Терроризм в регионах адатных культур (на примере Северо-Кавказского региона)

2.2. Активизация микросоциальных и неформальных отношений. Социокультурный кризис российского общества проявился в активизации микросоциальных и неформальных отношений. Идентификационные замеры россиян выявили нестабильность идентификаций, устойчивое смещение идентичности к первичным группам, основанным на непосредственной персональной близости. Россияне приспособились восстанавливать свои права, переводя отношения на уровень неформальных персонифицированных контактов, как правило, двух типов: реципрокные сети и отношения клиентелы. Лояльность по отношению к государству в целом замещается лояльностью по отношению к непосредственному начальству, руководству предприятия, т.е. формируется "персонифицированный" патернализм. Отношения в неформальном секторе выстраиваются на основе архаико-традиционной социальной матрицы. Институциональные реформы в переходном российском обществе осуществлялись таким образом, что элементы модернизированной структуры оказались для многих групп населения противоречивы, непонятны и неэффективны, что усиливало к ним недоверие. Очевидно, что в таких условиях требование личного знакомства выступало простым условием, обеспечивающим некоторую гарантию стабильности и предсказуемости взаимодействия. Более прочной основой могут выступать "гарантии крови" - собственной (родство, кровно-родственная общность) и чужой (преступление, преступные сообщества). В некоторых социальных группах и общностях парадигмальной основой неформальных отношений и взаимодействий становится модель архаических кровно-родственных общностей.

В многоэтничной России существуют регионы, в котрорых нормы архаической солидарности поддержиались всегда. На Северном Кавказе европеизированная правовая система продолжала действовать наряду с традиционными системами нормативной регуляции - адатами и шариатом. Можно отметить частичные успехи правовой модернизации, в первую очередь номенклатурной элиты и тех слоев, которые имели широкие и стабильные социальные контакты на союзном пространстве. Но население, постоянно проживающее в горных районах, сопротивлялось правовым новациям и стремилось любыми способами сохранить обычаи предков. Возрождение архаических структур в кавказском регионе имеет противоречивые последствия. С одной стороны, очевидна безусловная польза от легализации ряда народных традиций и отношений, национальной культуры и этикета (уважение к женщине, старшим, забота о семье, послушание детей, гостеприимство и т.д.). С другой стороны, противоречия нормативного регулирования не могли не сказаться на осложнении криминальной обстановки в регионе. Специфическая форма терроризма, сложившаяся в северокавказском регионе, несет на себе отпечаток этого противоречия.

2.3. Специфика примордиального отношения к терроризму. Общность, основанная на примате кровнородственных связей, неизбежно формирует специфическое отношение к терроризму. В таких общностях терроризм не может восприниматься в юридических категориях западного сознания, поэтому необходимо рассмотреть терроризм в контексте основных институтов и способов социокультурной регуляции примордиальных общностей, северокавказских адатов. В качестве организующего принципа данного сюжета приняты выделяемые в современной науке базовые характеристики терроризма.

В современном мире терроризм определяется как преступление, незаконное насилие. Поведение террористов рассматривается как результат асоциальной, антиправовой установки. Но в нормативной системе адатного общества категоризация поступка как незаконного, неправового в строгом смысле отсутствует. Преступлением считается нарушение установленных обычаем норм и правил адата, критерии преступления - обычно-традиционные. В отличие от государственного правового состояния, в котором функции охраны, суда и исполнения наказаний отделены от пострадавшего и реализуются формальными институтами, в архаическом обществе в родовом коллективе, право наказать преступника принадлежит пострадавшему. Отмечается специфическая модальность: в государственном состоянии пострадавший ожидает (в плане экспектаций, а не времени) справедливого суда, ожидает правосудия, которое от него лично независимо. В адатном обществе пострадавший вершит правосудие сам. В адатных обществах отмщение было не столько волей индивида, сколько его обязанностью перед родом. Нелегитимное с точки зрения закона модернизированных обществ поведение террористов может найти оправдание в системе адатного общества как санкционированное обычаями. Важно отметить, что существование вне государственно-правового поля не превращает кровомщение в произвол. В адатах, народных обычаях процедура отмщения определялась весьма строго. Существовал перечень обид и действий, требовавших кровомщения, список лиц, исключенных из мести (пожилые, женщины, умалишенные, больные, дети). Процесс отмщения был строго ритуализирован.

В адатных сообществах вина одного человека не является его персональной виной, а ложится на все родовое сообщество, на родителей, соседей. Точно также, все родовое сообщество вынуждено принять на себя ответственность за отдельных родственников. В свете сказанного становится очевидным, что представления современного права о характере виновного поведения террористов и причинение ущерба посторонним людям, убийство невинных людей не распространяется на самооценку действий террористов данного социального типа. Жертвы покушений и терактов виновны как принадлежащие общности обидчиков, как потомки тех, кто совершил несправедливость. Система ответственности адатных обществ не предполагает такого правового понятия как "срок давности". Месть переходила из поколения в поколение, и бывали случаи, когда мстили не только сын за отца, но и правнуки за своего прадеда (в основе мифическое время, которое не исторично, а циклично, в котором прошлое не отделено от настоящего).

Архаический синкретизм родового общества определяет невозможность квалификации в адатных обществах терроризма как аморального поступка. Связь обычности и справедливости во многом определяет отношение к "чужим". Они не только не принадлежат к "своему" роду, но и ведут себя по иному, не справедливо. При столкновении с чужими, чьи обычаи и нормы поведения отличаются от своих, обычное сознание не склонно сомневаться в своих нормах в силу специфических процедур мифологической легитимизации. Другие могут не только определяться как "чужие", но и трансформироваться во врага, что облегчает легитимизацию терроризма.

