Функциональные возможности пограничья в исследовательских стратегиях

Размещено на http://www.allbest.ru/

Функциональные возможности пограничья в исследовательских стратегиях

Акцентируется внимание на идее о том, что взаимодействие между пространством как объектом и пространством как субъектом региональных отношений имеет диалектическую взаимосвязь, которая закладывается в процессе структурирования региональной системы, определяя логику преобразования внешних условий (геполитики, истории, экономики) в модели восприятия и действия, осуществляемые на уровне групповых и индивидуальных практик.

Социальные функции границы и пограничья в силу природы самого пространства и особенностей социально-культурной среды - вызывают исследовательский интерес, который продиктован с одной стороны желанием выявить устойчивый алгоритм в процессе формирования и жизнедеятельности подобных пространств, с другой потребностями различных «центров» в создании адекватной системы управления и контроля.

Тем не менее, само «пограничье» обладает потенциалом субъекта отношений как в системе центр-периферийных отношений, так и в системе социальных транснациональных сетевых структур современного глобализированного мира. Особенно это касается устойчивых пограничных локальных систем с ярко-выраженными характеристиками политической и культурной периферийностью.

Анализ взаимодействия между пространством как объектом и пространством как субъектом региональных отношений, опирается на значительный пласт исследовательских концептов и приемов, синтез которых позволяет представить процесс структурирования пограничья как объемный, многовекторный процесс развития региона.

Большинство исследований «пограничья», осуществляемые в контекстах национальных (украинском, белорусском, молдавском, российском, европейском...) или групповых (этнических, культурных, конфессиональных, социальных) пространств, имеют целью формирование стратегий и политики в интересах существующих «центров» и групп, которые осознают себя субъектами действия по отношению к локусу, пространству, региону. Такие исследования традиционно сочетают анализ социального пространства с географическим и культурным где эти пространства являются объектом социально-политического или политико-экономического воздействия, как у К. Хаусховера или Ш. Эйзенштадта. Точкой отсчета в этих случаях выступает собственно «граница», которая рассматривается как «область», «линия», «точка», «район», «зона» перехода между средами и пространствами с качественно и количественно различными свойствами и параметрами.

Осознание и «признание» границы, обычно происходит одномоментно с формированием «образа пространства», пределом которого она выступает. Поэтому «образы» границ и «пограничья», выступают как самостоятельный объект изучения, причем предметом анализа становятся как процесс и закономерности формирования «образов», так и их функционирование пределах определенных территориальных и ментальных пространств, в определенные эпохи, в рамках локальных групп.

Жан Готтман, французский урбанист, для анализа представлений сообществ самоорганизующихся пространств, использовал понятие «иконография» как систему символов, образов, публичных действий - всего, что демонстрирует групповую солидарность и создает «границу локальности»3.

В науке сложилось целое направление «образной географии», «география представлений» или имажинальной географии, которое изучает закономерности формирования и организации географических образов, их структуры и специфики. В работах Дмитрия Замятина, которого считают одним из основоположников этого направления, представлен анализ механизмов репрезентации и интерпретации историко-географических образов границ и пограничья4.

Большинство исследовательских стратегий исходят из рассмотрения «пограничья», как специфического пространства, которое испытывает воздействие со стороны разных игроков: центральной и региональной властей, населяющих групп, транснациональных систем и др. Так, «социальная инфраструктура», как результат взаимодействия различных локальных культурных групп и их приоритетов, представлена в работах Р. Брубейкера5, О. Бредникова и Е. Чекидзе6, А. Кросби 7, Э. Лозаннского и других. По словам редактора британского журнала «Локальный историк» Алана Кросби изучая локальность приходится учитывать явление «цепной реакции» (chain reaction), когда, то что произошло за тысячу миль, может объяснить частный, интересующий нас случай. Поэтому локальность может рассматриваться только при условии существования национального / глобального. В то же время, по его мнению, локальная история - это не национальная история «разбитая на части», а напротив, «локальный опыт» - это образующая составляющая национального опыта.

Рассмотрение пространства как уникальной среды, как объекта социальных процессов объясняет наличие «глокальной биографии», которая по словам социолога и политического философа Ульриха Бека позволяет «группе» противопоставлять себя глобальному человечеству10. Пространство как «место» в котором реализована повседневная практика человека рассмотрено в работах Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, А. Шюца и др.).

В контексте конструирования социальных систем в регионе пограничья, интересным представляется изучение практик (визуальных, поведенческих, коммуникационных), позволяющих локальным сообществам маркировать места памяти, социальные пространства, формировать локальный хронотоп. Изучение пространства образов, которое дает возможность концептуализировать группу в пространстве региона опрается на исследования Дмитрия Замятина11, Анны Соловьевой12, Габлиэла Швитека 13 и др. Подобные практики формируют «образ» пространства как рефлексивную систему, которая по определению Германа Люббе является носителем оригинальной идентичности14 . Благодаря локальным историям, по Г. Люббе, системы приобретают свой индивидуальный характер, идентичность.

