Этос трудноразрешимого межэтнического конфликта: исследовательские подходы и перспективы изучения

The present article deals with the concept of `ethos' as applied to intractable interethnic conflicts - this topic has hardly ever been addressed in Russian scientific literature. The ethos of conflict is defined as a system of social beliefs and myths shared by a large group of people involved in a long-term intractable conflict and closely connected with the history of the conflict that dominates in this society, i.e. the collective memory of it. The concept of `intractable interethnic conflict' was introduced into Russian psychology by T.G. Ste- fanenko, who began to study the phenomenology of such conflicts at the Department of Social Psychology of Lomonosov Moscow State University. Following the line, the article introduces the reader to modern research in this area. In the first part of the work, the author gives a definition of an intractable conflict, analyzes D. Bar-Tal's theory of the ethos of conflict and describes methods for studying it applied in foreign social psychology. The author also describes the content of eight topics, around which the beliefs that make up the ethos of conflict are grouped. The second part of the article deals with the critics of contemporary ethos of conflict researches and new approaches to this phenomenon. The following three current trends in studying the ethos of conflict are highlighted: the first one is associated with an attempt to explain the ethos of conflict stability within the categories of J. Jost's system justification theory (SJT); the second one is based on the assumption that the beliefs of members of a conflicting group are not uniform; therefore, it is important to study not only the prevailing social point of view on the conflict but also alternative views of minor or even outsider groups (rather opposing the ethos), because it is often an alternative view that can help out of a seemingly insoluble situation; and the last one is connected with research at the intersection of the phenomenology of the ethos of conflict and collective memory.

Key words: intractable intergroup conflict, ethos of conflict, T.G. Stefanenko, interethnic conflict, ethnonational conflict, collective memory, system justification theory

Введение

Представители этого направления исследования этоса конфликта Кристофер Хор и его коллеги из Бременского университета Якобса исходят из предположения, что верования членов конфликтуюшей группы не единообразны, поэтому важно изучать не только доминирующую в обществе точку зрения на конфликт (соответствующую этосу), но и альтернативное видение (например, групп меньшинства или даже групп-аутсайдеров), скорее, противостоящее этосу (Cohrs et al., 2015).

Немецкие авторы критикуют и методологию исследований Израильской школы, использующей шкалу этоса Бар-Таля, сконструированную по типу шкалы Лайкерта (Bar-Tal et al., 2012). Данный опросник, позволяет установить, насколько те или иные члены общества поддерживают или отвергают социальные верования, составляющие этос конфликта. Критики полагают, что шкала, состоящая из коррелирующих между собой утверждений, может показать большее единодушие в понимании конфликта членами общества, чем есть на самом деле. С ее помощью мы не можем установить, является ли этос основанным только на одной доминирующей истории конфликта, которую респонденты принимают или отвергают в разной степени, или за согласием или несогласием с этосом могут стоять разные истории и качественно иные, альтернативные представления, имеющие свои нюансы. Их носителями могут быть разные идеологические подгруппы внутри общества. Если исследование фокусируется только на одном доминирующем представлении о конфликте, и его участники могут только соглашаться или не соглашаться с этим доминирующим представлением, то в результате мы получаем упрощение социальной реальности. В таком случае мы можем не заметить альтернативных, более "тихих голосов", скрывающихся в "хвостах распределения". А именно они могут открывать возможности для примирения. К. Хор и его коллеги призывают исследователей смотреть "за пределы" этоса конфликта, быть внимательными к разнообразию "голосов", представляющих общество. Это позволяет получить более дифференцированную картину (Cohrs et al., 2015). Подобный подход к исследованию представлений о конфликте связан с концепцией контр-нарративов (Bamberg, Andrews, 2004). Такое допущение множественности точек зрения на конфликт способствует лучшему его пониманию, чем один только концепт этоса конфликта. Внимание исследователей к альтернативным позициям по отношению к конфликту и их легитимизация могут создать конкуренцию циркулирующим в общественном дискурсе доминирующим убеждениям и верованиям и способствовать уменьшению дисбаланса власти идей. Особенно полезным могло бы быть выявление точек зрения, отражающих положительные аспекты межгрупповых отношений. Это дополнило бы уже существующие исследования этоса с их неизменным фокусом на негативной стороне конфликта и могло бы положить начало работе над концептуализацией "этоса мира".