Упреки в чрезмерном "нечеловеческом" насилии "борцов с нарушением традиций" также находит оправдание в традиционно-архаическом менталитете примордиальных солидарностей. Гуманизм, как признание самоценности каждой личности, становится важнейшим мировоззренческим принципом современного сознания. Социальные общности, условием выживания которых является жесткое выполнение норм солидарности, более чувствительны к их нарушению, отсюда вынужденная жесткость и репрессивность примордиально-архаического социума. Кроме того, насилие и репрессивные меры компенсируют в архаических обществах ограниченный выбор социально-регулятивных средств. Социум, жестокий по отношению к "своим" нарушителям, тем более беспощаден к "чужим".

В главе III. "этнонациональные факторы терроризма" рассмотрены особенности структуры этнического расселения в современном мире, этнический состав террористов, и особенности этнорелигиозной идеологии как факторы, воздействующие на террористическую активность и особенности ее осуществления.

3.1. Специфика примордиализма в национально-государственном и этнонациональных сообществах. Полиэтнизм - это характеристика человечества в целом, поэтому конфликты между этносами сопровождали человечество изначально. Но поскольку носителями этнической субъектности выступали такие социальные формы как родоплеменные и раннегосударственные объединения, этнические конфликты реализовывались в этих формах. Условием бесконфликтного развития более позднего образования нации-государства в Новое время становится формирование надэтнической гражданственно-политической идентичности, которая понимается как осознание причастности к сообществу граждан того или иного государства. Профилактика этнических конфликтов включает стратегии снижения полиэтничности отдельного государства - запрет на проявление этнического своеобразия, вплоть до ассимиляции и этнических чисток. Формируется представление об этничности как конструируемой социальной категории, в отличие от примордиального представления о естественности, врожденности этой характеристики и, соответственно, врожденности связи человека с этнической группой. Причем данные представления сосуществуют. В качестве постмодернистской конструкции воспринимают этничность высокообразованные слои, социальная и интеллектуальная элита общества, для основной массы населения этничность выступает примордиальной характеристикой.

Полиэтнизм современных государств связывается не только с этническим разнообразием входящих в его состав территорий, но и этнокультурным многообразием, создаваемым этнической миграцией. На смену модели этнической ассимиляции, "плавильного котла" приходит мультикультурная модель этнического сосуществования, в рамках которой сохраняется этнической своеобразие, анклавное, диаспорное существование этносов в рамках национально-государственных образований. В современном мире роль диаспорного существования этносов значительно усилилась: увеличиваются и организационно усиливаются "старые" диаспоры (армянская, еврейская, татарская, греческая и т.д.); увеличивается число новых диаспор в связи с трансформацией политической карты мира последних десятилетий, усиливается связь диаспор между собой и исторической родиной благодаря современным технологиям и средствам коммуникации. При этом национальные диаспоры, сохраняющие приоритетную связь диаспор с исторической родиной, имеющей суверенно-национальную форму бытия, становятся серьезным фактором международной политики.

3.2. Социальные особенности этнорелигиозного состава террористических объединений. В России как многонациональном государстве этнически окрашенный терроризм исторически занимал значительное место. Исследование этнического состава современных террористических объединений затруднено их нелегальным положением. Полученные в ходе психологических исследований личности террористов в местах заключения данные подтверждают гипотезу о существовании специфических этнонациональных форм терроризма на территории РФ. Среди осужденных террористов большинство составляют представители русских и чеченцев. Такое процентное соотношение свидетельствует о высокой степени накала социальных противоречий в Чечне. Сведения, полученные от задержанных в ходе контртеррористических операций, выяснение личностей погибших, анализ видеоматериалов террористов подтверждают нахождение среди террористов лиц, не имеющих российского гражданства, иностранцев, что свидетельствует о плотности связей с международным терроризмом.

С этническим фактором переплетается религиозный. К этническим мусульманам относят представителей этносов, исторически исповедующих ислам, многие этносы видят в исламе суть традиций своего народа. Но ислам исповедует множество этносов не только на территории России. Возникает своеобразная связь этнической идентичности и исламского "интернационала". На основе призывов к джихаду этнический терроризм на Кавказе давно выходит за рамки борьбы местных автохтонных кавказских этносов, втягивая в свои ряды все новых людей не только из Северокавказского региона, но и других стран.

3.3. Этнические и религиозные аспекты идеологии терроризма. В основание идеологии терроризма лежит идея допустимости насилия в отношении "чужих" - классов, этносов, неверующих или верующих не так мы и т.д. Поскольку в примордиальных общностях ведущим мотивом процесса консолидации является противопоставление "мы" - "они", этнический компонент становится ведущим в обосновании допустимости и приемлемости терроризма. Возникновение идеологических комплексов этнической вражды, теоретически отрефлексированного неприятия другого этноса, осуществляется на основе существующих в данном обществе инстинктивных страхов, фобий "чужих", т.е. появление ксенофобии-идеи происходит на основе инстинктивной ксенофобии. Существует и обратный ход: от идеи, доктрины к эмоциональному неприятию.