Рассмотрение процесса конструирования пограничья как «социальной инфраструктуры» предполагает кроме всего прочего и анализ организации «социального порядка», который в историографии представлен в контексте различных пространств (ландшафтов и времени) городов, мегаполисов, транзитных и пограничных систем. Например, работы: О. Бреского15, К. Кураковой16, А. Лефевра17, Н. Милерюса18 и др.

Значимым пластом в изучении «пограничья» стал анализ пограничной системы как «символической системы» самоструктурирующейся структуры, которая способна диктовать условия развития для участников или частей данной системы, то есть выступать не объектом, а субъектом социально-культурных отношений. Эта идея представлена как концепция «опыта пространства» для формирования личностной и культурной идентичности у Пьера Бурдьё. Здесь реальность предопределяется сформированным конформизмом, «чувство социального мира», которое выступает в качестве символической власти в виде социального ресурса, традиционно закрепленного за группой. Место и роль субъекта в этом пространстве предопределяет экономический капитал, который может выступать в разных видах как культурный, социальный и символический капиталы.

Социальная действительность становится результатом конструирования как со стороны агентов, существующих объективно в результате распределения жизненных ресурсов (материальных, символьных, информационных и др.), так и со стороны представлений людей о социальных структурах и окружающем мире в целом. Последние предопределяют, по П. Бурдье, принцип «двойного структурирования», который реализуется в любом практическом действии между структурами и практиками первичных и инкорпорированных структур. Социальные отношения, реализованные в «практических схемах» региона, обусловливают воспроизводство породивших их объективных структур в моделях социальной адаптации и социокультурной презентации.

Особенно активно процесс «двойного структурирования», как взаимоактивная тенденция влияния социальной структуры на поведение субъектов социальных отношений и конструирование социальной структуры со стороны участников региональных социальных отношений, происходит в пограничье.

Пограничье - феномен полисемантический, со сложной структурой многомерного соподчинения. Множественность социально-активных смысловых систем, которые функционируют в пограничном пространстве, предполагают различные формы институционализации для субъектов социокультурных отношений. Формы институализации могут классифицироваться как пространственные: региональные, национальные, транснациональные; как социально-исторические или как виртуализированные.

Социальное пространство пограничья - конструированная социальная реальность, в которой символы «присутствия» и у власти - «центра» (национально-политические) и у локальных групп - «периферии», формируют иконографию, как в виде самотождественных знаков, так и в форме презентации желаемого смыслообразующего образа, который призван демонстрировать социальную дееспособность субъекта в регионе. Эти презентационные образы выполняют функции маркировки, «резервирования» части социального пространства за субъектом отношений. Конструируемые «символические системы» выполняют социальную и политическую функцию легитимации как в рамках существующих «иерархий» центр - периферийных отношений модерна, так и «сетей» в виде транснациональных систем постмодерна. Действующая система пограничного пространства имеет в основе устоявшийся алгоритм поведения, который воссоздается участниками - действующими субъектами локального пространства, в формах адаптированных к собственным культурам.

Литература

полисемантический социальный пограничье

1. Хаусхофер К. Границы в их географическом и политическом значении / Хаус- хофер К. // О геополитике. Работы разных лет. - М.: Мысль, 2001.

2. Эйзенштадт Ш. Структура отношений центра и периферии в имперских и имперско-феодальных режи-мах / Эйзенштадт Ш. // Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / Сост. Б.С. Ерасов. - М.: Аспект Пресс, 2001. - С. 176-180.

3. Gottmann J. The Political Partitioning of Our World: an Attempt at Analysis / J. Gottmann // World Politics. - 1952. - № 4. - P. 512-5194.

4. Замятин Д. Н. Русские в центральной Азии во второй половине XIX века: стратегии репрезентации и интерпретации историко-географических образов границ / Д.Н. Замятин // Восток. - 2002. - № 1. - С. 43 - 63; Замятин Д.Н. Политико-географические образы и геополитические картины мира (Представление географических знаний в моделях политического мышления) / Д.Н. Замятин // Полис. - 1998. - № 6. - С. 35-46.

5. Брубейкер Р. «Диаспоры катаклизма» в Центральной и Восточной Европы и их отношения с родинами / Р. Брубейкер // Диаспоры. - 2000. - № 3. - С. 632.

6. Бредников О. Армяне Санкт-Петербурга: карьеры этничности / О. Бредников, Е. Чекидзе // Конструирование этничности / под ред. В. Воронкова и И. Освальд - СПб., 1998. - С. 227 - 259.

Размещено на Allbest.ru