Регион: переосмысление понятия в контексте новой пространственной парадигмы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Регион: переосмысление понятия в контексте новой пространственной парадигмы

В настоящее время в социогуманитарном знании отчетливо наблюдается тенденция к переосмыслению онтологического статуса региона и восприятию его не как устойчивого территориального образования, а как конструкта. С.В. Соколовский называет «иллюзией» заданность границ регионов исключительно физическими свойствами ландшафта и климата и отмечает, что их существование опирается на человеческие представления в рамках конкретных идеологий, то есть неизбежно включает «нефизические» параметры [9, с. 55].

В этой связи при выделении регионов предпочтительнее говорить не о четких географических маркерах, а скорее о некоторых исходных точках в конструировании значимых географий. Среди них выделяют особенности природного и культурного ландшафта, исторические и политические события, известных людей, чья биография и деятельность связана с региональными географическими объектами [8, с. 22]. Словом, речь идет уже не о самих регионах, а о некоторых геоконцептах - исторически сформировавшихся в результате совокупных процессов концептуирования (массовые или народные образы и представления) и концептуализации (политические, научные, литературно-художественные представления) пространственных образов [9, с. 57].

Отдельного внимания в региональных исследованиях заслуживает вопрос о «границе» как основном сопутствующем термине при изучении региона и современных практиках проведения границ. Понятие «регион» не может рассматриваться в отрыве от исследования границы, поскольку традиционно регион определялся как некое пространство, заключенное в определенные территориальные рамки, имеющие собственные границы. Без границы как без формы, посредством которой происходит различение или дифференциация, не может быть и того, что обретает себя и воспроизводит свою суть и форму благодаря границе. Понятие «граница» оказывается сопряжено с философской категорией «форма», выражающей принцип порядка и внутренней организации. По словам Н. Лумана, «сохранение границ <…> является сохранением системы» [7, с. 42]. Граница в таком контексте становится центральным моментом порождения региона и появления регионального сообщества.

Применительно к этническим группам понятие «граница» было проанализировано норвежским ученым Ф. Бартом [1]. Придерживаясь конструктивистского подхода к пониманию этничности, Ф. Барт предложил способ определения этнических границ группы, которыми она сама себя очерчивает, в качестве главного критерия этничности. По Барту, этнические границы направляют социальную жизнь в определенное русло, и это влечет за собой сложную организацию поведения и социальных отношений. В определении Барта понятие «этническая граница» оказывается условным и ситуативным, поскольку всякая произведенная демаркация - это результат субъективного выбора. Поэтому для определения этничности решающую роль имеют те представления, которые в данный момент определяют групповые границы и устанавливают различия.

Как показывают конкретные исследования, применительно к региону термин «граница» в настоящее время также является весьма многозначным. Границы задаются характером концептуализации и типами задач. Границы между регионами могут быть природные, административные, политические, экономические, религиозные, лингвистические [14, p. 43]. Граница между регионами не обязательно является объективно очевидной, разделяемой всеми региональными субъектами и часто вообще существует как «воображаемое» явление. Однако, по словам В.А. Тишкова, несмотря на то, что границы локальных пространств аморфны и пересекаются между собой, они все же существуют «в коллективном, групповом сознании и нередко специально, прямо или косвенно, поддерживаются или закрепляются в общественном сознании заинтересованными в их сохранении местными элитами» [8, с. 27].

Финский исследователь А. Пааси отмечает, что, в отличие от государств, регионы не имеют фиксированных границ, скорее, они являются продуктом социального или символического конструирования. Группы и сообщества сами создают деления между «нами» и «ими», символические границы определяют процессы включения (inclusion) и исключения (exclusion) [14, p. 48]. По словам И. Нойманна, «невозможно взять карту и провести на ней строгую линию, которая фиксировала бы конец Европы. При Габсбургах считалось, что Азия начинается к Востоку от Рингштрассе, опоясывающей Вену. Прибалты и румыны скажут, что она начинается за ближайшей рекой, отделяющей их от Украины. То же заявят и поляки… Сами же украинцы посчитают, что Азия начинается на их границе с Россией. Русские, в свою очередь, будут утверждать, что Азия находится к югу и востоку от них. В юго-восточной Европе та же история. Австрийцы скажут, что Азия начинается в Словении. Словенцы укажут на Хорватию, хорваты - на Сербию, сербы - на Боснию, а боснийцы - на Турцию, в чем с ними согласятся греки и киприоты» [13, p. 10]. Таким образом, границы постоянно переопределяют себя, а в роли дифференцирующих признаков выступают лишь те черты, которые сами агенты считают значимыми.

Относительность концепта «регион» связана, по-видимому, также и с тем, что регион всегда занимает промежуточное положение в пространстве, это, как правило, space in-between. Одним из главных качеств региона оказывается, в частности, его расстояние до других регионов, существенных для него. По словам Д. Харви, «место есть сеть отношений одной сущности по отношению к другой, и в этом смысле оно содержит «другое», поскольку ни одна сущность не пребывает в изоляции» [12, p. 261]. Иными словами, в понимании региона (как, впрочем, и других форм пространственной организации) происходит серьезный сдвиг в духе релятивистской теории пространства, который можно описать как переход от региона как «объекта-в-себе» к региону как системе отношений (учитывая, что эти отношения могут быть весьма разных форм, например, столкновение и принадлежность).

