"Ахеджаковщина" и "смердяковщина" как виды отрицательной этнической идентичности

Размещено на http://www.allbest.ru/

«АХЕДЖАКОВЩИНА» И «СМЕРДЯКОВЩИНА» КАК ВИДЫ ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Донец П.Н.

Харьковский национальный университет им. В.Н. Каразина

Аннотация

В статье речь идет о видах негативной этнической идентичности, описываемой формулами «мы перед всеми виноваты» («ахеджаковщина») и «мы уступаем Западу и должны подражать и подчиниться ему» («смердяковщина»). Рассматривается также феномен ложной этнической идентичности.

Ключевые слова: идентификация, идентичность, негативная этническая идентичность, ложная этническая идентичность.

Abstract

The paper discusses some types of negative ethnic identity expressed by «it is all our fault» and «we yield to the West, and must copy and be subordinated to it» formulas. The phenomenon of false ethnic identity is also considered.

Keywords: identification, identity, negative ethnic identity, false ethnic identity.

Под «идентичностью» в данном случае понимается результат идентификации, то есть известной логической операции отнесения некоего объекта к определенному классу таковых. В случае, если идентифицируемый объект является человеком, то речь идет об отнесении некоего индивида к определенному социальному классу.

Идентификация может быть предпринята как наблюдателем извне - тогда мы имеем дело с внешней идентичностью, так и самим индивидом - тогда налицо автоидентичность. В социопсихологических и культурологических исследованиях в виду имеется обычно последняя.

Идентичность личности складывается из комбинации многих идентификаций - гендерных, возрастных, профессиональных, религиозных, региональных, этнических, государственных и т.д. В современном гуманитарном дискурсе основное внимание уделяется, пожалуй, этно-государственным и религиозным идентификациям.

Указанная логическая процедура идентификации имплицирует ряд вопросов: На основании каких признаков индивид относит себя к соответствующему классу? Являются ли они присущими данному индивиду в действительности, а не вымышленными, внушенными и пр. - другими словами, не является избранная им идентичность ложной? Какая из конкурирующих идентификаций (к примеру, региональная - этническая - религиозная, этническая¹ - этническая²) окажется доминирующей?

Все же определяющим признаком феномена идентичности в социальном поведении представляется результат этих идентификаций - осознание индивидом прав и обязанностей в силу принадлежности к соответствующим социальным классам - своего рода jus и ethos личности. Эти блоки идентичности могут быть также описаны формулами: «к какой группе я отношусь, и какие мои права из этого проистекают»? и «к какой группе я отношусь, и какие мои обязанности из этого проистекают»?

C этой точки зрения, идентичность представляет собой сложный (большинство из стереотипов построены по модели А есть/делает x) поведенчески-регулятивный стереотип, который может быть проиллюстрирован следующей схемой:

имеет право

принадлежит

Индивид Х класс ХХХ

обязан

В случае внешней идентичности к этим блокам должен быть добавлен третий блок - экспектации, т.е ожидания по отношению к соответствующему индивиду.

Принадлежность к определенной социальной группе в автоидентичности (в отличие от идентичности внешней) обычно оценивается положительно, что касается, в частности, этнической идентичности. Но для этого правила существуют немногочисленные исключения, к которым относится и российская идентичность.

В последнее время в российском интернет-сегменте распространился мем «Простите нас, …», связываемый с изображением актрисы Л. Ахеджаковой. Существует даже специальный сайт, позволяющий создавать и хранить соответствующие демотиваторы:

Рис. 1 [http://ahedzhaknulo.ru/]

В верхней части сайта мы можем прочитать, что интернет-сообществом составлено уже 9694 «ахеджаков», а ниже дается толкование ключевых терминов.

Термины:

Ахеджак

извинение в стиле Лии Ахеджаковой от имени всех россиян по любому поводу или вообще без повода.

Ахеджакнуть

глагол, означает «извиниться как Лия Ахеджакова, потому что она сама везде не успеет».

Ахеджакнуло -

производное от «торкнуло» - состояние интеллигента-гуманитария, в котором постоянно хочется извиняться за что-либо от имени всех русских (особенно если сам пациент - нерусь).

Итак, в случае «ахеджаковщины» мы имеем дело с негативной идентичностью, этос которой требует извиняться за все реальные и мнимые прегрешения российского этноса.

