Активность террористической деятельности и роль социальных факторов

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Социальный капитал играет важную, но сложную роль в процессе формирования террористической группы и в направленности ее последующего поведения. С одной стороны, более высокие уровни социального капитала помогают формированию террористических групп и преодолению проблемы коллективных действий, а также создают условия, где этот тип насилия служит эффективным дорогостоящим сигналом. С другой стороны, высокий уровень социального капитала стимулирует участие в гражданских группах, которые обеспечивают альтернативный выход для политической нестабильности и одновременно играют решающую роль в создании и поддержании социальных норм, которые помогают отказаться от насилия против мирных жителей. В результате, те же самые силы, которые помогают террористическим организациям, могут сдерживать их поведение. Террористические группы, которые игнорируют социальные условия и общественные нормы имеют высокий риск вызвать гнев населения за излишнюю жестокость или становятся неактуальными, если они нападают слишком редко. социальный террористический гражданский

Многие исследования терроризма, в частности, с использованием количественного анализа, пытаются объяснить использование насилия в отношении гражданских лиц с помощью политических или экономических причин, часто игнорируя социальные переменные [1; 2]. Достаточно нетрудно объяснить происхождение таких тенденций. Во-первых, терроризм часто определяется как насилие, преследующее политические цели, что предполагает, что именно политические условия должны объяснять воздействие терроризма. Во-вторых, в некоторых не вполне обоснованных объяснениях подчеркивается исключительно относительная бедность мест, связанных с высоким уровнем террористической деятельности. Эмпирический опыт показывает смешанное правдоподобие подобных случаев, поскольку политические объяснения часто более эффективны, чем экономическая подоплека. Однако, достаточно редко аналитики оценивают значение социальных факторов в борьбе с терроризмом за пределами области этнической или религиозной неоднородности населения. Эти тенденции скрывают важные факторы, коррелирующие с террористической деятельностью и отражающие важные причинно-следственные процессы, связанные с современным терроризмом.

Интенсивный фокус на политические и экономические факторы, нежелание заниматься общественной динамикой, представляют теоретические и методологические трудности, связанные с оценкой социальных факторов. К сожалению, социальные силы являются решающими для объяснения терроризма, и в новых теориях и эмпирических данных пропускается важный пласт знания. Терроризм, по своей сути, является социальной проблемой. Он определяется как применение или угроза применения насилия против гражданского населения для достижения политических целей, он вызывает эффективные и аффективные результаты именно потому, что нарушает допустимые социальные нормы в обществе. Во многих религиозных или культурных традициях, использование насилия против мирного населения запрещено. Власть преследует террористические практики, поскольку они нарушают общественные традиции сдержанности и легального использования силы. Таким образом, при сильном психологическом воздействии, терроризм трудно предотвратить. В тоже время, опасно игнорировать социальную динамику, учитывая множество способов ее влияния на террористическую деятельность.

Проведенный анализ 130 стран за 10 лет показывает сильную корреляцию между уровнем социального капитала и терроризма, которые различаются между организационными и оперативными сферами, тем самым поддерживая аргументы, развиваемые в статье. Для измерения социального капитала используются показатели, полученные в результате факторного анализа: уровень образования, уровень преступности, плотность информационных потоков. В данном исследовании подчеркивается отсутствие однонаправленной связи между социальными факторами и терроризмом. Меры, свидетельствующие о более высоком уровне социального капитала, положительно коррелирует с количеством террористических групп, что видимо помогает преодолеть организационные трудности и дает возможность террористам действовать от имени сообщества. В то же время, уровень насилия, рассчитываемый как число нападений и жертв, в среднем ниже для террористических групп, действующих в средах с более высоким социальным капиталом.

Существует четыре основных объяснения причин терроризма, общих для большинства эмпирических исследований. Экономические теории предполагают, что терроризм связан с нищетой и люди обращаются к терроризму, когда они не имеют экономических возможностей [3; 4]. Другое объяснение фокусируется на политических факторах, утверждая, что люди полагаются на тактику террора, когда сталкиваются с безразличным или репрессивным государством [5]. Теории, основанные на демографических факторах, предполагают, что численность населения, географические, этнические и религиозные разногласия в обществе поощряют терроризм [6]. Наконец, психологические теории указывают на личностные характеристики людей, совершающих террористические атаки. Эти теории отличаются в степени развития и обоснованности. Например, в ряде строгих эмпирических работ рассматривались отношения между политической нестабильностью, экономикой и терроризмом, с использованием психологической теории [7].

Несмотря на множество эмпирических исследований в последние годы с целью выявления взаимосвязей между экономикой и терроризмом, в них нет последовательности. Например, C. Бломберг, Г. Хесса и А. Веерапана исследуя взаимосвязь между экономическим спадом и терроризмом, нашли слабую связь между ними, особенно в демократических странах с развитой экономикой [8]. Напротив, Джеймс Пьяцца смотрит на набор экономических переменных и находит взаимосвязь между экономикой, инцидентами терроризма и жертвами [4]. Исследователи К. Ли и Д. Скауб изучили взаимосвязь между экономической глобализацией и международным терроризмом и обнаружили, что торговля, прямые иностранные и портфельные инвестиции не имели прямого влияния на вероятность транснациональных террористических атак в определенной стране [9]. Опираясь на меру риска терроризма, а не количества нападений, используя меры благосостояния, неравенства и качество жизни, А. Абади также не нашел никакой связи между экономикой и терроризмом [3]. Однако, в выводах Ф. Стюарта отмечается важная взаимосвязь между конфликтами и горизонтальным неравенством (неравенство между субнациональными группами), но данные положения не применяются напрямую к терроризму [10]. Если существует взаимосвязь между экономикой и терроризмом, то она весьма непоследовательна, и выглядит относительно слабой: бедность не особо сильная мотивация для людей, чтобы осуществлять акты насилия против соседей и мирного населения [11].

