Рабочие в современных социологических исследованиях: российский контекст

Аннотация

Мир труда в настоящее время стремительно меняется под воздействием процессов диджитализации и автоматизации, означающих смерть одних трудовых занятий на фоне рождения и расцвета других. В России глобальные процессы деиндустриализации резонировали с глубоким кризисом перехода от социалистической промышленной экономики к сырьевой капиталистической системе хозяйствования [1]. В этих условиях традиционный промышленный рабочий класс перестал быть в центре внимания социологов после всплеска интереса к рабочим и трансформациям труда в промышленности в 1990-х гг. Призывы руководства страны к импортозамещению и технологическому прорыву актуализировали интерес к промышленности в целом и к кадрам, связанным с новой индустриализацией. Социологи также обратились к изучению проблематики рабочего класса. В данной статье обобщены исследовательские разработки в области изучения рабочего класса, сделанные отечественными социологами в течение пяти лет.

Проведен анализ публикаций в ведущих российских журналах по социальным наукам в период с 2013 по 2018 г. Выборка включала журналы: «Социологические исследования», «Социологический журнал», «Мир России», «Экономическая социология», «Социологическое обозрение», «Социология 4М», «Мониторинг общественного мнения», «Журнал социологии и социальной антропологии», «Журнал исследований социальной политики», «Вестник Института социологии», «ИНТЕР», «Антропологический форум». Основной целью анализа был поиск публикаций, посвященных теме российских рабочих. Всего было обнаружено двадцать три публикации, связанных с темой рабочих. Далее приводится обзор основных публикаций по теме статьи, полученных в процессе сквозного поиска по содержанию журналов. В процессе поиска статей обращалось внимание и на публикации по смежным темам: проблематике занятости и социологии труда в России. Сквозной библиографический анализ публикаций свидетельствует об относительно низком интересе к теме рабочих и рабочего класса: в отдельных статьях соответствующие сюжеты затрагиваются в связи с обсуждением проблематики человеческого капитала, модернизации производственной базы или темы бедности. В фокусе анализа был современный российский контекст изучения рабочих и рабочего класса в социологии: зарубежные публикации, раскрывающие данную проблематику, не затрагиваются в силу обширности материалов, которые могут стать основой отдельного исследования.

«Бедные проигравшие в габитусном тупике»: как в современной российской социологии описывается рабочий класс

человеческий капитал социологический рабочий

Дискуссионная статья Е.Н. Даниловой важна для понимания динамики общественного восприятия этой группы занятых в России на протяжении рыночных реформ последней четверти ХХ в. [2]. Е.Н. Данилова рассуждает о возникновении и развитии дискурса «выигравших» и «проигравших» от этих реформ как в нашей стране, так и на всем посткоммунистическом пространстве. Выигравшие - продвинутые социально-профессиональные группы, готовые к изменениям и обладающие соответствующими интеллектуальными и социальными ресурсами для успешной адаптации к новым условиям. В разные годы этими группами становились «средний класс», «предприниматели», «эффективные менеджеры», «креативный класс», «социальные инноваторы» или же теперь миллениалы [3]. Всем им приписываются «прогрессивные» черты, а их носители могут рассматриваться как база для проведения реформ. Им противопоставлены «проигравшие» - группы, ассоциировавшиеся с промышленным социализмом, которые маркировались как инертная масса «иждивенцев», неспособных к принятию рыночных отношений и не готовых жить в конкурентном окружении «рыночного мира». Апатия, отсутствие рефлексивного мышления, «советский менталитет» - вот лишь немногие из негативных черт, которыми наделялись «проигравшие», в условиях посткоммунистических трансформаций принявшие на себя роль «других» и «чужаков» по отношению к гегемонистскому дискурсу «победителей». К «проигравшим» в первую очередь относили промышленный рабочий класс, который стал преградой на пути неолиберального капитализма, а поэтому стигматизировался негативным образом в медиаи даже научном дискурсе, о чем пишет Е.Н. Данилова [2]. До последнего времени в исследованиях российского рабочего класса можно обнаружить следы этого гегемонистского дискурса о «победителях» и «проигравших», в котором рабочий класс становится в большей мере не классом как реальностью, но классом как идеологическим конструктом.

