Кризис власти как социокультурный феномен

Размещено на http://www.allbest.ru/

3

Кризис власти как социокультурный феномен

Орлов Александр Дмитриевич

кандидат технических наук

доцент, кафедра истории и философии, Московский государственный индустриальный университет

Сафонов Андрей Леонидович

кандидат технических наук

доцент, кафедра истории и философии, АНО "ИНФО-РУТЕНИЯ"



Аннотация

Тема исследования - проблема социальных оснований власти, понимаемых как готовность и заинтересованность членов общности к подчинению и сотрудничеству со структурами власти, взятая в связи с проблемой этнокультурной фрагментации современных наций в условиях глобализации. Кризис власти рассматривается как феномен социокультурной природы. Методологическая основа предлагаемого подхода к проблеме оснований власти - рассмотрение нации и этноса как культурно дифференцированных и онтологически различных социальных общностей, в которых индивид участвует одновременно. Проблема кризиса власти и ее оснований рассматривается в связи с проблемой этнокультурной фрагментации постиндустриального общества. Необходимым условием существования и воспроизводства нации является национальная культура, посредством групповой идентичности формирующая основания власти. Показано, что власть, как свойство социальной структуры, связана с участием индивида в значимой для него социальной группе, идентификация с которой формирует основания власти и тесно связана с культурной принадлежностью, различной для этноса и нации.Одним из форм этнокультурной фрагментации современного общества является мультикультурализация, как политика отказа современного государства от приоритетной поддержки единой общенациональной культуры, что стимулирует дифференциацию современной нации на этнические и религиозные сообщества и тем самым формирует альтернативные государству системы властных отношений.

Ключевые слова: власть, основания власти, кризис власти, нация, национальная культура, этнос, этническая культура, мультикультурализм, фрагментация, глобализация

The topic of this article is the problem of social foundations of power which are being understood as readiness and interest of society towards subordination and cooperation with the government structures. This topic has been chosen due to the problem of ethnocultural fragmentation of the modern nations in the conditions of globalization. The crisis of power is being viewed as a phenomenon of sociocultural nature. The methodological basis of the suggested approach towards the issue of the foundations of power consists in examination of the nation and ethnos as the culturally differentiated and ontologically diverse social groups, in which an individual participates simultaneously. The problem of crisis of power is being explored due to the problem of ethnocultural fragmentation of the post-industrial society. A necessary condition for the existence and reproduction of nation is national culture, which by the virtue of group identity forms the foundations of authority. It is demonstrated that power, as a property of social structure, is connected with the participation of an individual in the important to him social group, the identification with which establishes the foundations of authority and is tightly linked to the cultural affiliation different for the ethnos and nation. One of the forms of ethnocultural fragmentation of modern society is multiculturalization as a policy of rejection by the modern state from the prioritized support of the unified national culture, which stimulates differentiation of the modern nation on ethnic and religious congregations, and thus establishes the alternative to government systems of the relations of power.

Keywords:

Multiculturalism, ethnic culture, ethnic, national culture, nation, power crisis, foundations of power, power, fragmentation, globalization

национальная культура постиндустриальное общество власть



Основания власти как социальный феномен: постановка проблемы

В современных условиях глобального размывания границ локальных социумов теории политической власти, построенные на идеализированных моделях государства 19-20 веков с характерной для них тотальностью и моноцентричностью власти, в значительной степени теряют свою применимость.

Характерно, что в 20 веке властные отношения и субъекты власти, не связанные с государством, (этнос, религия, обычное право) игнорировались как «несуществующие», несущественные или «отмирающие». Так, в «зону невидимости» общественных наук надолго попали современные этносы, объявленные «фантомами», «пережитками» и «атавизмами» массового сознания вплоть до их неожиданного выхода на политическую арену в 21 веке^[1].

Современный этап глобализации характеризуется тем, что разрушаются миропорядок и социальные институты общества, возникшие в период «Осевого времени» и заканчивая индустриализмом 20 века. Очевидно, что идущее на наших глазах разрушение миропорядка проявляет и делает явными его скрытые базовые механизмы и структуры.

Глобализация стала грандиозным пассивным экспериментом, вскрывающим сущность базовых социальных институтов путем их последовательного демонтажа в исторически кратчайшие сроки, на протяжении жизни наблюдателя.

Глобализация сделала явными многие фундаментальные социально-исторические процессы, связанные с социогенезом, которые не были проявлены ранее. Так, изучение этнической фрагментации наций, сопряженной с кризисом национального государства, позволило выявить и сформулировать качественнее различие этноса и нации, как нетождественных социальных общностей, формируемых различными социальными механизмами и имеющими различные онтологические основания, в которых индивид участвует одновременно. Таким образом, анализ глобализации заставляет изменить взгляд на природу национального и этического и их генезис в историческом процессе.

Системный кризис современных наций в условиях глобализации дает новый подход к эволюции нации, как общности политической природы, возникающей гораздо раньше Нового Времени. Длительно сосуществуя с этносами, ранние исторические формы нации, обладающие ее основными чертами, формировались в рамках ранних государств. Одновременно участвуя как в нации, как политической общности, так и в этносе, онтологическое основание которого определяют структуры обыденного бытия, индивид испытывает одновременное влияние как этнической, так и национальной культуры.

