Тенденции развития социально-экономического неравенства в постсоветской России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тенденции развития социально-экономического неравенства в постсоветской России

Соболев Э.Н.

Соболева И.В.

На протяжении последних двух десятилетий появились многочисленные исследования проблемы социально-экономического неравенства в трансформационных экономиках, в том числе на постсоветском пространстве и в России (Atkinson and Micklewright 1992, Silverman and Yanowitch 1997, Milanovic 1998, Mitra and Yemtsov 2006, Medvedev et al. 2007, Шевяков и Кирута 2009, Римашевская 2002 и 2012). Однако в немногих сугубо количественных исследованиях неравенство сводится к его монетарному аспекту - дифференциации доходов и заработной платы. Между тем, это явление носит более объемный, многомерный характер. социальный экономический неравенство

Социально-экономическое неравенство вбирает в себя неравенство возможностей и неравенство монетарных и немонетарных результатов их реализации (Sen 1999, Standing 1999). Исследуют прежде всего поддающиеся количественному определению проблемы дифференциации доходов и оплаты труда. Но, на наш взгляд, в современной России не менее, а возможно и более важны немонетарные аспекты неравенства и прежде всего неравенство возможностей. При этом немонетарные аспекты плохо поддаются квантификации. Именно неравный доступ к нематериальным ресурсам, играющим ключевую роль в условиях становления экономики знаний, не позволяет наименее благополучным слоям населения воспользоваться возможностями, открывающимися в связи с глобализацией.

В России социально-экономические преобразования привели не только к обострению неравенства, но и к перераспределению относительной значимости его немонетарных и монетарных составляющих. В советский период монетарное неравенство имело жестко ограниченные пределы. Преобладание государственной собственности и ограничение частной инициативы создавало мощный экономический барьер для расслоения по доходам. В отсутствии существенных доходов от собственности и предпринимательства основным источником денежных поступлений выступала заработная плата.

Правила и механизмы установления заработной платы также действовали в направлении сдерживания неравенства. С одной стороны, ее общий уровень был относительно низким. С другой - установленная государством минимальная заработная плата превышала прожиточный минимум почти в 1,5 раза и обеспечивала доступ хотя и к низкому, но социально приемлемому уровню потребления базового спектра благ и услуг. Величина прожиточного минимума законом не утверждалась, но использовалась государственными органами как отправная точка для определения размеров минимальной заработной платы.

По данным Росстата, на старте реформ коэффициент Джини по доходам составлял лишь 0,260, а коэффициент Джини по заработной плате - 0,317. Оба индикатора были ниже, чем в большинстве развитых стран Запада, и существенно ниже, чем в развивающихся экономиках, таких как Бразилия, Колумбия или Чили.

И без того весьма скромные масштабы дифференциации доходов дополнительно смягчались благодаря наличию негласного социального контракта, гарантирующего бесплатный или существенно дотируемый доступ к основным социальным благам - образованию, медицинскому обслуживанию, культурным ценностям, жилью, пенсионному обеспечению. Государственная политика в сфере образования способствовала не только интенсивному накоплению человеческого капитала, но в не меньшей мере выравниванию возможностей людей. Образование успешно справлялось с ролью социального лифта, способствуя смягчению различий между представителями различных слоев и групп населения.

В советской экономике, характеризовавшейся низкими и относительно равномерными заработками, индивидуальное накопление в среднем приносило небольшую денежную отдачу, а во многих случаях не приносило ее вовсе . Однако хорошо работала система косвенных стимулов. Получение каждого следующего уровня образования приносило ощутимый неденежный выигрыш, открывая новые возможности, связанные с карьерой, повышением профессионального статуса, условиями и режимом труда и т.д. Учитывая, что механизмы удовлетворения многих потребностей были полностью или частично выведены за пределы рынка, индивидуальный выбор в пользу продолжения обучения являлся не только социально поощряемым, но и экономически рациональным.

Таким образом, система сочетала эгалитарное распределение и низкий уровень неравенства с мощными стимулами к получению образования, накоплению человеческого капитала. Престиж образования был достаточно высок, чтобы выявить таланты, качество - чтобы их развить, а закрытость страны препятствовала их оттоку за пределы национальной экономики. Эта искусственная ситуация была окончательно разрушена в 90-е годы прошлого века.