Несмотря на очевидное преобладание публикаций по теме рабочих, основанных на анализе данных опросов в российских изданиях, в последние годы стали появляться тексты, где используются материалы интервью и включенного наблюдения. Одной из таких публикаций стала статья И. Тартаковской и А. Ваньке «Карьера рабочего как биографический выбор», посвященная выбору рабочими своего профессионального пути [4]. Авторы обозначили свой метод исследования как интерсекциональный анализ, предполагающий характеристику биографического выбора карьеры рабочего в контексте «подвижных отношений между гендером, классом и отчасти возрастом». В работе говорится, что этот подход тесно связан с генетическим структурализмом П. Бурдье и его известной концепцией габитуса, предполагающего, что место индивида в «социальном универсуме» определяется констелляцией капиталов. Приводится детальный обзор литературы по теме габитуса и используется понятие «габитусная неуверенность» применительно к поведению белых воротничков [4]. Эмпирическим материалом статьи стали материалы интервью с рабочими, преимущественно из крупных городов с индустриальным прошлым. В работе И. Тартаковской и А. Ваньке, как и в исследованиях А.В. Каравай (о которых речь пойдет дальше в этом тексте), подтверждается предположение о том, что среднее профессиональное образование (ПТУ, техникум, колледж) почти ничего не добавляет к карьерным возможностям современного российского рабочего класса и находится в глубоком кризисе, зачастую утратив связь с реальными потребностями экономики. В рассуждениях авторов статьи заметна исходная позиция, заключающаяся в том, что быть рабочим - это всегда находиться в социальном тупике, быть объектом нисходящей социальной мобильности и, по сути, стать неудачником. Конечно, российский промышленный рабочий класс получил глубокую социальную травму, связанную с периодом поздней перестройки и реформ 1990-х гг., когда именно эту социальную группу считали «архаичным балластом, доставшимся от индустриальной эпохи социализма». Однако можно ли говорить о том, что самоощущение рабочих всегда выражается в социальном разочаровании? Впрочем, в статье упоминается о том, что для низовой части белых воротничков, которые понимают невозможность выбраться из состояния простого «конторского клерка» или «коммивояжера», занятость в качестве квалифицированного рабочего на современном предприятии выглядит не такой уж и бесперспективной. Другое дело, что у таких представителей «офисного планктона» отсутствуют навыки и знания, которые дадут им возможность стать частью рабочей аристократии. Исследование И. Тартаковской и А. Ваньке, безусловно, расширяет представления о жизненных мирах современного российского рабочего класса, хотя иногда это взгляд образованного среднего класса на ограниченные жизненные перспективы рабочего класса.

Начиная с 1960-х гг. в советской социологии изучалась трансформация жизненных и трудовых траекторий молодежи, которая переезжала в город для продолжения образования и в поисках работы. Оказалось, что подобная тематика волнует социологов и в настоящее время. В статье Е.Д. Вознесенской рассматриваются трудовые биографии молодых рабочих, переехавших из сельской местности в города. В качестве метода исследования указано проведение «глубинных полудирективных интервью с молодыми промышленными рабочими сельского происхождения с привлечением количественных данных массового опроса» [5], хотя и не указано, сколько именно информантов из общего числа участников опроса были рабочими сельского происхождения. Автор полагает, что именно молодые рабочие из села сегодня составляют костяк промышленного рабочего класса, причем занимают в нем не самые лучшие позиции в силу более низкого уровня образования и необходимости адаптироваться к жизни в городе. Выполняя относительно неквалифицированную работу, по мнению Е.Д. Вознесенской, эта группа промышленных рабочих не слишком мотивирована на продолжение образования, а скорее довольствуется минимальным уровнем стабильности в сфере занятости и оплаты труда. Статья насыщена духом теории габитуса П. Бурдье, поскольку в основе сюжета статьи лежит характеристика очевидного неравенства различных типов капиталов, исходно имеющихся у рабочих в городах и сельской местности. Относительно низкий уровень качества образования в сельских школах и невысокая мотивация к учебе сразу ограничивают перспективы дальнейшей профессиональной мобильности. К тому же для получения востребованного среднего профессионального и высшего образования всё равно нужно ехать в город, что предопределяет миграцию сельской молодежи.