Впервые дуализм этнической и политической (государственной) принадлежности человека возник в Осевое (поворотное -axial) Время, когда произошел качественный переход развития от этнической эволюции с ее социобиологической природой к возникновению и эволюции государств, имеющих социально-политическую природу и способных в исторически ничтожные сроки консолидировать громадные пространства и разнородные этносы. При этом этнос не исчез, а перешел на уровень обеспечивающей подсистемы нового, политически сконструированного социума.

Политика отделилась от социальных структур, в то время как этническая компонента политики ушла в тень, сохранившись на цивилизационной периферии и консервируя этнографическую периферийность. Характерно, что Ясперс завершает «Осевое время» возникновением полиэтнических и мультикультурных эллинистических государств, завершивших период бурного социально-государственного строительства предшествующих веков.

По сути, «Осевое время» было периодом интенсивной апробации, естественного отбора и сравнительного испытания на прочность, конкурентоспособность и устойчивость самых разных социальных и политических моделей, выстроенных на различном этнокультурном субстрате.

«Осевое время» было временем интенсивного социального, религиозного и политического экспериментирования, захватившего пространство земледельческих культур от Средиземноморья до Китая, причем выдающиеся исторические фигуры того времени были не только пассивными интерпретаторами и теоретиками, но и активными социальными экспериментаторами.

Именно на этом громадном, разнообразном и жизненно важном для выживания конкурирующих социумов практическом опыте государственного строительства и выросли религиозно-философские учения, отделившие философию от мифа и заложившие основы социально-политической теории, определившей облик последующих двух тысячелетий.

Более того, сложившиеся в те годы религиозно-философские системы были не только источником, но и порождением периода первоначальной эволюции политического государства, сменившего, поглотившего и вытеснившего на геополитическую периферию догосударственные формы социальной организации.

Введя понятие «Осевого времени», Карл Ясперс сконцентрировал внимание на генезисе философских учений, опустив качественный скачок в социальном развитии соответствующих обществ, поднявшихся над родоплеменными отношениями с их социобиологическими корнями на уровень гражданских обществ, протонаций, в которых этническая, родоплеменная идентичность отошла на второй план.

Сегодня мировая история завершает двухтысячелетний виток, принудительно возвращая Человечество к проблематике «Осевого времени». В глобальном масштабе идут процессы деструкции и примитивизации крупных социальных систем, зародившихся в «Осевое время». Вопреки ожиданиям, крупные индустриальные и постиндустриальные нации распадаются на этносы; вопреки фантастическому взлету науки, идет обвальный возврат к этнизму, радикальной теократии и другим формам архаического группового сознания. Сегодняшний этап глобализации знаменует новое «Осевое время», «Осевое время-2» - исторический поворот, качественно меняющий всю социальную реальность. ^[2,3]

Принцип одновременного участия индивида более чем в одной социальной общности (группе) позволил найти продуктивный подход и к проблеме оснований власти, то есть к первичным социальным механизмам подчинения ^[4]. В частности, одновременное участие индивида в этносе и в нации объясняет механизм системного кризиса государственной власти по мере нарастания этнической и конфессиональной фрагментации общества.

Основа такого подхода - достаточно очевидное утверждение, что отношения власти и подчинения связаны с определенными социальными позициями и социальными ролями, которые отражают место индивида в определенной устойчивой системе отношений, социальной структуре, формирующих ту или иную социальную группу.

Из этого следует, что отношения власти и подчинения формируются в рамках ведущих, системообразующих групп, определяющих общественные отношения, прежде всего - в рамках гражданской нации. Изменение социальной значимости групп означает изменение всей системы власти, переход власти к другим социальным группам и субъектам власти.

Одновременное влияние на индивида этнической и национально-государственной культуры, формируя самоидентификацию индивида, оказывает существенное влияние на его отношение к институтам власти. Характерно, что мультикультурализация современных обществ, актуализируя и повышая роль и влияние этнической культуры, ведет к появлению развитых альтернативных институтов власти, до этого находящихся в латентном состоянии внутри этноконфессиональных групп, то есть порождает кризис власти, многовластие.

Власть, как социальный институт, и система властных отношений, связана с определенной социальной общностью (группой) и действует исключительно в ее рамках. Одновременное участие индивида в различных группах (общностях) означает одновременное участие в соответствующих системах властных отношений, связанных с определенными социальными статусами и ролями. В ряде случаев участие в различных системах властных отношений порождает конфликт интересов ^[5].

Примерами кризиса национального государства в результате этноконфессиональной фрагментации общества может служить бывшая Югославия, система постсоветских этнических конфликтов, а также нарастающая волна нестабильности на Ближнем Востоке. Так, Египет и Турция стали ареной борьбы государства и религиозных экстремистов, претендующих на всю полноту политической власти. В случае Сирии этноконфессиональная фрагментация еще недавно стабильного общества приобрела многосторонний характер, не оставляющий надежд на быстрое урегулирование. При этом этноконфессиональные группы, формируя политические институты, все чаще приобретают транснациональный, глобальный характер.

Таким образом, в условиях кризиса современного, постиндустриального государства фрагментация (дуализм) оснований власти, связанная с этнокультурной фрагментацией социума и участием индивида более чем в одной социальной общности, переходит в явные формы. Порожденный кризисом национального государства дуализм идентичности и кризис оснований власти переходит в форму «горячих» этнонациональных конфликтов.

