Концепт денег в системе ценностей и интересов современной элиты

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский государственный институт культуры

КОНЦЕПТ ДЕНЕГ В СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ И ИНТЕРЕСОВ СОВРЕМЕННОЙ ЭЛИТЫ

С.Л. Гернер, Ю.В. Китов

Аннотация

деньги элита культурный мотивация

Авторы уточняют характеристики современной элиты, которая в глазах большинства по-прежнему ассоциируется с исключительными способностями, выдающимися талантами и нравственными качествами, и при этом всё более связана с финансовым капиталом. Время, когда элиту можно было определять через отнесение к лучшим в своём виде деятельности или избранным в силу социального происхождения, если не утрачено вовсе, то стремится к нулю, тогда как время, когда принадлежность к элите определяется объёмом финансовых средств в распоряжении соискателя элитного места, стремится к бесконечности. В статье показано, что знание и обладание элитными нормами и правилами стали инвестироваться в рынок, а рассмотренная в связи с рынком элитизация какого-либо из его субъектов оказывается одновременно и страховкой от разорения и условием получения прибыли. При этом в современных условиях получение прибыли стало зависимым не столько от рыночных законов, сколько от законов культуры. В контексте современной культурной мотивации правила, традиции, обычаи как устойчивые формы организации совместной деятельности стали показателем ещё одного качества элиты - качества социального института. Таким образом, деньги играют исключительную роль в жизни современной элиты в качестве условия вхождения и пребывания в ней. Они обеспечивают возможность принятия решений и их осуществления, определяя тем самым культурную мотивацию современных элит разного типа. Деньги, не являясь в собственном смысле новой религией, продолжают наделять субъекта качествами, превосходящими естественные.

Ключевые слова: элита, интересы элиты, деньги, экономический фактор, культура элиты, ценности.

Annotation

Svetlana L. Gertner, Yuri V. Kitov

Moscow State Institute of Culture, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultury)

THE CONCEPT OF MONEY IN THE SYSTEM OF VALUES AND INTERESTS OF THE MODERN ELITE

The authors specify the characteristics of the modern elite, which in the eyes of the majority is still associated with exceptional abilities, outstanding talents and moral qualities, though in recent times elite characteristics mostly arise out of connections to financial capital. Time when elite have been determined by referring to the best in their type of activity, or chosen due to social origin, if not completely lost, then tends to zero, while the time when membership in the elite is determined by the amount of financial resources at its disposal aiming at infinity. The article shows that knowledge and possession of elite norms and rules began to be invested in the market, and the elitization of any of the subjects deriving from success in connection with the market turns out to be both insurance against ruin and a condition for making a profit. More over, in modern market circumstances, making a profit has become dependent not so much on laws of the market as on cultural laws. The knowledge and inaction of specific cultural rules, traditions, customs as stable forms of organizing joint activities have become an indicator of another quality of the elite - the quality of a social institution. Within this institution culture of making money plays an exceptional role and serves as a condition for entering and staying in it. Money provide an opportunity for decision-making and their implementation, thereby determining the cultural motivation of modern elites of various types. Money as not of yet have constituted a new religion but rapidly fledging as entity endowing possessing them subjects with qualities exceeding natural ones.

Keywords: elite, elite interests, money, economic factors, elite culture, values.

Основная часть

В современном мире власть имущие всё больше ассоциируются не с исключительными способностями, выдающимися талантами или высокими нравственными качествами, а с деньгами. Это становится настолько очевидным, что люди, представляющие власть, не могут обойти тему денег, когда сталкиваются с ответами на вопросы общего характера. Нельзя сказать, что они философствуют, однако то, что они пытаются определить в связи с деньгами какие-то общие закономерности, совершенно очевидно.

Время, когда элиту можно было определять посредством отнесения к ней людей, лучших в своём виде деятельности, или избранных, например, в виду своего социального происхождения, если и не утрачено вовсе, то стремится к нулю, тогда как время, когда принадлежность к элите определяется объёмом финансовых средств, находящихся в распоряжении соискателя элитного места, стремится к бесконечности. Рассуждения о том, кто богаче, являются сегодня характеристикой того, кто принадлежит к элите, а кто нет [12]. Всё это верно, разумеется, в том случае, если рыночную экономику и либеральную демократию понимать по Ф. Фукуяме, как конец истории и венец качественного развития человечества, а достигнутый в результате капитализм - как непреходящую ценность, которая будет сопровождать человечество во времени.

