имманентной позиции наблюдения в сравнении с трансцендентной. Речь здесь идёт в возможности применения метаязыка при изучении социальной реальности субъекта. Так, любое социальное теоретизирование с позиций трансцендентной позиции наблюдения фактически исключает субъективное понимание истины в том смысле, что данный тип теоретизирования не рассматривает конкретное место или топос, в котором пребывает действующий социальный субъект, и из которого он говорит и познаёт социальную реальность. Здесь преобладает точка зрения трансцендентного наблюдателя, порождающую определённую двусмысленность и которую можно выразить одним простым тезисом: видеть, мыслить и обозревать истину за другого.

Известно, что традиционный подход в классической и неклассической социальной теории при рассмотрении социальной реальности субъекта всегда ориентирован на использование при её описании универсального метаязыка или метадискурса трансцендентного наблюдателя, который как бы лучше знает сложившиеся положение вещей за и вместо субъекта социального действия. Ho эта особенность весьма характерна и для многих современных социально-философских и социологических теорий. Обоснование данного положения предусматривает изучение онтологии "Другого", понимаемой не только как символической основы самоидентификации, но и как важнейшей составляющей при определении преимуществ имманентной позиции наблюдения перед трансцендентной, где первая из позиций активно задействует определенную онтологическую модель "Другого", без которой невозможна концептуализация субъекта в дискурсивных пространствах или, выражаясь языком Ж. Делёза, необходимо найти субъекта "на дне Другого", где "Другой функционирует как центр свертывания, упаковки, импликации субъективности" [1, с.316]. Наглядной иллюстрацией данного положения является достаточно противоречивые размышления современного российского социального теоретика А. Филиппова. В самом деле, с одной стороны, осмысляя наследие классической и неклассической социальный теории, учёный вполне резонно и вполне справедливо замечает: "Всё дело в том, как относиться к теории: как к готовым объяснениям или как к ресурсу возможных описаний. Нам представляется более продуктивным второй подход. Хорошая теория это ресурс получения знания, но ещё не само знание. Она заостряет наш взгляд, она позволяет подозревать взаимосвязи там, где они не лежат на поверхности, она вызывает на дискуссию" [2, с.58]. Ho в той же статье российский социальный теоретик наделяет социологию и, социальную теорию в целом, универсальной характеристикой трансцендентного наблюдения социальной реальности как осмысляющего и обобщающего центра субъективности, говоря что "социология, вопреки многим распространённым представлениям о ней, оказывается также феноменологией современного сознания" [2, с.40]. Иначе говоря, современная социальная теория призвана не столько использовать свои возможные ресурсы для описания современной субъективности, сколько объяснять из себя самой, а также задавать своими готовыми метадискурсивными построениями основные инвариантные характеристики современного субъекта. Вопрос о различных элементах рациональности, вытекающих из определённой практической социальной позиции субъекта, занимаемой им, хотя им и не осознаваемой, у А. Филиппова даже и не ставится: "Пытаясь спланировать, пробудить, поощрить (курсив мой В. П.) какие-то из человеческих качеств, которые принято считать атрибутом современности, мы не вправе рассчитывать (хотя не можем и исключить), что они появятся в отдельности от других, сопутствующих свойств, куда менее нам желательных" [2, с.58]. Здесь в явном виде обозначена трансцендентная позиция наблюдения социальной реальности. Ho данное положение не может не противоречить исходному декларативному положению автора.