В дальнейшем власть рассматривалась как свойство социальных структур, позволяющее им сохранять относительную устойчивость в ходе социальных изменений. Власть обладает следующими характеристиками и атрибутами ^[6]:

· Власть, как устойчивая система взаимодействия субъекта и объекта власти, не существует вне определенной социальной группы.

· Власть в своей основе связана с принадлежностью индивида к социальной группе и с местом индивида в системе ее социальных связей.

· Идентичность индивида есть субъективное отражение участия индивида в объективно существующей социальной группе

· Одновременно участвуя в многих социальных группах (феномен одновременного участия) и обладая соответствующим набором социальных статусов и ролей, индивид тем самым одновременно участвует в характерной для каждой группы системе властных отношений.

· Ключевым звеном любой системы власти являются социальные механизмы подчинения, имеющие сложную, системную социальную природу и обычно называемые основаниями власти. Разрушение оснований власти ведет к разрушению властных отношений.

· Зависимость индивида от субъекта власти определяется значимостью для него социальных статусов и ролей, связанных с участием в соответствующей группе и входящих в его статусный набор. Соответственно, возникновение, распад или ослабление социальной группы, либо входящих в нее социальных структур ведет к изменению набора статусов входящих в группу индивидов и тем самым - меняет систему подчиненности индивидов субъектам власти. В случае если такой процесс носит групповой или массовый характер - возникает социальный кризис, в ходе которого меняется система власти и иерархия ее субъектов

· Включение или исключение индивида из социальной группы, актуализация и деактуализация (утрата) отдельных социальных статусов, смена идентичности (иерархии идентичностей) меняет его подчиненность (зависимость). В случае если такой процесс изменения набора социальных статусов и участия в группах носит групповой или массовый характер - меняется система власти и иерархия субъектов власти. Верно и обратное - изменение властных отношений влечет трансформацию тех социальных структур и социальных групп, в рамках которых эти отношения действуют.

· Системообразующей социальной группой, в рамках которой действует государственная власть, является гражданская нация, поскольку именно с ней связаны ведущие, наиболее общественно значимые социальные статусы, определяющие место индивида в социальной иерархии, его социальную перспективу ( социальные лифты) и доступ к распределению ресурсов.

· Помимо нации, основными социальными группами, определяющими социальное бытие человека, являются этнос, религиозные и корпоративные группы. В случае распада или деактуализации нации этнические, религиозные и корпоративные группы выходят на первый план и формируют свои системы власти, параллельные государственной, заполняющие «вакуум власти». Типичные результаты такой инверсии оснований власти - этнический сепаратизм и теократические революции, полностью или частично уничтожающие светскую, то есть национальную, государственность в странах Ближнего Востока.

Проблема генезиса и воспроизводства власти неотъемлема от проблемы оснований власти, то есть социально обусловленной готовности индивида и группы к подчинению и сотрудничеству со структурами власти.

Достаточно очевидно утверждение, что отношения власти и подчинения связаны с определенными социальными позициями и социальными ролями, которые отражают место индивида в определенной устойчивой системе отношений, социальной структуре, формирующих ту или иную социальную группу.

Из этого следует, что отношения власти и подчинения формируются в рамках ведущих, системообразующих групп, определяющих социальные отношения, прежде всего - в рамках гражданской нации. Изменение социальной значимости групп означает изменение всей системы власти, переход власти к другим социальным группам и субъектам власти.

Подчеркнем, что социальная роль государства гораздо шире собственно политической власти. Это не только непосредственная политическая власть и ее институты, часто редуцируемые до «власти-насилия», но и нормативное (ценностное, идеологическое) регулирование, управляющее широким кругом социальных процессов в широком круге социальных групп.

Не менее существенно прямое участие государства в экономических отношениях, опосредующее власть через процессы обмена, и, через посредство законодательного регулирования, где государство определяет широкий круг социальных отношений в других социальных группах (семейное право и др.).

Основания власти формируются и прямым участием государства в системе воспроизводства населения, прежде всего - т.н. «человеческого потенциала», и культурного кода, подразумевающего интеграцию новых поколений в систему общественных отношений, включая систему власти. В этом отношении конструктивистский подход, рассматривающий нацию как политический конструкт элит, достаточно адекватен.

Более того, властные отношения в рамках государства и, соответственно, в рамках нации, антагонистичны властным отношениям в рамках других крупных и значимых социальных групп - например, в рамках этносов и религиозных общин с их обычным правом (например, шариат, адат, кровная месть, кастовые традиции…), а также властным отношениям со стороны альтернативных субъектов власти.

Современное, «постнациональное» государство с его открытым отказом от «государственного патернализма» и ставкой на негативные стимулы, одностороннюю тотальную регламентацию и контроль частной жизни, объективно разрушает основания власти, толкая граждан на интеграцию в негосударственные и ненациональные социальные группы, альтернативные деградирующей нации.

Сужение экономической роли «постиндустриального» государства, включая сокращение его доли в ВВП, является очевидным сокращением ресурсной базы власти при одновременном расширении ресурсной базы альтернативных субъектов власти, функционирующих на локальном и глобальном уровне.

Таким образом, происходит деактуализация нации, как социальной группы, в экономическом отношении: принадлежность к нации, устойчивая ориентация индивида или группы на определенное государство не дает дополнительных социальных и экономических возможностей.

