Об антропологическом своеобразии населения Томска ХVII-ХVIII вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

ОБ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОМ СВОЕОБРАЗИИ НАСЕЛЕНИЯ ТОМСКА ХVII-ХVIII вв.

Заключение о методических расхождениях в фиксации ряда признаков между С.М. Чугуновым и В.А. Дремовым, возможно, справедливо, но требует важного уточнения. Какие-либо данные, позволяющие оценивать расхождения при измерении конкретных черепов, в распоряжении современных исследователей отсутствуют, при этом выборка В.А. Дремова значительно уступает по объему чугуновской. Проведение анализа осложняется также тем обстоятельством, что в публикации В. А. Дремова приводятся только численности наблюдений, но не указаны стандартные отклонения признаков в измеренных им и С.М. Чугуновым выборках¹. Для оценки расхождений Д.В. Пежемский воспользовался 1-критерием Стьюдента, условно приняв среднеквадратические отклонения признаков равными средним значениям показателей по данным В.П. Алексеева и Г.Ф. Дебеца (Алексеев, Дебец 1964). Корректность проведения такого анализа вызывает сомнения. Во-первых, исследователем признается морфологическая неоднородность серии, следовательно, можно ожидать, что некоторые из признаков характеризуются повышенной изменчивостью, игнорирование которой ведет к увеличению вероятности ошибки первого рода. Во-вторых, сомнительной является сама возможность определения методических расхождений между исследователями при помощи 1-критерия.

Черепа, измеренные В. А. Дремовым, фактически являются выборкой из чугуновской серии, которую в данном случае можно рассматривать в качестве генеральной совокупности (редкий случай в антропологии). Является ли одинаковой для всех краниометрических признаков априорная вероятность отклонения средневыборочного значения от истинного среднего, характеризующего генеральную совокупность? Очевидно, что нет, поскольку у краниометрических признаков различается величина коэффициентов вариации. Для оценки такой априорной вероятности ориентиром может служить не выборочная, а стандартная величина коэффициента, рассчитанная В.П. Алексеевым и Г.Ф. Дебецем (1964: 123-125). При условии отсутствия методических расхождений между исследователями можно полагать, что чем выше относительная изменчивость признака, тем больше вероятность отклонения его средневыборочного значения, полученного В.А. Дремовым, относительно среднего значения, рассчитанного С.М. Чугуновым для генеральной совокупности. Сравнение величин вычисленного Д.В. Пежемским значения 1-критерия и стандартного коэффициента вариации конкретных признаков показывает, что между ними существует положительная связь (рис. 1).

Из общего ряда признаков выбивается лишь ширина орбиты, отклонение среднего значения которой у В.А. Дремова весьма значительно. Ранговая корреляция между значениями 1-критерия и средними величинами коэффициента вариации соответствующих признаков без учета ширины орбиты является высокой и статистически значимой (г₈ = 0.78, р = 0.014). Возможно, именно в особенностях фиксации ширины орбиты от дакриона и следует искать причины расхождений средних значений признаков между исследователями. Это утверждение может считаться справедливым при условии, что указанный признак не характеризуется повышенной изменчивостью в выборке, а выборка является случайной по отношению к чугуновской. Как указывалось выше, сведения о выборочных показателях изменчивости признаков в публикациях отсутствуют. При этом В.А. Дремов полагает, что расхождения в значениях признаков отчасти объясняются присутствием в чугуновской выборке большего числа черепов раннего периода (Дремов 1998: 144).

Следовательно, выборка первого, строго говоря, не может считаться случайной по отношению к материалам С.М. Чугунова.