Другим традиционным каналом включения мужской части сельской молодежи в городской рабочий класс является армейская служба: для большинства молодых людей из села она становится первым опытом жизни в иных условиях, пусть и условиях казармы. Несмотря на амбивалентный образ армейской службы среди призывников, для молодых мужчин из сельской местности она является одновременно и школой жизни, и прагматически видится как возможный канал дальнейшей социальной мобильности через продолжение службы по контракту или переход на службу в правоохранительные органы или на работу в частные охранные предприятия. Любопытно, что в статье упоминаются советские практики организованного трудоустройства на промышленные предприятия после окончания армейской службы: военкоматы, оказывается, до сих пор по запросам предприятий направляют туда рабочих [5]. Вероятно, подобная статья со схожим содержанием и выводами могла бы быть написана и 1965 г., и в 1975 г., и немного удручает, что не обнаружено новых интересных подходов к теме: например, случаев, когда агрокомплексы и перерабатывающие производства размещаются в сельской местности, что дает шансы для стабильных заработков и роста квалификации сельскому рабочему классу. Характерно, что в статье практически отсутствуют информанты-женщины и их истории включения в состав промышленных рабочих, которые, вероятно, будут отличаться от мужских версий: армейской службы как канала мобильности здесь, например, не существует. Между тем такие примеры тоже есть.

В статье В. А. Аникина и Н.Е. Тихоновой [6] о различных типах бедности не уделяется специального внимания рабочим, хотя и констатируется, что феномен индустриальной бедности тесно связан с бедностью эксплуатируемого труда, возникающего в ситуации диспропорционального развития сферы занятости. По сути, эта бедность наилучшим образом характеризуется в марксистских терминах как извлечение максимальной прибавочной стоимости за счет эксплуатации труда. По мнению авторов исследования, индустриальная бедность в современной России связана, во-первых, со структурными изменениями на рынке труда, когда доля позиций квалифицированных рабочих в промышленности снижается, но возрастает доля позиций относительно неквалифицированной рабочей силы в третьем секторе - продавцов, уборщиков, разнорабочих. Во-вторых, «легкий» постиндустриальный капитализм активно пользуется возможностями новых средств мобильности, в организованном порядке задействуя труд мигрантов в секторах, не требующих высокой квалификации, и таким образом снижая уровень оплаты труда: «в России существует парадоксальная ситуация, когда минимальная заработная плата по стране в целом ниже, чем прожиточный минимум» [6]. Согласно авторскому анализу, в России 45 % всех работающих бедных составляют низкои среднеквалифицированные рабочие (1-4 разрядов), то есть тот самый промышленный пролетариат. В связи с этим вспоминается недавняя история с масштабным сбоем в российской космической программе, вызванным браком в ракетных двигателях РД-0210/0211 и РД-0213/0214, выпущенных на Воронежском механическом заводе Эта ситуация активно обсуждалась в российских медиа: Котляр П. Ракетный флот приковали к земле. Чем чреват отзыв двигателей «Протонов» для ракетной отрасли // Газета.ру, 25.01.2017. ИЯЬ: https://www.gazeta.ru/. Весь тираж этих двигателей нуждался в переделке из-за ошибок кладовщицы (в результате ее действий при производстве двигателей были использованы неподходящие материалы). К сожалению, в информационных сообщениях об этом инциденте нет информации о заработной плате и условиях труда у рабочих на этом заводе, но, скорее всего, они не самые лучшие. В этом контексте проблема бедности напрямую связана с темой рабочего класса в современной России.

В течение последних лет нескольких лет в пространство исследований рабочего класса вошла А.В. Каравай, которая стала молодым и амбициозным представителем школы изучения социальной структуры российского общества во главе с Н.Е. Тихоновой. В 2016 г. А.В. Каравай успешно защитила кандидатскую диссертацию по теме «Российские рабочие: ресурсы и поведенческие стратегии» и уже некоторое время активно публикуется по близким темам. Преимущественно А.В. Каравай опирается на данные различных опросов и баз социологических количественных данных, на основе которых можно делать заключения о специфике российского рабочего класса.