Более того, в условиях глобализации и «денационализации» экономической сферы объективно исчезают общенациональные национальные экономические интересы, в прошлом сформировавшие национальные государства и национальную идентичность. Идет дробление общенациональных интересов на интересы групп более низкого порядка.

Актуальна не национальность, а транснациональность, позволяющая извлекать выгоду из альтернативности участия более чем в одной нации. То, что выгодно для «Дженерал моторс», сегодня уже не выгодно ни Америке, ни среднему американцу.

Однако экономическая деактуализация нации, как социальной группы, обесценивая связанные с ней социальные статусы, позиции и возможности, тем самым разрушает и основания власти: подчинение, как плата за включенность в нацию, все в меньшей степени окупает получаемые возможности, преимущества и гарантии. Самоочевидный вчера, рациональный экономический смысл подчинения государству в рамках гражданской нации неуклонно снижается.

Одновременно, в условиях исчерпания экстенсивных возможностей роста, характерных для 19-20 веков, национальное государство деактуализируется и как общенациональный проект социального прогресса, интегрирующий социальные группы ( в том числе - этнические и конфессиональные) посредством кооперации и общей социальной перспективы.

Экономическая деактуализация нации, утрата государственной властью экономических ресурсов и механизмов управления тесно связаны с утратой социальных ресурсов власти, обычно понимаемых как способность власти к повышению или понижению социального статуса или ранга, места индивида в социальной стратификации.

Дуализм культуры: культура нации и культура этноса

Для этнических меньшинств, участвующих в полиэтнической нации, параллельное пребывание в поле двух культур - этнической и общенациональной, достаточно очевидно. Однако дуализм этнической и национальной культуры характерен и для государствообразующих этносов и проявляется в форме дуализма народной и элитарной культуры.

Как гражданин своего государства, участник нации и ее социальных институтов, индивид существует в рамках общенациональной культуры, ведущим атрибутом и маркером которой является государственный язык. Участию индивида в нации соответствуют социальные определенные роли и статусы, например, учащийся, налогоплательщик, участник судебного процесса, избиратель и т п.

В то же время, будучи участником негосударствообразующей этнической группы ( меньшинства), индивид существует в рамках этнической культуры, и выполняя специфические для этноса социальные роли ( сын, отец, муж, участник ритуала и др и пользуясь при этом этническим языком. ( утрата этнического языка не является обязательным условием этнической принадлежности, этнической идентичности и участия в этнической культуре).

Однако дуализм национальной и этнической культуры, связанных со специфическими для каждой общности социальными ролями и статусами, проявляется и в случае моноэтнических наций (хотя моноэтнических практически нет) и одновременного участия индивида в государствообразующем этносе и в нации. В случае участия в государствообразующем этносе обычно принято говорить о «неразделимости» и «единстве» национальной и этнической культуры, которая якобы неделима на этническую и национальную компоненты.

Между тем, нетождественность этноса и нации проявляется, в частности, в дуализме культуры, которая имеет этническую и национальную составляющие даже в условиях моноэтнических наций^[7].

Феномен исторически длительного сосуществования двух культур - этнической и национальной - в культурологии прослеживается в форме дифференциации «народной» культуры от «высокой», национальной (национально-государственой) культуры, создаваемой и транслируемой элитами в рамках социальных структур, связанных с государством. В частности, рамках культурологии устойчиво констатируется исторически длительное сосуществование двух различных, хотя и связанных, культур: культуры этнической общности и культуры нации, существенно различных по времени возникновения, механизмам воспроизводства и развития, и конкретному содержанию.

В работе ^[8] выделены характерные атрибуты национальной и этнической культуры. «В значительной степени традиционализм этнической культуры связан с тем, что в своем начальном варианте она сформировалась как культура безписьменная. Информация в в этнической культуре, как правило, аккумулирована в человеческом опыте, и по преимуществу предстает в неотчужденном в знаковую форму вербальном, оро-акустическом варианте, естественным образом ориентирующем на воспроизводство»

Основной атрибут «народной» культуры, как культуры исходной этнической общности - ее воспроизводство через устную традицию, сферу повседневности, в рамках специфичных для этноса отношений и взаимодействий, недифференцированность социальных институтов, связанных с воспроизводством культуры, а также недифференцированность культурных элит, проявленная в деперсонализации традиций и образцов народной культуры.

Таким образом, этническая культура, будучи основана на самовоспроизводстве культурной традиции, приобретает такие характерные черты, как устойчивость во времени и определенная независимость от политической сферы и государства и его институтов.

В отличие от этнической, национальная культура связана с политической сферой и прежде всего - с государством. Национальная культура, в основе которой лежит культурный субстрат государствообразующего этноса, является как инструментом нациоегенеза, формируемым культурными элитами нации на основе языкового и символического наследия исходного этноса. «Национальная культура связана с функционированием государства, и основывается не только на территориальном и языковом единстве и не только на общей письменности, религии и законе. Т.е национальная культура основана на самых различных принципах интеграции, регуляции и организации, которые задаются национальным государством» ^[9].

Фундаментальное отличие национальной и этнической культур заключается в том, что национальная культура нуждается в государстве и его институтах, а этническая культура создается и транслируется (самовоспроизводится) посредством структур повседневности, которые и являются основой существования этноса. Национальная культура, как и нация, формируется и воспроизводится в рамках государства, в то время как этническая культура транслируется путем самовоспроизводства в ходе повседневного бытия.

