Психологизм в социологии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Психологизм в социологии

Содержание

Введение

Инстинктивизм в социологии

Теория подражания

Психология масс

Альтернативы позитивистской социологии

Социальная концепция марксизма

Библиографический список

Введение

Время формирования этого направления в социологии - 80-е годы XIX века. Период расцвета - это самый конец XIX - начало ХХ века. Именно в эти годы психологизм стал наиболее влиятельным направлением в социологии. Впрочем, не только в социологии, но и во многих других науках.

Одной из причин пробуждения и роста интереса к психологизму стало охлаждение социологов к натурализму. Основанием для такого охлаждения послужило то, что рассматривалось ранее как главное его достоинство, - его впечатляющая простота объяснения. Именно простота объяснения стала причиной недовольства натурализмом: она стала квалифицироваться как грубый схематизм, не учитывающий специфики предмета и задач социологии. Происходило это одновременно c выдвижением в фокус внимания социологии нового предмета - поведения людей, и новой задачи - объяснения мотивов этого поведения.

Натуралистический подход в данном случае оказался грубым, схематичным, неуместным и беспомощным. Итак, выдвижение на первый план нового предмета - поведения индивидов, групп, масс, народов - потребовало и нового подхода, новой объясняющей схемы.

Второй причиной явилось возникновение экспериментальной психологии, которое датируется 1879 годом. Именно тогда Вильгельм Вундт создает в Германии первую экспериментальную психологическую лабораторию, вследствие чего психология превращается из науки интроспективной, основанной на самонаблюдении, в науку эмпирическую, основанную на внешнем наблюдении психических процессов, то есть психика человека становится внешним объектом наблюдения, по сути таким же объектом, как и в других эмпирических науках. Становление психологии как экспериментальной науки приводит к психологизации знания, психологизации наук вообще, и психологизация социологии есть частный случай этой общей психологизации знания.

Психологический подход характеризуется следующими общими чертами. Во-первых, общественная жизнь есть результат психологических процессов, исходя из этого, объяснение любых социальных явлений в конечном итоге нужно искать в психологии индивидов, или групп, или в психологии масс, коллективной психологии. Следовательно, психология становится главенствующей наукой, а социология - ее следствием, приложением для объяснения общественных явлений. В центре, в фокусе внимания психологического направления оказывается человеческий поступок, и именно в психологизме социология впервые конституируется как поведенческая наука. То есть у отцов социологии, у Конта и Спенсера, поведенческой наукой она еще не была, их интересовал порядок общества и его эволюция, а никак не поведение людей. Здесь же впервые в фокусе оказалось поведение, действия людей, результатом чего и является этот самый порядок и эволюция, именно из поведения людей следует порядок и беспорядок, эволюция и революция, и т.п.

Число психологических школ, пожалуй, превосходит число школ натуралистических. Мы коснемся только некоторых, оказавших очевидное влияние на развитие социологии, причем так, чтобы зафиксировать все три способа объяснения человеческого поведения: во-первых, тот, что опирается на индивидуальную психологию, во-вторых, на межиндивидуальную, групповую психологию и, в-третьих, на коллективную психологию, психологию масс, народов.

Двинемся по указанному порядку и начнем с инстинктивистского направления.

Инстинктивизм в социологии

В своем классическом облике инстинктивизм был сформулирован в начале ХХ века шотландским психологом и социологом Макдугаллом. Он утверждал, что человеческое поведение определяется инстинктами, присущими от рождения каждому человеку. Этим инстинктам у индивидов соответствуют определенные простые эмоции, которые сопровождают инстинкты как проявления вовне, а поскольку в основе поведения индивидов лежат инстинкты, то и в основе наук об обществе также должна лежать "психология инстинктов". В соответствии с ней всякому социальному поведению можно соотнести определенный инстинкт или комбинацию инстинктов, которые определяют и объясняют это поведение, тогда поведение становится социальной формой выражения определенных инстинктов. Например, войны, драки, спортивные состязания вызываются присущим человеку от природы "инстинктом драчливости". Из человека "драка лезет" по природе, а общество дает формы, в которых она проявляется. Накопление частного и общественного богатства объясняется "инстинктом стяжательства", также данным человеку от природы. Проявления коллективной жизни наиболее важные для общества, такие, как создание городов, совместная деятельность, празднества и т.д. вызываются и объясняются "инстинктом стадности", который есть главнейший социальный инстинкт.