Рис. 1. Средние значения коэффициентов вариации признаков по В.П. Алексееву и Г.Ф. Дебецу (1964) и значения ^критерия, рассчитанные Д.В. Пежемским

Таким образом, в рассматриваемом случае причины различий между краниометрическими характеристиками, полученными двумя исследователями, принципиально не могут быть выяснены без учета информации об измерениях конкретных черепов, а наиболее вероятные методические расхождения связаны с особенностями измерений ширины орбиты. Следует подчеркнуть, что применение 1-критерия не позволяет избежать ошибок обоего рода: с одной стороны, существует относительно высокий риск выявления ложных различий, обусловленных выборочным эффектом, с другой стороны, реальные, но небольшие систематические расхождения при таком подходе не могут быть выявлены принципиально.

Проблема подтверждения реальности морфологических типов

Может показаться странным, что для оценки вероятности повышенной изменчивости конкретных признаков (например, той же ширины орбиты) мной не были использованы данные о различиях в характеристиках между морфологическими типами томичей, выделенными С.М. Чугуновым. Как указывалось выше, Д.В. Пежемским (при помощи 1-критерия и стандартных среднеквадратических отклонений) были выявлены статистически значимые различия между ними и показана их морфологическая реальность.

Представляется, однако, что показанные исследователем различия между «русско-славянским» и «русско-инородческим» типами являются одновременно реальными и малополезными с исследовательской точки зрения. С.М. Чугунов выделил типы, основываясь на визуальной оценке степени морфологического сходства и различий между черепами. История такого подхода к анализу материалов по своей длительности не уступает истории самой физической антропологии. На результаты такой оценки, так или иначе, влияют размерные характеристики различных элементов черепа, которым исследователем придается большее или меньшее значение для дифференциации выборки. Даже если параметры, на которые краниолог обращает особое внимание при выделении типов, не имеют прямых краниометрических аналогов, существование связей между ними не должно вызывать сомнений. Статистические различия между типами по отдельным метрическим признакам будут выявлены в любом случае. Сами по себе они будут свидетельствовать об отражении в типах неких биологических или популяционно-исторических закономерностей не больше, чем факт обнаружения статистически значимых различий между черепами, разделенными на две группы по принципу «большие» и «маленькие».

Условия применения 1-критерия Стьюдента предполагают, что сравниваемые выборки случайны, т.е. изменчивость характеристик, подвергающихся анализу, не задается и не ограничивается исследователем. Тестируемые выборки можно разделить на подгруппы, опираясь на внешние (археологические, топографические и др.) данные или данные независимых систем антропологических признаков. Однако некорректно выделять типы, опираясь на те же признаки, различия между которыми (или между признаками, связанными с ними устойчивыми корреляциями) затем подвергаются статистическому анализу для подтверждения реальности типов. Казалось бы, абсурдность проведения такого «анализа» особенно отчетливо проявляется в попытках оценки различий между типами, выделенными на основании статистических расчетов (как правило, при помощи кластерного анализа). Однако именно такой подход получил в последние годы среди отечественных антропологов широкое распространение (см. например: Фризен, Нечвалода 2007; Фризен, Пестряков 2010; Святова, Ражев 2014; и др.). Его применение практически не вызывает нареканий со стороны коллег в печати (однако см.: Козинцев 2016).

Воспользовавшись каноническим дискриминантным анализом для межгруппового сопоставления выборки томичей и выделенных С.М. Чугуновым типов, Д.В. Пежемский пришел к заключению, что аналогии русско-славянскому типу среди привлеченных к анализу европейских серий отсутствуют (2017а: 112). С другой стороны, исследователь обнаружил сближение черепов тюрко-монгольского типа с сериями чулымских тюрок у мужчин и отсутствие близкого сходства между теми же группами у женщин (2017б: 154-155). Ни то ни другое не должно вызывать удивления. Можно получить интерпретируемые или труднообъяснимые результаты анализа, но следует признать, что в действительности мы не обладаем информацией о возможности выделения морфологических типов, изменчивость характеристик которых была бы обусловлена не только представлениями исследователя о популяционной истории региона, но и в силу исторической объективности своего существования. Применение 1>критерия для оценки статистической значимости различий между типами не приближает нас к решению этой проблемы.

