Механизмы самоидентификации в пространстве массовой культуры

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

ФГБОУ ВПО «Российская Академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

Поволжский институт управления им. П. А. Столыпина»

Механизмы самоидентификации в пространстве массовой культуры

Л. С. Яковлев

В. В. Черникова

Аннотация

Задачи социокультурного анализа механизмов самоидентификации, социализации, необходимо приводят, в современных условиях, к необходимости осмысления воздействия на эти механизмы феноменов массовой культуры. Наиболее распространенным остается органичный реалиям индустриального общества подход, в соответствии с которым воздействия массовой культуры на индивида носят нивелирующий характер. Однако, наиболее популярные явления массовой культуры последнего десятилетия демонстрируют смещение системы ценностей в сторону нонконформизма, приоритета самореализации. Это обусловлено тем, что в обществе рисков разнообразие индивидуальных жизненных стратегий становится условием адаптивности общества в целом.

Ключевые слова: Самоидентификация, массовая культура, консьюмеризм, идеология, социокультурные общности, молодежная культура.

Самоидентификация представляет собой основу как социализации индивидов, так и консолидации сообществ. Обращение к ее социокультурным смыслам позволяет наиболее эффективно интерпретировать логику этих процессов. При этом их современная динамика в существенной мере определяется характеристиками массовой культуры.

Массовая культура рассматривается, обычно, как институт потребительского общества. Негативные коннотации понятия «консьюмеризм» связаны с возможностью превращения потребления в единственный механизм формирования личности, которое, при этом, определяется набором привнесенных извне элементов. Собственно, ничего радикально нового в этом нет: конструирование идентичности на религиозной, политической, идеологической основе тоже представляет собой элементарный процесс индоктринации, и даже включение индивида в научную деятельность означает, во многом, приобщение к формальным и неформальным правилам, регламентирующим не только взаимоотношения в научных сообществах, но и способ мышления.

Можно согласиться с Д. В. Ивановым: в оценке социокультурных смыслов постиндустриального общества правы, скорее, не классики теории постиндустриализма (Д. Белл, З. Бжезински, А. Тоффлер), а теоретики постмодерна, прежде всего, Ж. Бодрийар. Общество не может «удержаться» в модерне, неизбежно претерпевающем дальнейшую эволюцию -- к высокому модерну, или постмодерну, вопрос, скорее, градации оценок. Модернизация необходимо вызывает реификацию, социальные институты становятся автономной релаьностью, ценности перестают быть аутентичной реальностью, «референтом»; «знаки» не обмениваются больше на «означаемое», они замкнуты сами на себя (что, кстати, обессмысливает (в чистом виде) и демонстративное потребление по Т. Веблену). Самоподдержание социальной системы продолжается как симуляция, при этом сущность человека отчуждается не в социальную, а в виртуальную реальность. Точно так же и институциональный строй общества не ликвидируется, а симулируется, сохраняя, частично, атрибутику реальности, чтобы выполнять роль виртуальной операционной среды.[1]

Естественно, новые системы культурных взаимодействий предполагают новых субъектов. Самоуверенными индивидуалами называет представителей нового поколения Lynn Van Der Wagen.[2] Характерными признаками этого поколения Алексею Фоломееву видятся пренебрежение к традициям, вере, истории собственной страны вследствие разочарования в себе и обществе.[3]

Принципиально важно, при этом, что речь идет, собственно, о кардинальной реконструкции социальной реальности. Отказ от «больших нарративов» означает конец идеологий в классической форме. И нет необходимости в артикуляции вопроса, что придет идеологиям на смену, потому что ответ очевиден: конструкты, продуцируемые масс-медиа.

Во времена Х. Ортеги-и-Гассета казался не требующим доказательства постулат: массовая культура может влиять на общество только в плане его омассовления. Это оказалось еще одной иллюзией мира в тени «больших нарративов». Эффект омассовления действительно был, но порожден он не органическими свойствами массовой культуры, а ее зависимостью от идеологий. Было бы некорректно претендовать здесь на обсуждение вопроса, возможно ли, в принципе, не индивидуальное потребление продуктов культуры. Во всяком случае, о групповом потреблении, применительно к культуре, если и можно говорить, то совсем в ином смысле, чем в случае идеологии.