Число основных инстинктов менялось у самого Макдугалла: одиннадцать, четырнадцать, восемнадцать… Он не вполне был уверен, сколько их в точности. У его последователей эти инстинкты начали плодиться как тараканы. Буквально. Поскольку росло разнообразие объясняемых явлений, росло и количество объясняющих инстинктов, в двадцатых годах ХХ века было зафиксировано, что в трудах последователей этой школы упоминалось около шестнадцати тысяч инстинктов. Под этой грудой инстинктов объясняющая парадигма инстинктивизма и рухнула, потому что из очень простой и удобной схемы объяснения человеческого поведения она превратилась в эдакую игру, состоящую в подставлении под исследуемое явление, поведение уже известного или изобретенного для данного случая инстинкта. Единственный великий российский социолог Питирим Сорокин, правда, в американский период своей жизни весьма точно назвал инстинктивизм "рафинированным анимизмом". Он говорил, что вместо того, чтобы отыскивать научное объяснение социального поведения, инстинктивисты придумывают инстинкты, как первобытные люди придумывали души деревьев, камней, озер и т.д.

Таким образом, под грузом непрерывно размножающихся инстинктов это направление умерло в тридцатых годах ХХ века. Однако инстинктивисты поставили проблемы, которые требовали внимания: они одними из первых пытались объяснить нерациональное поведение людей.

Например, чемпионат мира по футболу. На него съезжаются сотни тысяч людей со всего мира, платят безумные деньги, чтобы прийти на футбол и весь матч орать и махать флагами, полотнищами. При этом они не видят происходящего на поле из-за этих флагов, более того, многие из них орут и машут, стоя спиной к футбольному полю. Как с рациональной точки зрения объяснить, зачем они туда приехали? Футбол там увидеть труднее, чем у себя дома, если ты не VIP-персона. Что еще остается? Потолкаться вокруг стадиона, ощутить причастность к значительному событию, поддержать свою команду и прочие подобные развлечения? И это за огромные, часто почти неподъемные для многих деньги? По крайней мере, рациональное объяснение такого поведения затруднительно. Но для инстинктивистов это очевидное проявление инстинкта стадности. Людям по природе своей надо временами собираться в кучу и дружно орать. Когда мы все вместе орем и скачем, то нам становится хорошо, и спасибо футболу за такую возможность.

Макдугалловский инстинктивизм как объясняющая модель ушел в прошлое, но проблема объяснения внешне нерациональных поступков отдельных людей, групп, масс этих людей теперь уже никуда из социологии не денется, останется ее вечным вопросом.

Еще один инстинктивистский подход в социологии, куда более влиятельный, стал следствием фрейдовского психоанализа. На рубеже XIX - ХХ веков Зигмунд Фрейд в рамках своего революционно нового подхода к анализу человеческой психики сформулировал новую концепцию структуры психики индивида, и это новое понимание позволило ему объяснить по-новому социальное поведение людей и происхождение и изменение общественного порядка.

Сформулируем основные положения коротко, насколько это возможно.