Исходя из данных С.М. Чугунова, можно лишь с высокой долей вероятности предполагать присутствие в серии томичей черепов монголоидного или смешанного монголоидно-европеоидного облика (об этом свидетельствуют и данные небольшого исследования А.Н. Багашева (Багашев, Антонов, 2002)). Однако конкретные краниометрические характеристики соответствующих им в составе томской выборки подгрупп, исторически сложившихся на территории Сибири, к сожалению, не могут быть сегодня установлены.

Краниологическое исследование

Письменные источники свидетельствуют о том, что первопоселенцы Томска связаны своим происхождением с разными регионами европейской части современной России, а отчасти также и Украины, Беларуси, Литвы и Польши. В некоторых источниках XVII в., например в именной книге служилых людей 1680 г., указаны конкретные места происхождения местных жителей. В списках фигурируют географически весьма отдаленные друг от друга населенные пункты, но большая часть из них связана с Русским Севером. По несколько раз упоминаются такие географические названия, как Москва, Казань, Великий Новгород, Устюг, Соль Камская, Соль Вычегодская, Холмогоры, Вологда, Вычегда, Мезень, Пинега, Лальский погост, Яренский уезд, Березов, Сургут (Томск... 1911; Русские старожилы... 1973). Решающая роль населения Поморья в заселении Западной Сибири в XVII в. признается большинством исследователей (см. например, обзор в: Добрыднев 2003). Ряды переселенцев пополнялись также за счет пеших и конных казаков, разнородных по этническому составу, ссыльных из числа «литвы», «черкасов», поляков, людей неизвестной «породы» (Зуев, Люцидарская 2010). При Петре I в Томске появилась новая группа ссыльных - военнопленных шведов-протестантов, а при Екатерине II - новые группы поляков-католиков, сторонников польского короля Лещинского. Принятие православия значительно облегчало условия жизни ссыльных и давало возможность заключения браков. Однако многие ссыльные сохраняли прежнюю веру, особенно те, кто планировал вернуться на родину. Далеко не всем из них это удавалось, а после смерти их тела хоронили отдельно от мест упокоения православных горожан. В письменных источниках сохранились сведения об «иностранных» кладбищах, существовавших в Томске в ХУТТ-ХУТТТ вв. (Ханевич 2015: 54-57).

В XVIII в. граница России в Сибири продвинулась к югу, и положение Томска изменилось - он превратился в крупный центр ремесленного производства, большую часть которого составляли цеховые и посадские люди. Огромное значение имело устройство Сибирского тракта, обеспечившего сухопутное соединение между Томском и Москвой, Казанью, Екатеринбургом с западной стороны, а также между Томском и Красноярском, Иркутском и Кяхтой - с восточной (Жеравина 1979). Участок Тара-Томск был заселен к 80-м гг. XVIII в., а процесс заселения и устройства Красноярского и Иркутского участков растянулся до 30-х гг. XIX столетия, хотя начало функционирования тракта относится к концу XVI - началу XVII в. (Катионов 2004).

Обобщая исторические сведения, можно предположить, что истоки местного населения следует искать на широкой территории северных и центральных районов европейской части России, а также Украины и Беларуси. Данными о населении Литвы и Польши можно пренебречь. Численность представителей последних групп среди погребенных, по вероятности, можно считать пренебрежимо небольшой, так как в нашем распоряжении находятся только сведения о материалах из раскопок православных кладбищ.

С одной стороны, у нас есть лишь информация о средних значениях краниометрических признаков в томской выборке, но не об их изменчивости, а с другой стороны, сравнительные материалы для части северных территорий, с населением которых письменные источники позволяют связывать происхождение первых поколений томичей, полностью отсутствуют. По этим причинам подбор сравнительных серий по единичным населенным пунктам и кладбищам, исключение из анализа сельских серий «из-за глубинных различий между городским и сельским населением» (Пежемский 2017а: 113) вряд ли можно считать наилучшим подходом. Имеющиеся сведения о томской серии просто не позволяют оценить вклад конкретных групп в формирование ее состава, в том числе и вклад групп сибирского происхождения. Представляется, что в сложившихся условиях единственный приемлемый выход заключается в привлечении к анализу широкого круга серий, датировки которых в большей или меньшей степени совпадают с датировкой томской выборки и которые по возможности должны быть объединены в группы по региональному принципу для снижения выборочного эффекта.