В ксенофобии можно выделить "антиварварский снобизм", который выражается в презрении к народам, которые расцениваются как стоящие на более низких ступенях развития, как менее "культурные", "менее цивилизованные", а также ненависть и презрение к этническим группам, занимающим более высокие статусные позиции. В условиях кризиса, внешних угроз, отношение к "чужим" архаизируется, ксенофобия становится моделью архаической формы защитно-компенсаторных механизмов. Именно такая форма ксенофобии, возникающая как следствие архаизации социальных отношений наиболее актуальна в современной России. Трудности экономического состояния заставляют воспринимать других как конкурентов в борьбе за экономические ресурсы.

Терроризм нуждается не только в психолого-эмоциональной подпитке, необходима индоктрнация ксенофобии. В массовое сознание внедряются псевдонаучные и рационально-логические обоснования ксенофобии. В этом направлении "работает" риторика относительно коренных/некоренных этносов: обосновываются преимущественные права представителей того или иного этноса на данную территорию, выговариваются особые привилегии для коренных этносов. Другой концепт, на основании которого выдвигаются требования относительно особых прав, это "место компактного проживания". "Пришлый" этнос, долго проживающий на определенной территории, увеличиваясь в числе, получает возможность выдвинуть требование на автономию, вплоть до государственного отделения. Утверждение о принципиальной склонности какого-либо народа к преступлению не только разжигает ненависть к нему, но и оправдывает самые суровые меры, применяемые к нему. Особенно опасно, когда ксенофобские настроения поддерживают политические лидеры, заявляя о невозможности совместного проживания разных народов, "в силу глубоких социокультурных различий, несовпадения поведенческих стереотипов и экономических ориентаций".

Этнические противоречия не только в прошлом, но и в современном мире связаны с религиозными конфликтами. Межконфессиональные противоречия придают терроризму особую остроту, но связь религии и терроризма - очень сложная проблема. С одной стороны, мировые религии несут мощный гуманистический потенциал, с другой стороны, реальность такова, что более всего террористических действий в современном мире, совершается в связи с исламом. Ислам не является "террористической идеологией", но существует множество движений, поставивших себе целью добиваться воплощения основных идей ислама вплоть до вооруженной борьбы. В Коране содержится ряд текстов, которые, будучи неверно истолкованными, могут создавать мотивы, в которых черпают вдохновение организаторы и исполнители террористических акций. Из этого следует высокое значение исламского образования и роль, уважаемых мусульманским народом учителей, которые могли бы правильно объяснить трудные места Корана. Для того чтобы выбить у террористов религиозную почву из-под ног, необходимо вести диалог и предоставить возможность исламским ученым и учителям развивать содержащиеся в Коране идеи миролюбия, кротости и терпения, уважения к человеческой жизни, призывы к мирному существованию и добрососедству.

В главе IV "Элементы изоморфизма кратических структур адатных сообществ и отдельных видов террористических групп" рассмотрены проблемы и закономерности формирования и функционирование террористических групп, принципы групповой саморегуляции, для того, чтобы выявить элементы социокультурной обусловленности терроризма в адатных сообществах СКР.

4.1. Принципы ингрупповой саморегуляции. Существование вне правового поля определяет формирование и функционирование террористических групп как предельно закрытых, потребность в конспирации обусловливает высокий уровень организованности. Важнейшей характеристикой, определяющей процессы внутригрупповой динамики и регуляции террористических групп, выступает замкнутость и изолированность от остального мира. Для того, чтобы решиться вести образ жизни изолянта, необходима глубоко личностная мотивация, цели группы должны быть глубоко интернализованы личностью. В числе мотивов выделяются стремление к самоутверждению, поиски и утверждение самоидентичности, стремление к молодежной романтике и героизму. Использование наемников в террористических организациях позволяет говорить о корыстных мотивах участия в террористической организации.

Включение в предельно закрытую террористическую группу, изолированную от общества определяется особой, специфичной идентификацией, основанной на продуцировании жесткой конструкции мира, в котором четко разграничены и противопоставлены два мира (разграничение может быть религиозно-мистическое временное, территориальное). Конструкция мира дополняется "деятельным" компонентом - включением особого набора деятельных черт в характеристики "своих". Кроме негибкого структурирования реальности на "наш мир" и в "мир враждебный", распаду террористической организации противостоит гомогенность тергруппы, а также стратегии, в основном ориентированные на то, чтобы рекрут быстрее прошел "точку невозврата". Используется обычная стратегия преступных групп - "повязать кровью". Вербовщики часто используют "эффект стигмы", создавая ситуацию, когда человек не может вести обычную жизнь среди родственников, друзей, соседей в силу запятнанной репутации. Строгая дисциплина опирается не только на обязательность исполнения приказов, но и на жесткую иерархическую организационную структуру, в рамках которой индивиды проходят вторичную социализацию.

Процессы групповой динамики и регуляции различаются в зависимости от типа террористической организации: является ли эта организация традиционной изолированной группой (совокупность таких групп), или это функционально дифференцированная террористическая сеть, в которую подобные изолированные группы могут включаться в качестве конечных "инструментальных манипуляторов", в то время как более сложная основная террористическая структура находится вовне. Первый тип групп требует от своих членов навыков изолированного существования, разрыва всех социальных и родственных связей, в то время как участники организаций второго типа сохраняют легальные социальные связи, уходя во "внутреннюю эмиграцию".

