Р. Арон не думает, что противопоставление друг другу двух типов режима означает противопоставление двух идей, коренным образом отличных. Нет оснований предполагать, что современный мир раздирается двумя идеологиями, обреченными на постоянную борьбу. Можно попытаться установить различие между очевидными недостатками конституционно-плюралистических режимов и сущностным несовершенством режимов с единовластной партией. Но в некоторых обстоятельствах несовершенный по сути своей режим предпочтительнее режима, несовершенного в частностях. Иначе говоря, возможно, режимы и несопоставимы с точки зрения их ценности, но это не дает научных или философских оснований диктовать действия, необходимые в какой-то данный момент. У политиков довольно причин, чтобы утверждать: нет истины, соотносимой с действием. Однако это не означает, будто философы не правы, напоминая, что режим, в котором царит мир, лучше режима, основанного на насилии .

В своих работах ученый останавливается на четырех основных исторических схемах, дающих возможность рассмотреть в перспективе различные типы режимов.

Первая и, с его точки зрения, самая модная ныне -- описывает одностороннюю эволюцию по направлению к какому-то данному режиму.

Она основана на понятии прогресса, венцом которого для марксистов становится режим советского типа, а для западных демократов -- режим, сравнимый с западными. Так, по мнению советских специалистов, будущее принадлежало коммунизму. Западные специалисты (и подчас даже западные марксисты) считают, что по мере развития производительных сил и накопления капитала политические режимы приблизятся к западной модели. Однако, согласно взгляду Р. Арона, истинность этих двух тезисов не доказана.

Другая схема -- разнообразие режимов из-за многообразия обстоятельств.

Такая схема присуща категории стран, где не установились ни конституционный плюрализм, ни монопольное право на идеологию. Это -- невысокоразвитые промышленные страны (Испания и Португалия). Они -- исключения из общего хода политической эволюции в Европе и никоим образом не относятся к режимам с единовластной партией: ни к фашистским, ни к коммунистическим, там провозглашается приверженность католическому мировоззрению, но допускается многообразие сил.

Третий случай -- революционные движения и режимы, к которым не применим эпитет «идеологические», или движение с националистической идеологией. Это страны Ближнего Востока, в частности Египет.

Четвертая схема -- цикл, о чем так часто писали классические авторы.

Если принять за исходный пункт конституционный плюрализм, то эта схема, по мнению Р. Арона, выглядит так: режим впадает в анархию, из которой в ходе революционного процесса образуется однопартийный режим, воодушевляемый догматической идеологией. По мере властвования единственной партии идеологическая вера изнашивается, пыл угасает, и режим, оставаясь однопартийным, сближается с бюрократическим самодержавием, причем автократия все менее догматична. Рационализированная бюрократия, эта единая партия, однажды решает, что фундамент общества достаточно крепок, чтобы не препятствовать развитию в рамках определенных правил соперничества между партиями, и тут более или менее все возвращается на круги своя .

Анализ указанных схем приводит ученого к двум важнейшим выводам.

Различные этапы экономического роста более или менее благоприятно сказываются на том или ином режиме, но, если забыть об абсолютном изобилии, ничто не доказывает, что в индустриальных обществах возможен только один тип политической надстройки. Можно представить себе высокоразвитую индустриальную цивилизацию с разнообразными режимами.

Ныне нации и экономика принадлежат в разных странах к настолько несхожим эпохам, что налицо крайнее разнообразие политических структур. Государства, достигшие лишь национального уровня, по-видимому, не могут допускать соперничество партий которое тяжким бременем ложится уже и на развитые страны. Государства, проходящие начальные стадии индустриализации, вероятно, тоже оказываются в затруднительном положении, когда речь заходит о том, чтобы установить конституционно-плюралистические режимы, то есть допустить борьбу соперничающих партий.

Нынешний мир явно не согласуется ни с одной упрощенной схемой. Можно повторить, что у индустриальных обществ есть выбор между либеральной демократией и демократией тиранической.

Общества, полагающие, что они наиболее враждебны друг другу, то есть советские и западные, меньше отличаются друг от друга (при условии промышленного развития), чем от обществ, которые только начинают промышленный путь. Вот почему мне кажутся тщетными попытки предвидения. Так или иначе, слишком много факторов, от которых зависит будущее экономических режимов, чтобы угадать, какой именно тип режима возьмет верх.

Поэтому государство, не выступающее в качестве выразителя интересов какой-то одной партии, государство, допускающее многообразие партий и учений, не превращается в пустую оболочку -- ведь отказ от насилия сопряжен с определенной философской концепцией. Этот отказ предполагает веру в свободные дискуссии, в возможность постепенных преобразований. Любой политический режим определяется особой формой улаживания социальных конфликтов и обновления стоящих у власти групп. В то же время альтернативы по-прежнему существуют, диспропорции экономического и социального развития обрекают нынешний мир на разнообразие, в рамках которого идеологические конфликты частично оказываются конфликтами мифов, а мифы долго могут выдерживать конфликт с действительностью .