Однако, если с определением того, как долго просуществует человечество во времени, вопрос остаётся открытым, в особенности после того как такие страны, как США, вышли из Киотского соглашения об ограничении выброса диоксида карбона, то время доминирования объёма денег над другими способами вхождения в элиту, имеет чёткие исторические границы. На Западе условия для измерения элиты капиталом были созданы Великой Французской революцией. В России капиталу как элитной характеристике повезло меньше, особенно в ХХ веке, который от своего начала до 1990-х годов неистово сопротивлялся капиталу и предлагал иные, иногда прямо противоположные элитные основания. Следует вспомнить только рабоче-крестьянское происхождение как условие занятия высших должностей в Коммунистической партии и советском правительстве.

Вторая российская капиталистическая революция 1990-х расставила всё на свои места, и в элиту без денег уже никого не пускают. Не менее горькая судьба сложилась и для основного лозунга Французской революции: «Свобода. Равенство и Братство». Лозунг сейчас не только плохо применим для характеристики сложившегося после революции человечества, но и по-разному характеризует элиту и массу. Для массы более естественной характеристикой, заимствованной из французской триады, является «равенство», для элиты - «свобода». «Братство» оказалось не востребованным ни элитой, ни массой. Сегодня стало совершенно очевидным, что равенство в мире капитала выступает как «равенство в бедности» [7].

Данное обстоятельство является особенно важным, так как было использовано в качестве негативного стереотипа, характеризующего социально-экономическое состояние Советского Союза. В то же время представители элиты всегда выигрывали от принимаемых ими решений. Поэтому и определение элиты как группы людей, принимающих решения и способных добиваться их реализации, оказалось наиболее адекватным и востребованным в российской элитологии [2]. Элиты, принимающие решения, естественно, старались дистанцироваться от тех, кого их решения разоряли. Поэтому элитизации вначале подверглось пространство: покупались элитные участки, на них строились элитные дома и т.п. (стоит только вспомнить московскую Рублёвку). Наконец, стали вырабатываться элитные нормы, правила, традиции, обычаи, то есть сформировалась элитная культура.

Знание и обладание элитными нормами и правилами стали инвестироваться в рынок, а рассмотренная в связи с рынком эли- тизация какого-либо из его субъектов оказывалась одновременно и страховкой от разорения, и условием получения прибыли. Получение прибыли стало зависимым не столько от рыночных законов, сколько от законов культуры. Вместе с тем правила, традиции, обычаи как устойчивые формы организации совместной деятельности стали показателем ещё одного качества элиты - качества социального института: «Социальные институты - исторически сложившиеся, устойчивые формы организации совместной деятельности, регулируемые нормами, традициями, обычаями и направленные на удовлетворение фундаментальных потребностей общества» [6, с. 113].

Отсюда если вход в элиту оказывался институциональным, то и получение прибыли носило институциональный характер. Счастливые обладатели элитных традиций скрепляли ими свои институциональные отношения. Те же, кто пренебрегал тем или другим, оказывались в проигрыше. Вот как о формировании элитных групп в современной России пишут американские экономисты: «В то время как когорты оказались вполне сравнимы в терминах человеческого капитала - они были элитными молодыми русскими менеджерами, хорошо подготовленными в плане новых менеджерских качеств - они не были эквивалентными группами в связи с разными возможностями доступа к социальному капиталу. Например, те выпускники, кто инвестировал время в АВА (ассоциация бизнесменов. - С. Г., Ю. К.), получили выход к социальным ресурсам, другие - нет. Это обстоятельство создало реальные, эмпирически различимые, неравные группы» [10].

Вхождение России в глобальный мир после распада СССР не могло не повлиять на интерес российской элиты к деньгам.