Однотипное восприятие не тождественно восприятию коллективному; даже самый простой художественный текст апеллирует к наборам ассоциаций, уникальным для каждого человека, в то время как идеология в принципе не может выполнять свои функции, если воспринимается всеми по-разному. Дело в различии функций: идеология должна мобилизовать людей на какое-то общее действие, а культурный продукт -- просто быть продан и принести прибыль. Поэтому идеологизация массовой культуры следствием имела возникновение феноменов сверхвысокой, но не долговременной популярности, а, в конечном счете, ведет к ее упадку. В частности, в СССР к 80-м годам именно так сложилась ситуация безусловного предпочтения населением зарубежной культурной продукции, несмотря на труднодоступность большей части ее образцов: местную массовую культуру убила идеология.

Что касается массовой культуры, развивающейся в условиях отсутствия идеологического диктата, ее мэйнстрим определяется, естественно, рынком. И, если «поколение I» предъявляет к ней определенный набор запросов, они удовлетворяются. Если массовое производство оказалось вполне способно на кастомизацию, странно было бы думать, будто массовая культура не удовлетворит спроса на идентичность всего лишь потому, что называется массовой. Герои Алексея Иванова, или Алексея Фоломеева, могут сколько угодно иронизировать над претензиями на уникальность обладателя одного из десятков миллионов iPhone: уникален не аппарат, а практики его использования, контент, стилистика самопрезентации. Напротив, именно уникальность вещи стирает уникальность владельца: в эпосе, зачастую, исчерпывающей характеристикой второстепенного персонажа служит принадлежность ему того или иного уникального артефакта. Сама по себе массовость фанатов таких культовых явлений, как пенталогия «Сумерки», ни в коей мере не говорит о невозможности для данного продукта массовой культуры обозначить тенденцию к индивидуализации.

Вопрос состоит в том, может ли мыслить себя индивидуальностью человек, трактуемый критической мыслью, как продукт массовой культуры, и какое место в этом его осознании своего «Я» занимает идентификация с поколением, как социокультурной общностью. По нашему мнению, поиск ответа на него может быть эффективным при обращении к феноменам массовой культуры. В данном случае, речь идет о цикле «Сумерки».

Сага «Сумерки» открыта в 2008 году фильмом Twilight Кэтрин Хардвик. В ноябре 2009 года выходит вторая часть, «Сумерки. Сага. Новолуние» (режиссёр Крис Вайц), в 2010 году -- «Сумерки. Сага. Затмение» (режиссёр Дэвид Слэйд, продюсер Крис Вайц. Первая часть «Рассвета» вышла 17 ноября 2011, вторая -- 15 ноября 2012 (режиссёр -- Билл Кондон). За время проката собрал в мире $384 997 808. Награды: MTV Movie Award 2009 в номинациях: «Лучший фильм», «Лучшая женская роль» (Кристен Стюарт), «Лучший прорыв года» (Роберт Паттинсон). Сериал создан по романам Стефани Майер. Все 4 части стали бестселлерами и переведены на 37 языков мира, в том числе на русский (издательство АСТ). По состоянию на 2010 год, общие продажи книг «Сумеречной серии» составляли более 116 миллионов копий.[4, 5, 6]

Естественно, как и другие культовые фильмы, «Сумерки» широко приставлены в разного рода зрительских обсуждениях. На сайте сериала «Дневники вампира» есть странный, на первый взгляд, материал с рассуждениями о том, почему эгоистичная, ненадёжная Белла (имеется в виду Белла Свон из сериала «Сумерки» - авт.), в подмётки не годится сильной, уверенной в себе Елене (Гилберт) (из «Дневников вампира»). Автор поста считает Беллу эгоистичной, поскольку та думает только о себе, хочет жить вечно с Эдвардом, ставя его выше своей семьи, рискуя больше не увидеть своих родителей. Другое дело, Елена, разорвавшая отношения со Стэфаном, чтобы оградить семью. По мнению автора поста, Белле сначала следовало хорошенько оттянуться с одноклассниками, а уж потом идти в вампиры.[7]