Вхождение в этнотеррористические группировки, которые поддерживаются местным населением, может осуществляться как следование по пути отцов, друзей, что одобряется старейшинами, религиозными авторитетами. Включение в число террористов не делает человека социальным изгоем, а превращает в народного мстителя. Законы жизни и внутригрупповых взаимодействий не требуют особого насилия над личностью, понятны и принимаются неофитами в силу их конгруэнтности законам легальной жизни адатной общины, местного этнического сообщества. Сохранение связей является не только фактором, облегчающим вступление в террористическую организацию, но и обеспечивает возможность выхода из нее, поскольку не закрывает окончательно для участника группировки возможностей возвращения к мирной жизни.

4.2. Социокультурная обусловленность отношений власти и лидерства. Рассмотрение власти в террористических организациях выявило не только универсальные характеристики организационной власти, но и социокультурную специфику. Считается, что культура располагает двумя основными парадигмами власти - западной и восточной, и выводит их суть из противоположности древнегреческой и китайской культур. Кавказ не относится ни к западной, ни восточной системам в чистом виде. Российский ученый Ю.А. Жданов называл Кавказ "солнечным сплетением Евразии". На территории Кавказа формируется особый социокультурный синтез, вмещающий как культурное многообразие, так и устойчивое воспроизводство собственных социокультурных форм. Институционально-духовным основанием кавказского единства может считаться наличие у каждого кавказского этноса своих морально-этических кодексов, сходных по смыслу и характеру норм. В этих кодексах нашли выражение общекавказские обычаи и традиции, отразившиеся на формировании кавказского характера, фольклора и ментальности. Особое место в системе ценностей, определяющих духовное единство, занимают мужество, честь, достоинство, уважение к старшим.

Родовая организация определяет особенности реализации кавказской власти как геронтократии. Геронтократия представляет собой наделение старших по возрасту функциями управления общиной и суда над ее членами. На чем основывалась данная модель власти? Необходимым условием становления власти старейшин является представление о том, что хранимый и устанавливаемый ими порядок, единственно правильный и единственно возможный. Роль старейшин определяется тем, что адаты и этические кодексы ведут начало из глубокой древности, которая воспринимается как "наилучшее общество" (не с точки зрения богатств, комфорта, удобств, а с точки зрения правильности жизни, общественной морали и порядков). Кавказской цивилизации не чужд ни западный страх перед хаосом, ни восточная любовь к порядку и стабильности. В то же время кавказская власть и общественный порядок не предполагает вторжения в законы мироздания и общественные порядки, свойственное западному сознанию и поведению, ни пассивно-созерцательную отстраненность китайского востока, стремление к познанию своего собственного Пути. Кавказский строй предполагает активное следование установленному порядку, хранителями которого выступают старшие. В кавказском этикете и адатах отразились не только кратические особенности кавказской цивилизации, но и характеристики кавказского лидерства. Ряд исследователей (Х.Г. Тхагапсоев, В.С. Поликарпов и др.) полагают, что кавказская цивилизация выработала, сформировала собственный базовый архетип, отличающий Кавказ от "рационалистически умствующего" Запада и "пассивно созерцательного" Востока. Это архетип "действования", "мобилизованности". Кавказцы скорее реализуют свое недовольство в действие, что совершенно не понимают и не учитывают в государственной политике и при разработке антитеррористических программ.

4.3. Сходство и различия моделей социального управления в адатных общинах и террористических организациях. Террористы, считая себя выразителями интересов какого-либо сообщества, как правило, находятся за пределами этого сообщества, т.е. принятые в этом сообществе нормы не являются обязательными для членов террористической организации. Разрыв террористической организации с внешним миром требовал от террористов введения собственных правил и норм управления организацией. Несмотря на разрыв с доминирующими нормами общества, модели социального управления террористическими организациями являются воплощением существующих социальных отношений и принципов социальной организации. "Военная демократия" кавказских террористов воспроизводит систему правления, издревле принятую в горном Кавказе. Тейповые структуры заменяли у вайнахов (ингушей, чеченцев, бацбийцев) классовые механизмы и выступали основным социальным институтом, обеспечивающим организацию и управление обществом в условиях крайнего малоземелья, когда малейшее ущемление интересов и прав грозило голодной смертью обиженным. Общность экономических интересов, территориальная близость, необходимость обороны от внешних врагов укрепляли тейповую структуру, тесными скрепами привязывали человека к тейпу, определяя его поведение и характеристики. Вайнахский тейп не относится к ретрофеноменам. Актуализация архаичных и традиционных структур в постсоветское время усилила и легитимизировала тейповые структуры в обществе, превратив вайнахский тейп в реальный субъект социальной, политической и культурной жизни кавказского общества, особенно в наиболее активных в террористическом плане регионах - Ингушетии и Чечне.

