Человек как исключительный источник социальных рисков

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Человек как исключительный источник социальных рисков

Яковенко А.В. д.соц.н., профессор, профессор кафедры социологии, Луганский национальный университет

человек опасность риск время

Пытаясь определиться с контурами будущего, рассматривая различного рода сценарии развития, любой чистоплотный исследователь не может обойти главный «риф», стоящий на пути благих намерений и самых, пусть и не идеальных, а просто оптимальных вариаций перспективы. Ключевым препятствием, главным, как по-прежнему принято говорить в шаблонизированной политике, «Вызовом», единственным непреодолимым порогом остается исключительно сам человек. Конечно же, данный постулат банален до неприличия. Но, несмотря на его сверхтривиальность, почему-то гигантская мощь многих социальных институтов призвана маскировать эту простую данность, вуалировать, придумывать идеологемы, мнимо спасающие от самопризнания, перекладывая ответственность за «бесчеловечность человека» на некие «объективные обстоятельства», на сложные структуры, организации или вообще абстракции по типу того же «Вызова». Это выглядит тем более спекулятивно на фоне громадины религиозных, философских, литературных и, наконец, множества фундаментальных научных текстов, в которых мысль о несовершенстве человека и его исключительной ответственности за все катаклизмы, которые возникают с ним, в его ближайшей социальной среде, а теперь и в глобальном масштабе, является стержневой и многократно доказанной.

Но вместо того чтобы концентрироваться именно на этом постулате, искать траекторию движения к смягчению рисков, благодаря самоисправлению человеческой личности, значительное количество общественной энергии расходуется в альтернативных направлениях, мимикрирующих важность давно обозначенной ключевой задачи. Впрочем, и такой выбор - вуалировать главное, прятаться от истинного фундамента проблем, придумывать оправдания и удобные мифологемы - вытекает опять-таки из поведенческих черт значительного числа индивидуумов. Большинству из нас по-прежнему легче обманываться и обольщаться, снимать с себя ответственность и скукоживаться в самосознании, нежели отчетливо критично оценивать свои нелицеприятные действия.

Человек: изменения без изменений. Научное знание оказалось неспособным переложить выкладки и колоссальное наследие религиозного опыта на позитивную предметику созидания по-настоящему духовно-нравственной личности. Пафос благих призывов и ожиданий был заглушен двухэтапной мировой войной, последняя фаза которой, напомним, проходила под гипертрофированным рефреном сверхрасы, состоящей из мнимых «сверхличностей», большинство из которых на поверку оказались лишь мелкими собственниками с недалекими мыслительными горизонтами.

Задрапированный под теории расового превосходства обычный физиологический и физический редукционизм породил лишь гигантскую социально-историческую травму не только в Германии, но и во всем мире, колебавшемся между всеобщей универсальностью и универсальностью жесточайшей пирамиды под официальной властью «избранных». По большому счету ныне вызревает все то же противоречие только не в рамках индустриального века, а уже в формирующихся реалиях цифро-нейро-геномного тысячелетия.

На сегодняшний день общество фактически уклоняется от любых концепций последовательного и поступательного гуманного «усовершенствования» человека, в том числе дискредитировав, поглумившись над одним из последних масштабных целенаправленных светских проектов уничтоженной советской эпохи - формирование «нового человека». При этом никто не отказался от разработок по модифицированию каналов воздействия на человеческую особь. Только многие из них идут преимущественно в рационально-механистическом ключе, вызывая справедливую критику всех, кто осознает необходимость сохранения категорий совестливости, этики как неотъемлемых составляющих полноценной личности. Однако и здесь проявляются свои уязвимости.

Поскольку на протяжении «цивилизованной» истории принципы морали зачастую эксплуатируются в качестве прагматического инструментария. А наиболее яростные апологеты нравственности нередко оказываются либо начетниками без глубины и сострадания, либо умелыми пройдохами, умеющими отделять театрализованную лозунговость от собственного достатка, накапливаемого за счет борьбы за религиозность, моральность, совестливость. Тем самым даются значительные аргументы вульгарным трансгуманистам, поствиталистам и проч. сторонникам отказа от привычных форм существования индивидов, педалирующим тему прямого вмешательства в «человеческий материал», коррекцию его природы посредством передовых достижений тех же биотехнологий. Соответственно, расширяется число симпатиков избавления человеческой расы «хирургическим путем» от психопатологий, агрессии и всего того, что ассоциируется с кризисностью социального пространства всеобщей цивилизации.