Этот комментарий демонстрирует успешность доминирующей модели социализации, адекватной, по сути, традиционным обществам. Логики тут искать бесполезно. Бессмысленно указывать на несообразность представлений о «сильном» человеке, шагу ступить не способном без папы с мамой: равно как и на то, что написанное мало отношения имеет в Белле Свон: она, как раз, более, чем самостоятельна, а вот «оттягиваться» с одноклассниками вряд ли способна, по причине отсутствия с ними близких контактов. Автор поста даже не задумывается о разрушительном смысле установки «ставить любовь к близким выше любви к мужчине», последовательная реализация которой, собственно, могла бы привести только к стагнации, как социальной, так и биологической. Подобным образом рассуждать могут лишь подростки, ориентированные, безальтернативно, на жизнь с родителями, на плечи которых полностью перекладывают все житейские проблемы, «понарошечную», в общем-то, жизнь, дополняемую подростковыми же романами, априори несерьезными, имеющими целью исключительно развлечение. Между тем, сказано: «оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей»; но подростки наши Евангелие не читали, они просто изучали в школе что-то про религию.

Семья начинается не с рождения (или доставки аистом) ребенка, автоматически становящегося центром Вселенной, а с выбора женщиной мужчины, мужчиной женщины. Разумеется, выбор этот предельно эгоистичен, в некотором смысле, антиобщественен -- во всех случаях, а особенно, в пространстве ценностей подростковой идеологии, начиная с того, что это просто выбор, предполагающий распад «тусовки» на пары. Даже в нетипичном случае, описанном Сальвадором Гарсия Руисом (фильм 2009 года «Castillos de carton», с Adriana Sofнa Ugarte Pardal в главной роли, рассказывающий о своеобразном любовном треугольнике, в который сошлись студенты Академии изящных искусств),[8, 9] девушка влюблена в двоих парней сразу, но, все-таки, не в целую кампанию. Эгоистичен выбор и потому, что, действительно, юноша и девушка делают шаг навстречу друг другу, оставляя свои семьи, так уж устроено, в европейской цивилизации. В «Сумерках» недаром занимают такое место аллюзии к «Ромею и Джульетте», как классической иллюстрации разрушения клановых связей во имя самоидентификации. Но именно с отречения от подростковой заемной псевдосоциальности начинается взрослая жизнь.

Можно ставить под сомнение тезис М. Мид о префигуративной культуре молодежи.[10] Но вряд ли можно отрицать очевидность необходимости адаптации социума к меняющимся условиям. Были эпохи, когда приемлемым казался темп изменений, позволявший старшим поколениям с уверенностью навязывать молодежи собственные стандарты, не слишком явно демонстрировавшие свою непригодность. Последние полвека подобные стратегии влекут за собой слишком явные негативные последствия. Еще в начале 60-х годов в Англии молодежный образ жизни воспринимался не просто как маргинальный, а как подлежащий коррекции. “Глушились" радиостанции, передававшие рок, за границами официально приемлемого дресс-кода оказывалась молодежная мода, а лига высоко-моральных тетушек вела войну против BBC. Десятилетием спустя подобные вещи становятся невозможными. самоидентификация массовый культура социум

Вопрос не в том, кто разрушил старый мир, The Beatles, или революция 1968 года; важно то, что он перестал существовать. Фильм «Забриски пойнт» фиксирует ситуацию накануне кардинального социокультурного поворота: взаимопонимание между поколениями невозможно, они уже говорят на языке стрелкового оружия; молодежная культура в целом, в глазах общества, равнозначна контркультуре, причем, если старшее поколение пытается строить и поддерживать бездуховный мир подчиняющих себе человека вещей, молодежь не способна ни на что, кроме секса и протеста. Будь общество действительно таким, нас уже не было бы вовсе. На деле и власть оказалась отнюдь не слепа, и молодежная культура отнюдь не контрпродуктивна. Именно она и определяет облик нашего мира; довольно сравнить аляповатую, убогую рекламу, зафиксированную в «Забриски пойнт» с образами, которыми оперирует промоушинг сегодня. Однако, далеко не все люди успевают за переменами.