В некотором роде критикуя подобного рода претензии универсалистской позиции трансцендентного наблюдения, сторонник имманентной теории практик П. Бурдьё и один из известнейших современных французских социальных теоретиков Л. Пэнто пишет: "Одной из главных выгод преодоления логоцентристских и интеллекту алистских предпосылок было, возможно, изменение правил игры, когда конкуренты, обладающие теоретическими ресурсами, были вынуждены оказаться от привилегии внешнего наблюдателя за социальным миром. Социолог, который не мог забыть, что он также является учёным, помнил о необходимости брать в качестве объекта точки зрения, с которых мир воспринимается и конструируется. Господствующим иерархиям, воспроизводящим точку зрения доминирующих, он противопоставлял единственное доступное ему оружие борьбы тотальную объективацию, без предрассудков и цензуры охватывающую не только совокупность возможных "объектов", но также и объективаций этих объектов, т.е. в конечном счете, производителей этих объективаций" [3, с.221], что позиционирует радикальный разрыв с трансцендентной позицией наблюдения.

В рассуждениях А. Филиппова заслуживает критики не только "план содержания", но и "план выражения" автора или то, что называется метаязыковыми конструкциями трансцендентного наблюдения. Так, вполне естественно обнаруживается мышление автора за другого, призванного якобы сформировать какие-то характеристики современного субъекта за него самого, но вместе с тем, вполне отчётливо вырисовывается иллюзия прозрачности и самоочевидности истины, отсылающей к пресловутому мы воображаемого научного сообщества, предположительно знающего лучше, чем сам этот другой, что с ним происходит и т.д. Между тем мыслить за другого, находящегося в той или иной позиции социальной реальности представляет серьёзную проблему для современного социального познания, чему практически не уделяет внимания научный апологет трансцендентной позиции наблюдения А. Филиппов, необходим качественно иной подход в разработке социальной теории, а именно разработка принципов имманентной позиции наблюдения с позиций другого, о важнейшем из которых уже упоминаемый чуть ранее JI. Пэнто писал следующее: "Условие, позволяющее обнаружить другого, объективировать объективацию, а значит, объективировать себя и тем самым избавиться от страстей, в том числе и интеллектуальных, которыми познающий субъект обязан своей специфической позиции. о Когда отброшены ложные деления объективизма, другой может восприниматься как другое "Я" <> и вместе с тем как "другое", поскольку обоснование разумом и/или необходимостью другого существует чаще всего в чуждом универсуме, присвоение которого возможно через мышление" [3, с.213-214].

Чтобы наглядно проиллюстрировать всю ограниченность метаязыка трансцендентного наблюдения в понимании другого, приведём пример интерпретации живописи известного фламандского художника П. Брейгеля как живописи, якобы повествующей о заботах и чаяниях народных масс, или о коллективном другом. Так, во первых, точка зрения Брейгеля как художника на положение людей из социальных низов это внешний взгляд аристократа на крестьянскую жизнь, а не взгляд изнутри самого крестьянина на своё собственное житиё-бытиё. Во-вторых, и это всего лишь иллюзорный парадокс, в качестве интерпретатора живописи Брейгеля выступает не сам художник, а уже его интерпретатор из "творческого" цеха историков искусств, "специалист", которому якобы виднее, что своей живописью хотел сказать художник. Более того, историк искусства, хотя и претендующий на якобы максимальную объективность, является одновременно и продуктом своей эпохи, и представителем определённого социального слоя, носителем элитарного мировоззрения, также весьма и весьма далёкого от забот и чаяний крестьянской жизни, выразителем различий в точках зрения мужского или женского пола и т.д. Как видим позиция другого практически испаряется в череде промежуточных звеньев её интерпретации. Как отмечает в этой связи известная белорусская исследовательница А. Усманова: "Один теоретик, голос которого до нас дошёл, репрезентирует мнение всех других, которые, однако, мыслили иначе. В этой череде подстановок реальность Другого исчезает окончательно, если она вообще имела место быть" [4, с.8].

Поэтому, не лучше ли было бы вообще отказаться от применения метаязыка при создании современной микроуровневой социальной теории, ориентированной на имманентную позицию наблюдения и всегда учитывающую позицию другого или других? И имеет ли тогда метаязык вообще для данной теории значение? Вместе с тем, актуально прояснение вопроса: а можно ли вообще исключить, даже в своём остаточном, рудиментальном виде, метаязык из имманентного наблюдения социальной реальности и какой тогда должен быть дискурс имманентного наблюдателя?