Политические теории терроризма имеют большую эмпирическую поддержку, чем экономические объяснения, но результаты также противоречивы. Исследования Д. Пьяцца показали, что уровень развития политических партий и уровень репрессий положительно коррелируют с числом террористических актов и никак не связаны с числом жертв [4]. Уровень терроризма скорее связан с изменениями в политике репрессий, чем сам уровень репрессий, что предполагает важность последовательных изменений политики в стратегии борьбы с терроризмом. Ученые М. МакБрайд и Г. Ричардсон, например, утверждают, что непреднамеренные или косвенные эффекты борьбы с терроризмом часто способствуют росту вербовки террористов [12]. При оптимальных ответах правительства, полагают они, следует взвесить преимущества политики, направленной на сокращение террористических атак, с увеличением вербовки из-за репрессивных мер. Так, А. Абади обнаружил нелинейную связь между репрессиями и терроризмом, в результате чего терроризм мало вероятен в не репрессивных и очень репрессивных странах, хотя подобные выводы не распространяются на страны с текущей гражданской войной [3]. Также, К. Ли разработал тест политических факторов различия между демократическим участием и законодательными ограничениями, найдя, что участие снижает вероятность террористических актов, а законодательные ограничения повышают данную вероятность [5]. Анализ также показал, что устойчивость режимов коррелирует с уменьшением терроризма, но дееспособность правительства коррелирует с числом инцидентов. В исследовании с использованием данных К. Ли, Е. Ченовет утверждал, что высокая политическая конкуренция положительно коррелирует с терроризмом, находя слабую роль свободы прессы, институциональных ограничений или участия в политической жизни [2]. Все же, результаты, связывающие политическую нестабильность и терроризм, проявляются достаточно сильно.

Другие теории обращают внимание на демографические и географические факторы, такие как этническая гетерогенность и размер страны. Существует смешанные модели, связывающие этничность, этнические конфликты и терроризм. В некоторых исследованиях не удалось доказать прочную связь между этнической фракционностью и терроризмом, но в других утверждается, что более важно смотреть на этническую напряженность, а не просто на этническое разнообразие. Д. Пьяцца удалось найти взаимосвязь между этно-религиозной мозаичностью и террористическими инцидентами, но не было найдено, что рост фракционности увеличивает летальность актов терроризма [4]. В том числе, А. Абади не удалось найти никакого отношения между этнической или религиозной мозаичностью и риском терроризма, но языковые различия положительно коррелируют с риском [3]. Важно отметить, однако, что демографические исследования, основанные на этнической гетерогенности, лучше отражают разнообразие общества, а не восприятие напряженности. Этническая напряженность является важным компонентом в осуществлении транснациональных террористических актов и политические свободы не являются достаточными сами по себе, чтобы смягчить последствия напряженности [13]. Исследования гражданского конфликта утверждают, что этническая мозаичность играет скромную роль в гражданском конфликте [14; 15], в то время как другие подчеркивают, что это является критическим фактором [16]. Данные дебаты, могут зависеть от способа введения в действие этнической переменной.

Объяснение роли общественных сил в борьбе с терроризмом во многом ссылается на демографические факторы, связанные с размером населения или на меру гетерогенности общества. В данной работе проводится несколько попыток теоретизировать значение социальных факторов, в частности социального капитала для проверки опытным путем. Поиск причины терроризма связан с основным вопросом: что заставляет людей наводить ужас и убивать своих соседей для достижения политических целей? Вопрос включает в себя политику, поэтому не удивительно, что политические объяснения находят поддержку в эмпирическом анализе. Эти оценки политических факторов, однако, не объясняют, почему многие политические проблемы не могут перерасти в насилие. Подавляющее большинство людей, выдвигающих политические требования, никогда не осуществят теракт. Это наводит на мысль о существовании другого механизма, связывающего политическое недовольство с терроризмом. Склонность политического недовольства перерасти в насилие может связывать социальное взаимодействие, социальный капитал, и приводить нормы к идее законного применения силы в обществе.

Терроризм неразрывно связан с социальными процессами и социальными нормами. От начала формирования группы к воздействию террористической деятельности, терроризм трансформирует социальную структуру общества или государства. Политологи и социологи используют понятие социального капитала, чтобы объяснить коллективные результаты, но не существует универсального определения или метода его измерения. В одном из первых определений П. Бурдье социальный капитал определяется как «совокупность фактических или потенциальных ресурсов, которые связаны с владением прочной сети более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания» [17]. Принимая другой взгляд, Дж. Коулман основное внимание уделяет функциональной природе социального капитала. В его определении социальный капитал считается «разнообразием различных сущностей с двумя элементами общего: все они состоят из какого-либо аспекта социальной структуры и облегчают определенные действия субъектов, будь то отдельных лиц или корпоративных акторов» [18].