При помощи методов многомерной статистики мы можем проверить, насколько хорошо предположение о связях томичей с населением указанных территорий согласуется с обобщенными краниометрическими характеристиками соответствующих групп. Соответствующая оценка проводилась путем вычисления расстояний Махаланобиса (Б²) между томской серией и краниологическими выборками с территории европейской части России и ближнего зарубежья на материалах мужских черепов². Анализ осуществлялся по материалам мужских выборок с учетом группы из 12 признаков (№° по Мартину и др.): 1, 8,17, 9, 45, 48, 55, 54, 52, 77, еш', 75(1). Поскольку малое число наблюдений можно компенсировать большим числом признаков, но не наоборот (Козинцев 1980), а также учитывая важное дифференцирующее значение углов горизонтальной профилировки, для сопоставления выборки томичей использовались данные В. А. Дремова. Вычисление расстояний Маха- ланобиса осуществлялось в программе 8ТЛТ18Т1СЛ 12.0 по результатам канонического дискриминантного анализа, проведенного при помощи программы И. А. Гончарова МиШСап. При расчетах использовалась стандартная матрица внутригрупповых корреляций, подготовленная А.Г. Козинцевым для программы СЛКОК.

Рис. 2. Ближайшие к томичам выборки по результатам расчета расстояний Махаланобиса (Б²). Серой линией обозначено среднее расстояние между выборками русских европейской части России (Б² = 2.2)

Список наиболее близких к томичам серий в порядке уменьшения степени сходства приведен на рис. 2. В их числе выборки русских с территории Прикамья, Урала, Московской, Вологодской, Новгородской, Вятской, Олонецкой и Петербургской губерний, жители Казани и Свияжска, а также украинцы, коми-пермяки, удмурты и коми-зыряне.

Серии, показавшие наибольшее сходство с томичами, относятся либо к северным областям Европейской России (в их числе выборки не только русских, но и пермских народов), либо к зоне Московско-Сибирского тракта. Исключение составляет выборка украинцев, единственная из всех географически связанная с южными территориями.

В целом полученные результаты являются относительно хорошо интерпретируемыми с исторической точки зрения, и все же, безусловно, часть перечисленных групп могла оказаться относительно близкой к томской выборке по случайным причинам. Морфологическое сходство краниологических выборок, оценивается ли оно при помощи визуально-типологического подхода или статистических методов, необязательно отражает генетическое родство. Как показывают специальные исследования, краниологические различия между популяциями отчасти могут также объясняться давлением средовых факторов, а отчасти - изоляцией расстоянием. Картины межпопуляционной дифференциации по краниометрическим и генетическим показателям, как правило, хорошо согласуются между собой при широком масштабе сопоставления (континентальном, межконтинентальном), однако они могут значительно расходиться на локальном уровне и совершенно не совпадать на внутригрупповом (см., например: Straus, Hubbe 2010; Smith et al. 2016).

Если в качестве условной верхней границы близкого сходства взять среднюю величину расстояния Махаланобиса между европейскими выборками русских (D² = 2.2), то в число близких томичам выборок войдут всего пять групп: русские Прикамья, Урала, Московской и Вологодской губерний, а также сборная серия украинцев. Причем первые две выборки характеризуются максимальным сходством как между собой (D² = 0.87), так и с томской серией (D² = 0.73 и 1.23 соответственно).

Средние значения краниометрических признаков у русских Прикамья и Томска (мужчины)

- признак рассчитан по средним; ** - признак рассчитан путем умножения среднего значения 51a на коэффициент 1.067 в соответствии с (Алексеев, Дебец 1964: 60).