С наступлением постиндустриальной эры, запустившей глобализационные процессы, все изменилось. В мире, где решающим фактором конкурентоспособности становятся инновации, формируются новые требования к профессиональным и личностным качествам работников, плохо совместимые с уравнительно-патерналистскими ценностями и ограничениями экономической свободы, присущими централизованной плановой экономике. Наряду с сугубо профессиональными навыками, необходимыми условиями успешной экономической деятельности становятся такие качества как инициативность, ответственность, способность принимать решения в условиях неопределенности, готовность к риску и т.д. Эти новые вызовы означали необходимость социально-экономических реформ.

Факторы усиления неравенства в период экономического спада

Реформы преследовали двойную задачу: перестройки социально-экономической системы и адаптации к конкурентным требованиям глобальной экономики. К сожалению, стратегия решения этих задач была сформирована под сильнейшим политическим влиянием неолиберальной экономической парадигмы, институционализированной в принципах оплота глобализации - Вашингтонского консенсуса. Она состояла в максимальном расширении поля рыночных отношений путем быстрого сужения сферы влияния государства и ускоренной приватизации экономики. В условиях монополизации экономики, масштабных структурных диспропорций, неразвитой инфраструктуры и разрыва налаженных в советский период хозяйственных связей рыночные силы породили деформированные отношения конкуренции. Поэтому стоимостные механизмы способствовали не преодолению, а напротив, закреплению и углублению диспропорций.

Результатом стихийного рынка стал системный кризис, разрушение трудовых и социальных гарантий, снижение качества занятости, обострение проблемы бедности и деградация системы потребностей широких слоев населения. Реформы породили беспрецедентный рост неравенства как монетарного, так и немонетарного.

Нарастанию неравенства способствовали несколько групп факторов. Первая из них связана с изменением структуры денежных доходов. В их составе резко возросла доля практически отсутствовавших ранее источников - доходов от предпринимательской деятельности и доходов от собственности.

В результате поспешной и плохо подготовленной приватизации основная часть собственности была присвоена небольшой группой людей - в основном принадлежавших к бывшей советской «номенклатуре» (Hedlund 2001, Glinkina 2005). К сожалению, до сих пор недоступны официальные статистические данные о распределении доходов от собственности в разрезе различных групп населения. Однако по имеющимся экспертным оценкам, в структуре доходов примерно 35% населения доходы от собственности отсутствуют вовсе, в то время как около половины этих доходов сконцентрирована в руках одного процента населения (Березин 2006).

Еще одной тенденцией первого десятилетия реформ стал рост скрытых доходов от собственности. По мнению экспертов, резкий рост доли десятой децильной группы работающего населения, получающей наиболее высокую заработную плату, в том числе ее быстрый отрыв от девятой децильной группы, в период с 1993 по 1997 гг. отражает тот факт, что заработная плата наиболее высокооплачиваемых работников в значительной части представляла собой скрытые прибыли корпораций. За этот период доля управленческого персонала среди представителей десятой децильной группы по зарплате увеличилась с 25% до 42%, в том числе доля топ-менеджеров с 10% до 26%. Этот тренд справедливо характеризуется как «великое перераспределение доходов» от рядовых работников к менеджерам в результате усиления эксплуатации труда. Не менее существенно и то, что на протяжении экономического спада реальная заработная плата испытала значительно более серьезное падение по сравнению со среднедушевыми реальными доходами. Соответственно, падение уровня и качества жизни большинства населения, живущего в основном на заработную плату, было значительно глубже отражаемого средними показателями.

Вторая группа факторов связана с изменением качества и структуры занятости населения. На первый взгляд, кажется, что экономическая либерализация привела к позитивным изменениям. Возрастание доли занятых в секторе услуг приблизило соотношение занятых в крупных секторах в России к соответствующему соотношению в наиболее развитых странах. Именно эта тенденция обычно выдвигается неолиберальными экономистами в качестве аргумента, подтверждающего прогрессивный характер преобразований социально-трудовой сферы (Вишневская, Лифанова и др.).