Исходя из несколько другой точки зрения, Р. Патнем пишет, что социальный капитал «относится к особенностям социальной организации, таким как доверие, нормы и социальные сети, которые могут повысить эффективность общества путем координации действий» [19]. Как и Дж. Коулман, он также описывает связь между социальным капиталом и социальными нормами. Так, Дж. Коулман определяет нормы как «право контролировать действие от актора к актору, как правило, потому, что каждое действие имеет "внешние факторы", то есть последствия (положительные или отрицательные) для других людей» [18; 33]. В то время, как Р. Патнем считает, что нормы обвязывают социальное доверие развиваться, поскольку они снижают операционные издержки и содействуют сотрудничеству. Нормы являются частью социального капитала, но «формы социального капитала, такие как социальные нормы и сети, увеличиваются с использованием и уменьшается с неиспользованием» [19]. Подходы Р. Патнема и Дж. Коулмана несколько отличаются, так как рассматривают социальный капитал как общественное благо и смотрят на него как на нейтральный ресурс. Несмотря на различия в определении социального капитала и его нормативных значениях, имеется достаточно наработок для применения данной концепции к исследованию терроризма.

Рассмотрим два основных аргумента: (1) социальный капитал препятствует осуществлению террористической деятельности и (2) социальной капитал поощряет террористическую деятельность. Эти два противоречивые аргумента лежат в основе этой работы, мотивируя тем, что социальная динамика играет важную роль в террористической деятельности. Оба аргумента вполне разумны, достойны обсуждения и нуждаются в эмпирической оценке. Оценка начинается с взгляда на то, как уровень социального капитала в обществе может помешать борьбе с терроризмом, а потом изучает, как он может способствовать такой деятельности.

Социальный капитал часто признается в качестве общественного блага, способствуя экономическим сделкам и хорошему управлению [20]. Социальный капитал часто служит в качестве общественного блага путем укрепления доверия и сотрудничества в обществе. Это, в свою очередь, помогает формировать и поддерживать нормы поведения, принципы и стандарты, воспринимаемые в качестве законных или желательных. Взаимодействие и коммуникация является центральным элементом в развитии социального капитала, а также наказание за отклонение от принятых стандартов играет ключевую роль в поддержании норм и запасов социального капитала [21]. Обществам с малыми возможностями для создания продуктивных социальных взаимодействий или не способных наказать за девиантную деятельность трудно произвести социальный капитал или сильное чувство гражданской ответственности. Более высокий уровень социального капитала в обществе, действуя как общественное благо, должен способствовать укреплению сотрудничества и социальных норм, включая гражданские и правовые запреты на применение насилия в отношении гражданских лиц. В этом смысле, увеличение социального капитала должно снижать привлекательность и законность террористической деятельности, так как преступники взвешивают возможные издержки проведения террористических актов.

Обществам с низким уровнем социального капитала более трудно стимулировать сотрудничество и поддерживать совместные социальные нормы [18]. Представляется логичным, что террористические группы имеют проблемы поддержания своего существования, когда существует большой социальный капитал, благоприятствующий запретам на применение насилия в отношении гражданских лиц даже при наличии законного политического недовольства. В таких случаях, повстанческие действия против правительства будут восприняты как легитимные, но и насилие против гражданского населения не будет допускаться. Предполагается, что когнитивный диссонанс играет важную роль в объяснении, почему некоторые потенциальные террористы объявляют о намерениях провести атаку, но не делают этого [22]. Когнитивный диссонанс, в частности, может возникнуть в результате изменения в воспринимаемых последствиях атаки. Так, внутренние, психические расчеты террористов подлежат манипуляции, а социальные ценности могут играть определенную роль в создании диссонанса, что усложняет интертемпоральный выбор. Наоборот, террористические группировки должны процветать в обществе, лишенном социального капитала, со слабыми или несуществующими нормами о случаях применении насилия, поскольку существует меньше этических и социальных запретов на вступление в такие группы.

Помимо укрепления норм, социальный капитал также связан с гражданским участием [19]. Исследования опросов общественного мнения отражают тесную корреляцию между межличностным доверием и гражданской активностью. В таких обществах, наделенных большим социальным капиталом можно увидеть большую тенденцию к политическому участию [23]. Альтернативные рынки сбыта политического дискурса, участия и разрешения конфликтов должны отговорить людей от следования насильственному курсу действий. Эти выходы должны также быть достаточно прочными, так как социальный капитал играет значительную роль в поддержании членства в группе и истощение его запасов может привести к дезертирству [24]. Таким образом, связь между социальным капиталом и гражданской активностью должна обеспечивать еще одно препятствие на пути к террористической деятельности, предлагая альтернативные места для политического самовыражения и участия сообществ.

