Полифония жестокости социального

Размещено на http://www.allbest.ru/

Полифония жестокости социального

В статье рассмотрены основные плоскости превращения прав человека как социальной ценности и юридическо-политического концепта в основания возможностей и условий, сужающие (а иногда и вытравливающие) социальные потребности, интересы, ожидания и ценности как отдельных личностей, так и социальных общностей. Исходя из этого, автором рефлексируются ценностные и экзистенциальные истоки, а также нравственные и глубинные антропологические содержательные смыслы прав человека. Жестокость ансамбля отношений неравенства, образующего социальное, очень часто лишает акторов в современных обществах реального обеспечения прав человека и глубинных нравственных позиций в целом. Выделяются и концептуализируются три плоскости полифонии жестокости социального, в которых субстанционально ограничиваются и самоопределяются социальные субъекты: социально-правовая, социально-политическая и межличностная, в том числе и сексуальная, сферы социальных отношений. Особое внимание уделяется плоскости близких межличностных и сексуальных отношений в обществах.

Ключевые слова: права человека, жестокость социального, плоскости социальных отношений, общества модерна (модерные общества), модернизирующиеся общества, социальные ценности, свобода, любовь.

Соотношение общественного и индивидуального издревле является философским вопросом. Социальное, вертикально и горизонтально пронизывающее, скрепляющее и упорядочивающее общественное, общество выступает всепоглощающими рассеянными и сопряженными друг с другом неравными статусно-ролевыми и ресурсными в целом по-зициями акторов (самых разных личностей и социальных общностей) в различных идейно-образных, дискурсивно регулируемых и предметно ориентированных отношениях между всеми людьми - правовыми, политическими, культурными, экономическими, этническими, религиозными отношениями, составляющими общественные отношения. Именно соотношение социального и личностного представляет собой фундаментальный вопрос социальной философии, теоретической социологии, социологии права и политической социологии с точки зрения рефлексии свободы как интегрального субстанционального качества общества как тотальной социальной системы.

От соотношения социального и индивидуального зависит все развитие человеческой цивилизации. Вопреки поверхностной и просвещенческой убежденности представителей либерализма и неолиберализма в примате индивидуального над групповым, коллективным, общинным, институциональным в обществах модерна, социальное - это тотальная и всепоглощающая, в том числе и индивидов, личностей и индивидуальностей, реальность. Полифоничная жестокость социального охватывает чуть ли не все сферы и области человеческого бытия в сети регулируемых и контролируемых различными формами власти неравных отношений и взаимодействий, направленных на извлечение и получение людьми разнообразных удовольствий, комфорта и удобств в обмен на сильные и крайне разветвленные зависимости.

Проблемная ситуация исследования заключается в полифоничном несоответствии естественно-правовых требований свободы личности, структурно определяемой через любовь, созидание, творчество, равенство возможностей и чувства долга (в ценностном и активно-деятельностном измерениях), реалиям социальных отношений и взаимодействий, жестоко (с нравственных и экзистенциальных позиций) погружающих как отдельных людей, так и целые социальные общности в безжалостную гонку за жизненным успехом, предполагающим доступ к эмоционально-чувственным, телесным, сексуальным, интеллектуальным благам и удовольствиям, а также к прагматичной пользе, связанной с реализацией потребностей и интересов, ориентированных на улучшение (с позиции социальных субъектов) условий и возможностей социальных сред своего обитания, свою самоактуализацию. Данная статья является социально-философской и теоретико-социологической работой одновременно, в ней сформулированы концептуальные основы дальнейшего изучения обозначенной проблемной ситуации в рамках теоретической социологии, социологии права и политической социологии.

Актуальность проблемы исследования состоит в необходимости достижения понимания в философском, научном, правовом, политическом и публичном дискурсах, являющихся способами выработки представлений о социальном мире и о мире вообще, а также совокупностями знаний об обществе и универсуме в целом, используемых в качестве форм знания-власти для оправдания власти перед социальными субъектами и ее применения, путей снижения нравственного и экзистенциального (интимно-духовного и душевного) напряжения между стремлениями акторов к подлинной свободе и жестокостью социального. Под подлинной свободой понимается интегральная характеристика социального, приводящая акторов не просто к жизненному успеху, но и к счастью в контексте их автономного следования нравственным ценностям, содержательно объединенными чувством долга. Полифоничная жестокость социального лишает различных людей и социальные общности возможностей, условий и перспектив обретения ими именно такой свободы.