Наиболее очевиден разрыв между потугами гуманистического характера и жесточайшей реальностью на двух всем известных примерах: сохранение стратегической стабильности посредством всеобщего страха перед планетарным уничтожением и продолжающаяся демографическая гонка, наделяющая её лидеров существенными экономическими и военно-политическими преимуществами на длительной социально-исторической дистанции. И первое, и второе означает абсолютную архаичность общественных отношений в оболочке сверхтехнологий (в данном случае супероружие и успехи в области медицины), сохранение в незыблемом виде риторики и практики межплеменных войн, с фрагментарно воплощаемой мифологемой о «водяном перемирии». Страх, определяющий параметры рациональности действий, помогающий (во всяком случае, пока) удерживать общечеловеческую цивилизацию от многомиллиардного смертоубийства посредством угрозы тотального уничтожения планеты, оказывается ключевым регулятором мирного сосуществования, побудителем (за последнее время всё более слабым) к минимальной договороспособности. При этом, понятное дело, происходит постоянный мониторинг качественного состояния паритетности с надеждой на просчеты соперников и перевод их (соперников) в категорию «слабаков», а значит, подпитывается соблазн продвижения к желанной цели по абсолютизации глобального доминирования.

Риски усугубляются тем, что, в конце концов, даже не понятно, может ли совокупное человечество в лице критического числа его членов сделать выбор в пользу упомянутой и для многих аморфной, а то и эфемерной, категории «совестливость» вместо вполне осязаемой и понятной «алчности». И не содержится ли в самом человеке некая блокировка по отношению к однозначно позитивной, социально ответственной фазе деятельности. Мало того, отличия, разности по расовым, национальным, родоплеменным, языковым, религиозным, идеологическим, политико-гражданским, поселенческим, гендерным и иным признакам продолжают превалировать, оттеняя, а то и вовсе объявляя наивными и не совсем научными, обыденные выводы о первостепенной важности деления людей по их личностным качествам.

В обобщенном виде перечень критических доводов, характеризующих человека как субъекта повышенного риска и опасности, неоднократно фиксировался:

- Зависимость от физиологических потребностей, изначально продуцирующая стремление выживать любой (!) ценой, тем более при ограниченных ресурсах и возможностях;

- Способность к мимикрии (социальное приспособленчество и изощренное самооправдывание), разрыв между публичными проявлениями и деятельностными практиками;

- Эмоциональная неуравновешенность или то, что принято называть аффективными проявлениями, базирующимися не в последнюю очередь на разрывах между «низшими» и «высшими» потребностями;

- Иррациональные мотивы, имеющие впрочем, вполне рациональную подоплеку: месть, зависть.

При этом констатация иррациональности без обиняков означает ни что иное, как фактическое признание неразумности человека. Апеллирование к иррационализму - яркое свидетельство того, что у существа, претендующего на абсолют разума, постоянно или в лучшем случае периодически происходят «сбои в программе», когда целесообразность уступает место сиюминутной или длительной глупости, приводящей зачастую к катастрофам личного и общественного порядка. В «сухом остатке» наблюдаются исключительно действия, способные вредить личности, организации, человечеству. Система «сдержек и противовесов», многопартийность и прочие атрибуты современной политической действительности не в последнюю очередь обусловливаются знаниями о стремлении человека к социальному солипсизму, переоценке своих возможностей и переходу в фазу «медных труб» при получении минимальных возможностей для властвования.

Неочевидные очевидности. Инфраструктурно всему обществу требуется максимальное число ответственных рационально-глобально мыслящих людей. Но данная повсеместно афишируемая установка вступает в противоречие с жесточайшей реальностью, воссоздающей психопатов. Помимо этого, все чаще говорят о нарастающем инфантилизме, которому с обратной стороны противостоит не деятельный гуманизм или созидательный альтруизм (П. Сорокин), а агрессивизм, в том числе религиозный, национальный, расовый. По-прежнему воспроизводится попадание в крайности, неумение существовать вне пограничных состояний.

Здесь давно напрашивается еще одна пусть и тривиальная, но очень значимая градация на две условных макрообщности, к которой в последнее время обращаются все отчетливее: общность, назовем её по логике рассуждений «рационалов» (не обязательно управленцев-эгоистов) и общность иррационалов, т.е. достаточно инфантильных, безответственных людей, впрочем, экономически очень выгодных. Понятно, что рационализм, базирующийся на эксплуатации человеческих слабостей, не менее опасен, нежели иррационализм, живущих в социально аморфном состоянии. Поэтому вновь формируется очередной замкнутый круг безысходности. Ведь до сих пор эффективность обмана выступает мерилом успеха. Удачного обманщика назовут едва ли не гением, виртуозом (особенно в политике и в финансово-экономической деятельности), а честного человека в лучшем случае культурно - «простаком».