Поведение индивида определяется структурой его психики, которая состоит из трех уровней: id - ego - super ego, то есть Оно - Я - СверхЯ. "Оно" является глубинной основой психики индивида, откуда исходит энергия всех его действий, желаний, стремлений, намерений. Деятельность этой части психики непроницаема для сознания индивида, закрыта, но именно она заставляет человека все снова и снова желать и дает энергию для реализации желаний. Другой полюс человеческой психики - это "СверхЯ", моральная инстанция индивида, которая призвана запрещать, "держать и не пущать" его желания наружу, более того, винить и совестить его не только за поступки, но и за намерения, которые морально неприличны, нехороши. А между этими полюсами и находится человеческое "Я", ego со своей главной функцией совмещения желаний и запретов, преобразования их противоречий в реальное поведение, в поступки, преобразования "хочу" и "нельзя" в "можно", чтобы затем это "можно" сделать действительностью. Следовательно, главное для "Я" - это чувство реальности, способность в столкновении "хочу" и "нельзя" найти такое действие, желание, стремление, которое "можно", в которое можно будет направить, канализировать энергию, рвущуюся из бессознательного и грозящую ввергнуть человека в невротическое или еще более тяжелое болезненное состояние.

Такая структура психики свойственна уже цивилизованному человеку, она есть продукт истории, следствие совершенных в далеком прошлом, в раннем детстве человечества поступков. Это историческое прошлое повторяется в процессе формирования психики каждого отдельного индивида. То есть процесс онтогенеза психики индивида повторяет основные этапы филогенеза психики человека, что позволило Фрейду "вычитать" в психике индивида события темного прошлого, начала человеческой истории, найти ответы на вопросы: зачем человеку общество, культура, цивилизация и почему он не может и никогда не сможет успокоиться ни в каком существующем общественном порядке?

Цель человеческого существования есть достижение счастья как максимального удовольствия и избегание страданий. Природное начало человечества - семейная группа, где безраздельно царит самый сильный самец, и любой другой изгоняется, если становится препятствием на пути его к удовольствию. Человеческая история начинается заговором детей против обожаемого и ненавистного отца. Он обожаемый, потому что единственный образец для подражания, а ненавистный, потому что перекрывает им путь к удовольствиям. Союз, или отряд братьев - первое человеческое сообщество. Оно демонстрирует свою силу как против отца, так и против любого отдельного человека. Ради его сохранения братья навязывают друг другу табу, запреты на возможное поведение, превращают убитого ими отца в объект общего поклонения, в тотем.

Табу и тотемы - первые образцы культурного super ego, которое, возводя преграды бессознательному, инстинктивному стремлению человека к удовольствию или разрушению, к уничтожению, канализирует человеческое поведение, загоняет его в рамки и тем самым делает возможным совместное проживание множества людей. Это и есть начало человеческой цивилизации, где вместо принципа удовольствия воцаряется принцип реальности. Удовольствия теперь не могут реализоваться мгновенно, но вынуждены откладываться, задерживаться, отыскивать, изобретать формы, не разрушающие совместную жизнь людей, следовать установленным в обществе принципам и нормам.

Однако чем дальше в прошлое отступает начало человеческой цивилизации, тем очевиднее становится, что возможности для человеческого счастья крайне редки, а несчастье испытать гораздо легче. Что помимо природных источников человеческих страданий, которые суть могущество стихийных природных сил, а также слабости нашего организма, его склонность к болезням, его обреченность на старение и распад, несчастье нам несут отношения с другими людьми, вернее, правила, которые регулируют эти отношения в семье, государстве, обществе. Те самые правила, которые создали сами люди и которые поэтому "должны быть защитой и удобством для каждого из нас". Но именно они демонстрируют несовместимость с нашим стремлением к счастью.

Фрейд отметает радикальные решения мировых религий, которые требуют отказа от счастья, смирения перед неизбежными страданиями ради некоего блаженства по ту сторону жизни. Он отметает их как иллюзии еще не покинувшего свое детство человека, потому верующего во всемогущество отца и возвеличивающего это всемогущество до бесконечности. Отбрасывает он и претензии социалистов искоренением частной собственности устранить главный источник человеческих несчастий на земле, этого, по его мнению, слишком мало для сколь-нибудь существенного уменьшения несчастий.