В своих работах Хор описывает методологическую стратегию, позволяющую проводить подобные исследования, а также приводит результаты двух уже проведенных с ее помощью исследований (Cohrs et al., 2015). Данная стратегия предполагает выделение в обществах, имеющих отношение к трудноразрешимому конфликту (как непосредственно включенных в него, так и внешних, но знакомых с конфликтом) подгрупп с определенной идеологией (идеологических групп) и сочетает в себе использовании качественных и количественных методов. При ее реализации респонденты объединяются исследователем в группы не на основе этнической, религиозной или языковой принадлежности, а на основе общих мнений относительно конфликта, социальных верований и убеждений. На формирование этого мнения может влиять локальный социальный контекст, в котором группы существуют, области знаний и источники информации, к которым их члены имеют доступ, процессы коммуникации и взаимодействия между ними, социальная идентичность, ценности и практики членов этих подгрупп. Например, это могут быть преподаватели гуманитарных дисциплин в вузах, как по одну, так и по другую сторону конфликта.

Первым этапом подобного исследования является выявление максимально большого числа разнообразных, часто противоположных и конкурирующих точек зрения на конфликт среди членов конфликтующих групп. Для этого используется метод интервью и анализ сообщений СМИ. По итогам проделанной работы формируется полный и исчерпывающий список утверждений о конфликте. Их может быть больше 100.

Второй этап - это анализ сходств и различий между убеждениями представителей разных идеологических подгрупп, выделение существующих среди респондентов точек зрения на конфликт. Для ее решения формируется небольшая выборка по принципу стратификации (чтобы в нее попали представители разных подгрупп и слоев общества) и используется методика Q- сортировки, предложенная еще в прошлом веке В. Стефенсоном (Stephenson, 1955). Такой подход позволяет зафиксировать индивидуальные точки зрения респондентов, а потом при помощи факторного анализа (не по переменным, а по респондентам) выделить группы участников исследования со схожими убеждениями и проанализировать общие и отличающиеся черты их точек зрения. Процедура исследования организована следующим образом. Сначала респондентов просят прочитать все утверждения и разделить их на три части: те, с которыми участник согласен, те, с которыми не согласен, и те, по которым у него нет четкого мнения. Затем респондентов просят расположить карточки с утверждениями вдоль шкалы в диапазоне от "абсолютно согласен" до "абсолютно не согласен". Им предлагается работать с карточками и перемещать их до тех пор, пока они не убедятся, что сортировка точно отражает их точку зрения. И наконец, участники могут высказать вербальные комментарии с обоснованиями проделанной сортировки. Данные Q-сортировки потом подвергаются индивидо-ориентированному факторному анализу, а полученные факторы дополнительно интерпретируются с помощью устных комментариев участников (Cohrs et al., 2015).

С опорой на данную методологическую стратегию Хор и его коллеги провели исследование представлений о Курдском конфликте. Они использовали именно это название вместо "турецко-курдский конфликт", чтобы не придавать слишком большое значение этническим категориям и подчеркнуть, что и с турецкой, и с курдкой стороны могут быть схожие точки зрения на конфликт. На первом этапе учеными были выявлены представления, которые можно разделить на три области: причины и проблемы в конфликте (31 утверждение), процессы и динамика конфликта (56), возможные решения конфликта (30). Q-сортировка и факторный анализ позволил выделить пять разных точек зрения на конфликт (первые две из перечисленных - довольно похожие протурецкие точки зрения, их можно рассматривать как разновидности "турецкого государственного дискурса", а последние две - прокурдские): 1) правая точка зрения, которая подчеркивает политический характер компании Рабочей партии Курдистана как угрожающей гармонии в отношениях между турками и курдами, ответственность за конфликт возлагается именно на нее, а в качестве страдающей стороны выступают гармоничные отношения (присутствует и у турецких, и у курдских, и у арабских участников); 2) точка зрения, указывающая на роль внешних сил и экономические факторы как на центральные проблемы в конфликте, ответственность за конфликт возлагается на иностранные державы, а в качестве страдающей стороны рассматривается объединенная Турция (присутствует у турецких и арабских респондентов); 3) двойственное отношение к турецкому государству - одобрение ориентации на единство Турции при признании неправомерного поведения турецких должностных лиц, но категорическое несогласие с терроризмом (присутствует у курдских респондентов); 4) вера в важность демократического решения и акцент на нарушении прав человека в конфликте, ответственность за конфликт возлагается на турецкое государство, а пострадавшая сторона - представители всех этнических групп в зоне конфликта (поддерживается турецкими, курдскими и арабскими респондентами); 5) точка зрения, акцентирующая внимание на продолжительном угнетении курского народа и необходимости утверждения курдской идентичности и политических прав, ответственность за насильственный конфликт возлагается на турецкую армию, а виктимизируется курдская сторона (поддерживается только курдскими респондентами) (СоЫ^ et а 1., 2015).