Анализ глобальных социальных проблем

Большой интерес для социологов, политиков, философов представляют работы Р. Арона по проблемам войны и мира, рассуждения ученого о роли общей теории, социологии и истории в логике их научного исследования . Так, Р. Арон полагает, что насколько просто делать какие-либо абстрактные выводы о различии между общефилософской теорией и социологией, настолько сложно определить это практически. Какие характеристики, какие факторы принадлежат к чистой теории? Какие характеристики, какие факторы должны рассматриваться как внешние по отношению к системе как таковой? Ответ на этот вопрос, по его мнению, варьируется сообразно обстоятельствам эпохи -- во всех случаях теория, ее понятия в их чистой логике разрабатывались так, чтобы открывать место для социологических проблем .

Так, рассуждая об общетеоретических проблемах: понятиях и системах, Р. Арон выделяет категории, с помощью которых можно интерпретировать логику поведения внешнего политика. Он последовательно анализирует взаимозависимость дипломатии и стратегии, а затем факторы, которые влияют на могущество политических единиц, цели, которые государственные деятели пытаются достичь, и связывает условия внешнеполитического поведения, взятые отдельно, с задачами, средствами, целями. Сначала ученый выделяет чистые признаки понятий, независимо от принадлежности к системе (гомогенные и гетерогенные, отношения силы и юридической аргументации), а на их основе описывает два идеальных типа систем (мультиполярные и биполярные). Такой анализ, по сто мнению, приводит к диалектике мира и войн, включая промежуточные их формы, такие, как, например, холодная война или воинствующий мир, или революционная война.

Р. Арон отмечает, что для того, чтобы привести к изучению международных отношений, в том виде, как они конкретно осуществляются, теория несет три вида нагрузки. Во-первых, она обозначает для социолога или историка принципиальные (основные) элементы, которые должно содержать в себе описание обстоятельств, обстановки (ограничения и природу дипломатической системы, цели и средства акторов). Во-вторых, если социолог или историк, за пределами описания, хочет понять поведение внешнего политика какой-либо политической единицы или государственного деятеля, который возлагает на себя определенную ответственность, то можно использовать теорию как критерий рациональности, сравнивая поведение, которое согласно теории было бы логичным, с тем, которое имело место на самом деле. В-третьих, социолог или историк может и должен интересоваться внешними или внутренними причинами, определяющими дипломатические отношения, которые, в свою очередь, воздействуют на образование, трансформацию или исчезновение международных систем.

Р. Арон подчеркивает, что он намеренно ставит рядом социолога и историка: задачи первого, на его взгляд, находятся между задачами теоретика и задачами историка. Социолог интерпретирует, раскрывает события внешней политики, при этом он рассматривает будущее политической общности, дипломатической системы, цивилизации в качестве единой целостности. Так, «социология должна исходить из определенной совокупности, по отношению к которой будет осуществлено действие, которое оказывает определенное влияние на могущество или цели политических общностей (единиц), на природу систем, на типы войны и мира, будь то регулярные последовательности закономерности или схемы будущего, которые будут вписаны в реальность (необязательно так, чтобы акторы их осознали) ».

Теория также предлагает перечень феноменов, где социолог должен исследовать как их причины, так и факторы, их обуславливающие.

Что же, по мнению Р. Арона, должен изучать социолог? Так, «социолог изучает факторы, определяющие могущество государства, их комбинацию, порядок, если он есть, благодаря которому чередуются войны и мир, схему, если такая есть, согласно которой колеблется удача мира или войны, характер собственно войны и мира, частоту войн и т. д. С одной стороны, эти же детерминанты может рассматривать и историк. Однако он может провести анализ только единичного случая, понять его и объяснить его во всех деталях. Социолог же должен быть готовым выявлять факторы или отношения какой-либо их совокупности, систематизировать порядок детерминант, выводить закономерности» .

По мнению исследователя, существуют как физические (материальные), так и социальные детерминанты. Так, физические или материальные подразделяются на три вида, на которые достаточно полно указывают три следующих вопроса. Какое пространство занимают эти люди? Сколько людей занимает данное пространство? Какие ресурсы они там находят? Пространство, население, средства (богатства) -- эти детерминанты рассматривают география, демография, экономика.

Социальные детерминанты также принадлежат к трем своего рода областям, столь же отличным, как и три рода физических детерминантов. Но в случае с социальными факторами социолог более озабочен случаями регулярными и, более того, типической последовательностью (если она существует). Он должен поднять вопрос о функционировании типических исторических совокупностей, как подчиненном глобальному закону. Если принять в расчет те исторические совокупности, которые можно наблюдать за шесть тысяч лет существования истории, то это: нация, цивилизация, человечество.