Однако изменение соотношения занятости в крупных секторах - формальный, малоинформативный критерий. Для содержательной оценки тенденции развития структуры занятости существенное значение имеют два взаимосвязанных обстоятельства: причины, повлекшие за собой те или иные изменения, и конкретное наполнение крупных секторов. В отличие от развитых стран в России сокращение доли занятых в промышленности было вызвано не насыщением потребностей в ее продукции, а кризисным спадом производства, всегда в наибольшей степени затрагивающим индустриальный сектор. В структуре промышленности наблюдались отчетливые регрессивные сдвиги. При увеличении доли занятых в сырьевых отраслях (с 12,5% в 1990 г. до 21,2% в 1998 и 25,0% - в 2000 г.) сокращалась доля отраслей, где, в первую очередь, материализуется НТП - машиностроения (с 38,2% в 1990 г. до 30,1% в 1998 и 26,7% - в 2000 г.) и легкой промышленности, направленной непосредственно на удовлетворение конечных потребностей (с 10,9% в 1990 до 6,7% в 1998 и 6,0% - в 2000).

Эти сдвиги в структуре занятости в целом отражали тенденции изменения структуры ВВП. Производство основных продуктов питания и товаров массового спроса на душу населения существенно сократилось, и даже с помощью импорта массового насыщения базовых потребностей достигнуто не было. При очевидной недостаточности объемов внутреннего производства материальных благ и услуг для удовлетворения текущих потребностей населения, работники вынужденно покидали промышленность в поисках заработка.

Рост занятости в третичном секторе происходил, прежде всего, за счет торговли, управления и банковской деятельности, доля которых увеличилась более чем в полтора раза. Удельный вес отраслей нематериального производства, обеспечивающих качество экономического роста - генерирование нового знания и распространение информации, накопление человеческого капитала, и предъявляющих спрос на наиболее квалифицированную рабочую силу - устойчиво сокращалась. Таким образом, за благоприятными, на первый взгляд, тенденциями стоял тревожный процесс примитивизации занятости.

Ухудшение структуры занятости сопровождалось не только троекратным снижением реальной заработной платы, но и ее перераспределением в пользу тех немногих отраслей национальной экономики, которым глобализация пошла на пользу - топливно-энергетического комплекса и финансовой деятельности. Средняя заработная плата в топливных отраслях превышала соответствующий показатель для легкой промышленности, образовании и здравоохранении в 4-6 раз, а если принять во внимание характерные для этого периода многомесячные задержки заработной платы, разрыв был еще больше.

В результате обострилась проблема «работающих бедных». Причем российские особенности бедности работающего населения дополнительно способствовали усугублению несправедливой дифференциации доходов домохозяйств. Во-первых, в отличие от стран Западной Европы и США, в России низкие заработки работника значительно реже компенсируются доходом других членов семьи. Как официальные, так и независимые источники свидетельствуют, что факт низкой заработной платы в большинстве случаев означает для работника и низкий уровень среднедушевых доходов. Согласно обследованию социальной защищенности населения в 2002 г. три четверти низкооплачиваемых работников имели среднедушевой доход в семье ниже прожиточного минимума, в то время как для работников с заработком выше прожиточного минимума соответствующая доля была лишь около трети. В доходной части бюджета домохозяйств работников с низкой заработной платой существенную долю составляли не только заработки других членов семьи, но и социальные выплаты и пособия. Кроме того, им чаще приходится прибегать к помощи родственников. Низкие заработки компенсировались другими доходами домохозяйства и не приводили семью к бедности менее чем для четверти работающих по найму.

Вторая особенность состоит в том, что недостаточность заработной платы была характерна отнюдь не только для малоквалифицированных работников, но и для многих специалистов с высшим профессиональным образованием, в основном занятых в бюджетном секторе. По данным того же обследования среди работников с заработной платой ниже прожиточного минимума 28,8% имели высшее, а 43,3% среднее специальное образование.