Проблема должного и сущего в обществе особо артикулируется в древнегреческой философии. Необходимость единства частного и общего, гармонии между ними подробно рассматривается в древнеиндийской философии, в экзистенциальной философии, экзистенциальной психологии и психоанализе вопрос о смысле жизни человека в жестоком и чуждом для него социуме поднимается и анализируется довольно широко, в социологической концепции сверхсистем культуры Питирима Сорокина говорится о губительных для человеческой нравственности гедонизме и прагматизме модерных обществ, в социологической теории власти Мишеля Фуко выделяются и рефлексируются различные технологии власти, вовлекающие социальных субъектов в модерных обществах и в обществах, двигающихся в сторону их модели устроения, в жестокое пространство тотального контроля и надзора со стороны государственных, политических, коммерческих и некоммерческих структур социума, что обеспечивается дискурсами о правах человека и демократии.

Цель данной статьи заключается в описании и характеристике основных проявлений полифонии (понимаемой как содержательная, структурная и формальная множественность) социального в социально-правовой, социально-политической плоскостях общества, а также в плоскости близких межличностных отношений в обществе, включающих в себя и сексуальные отношения, а также в выделении и обозначении особо болезненных общих форм проявления жестокости социального в ракурсе экзистенциальных ситуаций.

Жестокость социального в правовой и политической плоскостях обществ

Во второй половине XX века общества модерна сформировались в Соединенных Штатах Америки, Канаде, государствах Западной и Северной Европы, ряде стран Центральной Европы (в Польше, Чехии и Венгрии данные общества возникли в конце XX века - согласно социологическому подходу Кристиана Херпфера), а также в Израиле,

Австралии, Новой Зеландии и Японии [1, с. 130-131]. в начале XXI века модерные общества сложились в Эстонии, Латвии и Литве. Причем среди прибалтийских стран выделяется Эстония, о чем, в частности, свидетельствует наличие с 2016 года у однополых пар узаконенной возможности заключать наряду с разнополыми парами гражданские партнерства. При этом гомосексуальные пары должны иметь узаконенное право на заключение брака, который, помимо прочего, предполагает право на усыновление ребенка (детей) как одного из партнеров, так и со стороны, что законодательно признано во многих модерных обществах. Под обществом модерна (модерным обществом) можно понимать всеобъемлющую социальную систему с юридически признанными естественными правами человека, наличием процедурной демократии, представляющей собой инструменты обеспечения и реализации прав человека в ракурсе вовлечения акторов в разнообразные формы зависимости. Также обществам модерна присущи следующие качества: противодействие государства социальной стигматизации и дискриминации; развитый политический плюрализм; юридически защищаемые поликультурность и поликонфессиональность в условиях полиэтничности; социально ответственная рыночная экономика; высокое качество образования, подтверждаемое образованностью и профессиональной компетентностью; обширное гражданское общество, стержнем которого выступают международные и национальные неправительственные организации.

Жестокость социального проявляется и в отсутствии инструментов реального обеспечения прав человека - в неразвитости или полном небытии в модернизирующихся и домодерных обществах процедурной демократии. Это образует выраженность жестокости социального в социально-правовой плоскости общества. Одним из ярких примеров отсутствия процедурной демократии является безработица, в Украине, а также в значительном числе других модернизирующихся стран поиск работы людьми, желающими трудиться, превращен преимущественно в самый настоящий розыгрыш и «развод» на деньги, затраты физических, эмоционально-чувственных, интеллектуальных сил и времени. Эти тяжелые социальные процессы и явления в Украине, России, Беларуси и целом ряде других переходных государств усугубляются тем, что большинство незанятых людей, мотивированных работой, имеют высшее образование (а некоторые из этих людей получили два высших образования и даже больше). При этом лишь незначительная часть безработных обладают не только каким-либо формально подтвержденным образованием (в частности, высшим образованием /высшими образованиями, учеными степенями), но и образованностью (теоретическими и прикладными компетентностями, креативностью и инновационным потенциалом). Без крепких личных связей и участия в финансовых социальных коммуникациях (часто состоящих из коррупционных взаимодействий) найти не только легальную и более или менее сносно оплачиваемую работу, но и нелегальную работу с присущим ей отсутствием каких-либо юридических гарантий той или иной оплаты труда становится в весьма значительном числе случаев невозможным, в более мягких формах эти тенденции бытуют и в обществах модерна (но непостоянные жители, люди, работающие нелегально, как правило, слабо защищены государством, законодательством и правоприменением).