Возможности, открывающиеся перед российской элитой: от создания транснациональных корпораций до доступа к кредитам в западных банках как способам реализации интереса к капиталу, не могли не отразиться на её культуре. Устоявшиеся нормы, традиции и обычаи вначале релятиви- зировались, а затем оказались наполненными содержанием, свойственным глобальным элитам. В качестве пространства, ограждающего элиту от массы, элитные районы в России сменились элитными районами за её пределами. Если до глобализации нормы и традиции российской элиты, наряду с советскими, ещё испытывали национальное влияние предреволюционного периода, то с глобальной революцией национальное в них стало отходить на задний план. Причиной тому явилось открытие офисов российских транснациональных корпораций за рубежом, запустившее процесс экстратерриториальной мобильности и диссоциации с российской территорией. Следует отметить, что мобильность, получение образования за рубежом и даже зарубежное гражданство не являются достаточными для вхождения в современную российскую элиту. Пропуском в неё является капитал: финансовый и социальный, причём в тесном сочетании.

Следует заметить, что проблеме финансового капитала в современном российском обществе посвящён ряд исследований, однако они не касаются вопроса денег элиты [9]. Для россиян деньги в большей степени имеют негативную, нежели позитивную коннотацию, которая задаётся отношением к деньгам в российской культуре. Деньги мифологизируются, и в мифе им придаётся функция зла, порока и преступления как условия их обретения. Причём негативная коннотация денег не имеет классового деления и объединяет в российской истории правящий и управляемый классы. Так, Н. Зарубина, изучая мифологему денег, пишет: «Мифологема денег как знака зла, а значит, преступления, порока прослеживается в нелюбви и подозрительности к “нажитым” деньгам, независимо от реальных способов, которыми они были заработаны. Именно этим мифом питалось презрение русских родовых аристократов и служилых дворян к купцам-предпринимателям, недоверие и ненависть крестьян к “кулакам” - разбогатевшим односельчанам, а также и враждебность к кооператорам, челнокам, фермерам в период перестройки и т.д. Этот миф превращает деньги в символ несправедливости и хаоса, нарушения гармонии и порядка в мире» [4, с. 41]. Интерес к деньгам у элиты и массы имеет свою специфику, которая состоит в том, что нельзя быть представителем элиты, не имея больших денег. Естественно, что функционирование данной нормы влияет на интерес элиты к деньгам не только в позитивном плане.

Позитивный результат владения деньгами выражается в том, что, принимая решение, представитель элиты в состоянии нести за него финансовую ответственность. Вторым позитивным моментом обладания деньгами является составляющая имиджа элиты. Поскольку все люди, вхожие в элиту, обладают деньгами, то, тот, кто ими не обладает, - не представитель элиты. Негативным результатом нормы больших денег является следование ей, создающее полузаконные пути их обретения. Такие ситуации становятся известными общественности.

Вплоть до сегодняшнего дня идентичность человека, социальной группы, нации рассматривается преимущественно как культурная категория. Однако современный этап межгосударственных отношений формирует культуру, в которой не культура, а деньги являются чертой, характеризующей идентичность. Причём объём денежных средств способствует формированию различных идентичностей. Большие деньги идентифицируют человека с элитой. Элитные группы создавались вокруг главного фактора, определяющего сущность общественного развития. При коммунизме - это были идеи, отсюда принадлежность к партии являлась условием денег, при капитализме - это капитал, являющийся условием принадлежности к партии. Однако и при коммунизме, и при капитализме правящая партия является элитным объединением.

Культурную обусловленность интереса к деньгам у элиты в сфере налогообложения также можно обнаружить, однако специфика такой обусловленности в большей степени определяется культурой большинства населения, а не элиты. Именно составляющие культуры большинства элита и использует в своих интересах к деньгам. Первый элемент в культуре большинства, позволяющий элите беспрепятственно реализовывать свой интерес к деньгам, заключается в устоявшемся мнении о том, что элита, в случае увеличения налогов, в состоянии скрыть свои деньги на не облагаемых налогом территориях за рубежом. Второй элемент основывается на экономической логике, стремлении элиты к деньгам, которое, в случае препятствия ему в виде возрастающих налогов, будет препятствовать увеличению богатства как такового, а значит, в итоге все окажутся беднее. Беднее окажутся все потому, что элита является основным инвестором в многообразные экономические проекты, поэтому ограничение имеющихся у элиты денег путём изымания их через налоги, приведёт к сокращению инвестиций.

О том, что мы имеем дело и в первом, и во втором случае именно с культурной мотивацией, свидетельствует история и логика, поэтому есть возможность доказательства культурной обусловленности интереса элиты к деньгам в единстве исторического и логического оснований.