Руководствуясь такой логикой исследовательского анализа, Р. Арон прежде изучает то влияние, которое режим, свойственный каждому политическому обществу, оказывает на поведение дипломатии или на саму стратегию, и одновременно спрашивает, является ли нация, будь то в ее постоянстве, будь то в ее необходимой эволюции, главным детерминантом этого процесса. Затем он исследует вопрос, насколько каждая цивилизация предлагает последовательность, регулярную и предсказуемую, типических фаз, каждая из которых характеризовалась бы определенным способом ведения внешней политики, определенной частотой и стилем войн. Затем он ставит этот же вопрос по отношению ко всему человечеству.

То же самое различие, считает ученый, может быть представлено следующим образом, если исходить из внешней политики отдельного сообщества. Так, имея в виду выявленные факторы, социальный порядок, который они определяют, мы встречаем прежде всего сообщество, организованное определенным образом, и мы должны дать ретроспективную оценку нации и режиму. Но нация и режим располагаются в гораздо большем социальном пространстве, его мы называем цивилизацией. Например, Германия времен Третьего рейха была неотъемлемой частью Европы XX века. Она же -- временный период западной цивилизации. Но эта цивилизация, в свою очередь, была в отношениях с другими цивилизациями. В какой мере эти другие цивилизации отличаются от

Запада с точки зрения войны и мира? Что нужно учитывать, принимая во внимание природу общества и природу человека?

Таким образом, Р. Арон полагает, что пространство, число, ресурсы определяют материальные факторы или средства политики. Нации с их режимами, цивилизации, природа человеческая и социальная составляют более-менее постоянные детерминанты. При анализе первой категории факторов ученый использует аналитический метод, который помогает ему изолировать действие этих трех причин, в которых многие социологические школы искали конечное объяснение. В трех последних -- метод синтетический, поскольку он имеет целью исходить из того, что процесс функционирования сообщества очень сложный и не всегда ясно осознается актором .

Следует, однако, отметить, что в своей трактовке ряда актуальных вопросов современности ученый часто занимал непоследовательную позицию. Например, отвергал идею фатальности мировой термоядерной войны, оправдывал гонку вооружений, выступал за мирное сосуществование Востока и Запада, усматривал в политике разрядки «моральное разоружение» западной цивилизации, предостерегая об опасности политики «крестового похода» против коммунизма, придерживался антикоммунистических убеждений во внешней и внутренней политике .

В целом социальное и политическое значение работ Р. Арона, как и большинства ученых такого масштаба, неоднозначно. Р. Арон сосредоточивает свою критику на позитивизме, ставит под вопрос историцизм и сциентизм, а также претензии общественных наук на то, чтобы заменить собой политические ценности и решения; он также отвергает попытки ограничить и отрицать свободу индивида. Оставаясь заинтересованным наблюдателем, он продолжает защищать свободу от государственных режимов и относить себя к либеральному направлению.

Социально-философские и политические концепции Арона оказали значительное влияние на западную философию, социологию и политологию, а также нашли свое отражение в трудах видных теоретиков современных французских социологических школ: П. Бурдье, Р. Будона, А. Турена .

Основные этапы развития социологического знания по Арону

Основателем социологии по праву считается французский ученый Огюст Конт (1798-1857). Он первым решил использовать научный метод для изучения общества. На его взгляды оказали огромное влияние социальные и политические потрясения, вызванные французской революцией. Социология, по мнению Конта, должна примирять принципы "порядка" и "прогресса", реставраторские и революционные тенденции. Конт обосновал такое явление как умственная анархия. Имеется глубокое разногласие умов по основным правилам, лежащим в основе социального порядка. Социолог фиксирует отсутствие в обществе общих идей, выдвигает на основе изучения эмпирических фактов новые и приемлемые для всех идеи, раскрывая тем самым процесс становления новой общности и новых принципов создания различных учреждений, способных вести к преодолению кризисов. Пока же умы не примкнут к некоторому количеству общих идей, не создадут новую, соответствующую идеям доктрину общественного устройства, народы останутся в революционном состоянии и будут вырабатывать только временные меры преодоления кризисов. Для того чтобы свободнее формировались общие идеи, необходимо привести в систему все знания о человеческом существовании, изучая мысли, чувства и действия людей.

Из теоретического наследия Конта важны для социологии две идеи:

1) применение научных методов для изучения общества;

2) практическое использование данных для осуществления социальных реформ.