В целом на протяжении первого десятилетия реформ лишь немногим категориям населения удалось улучшить свое экономическое положение. При этом и данные официальной статистики, и независимые обследования свидетельствуют о том, что «хорошие» рабочие места, обеспечивающие относительно высокую заработную плату и приемлемый уровень социальных гарантий оказались сосредоточенными в немногих привилегированных секторах экономики и регионах страны. Наряду с упомянутыми выше топ-менеджерами, заработная плата которых включала скрытую прибыль, в числе бенефициариев реформ оказались работники успешно глобализировавшихся сырьевых отраслей и финансового сектора. Значительная часть привилегированных рабочих мест, успешно встроившихся в мировой рынок труда, сконцентрировалась в столичных регионах. Таким образом, к рубежу тысячелетий сектор экономики (отрасль) и место проживания стали определяющими детерминантами уровня заработной платы, оттеснив на задний план характеристики образования, квалификации, качества труда.

Наконец, третья группа факторов, способствовавших нарастанию неравенства, связана с разрушением системы социальных гарантий и либерализацией цен на товары первой необходимости. С началом реформ увеличение гарантированного минимума заработной платы безнадежно отстало от стремительного роста потребительских цен, прежде всего, на наиболее употребительные товары. Вплоть до 2001 г. минимальная заработная плата составляла менее 15% от официального прожиточного минимума. И это притом, что в 1992 г. прожиточный минимум был вдвое сокращен по сравнению с советскими временами, что позволило статистически сократить долю бедного населения с 70% до 33,5%.

Стремительная коммерциализация здравоохранения, образования и жилищно-коммунального хозяйства привела к тому, что огромная часть населения, в том числе работающего, оказалась не способной обеспечить даже базовые, наиболее насущные потребности. Рост цен на бытовые услуги привел к «натурализации домашнего хозяйства». По данным независимых обследований до 80% домохозяйств не могли себе позволить услуги прачечной, химчистки, ремонта одежды и обуви. 60% домохозяйств с детьми были вынуждены отказаться от услуг дошкольных учреждений.

Однако наиболее острой проблемой, резко усилившей неравенство возможностей на старте жизненного пути, стала коммерциализация образования. Сокращение государственной поддержки способствовало постепенному разрушению материально-технической и кадровой базы отрасли. В наибольшей мере этот процесс затронул массовые общеобразовательные школы, финансируемые преимущественно из местных бюджетов, которые обладают ограниченными возможностями самостоятельно зарабатывать средства через расширение коммерческих программ. В более благополучных регионах и, особенно, в столичных мегаполисах, привлечение средств населения и поддержка местных бюджетов позволяет создать ограниченное количество элитных средних школ, доступ в которые ограничен местом проживания и финансовыми возможностями родителей. В депрессивных регионах, малых городах и сельской местности учащиеся поставлены в заведомо худшие условия при получении среднего образования, что снижает их шансы получить среднее образование на уровне, позволяющем успешно участвовать в конкурсных экзаменах для продолжения обучения на бесплатных отделениях вузов. В то же время не только доля, но и абсолютная численность студентов, обучающихся за счет государства, постепенно сокращалась.

Таким образом, уже на уровне средней школы реформирование привело к распаду единой системы общедоступного образовании на элитарную и массовую при резком снижении средних «общественно-нормальных» параметров качества. Кроме того, в стране возрастает доля детей, очень рано перестающих посещать школу. Сегодня по разным оценкам от нескольких сот тысяч до нескольких миллионов детей не посещают школу в связи с ростом миграционных потоков, социальной беспризорностью и по другим причинам. Однако работа по выявлению детей, не посещающих школу, ведется только в некоторых регионах страны. В то же время сопоставление данных переписей 1989 г. и 2002 г. показало, что доля молодежи (от 15 до 24 лет), имеющей образование в объеме начальной школы и ниже, увеличилась с 5,6% до 7,4%. Еще 9,2% лиц в возрасте от 20 до 24 лет имеют лишь основное общее образование, что почти вдвое выше соответствующего показателя 1989 г. Таким образом, постепенно формируется значительный контингент функционально неграмотного населения, которому сложно адаптироваться в современном обществе, на производстве и в жизни.

Распространение платного образования не только подрывает принцип равной доступности, но и налагает на семейный сектор непосильную ношу. Для многих российских семей, прежде всего имеющих более одного ребенка, в которых закладываются предпосылки качества человеческого потенциала следующих десятилетий, оплата образования детей неизбежно будет сопряжена с недостаточным удовлетворением базовых потребностей: ухудшением питания, отказом от отпусков, и в конечном итоге негативно сказывается на здоровье.