В противовес аргументам о позитивных аспектах социального капитала, существует мнение об усилении с его помощью возможных «темных сторон» действительности [18]. Так, социальный капитал может содействовать терроризму или по крайней мере облегчить формирование террористических организаций. Среди наиболее сильных сторон, лежащих в основе террористической тактики является психологическое воздействие, которое является наибольшим в доверчивых обществах. Насилие в военных и криминальных зонах вряд ли удивительно, и часто проводится в инструментальном, а не символическом аспекте. Данный факт определяет меньше значение сигналов, связанных с использованием террористического насилия в рамках таких условий [25]. В отличие от этого, использование терроризма в условиях, отмеченных наличием большого социального капитала, надлежащего управления и взаимопомощи служит в качестве очень весомого сигнала о намерениях и возможностях. Именно потому, что действие террористического акта настолько противоречит общественным нормам, вопиющее нарушение может генерировать политический, психологический и социальный ответ. Это дает основание предположить, что при высоком уровне социального капитала в обществе, использование ущемленными группами террористической тактики более вероятно.

Вторые причины - социальные, уровень социального капитала может способствовать террористической деятельности, поскольку доверие лежит в основе тенденции к групповой симпатии. Доказательства из теории управления показывают, что в групповой динамике часто порождаются как экономическая неэффективность и активность, несовместимые с принципами сотрудничества [26]. Эта сила также может подорвать предполагаемые преимущества альтернативных точек для недовольства. Если в сообществе чувствуются прочные социальные связи, то это может помочь легче организовать и оправдать насилие, действующее от его имени.

И, наконец, в среде с большим социальным капиталом, как правило, люди легче организовываются и преодолевают проблемы коллективных действий. Террористические группы требуют, чтобы люди самоорганизовывались и преодолевали проблемы коллективных действий. Проблема коллективных действий и «проблема безбилетника» затрудняет вербовку в террористические группировки [27]. Одно из решений преодоления данных проблем, для достижения политических целей, заключается в мобилизации социального капитала, и террористической группе может оказаться проще организовать работу в средах с большим социальным капиталом при прочих равных условиях. В то время, как социальный капитал часто образуется в группах, предлагающих позитивный социальный образ, он может быть использован для незаконных или девиантных целей [18; 26]. Террористическая деятельность часто имеет альтруистический характер, в результате чего преступники считают, что они действуют для лучшего или более справедливого общества, для семьи, друзей и соседей. По этой причине, можно было бы ожидать от общества или субсообщества с большим социальным капиталом содействия террористической организации путем актуализации альтруистических мотивов, что помогло бы преодолеть эффект безбилетника

Выдвинутая гипотеза предсказывает, что в средах с высоким уровнем социального капитала должно образовываться больше террористических организаций, которые являются сравнительно менее жестокими. В средах с низким уровнем социального капитала должны образовываться меньше организаций, но они должны быть более сильными.

Если социальный капитал оказывает разнонаправленное давление в рамках всей организационной и оперативной сферы терроризма, важно теоретически и эмпирически детализировать данные аспекты. Социальный капитал широко связан с формированием группы и участием, данные аспекты связаны с организационным поведением. Аналогичным образом, социальный капитал может также способствовать нормам, поведенческим воздействиям, которые можно было бы рассматривать, как результат атаки в контексте террористических групп.

В Таблице 1 описывается, как организационные и оперативные аспекты могут взаимодействовать, чтобы произвести различные результаты. Страны с большим количеством групп, которые совершают множество атак имеют более высокий уровень терроризма, также, как страны с несколькими группами, которые редко нападают, имеют низкий уровень. Эти условия исходят из числа террористов и активности их деятельности. Ожидания становятся все более сложными на противоположной диагонали, где может быть много групп, которые редко нападают и несколько групп, которые атакуют регулярно. Ожидаемые совокупные эффекты становятся неясными в данных случаях.

Данное исследование интегрирует измерения социального капитала, оценки его корреляционной силы относительно других переменных. Можно утверждать, что социальный капитал лучше всего рассматривать на микроуровне, но на макроуровне последствия террористического поведения также должны быть изучены. Накопление социального капитала, построение и поддержание отношений на микроуровне явления, подобно накоплению богатства. Несмотря на то, что происхождение этих переменных лежит в человеческих отношениях, они могут быть использованы, чтобы проверить, насколько отклонения уровня ведет к разным результатам.

Таблица 1. Организация и деятельность

Таблица 2. Влияние социального капитала на борьбу с терроризмом

Это часто встречается в экономической сфере, где национальное богатство используется для объяснения различного поведения указанной страны, такие, как их склонность принимать различные управленческие решения или вступать в международные организации. Это похоже на рассуждения Р. Патмена в его основополагающем исследовании итальянской политики [19]. Он изучал социальный капитал, как явление на микроуровне, в совокупности объясняющее принципиальные различия в участии и управлении между северной и южной Италией. В этом смысле, агрегирование и обобщение отдельных социальных капиталов объясняют принципиальные различия в политическом действии на национальном уровне даже при включении экономических соображений. В данной работе предполагается аналогичная модель, в которой сосредоточивается внимание на влиянии, которое социальный капитал может иметь на борьбу с терроризмом.