Кроме того, общепризнанно, что человеческое общество в совокупности мелкотемья личностных интересов продолжает продуцировать иерархии, логика построения которых определяется не столько насущной целесообразностью, сколько степенью той же алчности индивидов, их стремлением удерживать выгодное социальное положение, формируя ключевые социальные институты, динамично дистанцирующиеся от задач выполнения реальных общественных потребностей и представляющих собой самовоспроизводящиеся консервативные системы, решающие задачи поддержания жизнедеятельности его членов посредством воспроизводства прибыли для «посвященных». К слову, весьма очевидным здесь выступает наиболее, казалось бы, «человечный» институт - институт медицины.

Примечательно, что его критика не имеет геополитических предпочтений, и та же система здравоохранения в США все чаще получает негативную оценку. Именно в медицине и образовании принципы финансового благополучия, доходности и т.п. воспринимаются, мягко говоря, спорно. Лечить, чтобы до конца не вылечивать, а теперь еще и перекладывать ответственность за диагностику и фактически финальный результат на робототехнику - один из ярчайших показателей процесса отчуждения человека от самого себя. Полная деперсонализация ответственности под вполне благозвучным аргументом снижения риска субъективной ошибки - также свидетельствуют о рискологии в системе существования человека как самосознательного существа.

Хорошо известно, что многие перспективные направления по профилактике, действительно здоровому образу жизни, дешевые методики лечения и т.д. вытесняются мощью и рекламным авторитетом фармакологических корпораций. Они ревностно следят за малейшими проблесками альтернативных сред, и либо инкорпорируют их в прибыльные бизнес-стратегии, либо подавляют прямым или косвенным нажимом. Но это лишь частное проявление более фундаментальных пороков человеческого естества. Сторонники в общем-то правильной идеи об исчерпанности капитализма, то ли не договаривают, то ли искренне не понимают, что сам капитализм - плоть человеческой природы. И отмечавшаяся алчность, тяга к мнимым статусам, гипертрофированная самопрезентабельность - питательная среда для капитализма. И другой среды, во всяком случае нынешнее человечество, не знало и особенно и не хочет знать.

Ведь отказ от солидарной социальной системы в СССР в пользу «дикого капитализма» помимо всего прочего дал импульс именно капитализму, а не неким протосоциалистическим, тем более коммунистическим моделям. И даже КНР не может считаться образцом торжества доктрины некапиталистического содержания, артикулируя и стремясь воплотить вполне прагматико-материальные цели (во всяком случае, в среднесрочной перспективе). Да и неоднократно анализировавшаяся система социального кредита (социального рейтинга), внедряемая в Китае, по большому счету, - попытка в новой технооболочке применять неизменную практику «кнута и пряника».

В последнее время популярной становится идея о значимости именно человека как ресурса государства (в примерном звучании, «человек вместо нефти»). В этом постулате также сокрыто спекулятивное начало. Во-первых, и в рабовладельческие времена человек был товаром, ресурсом и в таком неблагоприятном амплуа был «ценен». Во-вторых, так или иначе, по-прежнему подразумевается, что именно человек - источник прибыли. Его неуемные пусть и нездоровые желания, потребности должны увеличивать доходы тех, кто данные желания и потребности культивирует. Индустрия мнимых ценностей, сиюминутных порывов и увлечений, не говоря уже о длительных по времени и тяжелых по последствиям зависимостей, - давняя игра одних против других, в которой в конечном итоге погибает большинство с обеих сторон.

Неоднократно приходилось упоминать, что основной риск с учетом неплохого знания социально-психологических проявлений человека заключается в периодическом переключении логики действий на режим отчаяния с опорой на известнейшую установку «лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Применительно же к общей судьбе человечества подобное гипотетическое развитие событий может заключаться в стремлении «сорвать резьбу», если хотите «психануть», нанеся непоправимый вред не только самому себе (государству, религиозной или светской системе ценностей или еще какой-нибудь макрообщности), а всему живому. Ведь, кроме всего прочего, нынешняя система контроля призвана обеспечить сохранность планеты от «психов-одиночек» или некрофильских групп.

Риски «игр со временем». При наиболее критических подходах к оценке человека принято указывать на него как сгусток двойственностей, мифологем, иллюзорностей и малопредметных увлеченностей. История культуры, добротные этнографические исследования не оставляют никаких двузначностей относительно вечной повторяемости бессодержательности и тем более дегуманизированности человека, и в качестве самости, и в качестве общественного продукта, как результирующей межличностных отношений индивидов. Собственно, на этой критической базе сформировалась и окрепла эсхатологическая традиция пророчеств, на каждом историческом отрезке получая новую фактологическую подпитку. Впрочем, равно как и отсрочку финального рубежа аннигиляции человечества.