У героев «Сумерек», Беллы и Джейкоба есть, собственно, одна главная способность: начинать с чистого листа. Только Джейкобу выпадает сразиться с традицией материализованной, предельно предметной, а Белле -- сказать миру «нет», когда мир делает вид, будто ее не слышит. И ее подлинная сущность пробивает себе дорогу сквозь условности и ложь, из которых соткан наш мир. Для нее фарсом оборачивается любой ритуал, от обыкновенного празднования дня рождения, или школьного бала, до свадьбы. Ее сексуальный опыт невероятно скуден не оттого, будто она полагает, единственное, что девушка может подарить избраннику, это ее невинность, а потому, что не хочет заводить бойфренда лишь затем, чтобы не выглядеть белой вороной. У нее начисто отсутствует пресловутый «инстинкт материнства», но, когда она понимает, что носит ребенка, то оказывается готова этого ребенка защищать против всего мира, любой ценой. Иначе говоря, она не заучивает заготовленные смыслы, чтобы жить по ним, а ищет смыслы сама.

Эту инаковость Беллы ощущают ее сверстники, читатели книги, зрители фильма. В наших интервью с выпускниками школ 2013 года фиксировались высказывания типа: “она пожертвовала собой ради любви к Эдварду? Да чушь. Причиной был не Эдвард, а она сама. Возлюбленный ее был только инструментом, который сможет вылепить из нее новую, абсолютно непохожую на прежнюю Беллу”, “собственно говоря, кто его спрашивал? Это же ее жизнь и она сама вправе распоряжаться своей ролью на этой земле. Но она изначально понимала, что ей скучно так жить. Словно она занимает чью-то чужую нишу, не здесь она должна быть, а где то в другом месте”. И даже: “ей помогал Джейкоб... он упорно борется за нее... пытается ее натолкнуть на саму очевидность... я должен быть рядом с тобой... а он... только и хочет забрать твою душу. Смешно, лично мне”. Смешно, потому что “все скучно и серо в жизни, а давай-ка я ее разукрашу, причем с помощью черного и красного цветов. И ведь в начале фильма все очевидно, Эдвард не намеревался быть с ней, фактически, она сама проявила стойкость, и я бы сказала, прыткость. А что поделаешь - типичная женщина”.

Многозначаще это утверждение нашего респондента. Довольно трудно представить себе мир, в котором все женщины похожи на Беллу Свон. И об очень многом придется задуматься, если принимать ее потенциальную типичность, как тенденцию. «Антипод самой обычной девушки», называет ее Эдвард, «она думала совершенно не так, как другие люди. Это, должно быть, и было объяснением тишины ее мыслей. Она была совершенно другой», размышляет он дальше. И дело вовсе не в высоком уровне амбиций; Белла удивительно непритязательна, в своих трениках («дырявые тренировочные брюки, которые обычно одевала в постель»), футболке, мятом свитере, купленных с двадцатипроцентной скидкой кроссовках, за рулем допотопного «пикапчика», не умеющая пользоваться чековой книжкой, накопившая «на колледж» полторы тысячи долларов, пользующаяся купленным Чарли по дешевке, едва ли не подобранным на свалке, компьютером (в фильме, впрочем, превратившимся во вполне приличный MacBook Pro), панически боящаяся подбирать наряды, с почти патологической неспособностью принимать подарки («как я могла принять те вещи, за которые мне нечем платить?», не ждущая ни от кого и дырявого колеса. Просто этой девушке дан талант видеть вещи такими, какие они есть, без мишуры. Ведь ее проблемы ни малейшего отношения не имеют к банальной неприкаянности молодежи заштатного городишки, она и по Финиксу (не столица мира, но город вполне конкурентноспособный), ходила, не касаясь асфальта. Она -- живое отторжение повседневности. Возможно, людям, критически относящимся к молодежной культуре, покажется непродуктивным такое нежелание адаптироваться к окружающей реальности. Но тот, кого в этой реальности все устраивает, никогда не станет менять мир к лучшему.