Поскольку культура порождается социальной структурой и есть атрибут социальной структуры, в последние десятилетия культурологи отмечают возникновение глобальной культуры, порождаемой глобальными и транснациональными социальными структурами. В настоящее время существуют относительно малочисленные в сравнении с Человечеством транснациональные и глобальные социальные группы и структуры (например, корпоративные), имеющие относительно слабые связи с исходными национальными общностями. Однако следует отметить, что, поскольку глобальная общность, охватывающая большинство мирового населения, в настоящее время находится в процессе становления и не играет в жизни обычного индивида ведущей роли, и, соответственно, не определяет его ведущую идентичность. Это происходит во многом, что глобалисткая культура является сильно дифференцированной в зависимости от социальной группы, на которую она транслируется. Так для основной массы населения она проявляется в виде культуры потребления, тяготеющей к унификации по всему миру. В тоже время для верхних социальных страт глобалисткая культура проявляется в первую очередь в виде вненациональной политической, социальной и корпоративной культуры.

Социальный механизм этнокультурной фрагментации, характерный для ряда инструменталистских и отчасти конструктивистских теорий - кризис нации и связанная с ним деактуализация национальной идентичности, замену которой индивид находит в этнической и религиозной.

Однако сама по себе постмодернистская деактуализация государства и его социальных институтов, объясняя деактуализацию и смену ведущей идентичности на этнокультурную, не объясняет, почему индивид не произвольно выбирает инструментально выгодную идентичность, а всегда принимает якобы исчезнувшую, «забытую» в ходе нациегенеза этническую идентичность своих предков и ближнего социального окружения. Характерно, что возврат к прежней этнической идентичности наблюдается не только у этнических меньшинств, но и у государствообразующих этносов.

Очевидно, что выбор индивидами определяемой родством этнической идентичности в качестве единственной альтернативы национально-государственной прямо указывает на то, что индивид не произвольно выбирает «воображаемую», сугубо субъективную идентичность, навязанную извне или имеющую инструментальную ценность, а конституирует факт своего изначального участия в этносе и связанной с ним системе социальных отношений, ролей и статусов.

При этом участие индивида в нации, как в социальной общности, образуемой государством, и связанная с ним идентичность также сохраняется, но отходит на второй план.

На наш взгляд, непротиворечивое объяснение феномену инверсии ведущей идентичности с национальной на этническую при устойчивом сохранении обеих идентичностей дает только модель одновременного участия индивида в этносе и нации, как длительно сосуществующих социальных общностях.

Таким образом, вместо ожидаемого возникновения глобальной всечеловеческой социальной общности со своей культурой и идентичностью глобализация, разрушая национальное государство и нацию «сверху», провоцирует актуализацию этнической и религиозной идентичности и культуры.

Мультикультурализация нации, как социальный маркер кризиса оснований власти

Генезис классической нации с характерными для нее общностью культуры, территории, исторической судьбы, идентификации и других признаков общности, во многом основывается на этнической культуре государствообразующего этноса, с этнической территорией которого обычно совпадает территориальное ядро будущего национального государства.

В ходе национального строительства наблюдается конвергентные процессы сближения и ассимиляции языка, культуры и идентичности субэтносов и этносов, территории которых входят в границы национального государства, создавая иллюзию стадиальной трансформации государстообразующего этноса в нацию.

Между тем, история «классических» европейских наций показывает, что государствообразующие этносы и их культуры есть продукт взаимной ассимиляции достаточно неоднородного этнокультурного субстрата. При этом, участвуя в системе социальных институтов, этническая периферия (этнические меньшинства) гражданских наций, глубоко интегрируясь в культуру нации, вне семейного круга и этнокультурной общины пользуется национальным (государственным) языком и нормами общенациональной культуры. Этнокультурные различия в пределах наций сохранялись, но при этом вытеснялись на периферию социальных отношений, проявляясь только в соответствующих социальных контекстах.

Нация индустриальной эпохи, преодолевая культурную неоднородность, развивалась в сторону монокультурализма - единства языка и культуры, стирания этнокультурных различий и вытеснения их на периферию общественной жизни.

Высшей точкой «монокультурализма» наций стал 20 век, как период расцвета национального государства, когда единство и относительная замкнутость культурной среды обеспечивалось всеми институтами государства, в том числе печатью и национальными, преимущественно государственными, системами радиотелевещания, а роль государства во всех сферах социальной жизни была определяющей.

Рубежом мультикультурализации европейских наций стали 70-е годы 20 века, когда процессы глобализации стали определять мировое развитие. Процессы глобализации шли в двух направлениях Основная тенденция глобализации - ослабление государства и, соответственно, нации, как социальной группы, имеющей политический генезис и связанной с государством. Кризис нации вызвал ослабление и размывание национальной идентичности и выход на первый план этнической идентичности. По мере характерной для начала постиндустриализма «приватизации государства благосостояния» это приводило к этнической фрагментации наций, сложившихся на пике индустриализма.

Вторая тенденция глобализации, возникшая в последней трети 20 века - смена направления мировых миграций и поэтапное нарастание миграционного потока из «третьего мира» в «первый», когда в бывшие метрополии хлынул поток инокультурных экономических мигрантов из недавних колоний, превращенных в экономически несостоятельные «суверенные государства».