Например, в статье «Российские рабочие: финансовое поведение и установки» используются данные общероссийского исследования Института социологии РАН [7]. А.В. Каравай предлагает расширительное определение рабочего класса и включает туда не только собственно промышленных рабочих различной квалификации, но и «рядовых работников торговли и бытового обслуживания», что потенциально оказывает существенное влияние на получаемые выводы, поскольку работники низового звена третьего сектора экономики и промышленный пролетариат всё же имеют заметные различия в характере труда. Впрочем, в этой статье рассматриваются три подгруппы рабочего класса и работники торговли выделены в самостоятельный кластер. Полученные А.В. Каравай данные свидетельствуют о низком уровне финансовой грамотности и неумении планировать свой бюджет практически всеми группами рабочего класса на фоне более рефлексивного поведения в этой сфере представителей среднего класса. Рабочие определяются как пассивные и консервативные в своем финансовом поведении: даже при наличии доходов, сопоставимых с доходами «профессионалов», они предпочитают тратить их на текущие бытовые нужды и элементы престижного потребления, вместо того чтобы инвестировать в покупку недвижимости и других товаров и услуг, требующих стратегического поведения. Рабочие всех исследуемых категорий склонны активно пользоваться потребительскими кредитами и не слишком думают о долгосрочных накоплениях: «российский рабочий ориентирован чаще на то, чтобы «проесть» неожиданное богатство, потратив средства на покупку товаров длительного пользования (ТДП) или отдых» [7]. Основной вывод статьи: классовые позиции в России влияют на характер финансового поведения больше, нежели даже уровень доходов. Иными словами, сработала бурдьевистская модель поведения, предопределенного габитусом. Проблемой этой статьи является, во-первых, не очень ясное описание методики: отсутствуют формулировки вопросов, а таблицы с распределениями уже озаглавлены как констатации. Во-вторых, дефиниции, характеризующие финансовое поведение рабочих («пассивные», «консервативные», «проедающие»), уже маркируют эти группы занятых как «проигравших» в новой экономической реальности, то есть неспособных к продуманному финансовому поведению.

В ряде других публикаций А.В. Каравай продолжает развивать тему человеческого капитала рабочих [8; 9]. Например, на основе данных ежегодного Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (КЬМ8-Н8Е) за 2014 г. она выясняла, что, во-первых, более молодые российские рабочие чаще имеют лишь девятилетку, тогда как среди рабочих старшего поколения больше людей с полным средним образованием (так называемой десятилеткой). Вовторых, ситуация с профессиональным образованием рабочих разной категории сложная: многие имеют лишь курсы по специальности и профессиональное образование первой ступени, а среди молодых рабочих много тех, кто вообще не имеет специальной профессиональной подготовки. Исходя из этого, А.В. Каравай полагает оправданными жалобы российского бизнеса на низкий уровень квалификации рабочих. В статье не ставится вопрос о том, что случилось с системой профессиональной подготовки рабочих кадров в России, которая после десятилетий стагнации перестала выполнять свои функциональные задачи. Бизнес также долгие годы способствовал разрушению этой системы, снимая с себя вериги советского наследства социальных обязательств. Как и в ряде других статей,

А.В. Каравай полагает, что и сами рабочие не склонны вкладывать в сво1: обучение и повышение квалификации: «у большинства представителей этой профессиональной группы отсутствуют установки на повышение своей квалификации через дополнительное обучение» [10].

Заслуживает внимание и обращение А.В. Каравай к теме потомственных рабочих, так как с позиции сегодняшнего дня позволяет иначе взглянуть на этот сюжет [10]. Конечно, «потомственные рабочие» - это нечто другое, нежели представители рабочих династий, поскольку неизвестно, следуют ли они тому же профессиональному курсу, что и их родители, но и понимание того? как воспроизводится рабочий класс в России, тоже небезынтересно. Концептуально исследователь придерживается бурдьевистского подхода и описывает различия в трудовых стратегиях через разницу форм культурного, социального и других капиталов, имеющихся в распоряжении акторов. Эмпирической базой исследования стали результаты двадцатой волны РМЭЗ НИУ ВШЭ (2011 г.). Потомственными рабочими («оба родителя которых также занимали профессиональные позиции, относимые по кодировке КСО-88 к 7, 8 и 9-му профессиональным классам» [10]) оказалось только 28 % всех рабочих, которые и составили основу анализируемой выборочной совокупности. В основном в эту группу вошли мужчины в возрасте старше 45 лет. Автор исследования сдвигается в сторону анализа человеческого капитала этой группы рабочих, акцентируя внимание на владение ими навыков пользования компьютером и анализом перспектив повышения квалификации и получения дополнительного образования. И там и там показатели не слишком радостные: потомственные рабочие имеют ограниченные возможности для профессионального роста и не очень хорошо справляются с новыми информационными технологиями. Также эта группа занятых не склонна верить, что они что-то могут изменить в своей жизни, которая скорее зависит от внешних обстоятельств. Как итог, А.В. Каравай относит потомственных рабочих к социально уязвимым категориям населения [10]: они оказались заперты в рабочих поселках и малых городах без особых перспектив профессионального роста. Радует лишь то, что в современной России такого типа работников не так много среди представителей всего рабочего класса.

Рабочие и организационные модели поведения