Изменение понятийного статуса региона связано с его осмыслением как открытой структуры. К примеру, М. Китинг определяет регионы как частичные социальные системы, функционально связанные с другими уровнями [4, с. 78]. В концепции Б. Андерсона, если нация предстает одновременно как открытое и закрытое (суверенное) сообщество, то регион - это сообщество открытое. Здесь также уместно применить новаторскую концепцию Дж. Ло, понимающего регион как сеть не столько близко расположенных, сколько взаимосвязанных территориальных объектов [6]. В качестве примера можно привести преимущественное использование антропологами и географами понятия «Центральная Азия» (в противоположность прежнему геополитическому концепту «Средняя Азия») для обозначения региона, в который, помимо среднеазиатских государств, входят Афганистан, Монголия, Синьцзян, Тибет, а также Азербайджан. Единство этих территорий основывается не на критерии «географической близости», а на исторической и геополитической общности, наличии культурного и экологического сходства.

Как представляется, новое понимание региона обнаруживает себя в русле трансформации общих представлений о пространстве. Онтологизируя пространственные представления, мы приписываем географическому пространству определенную структуру, причем создание этой структуры культурно-исторически обусловлено. Идея «контейнерного» способа организации пространства, деления на государства и подчинения регионов территориальным государствам была свойственна модерному типу культуры. Э. Смит утверждал, что со времен Французской революции национальное государство доминирует, а впоследствии остается практически единственной «легитимной» формой политической организации и местом появления коллективной идентичности [15, p. 70]. Государственная солидарность выстраивалась вокруг идей безопасности и экономического процветания. Рациональная «контейнеризация» социальной жизни и территоризация национальных государств рассматривались в качестве главных путей достижения этих целей.

В эпоху глобализации национально-государственные образования перестают рассматриваться в русле «контейнерного мышления». «Мир сетевых потоков» приводит к формированию новой «пространственной логики» (М. Кастельс) [3], в том числе необходимости переопределения концепта «регион». Регионы как территориальные образования мезоуровня (расположенные по пространственной шкале между локальным и государственным) утрачивают свою определенность в географии. По замечанию М. Китинга, в настоящее время регионы представляют собой скорее «ускользающее пространство» с разными типами территории [4, с. 75]. Новое понимание пространства ставит следующие вопросы: Как понять различия в различных по размеру географических пространствах? Как теоретизировать масштаб с точки зрения релятивистской теории?

В контексте усложнения социально-пространственных отношений и разрушения прежнего изоморфизма между пространством, обществом и культурой «вопрос о пространстве» требует нового решения [10]. В современных исследованиях пространства, с одной стороны, его онтологический статус ставится под сомнение. В этом случае в духе теории конструктивизма осуществляется ревизия западной классической науки, в которой мы описываем мир и самих себя. Так, Э. Гидденс замечает, что в ситуации взаимодействия с «отсутствующими другими» фактор пространства сведен до нуля [2, с. 83], а Ф. Кейрнкросс публикует работу под названием «Смерть пространства» [11]. С другой стороны, в социо-гуманитарном знании фиксируется «поворот к пространству» [10] и признается, что географическое пространство является неоднородным, многослойным феноменом.

В этом контексте регионы представляют собой одну из возможных форм организации людей в пространстве. Альтернативными формами являются город как территориальное образование, функции и структура которого часто не зависят от местоположения, и государство как тип территориальной общности, обладающий наличием политического суверенитета. Признается, что пространственные формы жизни людей могут выстраиваться на внетерриториальных основаниях, и именно с таким явлением мы сталкиваемся, когда говорим о дистантных браках, интернет-сообществах, диаспорах, электронных офисах с разбросанными по всему миру рабочими местами, различных протестных движениях, международном терроризме или преступных сетях. А. Лефевр отмечает, что в условиях капитализма и неокапитализма пространство зависит от обширных банковских и предпринимательских сетей и крупных центров производства [5]. В контексте новой пространственной парадигмы дискурс о регионе, таким образом, становится одним из возможных вариантов рассуждений о пространстве.

Список источников

регион пространственный геоконцепт

1. Барт Ф. Этнические группы и социальные границы / пер. с англ. И. Пильщикова. М.: Новое издательство, 2006. 198 с.

2. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь / пер. с англ. М.: Весь мир, 2004. 120 с.

3. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ, 2000. 458 c.

4. Китинг М. Новый регионализм в Западной Европе // Логос. 2003. №6 (40). C. 67-116.

5. Лефевр А. Пространство. Социальный продукт и потребительная стоимость // Социология власти. 2014. №2. С. 190-202.

6. Ло Дж. Объекты и пространства // Социология вещей: сб. статей / под ред. В. Вахштайна. М.: Территория будущего, 2006. С. 223-243.

7. Луман Н. Введение в системную теорию / пер. с нем. К. Тимофеевой. М.: Логос, 2007. 360 с.

8. Малькова В.К., Тишков В.А. Культура и пространство. М.: ИЭА РАН, 2009. Кн. 1. Образы российских республик в Интернете. 147 с.

9. Соколовский С.В. Заметки о принципах выделения регионов в географии и антропологии // Этнографическое обозрение. 2013. №5. С. 54-60.

10. Филиппов А.Ф. Социология пространства. СПб.: Владимир Даль, 2008. 285 с.

11. Cairncross F. The Death of Distance: How the Communications Revolution Will Change Our Lives. Boston, Mass.: Harvard Business School Press, 1997. 303 p.

12. Harvey D. Justice, Nature & the Geography of Difference. Oxford: Blackwell, 1996. 468 p.

13. Neumann I. European Identity and Its Changing Others: NUPI working paper №710. Oslo, 2006. 14 p.

14. Paasi A. Constructing Territories, Boundaries, and Regional Identities // Contested Territory: Border Disputes at the Edge of the Former Soviet Empire / ed. by T. Forsberg. Aldershot: Edward Elgar, 1995. P. 42-61.

15. Smyth A. Nationalism and Modernism: a Critical Survey of Recent Theories of Nation and Nationalism. L. - N.Y.: Routledge, 1998. 270 p.

Размещено на Allbest.ru