Глубокие этнокультурные, исторические, конфессиональные и, более того, цивилизационные отличия постколониальных иммигрантов от принимающих наций, усиленные характерным для бывших колоний и других «несостоявшихся государств» акцентированным этнизмом и религиозным фундаментализмом, привели к тому, что колонии иммигрантов все больше дистанцировались от населения принимающих государств, ограничивая интеграцию в принимающие общества. Это объективно усилило этническую фрагментацию общества^[10,11].

Численный рост этнических колоний, превращение их в замкнутые анклавы, акцентированная идентификация этнокультурных меньшинств со странами происхождения, привели к глубокой этнокультурной фрагментации современных наций, где этнические меньшинства все чаще выбирают стратегию самоизоляции и конфронтации ( несотрудничества) с принимающим обществом, что усилило объективно порожденную глобализацией фрагментацию наций на этноконфессиональные группы. Характерно, что этнокультурная фрагментация наций не сводима к мультикультурализации, так как выходит далеко за пределы культуры и затрагивает всю систему социальных отношений, начиная с властных.

Возникнув как результат социокультурной и демографической экспансии этнических меньшинств, мультикультурализм в настоящее время конституирован в качестве парадигмы этнокультурной политики большинства промышленно развитых стран, за исключением разве что Японии.

С одной стороны, мультикультурализм стал продолжением обычной модели нациегенеза, где ликвидация этнокультурной дискриминации была средством втягивания этнических и религиозных меньшинств в нацию и в сферу общенациональной культуры.

С другой стороны, мультикультурализм, отказываясь от модели полной интеграции меньшинств в пользу модели нетерриториальной культурной автономии меньшинств, обозначает разворот социального развития от интеграции в единую нацию к процессам размывания нации и национальной культуры в результате глобализации, в ходе чего идет актуализация этничности.

Мультикультурализация стала индикатором кризиса национального государства, неспособного противостоять размыванию культурного поля в условиях возникновения глобального социального и экономического пространства, «мировой деревни», где каждый связан с каждым независимо от политических границ и вмешательства государственных институтов.

Вопреки общему мнению, сама по себе массовая иммиграция из географически отдаленных и цивилизационно чуждых принимающим государствам регионов лишь обострила проблему этнокультурной фрагментации современного постиндустриального общества в результате глобализации, перевела процесс в явные формы.

И действительно, на пике своего развития «монокультурная» французская нация бесконфликтно интегрировала первую волну русской эмиграции и свыше миллиона армянских беженцев из Турции, в культурном и бытовом отношении весьма далеких от французов, и это не вызвало межэтнической напряженности либо необходимости наделения российских и армянских иммигрантов и их потомков особым статусом.

В то же время «сирийская» волна миграции в ЕС, сопоставимая с миграционными волнами времен Первой Мировой, спровоцировала небывалую этнокультурную поляризацию современного европейского общества.

Очевидно, это связано со снижением интегрирующей и ассимиляционной способности современных постиндустриальных наций, размытых, деактуализированных и фрагментированных глобализацией.

В отличие от государств индустриальной эпохи, способных сплотить население и ассимилировать этнокультурные меньшинства на основе доминирования развитой национальной культуры, современное постиндустриальное государство утратило стимулы, обеспечивающие лояльность населения, причем не только недавних иммигрантов.

Характерно, что в новых условиях политика мультикультурализации европейских наций вызывает эффект, обратный ожидаемому, так как социальная и культурная интеграция иммигрантов в принимающее общество последовательно снижается, вплоть до назревания этнокультурной конфронтации. Социальное давление растущих иммигрантских общин на национальные правительства ЕС привело к фактическому наделению инокультурных иммигрантов особым статусом, известным как «позитивная дискриминация», и привел к переходу общества от этнокультурной фрагментации к этнокультурной поляризации.

Открытый кризис политики мультикультурализма в Германии часто отсчитывают с выхода сенсационной книги Тило Саррацина « Самоуничтожение Германии» ^[12], где представитель германских финансовых элит констатирует уже очевидный факт этнокультурной фрагментации «классических» европейских наций, как частного проявления общей тенденции глобализации. События последнего года, когда границы Шенгенской зоны беспрепятственно форсировали несколько миллионов человек, настроенных на конфликт с принимающим обществом, доказывает серьезность этого предупреждения.

Стирание экономических и политических границ государств-наций не преодолевает противоречий глобального ресурсно-демографического кризиса, а трансформирует конфликт, перенося противоречия с межгосударственного уровня на уровень противостояния этнокультурных общин.

В любом случае, политику мультикультурализа можно определить как отказ политических элит от классической, конвергентной модели строительства единой нации и переход к нетерриториальной автономизации этносов, превращения унитарной нации в конфедерацию этнических групп, не связанных общей культурой и идентичностью. Фактически, мультикультурализм - политика отсроченной катастрофы, причем не культурной, а системной, так как затрагивает основания власти и первичные социальные механизмы властных отношений.

Дестабилизирующую роль мультикультурализации полиэтнических наций, чреватую буквально «эрозией» системы властных отношений, отмечает С. Хантингтон, информированность и объективность которого в отношении собственной страны вряд ли подлежит сомнению.