В фокусе внимания Фрейда противоречие между запросами индивида и группы. "Возможно ли достижение компромисса путем каких-то особых форм цивилизации, или этот конфликт неразрешим", - вот что важно. Противоречие коренится в самой природе индивида, и именно там надлежит искать возможность компромисса.

Индивид и группа, общество неизбежно противостоят друг другу, поскольку цели их противоположны: индивид желает, прежде всего своего личного, "эгоистического" счастья, а объединение с другими воспринимает как необходимое условие его достижения, как ограничение культуры. Цель общества, напротив, в объединении отдельных личностей, а счастье этих личностей на самой периферии его внимания. Фрейд отмечает: "Почти складывается впечатление, что процесс великого человеческого сообщества был бы вполне успешным, если бы не пришлось уделять внимание счастью индивида".

Эта борьба между индивидом и обществом за реализацию своих целей имеет место быть на протяжении всей человеческой истории и затихать не собирается. Однако конфликт протекает на территории эроса, любви, на языке Фрейда - "это полемика внутри экономики либидо, сравнимая с борьбой за распределение либидо между ego (Я) и объектами; она допускает возможность компромисса в индивиде". Компромисса между стремлениями к личному счастью и к объединению с другими людьми, а значит, позволяет надеяться на подобный компромисс и в будущем развитии цивилизации, "как бы эта цивилизация ни подавляла жизнь индивида сегодня".

Если бы противоречие исчерпывалось лишь борьбой личного счастья с всеобщим, эгоизма с альтруизмом, Фрейда можно было бы считать историческим оптимистом, пусть и осторожным. При этом направление общественного прогресса указано им весьма четко: "…цивилизация является процессом, цель которого объединить одиночные человеческие индивиды, а затем семьи, затем расы, народы и нации в одно великое единство, единство человечества. Почему это должно произойти, мы не знаем; работа эроса именно такова". Но в своей борьбе против других индивидов, против общества человек подталкивается столь же естественным, природным агрессивным инстинктом, инстинктом разрушения, уничтожения - танатосом, инстинктом смерти. Он, наряду с эросом, господствует в человеческом бессознательном и, следовательно, делит с ним господство над миром, и тогда ясен становится Фрейду смысл эволюции цивилизации: "Она представляет собой борьбу между эросом и смертью, между инстинктом жизни и инстинктом разрушения в том виде, в каком он выражается в роде человеческом. Эта борьба как раз то, из чего, в сущности, состоит вся жизнь, и эволюцию цивилизации можно, таким образом, рассматривать просто как борьбу за жизнь человеческого рода". Исход этой борьбы никак не выяснен, не определен, но именно он вынесет вердикт о месте и роли человеческой цивилизации в эволюции жизни вообще, если только кто-то об этом узнает.

Итак, у нас с вами произошло поверхностное знакомство с инстинктивизмом, который в качестве модели объяснения человеческого поведения предложил сведение его к природным инстинктам, к тем инстинктам, которые у человека есть, просто потому что он человек. У Макдугалла и последователей его это набор разнообразных инстинктов, которые мы подставляем под социальные действия людей и таким образом получаем объяснения их. Фрейд обошелся всего двумя инстинктами, но сам механизм действия инстинктов на человеческое поведение настолько неожиданный и поразительный, что психоанализ превратился в одну из самых главных парадигм, отличающих современный мир от мира классической научности, век ХХ (и XXI) от века XIX.

Однако у той и другой концепции есть общий недостаток с точки зрения контовской формулы "порядок и прогресс": социального порядка объяснение имеется, но о прогрессе либо никак, либо совсем неопределенно. Многообразие человеческой истории есть, по Макдугаллу, разнообразие социальных форм реализации природных инстинктов. Наиболее удачные из них для реализации врожденной природы человека закрепляются и распространяются, но вот осуществляется ли при этом прогрессивное развитие общества или нет - непонятно. Скорее в данном случае изменения в человеческом обществе бессмысленно рассматривать в терминах "прогресс-регресс".