Уральская выборка представлена неопубликованными данными Е.О. Святовой, характеризующими население ХУП-Х1Х вв. Екатеринбурга, Верхотурья, Каменска-Уральского, Туринска, Ревды и Челябинска. Выборка Прикамья включает неопубликованные данные автора по населению Гольян и Сарапула ХУП-ХУШ вв., а также материалы XVI в. Е.М. Макаровой из некрополя Пыскорского Спасо-Преображенского монастыря (Макарова 2016). Сборные серии жителей Урала и Прикамья очень сходны между собой по краниометрическим характеристикам, хотя внутри регионов средние значения некоторых показателей заметно расходятся. Примечательно, что эти выборки сближаются с томичами не только по сумме параметров, но и по тем конкретным признакам, которые выделяют томичей на фоне большей части опубликованных серий русских. Во всех трех случаях наблюдается увеличение высотных размеров лицевого скелета (верхней высота лица, высоты носа, орбит) относительно средней характеристики русского населения. Это сходство особенно отчетливо проявляется при сопоставлении томской выборки с жителями Сарапула (см. таблицу).

Причины сходства помогают объяснить исторические источники. В формировании демографической (и, возможно, антропологической) картины населения Русского Севера в конце XVII - начале XVIII в. значительную роль играли внутренние переселенческие потоки. Например, переписные книги 1678-79 гг. Соли Камской (с которой свое происхождение связывала часть служилых людей Томска) показывают, что ее население в значительной степени формировалось за счет уроженцев из других поморских уездов (Александров 1964).

Крестьяне Западного Поморья переселялись в Северное Приуралье, крестьяне Северного Приуралья - в Западную Сибирь, Западной Сибири - в Восточную. Те уезды, которые привлекали наибольшее число крестьян, одновременно являлись территориями, из которых происходило заселение новых земель (например, Соликамский и Кунгурский уезды на Урале, Верхотурский - в Сибири) (Водарский 1977). Относительная близость выборки русских Прикамья к Восточному Поморью, с одной стороны, и Уральскому региону - с другой (в последнем случае не только географическая, но и антропологическая), показывает, как именно могло возникнуть ее сходство с томской выборкой. Территория Прикамья входила своей частью в ту «транзитную» зону, через которую поток переселенцев из Поморья проникал в Западную Сибирь. При этом косвенные антропологические данные позволяют говорить, что роль населения центральных и восточных районов Поморья в формировании населения Томска была более высокой, чем населения западных районов: выборки Прикамья, Вятской, Вологодской губерний входят в число близких томичам серий, однако ни карельские группы, ни русские Беломорья такого сходства с сибиряками не демонстрируют.

К сожалению, какие-либо палеоантропологические данные, по которым можно было бы судить об антропологических особенностях русского населения ХУП-ХУШ вв., проживавшего в северных районах Европейской России, на территории от Северной Двины и до Пермского Предуралья, отсутствуют. В настоящее время невозможно проверить гипотезу о близости краниологических характеристик русских Прикамья и Восточного и Центрального Поморья. Обращение к соматологическим данным не позволяет решить эту проблему. Локальные группы населения Русского Севера демонстрируют значительную вариабельность тех признаков, которые можно было бы сопоставить с краниометрическими показателями, в том числе признаков, которые отличают томичей на общем фоне русских групп (см. карты в: Происхождение... 1956; Витов 1997). Результаты исследования В.Е. Дерябина, проанализировавшего при помощи методов многомерной статистики цифровой материал Русской антропологической экспедиции, позволяют говорить об определенном антропологическом сходстве локальных групп русского населения, проживающих на территории современных Вологодской, Архангельской, Кировской областей и Пермского края по комбинации признаков. В их числе брахикефалия, шестиугольная форма лица с расширенными скулами и часто встречающийся вогнутый профиль спинки носа (Дерябин 2002: 35). Эти результаты согласуются с предположением о морфологической близости серий черепов населения Прикамья и центральных и восточных областей Поморья. И все же их нельзя назвать ни полными, ни доказывающими существование такого сходства на период ХУП-ХУШ вв. Таким образом, следует признать, что интерпретация сходства краниологических серий русских Прикамья и Томска как результата включения в их состав общих групп населения, связанных своим происхождением с обширной зоной Центрального и Восточного Поморья, опирается сегодня главным образом на письменные, а не палеоантропологические источники.