Сокращение налогообложения для самых богатых имеет не столь давнюю историю. Это произошло в 80-х годах прошлого века в двух экономически благоприятных странах - Англии и США - с приходом Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана соответственно: «В то время как с 1979 года верхний уровень налога с дохода подвергся снижению во всех экономически развитых странах, именно Объединённое Королевство и Соединенные Штаты были первыми и теми, кто ушёл значительно дальше по этому пути. В 1979 М. Тэтчер снизила верхний уровень налога с 83% до 60%, а в дальнейшем налог был снижен до 40% в 1988-м. При Р. Рейгане налог для богатых сократился с 70% в 1981 году до 28% в 1986 году. Несмотря на то, что верхний уровень налога с дохода сегодня немного выше: 37% в США и 45% в Объединённом Королевстве соответственно, числа оказываются заслуживающими внимания, так как они значительно ниже утвердившихся чисел, регулирующих налог, действующего после Второй мировой войны, когда налог для богатых составлял 75% в США, а в Объединённом Королевстве был ещё выше» [11, с. 3].

Нельзя утверждать, что самими лидерами управляли интересы элиты к деньгам, однако экономическая логика адаптированных ими программ развития для возглавляемых ими же стран способствовала обогащению именно элит. В начале 1980-х Central Executive Officer (американский аналог должности, соответствующей уровню руководителя российского «Газпрома») получал денежное вознаграждение, в 20 раз превышающее среднюю заработную плату своего наёмного рабочего. Сегодня эта разница составляет 354 раза. Данная логика способствовала тому, что с 80-х годов прошлого столетия до настоящего времени 1% населения смог удвоить количество своих денег, в то время как денежное вознаграждение остальных 99% почти не возросло. Для того чтобы понять, как такое оказалось возможным, одних экономических расчётов оказывается недостаточно, экономическая логика нуждается в подкреплении со стороны культурфилософской логики. Р. Рейганом в основу своей налоговой политики была положена теория профессора экономики Артура Лэффера, которую, однако, трудно охарактеризовать только в экономических терминах. Теория А. Лэффера явилась ответом на вопрос философского характера о том: почему люди платят налоги и в каких случаях они могут перестать это делать? Будучи экономистом и работая с цифрами, А. Лэффер стал искать ответ на вопрос в количестве процентов налогообложения и пришёл и следующему выводу. Люди платят налог, потому что он составляет какую-то цифру между нулём и ста процентами, так как при налоге в 0% - налог не платится, а при налоге в 100% - люди перестают платить налог, вследствие того, что работа теряет смысл. Если абстрагироваться от, казалось бы, безупречного математического расчёта, то можно увидеть, что экономическая логика А. Лэффера строится на куль- турфилософских основаниях капитализма.

Именно капитализм создаёт культуру, в которой человек волен обменивать свой труд на деньги и, следовательно, волен платить налоги (если он принял решение работать) или не платить их (если он отказался от работы). Не будем задаваться здесь вопросом о том, как человек, отказавшийся от работы, сегодня планирует свою жизнь - будет ли он получать пособие по безработице и как долго, обратится ли за помощью к родственникам или как-то ещё. Отметим, что такая возможность появляется у человека только в условиях капитализма. Ни рабовладельческое общество, ни феодальное ему бы не позволило самостоятельно решать, работать или нет. И поскольку в рабовладельческом обществе труд раба принадлежал рабовладельцу, а в феодальном - феодалу безусловно, то вопрос о налоговых процентах, как условии вовлечения в труд, возникает только при капитализме.

Однако если в рабовладельческом обществе и феодальном обществе о размере налога в большей степени решение принимает система, то при капитализме такое решение в состоянии быть принятым личностью. То, что это является отличительной характеристикой именно капитализма, свидетельствует борьба за президентское или премьерское кресло, которая разворачивается претендентами из различных партий не столько с призывами, сколько с цифрами в руках. Больший процент заработной платы, меньшие налоги имеют большее значение, нежели призывы работать на благо суверена или абстрактной идеи. А когда победа достигнута, то мнение президента, как личности, в состоянии перевесить аргументы логики не только сторонников иной партии, но и учёных - сторонников иной теории. Вместе с тем даже президент должен принадлежать к группе лиц, наделённых властью. Только находясь в такой группе, ориентируясь на её интересы, он в состоянии принимать решения, которые исполняются. То, что в основе адаптации Р. Рейганом теории А. Лэффера для экономического развития Америки лежало решение, принятое элитой, свидетельствует факт проникновения его теории в элитные слои через элитные знакомства. Теорию профессора экономики Чикагского университета Артура Лэффера до команды президента Рональда Рейгана донесли Дональд Рамсфельд и Дик Чейни. Принадлежность этих двух фигур к американской элите не вызывает сомнений.