Одной из удобных и широко распространенных форм иллюзорности, погруженности (пусть и мнимой) в «теплую ванну» самомнения выступает ностальгия по прошлому. Сейчас принято, особенно в социологическом сообществе, ссылаться на последнюю работу З. Баумана «Ретротопия» Бауман З. Ретротопия. - М.: ВЦИОМ, 2019., в которой стержневой выступает мысль о растущем желании сделать новую утопию из «прошлости». Но и этот феномен не нов. Он также является атрибутом любого исторического периода, всегда имея под собой гигантский демографический ресурс, и не только из числа представителей старших возрастных групп. Мы стремимся спрятаться в прошлое, поскольку не знаем, как жить в настоящем, и опасаемся, если не сказать боимся, перспективы. А прошлое - единственная определенность. Тем более именно в ней хотя бы мысленно комфортно и не так страшно. Прозябание в ушедшем и отошедшем, которое, если честно, было когда-то также не всегда хорошим, а зачастую и мерзопакостным, все из той же категории грез, спасающих от действий по самопреобразованию, самосовершенствованию в сохраняющем несправедливости настоящем. И та же ретротопия не уменьшает социальные риски, а, напротив, лишь увеличивает.

Правда же заключается в том, что на поверку до сих пор ни одна социальная система не оказалась человекоэффективной, переадресовывая неспособность жить «по справедливости» в реальном времени, или опять-таки легендам и ностальгии о минувшем, или грезам будущего. Даже когда официально общественные институции, включая и систему образования, ориентировались на божественные заповеди, результат не был сколь-нибудь позитивным, а войны не переставали выступать главным социально-экономическим аргументом. Совершались лишь постоянные социальные флуктуации между охранительностью и прогрессивизмом, порождая перманентные конфликты и гражданские противостояния.

Данные оценки в контексте обсуждения сложнейших задач, стоящих перед Евразией, начинающей предъявлять свои претензии на мировой авторитет, не являются праздными. Ведь теперь скорее всего именно на обширнейшем Евразийском континенте в который раз будут предприниматься попытки выхода за порочные круги человеческих слабостей и несовершенств, побуждавших до сих пор воспринимать историю, говоря словами З. Фрейда, как «череду геноцидов» Фрейд З. Мы и смерть // Рязанцев С. Танатология (учение о смерти). - Санкт-Петербург: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 1994. - С. 17.. Мало того, заявки на некую глобальную гуманистическую, неагрессивную миссию уже делаются. Процитируем лишь один фрагмент из Циндаоской декларации Совета глав государств - членов Шанхайской организации сотрудничества: «способствовать строительству международных отношений нового типа, воплощающих взаимное уважение, справедливость, равенство, взаимовыгодное сотрудничество, а также формированию общего видения идеи создания сообщества единой судьбы человечества» Циндаоская декларация Совета глав государств - членов Шанхайской организации сотрудничества (10 июня 2018 года). . А это значит, что такая высокая миссия может быть реализована только посредством созидания по-настоящему нового цивилизационного человека. Иначе всё это тщетно и является очередным идеологическим фетишем.

Выводы: Какие бы идейно-теоретические и прагматико-прикладные аспекты сценариев эволюционирования человечества не прорабатывались - они будут упираться в фундаментализм «человеческой природы», по-прежнему порождающей риски для собственного же существования. Так или иначе, попытки как минимум коррекции социального поведения людей продолжатся. Мало того, по-прежнему на данном поприще сосредоточен остов борьбы за мнимые преимущества отдельных противоборствующих субъектов. До настоящего момента мы не можем жить в ином социальном ритме кроме как, перманентно создавая проблемные поля, и на краю пропасти пытаться псевдогероически разрешать кризисы, имеющие трагические последствия.

Мы сами же создаем тупиковые траектории развития, одновременно укрепляя доказательную базу пессимистов, не зная какие рациональные, а не только эмоционально-осуждающие доводы предъявить сторонникам непосредственного «исправления» человеческого природного естества.

Вся сила интеллектуального и жизненного подвижничества единиц, выраженная в содержательнейших литературных, религиозных, научных произведениях и самоотверженных поступках, до сих пор оказывается бессильной перед косностью материального, индивидуалистического равнодушия. Прагматика узости интересов, как правило, берет верх над общественными потребностями более широкого порядка.

И нам остается всегда лишь выражать безнадежную надежду на какой-то решительный поворот человеческой истории в подлинно гуманное русло, не имея для таких ожиданий сколь-нибудь весомых аргументов. Пока ни одному цивилизационному центру не удавалось осуществить такой поворот. Очередь за макроконтинентальным субъектом истории. Для Евразии, зная суть «цивилизованного» человека, это слишком амбициозная задача, но, пожалуй, единственная достойная подлинно внеисторической миссии…

Размещено на Allbest.ru