Раймон Арон определяет подход О. Конта к изучению общества как эмпиризм в социологии. О. Конт считал, что социология должна рассматривать общество как организм, обладающий собственной структурой, каждый элемент которой должен исследоваться с точки зрения полезности для общественного блага. Он предполагал необходимость изучения отдельных социальных фактов, их сопоставление, обобщение и проверку, в результате чего строилась мозаичная картина отдельных взаимосвязанных фактов, не требующих теоретического обобщения. Всю социологию О.Конт разделял на социальную статику и социальную динамику и допускал применение законов механики к изучению общества. Социальная статика раскрывает взаимоотношения между социальными институтами. А изучение социальной динамики важно потому, что она способствует реформам. Конт стремился выработать рациональный подход к изучению общества, основу которого составили бы наблюдение и эксперимент. Наблюдение и эксперимент дают те положительные научные знания, которые открывают возможность людям преодолеть кризисы и конфликты. О. Конт исследовал ход развития человеческого ума и выделил в этом процессе три стадии: теологическую, метафизическую и научную. Рассуждения по этому поводу таковы: человеческий разум в силу своей природы пользуется сначала теологическим (религиозным), затем метафизическим (философским) и затем научным (позитивным) методом мышления. При этом последующее состояние мышления базируется на предыдущем. Это основное условие развития.

Социологию О. Конт вначале называл социальной физикой и рассматривал ее как науку, исследующую действующих индивидов в контексте их взаимодействия друг с другом. В связи с этим социолог должен быть бесстрастным наблюдателем, хотя это и довольно трудная задача, так как человек одновременно рассуждает и даже действует. Состояние общественных идей, мнений как выразителей социальных явлений - первостепенная задача социолога. Социологические идеи О.Конта о зависимости отдельных элементов общественной структуры от общества в целом и понимание необходимости их анализа послужили впоследствии материалом для дискуссий по проблеме взаимоотношений личности и общества. Однако, концентрация внимания на наблюдении и эксперименте, на эмпирическом уровне получения знания не позволили О.Конту четко определить и описать предмет и метод новой науки. Основные труды: “Курс позитивной философии” в шести томах, “Система позитивной политики, или социологический трактат об основах религии человечества” в четырех томах, “Завещание Огюста Конта” в четырех томах.

Социология как наука существует на 2-х уровнях: как макросоциология и как микросоциология. На макросоциологическом уровне изучаются такие социальные институты как семья, религия, образование, экономика, политика, культура. Микросоциология изучает общение людей в повседневной жизни, их взаимодействие.

Социологи, работающие на макросоциальном уровне стремятся изучать общество в целом, крупные социальные феномены и явления. Они опираются на две конкурирующие теории: функционализм и теорию конфликтов.

Классический период в развитии социологии связан с именами Карла Маркса (1818-1883) и Фридриха Энгельса (1820-1895), которые провели научный анализ капиталистического общества, используя в качестве инструмента исследования классовую структуру общества. Маркс обосновал механизм возникновения и развития социального конфликта, происходящего в результате неравенства. Он впервые представил общество как продукт исторического развития, как динамично развивающуюся структуру. Как отмечает Нейл Смелзер, предсказание Маркса о всемирной революции не сбылось, капитализм не привел к тем результатам, которые он предполагал. Во-первых, произошло значительное расслоение внутри пролетариата. В экономике заметно увеличилась сфера услуг; являясь наемными работниками, люди этой сферы не обязательно идентифицируют себя с рабочим классом, а заинтересованы в союзе с капиталистами. Теория Маркса также ослаблена тем фактом, что сами капиталисты стали больше учитывать интересы, требования и нужды рабочих, благодаря системе коллективных договоров.

Арон обобщил основные идеи в отношении социологии марксизма таким образом:

1. Их идеи рассматриваются в контексте социокультурных ценностей того времени и пространства, где и когда они жили. Поэтому неправомерно отождествлять их воззрения с ленинизмом, сталинизмом, троцкизмом, маоизмом и т.д., где используются авторитет и отдельно взятые идеи как средство легитимировать политические деяния самого разного толка и в совсем иных социокультурных реалиях.

2. С изменением общественных реалий социологические воззрения Маркса и Энгельса во многом становились другими. Это позволяет более объективно оценить ошибки марксизма и понять его сущность.

3. Маркс и Энгельс одними из первых стали использовать эмпирические социологические исследования в своих теоретических работах “Анкета для рабочих”, “Положение рабочего класса в Англии” и др. Их результаты в “советском” марксизме были канонизированы и догматизированы. Но их значимость состоит в обосновании принципов сбора социологической информации при изучении постоянно эволюционирующей реальности.

Вопрос трактовки марксизма важен в силу его влияния на науку и практику: по некоторым данным западных социологов сегодня почти миллиард людей воспитаны в духе этого учения. Основные социологические труды: “К критике политической экономии. Предисловие” (К.Маркс), “Классовая борьба во Франции”, “Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта” (К.Маркс), “Гражданская война во Франции” (К.Маркс), “Положение рабочего класса в Англии” (Ф. Энгельс).

