Основные факторы становления молодежи в качестве субъекта современной политической модернизации общества

Размещено на http://www.allbest.ru/

Основные факторы становления молодежи в качестве субъекта современной политической модернизации общества

Атабиева Зарема Алихановна,

старший преподаватель кафедры технологии социальной работы Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М.Бербекова

Мировой экономический кризис вновь поставил в повестку дня вопрос о гражданской активности и участии и, прежде всего, о социальной активности молодежи. С одной стороны, социальная активность рассматривается в контексте протестных настроений и социальной нестабильности, при этом молодежь всегда выступала как социальная группа, излишняя активность которой должна быть купирована и взята под особый контроль. С другой стороны, молодежь обеспечивает трансмиссию общественных отношений и выступает как носитель социальных инноваций, поэтому повышение социальной активности молодежи в период кризиса становится одним из условий поиска новых форм общественного устройства. Задача воспитания социальной активности как значимого интегрированного качества личности ставится и обсуждается как приоритетная различными государственными и общественными институтами. Социальная активность включается в дискурс повышения конкурентоспособности подрастающего поколения и рассматривается как фактор качества жизни. Социальная активность рассматривается как повышенное по сравнению с принятым в обществе или той или иной социальной группе участие в различных социальных практиках, направленных на общественное благо, таких как участие в общественных организациях и движениях, акциях, включенность в молодежные сообщества. При этом представление о том, что же представляет собой общественное благо, определяется теми или иными ценностями активистов и может быть диаметрально противоположным.

В советские годы задача формирования социально-активной личности молодежи была ключевой для коммунистического воспитания. Главным институтом для реализации задачи был Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи - единая и практически единственная в стране молодежная организация, охватывавшая в своих рядах более 60% юношей и девушек в возрасте от 14 до 28 лет. Единая организация основывалась и на единых подходах к молодежной работе, некой единой программе и общих технологиях, обеспечивающих по замыслу их авторов достижение определенного обязательного для всех уровня политической грамотности, нравственности, активности. Однако уже в советское время руководители комсомола поняли, что, во-первых, различные категории молодежи требуют различных подходов в воспитании, во-вторых, что далеко не все молодые люди становятся лидерами и социально-активными гражданами, для подавляющего большинства эти ценности не свойственны, и, наконец, в-третьих, что используемые технологии не эффективны вследствие своей формальности, оторванности от жизненных реалий.

В годы перестройки поддерживается широкий спектр различных молодежных инициатив, единый стандарт коммунистического воспитания заменяется на программно-вариативный подход, активно осваиваются новые социокультурные практики. Самороспуск всесоюзного комсомола в 1991 году и появление как на основе его осколков, так и на основе различных инициативных молодежных групп новых молодежных организаций привели к возникновению в нашей стране широкой палитры молодежных объединений. Однако в отличие от комсомола они охватывают в различных возрастных группах молодежи от 2% до 10% молодых людей. Во всех регионах сложился примерно одинаковый состав действующих молодежных общественных объединений, охватывающий молодежные организации основных политических партий, отделения Российского союза молодежи, скаутов, поисковые отряды и патриотические объединения, участников КВН. Параллельно возникает множество разнообразных неформальных групп и движений, активно использующих социальные сети для продвижения своих ценностей и рекрутирования единомышленников. К проявлениям социального активизма молодежи можно отнести и субкультурные сцены и сообщества. социальный молодежь инновация

Таким образом, молодежный активизм существует в различных формах, и возникает задача теоретического осмысления этого феномена. Молодежный активизм анализируется, как правило, в рамках изучения общественных движений. Первые попытки теоретического анализа активизма были сделаны с позиций психоаналитического, а точнее - психодинамического подхода. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что социальная активность является следствием невозможности разрешения внутреннего конфликта личности в рамках традиционных социальных институтов, прежде всего семьи, образования и церкви. Для молодежного возраста внутренний конфликт преобразовывается в конфликт идентичности и освоения социальных ролей, конфликт интимности и изоляции. Развернувшаяся в последнее время дискуссия о гендерных аспектах молодежного активизма в значительной степени подстегнула возврат интереса к психодинамическим подходам изучения социальной активности. В любом случае, психодинамический подход апеллирует к отдельной личности и ее проблемам, пытаясь через изучение отдельных активистов проанализировать сущность социальных процессов.