В рамках одного из наших собственных исследований, проведенного с использованием дискурс-анализа текстов про российско-украинский конфликт мы опирались на опыт К. Хора и его коллег. На первом этапе анализу подвергались сообщения из новостных СМИ, посвященные отдельным эпизодам конфликта, а на втором - тексты интервью с москвичами. Выборку составили 32 респондента с высшим образованием: 16 человек в возрасте 19-25 лет (8 мужчин и 8 женщин) и 16 человек в возрасте 49-55 лет (8 мужчин и 8 женщин). Дискурс-анализ новостных сообщений, проведенный в 2014 году, показал конструирование представлений, очень близких к этосу конфликта. А вот дискурс-анализ ответов на вопросы интервью, проведенного в 2016 году, продемонстрировал более разнородную и неоднозначную картину. В частности, отношения России и Украины не описывались как реальный конфликт большинством респондентов. То есть вооруженные столкновения на юго-востоке Украины, присоединение Крыма к России не отрицались, но все эти события обозначались как "искусственный", "инсценированный", "тщательно подготовленный", "раздутый" конфликт. Фокус внимания смещался с противостояния России и Украины на противопоставление политических элит, "верхушек", властей обеих стран - с одной стороны и обычных граждан - с другой. В качестве представителей аутгруппы определялись лица, наделенные властью, независимо от их национальной принадлежности, и "спонсированные" ими агрессоры, а в качестве ингруппы - рядовые граждане России и Украины. Официальные власти представлялись в текстах в качестве агрессора, а большинство населения России и Украины описывалось как страдающее и испытывающее негативные последствия от искусственно созданного конфликта. При этом представители старшего поколения для объяснения конфликта использовали теории заговора, приписывая ответственность за развертывание конфликта также Западу и США. А респонденты из группы молодежи чаще определяли конфликт на Украине скорее как внутриполитический с участием России, но приписывали ответственность за его развертывание всем сторонам и заинтересованным лицам (Голынчик, 2018).

Подводя итог анализу данного направления изучения этоса, хочется вслед за его авторами подчеркнуть, что существование этоса конфликта не означает, что внутри конфликтующих обществ нет различий в том, как именно конфликт представляется. Скорее наоборот, в основе одного этоса существуют разные альтернативные представления о конфликтной истории.

Роль коллективной памяти в формировании этоса конфликта в обществе

Последнее направление исследований, на котором мы хотим остановиться, имеет большую практическую значимость, связанную с преодолением этоса конфликта и конструированием этоса мира. Как уже говорилось выше, одним из факторов, определяющих устойчивость и воспроизводимость этоса конфликта, является коллективная память о прошлых событиях, насильственных эпизодах в отношениях двух групп. Этос и коллективная память тесно переплетены друг с другом. Авторы данного направления - испанский ученый Дарио Паец и исследователь из Новой Зеландии Джеймс Лиу - анализируют вклад коллективной памяти в формирование и усиление этоса, а также предлагают через изменение и реконструирование воспоминаний трансформировать этос трудноразрешимого конфликта.

Ученые, опираясь на идеи Бар-Таля, разделяют этос конфликта как нарратив о настоящем и коллективную память или нарратив о прошлом (Pa- ez, Liu, 2015). Функцией этоса конфликта является совладание с актуальными событиями и переживаниями. А коллективные воспоминания (чаще всего избирательные и пристрастные нарративы о прошлых событиях) используются для усиления и поддержания убеждений, входящих в этос, и способствуют формированию коллективных эмоциональных переживаний ненависти, страха и гордости (Bar-Tal, 2007). Подобная функция коллективной памяти хорошо известна и описывается в литературе, посвященной изучению социальных представлений об истории (Емельянова, 2019).

Коллективные воспоминания - это широко распространенные в обществе образы и знания о событиях прошлого, которые создаются, передаются и сохраняются группой как посредством межличностной коммуникации, так и в ходе коммуникации, опосредованной социальными институтами. Социальные представления о прошлом помогают сохранять чувство преемственности, позитивный образ собственной группы и поддерживать ценности и социальные нормы, которые регламентируют поведение и определяют социальную идентичность. Коллективные воспоминания избирательны, чаще запоминаются травмирующие, болезненные, экстремальные, неожиданные события. Именно такие воспоминания способны укрепить представления о страдании ингруппы, входящие в состав этоса трудноразрешимого конфликта (Донцов, Стефаненко; 2017, Стефаненко и др., 2017а; 2017b). Коллективная память долго хранит и события, представлявшие серьезную угрозу социальной идентичности, ценностям и единству ингруппы. Такие воспоминания позволяют связать актуальные проблемы в отношениях двух групп с прошлыми угрозами (Емельянова, 2019), удлиняют и "уплотняют" историю конфликтных отношений.