Свидетельством тому является успешно сложившаяся карьера обоих сторонников Артура Лэффера. Дональд Рамсфельд стал министром обороны в правительстве Джорджа Буша-младшего (2000-2008), а Дик Чейни, у того же Буша, стал вице-президентом. Во время встречи с Лэффером в 1974 году Д. Рамсфельд был главой президентской администрации у Герольда Форда, а Дик Чейни - заместителем главы администрации президента. По свидетельству экономиста Джонатана Альфреда: «Ключевой смысл лэфферовской теории, оказавшей влияние на Рамсфельда и Чейни, состоял в том, что подобно тому, как ставка ниже 100% обеспечивает сбор налога, больший процент налоговых сборов будет обеспечиваться сокращением налоговой ставки. Другими словами, если произойдет сокращение налоговой ставки, то могут выиграть все, а проигравших не будет. Однако “могут” не означает “выиграют”. Логическая возможность, положенная в основу лэфферовской теории, не имела эмпирического подтверждения, и даже экономисты, приглашённые на работу в администрацию Рейгана через 6 лет после адаптации теории, испытывали трудности в поисках свидетельств для её доказательства» [9].

Когда экономическая теория, положенная в основу политических решений, стала приносить сверхприбыль для элиты, эмпирические подтверждения для неё оказались ненужными. Её экономическая логика была переведена элитой в логику культуры, которая затем транслировалась в массы. Современный англичанин или американец сегодня верит в то, что бедные люди просто лентяи и что увеличение пособия по безработице приведёт к тому, что люди в принципе перестанут работать, в то время как баснословные денежные доходы представителей элиты являются свидетельством их таланта.

Однако вера является феноменом культуры, а не экономики, а потому своим происхождением имеет не экономическую, а культурфилософскую логику. И эту логику в отрыве от экономической реальности конструируют для масс элиты: «Психологи показали, что люди имеют мотивированные верования. Люди приобретают верования в связи с тем, что они отвечают их психологическим потребностям. Быть бедным в США сейчас неимоверно тяжело, потому что пособие по безработице мизерно, а посленалоговый остаток денежных средств несоизмеримо мал. Поэтому американцы в значительно большей степени, чем европейцы, нуждаются в вере в то, что они заслуживают то, что они имеют и что они заслужили только то, что имеют. Эти верования создают сильную мотивацию работать как можно больше, чтобы вырваться из бедности. Эти же верования компенсируют вину, возникающую у тех, кто обходит стороной бедных, просящих милостыню на улице» [11, с. 2].

Результатом реализации элитой своего интереса к деньгам в виде значительно большей их части, остающейся после уплаты сниженных налогов, ведёт к экспонентному возрастанию неравноправия и снижению экономической и социальной мобильности. Вместе с тем в общественном сознании большинства циркулирует культурный паттерн того, что неравенство справедливо и является результатом недостаточной усердности того или иного человека. Особенно это проявляется в таком культурном мифе, как «американская мечта».

В общество внедряется идея, что в американском обществе открыты все возможности для достижения успеха и невозможность его достижения - вина индивида. Вместе с тем культурный паттерн всеобщей возможности наталкивается не на единичный факт негативной действительности, а на общую для всех закономерность, когда дети остаются на том же уровне шкалы заработной платы, что и их родители. Однако если психология родителей, «застрявших» на определённой отметке шкалы экономической мобильности, компенсируется культурным мифом собственной вины, то их дети, напряжённо работая, воспринимают невозможность движения вверх как несправедливость. То есть в их сознании равенство со своими родителями не вызывает положительного образа. Равенство воспринимается как несправедливость.