«Я всегда шла не в ногу», неожиданно говорит Белла Эдварду, когда он последний раз пытается отговорить ее от превращения в вампира, «дело не только в тебе». Быть нормальным человеком, значит -- таким, как Майкл Ньютон с Джессикой, беда которых не в заурядности, а в неспособности задуматься. Она готова быть с кем угодно - только не с теми, кто заставит ее жить обычной жизнью. Белла потому и вцепляется «мертвой хваткой» в Каллена, что он «не от мира сего». А когда бойфрэнд-вампир, как она себя уверила, ее бросил, разорвать круг одиночества Белла позволяет себе только с оборотнем. Джейкоб, «бесконечно влюбленный в жизнь» парень, с которым хорошо и на городской свалке, по колено в грязи -- потому что он настоящий, не как манекены, обученные ходить в школу (а потом на работу), в супермаркет, брать кредиты, покупать вещи, которые показывают по телевизору, смотреть этот самый телевизор; проживать жизнь, так и не придя в сознание. Манекены, среди которых Белла не хочет прожить свой век.

Важно не то, сколько тинейджеров сделает татуировку на щиколотке по мотивам «Сумерек», сколько школьниц будут пытаться стать похожими на Кристен Стюарт. Как всегда, кто-то поймет не так, а кто-то будет сидеть, и ждать чуда. Но, тоже, как всегда, будут и те, кто решится быть собой, вопреки всему. Им, впервые, попсовое кино подсунуло зеркало, в котором можно увидеть собственную непохожесть на других. И они сделали «Сумерки» самым популярным проектом десятилетия.

“Взрослое” общество упорно хочет смотреть на собственных детей через неправильно подобранные очки. Разумеется, среди них достаточно тех, для кого, к сожалению, искусство жить сводится к убогому набору примитивных формул - не они сами в этом виноваты. Но непредвзятый взгляд на новое поколение естественно фиксирует, как доминанту, и у старших поколений стремление понять стремительно меняющийся окружающий мир, дать ему свои собственные смыслы; так было еще во времена классического советского черно-белого кино “Доживем до понедельника” (тоже ставшего бестселлером), так оно остается и теперь.

Тезис о нонконформизме, становящемся одним из формообразующих признаков для феноменов массовой культуры, возможно, звучит парадоксально. Но, в действительности, нонконформизм вполне может быть адаптивен в «обществе рисков». Пока мир оставался стабильным, предсказуемым, массовая культура тиражировала типичность. Но сегодня именно разнообразие адаптивных стратегий становится условием выживания общества в целом. И модель самоидентификации, как освоения предложенного набора стереотипов, перестает доминировать в массовой культуре.

Литература

1. Иванов Д. В. Постиндустриализм и виртуализация экономики // Оптимальные коммуникации. Эпистемический ресурс Академии медиаиндустрии и кафедры теории и практики общественной связности РГГУ. Режим доступа: http://jarki.ru/wpress/2009/07/10/769/

2. Van Der Wagen L. I want out of Generation I // The Sydney Morning Herald. June, 27, 2012.

3. Фоломеев А. Поколение iPhone - От автора // Проза.ру. Режим доступа: http://www.proza.ru/2013/07/26/1138

4. Morris W. Interview: Twilight author Stephanie Meyer // A Motley Vision. October, 26, 2005.

5. «Twilight» // Internet Movie Database Режим доступа: http://www.imdb.com/title/tt1099212/

6. The Twilight Saga // The official online destination for all Twilight fans. Режим доступа: http://thetwilightsaga.com/

7. 6 Причин, почему Елена из «Дневников Вампира» лучше, чем Белла из «Сумерек»! // Неофициальный сайт сериала «Дневники вампира». Режим доступа: http://thevampirediaries.ru/forum/cat-personaji/topic-36.html#

8. Фаворов П. Чересчур художественный mйnage а trois // Афиша. Режим доступа: http://www.afisha.ru/movie/201494/review/336687/

9. Kreisler. Воздушные замки // Афиша. Режим доступа: http://www.afisha.ru/movie/201494/review/341937/

10. Мид М. Культура и преемственность // Библиотека Виртуальной Пустыни. Режим доступа: http://www.uic.unn.ru/pustyn/lib/mid.ru.html

Размещено на Allbest.ru