Институциональная и организационная структура тейпа при всей простоте ее организации обеспечивала на протяжении веков главную функцию - достижение независимости и свободы, заставляла сопротивляться любым веяниям российской, советской или постсоветской модернизаций, направленных на разрушение традиций народа. Тейп оставлял за собой право не только самостоятельного обустройства общества, выработки нормативов поведения, но и функции защиты тейпа от внешних угроз, от врагов. Если таковой угрозой воспринимаются федеральные силы, вполне естественна мобилизация членов сообщества против этой угрозы. Тем более что участие в делах тейпа требует активности в соответствии с архетипом деятельной, мобилизованной личности, присущей кавказской цивилизации. Реализация определяемого тейпом самостоятельного права на защиту (вполне законного с точки зрения тейпа) ведет к появлению вооруженных формирований, квалифицируемых федеральным российским законодательством как "незаконные". Эти формирования относятся к террористическим организациям, не разрывающим связей с генерирующей их общностью. В отличие от политико-идеологических террористических группировок в тейповых сообществах многие террористы тесно связаны родственными узами с мирным населением. Эти связи определяют длительность существования террористических группировок, ролевую структуру и модели управления, тождественные тейповым структурам. Родственные связи террористов с мирным населением частично легализуют террористические структуры и организации, мирное население частично военизируется, что разрушает обычную для террористических организаций социальную изоляцию. Такая ситуация чрезвычайно осложняет контртеррористические операции, поскольку утрачивается четкая граница, отделяющая террористов от мирного населения. Кроме того, включается механизм кадрового воспроизводства террористов через семейно-родственные связи. Именно поэтому победа над терроризмом адатных обществ не может быть достигнута путем уничтожения отдельных террористов. Представители этнической группы не могут дистанцироваться от террористов в силу институтов тейповой организации и этнических этических кодексов (например, законов гостеприимства).

Однако сводить проблему терроризма на Северном Кавказе исключительно к структурам традиционной этнической организации было бы ошибкой. Террористические группы Северного Кавказа, довольно простые в организационном плане, представляют собой сложные и противоречивые социокультурные явления, включающие элементы кратических структур различных пластов традиционалистских обществ, которые неизбежно вступают в противоречия. Архаико-традиционные тейпы, тукхумы и т.д., основанные на кровно-родственной этнической общности, противоречат религиозно-политической организации власти в исламской традиции, согласно которой власть принадлежит Богу, управляющему людьми через Пророка, своего посланника. Между архаико-традиционными и религиозными исламскими структурами власти существует противоречие частного и универсального порядков. Исламский порядок универсален, в нем не может быть национализма и этнических противоречий между мусульманами. В то же время симбиоз этнических и религиозных структур в известной мере отражался в структуре и формах общественного управления. Руководителями жизни и духовными лидерами становились старейшины тейпов и духовенство. Причем и те, и другие воспринимались в массовом сознании как носители, знатоки, и традиционных этических норм, адатов, и религиозного исламского мировоззрения, норм шариата. В структуру тейповых отношений оказалась практически полную включена суфийская форма ислама. Выступив с требованиями "чистоты" ислама, северокавказские ваххабисты оказались в оппозиции не федеральным силам, отождествляемым ими с неверными и пособниками язычников, но и традиционному российскому исламу, последователям тарикатов. В результате северокавказский ваххабизм принял участие в вооруженных конфликтах с федеральными силами в Чечне, с правительствами некоторых северокавказских республик. Но даже если террористы использовали знамя ваххабизма, точно также они используют стереотипы адатных обществ, объединяя их вместе с ваххабизмом в одном сюжете для легитимации деятельности (идея чеченского происхождения лидера ваххабитов полевого командира Хаттаба). Рассмотрение особенностей социального управления в северокавказских террористических группах и организациях показало не только элементы изоморфности кратическим структурам адатных обществ, но и противоречия социокультурного и кратического пространств кавказских обществ, включающих типологически разнородные элементы организационных структур.

В главе V "Причины и границы социального противодействия и социальной поддержки терроризма" рассмотрен комплекс причин и факторов эскалации терроризма в СКР.

5.1. Противоречия социально-экономического развития как фактор, формирующий отношение населения к терроризму. Изучение мирового опыта показало, что современный терроризм опирается на географически очерченное неравенство, углубление различий между группами богатых и бедных регионов (стран). Социально-экономический разлом, проходящий по векторам Север - Юг, Восток - Запад, порождает эскалацию терроризма как форму противоборства "бедного Юга" с "богатым Севером". Обзор основных теорий социально-экономического развития показывает наличие объективных оснований отставания и неравномерности социально-экономического развития. Экономическое отставание и депрессивность отдельных регионов тесно связаны с процессами теневизации экономики, обширный неформальный сектор выступает причиной и условием воспроизводства экономической отсталости.

Но фактором эскалации терроризма выступает не столько сама бедность, сколько ее осознание как относительной депривации, как расхождение ожиданий и возможностей на фоне сравнения с другими странами и регионами. Одни и те же жизненные обстоятельства (бедность, безработица, снижение качества жизни) могут восприниматься по-разному разными социальными группами, поскольку означают разную степень расхождения между актуальным и желаемым состоянием. Причем основанием для фрустрации и последующего агрессивного всплеска выступает ситуация крушения надежд, тем более интенсивная, чем более высоко оценивается депривация, чем более значимым является для человека ожидаемое состояние. Другим фактором депривации становится фрустрация населения, знакомого со стандартами жизни передовых стран хотя бы благодаря СМИ. Демонстрация образцов и стандартов нового уровня жизни выступает одним из важнейших каналов возрастания экспектаций населения. Согласно базовым положениям теорий модернизации незападных обществ, демонстрация таких образцов должна вызвать недовольство традиционными чертами образа жизни и побудить человека к достижительной активности, рационализации труда и образа жизни. К сожалению, демонстрация образцов в современном коммуникационном глобальном мире опережает процессы создания реальных социальных возможностей. Так, глобальное коммуникационное единство "богатого Севера" и "бедного Юга" создает противоречие возрастания притязаний при неизменных или низких темпах экономического роста, не позволяющих удовлетворить притязания немедленно или в обозримом будущем. Данная ситуация, подкрепляемая научной публицистикой о неэквивалентных экономических отношениях и паразитизме стран "золотого миллиарда" становится терроопасной не только в плане рекрутирования активных деятелей, но и формирует массив горячих сторонников, готовых оказать всемерную поддержку активным борцам с несправедливостью общественного устройства.