Вот почему, в свете дальнейшего анализа первоочередной задачей становится изучение уже обозначенной выше принципиально важной проблемы отказа наблюдателя/теоретика от метаязыка в имманентной позиции. Обозначая свою позицию в имманентном наблюдении укажем, что любой социально-философский, социологический или социально-антропологический дискурс находится в данной позиции всегда внутри, а не снаружи, равно как определяет и саму имманентность социального пространства и всей его совокупности положений или мест. Тем самым, имманентный способ рассмотрения социального пространства не допускает этих двусмысленностей, предъявляя социальную определенность в виде субъекта наблюдателя как взгляд на социальную реальность, находящуюся "внутри" самой социальной реальности. Более того, горизонт возможностей социальной теории определяется, как и любой социальный дискурс, специфическими индексами, которые при определенных условиях поддаются реконструкции и позволяют определить истинную социальную позицию исследователя. Исходя из этого, можно утверждать, что не существует "чистых" социальных объектов, которые не включали бы в свое "производство" (а все социальные объекты проходят через процедуру "производства" или конструирования) элементы означивания и интерпретации. Здесь снимается классическая, доставшаяся социальной теории от естественнонаучной модели знания оппозиция между субъектом и объектом, замещаясь точкой зрения о непрерывности или континуальности социального дискурса. Таким образом, можно утверждать, что социальная реальность не обладает изначальным смыслом или "истиной", которую свободно можно обозревать и уже знать за его пределами с позиции абсолютного или трансцендентного наблюдателя. Вполне очевидно, что подобный подход к позиции теоретика в социальных науках, обозначаемый термином "имманентный подход" подразумевает, что теоретик существует внутри изучаемой им области конституирует радикальный разрыв с позитивизмом и его субстанционалистской трактовкой социальной реальности, отказ от идеи существования метаязыка для социальных наук. Поясним это утверждение.

Известно, что под метаязыком понимается формализованный язык или, как его ещё называют, "язык второго порядка", объектом описания которого выступает естественный язык или "язык первого порядка" (понятие " метаязыка" в таком значении ввел американский математик А. Тарский [5]. "Следует проводить строгое различие между языком, который является предметом обсуждения и для которого мы намереваемся сформулировать дефиницию истины, пишет ученый, и языком, на котором эта дефиниция должна быть сформулирована и изучены ее приложения. Первый называется языком-объектом, а второй-метаязыком. Метаязык должен быть достаточно богатым и, в частности, он должен включать в себя язык-объект как свою часть" [5, с.140]. Более того, метаязык не только должен быть существенно богаче языка-объекта, но и может совпадать с последним или быть переводимым в него, но никак не наоборот [5, с.141]. Тем самым, сам термин "метаязык" указывает на то, что реальность, обозначаемая этим термином, находится "по ту сторону" или "вне" языка-объекта. Таким образом, метаязык, используемый трансцендентной позицией наблюдателя для изучения феноменов социального, можно определить как такой язык, который, не являясь по существу социальным, позволяет говорить о социальном языке как бы извне. Более того, утверждение существования метаязыка изначально содержит в себе различие между субъектом, говорящим на языке, и субъектом, говорящим о языке. Так, если субъект, говорящий на языке, находится "внутри" языка, то субъект, говорящий о языке, находится за его пределами. Между ним и говорящим на языке образуется дистанция, порой зияние или разрыв, но все же это не препятствует ему описывать функционирование языка, пребывая вне языка. Необходимо также отметить, что идея существования метаязыковой позиции социальных наук имплицитно содержит в себе идею существования истины, скрытой за поверхностью дискурса и недоступной непосредственно погруженным в существование языка "реальным" субъектам. Согласно

А. Тарскому, истина высказывания не может быть удостоверена на том же языке, на котором произнесено высказывание: "Обсуждение понятия истины в обыденных языках решительно наводит на предположение о том, что никакого подобного перевода для дефиниции истины получить нельзя, ибо в противном случае было бы доказано, что язык-обьект является в некотором смысле семантически универсальным" [5, с.144]. Тем самым, удостоверение истины должно производиться только на метаязыке, который, помимо слов, обозначающих объекты мира, как уже говорилось ранее, содержит в себе слова, обозначающие слова "языка-объекта".