Исторически «ахеджаковщина» - относительно молодое явление, хотя в этой связи можно вспомнить известную статью В.И. Ленина «О национальной гордости великороссов». Впрочем, не исключено, что она является вывернутым наизнанку старым комплексом российской интеллигенции «вина перед простым народом».

Интересна также корреляция с полностью противоположной идентичностью «украинства»: «Нас всі гнобили, і всі гноблять».

Вторая негативная российская идентичность, которую мы хотим назвать «смердяковщиной» и которую можно определить, как шовинизм наоборот (стремяшийся к нулю «jus», в нашей терминологии), напротив, имеет достаточно глубокие исторические корни.

Сам термин навеян одним из наиболее отвратительных персонажей Ф. Достоевского из романа «Братья Карамазовы», произнесшим следующую, как сейчас сказали бы лингвисты, «прецедентную» фразу:

«- Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с.

- А когда неприятель придет, кто же нас защищать будет?

- Да и не надо вовсе-с. В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие у нас порядки-с» («Братья Карамазовы», глава «Смердяков с гитарой»).

Смысл ее сводится к двум признакам: 1) французы (расширенно - Запад) являются более умной (расширенно - цивилизационно более развитой) нацией, чем русские; 2) подчинение Западу (расширенно - подражание ему, принятие его жизненных стандартов за образец) значительно улучшило бы русские порядки (русскую жизнь).

Если рассматривать ситуацию с индивидуально-психологической точки зрения, то первый пункт сразу же приведет любого наблюдателя в изумление: много ли найдется людей, готовых признать, что они глупее других? Здесь мы явно сталкиваемся с дефектом умственного развития («контузией мозга» или «вывихом сознания» как сейчас принято говорить), когда индивид не понимает, что характеристика определенного класса действует и в отношении его конкретных представителей: другими словами, если русские - глупые, а Смердяков - русский, то он, получается, тоже глупый.

Попытавшись проанализировать вопрос о цивилизационном превосходстве Запада над Россией объективно, следует признать, что здесь все не так просто, как казалось Павлу Смердякову и кажется современным «смердяковым». Подробное его рассмотрение заняло бы слишком много места, но вкратце в этом отношении можно сказать следующее: Запад, вполне может быть, действительно превосходил (и превосходит сейчас) Россию по уровню цивилизационного развития, однако: 1) не по всем параметрам; 2) так было не всегда, и нет никакой гарантии, что так будет всегда; 3) благоденствие Запада является следствием уникального наложения ряда природных и культурно-исторических факторов друг на друга, полное повторение которого в ином месте и в иное время вряд ли возможно; 4) ныне живущие поколения Запада пользуются результатами усилий предыдущих поколений; 5) благосостояние Запада во многом зиждется на явном и скрытом ограблении народов иных рас и культур, в том числе России - как в прошлом, так и в настоящем; 6) хваленые нормы «цивилизованного обращения» Запада действуют только по отношению к «своим», но никак не вовне, к «чужим».

Переходя ко второму признаку смердяковщины («подчинение Западу»), можно сказать, что его крайняя форма - желание поражения собственному государству в войне (причем в войне агрессивной со стороны противника) - настолько неслыханно для общепринятой морали, в свою очередь, восходящей к тысячелетнему опыту народов мира, что может расцениваться лишь как акт прямого предательства в худшем случае и в лучшем - глумления. Определенную роль здесь, конечно, играет и упомянутая выше умственная ограниченность - «смердяковы» почему-то исключают себя из числа тех, кого коснутся бедствия войны и оккупации.

Менее выраженные формы этого признака (прямое или завуалированное подчинение; «ориентация», т.е. попытки копирования институтов, норм, ценностей, поведенческих и деятельностных стереотипов и т.д.) обусловлены причинами двоякого рода: 1) социокультурными и 2) индивидуально-психологическими.

Причины первого рода, как это вытекает из самого термина, носят культурный характер, т.е. присущи значительной части членов соответствующего социума, были переданы им предыдущими поколениями и восприняты бессознательно - помимо их воли.