Таким образом, в коллективной памяти избирательно сохраняются и закрепляются полезные для текущих групповых нужд воспоминания о войнах. А общества, находящиеся в трудноразрешимом конфликте, разделяют этос, который, согласно Бар-Талю, является настолько мощным образованием, что притягивает к себе все остальные феномены, в том числе коллективную память, формируя такое описание истории, которое будет оправдывать собственную группу и делигитимизировать аутгруппу. Именно коллективные воспоминания ответственны за формирование коллективной эмоциональной ориентации на страх, вытесняющий надежду (Bar-Tal, 2007). Каждый ритуал, в котором вспоминаются погибшие члены ингруппы и забываются жертвы из числа аутгруппы, как будто подкрепляет страх и ненависть к врагу. Все это порождает нарратив, сфокусированный на коллективной ингрупповой жертвенности, который может оправдывать агрессию в настоящем.

Опираясь на концепцию Бар-Таля, французская исследовательница Валери Росу, изучая взаимную вражду Франции и Германии, начавшуюся в конце XIX века и снизившуюся только после Второй мировой войны (Rosoux, 2001), и ряд других конфликтов (Rosoux, 2004) обнаружила общие черты социальных представлений о прошлых войнах:

1) члены враждующих групп представляют собственную группу как жертву, мученика и эталон нравственности; больше помнят собственных героев, мучеников и эпические сражения; а эпизоды войны, которые вызывают стыд, воспоминания о жертвах из числа мирных жителей и страданиях членов аутгруппы скрываются и забываются;

2) аутгруппа определяется как агрессор, несущий ответственность за прошлые и текущие травматические события;

3) воспоминания о пережитых страданиях используются в призывах к единству и при обосновании необходимости отомстить аутгруппе, они делают возмездие легитимным, оправдывая и рационализируя коллективное насилие.

Росу предполагает, что продолжение военных действий становится как бы законной формой почитания погибших предков. Социальные представления, особенно в нациях победителей, прославляя войну, приводят к формированию позитивных аттитюдов в отношении войны у молодых людей и готовности сражаться в будущих войнах (Paez, Liu, 2015). Такие группы помнят больше военных событий и оценивают их менее негативно, а саму войну рассматривают как справедливую и необходимую (Liu et al., 2012). Мемориалы, памятники и учебники истории часто приукрашивают события, связанные с коллективным насилием и гибелью миллионов людей, ужасы войны затмеваются акцентированием внимания на героизме и славе, как бы оправдывающих понесенные издержки. Воспоминания описывают чужую группу делегитимизирующим и дегуманизирующим способом (как низших существ или животных). Такой результат подтверждается и многими другими исследованиями, например, коллективной памяти о войне колонизаторов с коренным населением Америки (Paez, Liu, 2015).

Таким образом, результаты исследований коллективных воспоминаний о войнах обеспечивают поддержку концепции этоса конфликта Бар-Таля. Судя по всему, функции коллективной памяти, частично совпадающие с функциями этоса конфликта, универсальны для любых обществ, а не только для групп, вовлеченных в трудноразрешимый конфликт. Паец, Лиу и Т.П. Емельянова сходятся во мнении, что использование коллективной памяти в государственных целях при конкуренции с другими нациями является общей тенденцией современного мира. Без сомнения, текущие события и политическая повестка дня ведущих политических сил в государстве влияют на то, как конструируются социальные воспоминания. Просто в обществах, включенных в трудноразрешимые конфликты, эта политическая повестка дня связана с продолжающимися военными действиями.

Паец и Лиу развивают идеи Бар-Таля о целенаправленном влиянии на коллективную память как способе трансформации этоса конфликта, снижении интенсивности коллективных эмоциональных переживаний, препятствующих примирению. Такая работа возможна только на постконфликтной стадии, когда активные военные действия прекращены, но этос сохранился, как и взаимные обиды. Важными шагами примирения и формирования общих разделяемых представлений о прошлом являются: 1) принятие фактов о событиях, включающих страдания членов чужой группы, что позволяет конструировать нарратив, описывающий историческое бедствие, в котором пострадали обе стороны; 2) воспоминание о произошедших событиях с признанием страданий членов собственной группы, но без ненависти к аутгруппе и без оправдания последующих насильственных действий, совершенных по отношению к ней, а также признание коллективных преступлений, совершенных в прошлом членами собственной группы; 3) создание всеобъемлющего нарратива, объединяющего группы, описывающего весь опыт прошлого и перспективы будущего в одной истории.