Фрейд четко указывает на источник изменения общества: этот источник в противоречии индивида и норм окружающего его мира. Индивид всегда ограничен в реализации своих желаний этими нормами, желания представляют его энергетическую базу, они все равно будут пробивать и пробивают нормы и перестраивают их, но имеем ли мы при этом общий прогресс или регресс, трудно определить. Фрейд, пожалуй, "подвесил" этот вопрос в неопределенности.

Сейчас мы с вами остановимся на других психологических концепциях общественного порядка и прогресса, которые стали популярны даже ранее, чем концепции Макдугалла и Фрейда. Они были опубликованы в 90-х гг. XIX века и быстро обрели широкую известность.

Во-первых, познакомимся с концепцией Габриеля Тарда. Она получила название "теория подражания".

Теория подражания

Психология масс

Гюстав Лебон, современник Тарда, известность получил в те же самые 90-е годы. Был на два года старше Тарда, но прожил намного дольше, целых 90 лет. Он вполне заслужил характеристику человека широкой и разносторонней образованности: доктор медицины, путешественник, известный публицист, автор множества научных работ по физике, химии, психологии, социологии. Но славу ему принесли опубликованные почти одновременно книги "Психология народов" и "Психология толпы", где он сформулировал свою концепцию.

В ней много сходного с концепцией Тарда, но опора, основа у него совершенно иная. Это не психология индивидов или психология их взаимоотношений, а психология масс, народов, коллективная психология - вот главный объект его теоретизирования.

У его концепции есть внешняя цель, цель идеологическая, мировоззренческая, а не социологическая, не научная. Эта цель - обосновать принципиальное неравенство народов как неизбежный продукт эволюции. В этом смысле он созвучен с расово-антропологической школой, он даже именует народы расами, только расы эти различаются у него в первую очередь не антропологически. Фундамент различия народов (рас) совершенно иной - это слой психики, эмоций, коллективной психики, то, что обычно называется характером или духом народа. Интеллектуальный, разумный слой психики поверхностен и несущественен.

Главные характеристики коллективной психики, характера, духа народа - это, во-первых, бессознательность, иррациональность и, во-вторых, прочность, устойчивость. Психическая организация столь же устойчивая, сколь и анатомическая. Вот как он определяет ее содержание: "Люди каждой расы обладают, несмотря на различия их социального положения, неразрушимым запасом идей, традиций, чувств, способов мышления, составляющих бессознательное наследие их предков".

Национальный характер - это средний тип коллективной психики, присущий большинству представителей этого народа. Он определяет общепланетарную иерархию рас. Лебон делит расы на первобытные, к которым принадлежит традиционное население Австралии и Океании. Следующая ступенька - это низшие расы, к которым относятся негры. Еще ступенью выше располагаются средние расы: китайцы, японцы, семитские народы. И, наконец, на самом верху расы высшие, которые, разумеется, индоевропейцы.

История и эволюция приводит к тому, что высшие расы куда более разнообразны, внутренне иерархичны, чем расы низшие. Чем выше народ, раса, тем больше ступеней между лучшими и худшими в этом народе. В каждой высшей расе присутствует внизу слой, принадлежащих к низшим расам, наверху - элита, религиозная, нравственная, интеллектуальная, правящая. Между ними огромное большинство средних, именно они представляют характер расы, который определяет поведение индивидов, их поступки, определяет бессознательно, "за спиной" их сознания.

Из чего складывается этот определяющий поведение характер? Это, во-первых, наследственность, влияние вереницы предков, которое и создает характер народа. Как превосходный публицист, он броско формулирует преобладание наследственности: "Раса - постоянное существо, не подчиненное действию времени. Покойники суть единственные, неоспоримые господа живых. Они управляют неизмеримой областью бессознательного, которая держит под своей властью все проявления ума и характера. Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели"[15]. Этот характер, дух расы, определяющий стабильность порядка в обществе, для того, чтобы сложиться, требует столетий десять-пятнадцать.