В социально-политической плоскости как отдельные люди, так и социальные группы, сообщества, аудитории не борются за права человека, руководствуясь в массе своей не некими нравственными принципами и требованиями, а прагматичными желаниями обретения власти (и сопряженным с ней доступом к социально значимым ресурсам), известности и популярности, получения заработка, улучшения социальных возможностей и условий собственных сред обитания в социуме (структурируемых по идентичностям и социокультурным системам, сферам социальной активности и деятельности). Борьба за права человека в современных социумах прагматична и гедонистична по своей сути. Вера личности в права человека как в идейно-нравственную субстанцию, экзистенциальная причастность к ним, борьба отдельных людей и социальных общностей за права человека как восстание духа против проявлений несвободы и несправедливости в массовом сознании и даже в дискурсах современных обществ расцениваются как выражение наивности, а наивность обычно оценивается в публичном дискурсе в качестве центральной составляющей инфантильности, детскости, мешающей социальному выживанию и социальной адаптации акторов и превращающей их в «странных» чужаков.

Религиозную веру и церковь, а также этнический язык можно рассматривать как базисные основания этничности, поэтому их сохранение является крайне значимым способом «взвешивания» требований общественной модернизации с точки зрения личностно-ментальных качеств жителей той или иной конкретной страны. Еще следует учитывать социально-исторический прием, выработанный и воспроизводящийся тоталитарными политическими режимами, который заключается в социальном размывании религиозных и языковых основ этносов для укрепления властного надзора и контроля над ними, а также для их интеграции в привилегированный этнос. Гонения государств, основанные на неприятии религиозно-конфессиональных идентичностей и организаций, этнических языков являются одними из наиболее болезненных для развития этносов в качестве наций проявлений жестокости социального.

Жестокость социального в плоскости близких межличностных и сексуальных отношений, причастных к обществам

Особо изощренной выступает жестокость социального в плоскости близких межличностных отношений, которая включает в себя и сексуальные отношения, в надеждах и ожиданиях значительного числа людей именно эта область социальных отношений и взаимодействий может и должна быть «отдушиной» для человека, пространством, в котором человеческая личность может формировать и проявлять свою подлинную, ценностно-наполненную индивидуальность, в контексте сущего близкие межличностные и сексуальные отношения психологически, по сути, экзистенциально травмируют актеров, приводят их к окончательным разочарованиям в нравственных ценностях и проистекающих из них естественных правах человека. Окончательными циниками и правовыми нигилистами люди становятся именно из-за несчастной любви, разрушения семьи, отсутствия перспективы создания собственной семьи, предательств, сексуальной неудовлетворенности, агрессии (и физического насилия тоже), душевного одиночества, поверхностности и жестокости в целом в рамках близких межличностных и сексуальных отношений, взаимодействий.

Социальная ценность любви в современных обществах, как и многие другие ценности, искажена; ее подлинный смысл, связанный с творчеством, свободой, жертвенностью и чувством долга, подменен представлениями о преходящих удовольствиях, жгучей страсти и эмоционально-чувственной зависимости. Нередко искренняя любовь в исковерканных жестокостью социальных взаимодействиях и отношениях в целом воспринимается в массовом сознании и даже в различных дискурсах в качестве патологической зависимости, болезни, слабости воли, как нечто, делающее человека смешным и униженным. Часто человек, чья душа еще не поглотилась без остатка гедонизмом и прагматизмом, жаждет любви, желает любить и быть любимым, причем уже становятся маловажными личные качества того человека, с которым хоть в какой-то мере возможен любовный роман (при этом любовные искания личности могут охватывать одновременно двух и более человек). Владимир Набоков в своем романе «Лолита» описывает эту экзистенциальную бездну исканий такими словами: «Одиночество разжигало меня. Я нуждался в обществе и уходе.