Таким образом, уже на протяжении первого десятилетия реформ обозначились два главных направления, по которым проходило обострение социально-экономического неравенства. Во-первых, во-первых, усиление социально несправедливой и экономически неоправданной дифференциации оплаты труда. Во-вторых, отказ от базовых социальных гарантий, прежде всего, в сфере образования, что привело к росту масштабов социальной депривации и подрыву принципа равенства возможностей.

Второе десятилетие реформ: новые возможности и грани неравенства

Начавшийся на исходе последнего десятилетия прошлого века восстановительный рост подпитывался, прежде всего, растущими ценами на нефть, что означало усиление зависимости российской экономики от конъюнктуры мирового рынка. Тем не менее, быстрое пополнение бюджета страны открывало широкие возможности для выправления социальных диспропорций, накопленных в течение неблагоприятных лет, не только посредством поддержки доходов наиболее уязвимой части населения, но и путем расширения государственных инвестиций в поддержку социально значимых отраслей, что способствовало бы смягчению немонетарного неравенства и выравниванию возможностей представителей различных слоев и социальных групп российского общества.

Однако восстановительный рост привел в первую очередь к «реструктуризации» монетарного неравенства. В этот период обозначились две важные тенденции. Во-первых, падение реальной заработной платы сменилось ее ростом. Во-вторых, усилилась роль незарплатных факторов монетарного неравенства. Вплоть до начала последнего кризиса показатели дифференциации заработной платы и дифференциации доходов изменялись в противоположных направлениях. Существенное снижение дифференциации заработной платы сопровождалось некоторым ростом дифференциации доходов. Дифференциация доходов незначительно сократилась лишь с началом нового кризиса. Возможно, это сокращение было связано с возросшим в период кризиса объемом социальных трансфертов (в основном в рамках реализации антикризисных программ, предполагавших внушительную материальную поддержку безработных) при одновременном сокращении доходов от собственности и предпринимательства.

Сокращение разрыва в заработной плате наиболее и наименее оплачиваемых работников было достигнуто посредством поэтапного повышения официально установленного минимума заработной платы до социально приемлемого уровня, а также в результате повышения оплаты труда бюджетников.

На протяжении второго десятилетия реформ были достигнуты по меньшей мере два обнадеживающих результата. Во-первых, значительная часть населения была выведена из зоны бедности. Накануне разразившегося в 2008 г. кризиса доля бедных в населении составляла лишь 13,3% по сравнению с 29% в 2000 г. Опасения нового внушительного падения уровня жизни в связи с ухудшением экономической конъюнктуры не оправдались. В отличие от экономического спада 1990-х гг., последний кризис практически не оказал отрицательного влияния на оплату труда традиционно наиболее уязвимых слоев. Согласно официальным данным, средняя реальная заработная плата не испытала кризисного падения (лишь ненадолго приостановился ее рост). Задержки заработной платы были не велики и не затронули бюджетный сектор. Дополнительным амортизатором социальных последствий кризиса стало существенное увеличение размера пособий по безработице и упрощение процедуры его получения, а также масштабная программа субсидируемой занятости (по существу общественных работ). Основной удар пришелся по теневым выплатам, а также по малым предприятиям и неформальному сектору, оказавшимся вне зоны государственной поддержки. На фоне принятых мер доля бедных продолжала медленно сокращаться до 12,8% в 2011 г.

Следует, однако, подчеркнуть, что на сегодняшний день проблема работающих бедных все еще актуальна. Сопоставление прожиточного минимума с медианной заработной платой показывает, что трехкратное падение покупательной способности большинства населения в период первого десятилетия реформ не компенсировано до сих пор. Медианная заработная плата едва превышает два прожиточных минимума. По сути это означает, что семья полноценно работающих родителей с двумя детьми балансирует на грани бедности. Иными словами в условиях смещения кривой распределения заработной платы в направлении наиболее высокооплачиваемых работников, восстановительный рост благосостояния основной массы населения происходит значительно медленнее, чем это представляется при взгляде на стандартные среднедушевые показатели.