Если руководствоваться данным положением, то необходимо признать, что субъект, претендующий на метаязыковую позицию по отношению к тому или иному языку/ тексту, одновременно претендует на трансцендентную позицию в отношении истины данного языка/текста, находясь в роли лакановского "субъекта, предположительно знающего". Ho парадокс в том и заключается, что метаязык как искусственное образование разрушает ту социальную реальность, которую он пытается описать. В этой связи весьма показателен комментарий российского лингвиста Ю. Степанова о соотношении языка-объекта и метаязыка у Софокла. Так, ссылаясь на разработки американского лингвиста З. Вендлера, он пишет: "Утверждение "Эдип женился на Иокасте" принадлежит дискурсу Эдипа, описывающего мир Эдипа. Утверждение "Эдип женился на своей матери" принадлежит дискурсу Софокла; <> в дискурсе Эдипа это утверждение лишено смысла (не является осмысленным). Причина трагедии Эдипа не заключается в том "факте", что он женился на своей матери, такой факт попросту не существует. Причина трагедии Эдипа заключается в том, что Иокаста оказывается его матерью. Ho это другой "факт", и его выражение принадлежит другому дискурсу" [6, с.69].

Мысль о существовании метаязыка как основы трансцендентной позиции наблюдения приводит к следующим противоречиям. Прежде всего, она приводит к парадоксу неопределённого регресса метаязыков или бесконечного размножения вербальных сущностей как своего рода какофония смысла, известного как парадокс Г. Фреге, на который обратил внимание Ж. Делёз, переформулировав его в парадокс Л. Кэрролла: "Если принять предложение за некое имя, то ясно, что каждое имя, обозначающее объект, само может стать объектом нового имени, обозначающего его смысл: nl отсылает к п2, которое обозначает смысл пі; п2 отсылает к пЗ, и так далее. Для каждого из своих имен язык должен содержать некоторое имя для смысла этого имени", пишет французский философ-постмодернист [7, с.46]. К тому же утверждение метаязыка упускает из виду тот факт, что любой формализованный язык всегда отсылает к языку, не только как к собственному языку-объекту, но и как к условию собственной возможности. Метаязык всегда вводится через язык как таковой. Как заметил по этому поводу М. Мамардашвили, "разрыв между физическими науками и науками о сознании не преодолен и наблюдается до сих пор. У нас нет еще гомогенного языка, позволяющего говорить одновременно о физических и сознательных явлениях, как того требует физика и математика. "И нет никакой точки, из которой мы могли бы посмотреть на предмет и язык отдельно, независимо друг от друга. Мы не можем этого сделать" [8, с.337]. Аналогичную идею о соотношении метаязыка высказывает и Ж. Лакан: "Необходимо, чтобы все так называемые метаязыки были представлены вам на языке. Вы не можете учить математике, используя только буквы на доске. Всегда необходимо говорить на обычном языке, который понимаем" [9, с.188]. В этом отношении весьма созвучно рассуждение Х. - Г. Гадамера: "Математика, используемая для выработки и формулировки физического знания, не является неким особым языком, а входит составной частью в богатейший арсенал языковых средств, с помощью которых физик приводит к языку то, что он хочет сказать" [10, с.52]. Иными словами, научный дискурс всегда выступает посредником между специализированным языком, обогащенным научной терминологией и языком "живой" речи, подвижным, текучим и постоянно трансформирующимся, HO не более того. Вместе с тем, метаязыковые конструкции должны постоянно деконструироваться социальным исследователем, использующего имманентную позиция наблюдения, о чём писал Л. Пэнто: "Социология обязана собственными средствами деконструировать то, что социальный мир конструирует посредством языка научно деконструировать социально действенные и нередко признаваемые за легитимные конструкции. Таким образом, она основывается на благотворном методологическом номинализме, позволяющем сопротивляться языковым идолам, фетишам теоретического дискурса, эффектам коллективных образований (школы, класса, государства)" [3, с.223].