Описанные пункты являются шагами по совместному реконструированию фактологической картины конфликта. Например, смысл великих сражений Второй мировой войны сначала был патриотическим и националистическим для Франции и Германии (как проявление героизма, славы и боевого духа солдат), а спустя годы в результате реконструирования эти сражения стали восприниматься как символ "резни" и гибели миллионов людей для обеих стран (Rosoux, 2001). Деятельность по реконструированию социальных представлений о прошлом может осуществляться специальными комиссиями по установлению истины и примирению, в задачи которых входит оценить страдания потерпевших и организовать компенсации ущерба, предотвратить новые акты насилия, циклы мести и военные преступления, способствовать формированию коллективной памяти, ориентированной на будущее (Hamber, 2012). Согласно теории Бар-Таля (Bar-Tal, 2007), они способствуют тому, что общество сдвигается от коллективной эмоциональной ориентации на страх и ненависть к коллективной эмоциональной ориентации на надежду. И это подтверждено результатами исследований (Cardenas et al., 2013, 2015). Таким образом, изменения достигаются за счет конструирования воспоминаний о насилии и преступлениях, совершенных всеми вовлеченными сторонами, то есть и коллективная вина, и коллективные страдания разделяются обеими группами. Виктимизация и идеализация ингруппы при этом снижаются. Это открывает пространство для диалога и примирения.

В нашем собственном исследовании, которое мы кратко описывали в предыдущем параграфе, тоже были зафиксированы проявления конструирования совместной российско-украинской истории, объединяющей обе нации, в текстах ответов респондентов. Это были воспоминания об общем историческом прошлом, общей социальной идентичности, связанные также с наличием дружественных и родственных связей участников исследования с представителями украинской стороны.

Представители данного направления исследований трудноразрешимых конфликтов (Paez, Liu, 2015) выделяют несколько препятствий в работе по реконструированию коллективных воспоминаний. Во-первых, это отсутствие личной и групповой вины за совершенные в ходе конфликта коллективные преступления. Часто признание вины и необходимости компенсаций - это позиция группы меньшинства, непопулярная среди других членов общества. Исследования показывают, что после окончания периода активных военных или насильственных действий уже третье поколение, хотя и помнит о содеянном, но не готово брать на себя ответственность за причиненный ущерб (Dresler-Hawke, Liu, 2006), что связывается с действием защитных механизмов.

Во-вторых, суд, осуществляемый победившей стороной, не воспринимается побежденной как справедливый, а доказательства вины, которые в нем рассматриваются, - как правдивые и достаточные. Поэтому представители побежденной группы могут не соглашаться с вынесенным решением, разделять убеждение, что, если бы ингруппа победила, никто бы их не судил.

В-третьих, члены конфликтующих групп лучше помнят и признают преступления, совершенные представителями чужой группы, чем аналогичные действия со стороны своей собственной. Например, португальцы лучше помнят о преступлениях в Латинской Америке XIX века, совершенных испанцами, чем самими португальцами (Marques et al., 2006).

В-четвертых, если доказательства вины в преступлениях, совершенных в ходе конфликта, неоспоримы, и их источники вызывают доверие, то включаются коллективные защитные механизмы, например, формируются убеждения, что в историческом контексте преступление было оправдано, или насилие было направлено на небольшую группу, которая провоцировала агрессию и заслуживала такого обращения (Marques, Paez, 2008).

В-пятых, у членов общества с сильно выраженной национальной или этнической идентичностью воспоминания о травмирующих событиях более полные (Стефаненко и др., 2017a) и сопротивление реконструированию проявляется больше, они менее склонны принимать критику в адрес ингруппы и поддерживать компенсации пострадавшим (Paez, Liu, 2015).

Подводя итог, можно сказать, что в условиях трудноразрешимого конфликта и высокого согласия членов общества с этосом общая тенденция коллективной памяти прославлять подвиги и достижения ингруппы, преувеличивая ее страдания и преуменьшая их последствия для членов аутгрупп, приобретает более ярко выраженный, экстремальный характер.