5.2. Формирование социально-экономических анклавов и зон депрессивного развития адатных обществ в ходе социально-экономических реформ. Противоречия социально-экономического развития регионов России в целом воспроизводят ситуацию в глобальной экономике с той лишь разницей, что в отношении глобального общества экономисты отмечают сокращение разрыва, в то время как в Российской Федерации в результате социально-экономических реформ разрыв социально-экономического положения отдельных регионов увеличился небывало. Наиболее конфликтные регионы Чечня и Ингушетия по основным экономическим показателям занимают крайние позиции: наиболее высоким является процент безработицы, доходы на душу населения - самые низкие. Этот разрыв произошел не сегодня. Регионы Северного Кавказа в советское время относились к трудоизбыточным регионам. Население находило возможность зарабатывать отходничеством, как правило, в Сибири.

Произошедшие реформы резко ударили по всем регионам. Прекращение финансирования программ развития села привело к сокращению, а затем и ликвидации старых советских форм решения экономических проблем трудоизбыточного Северо-Кавказского региона. Либерально-экономические реформы были нацелены на изменение структуры и механизмов функционирования народного хозяйства и предполагали снятие барьеров для свободного движения капиталов, товаров, материальных и трудовых ресурсов. Но вместо структурной перестройки снятие избыточного регулирования привело к резкой экономической дифференциации регионов России, распаду некогда единого экономического пространства. Формируются анклавы экономического благополучия на основе автономных самодостаточных сырьевых секторов, предприятий обрабатывающей промышленности. Разрыв народнохозяйственных связей, произошедшая в ходе реформ деиндустриализация активизировали архаично-аграрные формы организации хозяйственной жизни, привели к усилению этноэкономического сектора, который становится основой депрессивных социально-экономических анклавов.

В ряде регионов в трудный трансформационный период этноэкономика становится спасительным поплавком, поддерживающем население хотя бы на уровне выживаемости. Республики Северного Кавказа оказались в специфически-трудной ситуации, прежде всего потому, что этноэкономика на этих территориях и ранее охватывала до 80-90 % автохтонного населения этого региона. Этноэкономика обычно функционирует вне зоны внимания официальных структур, поскольку основные регуляторы отношений между ее участниками лежат вне области государственного права и контроля. Отношения людей в той или иной форме подчиняются институтам общинной самоорганизации (тейпы, тухумы и др.). Таким образом, этноэкономика обеспечивает экономическую устойчивость этноса в трудных и кризисных условиях, но при этом, существуя на гране легальности и нелегальности, порождает негативные явления социально-экономического паразитирования за счет других регионов, несправедливое перераспределение доходов внутри региона. Но самые крайне формы "этноэкономика" приобретает в случае формирования на территории проживания этноса криминального экономического порядка, каким стала Чечня 90-х годов. В Чечне имелась сулившая перспективы нефтегазовая отрасль и историческая память о причиненных русскими обидах. Именно этот "коктейль" прослужил основанием для вспышек чеченского сепаратизма.

5.3. Кризисы властных отношений в столкновении адатных и институциональных структур организации социального действия. Во многих случаях неэффективность антитеррористических действий обусловлена не только легкомыслием, недальновидностью или недобросовестностью отдельных представителей органов власти, сколько столкновением разных типов властно-институциональной организации общества. Но при этом было бы ошибочным сводить конфликт исключительно к антагонизму кавказского адатного общества и институциональных структур российской власти. Кризисы властных отношений и управленческого регулирования в современном северокавказском обществе вызываются взаимопроникновением разнотипных конфликтов, сложной и противоречивой системой многоуровневых столкновений: цивилизационных моделей кавказской и российской власти, адатных и институциональных, архаических и модернизированных структур, федерального центра и этнонациональной периферии, демократических институтов и авторитарно-силовых методов и т.д.

Первое столкновение российской власти и адатных структур произошло в период присоединения Кавказа к Российской империи. Советская модель власти, несмотря на выборную форму, оставалась независимой от граждан в плане распоряжения собственностью, определения политического курса и т.д. Даже субъекты политического процесса конструировались самой властью в соответствии с ее политическими целями (так произошло с "конструированием" классового врага лице кавказских стариков). Население научилось держаться как можно дальше от власти. Но при этом атомизация и отсутствие поддерживающих структур гражданского общества приводит к формированию чувства одиночества и бессилия что-либо изменить, на что-либо повлиять. Одновременно усиливается правовой нигилизм, вместо формирования модернизированного правового сознания. Трудности реформ, противоречие реального положения заявлениям власти на фоне повышенных реформационных ожиданий населения, привели к утрате доверия к институтам власти. Утрата доверия институтам центральной власти привела к существенному всплеску регионализма и местничества, которые в ряде регионов приобрели этническую окраску. Руководство ряда "этнических" республик настаивало на возможности введения законодательства, учитывающего местные особенности и традиции. Отказ федерального центра одобрить подобные законодательные инициативы усиливали конфликтность в регионе, поскольку подавались как вмешательство России во внутренние дела республик, нарушение исконных этнических и религиозных традиций. Снятие конфликтности различных уровней власти требует, в первую очередь, формулировки перспективной стратегии России в плане конструирования этнического пространства страны: определения границ этнизации территорий и власти, определение возможности сохранения этнического полиюридизма. Особенно эта проблема актуальна в свете административной реформы, выстраивания "вертикали власти".