Еще два фактора, которые влияют на поведение индивида, - это влияние непосредственных родителей, то есть наследственность в узком смысле, и воспитание, а также влияние среды. Однако влияние этих факторов куда менее существенно.

Итак, за стабильность, за порядок в обществе отвечает характер и дух расы - это то, что формируется очень долго и изменяется чрезвычайно медленно. Теперешние расы, по мнению Лебона, являются историческими, а не природными. Они складывались в течение многих столетий скрещиваением природных и, возможно, исторических рас при благоприятных условиях. Такими благоприятными условиями являются численный паритет скрещивающихся рас, сходство характеров рас и, наконец, длительность сосуществования в одинаковой природной среде. Первые два условия, фактора определяют саму возможность скрещивания рас, возможность возникновения новой расы. Если скрещивающиеся расы численно сильно различаются, то малочисленная раса просто растворяется в более многочисленной. Если встречаются принципиально несходные по характеру, по духу расы, то либо одна из них полностью подавляет другую, либо происходит отталкивание их друг от друга, либо уничтожение одной из них или взаимное уничтожение обеих. Таким образом, при невыполнении этих условий возможны различные ситуации, но, по крайней мере, плодотворное скрещивание невозможно. При наличии первых двух благоприятных условий пространством для рождения новой расы является общая природная среда, в которой постепенно формируется характер новой расы, ее духовный облик.

Теперь о том, что касается изменения порядка, изменений, которые претерпевают расы. Главные изменения - это изменения в коллективной психике, то есть в характере и духе народа. Факторы изменений, эволюции рас разнообразны. Это возникающие новые потребности, борьба за существование, действия окружающей среды, успехи знаний и промышленности, воспитание и ряд других. Однако главный фактор эволюции - это влияние идей. Производят эти идеи и способствуют распространении в массах, в народе те, кто принадлежит к элите расы, народа, элите духовной, политической, военной, но духовной в первую очередь. Ясно, что элита - это немногие. При нормальной естественной эволюции рас именно элита порождает новые идеи, общественные институты, из которых история данного народа отбирает то, что соответствует характеру и духу расы. Отсюда чрезвычайно важная роль духовной элиты в эволюции расы.

Эта элита у Лебона не является наследственной, в противоположность взглядам расово-антропологической школы. Одаренность элиты сродни биологическому уродству, встречающемуся в природе, потому она не передается из поколения в поколение. То есть наследники элиты обычно возвращаются к среднему для народа уровню, и на их место новые представители элиты, отмеченные уродством одаренности, выдвигаются из толщи народной.

Из множества идей, присущих народу, внимания в первую очередь заслуживают основные. Как говорит Лебон, их не более одной-двух для каждой расы, и они являются стержнем характера расы. Например, для средневековья характерны всего две главные идеи, которые подчиняют все остальное - это феодализм и религиозность. История происхождения этих главных идей, их господства, преобразования и отживания и есть история народа, расы. При этом идеи распространяются в народе вовсе не благодаря разумному обоснованию, доказательству, они убеждают людей, заражая. Рождаются в маленькой группе людей, заражают сначала их, а затем медленно, потом быстрее и, наконец, лавинообразно, подобно эпидемии, захватывают, заражают весь народ.

Он определяет взаимоотношение массы, народа и господствующих идей следующим образом: "По отношению к идеям мы только бараны, покорно идущие за вожатым, ведущим нас на бойню. Преклонимся перед силой идеи. Когда она уже достигла известного периода своего развития, то нет уже ни рассуждений, ни доказательств, которые могли бы ее победить. Чтобы народы могли освободиться из под ига какой-либо идеи, нужны века или насильственные революции, а иногда и то и другое"[15].

Видите, Лебон действительно очень хороший публицист. Пожалуй, как публицист он лучше, чем как ученый.