Сравнительный анализ творчества В.Парето, М.Вебера, Э.Дюркгейма и их вклад в развитие социологии

В заключении II части труда Р. Арона "Этапы развития социологической мысли" содержится сравнительный анализ творчества трех ученых, работавших "на стыке веков", -- француза Эмиля Дюркгейма (1858--1917), итальянца Вильфредо Парето (1848--1923) и немца Макса Вебера (1864--1920). Арон задается вопросами о том, в каких исторических условиях работали эти три автора, как истолковывали они данные условия, как отразились в их доктринах черты личности и национальный характер каждого философа. Ныне, когда общество снова, как и век назад, находится на переломе, искания Дюркгейма, Парето и Вебера в интерпретации Р. Арона приобретают, как мне кажется, особую актуальность, причем не только для социологов.

По мнению Арона эти три автора различны по общему тону. Дюркгейм -- догматичен, Парето -- ироничен, Вебер -- патетичен. Дюркгейм доказывает истину и стремится, чтобы она была научна и этична. Парето разрабатывает научную систему, которую он задумал как частную и предварительную, но которая, независимо от его стремления к объективности, высмеяла иллюзии гуманистов и надежды революционеров, уличает пройдох и простаков, неистовых и власть имущих. Вебер стремится понять смысл существования индивидов и общества, будь то им навязанных или ими избранных, не закрывая глаза на давление социальных обязанностей и неизбежную необходимость принимать решения, правомерность которых никогда не может быть научно доказана. Тон каждого из этих трех авторов объясняется и личным темпераментом, и национальными условиями.

Дюркгейм -- французский ученый-философ; стиль его работы складывался, по крайней мере внешне, под влиянием диссертаций, которые он готовил, последовательно преодолевав барьеры, поставленные французским университетом перед амбициями интеллектуалов. Этот университетский ученый III Республики верит в науку, в ее этические ценности со страстью пророка. Он является или хотел бы быть одновременно ученым и реформатором; наблюдателем, констатирующим факты, и создателем системы морали. Такое сочетание может сегодня показаться нам странным, но оно не выглядело таким в начале века, в эпоху, когда вера в науку была почти религией. Самым ярким выражением этого сочетания веры и науки оказывается понятие "общество". В социологии Дюркгейма это понятие служит эмпликативным принципом, источником высших ценностей и своего рода объектом поклонения. Для Дюркгейма, француза еврейского происхождения, университетского ученого, занятого поисками решения традиционных проблем Франции, проблемой конфликтов между церковью и государством, между моралью религиозной и светской, социология была основой этики. Общество, истолкованное социологией, считает высшей ценностью современной эпохи уважение человеческой личности и автономию индивидуального суждения. Такая социологическая и рационалистская попытка найти в новой науке обоснование мирской морали характерна для того исторического момента. Переходя от Дюркгейма к Парето, мы оставляем выпускника высшей школы и профессора философии, чтобы познакомиться с итальянским патрицием без иллюзий, инженером, враждебна относящимся ко всякой метафизике, исследователем без предрассудков. Его стиль -- это стиль уже не профессора-моралиста, а просвещенного и утонченного аристократа, склонного испытывать некоторые симпатии к варварам. Этот ученый далек от того, чтобы все философские проблемы решать с помощью науки. Он с иронией наблюдает за усилиями профессоров, таких как Дюркгейм, пытающихся обосновать мораль с помощью науки. "Если бы вы знали, что такое наука, -- позволил он себе заметить, -- то знали бы, что прийти через нее к морали невозможно. Если бы вы знали, что представляют собой люди, то знали бы также, что для восприятия какой-то морали они совершенно не нуждаются в научных обоснованиях. Человек обладает достаточным здравым смыслом и изобретательностью, чтобы представить себе вполне убедительными мотивы для принятия определенных ценностей, которые, по правде говоря, ничего общего не имеют ни с наукой, ни с логикой".

Парето принадлежит к итальянской культуре, равно как Дюркгейм -- к французской Он стоит в том же ряду политических мыслителей, в котором первым и самым великим был Макиавелли. Упор на двойственность правителей и управляемых, стороннее, иначе говоря, циничное, восприятие роли элиты и слепоты толпы формируют вид социологии, концентрирующийся вокруг политической темы, что характерно для итальянской традиции, которую помимо Макиавелли, демонстрировали Гишардэн и Моска. При этом не следует преувеличивать воздействие национальной среды. Одним из тех, кто оказал влияние на Парето, был француз Жорж Сорель. Во Франции немало ученых принадлежало к так называемой школе Макиавелли, а в Италии во времена Парето были известны рационалисты и сторонники научной школы, которые оставались в плену иллюзии, будто социология может быть одновременно наукой и основой морали. Парето как макиавеллист был, мне кажется, в высшей степени итальянцем; но не исключено, что во мне говорит француз. Фактически два разных течения интеллектуальной мысли, представленные Дюркгеймом и Парето, проявились как во Франции, так и в Италии. Некоторые французские мыслители подвергали иллюзии гуманистов и чаяния революционеров такой же социологической критике, какой виртуозно владел Парето.