Регулирование по адатам отличается от институциональных кратических структур модернизированного общества, но было бы ошибкой противопоставлять российскую власть организации власти в кавказских республиках. Кавказские адатные сообщества не являются абсолютными изолянтами. Во-первых, их члены проходили опыт советской модернизации и впитали принципы советского типа отношения к власти и социального взаимодействия. Во-вторых, модернизация является актуальной потребностью любого общества в современном мире. Участвуя в международном общении, используя современные технологии, в том числе информационные, жители кавказских республик вовлекаются в модернизационные процесс, принимают демократические институты, современные правовые нормы и культуру. Например, в Чечне, Ингушетии успешно функционируют правозащитные организации, чья деятельность направлена на обеспечение гражданских прав населения, защиту вынужденных переселенцев, жертв спецопераций.

Проблемой становится их противоречивое взаимодействие, конфликтное столкновение, что проявляется в феномене коррупции, масштабы которой превышают общероссийские. Непосредственное управление и геронтократия адатных сообществ принципиально несовместимо с коррупцией как подкупом власти. Но коррупция в Северо-Кавказском регионе приобретает этническую, "тейповую", клановую окраску. Ее огромный размах связан с расшатанностью основ родового общества, распадом родовых структур, отсутствием адатных регуляторов, сдерживающих коррупционное поведение, при одновременной невозможности применения российского законодательства и правоприменительной практики. В результате формируется режим власти, который характеризуют как "авторитарный мафиозный клановый", т.е. власть "маргинальной квазиэлиты".

Власть в традиционном обществе в большей степени персонифицирована, чем институционально-властные структуры современного общества. В период открытого вооруженного противостояния, в атмосфере ненависти и вражды, социальной усталости от постоянных проблем, бедствий, неустойчивого положения, появляется потребность в архаическом типе лидера и властителя - вождя, проявляющего способности идейной, материальной, ресурсной, военной мобилизации социума. Речь не идет о фигуре "вождя варваров", но очевидно, что возникающий тип власти далек от модернизированных институционально-деперсонифицированных моделей организации кратических структур.

Северокавказские республики не изолированы от современных процессов, реальная социально-политическая и экономическая жизнь выходит за рамки родового регулирования, а институциональные механизмы более общего уровня не возникли, не создаются. Стремление сохранить в современном мире наиболее одиозные формы адатного регулирования (такие как кровная месть) не могут способствовать миротворческим процессам, раскручивая спираль убийств и насилия, захватывающей новых людей, новые территории.

В главе VI "Терроризм адатных сообществ в массовом сознании россиян" рассмотрены символические аспекты террористической борьбы и формирование общественного мнения о терроризме.

6.1. Терроризм в контексте символической борьбы. Террор как метод экстраординарного насилия изначально содержал мощную символическую компоненту. Символические компоненты террористической деятельности определяются символической природой социальных систем. Выбор объектов террористической атаки связан с их символической значимостью. Сила символического удара обусловлена развитием новейших информационных технологий, которые определяют картину современного мира, образ жизни и способ восприятия людей. Свойства социальных коммуникаций, основанных на новых информационных технологиях, кардинально меняют силу символических акций и роль символической борьбы в ситуациях социально-политического противостояния. Те же взрывы башен-близнецов в слабо интегрированном информационном пространстве не произвели бы такого действия. Особенности функционирования средств массовой информации как социального института объясняют, почему СМИ превращаются в инструмент символической борьбы и имиджирования терроризма. Отбор материалов в широком информационном пространстве определяется не только важностью информации, но и законами политической и рыночной игры - прямой политический заказ, вкусы обывателей, которых привлекает что-нибудь "погорячее". Желая быть интересными, популярными, актуальными, средства массовой информации соревнуются в том, кто первый сообщит информацию, даст наиболее яркую интерпретацию событиям, становясь орудием в руках террористов: чтобы ваши требования прозвучали на весь мир - надо совершить, либо масштабный (как башни-близнецы), либо гнусный (как захват школы или больницы) теракт. Механизм сенсации превращает журналистов легальных СМИ в рупор провозглашения идей и принципов террористов. Но существует и прямые заработки журналистов, выступающих активными информационными посредниками, между обществом и террористами. Считается, что основная часть финансовых средств террористов расходуется не на подготовку и проведение собственно террористических действий, боевых операций, а на информационные процессы, моделирование информационного поля. Кроме ретрансляции идей и рекламы террористических организаций современные средства массовой информации становятся каналом информационных манипуляций, которые усиливают символический эффект. Т.е. информационное пространство выступает не только средством, но и полем символической борьбы - борьбы за смыслы, образы, акценты понимания событий, за установки и ориентации масс. Борьба за смыслы и акценты этих событий разворачивается сразу после их совершения.