Во-вторых, укрепились позиции в сфере занятости основной массы квалифицированных работников, непосредственно не задействованных в успешно глобализирующихся секторах экономики - прежде всего специалистов бюджетной сферы, занятых в ключевых отраслях нематериального производства - в образовании, здравоохранении, культуре. Именно в этих отраслях на протяжении второго десятилетия реформ заработная плата росла наиболее активно, что привело к позитивным изменениям соотношения заработной платы по видам экономической деятельности. В то же время отрасли-бенефициарии глобализации продолжают оттягивать на себя львиную долю доходов, в то время как заработные платы специалистов социальных отраслей по-прежнему отстают от средней заработной платы по экономике.

В целом на протяжении второго десятилетия реформ бедность существенно смягчилась, но неравенство продолжает оставаться одной из наиболее острых социальных проблем. Постепенное снижение дифференциации заработной платы не только не приводит к соответствующему сокращению дифференциации доходов, но сопровождается расширением немонетарного неравенства, связанного с неравным доступом к ключевым общественным благам. Утверждения о важности социальных приоритетов в иерархии задач государства сопровождаются последовательным продвижением принципа платности в доступе к услугам образования, здравоохранения, культуры. В полном соответствии с неолиберальной парадигмой экономического мэйнстрима сторонники продвижения платных социальных услуг аргументируют это необходимостью максимально учитывать дифференцированные индивидуальные потребности, в том числе в нематериальных благах.

Результат легко предсказуем. Растущий рынок платных услуг открывает для хорошо обеспеченных слоев населения широкие возможности улучшения качества жизни, а также накопления человеческого капитала и других нематериальных ресурсов, повышающих индивидуальную экономическую конкурентоспособность. Хотя большинство родителей готовы были бы платить за образование детей, однако далеко не все способны выделить достаточное количество средств из семейного бюджета. Согласно данным обследования семей с детьми даже в Москве, где доходы существенно выше, чем в других регионах страны, а разнообразие вузов в пределах транспортной доступности очень велико, почти половина многодетных и четверть неполных семей определенно заявили, что не смогут оплачивать обучение детей в вузе.

Таким образом, развитие платного образования в перспективе может привести к формированию «ловушек бедности» и еще большему увеличению разрыва доходов и возможностей бедных и небедных семей.

Подводя итог, можно заключить, что глобализация способствовала росту неравенства, по меньшей мере, в силу трех обстоятельств. Во-первых, с ликвидацией «железного занавеса» не только в научном сообществе, но и среди политических деятелей получили распространение неолиберальные концепции, послужившие теоретической основой реформ. В результате чрезмерная опора на рыночные рычаги регулирования и сокращение государственных социальных гарантий привели не только к усилению дифференциации доходов и заработной платы, но и к возрастанию разрыва стартовых возможностей, что означает перспективу воспроизводства неравенства из поколения в поколение.

Во-вторых, либерализация внешней торговли и усиление открытости экономики дали импульс развитию ограниченного набора конкурентоспособных отраслей в ущерб остальной экономике, что не только усилило структурные перекосы, но и способствовало смещению факторов дифференциации оплаты труда с уровня профессионально-квалификационного потенциала, деловых качеств и трудовых усилий на мало зависящие от рядового работника факторы места проживания, сферы деятельности и экономической устойчивости предприятия.

Наконец, в-третьих, глобализация способствовала диверсификации возможностей занятости, что создало для некоторых категорий работников, прежде всего проживающих в крупнейших городах и экономически благополучных регионах значительно более благоприятные условия в сравнении с основной массой работающего населения. Таким образом, с одной стороны, глобализация открывает дорогу к индивидуальному экономическому успеху для относительно небольшой части населения - наиболее активного, либо волею судеб оказавшегося в нужное время в нужном месте. С другой - в отсутствие четких государственных гарантий справедливого доступа к основным нематериальным ресурсам, производимым в отраслях социальной сферы и приверженности принципу равенства стартовых возможностей, глобализация будет приводить к дальнейшему усилению неравенства.

Список литературы

1. Баскакова М.Е. Проблемы и права работников с семейными обязанностями // Права женщин в России. - М.: ИСЭПН РАН, 1998.

2. Березин И. ВВП, потребительский рынок и социальная стратификация в России. - М., 2006. - http://www.marketologi.ru/lib/berezin/income2005.html.