Макс Вебер, вне всякого сомнения, в высшей степени немец. Чтобы до конца понять его научную мысль, ее нужно рассматривать в контексте германской интеллектуальной истории. Сформированный на воззрениях немецкой исторической школы, он исходил из позиций исторического идеализма при разработке своей концептуальной системы объективной социальной науки, которая была бы способна научно продемонстрировать, привести доказательства, осмыслить социальную действительность, будучи полностью свободной от метафизики в сознании и в подходе к истории.

В противоположность Дюркгейму Вебер был по образованию не философом, а юристом и экономистом. Поэтому некоторые аспекты его научной мысли в основе своей содержат начала такого двустороннего образования. Когда, например, Вебер делает акцент на понятии субъективного смысла и утверждает, что социолог стремится в основном выявить смысл, который субъект придает своему поступку, решению или отказу от поступка, то в нем говорит юрист. Действительно, легко отличить тот объективный смысл, который профессор может придать правовым положениям, от субъективного смысла этих положений, т. е. от интерпретации их теми, кто подвергается их воздействию; и это отличие позволяет сделать понятным воздействие, которое правовое установление оказывает на поведение индивидов. Во многих своих эпистемиологических исследованиях Вебер стремился четко разделить различные формы интерпретации права с тем, чтобы еще и еще раз напомнить, что объект исследования социолога -- субъективный смысл, т. е. пережитая реальность права, как оно осмыслено индивидами и как оно частично обусловливает их поступки. Таким же образом опыт экономиста наводит Вебера на размышления о связи между экономической теорией, как умственной реконструкцией поступка, с конкретной, часто непоследовательной хозяйственной деятельностью, т. е. такой, какой реально живут люди.

Однако научная мысль Вебера, вытекающая из его опыта юриста и экономиста, носила в себе еще большую внутреннюю двойственность, связанную с разрывом между религиозной ностальгией и требованиями науки. Я уже отмечал, что основная тема исследований этих трех авторов--взаимосвязь между наукой и религией. С точки зрения Дюркгейма, наука позволяет одновременно понять религию и предвидеть возникновение новых верований. Для Парето влечение к религии вечно. Основные факторы неизменны, и, как бы ни были разнообразны их отклонения, они приведут к расцвету новых верований. Что касается Вебера, то он смотрит на противоречие между рационализацией общества и потребностями веры патетически. "Мир разволшебствлен", в научно объясненной и технически освоенной природе нет больше места для магии религий прошлого. Вера вынуждена прятаться в глубине сознания, а человек -- раздваиваться между профессиональной деятельностью, которая становится все более индивидуализированной и рациональной, и стремлением к глобальному видению мира и к последним надеждам на спасение души.

Вебера раздирает противоречие между наукой и активной деятельностью, между профессиями ученого и политического деятеля. Он принадлежит к школе социологов, политическая неудовлетворенность которых привела их -- и низвела -- в науку и университет. Кроме того, в самой политике Вебер соединял такие взгляды, которые довольно плохо сочетаются. Он страстно отстаивал личные свободы и считал, что без минимума прав человека невозможно жить Но Вебер был одержим национальным величием и в период первой мировой войны мечтал о приобщении своей родины к мировой политике. Переходя иногда в ряды неистовой оппозиции императору Вильгельму II, он оставался тем не менее сторонником монархического строя.

Страстная жажда свободы и одержимость величием Германии, враждебное отношение к Вильгельму и верность монархическому режиму -- позиции, которые привели Вебера к мысли о конституционной реформе Рейха в парламентском плане, -- кажутся нам теперь, по истечении пяти десятилетий, довольно смехотворным решением поставленных им перед собой проблем.

Дюркгейм -- основа гель морали, ставшей предметом преподавания в высшей педагогической школе; Парето -- ироничный низвергатель всяческих идеологий; Вебер -- сторонник парламентской конституционной реформы Германии, и каждый их этих трех авторов принадлежит своей, отличной от других, стране Европы.

Когда началась война, Дюркгейм был страстным патриотом, который перенес боль утраты единственного сына и постыдные оскорбления с высокой трибуны Национального собрания. Вебер был патриотом Германии, и тоже страстным. Каждый из них написал исследование по поводу истоков мировой войны, ни одно их которых, я думаю, ничего не добавило к их научной славе. Будучи учеными, каждый из них в не меньшей степени был гражданином своей страны. Парето тоже был верен себе, т. е. оставался ироничным наблюдателем и пророком. Он считал, что единственной надеждой на то, что война приведет к прочному миру, было ее завершение компромиссом.