Идеи появляются, когда начинают формироваться расы. Их много разнообразных поначалу, пока некоторые из них не продемонстрируют свою силу, станут преобладающими и захватят массы. Именно их существование является смысловым центром духа народа, но существо их не осознается самим народом, массами, но только элитой. Это элита занята тем, что разрабатывает идеи, обсуждает, обосновывает, народ же воспринимает результаты этой деятельности бессознательно, принимая то, что сопрягается с глубинными слоями его психики.

Главные идеи, по мнению Лебона, религиозные. Они самые мощные по своему влиянию, самые способные к массовому заражению. Он полагал, что на рубеже XIX - XX веков происходит обветшание старых религиозных идей: "Мы живем в один из тех исторических периодов, когда на время небеса остаются пустыми. В силу одного этого должен измениться мир".

Теперь по поводу того социального образования, единства, которое является центром изменения - это толпа, мобильное социальное единство. Характеристика современной эпохи - это замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы. Необходимо подчеркнуть, что в обычный эволюционный период развития расы, народа это развитие происходит благодаря сознательной деятельности элиты. Она там чего-то выдумывает, а народ бессознательно отбраковывает, отбирает, что годится и что не годится. Таким образом происходят постепенные изменения в воспитании, образовании, социальных институтах, привычках, обычаях, традициях народа.

Теперешняя ситуация совершенно иная. Лебон говорит, что мы имеем дело с веком толп. Толпа - это новое по отношению к расе, народу существо. Ее основа - характер расы. В толпе обычно преобладает один народ, одна нация. Он дает классификацию толп, но его самого в первую очередь интересуют, как источник и двигатель изменений, толпы организованные и одухотворенные. То есть толпы, поглощенные некоей идеей, неким единым стремлением, страстью и организованные наличием вожака.

Новые характеристики толп по отношению к расе проистекают из следующих оснований: во-первых, безличность, всемогущество и безответственность толпы, то есть толпа настолько грандиозна и безлична, что человек в ней все ее огромное анонимное тело полагает своим собственным и поэтому ничего не боится. Он кажется себе всемогущим и бессмертным. Во-вторых, это склонность толпы к заразе. Этот термин "зараза" использует Лебон. Способность передавать идеи, эмоции практически мгновенно, предрасположенность к заражению. И третье, главное - это восприимчивость к внушению, которое порождает вождь, лидер толпы.

Отсюда возникают новые специфические характеристики толпы: бессознательность, поглощенность общими идеями и чувствами и стремление превратить эти общие идеи и чувства в действия немедленно. В зависимости от того, какие идеи и чувства могут быть внушены толпе, она может быть как преступной, так и геройской, как разрушительной, так и творческой. Однако, по мнению Лебона, разрушительные качества доминируют в толпе. Она сама по себе ничего придумать не может, она может только подхватить идею, брошенную в нее вожаком, лидером.

Вот это разграничение толпы и расы позволяет Лебону описать исторический круг жизни народа, расы, цивилизации. Народ, цивилизация рождаются как толпа, как некое случайное собрание людей под руководством вождей, лидеров. Затем в общих условиях природной среды происходит становление расы, рождение и подчинение расы главным идеям, затем с неизбежностью приходит старость как ослабление главных идей и вновь раса превращается в толпы. Этот цикл есть судьба всех народов: "Переходить от варварства к цивилизации, преследуя мечту, затем постепенно слабеть и умирать, как только мечта будет потеряна,- вот в чем заключается цикл жизни каждого народа"[15].

Таким образом, каждый народ проходит общий для всех цикл жизни: сначала его формирование из случайных толп, превращение в расу, которое занимает многие поколения. Смысловой центр психологического склада расы, народа - одна-две главные идеи, и этот центр для народа существует как бессознательный характер его, дух. Потом идеи начинают слабеть, вера в элиту падает, и раса распадается на множество сиюминутных толп, действующих под влиянием своих вожаков.