Однако несправедливым оказывается и неравенство. Если бы дети двигались вверх, что фиксировало бы их неравенство со своими родителями, то неравенство как основная характеристика капитализма имело бы у них положительную коннотацию. В таких условиях элитам приходится создавать культуру, в которой абсолютизации подвергается индивидуальное неравенство и релятивизируется социальное. Упрощённые формы массовой культуры, которые успешно компенсировали невысокий социальный статус для родителей, плохо работают в ситуации компенсации недовольства хорошо образованных и тяжело работающих детей, оставшихся на том же социальном уровне. Здесь неожиданным образом элита демонстрирует сама себя, свой образ жизни и своё богатство.

В результате элитная культура становится тем руководством к митигированию собственного недовольства, о котором пишет Лайн Аллен: «Если бы Американская Мечта и другие нарративы о том, что каждый имеет шанс быть богатым, были бы правдой, то мы должны были бы видеть следующую связь: высокая степень неравноправия справедлива, так как она продуцирует высокую межпоколенную мобильность. Вместо этого мы видим совершенно другой нарратив: люди соглашаются с высоким уровнем неравноправия, успокаивая себя, что оно справедливо. Мы адаптируем нарративы справедливости для оправдания неравенства потому, что общество неравноправно, а не наоборот. Отсюда неравенство оказывается устойчивым совершенно неожиданным путём. Вместо того чтобы сопротивляться и бунтовать, мы склоняемся к соглашательству. Меньше Коммунистического манифеста, больше руководства по самопомощи» [11, с. 2].

Как видим, деньги играют исключительную роль в жизни современной элиты. Они являются условием входа и пребывания в ней. Являясь атрибутом человека элиты в глазах большинства населения, деньги обеспечивают возможность принятия решений и их осуществления. Доминируя над иными причинами для вхождения и нахождения в элите, деньги определяют её мотивацию, включая культурную. Деньги, может, и не выступают новой религией, но способны наделять качествами, превосходящими естественные.

Примечания

1. Бузгалин А. В. Неравенство как тормоз развития: социальные стимулы экономического прогресса [Электронный ресурс] // YouTube. URL: https://www.youtube.com/watch?v=ujbxjKEoA7E

2. Гертнер С. Л. Культура российской региональной элиты через ее интересы: монография. Москва: МГУКИ, 2009. 222 с.

3. Гертнер С. Л. Культурные интересы современной российской региональной элиты: реальность, субстанциональность, транзитивность: автореферат дис. на соиск. учён. степ. доктора философских наук: 24.00.01 / Гертнер Светлана Леонидовна. Москва, 2010. 52 с.

4. Зарубина Н. Н. О мифологии денег в российской культуре: от модерна к постмодерну // Общественные науки и современность. 2007. № 4. С. 39-48.

5. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Тома 1-39. Издание второе. Москва: Госполитиздат, 1955-1974. Том 30. Москва: Госполитиздат, 1963.

6. Социология: концепции, отраслевые теории и методика прикладного исследования: учебно-методическое пособие для студентов и преподавателей гуманитарных факультетов вузов / [Агапова Е. Н. и др. ; В. Г. Зарубин (науч. ред.)]. Ростов-на-Дону: Легион ; Санкт-Петербург: РГПУ имени А. И. Герцена, 2011-. Выпуск 3 / [Борисов С. В. и др.]. 2013. 511 с.

7. Старостина Ю. Экономисты предсказали падение реальных доходов россиян в 2019 году [Электронный ресурс] // РБК: [веб-сайт]. Электрон. дан. 29 мая 2019. иЯЬ: https://www.rbc.ru/eco

8. Фетиш и табу: Антропология денег в России: сборник научных статей / сост. А. С. Архипова, Я. Фрухтманн. Москва: ОГИ, 2013. 528 с.

9. Aldred J. License to be Bad: How Economics Corrupted Us. Available at: https://www.goodreads.com/book/show/40175311-licence-to-be-bad

10. Brien D., Zong Li and Dickinson H. (2011) The Reach and Influence of Social Capital for Career Advancement and Firm Development: Elite Managers and Russia's Exit from Socialism. Management and Organization Review, 7:2, pp. 303-327. Doi:10.111/j/1740-8784.2001.00231.x

11. Lane A. (2019) Socialism for the rich: the evils of bad economics. Guardian, June 6. 5 p.

12. Rockefeller Was Almost Three Times Richer Than Bezos. Available at: https://www.bloomberg.com/news/articles/2019-05-21/john-d-rockefeller-was-almost-three-times-richer-than-bezos

Размещено на Allbest.ru