3. Бердсолл Н. Усиление неравенства в новой глобальной экономике // Вопросы экономики. - М., 2006. - № 4.

4. Вишневская Н.Т., Гимпельсон В.Е., Захаров С.В., Капелюшников Р.И., Коршунова Т.Ю., Кудюкин П.М., Малева Т.М., Полетаев А.В. Обзор занятости в России (1991-2000). - М.: ТЭИС, 2002.

5. Лифанова С.А. Настоящее и будущее сферы услуг в обществе // Медицина и образование в Сибири. № 6. - http://www.ngmu.ru/cozo/mos/article/text_full.php?id=195.

6. Медведев В. А., Горшков М.К., Красин Ю.А. Социальное неравенство и публичная политика. - М.: Культурная революция, 2007.

7. Овсиенко Ю., Петраков Н., Российская трансформация и ее результаты // Вопросы экономики. - М., 2004. - № 5.

8. Овчарова Л.Н., Попова Р.И., Токсанбаева М.С. Дифференциация доходов и тенденции нарастания бедности // Россия - 1998. - М.: ИСЭПН РАН, 1998.

9. Римашевская Н.М. Гендерные аспекты социально-экономического неравенства // Экономика и социальная политика: гендерное измерение. - М.: Academia, 2002.

10. Римашевская Н.М. Региональные особенности уровня и качества жизни ИСЭПН РАН. - М.: М-Студио, 2012.

11. Соболева И. Социальная защищенность работников на российском рынке труда // Общество и экономика. 2004. - № 7-8.

12. Токсанбаева М.С. Социальные интересы работников и использование трудового потенциала. - М.: Наука, 2006.

13. Шевяков А.Ю., Кирута А.Я. Неравенство, экономический рост и демография: неисследованные взаимосвязи ИСЭПН РАН. - М.: М-Студио, 2009.

14. Aisbett E. Why are the Critics so Convinced that Globalization is Bad for the Poor? NBER Working Paper No. 11066. Cambridge, MA: National Bureau of Economic Research. 2005.

15. Atkinson A.B., Micklewright J. Economic Transformation in Eastern Europe and the Distribution of Income. - New York: Cambridge University Press, 1992.

16. Bacchetta M., Jansen M. (eds). Making globalization socially sustainable. ILO - WTO, 2011.

17. Glinkina S.P. Outcomes of the Russian Model // Reality Check: The Distributional Impact of Privatization in Developing Countries. World Bank. 2005.

18. Gregory P. R., Kohlhase J. E. The Earnings of Soviet Workers: Evidence from the Soviet Interview Project // Review of Economics and Statistics 1988. - N 70.

19. Dollar D. Globalization, Inequality, and Poverty since 1980. World Bank, 2001. - http://www.sfu.ca/~akaraiva/e455/dollar-glob.pdf.

20. Dreher A., Gaston H. Has Globalisation Increased Inequality? ETH Working Paper No. 140. Zurich: ETH, 2006.

21. Hedlund St. Property without Rights: Dimensions of Russian Privatisation // Europe-Asia Studies. 2001. - N 53(2).

22. International Monetary Fund (IMF). World Economic Outlook: Globalization and Inequality. - Washington, 2007.

23. Milanovic B. Income Inequality and Poverty during the Transition from Planned to Market Economy. - Washington: World Bank, 1998.

24. Mitra P., Yemtsov R. Increasing Inequality in Transition Economies: Is There More to Come? World Bank Policy Research Working Paper No. 4007. - Washington: World Bank, 2006.

25. Sen A. Development as Freedom. - Oxford: Oxford University Press, 1999.

26. Silverman B., Yanowitch M. New Rich, New Poor, New Russia: Winners and Losers on the Russian Road to Capitalism. - Armonk, NY: Sharpe. 1997.

27. Standing G. Global Labour Flexibility: Seeking Distributive Justice. - London: MacMillan Press Ltd, 1999.

28. Wade R.H. Is Globalization Reducing Poverty and Inequality? World Development. 2004.

29. World Bank. Global economic prospects and the developing countries 2002: making trade work for the world's poor. - Washington: WB, 2002.

Размещено на Allbest.ru