Мое сердце было истерическим, ненадежным органом. Вот как случилось, что Рита вошла в мою жизнь» [2, с. 331]. Отдельные люди в силу сильной самостигматизации еще полагают, что они не «заслуживают» любви, что у них не может быть серьезных личных (в смысле любовных) отношений в силу наличия у них тех или иных заболеваний (например, вируса иммунодефицита человека, рака, туберкулеза, гепатита), их социального происхождения, социально-классовых и иных социально-статусных позиций в обществе. Но согласно христианским и либеральным нравственным представлениям о человеке все люди достойны обрести дар любви, который во многом открывает для человека дары свободы, счастья, творчества. Главное - верить в существование этих феноменов, являющихся вкупе и чувствами, и ценностями.

Полифония жестокости социального и генеалогия социальной стигматизации.

Особыми испытаниями для веры и любви, образующих вместе с чувством долга и творчеством подлинную свободу человека, являются социальная стигматизация (отторжение и неприятие определенных людей и социальных общностей, проистекающие из безнравственного по своей природе осуждения) и социальная дискриминация (ограничение и ликвидация возможностей акторов неправовыми способами, в том числе и через неправовые с точки зрения естественно-правовых концепций нормативно-правовые акты), подкрепляемые на индивидуально-психологическом и социально-психологическом уровнях самостигматизацией. Под покровом чувств вины и неполноценности самостигматизация активно внедряется в самосознание акторов (как отдельных людей, так и целых социальных групп) убогим и безнравственным по своей природе осуждением, исходящим как от повседневного знания и повседневных установок, так и от политического, правового, религиозного, психиатрического дискурсов, широко публично артикулируемых в обществе. На уровне повседневного сознания, а также в контексте публичного дискурса (что для модерных обществ уже является большой редкостью) присутствует социальная стигматизация людей гомосексуальной ориентации, бисексуалов и трансгендеров (среди трансгендеров прежде всего страдают транссексуалы). Социальная стигматизация данной социальной общности ЛГБТ (лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров) особенно сильна в модернизирующихся и домодерных обществах, в которых она перетекает в социальную дискриминацию, нередко юридически закрепляемую (это как раз одно из ответвлений неправовых законов). Очень трагичными являются социальное положение и социально-психологическое самочувствие людей, живущих с ВИЧ/СПИДом (вирусом иммунодефицита человека /синдромом приобретенного иммунодефицита), в модерных обществах ситуация с социальной стигматизацией и дискриминацией на институциональном уровне во многом решена, но в разрезе «бытовых» коммуникаций она все еще имеет место быть. Особо тяжелой является многомерная (например, двумерная, трехмерная и более) социальная стигматизация и дискриминация, то есть осуждение, притеснения, ущемления социального субъекта в правах человека одновременно по нескольким основаниям по причине его принадлежности сразу к двум или более социально уязвимым общностям. Примером может служить социальное положение ВИЧ-положительного гея, страдающего алкоголизмом, не имеющего работы и денежных средств для жизни. Трагично еще то, что внутри социально стигматизируемых и дискриминируемых групп «травят» осуждением, отсутствием эмпатии, агрессией, насилием и изоляцией «своих» же, например, ВИЧ-положительные геи не принимаются многими в среде гомосексуалов и в социальной общности ЛГБТ вообще [3]. При этом необходимо отметить распространенность психологического садизма и непрофессионализма среди психологов, психотерапевтов, психоаналитиков и психиатров. Социальная стигматизация и порождаемая ею социальная дискриминация, трагично и безжалостно загоняющие людей в разные «углы» и «темницы» жизни, являются одними из серьезнейших тотальных форм проявлений жестокости социального.

Множественность образов и стилей жизни полностью вписывается в контекст структурной гетерогенности обществ потребления, которыми являются общества модерна и модернизирующиеся общества. Очень часто для многих людей образы и стили жизни служат важнейшим способом симулирования собственных идентичностей и самости в целом. Социальные сообщества и круги, мода и досуговые практики служат «лоном» для образов и стилей жизни. Особо характерными являются гендерные образы и стили жизни, которые то смешивают, то разъединяют социально конструируемые маскулинность и фемининность. Например, мужчины-метросексуалы во многом обладают андрогинными чертами и качествами в рамках приближения маскулинности к фемининности, а сравнительно недавно обозначившиеся в качестве отдельной социальной категории людей мужчины-ламберсексуалы демонстрируют нарочитую брутальность и автономную мужественность в ареале отдаления маскулинности от фемининности, причем ламберсексуалами могут являться также геи, бисексуалы, транссексуалы feraale-to-raale (FtM) и даже транссексуалки raale-to-feraale (MtF). Гендер - это крайне пластичное социальное качество акторов, а наиболее социально адаптивной в информационных и постиндустриальных обществах, к которым относятся модерные общества, является андрогинностъ и мужчин, и женщин, и транссексуалов [4, с. 222-223].