Подобные исследования исторически используют подсчеты террористических актов или жертв как отдельные явления, нуждающиеся в объяснении, но есть также исследования, сосредоточенные на террористической группе как группе интересов. Существуют сильные и слабые стороны, связанные с обоими подходами, но единицы анализа должны быть продиктованы теоретическими аргументами и независимыми переменными, представляющими интерес [28].

Есть потенциальные проблемы, связанные со сосредоточением исключительно на террористических актах. Отсутствие теракта может означать пониженную мотивацию для совершения террористических действий, но также может быть продуктом ограниченного потенциала или стратегического терпения. Когда террористические группы не имеют возможности или времени на ожидание по стратегическим причинам, наблюдение «нет атаки» не обязательно означает изменения их базовой мотивации. Если кто-то хочет изучить возникновение террористических актов, то относительная важность мотивации, способности или стратегических намерений может сыграть решающую роль. С другой стороны, если кто-то хочет понять конкретный драйвер (например, мотивацию), то исследование инцидентов рискует смешению таких драйверов, как возможности и стратегические намерения.

Более поздние исследования с использованием группового подхода позволяют получить представление о эффективности и долговечности террористических групп. Более крупные организации, имеющие контроль над территорией особенно смертоносны. Также считается, что идеологические группы и связи с другими террористическими организациями, коррелируют с числом пострадавших [29]. В кроснациональном исследовании на макроуровне террористических групп, С. Бломберг, С. Энгел, Р. Сэвер определяют по меньшей мере два различных профиля групп с последствиями для уровня насилия и их долговечности [13].

Единицы анализа определенной проблемы и самого события очень важно учитывать, поскольку разные объяснения мотивируют использовать различные переменные. В теоретическом обсуждении было отмечено два различных влияния, которые социальные факторы оказывают на терроризм. Социальный капитал может помешать существованию группы, так как общество отвергает подобную деятельность, или может способствовать большему числу террористических организаций. Эмпирический анализ, следовательно, требует, по крайней мере две операционализированные зависимые переменные.

В анализе используется общедоступные наборы данных Мэрилендского университета в Колледж-Парке (University of Maryland, College Park ) и «Исследования терроризма и мер по борьбе с терроризмом» (Study of Terrorism and Responses to Terrorism). Данные о террористических группах взяты из источников Terrorist Organization Profiles, которые включают в себя данные о более чем 800 террористических группах [31]. Профили включают в себя страны, в которых группа была активна во время своей жизни, датой основания организации и даты роспуска. В случаи, когда не указывалась конечная дата для организации, данные были взяты из исследования С. Бломберг, С. Энгел, Р. Сэвер по долговечности террористических групп [13]. Первая мера подсчитывает число групп, действующих в стране в определенном году. Движение групп в разных странах действительно создают некоторые проблемы, потому что кодирование Terrorist Organization Profiles относительно грубое. Когда можно было кодировать конкретное террористическое движение в стране с учетом более определенных данных, это было проделано.

Второй зависимой переменной является мера, какое влияние социальный капитал может оказывать на террористические группы, с подсчетом количества групп и числом террористических актов. Данные о террористических атаках взяты из базы данных «Исследования терроризма и мер по борьбе с терроризмом» и The Global Terrorism Index. Зависимая переменная охватывает среднее число нападений, совершенных группой в стране в определенном году. Это достигается с помощью деления общего количества атак, проведенных в стране за данный год, на количество групп, присутствующих в указанном году. Это создает переменную подходящую для характеристики средней деятельность террористических организаций в той или иной стране.

Эта переменная имеет ряд преимуществ по сравнению с другими возможными спецификациями при попытке посмотреть на среднюю террористическую деятельность и влияние условий окружающей среды. Во-первых, можно попытаться взглянуть на конкретный уровень насилия, связанный с каждой группой, но есть значительное количество инцидентов, проводимых группами, на которые они не претендуют и идентификация атак невозможна. Опора на прямое указание авторства нападений заметно сокращает наблюдаемый уровень террористического насилия, что значительно ниже действительного уровня. Во-вторых, в среднем, общее число атак по всем группам создает переменную на макроуровне, которая должна иметь более близкие отношения с переменными среды путем устранения проблем на микроуровне, связанных с какой-либо одной террористической группой. Поступая таким образом, можно определить общие закономерности социального влияния, связанного с драйверами на макроуровне в разных странах. независимо от индивидуальных особенностей той или иной группы или черт на микроуровне.

Можно также утверждать, что атаки являются лучшей мерой террористического намерения, чем число жертв, которые, как правило, являются суммой убитых и раненых. Опираясь на жертвы, есть риск существования атак, предназначенных на получение низкого уровня потерь, которые на самом деле вредят гораздо большему числу людей, чем были предназначены и наоборот. Однако, данный анализ включает в себя показатель среднемесячного числа пострадавших, рассчитываемый на каждую группу в стране в одном году в качестве третьей зависимой переменной.

Существует множество различных определений социального капитала, которые часто опираются на понятия социального взаимодействия и социальной инфраструктуры. Некоторые исследования причин воздействия социального капитала, получены путем опросов участия общественной группы [18]. Эти исследования ограничены в географическом охвате, проводились, как правило, по отдельным странам или даже подмножестве сообществ в стране. Существует дефицит переменных, охватывающих социальные взаимодействия в широком круге стран. Два типа данных, рассмотренных выше, не подходят для большого кроснационального сравнительного анализа. В данном исследовании использованы различные меры формирования индекса, ограничивающие ложные взаимоотношения или сторонние переменные, захватывающие другие явления.