Исходя из проведенного анализа, можно утверждать, что метаязыка как привилегированного лингвистического образования не существует, что так называемый метаязык это всего лишь особый регион или особое место внутри языка-объекта. А практика метаязыкового теоретизирования в социальных науках и наличие явной или закамуфлированной трансцендентной позиции усмотрения социальной реальности поверх, помимо и независимо от языка-объекта "из окна кабинета" социального теоретика, приводит к парадоксу бесконечного регресса вербальных сущностей и создает перспективу неопределенного размножения метаязыков. Напротив, имманентная позиция наблюдения избавлена от подобных противоречий и недоразумений. В имманентном методе невозможно применять в какой-либо форме метаязык, ибо позиция наблюдателя динамичная плавающая и вбирающая в себя множество языков субъективных позиций, занимаемых наблюдателем в дискурсивном социальном пространстве. На наш взгляд, именно в своей динамической позиции, предусматривающей постоянное изменение положения обзора наблюдателя и занятие каждый раз иной социальной позиции и, вместе с тем, неустанное движение к собственным социальным основаниям, не предусматривающим метаязыковые конструкты, а ориентированным исключительно на "живой" язык субъекта, и состоит преимущество имманентного метода наблюдения перед различными вариантами метаязыкового трансцендентного теоретизирования.

метаязык социальный трансцендентный наблюдение

Список использованных источников

1. Делёз Ж. Различие и повторение / Ж. Делёз; пер. с фр. СПб.: ТОО TK "Петрополис", 1998, 384 с.

2. Филиппов А. Ясность, беспокойство и рефлексия: к социологической характеристике современности / А. Филиппов // Вопросы философии. 1998. №8. С. 38-58.

3. Усманова А. Репрезентация как присвоение: к проблеме существования Другого в дискурсе / АУсманова // Топос. Минск: БГУ 2001. - № 1 (4). С. 4-14.

4. Пэнто Л. Теория в действии / Л. Пэнто; пер. с фр. // Социологос. S/A'2001. Социоанализ Пьера Бурдье: Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. М.: Институт экспериментальной социологии. 2001. - С. 198-224.

5. Тарский А. Истина и доказательство / А. Тарский // Вопросыфилософии. - 1972. - №8. - С.136-145.

6. Степанов Ю. Альтернативный мир. Дискурс. Факт и принцип Причинности / Ю. Степанов // Язык и наука конца XX века: [сборник статей]. М.: IM I У. 1995. С.35-73.

7. Делёз Ж. Логика смысла / Ж. Делёз; [пер. с фр]. М.: Издательский Центр "Академия". 1995. - 298 с.

8. Мамардашвили М. О психоанализе / М. Мамардашвили. // Необходимость себя. М.: Лабиринт. 1996. С.335-350.

9. Lacan J. OfStriicture as an Inmixing of an Otherness Prerequisite to Aiy Subject Whatever II Tlie Languages of Criticism and the Sciences of Man: The structuralist Controversy / J. Lacan. Baltimore. London.: The Johns Hopkins Press. 1970. P.186-195.

10. I адамер X,L. Актуальность прекрасного / X. - L. I адамер: [пер. с нем]. М.: Искусство. 1991. - 367 с.

11. Жижек С. Возвышенный объект идеологии / С. Жижек; [пер. с англ]. М.: Художественный журнал. 1999.240 с.

Размещено на Allbest.ru