Парадигма коллективного поведения, более характерная для американской социологической школы, может рассматриваться как традиционная, она восходит к идеям Дж. Локка и Т. Гоббса о коллективном договоре и опирается на рассмотрение общества как объединения автономных субъектов^[1]. Общественное движение рассматривается как результат взаимодействия индивидов в специфических условиях социальной напряженности, недовольства, депривации, как иррациональный ответ на фрустрацию, разрядка психологической напряженности маргинальных групп и личностей. В рамках данной парадигмы можно выделить общие и специфические движения, последние в свою очередь могут быть революционными или реформаторскими, а также экспрессивные, направленные не на социальные изменения, а на экспрессивное поведение, соответствующие символы и ритуалы^[2]. Н. Смелзер также различает ценностно-ориентированные и нормо-ориентированные движения. На разных этапах развития общественного движения идеал социального активиста и, соответственно, роль лидера изменяется от агитатора на стадии социального беспокойства, харизматичного борца, героя или пророка на стадии общественного возбуждения до интеллектуального лидера - общественного деятеля на стадии формализации и администратора на стадии институционализации. Первые два типа лидера выполняют функцию мобилизации, а последние - функцию артикуляции, встраивания движения в институциональные структуры. Таким образом, парадигма коллективного поведения позволяет описать различные формы социальной активности^[3].

Парадигма коллективного действия или, иначе, мобилизации ресурсов, опирается на институциональный подход, связанный с именами А. Смита и Дж.С. Милля и оперирует понятиями успеха или провала, прибыли и затрат ^[4]. Представители этой парадигмы концентрируют свое внимание на движениях 60-70-х годов ХХ века (движение за права негров, антивоенное и антиядерное движение, студенческие движения, суфражизм и феминистское движение и др.). Они подчеркивают рациональный характер и нормальность общественных движений, именно это отличает коллективное действие от иррационального и спонтанного поведения. В рамках этой парадигмы различают организационно-экономическое направление, определяющее коллективное действие как всякую деятельность, направленную на создание общей ценности, потребляемой всеми членами общества, и историко-политическое направление, в рамках которого всякое движение есть тип конфликтного взаимодействия между властью и личностями, выступающими от имени социальной группы, не имеющей институционального представительства, подкрепляя свои требования публичными демонстрациями массовой поддержки. Для объяснения причин возникновения общественных движений сторонники парадигмы коллективного действия предложили понятие структуры политических возможностей, близкое к введенному В.И. Лениным понятию революционной ситуации ^[5]. Основным ресурсом общественных движений является участие в нем солидарно настроенных людей, процесс вовлечения (мобилизации участия) которых в движение осуществляется своего рода социальными технологами (антрепренерами) и получил название рекрутирования. Социальная активность, таким образом, выступает в значительной степени как антрепренерская деятельность и мотивирована стимулированием (как в форме той или иной материальной поддержки, так и поддержки вертикальной мобильности и других формах).

С точки зрения парадигмы коллективных действий, социальная активность молодежи не имеет своей специфики, а выступает как молодежная часть какого-либо иного движения (экологического, антивоенного, правозащитного, просветительского, политического и т.д.). Социальная активность молодежи, таким образом, осуществляется в рамках общественных движений, успех которых связан с достижением поставленных целей и/или признанием его лидеров и участников в качестве законного (легитимного) представителя той или иной социальной группы. Достигшее успеха и институционализировавшееся в организацию движение либо должно отмереть как выполнившее свою задачу, либо стать каналом для возможности все новых и новых поколений молодых людей воспользоваться результатами одержанной победы, поддержки сложившейся системы взаимодействия и созданной инфраструктуры. Лидеры, приведшие к успеху, получают формальные должности либо в органах власти и МСУ, либо в различных комиссиях и советах по молодежи, продолжая заседать там даже тогда, когда они вышли из молодежного возраста. Именно это мы наблюдаем сейчас в России: многие руководители молодежных объединений пришли в молодежное движение на волне 90-х годов и находятся уже в возрасте за 40 лет, но именно они в силу занятых ими позиций продолжают канализировать взаимодействие молодежных объединений и органов власти. Очевидно, что для многих из них интересы молодежи уже не совпадают с их личными интересами, не говоря уж об изменившихся запросах самой молодежи в условиях социально-экономических и политических трансформаций. Они все больше ощущают себя не лидерами движений, а администраторами, организаторами мероприятий, реализующими те или иные программы, т.е. антрепренерами, работающими на заказчика, которым чаще всего выступает государство или отдельные политические элиты (например, партии).