Индекс, созданный с помощью статистического подхода и факторного анализа, опирается на различные меры Организации Объединенных Наций (ООН) и KOF Globalization Index [30; 31; 32]. Первая мера - охват средним образованием. Отношение между образованием и социальным капиталом хорошо зафиксировано [19]. Более высокие уровни образования коррелируют с более высокими уровнями членства в группе и социальным доверием, а это означает, что уровень образования может быть ценной альтернативой, когда рассматривается большое количество развитых и развивающихся стран. Так как вторичные показатели охвата образования не сообщаются в каждой стране каждый год, индекс опирался на трехлетнее скользящее среднее значение, поскольку сглаженные показатели помогают заполнить пробелы в данных.

Насильственные преступления являются второй мерой, поскольку предварительные исследования показывают сильную отрицательную корреляцию с социальным капиталом [18]. Эмпирические исследования показывают, надежную взаимосвязь между уровнем преступности и традиционных мер социального капитала. К сожалению, многие развивающиеся страны не сообщают уровень преступности каждый год, и потери данных довольно значительна. Для того, чтобы устранить этот пробел, за переменную насильственных преступлений принимается средний показатель для страны и держащийся на постоянном уровне. Как это обычно делается при исследованиях этнической гетерогенности в исследованиях гражданской войны. Показатели преступности были преобразованы к оценке преступлений путем вычитания уровня преступности из 100, что означает, что более высокие баллы отражают более низкий показатель преступности. Это гарантировало, что все три измерения в факторном анализе должны положительно коррелировать с социальным капиталом.

Последней мерой является субкомпонент индекса KOF, который измеряет глобализацию по экономическим, политическим и социальным аспекта [30]. Компонентом, используемом в данном исследовании, являются информационные потоки. Они объединяют данные о интернет-пользователях Всемирного банка, данные о телевизионном охвате Всемирного банка, а также торговли. Хотя эти данные не измеряют социальные сети непосредственно, но охватывают скорость передачи информации, как важной функции социальных сетей и важного компонента социального капитала.

Факторный анализ объединяет в себе показатели, которые должны положительно коррелировать с социальным капиталом, образованием и потоком информации и отрицательно коррелировать с количеством преступлений. Мера на информационных потоков KOF может более хорошо определять массовую коммуникацию, чем социальный капитал сам по себе, но в сочетании с образованием и преступностью этот компонент должен служить индикатором доступности информационных сетей.

Эмпирический анализ, включающий ряд контрольных переменных, считается ценным в исследованиях терроризма. Первый набор контрольных переменных обращает внимание на политические характеристики и уделяя особое внимание транснациональному терроризму [5; 2]. Политические переменные включают меру политической конкуренции в диапазоне от 1 до 10, где более высокие числа указывают на усиление конкуренции. Также представлена мера институциональных ограничений, захватывающее законодательные ограничения в отношении исполнительной власти в пределах от 1 до 7, где более высокие числа указывают на больший контроль. Третья политическая переменная является стандартизированы мера политической свободы, совокупность свободы прессы и гражданских свобод, которая колеблется от 14 до 100. Меньшие числа приравниваются к большим политическим репрессиям. Используется также бинарный контроль, указывающий, испытывает ли страна гражданской конфликт в данном году. Мера кодируется единицей, когда конфликт существует. Требованием кодирования является то, что страна должна иметь не менее 25 боевых смертей в данном году в результате внутреннего конфликта.

Исследование также включает в себя набор контрольных экономических переменных, что с учетом использования информационных потоков и охвата образованием в качестве представителей социального капитала особенно важно. При отсутствии такого контроля, наблюдаемые эффекты от образования на самом деле могли быть обусловлены корреляцией между экономическим богатством. Тремя экономическими переменными являются ВВП на душу населения, темпы инфляции и пятилетний средний прирост, который взят из данных Всемирного банка [32]. ВВП на душу населения отражает общее национальное богатство. Инфляция часто используется в качестве показателя экономического бедствия или внутреннего переворота и пятилетний средний темп роста ВВП является способом определения экономической нестабильности.

Предыдущие исследования указывают на сложные отношения между социальными силами и терроризмом. Аргументы, развитые выше, соединяющие социальный капитал с террористической группой и подсчетом средней террористическая активности группы, показывают сильную корреляцию.

На Рис. 1 показан ряд простых графиков разброса оценки взаимосвязи между мерой социального капитала и терроризмом в 2012 году. Обе меры терроризма, подсчет групп и среднемесячные атаки каждой группы вошли, так что они могут быть связаны с линейным трендом. Уравнения для линий тренда отображаются в правом верхнем углу каждого графика. Рис. 1 (а) и (b) показывают соотношение между индексом социального капитала и числа террористических групп. По мере увеличения социального капитала, страны имеют тенденцию к функционированию нескольких групп, предполагая, что социальный капитал имеет нейтральную характеристику потенциального содействия организации как доброжелательным и недоброжелательным организациям. На Рис. 1 (с) и (d) показывается взаимосвязь между индексом социального капитала и среднем ежемесячных нападениях каждой группы. Полученные данные свидетельствуют о том, что группы менее активны, когда социальный капитал увеличивается. На рисунках 1 (а) и (с) отражается полная выборка стран в 2012 году, в том числе с нулевыми значениями террористических групп или событий. На Рис. 1 (b) и (d) исключаются нулевые наблюдения, чтобы предложить более четкое представление об отношениях. С или без нулей, эти простые анализы предлагают первоначальную поддержку двунаправленного эффекта социального капитала, как и предполагалось.