Заключение

Основная проблема антропологического изучения населения Томска ХУП-ХУШ в. заключается не столько в объективном отсутствии аналогий в краниологической характеристике томичей среди групп европейской части России, сколько в недостаточной изученности того региона, с населением которого следует связывать происхождение томичей в первую очередь. Исследования Д.В. Пежемского позволяют вновь вернуться к вопросам о формулировании конкретных целей краниометрических исследований, касающихся поздних этапов истории городского населения, а также применимости к их осуществлению традиционных методов анализа в условиях неполноты информации об анализируемых выборках и отсутствия необходимого круга сравнительных данных. Возможно, с некоторыми оговорками мы имеем право использовать данные соматологии, полученные в XX в., для реконструкции краниометрической характеристики населения предшествующих периодов. Возможно, мы можем также использовать в сравнительном анализе выборки с территорий, являющихся смежными с зонами белых пятен в краниологии, и пытаться устанавливать тенденции в географической изменчивости конкретных краниометрических признаков, проецируя данные на гипотетическую характеристику неизученного населения. Но, во всяком случае, необходимость сбора исторических сведений о происхождении изучаемого населения как первого шага в планировании краниологического (биологического по сути) анализа может считаться несомненной. Что касается других проблем, затронутых Д.В. Пежемским, очевидно, что использованные им приемы статистического анализа создают лишь иллюзию разрешимости вопросов о межисследовательских расхождениях в изучении томской серии и реальности морфологических вариантов, выделенных при помощи визуально-типологического подхода. Опубликованные данные явно недостаточны для постановки таких задач.

Автор выражает искреннюю признательность А.А. Евтееву, Д.С. Иконникову, Е.М. Макаровой, Д.В. Пежемскому, А.В. Рассказовой и Е.О. Святовой за возможность использовать при проведении сравнительного анализа неопубликованные данные.

Примечания

¹ К сожалению, монография С.М. Чугунова оказалась библиографической редкостью, недоступной для ознакомления, а Д.В. Пежемский, как и В.А. Дремов, не рассчитывал показатели выборочной дисперсии признаков.

² Полный список привлеченных к анализу серий с указанием источников оформлен в виде приложения к данной статье и доступен на сайте https://kunstkamera.academia.edu/ ІуапВйігоЬокоу

Литература

ON SOME DISTINCTIVE ANTHROPOLOGICAL CHARACTERISTICS OF THE POPULATION OF TOMSK IN THE 17^th TO THE 18^th CENTURIES

Abstract. The article focuses on the analysis of craniological characteristics of residents of the city of Tomsk in the 17^th to 18^th centuries in the context of recent studies by D.V. Pezhemsky. It shows that the t-test is principally unsuited for exploring the interobserver differences in S.M. Chugunov and V.A. Dryomov's measurements of the Tomsk residents' craniological characteristics. The statistical test of significance of differences between craniological types, identified on the basis of visual or statistical evaluation, is shown to be incorrect. By means of calculating Mahalanobis distances (D²), a group of craniological samples is identified (taken from the territory of Prikamye, the Urals, northern and central regions of the European Russia) which are morphologically similar to the Tomsk group. The historical reason for nonrandomness of the inter-group similarity between the residents of Tomsk, Prikamye, and the Urals is that these samples include the same groups of migrants from the central and eastern parts of the Russian North. This explanation seems most probable even in view of the fact that variability in the craniological characteristics of the local groups in the Russian North has not been sufficiently studied.

Keywords: physical anthropology, craniology, Western Siberia, history of Tomsk

Размещено на Allbest.ru