С другой стороны, инструментальное понимание общественных движений и, как следствие, социальной активности как результата своеобразной предпринимательской деятельности антрепренеров приводит также представителей власти к той точке зрения, что «нужные» движения и организации можно специально создать. Как следствие, возникают созданные «сверху» проправительственные организации в поддержку президента, губернатора, правящей партии и т.д. - это не только и не столько характерно для нашей страны («Идущие вместе», «НАШИ», «Местные» и т.п.), такие же движения весьма популярны в США, особенно перед выборами. При этом представители правящих элит начинают смотреть на любые проявления социальной активности как на результат деятельности кем-то нанятых и проплаченных технологов-манипуляторов, а не как на выражение ценностей и интересов их участников.

Подобную точку зрения мы можем наглядно наблюдать в России в последние годы. Все оппозиционные или даже инициативные, не организованные специально «сверху» объединения объявляются результатом деятельности антироссийских прозападных сил, при этом авторы подобных высказываний даже не утруждают себя доказательствами того, что те или иные организации были созданы западными эмиссарами или на зарубежные деньги. Основанная на утилитарной логике рыночных отношений и конкуренции и преимущественно исследовании общественных движений в США, концепция коллективных действий, как указывают ее многочисленные критики, не принимает во внимание внутренний мир человека, нерациональный характер действий, культурные особенности и другие факторы, выходящие за рамки т.н. индустриального общества. Она не смогла дать адекватный анализ общественных процессов 80-х годов ХХ века, что привело к распространению парадигмы «Новых общественных движений». Парадигма «новых общественных движений», или парадигма идентичности, развиваемая в работах Ю. Хабермаса^[6], Э. Гидденса^[7], А. Турена^[8] и др. апеллирует к макросоциологическим детерминантам, рассматривая общественные движения в качестве социальных субъектов и движущих сил исторического развития и опирается на анализ таких движений, которые ставят своей целью создание новой идентичности, новых общечеловеческих ценностей, в основе которых лежат ценности постиндустриального общества (правозащитное движение, движение за мир, экологическое движение, антиядерное движение, движение против ксенофобии за толерантность, антиглобалистское движение, движения местных сообществ и др.).

По мнению представителей рассматриваемой парадигмы, эти движения способствуют установлению новых отношений человека с самим собой, природой и социальным окружением, основанных не на принципах утилитаризма, а на идеях автономии, индивидуальности, уникальности, гармоничности, планетарности, самоидентичности. Организационной структурой движения выступают не иерархия, а сети, формальные отношения заменяются неформальными, структура становится подвижной и гибкой, она трансформируется в зависимости от актуальных задач через создание временных рабочих групп. Репертуар действий по преимуществу внеинституционален, участие в избирательных кампаниях или такие формы протеста, как забастовки, чрезвычайно редки. Целью социальной активности выступает создание и продвижение новой идентичности, причем эта идентичность рассматривается, в первую очередь, не в оппозиции к власти и государству, а в оппозиции к другим идентичностям и, соответственно, общественным движениям, которые и создают своеобразный «оппонентный круг». Цели движений понимаются участниками не в контексте частных интересов, а как задачи исторического прогресса, поэтому эффективность движений не может оцениваться в терминах успеха или поражения.

Новые движения, как считает Е.А. Здравомыслова, не только создают новые символы и значения, но и новые мировоззренческие системы, подвергая сомнению сложившуюся в период модернизации дихотомию: «государство» - «гражданское общество»^[9]. В отечественной научной литературе социальная активность молодежи рассматривалась преимущественно либо как политическая активность (участие в выборах, членство в общественных объединениях и т.п.), либо как культурная активность (принадлежность к неформальным молодежным движениям, субкультурным сообществам и т.п.).

В последние годы в связи с развитием добровольчества увеличилось количество работ, исследующих этот феномен, анализирующих мотивацию участия молодежи в добровольческом движении, принципы и формы организации молодежи. Добровольчество (волонтерство) - это участие людей независимо от возраста, расы, пола и вероисповеданий в мероприятиях, направленных на решение социальных, культурных, экономических, экологических проблем в обществе, не связанных с извлечением прибыли ^[10]. Теоретические основы современного понимания социальной активности молодежи заложены еще сотрудниками Научно-исследовательского центра Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ (позднее - Институт молодежи, ныне - Московский гуманитарный университет) в работах В.П. Мошняги, В.Ц. Худавердяна, В.А. Лукова и др.