Рис. 1 Социальный капитал групп и нападений для 2012 года. (а) Террористические группы; (б) Террористические группы без нулевых значений; (с) Средние ежемесячные нападения группы; (d) Средние ежемесячные нападения группы без нулевых значений

Таблица 3. Результаты регрессии с кластерным исправлением стандартных ошибок

Примечание: Статистическая значимость обозначена в значениях р *<0,05; **<0,01; ***<0,001.

Более строгий анализ использует полный спектр контрольных переменных. Соответствующая статистическая методология отражена в Таблице 3 и подтверждает первоначальные предположения. Эмпирический анализ опирается на отрицательную биномиальную модель с добавленными нулями. Данные наблюдаемые группы, события и подсчет переменных, лучше всего анализировать с помощью пуассоновской или отрицательной биномиальной модели, последнее является целесообразным, так как данные отражают чрезмерную дисперсию. Данные содержат большое распределение нулей, так как терроризм остается относительно редким явлением. Это является общей проблемой при анализе временных рядов террористических актов с помощью модели с добавленными нулями или при удалении нулей из набора данных. Для того, чтобы избежать удаления или пропуска данных, модель с добавленными нулями была использована с инфляционной моделью.

Прогнозируемые эффекты переменных представлены на Рис. 2. Гистограммы показывают прогнозируемые изменения в группе значений (2а), среднемесячные террористические атаки каждой группы (2b) и среднемесячные жертвы терактов (2с) для изменения стандартного отклонения в каждой постоянной переменной. В среднем, страны имеют 1,53 действующие террористические группы, 2.01 атаки в месяц с 7,64 жертвами. Аргумент социального капитала здесь поддерживает сильные корреляции и предельные эффекты. На рисунке 2 (а), социальный капитал предсказывает второй по величине положительный эффект от постоянных переменных на количество террористических групп в той или иной стране (генерируя увеличение на 27% числа групп), отстает только численность населения. Текущая гражданская война имеет значительный объяснительный вес, так как страны, увязшие в конфликте, дополнительно имеют 1,25 группы. Это говорит о том, что социальный капитал оказывают сильное влияние на регулирование организаций для других факторов. Рисунок 2 (б) показывает, что социальный капитал имеет наибольший существенный эффект для любой непрерывной переменной, значимой на обычном уровне, и предсказывает сдержанность террористической активности (что приводит к снижению активности ежемесячных атак на 58%). Только гражданская война имела больше по существу эффект за счет увеличения произведения 5,4 атак, что не удивительно. Результаты социального капитала в модели жертв терактов аналогичны модели для числа нападений (с уменьшением потерь на 103%). Социальный капитал связан с несколькими группами, использующих менее жестоких стратегии.

Среди контрольных переменных существует положительная корреляция для гражданского конфликта, значимого на высоком уровне для всех моделей, в то время как численность населения сильно положительна для среднего числа групп и среднего числа жертв. Индекс Freedom House не коррелирует с меньшим числом групп и является значимым на уровне р = 0,055. В модели террористических атак, инфляция положительно коррелирует с активностью террористов при р <0,01. ВВП на душу населения положительно коррелирует с числом жертв и имеет большое значение на обычных уровнях, в то время как политическая конкуренция также отражает положительную корреляцию, которая не является значимой (р = 0,061). Результаты контрольных переменных отражают закономерности, в целом, найденные в предыдущих исследованиях.

Рис 2. Предельные эффекты на основе одного стандартного отклонения. (а) Прогнозируемые изменения в количестве групп; (б) Прогнозируемые изменение ежемесячных нападений; (с) Прогнозируемые изменения ежемесячных жертв

Примечание: Результаты отражают влияние изменения одного стандартного отклонения по каждой переменной в среднегодовых нападениях группы, удерживающее другие постоянные переменные в их среднем значении в отрицательной биномиальной модели. Статистическая значимость обозначена в значениях р *<0,05; **<0,005: ***<0,001. Подчеркивается существенное воздействие социального капитала при определении активности группы.

В то время как статистические тесты отражают корреляцию между переменной социального капитала и терроризма, есть элементы, которые могут подорвать попытки установления причинно-следственной связи. Одним из них является возможность какой-либо другой соответствующей переменной, присутствующей в среде с высоким или низким социальным капиталом, не захваченной контрольными переменными, быть ответственной за эмпирические закономерности. Одним из способов решения этой проблемы является изучение региональных случаев, что может позволить учесть изменения в социальном капитале, чтобы более реально отразить условия экзогенного терроризма.

Таблица 4. Регрессия с кластерным исправлением стандартных ошибок

Примечание: Статистическая значимость обозначена в значениях р *<0,05; **<0,01; ***<0,001.