Символические методы, используемые для террористической атаки, для возбуждения страх, ненависти, преодолеваются только символическими средствами. Пример 11 сентября 2001 г. показал, что американцы устояли не столько вследствие силовых мер против Афганистана и усиления полицейских полномочий, сколько используя символические средства: символический капитал международной солидарности и символический капитал общенационального единства. Способствовало усилению единства обращение к символическим ценностям, призыв к единению нации на основе религиозного чувства. Отечественный опыт оказался менее удачным. Международная поддержка России в связи террористическими актами была слаба. Даже события, безусловно трагические, такие как смерть детей в захваченной террористами школе, привлекли меньше внимания международной общественности, чем журналистские репортажи из лагерей сепаратистов. Российские СМИ не бывали едиными в оценке многих событий. Информационная картина, подаваемая через российские средства информации, не способствовала общенациональной солидарности. Более того, очевидны были метания авторов медиатекстов из одной позиции в другую, иногда просто растерянность, а часто равнодушие к согражданам. Кроме того, язык вражды, который использовала власть в отношении террористов, вряд ли мог сплотить граждан, а жителями адатных кавказских обществ воспринимался как общая угроза.

6.2. Терроризм в контексте общественного мнения россиян. Если общественное мнение в современном обществе выступает инструментом воздействия на власть и принятие решений, важно выяснить, как относятся россияне к терроризму и террористам, а также видение россиянами перспектив преодоления террористических угроз в России, для чего были опрошены респонденты из Ростовской области, республики Адыгея и Ингушетии. Полученные данные были сопоставлены с исследованиями общественного мнения в Чеченской республике и результатами общероссийских исследований, проведенных по репрезентативной выборке в разных регионах России, в том числе и достаточно удаленных от Северного Кавказа.

В Ростовской области, как и в стране в целом преобладает представление о насильственной природе и сути терроризма (31% против 25% высказавшихся за фанатизм и жертвенность). В Адыгее два процента разницы в пользу фанатического, жертвенного служения идеям (30 %) по сравнению с насилием над людьми вплоть до их физического уничтожения (28 %). В Ингушетии заметно преобладает выбор инструменталистской позиции - устрашение противников (30%), что почти в два раза больше, чем в Адыгее и Ростовской области. Наиболее симптоматичен выбор такой позиции как "форма политической борьбы в условиях, когда власть не желает идти на контакты и не выказывает готовность решить проблемы отдельных групп граждан". Именно этот аспект разрыва политической коммуникации населения и власти отметили 19,5 % респондентов в Ингушетии.

Мотивация людей, которые оказывают вооруженное сопротивление федеральным войскам и органам правопорядка в Ингушетии, Чечне оценивается, в первую очередь, через фактор национального самосознания недооцененный жителями других более спокойных регионов, для которых наиболее значимым фактором выступает пассивное исполнение приказов лидеров террористических организаций. Многие респонденты указывают на наемническую суть терроризма. Зафиксирована важная тенденция: чем ближе респонденты проживают к терроопасному региону, тем более разнообразна оценка конкретной мотивации террористов.

Оценка терроризма во многом зависит от включенности террористических рисков в жизнь человека. В нашем опросе не оказалось ни одного человека, душу которого опалила бы личная причастность к терактам или участие родственников в качестве жертв терактов. Только 5,5 % респондентов из Адыгеи проживают в населенных пунктах, где теракты случались, но 30 % из всех опрошенных считают, что в их местности теракт возможен. О том, что теракт практически невозможен, заявили всего лишь 10 % опрошенных в Адыгее и 8 % в Ростовской области. Важно отметить, что опрошенные нами респонденты считают себя в качестве обычных, рядовых граждан более вероятным объектом террористической атаки. Эта точка зрения не всегда соответствует реальности, но она отражает страхи и ощущение беззащитности простых людей перед рисками.

Проблема преодоления угроз терроризма в сознании населения связывается исключительно с действиями властей, силовых органов, но не общественной самоорганизацией. Респонденты считают, что наибольшее значение для победы над терроризмом имеет ужесточение наказаний за участие в террористической деятельности, изоляция или уничтожение лидеров террористических организаций. В нашем пилотном опросе жители Ингушетии ужесточение наказаний за участие в террористической деятельности, уничтожение лидеров террористических организаций поддерживают не более 6 %, отдавая предпочтение преодолению экономических, геополитических и религиозных противоречий, экономической помощи, дееспособности власти.

Опрошенные нами эксперты и граждане в отношении перспектив победы над террористами демонстрируют умеренный оптимизм: более 30 % считают, что терроризм в современном мире неистребим в принципе, остальные полагают, что победа возможна при определенных условиях.

В главе VII "Преодоление угроз терроризма в адатных культурах" исследованы проблемы организации системы противодействия терроризму в адатных сообществах СКР. Полученные автором выводы относительно условий и предпосылок воспроизводства терроризма в адатных сообществах заставляют искать решение проблемы в изменении глубинных структур общественной самоорганизации, устранении причин и условий, способствующих осуществлению террористической деятельности.

7.1. Обеспечение баланса в развитии самоорганизации и традиционных форм саморегуляции в связи с преодолением угроз терроризма. В современных стратегиях борьбы с терроризмом отмечается существенный перекос в сторону силового воздействия. Большинство опрошенных нами экспертов (это представители местной администрации, преподаватели, работники силовых структур Адыгеи) подчеркивали необходимость активной борьбы с террористами. Наиболее решительную позицию высказали работники правоохранительных органов. Автор полагает, что система работы силовых структур по сдерживанию терроризма работает достаточно эффективно. Необходимо совершенствование законодательной базы в отношении использования террористами международных наемников. Но силовыми методами проблему терроризма не разрешить. Необходима стратегия структурных преобразований, проведение изменений на уровне социальной системы в целом. В этом ключе следует оценивать инициативу Президента РФ по созданию Северо-Кавказского федерального округа.