В культурологии принято разграничивать «активистские» и «пассивистские» культуры. Различаются они, в частности, реакцией на провоцирующие стимулы извне - если первые воспринимают их как вызов, который следует принять и попытаться справиться с ним, побороть его, то вторые пытаются уйти от раздражающих факторов, а если это не получится - приспособиться, адаптироваться к ним. Классический «Запад» - активистская культура, классическая «Россия» - пассивистская.

Пассивизм, в свою очередь, может быть обусловлен «женственностью» и «инфантильностью» культур. Отнесение российской культуры к «женственным» имеет давние традиции в науке и публицистике, и пожалуй, четче всего выражено выдающимся русским философом Н. Бердяевым, который писал: «Великая беда русской души (…) в женственной пассивности, переходящей в "бабье", в недостатке мужественности, в склонности к браку с чужим и чуждым мужем. Русский народ слишком живет в национально-стихийном коллективизме, и в нем не окрепло еще сознание личности, ее достоинства и ее прав» [1, c. 47]; «Русский народ хочет быть землей, которая невестится, ждет мужа. (…) И здесь, как и везде, (…) мы сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих глубоких противоречий - в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере. (…) Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом русском народе. Отсюда вечная зависимость от инородного. В терминах философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе трансцендентным, а не имманентным, привходящим извне. (…) Россия невестится, ждет жениха, который должен прийти из какой-то выси, но приходит не суженый, а немец-чиновник и владеет ею. (…) Россия, столь своеобразная, столь необычайного духа страна, постоянно находилась в сервилистическом отношении к Западной Европе. Она не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицали культуру» [2, с. 13].

Метафора «женственности» применительно к России иногда конкурирует со сравнением с незрелостью, подростковостью, инфантильностью - например, философ Л.В. Карасев говорил, полемизируя с Бердяевым: «Не о "вечно бабьем" или "неотмирном" в русской душе надобно говорить, а о "детском". Символ детства должен стоять на самом видном месте, а не в ряду случайных, необязательных символических обозначений, ибо "детское" помогает понять главное в душе народа. (…) Детскость -- причина и условие, все, остальное -- следствия и переименования. Русские, по Бердяеву, - "апокалиптики" и "нигилисты". Что это, как не портрет душевного склада ребенка? Он тоже "апокалиптик", его интересует результат, "конец", и он же -- "нигилист", ибо не знает в своем отрицании меры; если он обижен, то сразу на весь мир. (…) Древо европейской культуры предлагало много плодов; русские взялись за те, что показались им самыми привлекательными и отравились. Не потому ли - продолжу это известное сравнение, -- что дети вообще труднее справляются с инфекциями?» [3, с. 93].

Еще одно свойство детского ума - верить в чудеса. Увы, эта черта и доныне сохранилась в русской культуре - когда-то люди верили в страну Беловодье, где текут «молочные реки с кисельными берегами», затем - в социализм с коммунизмом, где всего будет «по потребностям» и бесплатно, затем - в «невидимую руку рынка», которая как-то сама по себе все устроит и наладит. Смердяковщина - одно из проявлений той же тенденции, вера в чужого (западного) дядю, который накормит, напоит, обогреет, наведет порядок, накажет обидчиков и т.д. Другими словами, мы имеем здесь дело с каким-то извращенным патернализмом - ведь надежды возлагаются не на отца, а на чужого дядю, геополитического противника, а зачастую и откровенного врага.

Меланезийские аборигены, и те оказались в этом отношении более зрелыми - они, по крайней мере, верили, что западные товары, падавшие когда-то с небес во время 2-й Мировой войны, были созданы духами их собственных предков (карго-культ).

Уязвимой для «смердяковщины» Россия была не только из-за культурной, но и из-за природной (натурной) специфики - соответствующий механизм может быть назван «синдромом бедного среднего класса»: если в Средиземноморье, в Южной и Западной Европе прибавочного продукта хватало не только на самого главного феодала - короля или герцога - но и на относительно широкий слой графов и баронов, то в холодных и неприветливых степях и лесах Евразии роскошь мог себе позволить лишь самодержец и самые главные его приближенные. Именно поэтому средний класс дворян и бояр (а затем бюрократов и «интеллигентов») был склонен к бунту и государственной измене, завидуя материальному положению своих собратьев в более теплых и плодородных краях.