Жестокость социального как источник экзистенциальных тупиков Рэй Брэдбери в своем романе «Смерть - дело одинокое» с помощью череды убийств одиноких людей, смирившихся со своим одиночеством, не верящих в то, что они обретут любовь спутника жизни, пребывающих в унынии и принятом ими несчастье, художественно иллюстрирует большую экзистенциальную опасность для человека жизни без любви и духовно наполненных близких личных отношений. Вот гневное обращение молодого писателя к серийному убийце: «Искали несчастных одиночек, - дыхание вырывалось из моей груди, как бой барабанов, - несчастных одиночек» [5, с. 348]. Экзистенциально одинокого человека (а им может быть и человек, состоящий в иллюзорных моногамных или полигамных интимных отношениях) подстерегают очень болезненные удары судьбы, которые со временем этот человек перестает ощущать, привыкая к ним. Люди теряют веру в любовь, во что-либо светлое вообще, теряя живые коммуникации друг с другом, отказываясь от чтения книг, что Рэй Брэдбери показал в своем романе «451 градус по Фаренгейту». Девушка Кларисса, фигурирующая в этом произведении, не принимает такого порядка вещей в обществе и высказывается следующим образом: «У меня нет друзей. И это будто бы доказывает, что я ненормальная. Но все мои сверстники либо кричат и прыгают как сумасшедшие, либо колотят друг друга. Вы заметили, как теперь люди беспощадны друг кдругу?» [6, с. 46-47].

Полифония жестокости социального охватывает также детство и юношество: отчуждение, тяжелые социальные условия, отсутствие любви и заботы ожесточают детей и подростков, а могут взрастить в них злых монстров. Так, Трумен Капоте в своем романе «Хладнокровное убийство», основанном на реальных событиях, произошедших в штате Канзас Соединенных Штатов Америки в 1959 году, иллюстрирует неимоверную жестокость двоих молодых мужчин, убивших семейство Клаттеров и сформированных социальными отношениями озлобленными и ощущающими себя обделенными, терзаемых ресентиментом (комплексным чувством, состоящим из обиды на общество, ощущения собственной слабости, чувства враждебности по отношению к сильным и успешным). Помощник капеллана Вилли-Сорока таким образом обращается к Перри, одному из дво-их несчастных молодых мужчин, описываемых в романе «Хладнокровное убийство»: «Ты силен, но у твоей силы есть порок, и если ты не научишься с ним справляться, этот порок станет сильнее твоей силы и нанесет тебе поражение. Что за порок? Бурная эмоциональная реакция, совершенно непропорциональная поводу. Откуда? Откуда этот неразумный гнев при виде тех, кто счастлив или доволен жизнью, откуда это растущее презрение к людям и желание причинить им боль? Ладно, ты считаешь их дураками, ты презираешь их мораль, их счастье - источник твоего разочарования и негодования. Но ведь это страшные враги, которых ты носишь в самом себе, - временами они смертоносны как пули. Только пуля милосердно убивает свою жертву, эти же бактерии, если дать им повзрослеть, не убивают человека, но ведут в своем кильватере плавучую тюрьму для истерзанного и искалеченного существа: в его существовании еще есть огонь, но он едва теплится, поддерживаемый лишь голубыми язычками презрения и ненависти» [7, с. 68-69]. Трагизм ситуации главным образом вызван бездействием социальных институтов и социальных организаций, институтов гражданского общества. Сверх того, и дети, живущие в несчастье, и экзистенциально искалеченные в детстве взрослые люди стигматизируются и дискриминируются.