Лебон колеблется в определении смысла теперешнего времени. С одной стороны, он полагает, что исторические передовые расы уже сложились. Главная раса для него британская. Вслед за нею идут французы, германцы. И судьба их еще длинная, лидерами мира они останутся надолго. С другой - что мы находимся на этапе начавшегося упадка, умирания старых рас и возможного рождения новых. Причем стадия упадка, в отличие от стадии вызревания рас, по Лебону, может быть и скорой, произойти в одно-два поколения. Раса рассыпалась на толпы, дух, стержневые идеи утрачены, и народ исчезает.

Эта двусмысленность сохранилась у Лебона, он так и не мог определить, что на самом деле происходит. С одной стороны, обожествление британцев, уважение к французам, испанцам, немцам как сформировавшимся расам, которые способны нести символы передовой цивилизации еще долгое время. С другой - у него возникает ощущение, что они уже старые расы и подошли к такому пределу, за которым маячит скорый этап деградации, исчезновения и, следовательно, возникновения новых рас.

Нужно отметить, что хотя Лебон вовсе не расист антропологический, на технологию нацизма он оказал, пожалуй, самое сильное влияние. Он был первым и настоящим учителем технологии управления массами для Гитлера и его окружения. Нацисты поставили задачу, которая вполне осмысленна, по Лебону: создать новую расу, новый народ. Но естественный, растянутый на многие сотни лет процесс захотели заменить технологией изготовления новой расы за одно поколение. Для этого нужно не только не бояться толп, но создавать толпы, овладевать ими и вести их к светлому будущему сотворения новой расы. Метафизика расового подхода была заимствована нацистами у других мыслителей, в частности, у представителей расово-антропологической школы, а сама технология работы с массами, с толпами - она в первую очередь взята у Лебона.

На этом мы закончим обзор психологических школ в социологии. Теперь некоторые общие выводы и последствия для социологии господства психологии, психологического "засилья". Во-первых, психологизация социологии была нормальным явлением для рубежа XIX - XX веков. В этом смысле социология никак не выделялась среди других дисциплин. Волна психологизации накрыла многие науки. Во-вторых, психологизм пришел на смену натурализму, объясняющие модели которого престали устраивать исследователей социальных явлений. Простота и одномерность этих моделей, бывшая сначала достоинством натурализма, стала восприниматься как грубый схематизм, в силу этого малопригодный для объяснения столь сложных процессов как общественные. Психологизм предложил куда более тонкие, чувствительные объяснительные схемы становления порядка и эволюции человеческого общества. Психологические концепции, с которыми мы познакомились, за исключением, пожалуй, концепции Макдугалла, явно выделяются своей глубиной и вниманием к специфике человека по сравнению с концепциями натуралистических школ. Еще одним и главным результатом психологизации стало появление в качестве предмета социологии, в фокусе внимания ее, поведения людей. Главной целью социологии стало объяснение поведения людей, мотивации поведения индивидов, групп, масс этих людей. Ни у Конта, ни у Спенсера, ни в концепциях натуралистических школ собственно поведение людей в качестве проблемы не вычленяется и не рассматривается. Именно со времени господства психологических концепций социология становится поведенческой наукой, и позднее, когда господство психологизма осталось в прошлом, объяснение человеческого поведения остается важнейшей задачей любой социологической концепции.

Однако доминирование психологических концепций грозило социологии превращением в придаток психологии, в приложение науки психологии для объяснения явлений социальной жизни. Но это не единственная опасность, с которой столкнулась социология в конце XIX века: в философии были сформулированы альтернативные концепции объяснения порядка и эволюции общества. Мы познакомимся с двумя наиболее известными и влиятельными альтернативами.

Альтернативы позитивистской социологии

Примерно с 80-х гг. XIX века распространяется критика и опровержение социологии извне, из иных, непозитивистских философских концепций за натурализм, за метафизичность, за скуку традиционной уравнивающей стадиальности эволюции, за неоправданный оптимистический прогрессизм, за грубый схематизм и т.д. Первой из альтернативных позитивистской социологии философских концепций, с которой вы как-то уже знакомы, была марксистская концепция.

Социальная концепция марксизма