Возможны - хотя и с трудом доказуемы - психоаналитические спекуляции относительно танатического архетипа (архетипа мортидо) в русской душе. Но некоторые поговорки («Бей своих, чтобы чужие боялись»), наблюдения юмористов: «В драке не помогут, в войне победят» (М. Жванецкий), анекдоты (например, о котлах в аду, где русских не нужно охранять, потому что они сами стаскивают вниз желающих выбраться) заставляют задуматься. смердяковщина социальный индивид поражение

С точки зрения индивидуальной психологии, среди «смердяковых» можно выделить 4 подтипа: (1) «карасей-идеалистов» (по Салтыкову-Щедрину), верящих в благородство и чистоту намерений Запада; (2) «плохишей» (по Гайдару), готовых всегда продаться «буржуинам» за бочку варенья и ящик печенья - иначе говоря, просто ренегатов; (3) «курбских» - лиц, пострадавших, заслуженно или незаслуженно, от государства и потому озлобившихся на него; (4) «лузеров» - неудачников в личной, социальной и/или профессиональной жизни, пытающихся изжить свои комплексы через известный в психоанализе защитный механизм проекции: осознание собственных несовершенства/неудачливости > приписывание вины за них другим (правда, не отдельным личностям, как это обычно бывает, а этносу в целом) > отторжение этноса > освобождение от чувства собственной несостоятельности.

«Смердяковщина» существовала задолго до появления знаменитого романа Ф. Достоевского, первым из ее представителей, видимо, должен считаться упомянутый уже А. Курбский, затем эстафету подхватили П. Чаадаев, В. Печерин, А. Герцен, дореволюционные большевики, выдвинувшие в период 1-й мировой войны лозунг «превращения войны империалистической в войну гражданскую», многие диссиденты 70-80-х годов (например, В. Войнович, однако были и примеры обратного - А. Солженицына, А. Зиновьева, В. Максимова к «смердяковым» отнести, безусловно, нельзя), писатель В. Суворов (В. Резун). В последнее время заявлениями в «смердяковском» духе отметились Ю. Латынина, А. Альбац, Л. Пономарев, А. Макаревич и др.

Практически одновременно с дискурсом «смердяковщины» возник и ее антипод, представленный в произведениях А. Пушкина («… ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков …»), Н. Гоголя («Тарас Бульба»), Ф. Тютчев («Как перед ней ни гнитесь, господа, // Вам не снискать признанья от Европы: // В ее глазах вы будете всегда // Не слуги просвещенья, а холопы»), В. Маяковский («… у советских собственная гордость: // на буржуев // смотрим свысока…»).

Наряду с негативной идентичностью может быть выделена идентичность ложная, суть которой состоит в том, что индивид относит себя к социальному классу, к которому он в действительности не принадлежит. Она встречается, по крайней мере, в двух вариантах: (1) непонимание разнородности типов внешне схожих социальных классов - так, многие жители бывшего СССР не понимают разницы между «украинством» (идеологический класс) и «украинцами» (этнический класс или класс граждан государства Украины); (2) причисление к одному классу представителей на самом деле разных классов - так, к этническому классу «украинцев» относят себя большинство галичан и многие русские граждане Украины. Она может быть как результатом манипуляции (политической и идеологической) в процессе инкультурации (например, в системе образования) и посредством пропаганды в СМИ, так и следствием добросовестного заблуждения на основе таких признаков, как запись национальности в документах, семейные предания, фамилия, внешность, элементы дискриминации со стороны окружающих, административные границы места проживания и т.д.

Подводя итоги исследования, укажем на то, что негативная идентичность столь же мало соответствует здоровому национальному самоосознанию, как и шовинизм с этноцентризмом. С нею необходимо бороться - как и с идентичностью ложной, не отвечающей принципу рациональности.

Литература

1. Бердяев Н.А. О «вечно бабьем» в русской душе / Бердяев Н.А. Судьба России. М.: Сов. писатель, 1990. С. 36-47.

2. 2. Бердяев Н.А. Душа России / Бердяев Н.А. Судьба России. М.: Сов. писатель, 1990. С. 8-35.

3. Карасев Л.В. Русская идея (символика и смысл) // Вопросы философии. 1992. № 8. С. 92-104.

Размещено на Allbest.ru