«Соединенные Штаты и Советский Союз напоминают друг друга в том, что не являются нацией-государством в классическом смысле этого слова. Обе страны в значительной степени определили себя в терминах идеологии, которая, как показал советский пример, является более хрупким основанием единства, чем единая национальная культура… Если мультикультурализм возобладает и если консенсус в отношении либеральной демократии ослабнет, Соединенные Штаты присоединятся к Советскому Союзу в груде исторического пепла» ^[13]. За двадцать лет, прошедших с момента публикации, проблема этнокультурной фрагментации американского общества, связанная, в частности, с массовой нелегальной миграцией из Мексики, заметно усугубилась.

Продолжая приведенную выше мысль С. Хантингтона, можно отметить, что частным случаем мультикультурализации унитарного государства с выделением т.н. «союзных республик» и этнических автономий можно считать Советский Союз, распад которого был спровоцирован кризисом социалистической ( советской) идентичности, идеологизация которой была во многом обусловлена разнородностью этнокультурного субстрата.

Кризис властных отношений в национальном государстве часто проявляется как кризис национально-гражданской идентичности элит и рядовых граждан. Для нации, как общности, в основе генезиса и воспроизводства которой (национального строительства) лежит общенациональная культура, мультикультурализация, как размывание и деактуализация общенациональной идентичности и общенациональной культуры, означает распад как самой гражданской нации, так и связанных с ней отношений, включая властные. При этом отчуждение от скрепляющей нацию общенациональной культуры затрагивает в первую очередь этнокультурную периферию нации, что характерно для политических катастроф полиэтнических государств ( в том числе империй).

Так или иначе, мультикультурализм, констатируя и, тем самым, дополнительно провоцируя дробление национально-государственной идентичности не только элит, но и широких масс по основанию этнокультурной принадлежности, может считаться надежным социальным маркером кризиса оснований власти и властных отношений, грозящего перейти в политическую катастрофу, разрушив всю систему властных отношений.

Как показано в работе ^[14] политическим катастрофам в жизни общества, предшествуют характерные социальные маркеры, основными из которых являются:

1. Кризис пределов роста, связанным с достижением государством пределов территориального или экономического роста, который почти всегда протекает в латентной форме. В этой фазе, объективно обусловленной снижением темпов развития государства, обостряются борьба правящих элит за социальные, материальные и экономические ресурсы, доступ к ним в значительной степени монополизируется. Все это характеризуется снижением вертикальной мобильности, остановкой «социальных лифтов», снижением инкорпорации в элиту талантливых и энергичных представителей других социальных страт. Все это происходит, как правило, на фоне отсутствия внешних угроз, которые сплачивают общество, как по вертикали, так и по горизонтали.

2. Кризис социальной мобильности, как результат стремления правящих элит к монополизации власти. При этом правящая элитная группировка замыкается в себе и тормозит вертикальную мобильность конкурирующих группировок и нижних страт, провоцируя и структурируя недовольство альтернативных властных группировок и субэлит, что резко обостряет политическую борьбу внутри государства.

3. Кризис целеполагания, связанный с исчерпанием предшествующего этапа развития общества и объективно отражающий выход общества на точку выбора (кризис ( греч.) - выбор) дальнейшего пути развития. Кризис целеполагания порождает фрагментацию политических элит по основанию целей общественного развития, то есть кризис национальной идеи и государственной идеологии».

4. Кризис идентичности. Монополизация власти и социальных лифтов доминирующими элитными группировками ведет к тому, что социальная периферия нации и часть элит отстраняются либо самоотстраняются, меняя ведущую идентичность, от политической жизни, теряя общую идентификацию с правящими элитами, что разрушает основания власти по всей вертикали общества. Существенная часть кризиса идентичности - кризис национальной идентичности и связанная с этим инверсия национальной идентичности на этническую, дифференциация нации на этнокультурные и этнорелигиозные фрагменты, в ходе кризиса формирующие собственную политическую субъектность ( политизация этноса).

5. Фрагментация и социальная изоляция элит от подчиненных страт, тесно связанная с кризисами целеполагания и идентичности, создающая предпосылки для поляризации общества с последующей эскалацией конфликта вплоть до «горячей» фазы ( Сирия, Югославия и др.) Индикатором нарастания фрагментации общества является кризис общенациональной культуры, размывание и разрушение норм и стереотипов социального поведения, соответствующих определенным социальным ролям и статусам..

6. Нарастание социального расслоения и дифференциация образа жизни элит и населения. Различие в образе повседневной жизни разрушает общую идентификацию социальной общности и, как следствие, систему властных отношений, необходимое условие функционирования которой - общая групповая принадлежность и идентичность. Социальное неравенство имеет пределы, выход за которые провоцирует необратимую деидентификацию «низов» с элитами («мы» и «они»), которое позже находит выход в форме неподчинения, несотрудничества, а на определенном этапе - и «бунта», как активного насилия социальной периферии в отношении элит.

7. Выход политического кризиса за пределы властных элит и втягивание в противоборство властных группировок управляемых страт общества, Нарастающее вовлечение во внутренний политический кризис внешнеполитических сил и ресурсов.

В этом отношении знаменателен миграционный кризис в Европе, в ходе которого полноправные граждане европейских стран были демонстративно уравнены в правах с неустановленными лицами без гражданства и де факто лишены права на безопасность. Реакцию граждан ЕС на вызывающие акции «беженцев» следует расценивать как начало далеко идущего кризиса власти, в ходе которого политические элиты стран ЕС будут терять доверие и социальную поддержку масс на фоне транснациональной консолидации инокультурных общин под панисламистскими лозунгами.