Таким образом, можно сказать, что каждый из этих трех социологов реагировал на события 1914--1918 гг. в собственном стиле. Но истина в том, что социология Дюркгейма не содержала ничего, что позволило бы ему реагировать на эти события иначе, чем заурядному человеку. По его мнению, если у государств и были какие-то военные функции, то лишь как пережитки прошлого, обреченные на быстрое исчезновение. Когда эти пережитки в 1914г. продемонстрировали неожиданную и, возможно, непредсказуемую силу, Дюркгейм проявил себя не как оптимист, профессор, последователь Огюста Конта, а как гражданин, разделивший переживания и надежды французов и интеллектуалов и тех, кто к ним не относится.

Что же касается Вебера, то он был уверен в постоянстве и неизбежности конфликтов, противопоставлявших различные классы, ценности и нации. Война не поколебала его мировидения. Он не считал, что современным обществам свойственно миролюбие. Вебер воспринимал насилие как фактор, соответствующий нормальному порядку общества и ходу истории. Будучи противником ведения до победного конца подводной войны и настроенный против пангерманистов, мечтавших об обширных аннексиях, он считал тем не менее, что надо идти до конца. Дюркгейм. без сомнения, держался бы того же мнения, если бы не умер еще до победы.

Наконец, в самом конце своей работы Арон отмечает, что вклад каждого из этих трех авторов в развитие научной социологии разносторонен и одновременно направлен к одной цели. Все трое в одном историческом контексте осмыслили тему взаимосвязи науки и религии, стремились дать объяснение религии с социальной точки зрения, а социальных процессов -- с точки зрения религии. Социальное существо есть существо религиозное, а верующий -- всегда член того или иного общества. Эта первостепенной важности мысль высвечивает их вклад в научное развитие социологии. Парето и Вебер наглядно, а Дюркгейм косвенным путем вывели концепцию социологии как науки социального действия. Социальное и религиозное существо, человек является создателем ценностей и общественных систем, а социология стремится осмыслить структуру этих ценностей и систем, т. е. структуру социального поведения. Для Вебера социология есть понимающая наука человеческого поведения. Если это определение и не представлено слово в слово в "Трактате по общей социологии" Парето, то сама мысль в его творчестве присутствует. Определение Дюркгейма также мало чем отличается от этого.

Представленная таким образом социология исключает натуралистическое объяснение социального поведения, т. е. что социальное действие можно понять и объяснить, исходя из наследственности и среды проживания. Человек ставит перед собой цели, выбирает средства для их достижения, приспосабливается к обстоятельствам, находит вдохновение в системах ценностей. Каждая из этих формулировок касается одного из аспектов понимания поведения и отсылает нас к одному из элементов структуры социального поведения.

Самым простым из понятийных сочетаний является связь "средства - цели". Именно этот аспект социального поведения находится в центре определения логического поведения у Парето, а Вебер сохранил его в понятии целерационального поведения. Анализ связей между целью и средством ее достижения заставляет поставить главные социологические вопросы: как определяются цели? каковы мотивации поступков? Этот анализ позволяет углубиться в казуистику понимания человеческих поступков, основными элементами которых являются: связь "средства - цели", мотивации поведения, система ценностей, заставляющая людей совершать поступки, а также, вероятно, ситуация, в которой субъект адаптируется и в зависимости от которой он определяет свои цели.

Т. Парсонс свою первую значительную книгу "Структура социального поведения" посвятил исследованию трудов Парето, Дюркгейма и Вебера, которые расценивает как вклад в теорию социального поведения, служащую основой социологии. Социология, наука о человеческом поведении, является одновременно и понимающей и объясняющей. Понимающей - поскольку она выявляет логику или подразумеваемую рациональность индивидуальных или коллективных поступков. Объясняющей - потому что она выстраивает закономерности и частные, единичные поступки включает в целостности, которые придают им смысл. С точки зрения Парсонса, Парето, Дюркгейм и Вебер при помощи различных концепций вносят свой вклад в строительство общей теории структуры социального поведения. "Понимающая" теория, которая включила в себя все ценное, что могли внести в нее эти три автора, является, естественно, теорией и самого Парсонса.

Дюркгейм, Парето и Вебер - последние крупные социологи, которые разработали доктрины социологии истории, т.е. дали глобальный синтез, содержащий одновременно микроанализ человеческого поведения, интерпретацию современной эпохи и картину долговременного исторического развития.

Заключение

Что же, по мнению Р. Арона, должен изучать социолог? Так, «социолог изучает факторы, определяющие могущество государства, их комбинацию, порядок, если он есть, благодаря которому чередуются войны и мир, схему, если такая есть, согласно которой колеблется удача мира или войны, характер собственно войны и мира, частоту войн и т. д. С одной стороны, эти же детерминанты может рассматривать и историк. Однако он может провести анализ только единичного случая, понять его и объяснить его во всех деталях. Социолог же должен быть готовым выявлять факторы или отношения какой-либо их совокупности, систематизировать порядок детерминант, выводить закономерности» .