Ключевым для понимания социальной активности выступает при этом потребность молодежи в усвоении и использовании прошлого опыта в новых, актуальных условиях, при этом процесс освоения выглядит нередко как отказ от этого опыта или конфликт с ним, но, в сущности, при этом речь идет лишь о способе усвоения. Фундаментальным основанием социальной активности выступает социальная субъектность молодежи. Социальная активность и молодежное движение как социальное явление выступают при этом проявлением одного и того же сущностного основания. Субъектность достигается через самодеятельность группового молодежного субъекта и через самодеятельность этого субъекта обеспечивается преемственность, т.е. молодежь участвует в процессе смены поколений. В.А. Луков справедливо ставит вопрос о допустимости экстраполирования личностных характеристик на деятельность группового субъекта, подчеркивая, что в молодежных движениях мы имеем дело с личностью молодого человека лишь косвенно, сама же специфика молодежного движения и, соответственно, социальной активности - именно в групповой деятельности^[11].

Е.Л.Омельченко и ее коллеги по научно-исследовательскому центру «Регион» полагают, что в качестве объединяющих факторов молодежного активизма выступают особенности жизненного стиля, отличающие людей и атмосферу данного сообщества от остальных. Молодых людей привлекает возможность в деятельности различных молодежных групп воздействовать (реально или лишь мнимо) на окружающий мир и людей, выразить свою индивидуальность. Привлекательность социально активной деятельности для молодых людей на внутреннем уровне основана на использовании практик, предлагающих нечто новое, необычное, дающее новые ощущения. Как только деятельность превращается в рутину и воспроизводит одно и то же, интерес к ней пропадает. Обязательной составляющей активного поведения выступает целеполагание, четкая и ясная цель сама по себе является мощным стимулом к действию, при этом сфера активности не имеет значения, поэтому не правомерно говорить о пассивности современной молодежи.

Таким образом, никакой молодежной специфики социальной активности молодежи не обнаруживается, т.е. если можно говорить о специфике формы выражения, которая проявляется в музыкальных вкусах, манере одеваться и т.п., то содержание взглядов, ценности не позволяют говорить о специфическом молодежном активизме. Молодежный активизм - это, прежде всего, возможность испытать те или иные поведенческие, ситуационные, общественные практики в более яркой, игровой, «быстрой», радикальной форме. Развивая эту точку зрения, можно сказать, что молодежный активизм есть своего рода включенное обучение социальным навыкам, где важно не то, что ты делаешь, а то, как ты это делаешь и какую ответственность ты несешь за свои действия.

Литература

1. Андреева Ю. и др. В фокусе - молодежный активизм // Поколения.net: Хроники событий. - Ульяновск, Издательский центр Ульяновского государственного университета, 2007.

2. Ачещенок СВ. Социальное добровольчество в России: состояние и перспективы развития // Ценностный мир современной молодежи. - М.: Социум, 1994. - С. 151-153.; Слабжанин М. Мозаика российского добровольчества. Факты, ресурсы и мнения. - М.: Московское отделение Совета по международным исследованиям и обменам IREX, 2003.

3. Блумер Г. Коллективное поведение / Пер. Д. Водотынского // Американская социологическая мысль: Тексты / Сост. Е. И. Кравченко; под В. И. Добренькова. -- М.: Изд-во МГУ, 1994. -- 90-115 с ISBN 5-211-03099-0

4. Гидденс Э. Стратификация и классовая структура // Социологические исследования. 1992. № 11.

5. Здравомыслова Е.А. Парадигмы западной социологии общественных движений. - СПб.: Наука, 1993.

6. Ковалева А.И., Луков В.А. Социология молодежи: Теоретические вопросы. - М.: Социум, 1999.

7. Ленин В. И. Государство и революция: учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции // Полное собрание сочинений. - 5-е изд. - Т. 33. - М.: Издательство политической литературы, 1974.

8. Мележик И. Н. Понятие, происхождение и природа государства в политическом учении Т. Гоббса // Актуальные проблемы истории политических и правовых учений. -- М., 1990.

9. Общая социология. Хрестоматия / Сост. А.Г. Здравомыслов, Н.И. Лапин; Пер. В.Г. Кузьминов; Под общ. ред. Н.И. Лапина -- М.: Высш. гик., 2006.

10. Павлова И.П. История экономических учений. - СПб.: Изд-во «Лань», 2001.

11. Смелзер Н. Социализация: основные проблемы и направления исследований // Социальная психология: Хрестоматия: Учебное пособие для студентов вузов / Сост. Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая. -- М: Аспект Пресс, 2003.

12. Хабермас Ю. Вовлечение другого: Очерки политической теории / Пер. с нем. Медведева Ю. С. под ред. Скляднева Д. А. -- М.: Наука, 2001.

Размещено на Allbest.ru