Выводы

социальный ценность личностный

Стремление к правам человека в модернизирующихся обществах, к которым относится и современное украинское общество, зачастую расценивается в массовом сознании этих обществ как детская наивность, а в обществах модерна - в качестве потребительской активности. Вопреки патетическим просвещенческим представлениям о правах человека как о некой «вещи в себе», являющейся самодостаточным благом, права человека являются одной из главных «мишеней» жестокости социального; чем больше прав человека признано в позитивном праве, тем в более серьезные зависимости от государственной, экономической, образовательной, научной, религиозной и иной власти попадают акторы (как отдельные индивиды, так и социальные общности), в рамках возвышенных философско-правовых идей права человека субстанционально проистекают из абсолютных нравственных ценностей, в первую очередь из свободы, чувства долга (ответственности), равенства возможностей, справедливости, толерантности, уважения человеческого достоинства. Права человека и абсолютные нравственные ценности - это дар Бога или высшей реальности согласно естественно-правовым концепциям.

«Закрепощение» акторов через зависимости от возможностей и условий получения доступа к разнообразным формам удовольствий (душевным, сексуальным, телесным, интеллектуальным, материальным), реализации прагматичных потребностей, интересов и ожиданий порождается правами человека и является «ядром» проявлений жестокости социального во всех плоскостях и срезах социума. Свобода в обществе есть несвобода, поскольку в социальных факторах и социальных фактах она разбивается на права человека.

Чувства одиночества, безысходности, отчаяния, неверие в любовь, дружбу, счастье, успех (в гармоничном его понимании, исключающем сугубо потребительское истолкование), верность и преданность любимого человека, родственников и вообще близких людей являются доминантами в экзистенциальном состоянии людей, которые не только на бессознательном уровне ощущают и чувствуют, но и на уровне своего сознания понимают и рефлексируют жестокость социального во всей ее разветвленной полифонии.

Стратегии выживания и адаптации индивида в социуме предполагают сокрытие им многих своих душевных качеств ради их сохранения, а вообще данные стратегии рассчитаны на утрату индивидуумом собственной экзистенциальной самотождественности, смещающейся в лучшем случае в человеческое бессознательное, а в худшем случае - в небытие. Трагизм ситуации поразительно усиливается тем, что сфера близких межличностных отношений, включающая в себя и сексуальные отношения, превращается по большей части в одну из функциональных подсистем рационализированной всеобъемлющей социальной системы, образующей общество. Социализация ошеломляюще изымает из человека его душу, превращая его в единицу, не обладающую свободой воли, свободой выбора и свободой действий. Данные процессы зародились в модерных обществах, распространяются в модернизирующихся обществах, но они в разной степени встречают сопротивление в тех этнических культурах и тесно связанных с ними религи-озных конфессиях, которые вовлечены в глокализацию (автономизацию, регионализацию) больше, чем в глобализацию (например, арабские, тюркские, восточнославянские культуры, а также ислам, православие, старообрядчество). При этом модерностъ общества, пусть и в различных формах несвободы в сущем, предполагает свободу в качестве должных нравственных ценностей и прав человека в правовой, политической, культурной, философской и научной, религиозной, экономической, межличностной и других сложных составляющих общества.

Литература

социальный ценность личностный

1.Херпфер К. Новый индекс демократии. Демократизация общественности в пятнадцати государствах Европы (1991-1998) /Кристиан Херпфер //Социология: теория, методы, маркетинг. - 2001. -№3.-С. 123-150.

2.Набоков В. Лолита /Владимир Набоков ;пер. с англ, автора. - СПб. :Азбука-классика, 2010. - 416 с.

3.ВИЧ-аут /Жизнь с ВИЧ //Парни ПЛЮС [Электронный ресурс]. - Режим доступа :https:// pamiplus.cora/hiv-life/vich-aut/.

4.Seidraan S. The social construction of sexuality /Steven Seidraan. - 3rd edition. - New York :W. W. Norton & Сошрапу ;London :W. W. Norton & Сошрапу, 2015. -301 p.

5.Брэдбери P. Смерть - дело одинокое /Рэй Брэдбери ;пер. с англ. И. Разумовской, С. Самостреловой. - М. :Эксмо ;СПб. :Домино, 2010. - 384 с.

6.Брэдбери Р. 451° по Фаренгейту /Рэй Брэдбери ;пер. с англ. Т. Шинкарь. - М. :Эксмо ;СПб. :Домино, 2013. - 240 с.

7.Капоте Т. Хладнокровное убийство /Трумен Капоте ;пер. с англ. М. Гальпериной. - СПб. :Азбука-классика, 2008. - 480 с.

Размещено на Allbest.ru