По мнению исследователя, существуют как физические (материальные), так и социальные детерминанты. Так, физические или материальные подразделяются на три вида, на которые достаточно полно указывают три следующих вопроса. Какое пространство занимают эти люди? Сколько людей занимает данное пространство? Какие ресурсы они там находят? Пространство, население, средства (богатства) -- эти детерминанты рассматривают география, демография, экономика.

Социальные детерминанты также принадлежат к трем своего рода областям, столь же отличным, как и три рода физических детерминантов. Но в случае с социальными факторами социолог более озабочен случаями регулярными и, более того, типической последовательностью (если она существует). Он должен поднять вопрос о функционировании типических исторических совокупностей, как подчиненном глобальному закону. Если принять в расчет те исторические совокупности, которые можно наблюдать за шесть тысяч лет существования истории, то это: нация, цивилизация, человечество.

Руководствуясь такой логикой исследовательского анализа, Р. Арон прежде изучает то влияние, которое режим, свойственный каждому политическому обществу, оказывает на поведение дипломатии или на саму стратегию, и одновременно спрашивает, является ли нация, будь то в ее постоянстве, будь то в ее необходимой эволюции, главным детерминантом этого процесса. Затем он исследует вопрос, насколько каждая цивилизация предлагает последовательность, регулярную и предсказуемую, типических фаз, каждая из которых характеризовалась бы определенным способом ведения внешней политики, определенной частотой и стилем войн. Затем он ставит этот же вопрос по отношению ко всему человечеству.

То же самое различие, считает ученый, может быть представлено следующим образом, если исходить из внешней политики отдельного сообщества. Так, имея в виду выявленные факторы, социальный порядок, который они определяют, мы встречаем прежде всего сообщество, организованное определенным образом, и мы должны дать ретроспективную оценку нации и режиму. Но нация и режим располагаются в гораздо большем социальном пространстве, его мы называем цивилизацией. Например, Германия времен Третьего рейха была неотъемлемой частью Европы XX века. Она же -- временный период западной цивилизации. Но эта цивилизация, в свою очередь, была в отношениях с другими цивилизациями. В какой мере эти другие цивилизации отличаются от

Запада с точки зрения войны и мира? Что нужно учитывать, принимая во внимание природу общества и природу человека?

Таким образом, Р. Арон полагает, что пространство, число, ресурсы определяют материальные факторы или средства политики. Нации с их режимами, цивилизации, природа человеческая и социальная составляют более-менее постоянные детерминанты. При анализе первой категории факторов ученый использует аналитический метод, который помогает ему изолировать действие этих трех причин, в которых многие социологические школы искали конечное объяснение. В трех последних -- метод синтетический, поскольку он имеет целью исходить из того, что процесс функционирования сообщества очень сложный и не всегда ясно осознается актором .

Следует, однако, отметить, что в своей трактовке ряда актуальных вопросов современности ученый часто занимал непоследовательную позицию. Например, отвергал идею фатальности мировой термоядерной войны, оправдывал гонку вооружений, выступал за мирное сосуществование Востока и Запада, усматривал в политике разрядки «моральное разоружение» западной цивилизации, предостерегая об опасности политики «крестового похода» против коммунизма, придерживался антикоммунистических убеждений во внешней и внутренней политике .

В целом социальное и политическое значение работ Р. Арона, как и большинства ученых такого масштаба, неоднозначно. Р. Арон сосредоточивает свою критику на позитивизме, ставит под вопрос историцизм и сциентизм, а также претензии общественных наук на то, чтобы заменить собой политические ценности и решения; он также отвергает попытки ограничить и отрицать свободу индивида. Оставаясь заинтересованным наблюдателем, он продолжает защищать свободу от государственных режимов и относить себя к либеральному направлению.

Социально-философские и политические концепции Арона оказали значительное влияние на западную философию, социологию и политологию, а также нашли свое отражение в трудах видных теоретиков современных французских социологических школ: П. Бурдье, Р. Будона, А. Турена .

Список использованной литературы

1. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993.

2. Арон P. Этапы развития социологической мысли: Пер. с франц. / Общ. ред. П.С. Гуревича. - М.: Прогресс Универс, 1993.

3. Гобозов Я.А. Философия политики. М., 1998

4. Журнал "ПОЛИС" ("Политические Исследования"). 1993. №2

5. Коловская Л.В. Социология. Учебное пособие. - Красноярск: Изд-во КГТУ, 1999.

6. Справочное пособие по истории немарксистской западной социологии. М.: Наука, 1986.

7. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1978.

Размещено на Allbest.ru