Как показывает исторический опыт, ключевым механизмом социально-исторических катастроф является разрушение социальных оснований власти, то есть готовности общества к подчинению и сотрудничеству с правящими элитами, в основе чего лежит общая групповая идентичность, как сознание принадлежности правящих элит и управляемых страт общества к одной социальной общности ( нации).

При наложении ряда факторов, способствующих фрагментации общества по различным основаниям, происходит размывание культурной основы общества и снижение значимости национально-государственной идентичности, а в ряде случаев - лавинообразная инверсия идентичности подчиненных страт, в результате чего подчинение властям теряет для масс свою инструментальную и моральную ценность, после чего власть «падает в грязь» в ожидании не обязательно лучшей, но новой власти.

Кризис национально-государственной идентичности вызывает актуализацию этнической и религиозной идентичности, то есть фрагментацию общества и элит на фрагменты, приобретающие политическую субъектность (политизация этнических и религиозных групп). Таким образом, одним из основных сценариев политической катастрофы (от античности до современной Сирии) являются этнорелигиозная фрагментация элит и общества до уровня разрушения оснований власти.

Национальное государство: от кризиса национальной культуры до кризиса власти

Как показывают события последних лет, для современного этапа глобализации характерна нарастающая неустойчивость государственной власти, связанная с кризисом оснований власти, понимаемых как готовность нижних страт к сотрудничеству и подчинению элитам. При этом кризис государственной власти склонен к переходу в политическую катастрофу, при которой вместе с правящим политическим режимом рушится вся вертикаль государственной власти. Таким образом, несмотря на разнообразие внешних форм, маскирующее общность социальных механизмов, содержанием ( социальным механизмом) политической катастрофы является крушение оснований власти, понимаемых как готовность и заинтересованность членов общности к подчинению и сотрудничеству со структурами власти.

Сущность оснований власти, как «глубинной» основы отношений власти и подчинения, достаточно прозрачна: отказ от подчинения означает как минимум изгнание из группы, десоциализацию, отказ от возможностей, связанных с участием в данной социальной группе, в данном случае - в гражданской нации.

Иначе говоря, что цена отказа от сотрудничества с властью в социальной группе (включая подчинение институтам «легитимного насилия», как частный случай) - это утрата возможностей, связанных с участием в группе.

Это означает, что объективной количественной оценкой стабильности оснований власти, как основы властных отношений в данной группе, может служить «цена десоциализации» - система социальных возможностей, преимуществ и перспектив, теряемая объектом власти при выходе из группы и, соответственно, при отказе от подчинения. Таким образом, в виде цены десоциализации (цены неподчинения) мы получаем объективный измеритель «силы» властных отношений, позволяющий оценить влияние различных социальных факторов на устойчивость власти .

При этом, как было показано выше, власть не абстрактна, а всегда связана с определенной социальной группой, в рамках которой действуют властные отношения. Это, в частности, значит, что крушение государственной власти национального государства актуализирует альтернативные социальные группы и связанные с ними системы власти.

Мультикультурализм объективно усиливает фрагментацию и социальную изоляцию элит от подчиненных страт, тесно связанная с кризисами целеполагания и идентичности, создающая предпосылки для поляризации общества с последующей эскалацией конфликта вплоть до «горячей» фазы ( Сирия, Югославия и др.)

Кроме этого надо отметить, что одним из ведущих маркеров и причин социальной катастрофы является выход политического кризиса за пределы властных элит и втягивание в противоборство властных группировок управляемых страт общества, а также внешнеполитических сил и ресурсов. Мультикультурализм, объективно усиливающий фрагментацию нации, значительно облегчает поляризацию общества и втягивание населения в конфликт противоборствующих элит.



Выводы

1. Одним из наиболее значимых трендов глобализации является этнокультурная и этнорелигиозная фрагментация социальных общностей, прежде всего, наций, которые все в большей степени утрачивают свое культурное единство.

2. Необходимым условием существования и воспроизводства нации является национальная культура, посредством групповой идентичности формирующая основания власти, понимаемые как готовность и заинтересованность членов общности к подчинению и сотрудничеству со структурами государственной власти.

3. Глобализация, создавая глобальное экономическое, информационное и культурное пространство, лишенное государственных границ и снижая социальную значимость национального государства и его институтов, тем самым снижает актуальность национальной идентичности и принадлежности индивида, чем стимулирует этнокультурную фрагментацию нации, понимаемую как участие граждан в альтернативных нации этнических и религиозных группах и субкультурах.

4. Одним из проявлений этнокультурной фрагментации современного общества является мультикультурализация общества, констатирующая и дополнительно стимулирующая нарастающую дифференциацию современной нации на этнические и религиозные сообщества, формируя альтернативные государству системы властных отношений, разрушая тем самым социальные основания государственной власти, понимаемые как готовность к сотрудничеству и подчинению.

5. Мультикультурализация, как политика отказа современного национального государства от приоритетной поддержки единой общенациональной культуры, с необходимостью ведет к этнокультурной фрагментации общества, обусловленной сменой национальной самоидентификации индивида на этнокультурную, и создает предпосылки для возникновения альтернативных властных отношений.

...