Результаты региональных регрессионных моделей приведены в Таблице 4. Эти результаты согласуются с гипотетическим отношений в семи из восьми в региональных регрессионных моделей. Переменная социального капитала положительно коррелирует с числом террористических групп по регионам и было значительным во каждом из них, за исключением Африки и Ближнего Востока. Активность нападений группы отрицательно коррелирует с социальным капиталом и статистически значимо во всех регионах. Это дает дополнительные основания полагать, что социальный капитал имеет важное значение в воздействии на террористическую деятельность, которая является достаточно однородной по различным регионам за десятилетний период. Единственный результат, который не получил статистического подтверждения на обычном уровне значимости были отношения между социальным капиталом и формированием террористической группировки в Африке и на Ближнем Востоке. Переменные положительно коррелируют, но ни они, ни любые другие переменные не показывают значительную корреляцию. Это может означать, что формирование террористической группы несколько отличается в этом регионе.

В данной статье рассматривается влияние социальных сил на террористической деятельности в макроэкономическом контексте. Это выдвигает на первый план сложную роль социальные силы играют в мобилизации, организации и проведения политического насилия. Социальный капитал не оказывает однонаправленного воздействия в положительном или отрицательном смысле. Он не просто перекрывает терроризм путем укрепления гражданского сотрудничества в обществе, повсеместно отвергая насилие в отношении гражданских лиц. Эти сложные отношения поднимают важные вопросы, касающиеся обеспечения компромиссов. Рост социального капитала не является улицей с односторонним движением в сторону уменьшения терроризма. Сложные отношения затрудняют представление простых последствий для политики, но действительно предлагают представление о той роли, которую играет социальная динамика в содействии и затруднении ведения террористической деятельности.

Литература

1. Piazza J., Walsh J. Transnational terror and human rights. International Studies Quarterly. -2009. - Vol. 53. - P. 125-148.

2. Chenoweth E. Democratic competition and terrorist activity. Journal of Politics. - 2010. - Vol. 72. - P. 16-30.

3. Abadie A. Poverty, political freedom, and the roots of terrorism. The American Economic Review. - 2006. - Vol. 96. - P. 50-56.

4. Piazza J. Rooted in poverty? Terrorism, poor economic development, and social cleavages Terrorism and Political Violence. - 2006. - Vol. 18. - P. 159-177.

5. Li Q. Does democracy promote or reduce transnational terrorist incidents? Journal of Conflict Resolution. - 2005. - Vol. 49. - P. 278-297.

6. Basuchoudhary A., Shughart W. On ethnic conflict and the origins of transnational terrorism. Defence and Peace Economics. - 2010. - Vol. 21. - P. 65-87.

7. Victoroff J. The Mind of the Terrorist: A Review and Critique of Psychological Approaches. Journal of Conflict Resolution. - 2005. - Vol. 49. - P. 3-42.

8. Blomberg S., Hessa G., Weerapana A. Economic conditions and terrorism. European Journal of Political Economy. - 2004. - Vol. 20. - P. 463-478.

9. Li Q., Schaub D. Economic globalization and transnational terrorism. Journal of Conflict Resolution. - 2004. - Vol. 48. - P. 230-258.

10. Stewart F. Crisis prevention: Tackling horizontal inequalities. Oxford Development Studies. - 2000. - Vol. 28. - P. 245-262.

11. Krueger A., Maleckova J. Education, poverty and terrorism: Is there a causal connection? Journal of Economic Perspectives. - 2003. - Vol. 17. - P. 119-144.

12. McBride M., Richardson G. Stopping Suicide Attacks: Optimal Strategies and Unintended Consequences. Defence and Peace Economics. - 2012. - Vol. 23. - P. 413-429.

13. Blomberg S., Engel R. Sawyer R. The Life-Cycle of a Terrorist Organization. Paper Presented at the Terrorism and Policy Conference at the University of Texas at Dallas School of Economic. Political and Policy Sciences. - 2008. - P. 21-22.

14. Dobaev I. Sovremennyj terrorizm: regional'noe izmerenie. YUzhnyj federal'nyj universitet. Rostov-na-Donu. - 2009. - 164 c.

15. Collier P., Hoeffler A. Greed and grievance in civil war. Oxford Economic Papers. - 2004. - Vol. 56. - P. 563-595.

16. Antonyan YU. EHtnoreligioznyj terrorizm. In-t gumanitarnogo obrazovaniya, Akad. prava i upr. Federal'noj sluzhby ispolneniya nakazaniya. - Moskva. - 2006.

17. Bourdieu P. The Social Space and the Genesis of Groups. Theory and Society. - 1985. - Vol. 14. - P. 723-744.

18. Coleman J. Social capital in the creation of human capital. American Journal of Sociology. Supplement: Organizations and Institutions: Sociological and Economic Approaches to the Analysis of Social Structure. - 1988. - P. 95-S120.

19. Putnam R. Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy. Princeton, NJ: Princeton University Press. - 1994.

20. Anderson L., Mellor J., Milyo J. Social capital and contributions in a public-goods experiment. The American Economic Review. - 2004. - Vol. 94. - P. 373-376.